Карл Великий
правитьИсследователь исторических событий должен прилежно рассматривать и в точности представлять свойства и нравы всех великих людей, которые сделали важные перемены в свете для своего времени и для веков последовавших; ибо чем более дано им блеску при жизни, тем более ложных лучей отсвечивается в потомстве. В одном месте по недоразумению берут их для себя образцами; в другом имя их во зло употребляется для ослепления народа…
Нет сомнения, что Карл Великий представляет важное лицо в истории веков средних. Надеюсь оказать моим читателям услугу, благодарности достойную, сообщив им суждение о сем государе, извлеченное из прекрасной Сисмондиевой средних веков истории, писанной на французском языке. Оно во многих частях справедливее и основательнее всех, какие мне случалось читать о Карле Великом:
«Сей монарх — говорит Сисмонди — приобретший власть над умами современников, жил не в своем веке. Прежде него были люди, которые полудикою своею деятельностью и усилиями покоряли народы просвещенные; напротив того Карл, оставив далеко за собою век свой, покорил варваров силою ума, отличным дарованием, знаниями. Карл Великий, имея способности законодателя и воина, получил еще в удел творческий дух и ту неусыпность, которою держатся государства. Он повлек за собою германские народы на путь просвещения, и при жизни своей видел чудесные успехи; связал варваров с римлянами союзом и соединил их под своим скипетром, наконец положил основание новому порядку в Европе, — и порядок сей поддерживался добродетелями героя, благоговением и удивлением, который он вдыхал в подданных.
Но да не подумают, чтобы правление Карла Великого послужило ко счастью народов. Он виновен пред человеческим родом за своих преемников, за девятое и десятое столетия, несчастнейшие в истории света, за междоусобные войны потомков, за опустошительные нашествия варваров, за ослабление всей Европы, за совершенное расстройство всех государств, за возвращение невежества, которого мрак в девятом веке был гуще нежели в восьмом.
Карл Великий основал почти всемирную монархию, однако не мог он утвердить ее, подобно римлянам, постепенными завоеваниями семьсот лет продолжавшимися, — не мог сделать прочными цепей, соединявших победителей с побежденными, связать их так, чтобы последние поневоле захотели составить одно тело с первыми. Подданные Карла Великого, покоренные в продолжение жизни одного человека, принадлежали собственно ему, а не народу. Отважность порабощенных и любовь к независимости должны были уступить силе. Они потеряли дух мужества и единомыслия, потеряли свое собственное правление, потеряли все способы защищаться; однако не могли полюбить новую монархию. Насильственные Карловы распоряжения чужды были справедливости. Тщетно определил он части для наследников; самодержавная власть его была слаба пред властью времени, и должна была уступить частным выгодам: вот начало войны между наследниками Карла. Ни в военном звании, ни в гражданском не было общего, народного духа; разные племена не могли чувствовать любви к правительству, которое уничтожило многие другие правительства. Итак, не должно удивляться, что норманны и сарацины имели удачу; не должно удивляться, что обширнейшая империя, богатая храбрыми воинами, не могла удержать слабых неприятелей[1] в государстве, которое возникло не из соединения народов, но от власти одного лица; общий дух народный, единомыслие не переходят к другому поколению.
Известно, что преемники Карла Великого были люди обыкновенные, без дарований: но таков порядок в природе. Нельзя надеяться, чтобы завоеватель Европы и основатель новой династии по славном сорокалетнем царствовании оставил достойного, равного себе преемника. Если же предположить, что два или три человека подобных Карлу, один после другого вступали бы на престол франков; в таком случае всемирная монархия конечно устояла бы, но Европа дорого заплатила бы за свои преимущества; люди скорее протекли бы первую половину пути к просвещению; но остались бы на одной степени, подобно китайцам, и государство потеряло бы внутреннюю деятельность, внешнее могущество; потеряло бы чувство чести; погасли бы в нем дарования и добродетели.
Карл Великий затмил, так сказать, свое столетие. Он один сиял на позорище света; витязи его существуют только в сказках и никто из современников его, никто из людей живших после его смерти не прославил своего имени. Прежде его не было недостатка в великих людях. Из числа народов покоренных Карлом, каждый имел государей, достойных жить в истории. Прежде его целая половина человеческого рода не была подвластна одному начальнику, не была орудием одной воли.
Карл умер в 814 году; с ним вместе погас блеск империи, и части основанной им монархии находились под владением потомков его только семьдесят три года. Настало правление вялое, недеятельное, которое окончилось царствованием Карла Толстого. Сей государь, последняя отрасль Карловского поколения, свержен с престола 887, и в следующем году умер.»
Сисмонди Ж.Ш.Л. де Карл Великий: (С нем.) / [Извлечено из Сисмондиевой Средневековой истории, пис. на фр. яз.] // Вестн. Европы. — 1807. — Ч. 35, N 18. — С. 90-95.
- ↑ Норманны и сарацины были тогда в сравнении со франками и с итальянцами то, что ныне татары с европейцами. — Руссо в своем Общественном договоре предсказывает, что татары и монголы еще один раз покорят Европу. Это может сбыться тогда только, когда возникнет всемирная империя: и в таком случай надобно ожидать события прежде двух столетий.