КАСТРЕН — ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ПАЛЕОАЗИАТОВ
правитьТворческий гений Кастрена сказался наиболее выпукло в изучении той части сибирских племен, которая стоит в стороне от главной массы так называемых урало-алтайских племен и которой со второй половины XIX века этнографы дают какое-то сборное имя палеоазиатов — древне-азиатов.[1]
Первая часть этого названия относится скорее к первобытности этих племен, которая их отличает даже от самоедов, остяков и тунгусов. Первобытные, — значит, и древние.
Я предложил в другом месте назвать эти племена праазиатами.
Кастрен соприкасался только с уединенной западной группой этих племен, енисейско-кетской. Он набрел на них почти случайно, привлекаемый названием и ожидая найти настоящих угро-остяков, и лишь постепенно убедился, что это язык совершенно другого типа, с префиксами и инфиксами вместо суффиксов и с таким изменением звуков в корнях, какие с трудом поддаются научному определению. Вначале Кастрен пишет об этом языке:
«В сущности этот язык бедный и легко поддающийся изучению» (II, 287).
Но очень скоро он дает о нем другое заключение:
«Самый капризный из всех языков» (II, 281).
Кастрен отдавал этому языку только остатки своего научного внимания и сделав набросок его грамматического строя, радостно замечает, что теперь ему остается больше времени для изучения его основного задания — говоров самоедского языка (II, 292).
И тем не менее в этом беглом наброске, составляющем однако том в 261 стр. с словарным материалом в несколько тысяч слов по коттскому и двум диалектам енисейско-остяцкого языка, — Кастрен сохранил нам драгоценную память коттского языка, ныне, очевидно, исчезнувшего. Я говорю без полной уверенности, так как вообще наши сведения об этой племенной группе, и в частности об ее несомненно существующей отрасли — енисейских остяках — остаются до сих пор столь же неопределенными, как во времена Кастрена.
Во-первых, что касается самого имени, уже Кастрен сразу увидел, что они не имеют общего с настоящими остяками. Тем не менее это имя остается в официальном и научном употреблении, вплоть до настоящего времени, изредка перемежаясь с более простым обозначением: «енисейцы» (предложенным еще Клапротом).
Сами себя они называют ket — человек, что между прочим, приводит на память близко им родственных коттов.
Можно было бы назвать их кеты. Но множественно число от ket «человек» будет deђ люди.
Это deђ напоминает известных «динлинов», «ди» из разных китайских летописей с рыжими волосами и голубыми глазами. По китайским источникам динлины обитали в восточном Китае и южной Сибири. Динлинов многие современные ученые сближают то с белою расою, то с енисейскими остяками; с особенным упорством стараются отыскивать к северу от Алтая и Саянов остатки исчезнувшей белокурой расы.
Я высказал в другом месте свое мнение по этому предмету.[2] О белой расе говорить не приходится, но среди енисейских остяков, в общем черноглазых и черноволосых, попадается определенный процент сероглазых и русоволосых.
Оставляя в стороне динлинов, я предлагаю в дальнейшем называть енисейских остяков кетами.
Столь же неопределенны наши данные о численности кетов. Так, по данным В. Анучина, относящимся к его поездке 1905 г., кеты вымирают, и в двух управах, верхне-имбацкой и подкаменно-тунгусской, числится 144 ясачных души. Из них он видел до 100 ясачных душ — 76 семей. По приблизительному расчету это составляет для обеих управ 106 семей.
Мы не имеем данных о численности членов семьи. Имеем только указание на большую детскую смертность. И в конце концов не можем сказать, сколько людей заключают эти 106 семей.
Помимо этих двух управ, Анучин говорит об остяках нижне-инбацких и сымских, известных нам также из Кастрена, об елогуйских остяках и о северных енисейских остяках, обитающих в районе Туруханска по реке Курейке и по реке Баихе, притоку реки Турухана, и, наконец, еще о тазовских остяках.[3]
Г. И. Рамстедт[4] по частным сообщениям Анучина тоже говорит о вымирании енисейских остяков и определяет их численность в «пару сотен» и даже еще точнее 160 человек, подсчитанных Анучиным. Повидимому, он смешивает ясачные податные души с наличными.
