Как мне пришла мысль заняться усовершенствованием балалайки (Андреев В.В.)

Полностью публикуется впервые. См. ед. хр. 26, л. 9—14. Отрывок из воспоминаний под названием «Начало пути» опубликован в журнале «Музыкальная жизнь», 1961, № 1, с. 8.

Дата документа — 1913 г. — установлена по содержанию воспоминаний Андреева. Можно предположить, что статья предназначалась для опубликования в американской печати. В оригинале после слов: «не останавливается ни перед какими жертвами, чтобы довести дело до конца» — нмеется приписка Андреева: «С любезного разрешения редактора и добродушного американского читателя я позволяю себе сделать маленькое отступление <...> Я был очень согрет американской публикой, мои благодарные воспоминания будут жить со мной до конца». Были ли опубликованы воспоминания в Америке, выяснить не удалось.


Это было лет тридцать тому назад[1]. Был тихий июньский вечер. Я сидел на террасе своего деревенского дома[2], выходящей на широкий двор, обнесенный сельскохозяйственными постройками с двумя флигелями по бокам, и наслаждался тишиной деревенского вечера. Эта тишина в деревне наступает как-то сразу. Сейчас только еще раздавались человеческие голоса, в полях скрип колес, мычание коров и прочее, но с окончанием полевых работ все как-то сразу погружается в тишину сладкого отдыха, оберегаемого самой природой. Кажется, что деревья боятся пошевелить листьями, чтобы не нарушить необходимый покой много потрудившихся людей. Бывает так тихо, что за много верст слышен какой-нибудь звук, который днем не услышишь и в 20 шагах. Я люблю эту тишину…

В такой именно вечер из одного из флигелей для рабочих я вдруг услыхал неведомые для меня звуки. Я различил ясно, что играли на струнном инструменте. Игрок наигрывал плясовую песню, вначале довольно медленным темпом, а потом все быстрее и быстрее. Звуки разгорались все ярче, мелодия лилась полная ритма, неудержимо подталкивая к пляске. По двору шла работница с ведрами воды на плечах. Я заметил, как тяжелые ведра заколыхались и из них полилась вода, а ноги крестьянки стали быстрее выделывать фигуры в такт с музыкой. Я почувствовал, что и собственные мои ноги стремятся проделать то же самое и что одна нога давно уже пристукивает в такт песни, исполняемой на неведомом инструменте невидимым игроком. Недолго продолжались эти чудеса. Я сорвался с места и побежал к флигелю, откуда неслись звуки. Передо мной на ступенях крыльца сидел мой работник, крестьянин и играл на… балалайке! Я видел уже раньше этот инструмент в маленьких лавках на окнах, но никогда еще не слыхал игру на нем. Я был поражен ритмичностью и оригинальностью приема игры на балалайке и никак не мог постичь, как такой убогий с виду, несовершенный инструмент, только с тремя струнами, может давать столько звуков!

Присмотревшись внимательно, как играл Антип [имя работника], и прося его тут же показать некоторые приемы игры, я отобрал от него балалайку. А через неделю я уже играл на ней не хуже самого учителя, чем он был немало огорчен, негодуя, что в такой короткий срок ученик стал чуть не выше учителя. Правда, репертуар, которым располагал мой учитель, был невелик, да и вообще балалайка в то время не могла дать более благодаря своей примитивности, то есть на ней не было даже постоянных ладов, а они навязывались из тех же струн, и было их всего счетом семь. Строй был диатонический, то есть без полутонов, и весь инструмент стоил всего 15—25 копеек! Можно себе представить, какая была эта работа и из какого материала, и тем не менее я все-таки и в то время был поражен звуками и особенностью эффектов этого русского народного инструмента, по своей оригинальности резко отличавшегося от всех других ранее мною слышанных народных инструментов. Я помню, что тогда же как каленым железом выжглась в мозгу мысль: играть самому и довести игру на балалайке до совершенства! Не знаю, что сильнее руководило мной — инстинкт или национальное чувство. Я думаю, что было и то и другое, а соединение дало мне ту силу, которая не знает на своем пути преград и не останавливается ни перед какими жертвами, чтобы довести дело до конца <...>

Ни одно из искусств так не действовало на меня, как музыка. Уже 14-ти лет от роду я играл самоучкой на 12 инструментах, не зная ни одной ноты. Как это ни странно, при всей моей любви к музыке систематические занятия ею шли у меня очень туго и я приводил в отчаяние своих учителей. Однако из всех инструментов более других я любил скрипку и удивлял моего учителя своими виртуозными способностями[3]. Но, наткнувшись на балалайку, я все для нее оставил: меня влекла к ней точно какая-то стихийная сила, и я вместо скрипача стал балалаечником, чем немало огорчил своего профессора. Но сам я ни минуты не раскаиваюсь в этом, ибо каким бы ни сулила мне судьба сделаться скрипачом, хотя бы даже самым знаменитым, это было бы для меня только лишь искусством для искусства, не более. Я же работаю для идеи, которая наполняет особым светом мою жизнь, сопряженную подчас с непосильными трудностями и даже страданиями. Но все это искупается сознанием той пользы, которую должна принести такая работа множеству людей. Я не буду перечислять, сколько затруднений пришлось мне преодолеть, чтобы довести свое дело до того состояния, в каком оно находится сейчас. Скажу лишь только, что приходилось выработать все размеры инструментов для образования из них семейств; создавать репертуар; находить людей, которые могли бы посвятить себя этой новой специальности; учить игре на народных инструментах отдельных лиц, образовывать из них ансамбль, работать над этим ансамблем; создавать систему и школу обучения; бороться с укоренившимся в обществе предрассудком относительно непригодности балалайки как музыкального инструмента, и наконец, помимо труда, истратить на это дело все свое состояние, оставленное мне отцом. Одним словом, моя работа напоминала работу человека в первобытном лесу. Но, слава богу, я нашел достаточно сил, чтобы все это преодолеть. Со временем я с благосклонного разрешения читателей поделюсь с ними отдельными эпизодами, случившимися со мной во время долголетней и нелегкой моей работы по усовершенствованию инструментов и созданию из них моего оркестра. А теперь ограничусь перечислением положительных результатов, полученных мной в России и за границей за 24 года моей деятельности.

