Мэри и Чарльз Лемб
правитьШекспир, рассказанный детям
правитьМ., «Московский рабочий», 1994.
Текст печатается по изданию: «Шекспир, рассказанный детям», издание А. Мамонтова, 1865 г.
В то время когда Франция разделялась еще на провинции или герцогства, в одном из таких отдельных герцогств царствовал похититель престола, брат прежнего законного, теперь же изгнанного правителя. Законный правитель, изгнанный из своих владений, удалился с немногими верными приверженцами в Арденскии лес и проживал в этом диком месте, между тем как вероломный похититель его власти собирал большие доходы с его подданных и обогащал свои имения. Жизнь в лесу, свободная и беззаботная, так понравилась изгнанникам, что они ни за что не променяли бы ее на жизнь прежнюю, придворную, правда, роскошную и великолепную, но в то же время церемонную и скованную приличиями. Здесь, в лесу, они жили подобно англичанину Робин Гуду; они весело проводили время в обществе молодых людей благородных фамилий, каждый день собиравшихся у них. Летом, расположившись обыкновенно под тенью ветвистых деревьев, они любовались на забавные игры диких оленей. Эти пестрые, игривые создания так им нравились, что только по необходимости они решались убивать их себе для пищи. Когда же в зимнее время холодный ветер заставлял герцога живо чувствовать свое плачевное положение, он и тут с геройским терпением оставался вполне доволен:
— Эти холодные ветры, — говорил он, — от которых зябнет тело мое, хорошие советники; они верно и без лести описывают мое положение и хотя больно кусают меня, но зубы их не так остры, как злоба и неблагодарность. Что бы ни говорили против несчастия, я уверен, что и оно имеет немало хороших сторон; оно похоже на жабу, ядовитую и отвратительную с виду, но в голове которой заключается драгоценный камень.
Таким образом, мы видим, что герцог был философ, и сущностью его философии было то, что каждый предмет, что все случаи человеческой жизни имеют хорошую сторону. Живя в лесу, вдали от общественной жизни и шумного света, он не растерялся, не струсил перед природой и ее силами. В деревьях он нашел живой язык, в ручьях — книги, в камнях — проповеди. Он понимал их жизнь и беседовал с ними как с людьми.
У этого герцога-пустынника была дочь Розалинда, которую похититель власти, Фредерик, не изгнал вместе с ним, но оставил при дворе в качестве подруги своей дочери Целии. Обе девушки, несмотря на вражду своих отцов, были действительно очень дружны между собой. Целия, как только могла, старалась вознаградить Розалинду за несправедливость своего отца; и если иногда мысли о несчастном положении изгнанника и сознание собственной зависимости от похитителя огорчали Розалинду, Целия старалась всеми силами успокоить и утешить ее.
Однажды, когда Целия, по обыкновению, старалась как-нибудь развлечь и развеселить свою кузину, в комнату вошел слуга и передал им приглашение герцога присутствовать при состязании, которое сейчас должно начаться перед дворцом. Целия согласилась посмотреть на это зрелище в надежде хоть немного развлечь Розалинду.
Борьба, сделавшаяся теперь профессией паяцев на деревенских ярмарках, в то время была в большом ходу при дворе принцев. Даже прекрасные принцессы любили смотреть на это зрелище. Придя на место борьбы, Целия и Розалинда увидели, что эта забава могла иметь трагический исход. Одий из борцов был высокий и сильный мужчина, очень опытный в борьбе и убивший в подобных состязаниях уже несколько человек, а другой — молодой и неопытный юноша, в первый раз выходивший на борьбу. Бойцы казались такими неравными в силах, что из зрителей никто не сомневался, что юноша будет убит при первой же схватке со своим страшным противником.
— А! И вы пришли посмотреть на борьбу, — сказал герцог вошедшим девушкам. — Жаль только, что борьба не доставит, кажется, вам много удовольствия: противники совсем не под пару друг другу. Я убеждал этого юношу отказаться от состязания, но безуспешно; попробуйте, не удастся ли это вам.