В. В. Радлов и Л. Я. Штернберг сообщают со слов В. И. Анучина ряд дополнительных цифр более общего характера.[5]
В 1838 году было е. о. — 1415 душ обоего пола
" 1859 " " " 911 " " " (по Кривошапкину)
Дальше приводятся сведения только о Верхне-Инбацком роде.
В 1859 г. было е. о. — 551 душ обоего пола (из общего числа в 911 душ)
" 1881-2 " " " 420 "
" 1890 " " " 250 "
О сымском и баишинском (байхинском) родах сказано, что они не существуют и ассимилировались с соседями.
Кастрен указывает численность енисейских остяков около тысячи. Также и по переписи 1897 г. их численность была 988 (533 муж.).
Но вот по данным 1917 г., заимствованным из материалов КИПС и основанным на сообщениях А. Е. Тугаринова, общая численность кетов — енисейских остяков — 1.281 (673 муж.). Из них верхне-инбацкого рода — 641 (332 муж.), подкаменно-тунгусского рода—244 (129 муж.), нижне-инбацкого рода — 366 (194 муж.) и елогуйского рода — 36 (18 муж.).
Баишинские (по р. Баихе) и тазовские енисейские остяки сюда не включены.
Цифры эти во всяком случае не говорят о вымирании, В двух первых родах 461 муж., против 144 ясачных душ, указанных Анучиным.
Между прочим Kai Donner, на основании данных, собранных в 1912 г., тоже опровергает цифры Акучина и указывает численность енисейских остяков около 1100 чел.[6]
Далее Кастрен и Анучин, оба называют енисейских остяков рыболовами и собаководами, впрочем, при самом небольшом количестве собак. Правда, Анучин глухо говорит, что раньше они имели оленей.
В. Передольский в своих полу беллетристических очерках, посвященных енисейским остякам, указывает на существующее у них оленеводство (правда, скорее в виде исключения).
Однако по подробным сообщениям 5 студентов северного рабфака ЛИЖВЯ из племени енисейских остяков, мы лично узнали, что большая половина этого племени являются оленеводами и зиму кочуют с оленями в тайге. Правда, оленей у них немного, 15—20 на семью, но это оленеводство, повидимому, очень древнее. По типу перевозки и езды это оленеводство санное. Сани енисейских остяков приближаются по форме к самоедским. Но в отличие от самоедов енисейские остяки не имеют сторожевых пастушеских собак. На лето енисейские остяки выходят из тайги к Енисею для промысла рыбы и оленей отпускают на волю без всякой охраны, а осенью собирают их в лесу. Волков в округе нет и олени не разбегаются. Из оленных племен только лопари точно также отпускают оленей на лето без охраны. {Любопытно, что в сообщениях Тугаринова указано: «Насколько мы знаем в прошлом это были бродячие оленеводы. В настоящее время оленное хозяйство у них окончательно упало. Редкий хозяин насчитывает 2—3 десятка зверей. У большинства наберется едва лишь несколько штук».
Также и Тугаринов, согласно с Кастреном, Передольским и Анучиным говорит о крайнем обнищании енисейских остяков. Однако элементы обнищания и вымирания у разных авторов представлены различно.}
Часть племени енисейских остяков, живущая к востоку от р. Енисея в районе Подкаменной Тунгусски, оленей не имеет и ездит на собаках, надевая на них характерный пояс с постромками, но без передней шлеи. Эта странная Сбруя существует исключительно по Енисею южнее Туруханска и, повидимому, енисейские остяки являются ее изобретателями. Местные русские заимствовали ее от енисейских остяков. К северу от Туруханска существует собачья упряжь самоедского происхождения с шлеей, проходящей через плечи животного.
