В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений в 13 томах. Том третий
Статьи и рецензии 1839—1840. Пятидесятилетний дядюшка
Издательство Академии Наук СССР, Москва, 1953
37. Калеб Виллиамс. Сочинение В. Годвина. Перевел с английского С. Г. Санкт-Петербург. 1838. В типографии Александра Смирдина. Четыре части: I — 224, II — 196, III — 244, IV — 271 (12). 1
Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… 1 С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец». Во-первых: в романе художественности не бывало, вещь он сделанная, и, надо сказать правду, сделанная мастерски, если бы не два ужасные недостатка — убийственная растянутость и самый английский, т. е. самый несносный морализм. Если бы переводчик из четырех частей сделал две, сократив длинноты и выпустив моральные сентенции, — то сказка была бы славная. В самом деле, в этом сочинении есть мысль, и многое выражено в нем и резко и сильно, сколько это может быть в сделанном, а не созданном произведении. Участие читателя разделено между двумя лицами: г. Фальклендом и Виллиамсом Калебом. Первый — дворянин, человек с сильным и благородным характером, но и с предрассудками касты: для него ужасно сделать преступление, но еще ужаснее видеть свое преступление открытым, а себя подверженным суду общества. Калеб служит у него чем-то вроде секретаря; замечает в нем ужасные странности, как будто муки раскаяния, и, влекомый какою-то непреодолимою враждебною силою, употребляет все усилия своего ума проникнуть в роковую тайну. По несчастию, он достигает своей цели: господин его, бывший для него идеалом ума, благородства и высоких добродетелей, — убийца трех человек. Фалькленд объявляет Калебу, что с сих пор он прикован к нему неразрывными узами и не должен и думать о том, чтобы оставить его. Калеб бежит; Фалькленд объявляет его виновным в покраже вещей. Калеб в тюрьме; бежит из нее, попадает в шайкуворов, спасается от них в Лондон; невидимое влияние Фалькленда, как проклятие, везде преследует его, отравляет его жизнь. Он решается объявить Фалькленда убийцею. Начинается суд. Страдальческий вид Фалькленда умиляет Калеба: в своей обвинительной речи он искренно изъявляет свое раскаяние, что решился на обвинение. Фалькленд признает себя побежденным, во всем сознается и умирает. Хорошо также очерчен характер Тирреля, врага Фалькленда. Вообще, если из четырех частей этого романа сделать две, — то роман читался бы с наслаждением; но будучи растянут на четыре части, — и убийственно тяжел и утомителен. За каждую минуту удовольствия вы должны поплатиться десятью скуки, по пословице: «Ложка меду да бочка дегтю». Перевод тяжел.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьВ третий том настоящего издания входят статьи, рецензии и заметки Белинского, напечатанные в «Моск. наблюдателе» (январь — июнь 1839 г.), в «Отеч. записках» (август 1839 г. — январь 1840 г.), в «Литер. приб. к Русск. инвалиду» (август — декабрь 1839 г.) и в «Литер. газете» (первая половина января 1840 г.).
Кроме того, в том включена драма Белинского «Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь», впервые поставленная в Москве 27 января 1839 г. и напечатанная в N 3 «Моск. наблюдателя» за 1839 г.
Уже в феврале 1839 г. Белинский решил оставить «Моск. наблюдатель», который выходил под его редакцией с марта 1838 г. Он писал Станкевичу в письме от 29 сентября — 8 октября 1839 г.: «Еще в посту я вздумал бросить „Наблюдатель“, который давал мне слишком мало выгод, брал всё мое время и был причиною ужаснейших огорчений… Участие приятелей моих прекратилось — я остался один; цензура теснила» (см. ИАН, т. XI).