Девушки с удовольствием взяли на себя его доброе поручение, и сперва Целия стала уговаривать молодого незнакомца отказаться от борьбы, а за ней и Розалинда. Но слова Розалинды, полные теплого, действенного сочувствия к юноше, вместо того чтобы остановить его воинственные стремления, усилили их. Воодушевленный ее вниманием, он во что бы то ни стало решил доказать свою храбрость и отличиться перед глазами очаровавшей его девушки. Он объявил Целии и Розалинде, что не откажется от своего намерения и не исполнит их просьбы. Но отказ свой выразил в таких скромных и приличных словах, что прежнее участие их к нему увеличилось еще более.
— Прекрасные девушки, — сказал он, — мне грустно, что я не могу удовлетворить вашей просьбы. Пусть лучше ваши добрые желания и ваши взоры сопровождают меня в борьбе. Если я буду побежден, стыд падет на одного меня и он не будет тяжел мне — человеку, не отличающемуся никакими достоинствами. У меня нет друзей, и я охотно умру в полной уверенности, что не заставлю никого грустить по себе.
Провожаемый сочувствием молодых девушек, юноша выступил на арену. И Целии и Розалинде — обеим хотелось победы молодому борцу, но добрые желания и сочувствие Розалинды были горячее. Вспомнив слова юноши, что у него нет друзей и что он без сожаления готов умереть, она сравнила его положение со своим и убедилась, что он несчастен не менее ее. Во время борьбы она следила за ним и его опасным положением с такой любовью и самозабвением, что, не ошибаясь, можно было заключить о ее сердечном влечении к молодому борцу… Юноша же, воодушевляемый сочувствием молодых девушек, делал чудеса. Ударив своего противника о землю с такой силой, что тот некоторое время не мог выговорить ни слова, он довершил свою победу. Храбрость и искусство, выказанные юношей, очень понравились герцогу Фредерику. Желая взять его под свое покровительство, он спросил юношу о его имени и месте рождения. Юноша назвался Орландо, младшим сыном Ролланда Дебуа. Этот дворянин, умерший несколько лет тому назад, при жизни был верным подданным и другом изгнанного герцога. Поэтому, когда Фредерик услыхал об этом, все его расположение к храброму юноше обратилось в неприязнь, и он ушел в дурном расположении духа с места борьбы. Колеблемый удивлением к мужеству молодого человека и ненавистью к памяти его отца, герцог сказал, уходя, что он желал бы, чтобы Орландо был сыном другого человека. Напротив, Розалинда с величайшей радостью услыхала, что юноша, к которому она почувствовала сердечное влечение, был сыном старого приятеля ее отца. Она рассказала Целии, как отец ее любил покойного Ролланда.
— И если бы я, — прибавила она, — знала, что этот молодой человек его сын, я слезы присоединила бы к моим просьбам — отказаться от борьбы.
Внезапное неудовольствие, выраженное герцогом, привело юношу в недоумение. Заметив это, Целия старалась ободрить его, повторяя лестные отзывы, сделанные о нем прежде. А Розалинда, желая сделать что-нибудь более приятное для сына Ролланда, сняла со своей шеи цепочку и, отдавая ему, сказала:
— Возьмите эту безделку на память обо мне. Я бы желала сделать вам подарок более драгоценный, но… но — я несчастна!
Оставшись вдвоем с Целией, Розалинда поминутно вспоминала юного борца, так что Целия не могла не заметить, что кузина ее полюбила его всей душой.
— Может ли быть, чтобы ты так скоро влюбилась в этого юношу? — спросила ее Целия.
— Герцог, мой отец, был очень привязан к его отцу, — отвечала Розалинда.
— Из этого, однако же, не следует, что ты непременно должна влюбиться в него, — возразила Целия, — все равно как из того, что мой отец терпеть не может его отца, не следует, что и я должна ненавидеть Орландо.