Таковы наши новейшие сведения о племени кетов — енисейских остяков.
Что же касается коттов, то их, действительно, нужно считать вымершими. Они обитали значительно южнее кетов в Канском округе по р. Агулу или Малому Кану, составляя во время Кастрена Агульский улус и были соединены вместе с камасинцами и частью качинцев в общую управу. Русские называли камасинцев (улуса Абалакова) лесными камасинцами. Это были, как установлено Кастреном, самоеды. Коттов из Агульского улуса, так же, как и качинцев улуса Угумакова, русские называли степными камасинцами. Во время Кастрена в Агульском улусе было 76 человек, из них говорили по-коттски только 5 человек (II, 379). Близ города Канска тоже было несколько коттских семейств, но все они говорили по-русски.
Относительно агульских коттов Кастрен выражает надежду, что они, быть может, еще долго будут хранить свой язык.
Относительно камасинцев и коттов мы находим любопытные новые сведения в статье вышеупомянутого А. Е. Тугаринова[7] «Последние Калмажи». Кастрен называет камасинцев Kagmásche.
По сообщению Тугаринова котты окончательно исчезли. Современное крестьянское население села Агульского представляет удивительную смесь коттов, карагасов, тунгусов, кетских остяков[8] и русских, но все они говорят по-русски. Две три семьи помнят свое коттское происхождение.
Лесные камасинцы — самоеды, калмажи, настоящие Kagmásche Кастрена, еще помнят отчасти свой язык (9 семей), 7 семей говорят на качинском турецком наречии. Молодое поколение говорит только по-русски и не желает знать туземных языков, ни таежного (самоедско-камасинского), ни степного (турецко-качинского).
Вместе с обрусением калмажи утратили оленеводство. Оно было у них верхового типа, близкое к карагасско-сойотскому. И олень был тоже крупный и сильный, саянской породы.
Между прочим по некоторым сведениям и у современных енисейских кетов олень тоже более крупной породы, чем, например, у тунгусов,
Котты повидимому оленеводства не знали. Об них сообщает Кастрен весьма характерное сведение. Котты жили в чумах, покрытых берестой, также в небольших землянках. Они не имели ни лошадей, ни оленей, и охотились зимою на лыжах, а летом пешком.
Это, стало быть, был народ пеших охотников. Такими же пешими охотниками является часть енисейцев-кетов и кузнецкие шорцы.
Пеший охотничий быт является, конечно, древнейшим бытом праазиатских племен. В северной Канаде он до последнего времени являлся господствующим среди индейских племен, еще не усвоивших коневодства в подражание белым соседям.
Нужно еще упомянуть, что кеты, как и котты и все вообще саянские и алтайские племена, являются ревностными собирателями и копателями съедобных корней, сараны, кандыка и пр. Такое копание корней характерно вообще для праазиатов, даже для самых северных, например, для чукоч. Н. Н. Козьмин[9] характеризует это копание корней, как первобытный земледельческий промысел, но для этнографа это, конечно, типичная собирательная стадия первобытного хозяйства, притом в ее ранней простейшей форме.
По сведениям Тугаринова обруселые потомки камасинцев и коттов еще хорошо помнят об этом собирании корней. Последние лопатки для копания корней вывез в 1914 г. финляндский этнограф Доннер.
Что касается собственно кетского языка, то анализ Кастрена до сих пор остался единственным в своем роде.
В. И. Анучин из сборов своих ничего не опубликовал. На северном рабфаке наша работа с кетскими студентами отнюдь не превзошла работы Кастрена, по крайней мере до сих пор. Свойства языка выявляются, конечно, те же самые. Привожу несколько примеров по записям Н. К. Каргера.
Имена образуют множественное число, изменяя гласный звук в корне.
Глаголы образуют свои формы при помощи префиксов.
Формы глагола переходящего изменяются в зависимости от относящихся к нему дополнений, соответственно их одушевленности или неодушевленности, числу и роду.