После первого моего концерта на балалайках, состоявшегося в Петербурге в 1888 году в марте месяце (участников-исполнителей в то время было всего 8 человек вместе со мной)[4], появилось множество желающих играть на этих инструментах. Я охотно посвящал все свое время на уроки и на безвозмездные занятия с учениками, которых было множество. Через три года появилось несколько любительских кружков, в организации которых я также принимал деятельное участие, помогая своими указаниями и советами. Количество играющих быстро возрастало. Во многих гимназиях молодежь устраивала у себя оркестры. В частных обществах и различных учреждениях образовывались кружки играющих. Моя артистическая поездка с оркестром по России в 1891 году вызвала спрос на эти инструменты и в провинции[5]. Для проведения этих инструментов непосредственно в народ, то есть в деревню, я стал делать опыты обучения нижних чинов (солдат) в войсках гвардии [рассчитывая на то], что по окончании службы солдаты, возвратившись в деревню, явятся лучшими проводниками в народ этой музыки. Так я работал с 1891 по 1897 год в шести полках. Результаты, полученные мной, были таковы, что я получил приглашение еще из 10 полков, которые пожелали иметь у себя балалаечные оркестры. Но я уже не мог один удовлетворить эти требования и составил доклад государю об утверждении штата преподавателей народной музыки в войсках.

В 1898 году, то есть ровно через 10 лет после первого концерта, я дал юбилейный концерт, в котором могли принять участие 380 человек любителей-балалаечников под моим управлением. По настойчивым просьбам из полков, из собственной его величества канцелярии были отпущены средства на содержание 16 человек моих помощников для обучения в войсках. Мне была дана пожизненная пенсия за восстановление и усовершенствование древнерусских народных музыкальных инструментов. Таким образом, по моему проекту образован был в 1898 году штат преподавателей народной музыки в войсках гвардии. Этот штат был в моем непосредственном ведении и под моим наблюдением. Ныне в различных полках обучается до 600 человек, из них выбираются наилучшие исполнители и в количестве 300 человек ежегодно выступают в концертах в пользу инвалидов под моим управлением в Мариинском императорском театре в Петербурге. Такая деятельность штата преподавателей в гвардии вызвала подражание и в армии, где также организовалось множество оркестров по примеру Петербурга.

Из моих помощников-преподавателей, отлично владеющих инструментами, состоит часть моего оркестра, который пополнен мной наиболее талантливыми исполнителями, прошедшими школу игры под моим личным руководством. Ныне количество участников оркестра доходит до 46 человек <...>

Попечительство народной трезвости открыло у себя классы на 50 человек для обучения простого народа игре на усовершенствованных мной инструментах. Но в первые же три дня записалось свыше 300 человек! Попечительство расширило свою деятельность, и ныне обучается там свыше 400 человек простых рабочих и ремесленников. В провинции дело также разрастается из года в год. Вот цифры, показанные собранной мной статистикой за три года:

1895-й год — продано балалаек и домр на 90000 рублей,
1896-й год — продано балалаек и домр на 1 миллион 20 тысяч рублей,
1897-й год — продано на полтора-два миллиона рублей в год.

Теперь, конечно, эти цифры значительно выросли. Нет города в России, где бы в гимназиях, школах и т. п. не было бы оркестра балалаечников. Есть детские оркестры в 20—30 человек, где старшему 11—12 лет, исполняющие наизусть 30—40 пьес!

Что же касается иностранных государств, то мои поездки с оркестром в Германию, Англию и Америку вызвали повсюду образование оркестров из усовершенствованных мной инструментов и спрос на них растет непрерывно, не говоря уже о том, [какое распространение имеют эти инструменты] в частных обществах и среди интеллигенции. В Германии и Англии оркестры балалаек вводятся в войсках по образу русских полков. Так, в Германии, в Данциге, образовался оркестр балалаечников в Первом лейб-гусарском полку. В Англии — в Гольдстримском полку <...>

Примечания править

  1. Ориентировочно — в 1883 г., так как воспоминания были написаны в 1913 г.
  2. Имеется в виду дом Андреева в селе Марьино Вышневолоцкого уезда Тверской губернии.
  3. Педагогом Андреева по скрипке был Н. В. Галкин (1850—1906) — ученик Л. С. Ауэра, по классу которого он окончил в 1872 году Петербургскую консерваторию. Солист оркестра Мариинского театра, профессор Петербургской консерватории.
  4. Первый концерт Кружка любителей игры на балалайках под руководством Андреева состоялся 20 марта 1888 г. в зале Кредитного общества в Петербурге. Исполнители: В. В. Андреев, А. А. Волков, В. А. Панченко, А. В. Паригорин, Ф. Е. Реннике, А. Ф. Соловьев, Д. Д. Федоров, Н. П. Штибер.
  5. Поездка состоялась по Волге и Кавказу летом 1891 г. Под оркестром Андреев имеет в виду здесь Кружок любителей игры на балалайках.


  Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.