Но оставим на время молодых девушек и обратимся к разгневанному герцогу.
Гнев его, причиной которого был сын Ролланда, был нешуточный. Юноша напоминал ему, сколько друзей между дворянами имеет изгнанный правитель. Раздумывая об этом, он вспомнил о Розалинде и на эту несчастную девушку решил излить весь яд своей злобы. Он и прежде всегда недолюбливал свою племянницу за любовь к ней простого народа, который чтил в ней, кроме добродетели и несчастья, память отца.
Раздраженный вошел он в комнату, где Целия с Розалиндой разговаривали о Ролланде, и грозным голосом приказал Розалинде немедленно оставить дворец и удалиться в изгнание к своему отцу. На все просьбы и мольбы Целии он оставался непреклонным, говоря, что только для нее терпел до сих пор Розалинду во дворце.
— Но ведь я тогда была еще так молода, что не умела оценить ее; я тогда не просила вас, — сказала Целия, — оставить ее при мне. Зачем же вы оставили ее и хотите теперь, когда я знаю ей цену, когда мы столько времени спали на одной постели, вставали в одно время, учились, играли, ели вместе, — разлучить нас! Но я… я не могу жить без нее.
— Ты ошибаешься в ней, Целия, — сказал ей отец. — Она слишком хитра для тебя. Ее кротость и молчаливое терпение говорят в ее пользу перед народом и вызывают с его стороны сожаление к ней. Заступаться за нее тебе непростительно. В ее отсутствие ты одна будешь казаться прекрасной и добродетельной. Поэтому не смей говорить ни слова в ее защиту. Решение мое твердо.
Целия, видя, что не может убедить отца позволить Розалинде остаться во дворце, великодушно решилась последовать за ней в изгнание. Не долго думая, они в ту же ночь оставили дворец и ушли вместе искать в Арденском лесу изгнанного герцога, отца Розалинды.
Рассудив, что двум молодым девушкам не совсем безопасно путешествовать в богатом платье, Целия, чтобы скрыть свое звание, предложила Розалинде переодеться в простое крестьянское. Розалинда согласилась с ней, прибавив, что будет еще безопаснее, если одна из них оденется мужчиной. Таким образом, они решили, что Розалинда, которая была выше ростом, оденется крестьянином, а Целия крестьянкой, и будут называть друг друга братом и сестрой; Розалинда примет имя Ганимеда, а Целия — Алиэны. Переодевшись и взяв с собой деньги и драгоценности, эти прекрасные принцессы отправились в далекий путь. Мы говорим «далекий» потому, что они должны были пройти все довольно обширные владения герцога, чтобы добраться до Арденского леса. Розалинда (или Ганимед, как она назвала себя) с мужской одеждой, казалось, приобрела и мужскую храбрость. Желая хотя чем-нибудь выразить верной Цели и свою благодарность за ее решимость сопровождать ее в такой тяжелый путь, Розалинда выказала во время путешествия столько веселости, как будто в самом деле была деревенским парнем, смелым братом милой Алиэны. Достигнув Арденского леса, они, как ни старались, не могли там найти ни одной порядочной гостиницы вроде тех, которые часто попадались им по дороге туда. Голод и усталость так овладели ими, что Ганимед, во время дороги занимавший свою сестру веселыми рассказами и остроумными замечаниями, теперь откровенно признавался, что до того устал, что готов обесчестить свой мужской костюм и закричать как женщина. Алиэна же объявила, что она просто не может идти дальше. Вспомнив, однако же, принятую на себя роль мужчины — существа более сильного, — Ганимед решился ободрять слабую женщину. Прикрываясь маской храбрости, он сказал своей новой сестре:
— Милая Алиэна, не тужи. Нам недалеко уже идти. Мы достигли цели своего путешествия: мы в Арденском лесу.