Мы записали также несколько текстов, из которых один приводится в конце статьи вместе с подстрочным переводом.
В связи с видимой самостоятельностью кетских флексий, Кастрен называет кетский язык похожим на китайский (II, 281). Место это часто цитировалось.
G. J. Ramstedt даже построил гипотезу относительно возможности связи кетского с индо-китайскими языками.[10]
В сводной таблице он указывает рядом с кетскими корнями тибетские, бирманские, японо-китайские корни.[11]
Правда, сближения его не особенно убедительны. Однако, они получают особое значение в связи с новейшими, довольно настойчивыми сближениями индо-китайских и тибетских языков с американскими.
Так, на XXII съезде Американистов в Риме 1926 г. проф. А. Тромбетти сделал доклад: Origine asialica délie lingue americanae, именно в этом направлении. Там же была возвещена работа американского лингвиста Сапира о сопоставлении тибетского языка с языком Dene в Северной Америке.
Если бы было возможно сблизить с одной стороны самый западный из праазиатских языков Сибири с индокитайскими и тибетскими языками, и с другой стороны продолжить эту связь до Северной и Южной Америки, то азиатско-американская цепь языков и народов, которая в последнюю четверть века выковывается звено за звеном, получила бы дальнейшее укрепление.
Н. Я. Марр указывает несколько сближений шумерских и хеттских, а стало быть, и яфетических, с енисейско-остяцким-кетским.[12]
Шумер, gēte — gěm «женщина», «девушка», «служанка».
Хет. gim «рабыня» в идеограмме текста по чтению специалистов.
Кет. kim, xim, хет «женщина», жена.
Кстати и имя народности кетской совпадает с хеттским.
В палеоазиатских изысканиях Кастрена центральное место занимают сближения кетских этнических элементов с южно-самоедскими.
Само по себе уже открытие и научное определение камасинского племени было довольно замечательно. Кастрен, как указано, нашел камасинцев в ближайшей связи с котт-ской отраслью кетского народа (степные камасинцы).
Камасинцы и котты были татаризированы (ныне русифицированы).
Точно так же были татаризированы арины, которых Кастрен еще нашел в Арийском улусе (60 человек), в непосредственном соседстве с качинцами.
Другое племя той же группы, ассаны, исчезли еще до Кастрена.
Такое же соединение элементов самоедских и кетских представляют и койбалы, племя живущее в верховьях Енисея, а также по Абакану и Согде. Кастрен нашел их тоже вполне татаризированными, но он мог определить, что в их составе пять родов имеют самоедское происхождение, а три рода кетское (енисейско-остяцкое). Их численность была по ревизии 1830 г. 1126 человек.
Несколько стариков при Кастрене еще знали по два три слова своего более древнего языка. Возможные сближения койбальских слов с камасинско-самоедскими и коттско-кетскими приведены у Кастрена в словарях койбальского и карагасского наречий.
Сами себя койбалы называют «туфа». Это племенное и географическое имя в указанной области встречается часто в различных сочетаниях.
С полным основанием Кастрен приходит к заключению, что верхне-енисейские турки — качинцы, сагайцы, койбалы, кизильцы, а также и сойоты с карагасами, по происхождению относятся к самоедам и енисейским остякам. Мысль эту Кастрен повторяет и развивает в различных местах. Я, с своей стороны, считаю ее дающей ключ к разрешению вопроса о западной ветви сибирских праазиатов.
Мысль эта занимала Кастренам в связи с вопросом о так называемой прародине финнов.
Он построил по этому поводу нижеследующий ряд доказательств, нисколько не утративших своей убедительности до настоящего времени.
1. Близкое родство самоедов с финнами. Самоеды и самоедский язык являются крайним восточным членом обширной финно-угорской связи.
2. Непосредственное соседство и очевидная связь южных самоедов с праазиатами — кетами, коттами.
3. Непосредственное соседство южных самоедов и кетов с наступавшими с юга турками. Произошедшее отюда их последующее отуречение.