В феврале 1839 г. Белинский просил И. И. Панаева поговорить с Краевским о сотрудничестве его (Белинского) в «Отеч. записках» и «Литер. приб. к Русск. инвалиду» (письмо к Панаеву от 18/11 1839 г.), но при условии, что Краевский не посягнет на независимость его (Белинского) убеждений. Белинский писал: «…я продаю себя… не стесняя при том моего образа мыслей, выражения, словом, моей литературной совести, которая для меня так дорога, что во всем Петербурге нет и приблизительной суммы для ее купли». Предложение Панаева пригласить Белинского в «Отеч. записки» на правах не рядового сотрудника, а ведущего критика, встретило возражение со стороны Краевского, который пригласил в журнал бездарного критика В. С. Межевича (см. «Белинский и его корреспонденты», М., 1948, стр. 203; Панаев. Литер. воспоминания, Л., 1950, стр. 125, 130—131, 138—139, 287). Однако вскоре выяснилось, что Межевич оказался совершенно неспособным вести отдел критики в «Отеч. записках», и Краевский, для сохранения журнала, вынужден был обратиться к Белинскому. 20 июня 1839 г. он написал письмо Панаеву, жившему тогда в Москве, что соглашается на все условия Белинского и предлагает ему отдел критики и библиографии (Панаев. Литер. воспоминания, стр. 188). Белинский принял предложение Краевского (см. письмо к Краевскому от 5/VII 1839 г.). В течение июля — октября 1839 г. Белинский был московским корреспондентом изданий Краевского (первым выступлением Белинского в изданиях Краевского была рецензия на «Новейший и самый полный астрономический телескоп», напечатанная в «Лит. приб. к Русск. инвалиду» от 12/VII1 1839 г.). В начале 20-х чисел октября 1839 г. Белинский, вместе с гостившими в Москве Панаевыми, выехал из Москвы (см. А. А. Корнилов. Молодые годы Михаила Бакунина, М., 1915, стр. 523 и «Русский архив» 1902, т. III, стр. 480).
По приезде в Петербург Белинский становится основным сотрудником и фактическим редактором таких отделов «Отеч. записок», как «Критика» и "Современная «библиографическая хроника»; одновременно он принимает участие как сотрудник в «Литер. приб. к Русск. инвалиду», которые в 1840 г. были переименованы в «Литер. газету».
Статьи и рецензии, включенные в настоящий том, относятся к тому периоду, когда Белинский в поисках правильного мировоззрения пришел на непродолжительное время — к «примирению» с действительностью. Наиболее характерны для этого периода статьи-рецензии о «Бородинской годовщине» Жуковского, об «Очерках Бородинского сражения» Ф. Глинки, о «Горе от ума» Грибоедова, а также статья «Менцель, критик Гёте».
В этих статьях нашли отражение философские заблуждения Белинского, наиболее глубоким из которых было представление, будто историческое развитие общества определяется непреложными законами, исключающими возможность какого бы то ни было воздействия людей на ход истории. Это ошибочное представление сказалось и на политических взглядах Белинского, приведя его, в частности, к признанию «разумности» самодержавия (см. статьи NN 92 и 123 и примечания к ним).
Однако и в эту пору Белинский продолжал отстаивать интересы народа, выступал как противник крепостного права, правительственной идеологии и казенной религии, боролся с реакционной литературой и журналистикой. В статьях «примирительного» периода, вопреки их ошибочным философским основаниям, содержится много ценных высказываний как по общим вопросам искусства (учение о единстве формы и содержания, теория типизации и т. д.), так и в оценке отдельных произведений русской литературы (например, «Ревизора» Гоголя).
Период «примирения с действительностью» не был продолжительным — уже осенью 1840 г. Белинский полностью отказался от своих «примирительных» взглядов (см. его письмо к Боткину от 4/Х 1840 г. — ИАН, т. XI).
1. «Моск. наблюдатель» 1839, ч. II, N 3 (ценз. разр. 1/III), отд. IV, стр. 25-27. Без подписи.
2. Хвалебные отзывы о «Калебе Виллиамсе» были напечатаны в «Библиотеке для чтения» (1838, N 11, отд. VI, стр. 17-18) и «Сыне Отечества» (1838, N 9, отд. IV, стр. 68).