Но эти ободрения плохо действовали. Они хотя и были в Арденском лесу, но совершенно не знали, как найти герцога. И действительно, путешествие их могло бы худо кончиться: они легко могли заблудиться в лесу и умереть с голоду. Но небо сжалилось над ними: в то время, когда, потеряв почти надежду, страшно утомленные долгой дорогой, они сидели в унынии на траве, из-за деревьев показалась чья-то фигура, в которой, когда она приблизилась к ним, они узнали крестьянина. Храбрость опять воротилась к Ганимеду, и он обратился к прохожему с такими словами:
— Пастух, если в этом пустынном лесу можно за деньги найти ночлег и ужин, то, будь добр, проводи нас в такое место, только поскорее, потому что спутница моя, моя сестра, ужасно устала от долгого пути и голода.
Крестьянин, оказавшийся батраком пастуха, объявил им, что дом его хозяина назначен в продажу и что поэтому едва ли они найдут там себе ужин. Он, впрочем, приглашал их с собой и обещал постараться угостить их чем может. Надежда придала путникам силы. Следуя за ним, они скоро дошли до дома его хозяина. На деньги, взятые с собой из дому, они, нимало не медля, купили дом и стадо пастуха, а парня, провожавшего их, оставили у себя в работниках.
Получив таким счастливым случаем в свое владение маленький домик и целое стадо, — следовательно, будучи обеспечены материально, — они решили остаться в этом месте до тех пор, пока не узнают, в какой части леса живет герцог. Усталость скоро прошла, и новый род жизни так понравился им, что они в самом деле вообразили себя пастухом и пастушкой. Ганимед вспоминал иногда, что он был когда-то принцессой Розалиндой, полюбившей так внезапно храброго Орландо, сына Ролланда, покойного друга ее отца. Ганимед думал, что он теперь далеко от них, по крайней мере на расстоянии стольких же миль, сколько они прошли в своем путешествии. Но скоро выяснилось, что Орландо находится гораздо ближе, именно в этом же Арденском лесу.
Орландо, как известно, был младший сын Ролланда. Умирая, отец поручил его старшему сыну своему Оливеру, приказав заниматься воспитанием брата и заботиться о нем, как того требовало их старинное дворянское имя.
Оливер оказался плохим братом. Не исполняя предсмертной воли своего отца, он не занимался образованием Орландо, и тот вырос неученым, не получившим должного воспитания. Но Орландо так походил характером и природным складом своего ума на отца, что, несмотря на отсутствие всякого образования, казался юношей, воспитанным с величайшей заботливостью. Его красивая наружность и благородные манеры возбудили даже зависть в старшем брате; эта зависть со временем усилилась до того, что Оливер захотел погубить его. Он подговорил своих друзей убедить Орландо сразиться с тем борцом, который, как мы уже говорили, убил в борьбе нескольких человек. Все это не могло скрыться от Орландо, и фраза, обращенная к принцессам, что он охотно умрет, потому что не имеет друзей, сказана была им именно под влиянием этих грустных воспоминаний. Когда же, против всякого ожидания, Орландо остался победителем в борьбе, зависть и злоба Оливера вышли из границ. В исступлении он клялся, что ночью подожжет комнату своего брата. Но замыслы его не скрылись от Орландо. Один старый и верный слуга Ролланда, любивший Орландо за сходство его с покойным отцом, случайно подслушал злобные клятвы Оливера. Не медля, он решил предупредить Орландо:
— О мой милый господин, мой дорогой господин — живой портрет старого Ролланда, зачем вы так добродетельны? Зачем вы так прекрасны, сильны и мужественны? Зачем победили вы этого знаменитого борца? Молва о вашем подвиге пришла домой раньше вас.