Конечно, эта цепь доказательств еще не приводит финнов на вершины Алтая, как хотел бы Кастрен. Однако, его соображения о том, что указания китайских летописей на белокурые и светловолосые народы в области Алтая могут относится к финнам, довольно вероятны. Легче допустить финский элемент на Алтае и Саянах, чем индо-европейский или какой-то другой, совершенно неизвестный.
В своей упомянутой выше работе я попытался развить гипотезу об алтайско-саянском происхождении палеоазиатов, совершенно подобную гипотезе Кастрена, с той разницей, что я пришел к Алтаю не с запада, а с востока. Кеты, енисейские остяки послужили для меня последним западным звеном, как для Кастрена последним восточным.
Вместо устарелой теории мировых потопов, которую, впрочем, и Кастрен определяет, как «так называемую», я связал свою этнографическую гипотезу с работою академика П. П. Сушкина о западной границе ангарско-китайского материка, как о важнейшей разделительной черте зоологических, в частности орнитологических пород Евразии. Я старался доказать, что эта разделительная черта имеет не менее важное значение для разделения народов и областей культуры.
В связи с этим я построил вторую половину этой гипотезы, — о древнем расселении народов в северо-восточном направлении вдоль вышеуказанной черты вплоть до Берингова моста и дальше в Америку. Исходным пунктом и для меня, как и для Кастрена, был соединенный алтайско-саянский массив.
И в сущности говоря одна гипотеза только продолжает другую. Соединенные вместе они составляют схему расселения народов по всей ширине круговой европейско-американской северной зоны, в виде двух выгнутых линий, выходящих вместе из того же средне-азиатского угла.
Записал от енисейского остяка Ильи Дибикова (из пригородного Туруханского района) на рабфаке северных и восточных народностей в Детском Селе 15 марта 1927 г, Н. К. Каргер.
- ↑ Название это впервые предложено Шренком, Об инородцах Амурского края. Изд. Академии Наук. СПб. 1883, стр. 256—257.
- ↑ Древние переселения народов в северной Евразии и в Америке. Сборник МАЭ, том VI, 1927. Тоже в докладе Paleoasiatic tribes of Southern Siberia, прочитанном на XXII Конгрессе Американистов в Риме 1926 г.
- ↑ В. Анучин, Предварительный отчет по поездке к енисейским остякам в 1905 г. Известия Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии, № 6. СПб. 1906, стр. 41.
- ↑ G. J. Ramsted, Ober den Urspnrag der sog. Jenissej-Ostjaken. Journal de la Société Finno-Ougrienne, XXIV. Helsingfors, 1907, p. 25.
- ↑ Известия Русского Комитета № 5. СПб., 1905, стр. 11.
- ↑ Kai Donner, Beitràge zur frage nach den Ursprirag der Jenissei-Ostjaken, Journal de la Société Finno-Ougrienne, Helsinki, 1920, I, 3.
- ↑ Северная Азия, 1926, № 1, стр. 75.
- ↑ Кетские остяки это настоящие угро-остяки, живущие по р. Кету, притоку Оби. Впрочем, имя реки Кет, быть может, связано с племенем енисейских кетов.
- ↑ Н. Козьмин, Хакасы, историко-этнографический и хозяйственный очерк Минусинского края. Иркутск, 1925, стр. 123.
- ↑ G. J. Ramstedt, Journal de la Société Fmno-Ougrienne, XXIV. Helsingissä, 1907, стр. 5—3.
- ↑ Kai Donner сближает енисейско-остяцкие корни с тибетскими, индо-китайскими, также корнями языков Hsia-hsia и Si-hia, которые стали нам известны до рукописям, найденным Козловым в городе Карахото (Kai Donner О. С. I, 7).
- ↑ Н. Марр, От шумеров и хеттов к палеоазиатам. ДАН-В 1926. Ноябрь--декабрь, стр. 135.