Орландо, удивленный словами старика, спросил: что он хочет сказать этим? Тогда тот рассказал, что Оливер, завидуя народной любви к Орландо, при слухе о новой славе его решился погубить брата мучительной смертью: поджечь ночью его комнату. Старик предлагал Орландо немедленно бежать. Зная, что у молодого человека нет денег, Адам (так звали этого доброго старика) принес свой маленький капитал и сказал:
— У меня есть пятьдесят крон, которые я скопил на службе у вашего отца. Я берег их на свою старость. Добрый господин! Тот, кто дает пищу воронам, не оставит и меня. Золото это вы возьмите, а мне, старику, позвольте остаться при вас в должности слуги, которую я буду исполнять не хуже молодого.
— Добрый старик, — сказал ему на это растроганный Орландо, — пойдем вместе со мной. Я надеюсь, что мы найдем средства к жизни прежде, чем истратим накопленные тобой деньги.
В тот же день Орландо и верный слуга его отправились вместе в путь. Идя наудачу, они случайно попали в Арденский лес, где испытали то же, что Ганимед и Алиэна. Отыскивая какое-нибудь жилище, они истощили последние силы.
— Дорогой мой господин, — сказал наконец Адам, — я умираю с голоду и не могу идти дальше.
Затем, простившись с Орландо, он лег на землю в полной уверенности, что это место будет его могилой. Орландо видел, что старик действительно едва жив, и старался всячески ободрить его.
— Веселей, старый Адам. Пусть твои усталые члены немного отдохнут. Но прошу тебя, не говори, пожалуйста, ничего о смерти.
Оставив его под деревом, Орландо пошел искать пищу. Случай помог ему попасть в то место, где жил герцог, который в это время собирался обедать со своими друзьями и сидел под тенистыми деревьями, заменявшими ему балдахин. Доведенный до отчаяния голодом, почти потеряв сознание, Орландо, как зверь, с мечом в руках бросился на это собрание с намерением силой отнять их обед.
— Не смейте брать ни куска из этих кушаний, они принадлежат мне! — вскричал он диким голосом
— Что побуждает вас быть таким дерзким: привычка к дерзости или же отчаянное положение? — спросил удивленный герцог.
— Умираю с голода, — отвечал лаконично Орландо.
— В таком случае, прошу вас садиться вместе с нами обедать, — сказал герцог.
Услыхав это вежливое приглашение, Орландо покраснел от стыда при мысли, что позволил животным инстинктам взять перевес над высшими, благородными силами души.
— Прошу вас, простите меня, — сказал он. — Я думал, что в этом пустынном лесу все дико, и потому, встретив вас, принял такой дерзкий, повелительный вид. Но господа, все вы, сидящие под таинственной тенью этих деревьев, если испытали в своей жизни счастье, если жили когда-нибудь в местах, где раздаются звуки колокола, — звуки призывные к молитве, если иногда с ресниц ваших падали слезы, если, наконец, вы приучили себя сочувствовать ближнему, то, умоляю вас, войдите в мое положение и сжальтесь надо мной.
— Это правда, — отвечал герцог. — Мы знали лучшие дни, и хотя теперь живем в диком лесу, но прежде жили в городах, где звон колокола созывал нас на молитву. Мы сиживали за столом порядочных людей, и сострадание к несчастным не раз вызывало слезы на глаза наши… Просим вас, садитесь с нами и подкрепите свои силы нашим обедом…
— Но господа, — сказал Орландо, — голод и усталость так ослабили мой мозг, что я забыл, что не один терплю их. Недалеко отсюда я оставил дряхлого старика, из любви ко мне последовавшего за мной в это тяжелое путешествие. Голод и усталость подействовали на его отживающее тело несравненно тяжелее, чем на мое. Позвольте мне, прежде чем принять участие в вашем обеде, сходить и привести его сюда.
Герцог одобрил его желание и обещал дожидаться его.
Орландо побежал к старику, как лань, стремящаяся накормить своего детеныша, и скоро вернулся, неся Адама на своих руках.
— Сложите вашу почтенную ношу, — сказал герцог, — и будьте гостями.
Когда старика накормили, он ожил, развеселился. Силы и здоровье вернулись к нему снова.
Узнав от Орландо, что он сын старого друга, герцог принял его под свое покровительство, и с этих пор Орландо и старый Адам жили вместе с герцогом в Арденском лесу.
Все это случилось с Орландо вскоре после того, как Ганимед и Алиэна прибыли в лес и купили там дом пастуха. Выходя для прогулки, они очень дивились, встречая на некоторых деревьях вырезанное имя Розалинды и на некоторых даже любовные стихи, обращенные к ней же. Долго они не догадывались, что бы это значило, но, встретив в лесу Орландо, они поняли все. Орландо же, не подозревая, что под костюмом Ганимеда скрывается прекрасная принцесса Розалинда, продолжал вырезать ее имя на деревьях и развешивать любовные стихи к ней своего сочинения. Встретившись с Ганимедом и всмотревшись в его лицо, он нашел его очень приятным и заметил большое сходство с обожаемой им Розалиндой. Вся разница была в манерах и обращении. Ганимед в разговоре принимал на себя тот резкий тон, который так обыкновенен в юношах, когда они находятся в переходном возрасте. Он очень остроумно и насмешливо рассказал Орландо об одном любовнике, который часто посещает их лес и портит деревья, вырезая на коре имя какой-то Розалинды, и который также развешивает на боярышнике и ежевике стихи, обращенные к ней же.
— Если бы, — сказал Ганимед в заключение, — я нашел этого любовника, я посоветовал бы ему, как вылечиться от этой любви.
Орландо признался, что он и есть этот любовник, и попросил у него обещанного доброго совета.
Лекарство и совет, предложенный Ганимедом, состояли в том, чтобы Орландо приходил каждый день в домик пастуха.
— Там, — сказал Ганимед, — я буду разыгрывать роль настоящей Розалинды, а ты ухаживай за мной как за настоящей Розалиндой. Я буду представлять, как причудливые барышни капризничают со своими обожателями. Авось это вылечит тебя от любви.
Орландо, хотя и плохо верил в действенность подобного средства, однако же согласился приходить каждый день в домик Ганимеда.
И действительно, каждый день аккуратно посещал он молодого пастуха и Алиэну, называл Ганимеда своей Розалиндой и в разговоре с ним не жалел красноречия и комплиментов. Вообще вел себя в отношении к нему как настоящий любовник. Но лечение это совсем не достигало своей цели. Любовь Орландо к Розалинде не уменьшалась. И хотя сам Орландо (не подозревая, что под одеждой молодого пастуха скрывается Розалинда) считал все это лечение простой шуткой, однако же эти ежедневные посещения были ему очень приятны, потому что давали случай говорить о страсти, которой было полно его сердце. Что же касается Ганимеда, то ему эти посещения доставляли еще более удовольствия, потому что он знал, к кому именно обращались комплименты и любовные речи Орландо.
Таким образом, время шло для них очень весело. Добрая Алиэна не мешала им разыгрывать эту любовную комедию как по доброте и расположению к Розалинде, так и потому, что сама забавлялась, глядя на притворное волокитство Орландо. Она даже не напоминала Розалинде, что ей пора открыться герцогу, о месте пребывания которого рассказал Орландо. Сама же Розалинда, зная, что отец ее здоров и весел, решилась отложить объяснение с ним до другого времени. О том, что он доволен своим положением, она узнала от самого отца при встрече с ним в лесу. Не признав в пастухе своей дочери, герцог спросил его, кто он такой, и долго смеялся, когда тот ответил ему, что он такого же древнего рода, как и сам герцог.
В одно прекрасное утро Орландо на обычном пути в маленький домик пастуха встретил спокойно спящего на земле человека, шея которого обвита была большой зеленой змеей, которая, заслышав шаги, уползла в кусты. Приблизившись к спящему, Орландо с ужасом заметил невдалеке от него львицу, которая, подобно кошке, стерегущей мышь, ждала только пробуждения спящего, чтобы броситься на него (говорят, что львы никогда не нападают на спящих и мертвых). Казалось, Орландо был послан самим провидением, чтобы спасти несчастного от змеи и от львицы. Вглядевшись в лицо спящего, узнал он в нем старшего брата Оливера, покушавшегося когда-то на его жизнь. Первым движением сердца его было отомстить брату за все обиды, оставив его в добычу голодной львице. Но братская любовь и природная доброта живо вытеснили из него это желание. Он вынул свой меч, бросился на львицу и убил ее, хотя в борьбе этой пострадал и сам: острые когти львицы оставили глубокие следы на его руке. Таким образом, Орландо два раза спас своего брата: от голодной львицы и от ядовитой гадины. Оливер, проснувшись во время этой борьбы и увидев брата своего, с опасностью для собственной жизни спасающего его от львиных когтей, почувствовал стыд и упреки совести, представляя себе те жестокости и несправедливости, которыми осыпал его. Он искренно раскаялся в своем недостойном поведении и со слезами просил у брата прощения за прежние обиды. Орландо обрадовался раскаянию своего брата и от души простил его: они обнялись и забыли все прежнее. Оливер полюбил Орландо настоящей братской любовью, позабыв, что пришел в Арденский лес погубить его. Орландо почувствовал себя столь слабым от потери крови из раны, нанесенной львицей, что не в состоянии был дойти до домика, где жили Алиэна с Ганимедом, и потому он попросил Оливера сходить туда за него и рассказать Ганимеду («которого я в шутку называю Розалиндой», — сказал Орландо) все, что с ним случилось. Оливер рассказал Ганимеду и Алиэне, как Орландо спас его жизнь, и затем признался, что он и есть тот самый жестокий брат Орландо, и тут же, кстати, рассказал о том, как они помирились.
Искреннее раскаяние Оливера произвело на доброе сердце Алиэны такое живое впечатление, что она с первого свидания влюбилась в него. Оливер же, со своей стороны, замечая ее сочувствие к своей горести и раскаянию, также внезапно почувствовал любовь к ней.
Ганимед, услыхав об опасности, которой подвергался Орландо, и о его ране, упал в обморок. Придя в чувство, он стал уверять, что обморок был притворный и что он разыграл эту сцену нарочно для того, чтобы научиться вернее подражать воображаемому характеру Розалинды.
— Передайте и брату вашему, — сказал он Оливеру, — как искусно представляю я женщину, упавшую в обморок.
Но Оливер, заметив бледность его лица, был убежден, что обморок не притворный.
Первое посещение Оливером домика пастуха продолжалось очень долго, и ему было потом о чем порассказать своему брату. Исключая обморок Ганимеда, он передал ему обо всем. Рассказал, как сразу влюбился в прекрасную Алиэну и как та с первого же свидания благосклонно приняла его ухаживания.
Любовь разгорелась в Оливере так быстро, что он сообщил брату о решении своем жениться на Алиэне и жить с ней простым пастухом.
— Я согласен на это, — сказал ему Орландо. — Пусть будет свадьба ваша завтра: я приглашу на нее герцога и его друзей. Иди и постарайся получить согласие твоей пастушки. Она одна теперь в своем домике, я вижу, брат ее идет сюда.
Оливер отправился к Алиэне, а его место занял Ганимед. Разговор их склонился на Оливера и Алиэну. Орландо передал Ганимеду, что советовал своему брату убедить Алиэну не откладывать надолго свадьбы и завтра же венчаться с ней. Потом он прибавил, что желал бы соединиться в этот же день с Розалиндой.
Ганимед, и сам желавший того же, сказал, что если Орландо в самом деле любит Розалинду так, как говорит, то мечта его легко может сбыться, и обещал, что завтра Розалинда явится сама и даст ему свое согласие на свадьбу. На вопрос, каким образом сделает он это чудо (в сущности, весьма легкое для Ганимеда), Ганимед отвечал, что достигнет этого с помощью волшебства, которому научился от своего дяди, большого чародея.
— Клянусь жизнью, я не шучу, — сказал Ганимед. — Надень свое лучшее платье, пригласи герцога с его друзьями, и, если ты в самом деле желаешь обвенчаться с Розалиндой, она будет завтра здесь.
На следующее утро Оливер, получивший уже согласие Алиэны, отправился с ней к герцогу. Вместе с ними пошел и Орландо. Герцог и его друзья были в сборе, готовые начать празднование двойной свадьбы. Не было только невесты Орландо; молодой человек начал думать, что Ганимед подшутил над ним.
Герцог спросил Орландо, верит ли он, что пастух исполнит свои обещания. Орландо не знал, что отвечать. Но как раз в это время вошел сам Ганимед и спросил герцога, даст ли он согласие на свадьбу своей дочери с Орландо, если Розалинда явится сию минуту сюда.
— Согласен, — отвечал герцог, — если бы даже приданым за ней было целое королевство.
— А ты, — обратился он к Орландо, — согласен ли жениться на ней?
— Женюсь, — отвечал Орландо, — если бы даже был королем многих земель.
Затем и Ганимед и Алиэна оставили всех собравшихся, чтобы приготовиться к совершению чуда.
Наедине с Алиэной Ганимед сбросил с себя мужские одежды и, одевшись в свое женское платье, без всякого волшебства превратился в Розалинду. Алиэна, в свою очередь переменив крестьянское платье на прежние богатые одежды, тоже без труда превратилась в принцессу Целию.
Пока их не было, герцог сказал Орландо, что пастух Ганимед очень похож на его Розалинду. Орландо подтвердил, что тоже давно уже заметил это сходство.
Скоро Целия и Розалинда появились в своих настоящих одеждах. Розалинда, не желавшая продолжать дальше маскарада, вывела их из изумления и разубедила в присутствии волшебной силы. Упав на колени перед герцогом, она просила его благословения и затем рассказала о своем изгнании из дворца и о том, как, назвавшись братом Алиэны, жила вместе с ней в домике пастуха. Герцог, чрезвычайно обрадованный признанием своей дочери, повторил данное им согласие на свадьбу ее с Орландо. Не медля, обе пары были повенчаны в одно время. Хотя венчание их совершилось в диком лесу, без обычного в таких случаях великолепия, но можно поручиться, что до сих пор не было более веселой свадьбы.
По окончании венчания, когда они под тенью густых деревьев сидели уже за обедом, приготовленным из дичи, явился гонец и в дополнение счастья герцога и верных любовников объявил радостную весть о возвращении герцогства законному правителю.
Это новое чудо объяснялось следующим образом. Похититель, раздраженный бегством своей дочери и слухами, что лучшие люди в герцогстве то и дело убегают из его владений в Арденский лес к законному правителю, отправился туда сам во главе большого отряда с целью схватить герцога и друзей его и казнить их всех. Но провидение устроило иначе; лишь только он вошел в лес, как встретил какого-то старца-пустынника, с которым долго разговаривал и который убедил его исправиться. Речь пустынника была так сильна и внушительна, что, слушая ее, герцог раскаялся в своей прежней жизни и, отказавшись от нечестно приобретенных владений, решился провести остаток дней своих в монастыре. Исправление свое он доказал здесь же на деле, ибо отправил к законному правителю гонца (о чем мы уже сказали) с просьбой взять обратно отнятое у него герцогство, а с ним также и все имения верных друзей его. Эта новость, столь же приятная, сколь и неожиданная, пришлась очень кстати, чтобы увеличить радость и веселье свадебного дня. Хотя поступок отца Целии и сделал ее бедной девушкой из богатой наследницы герцога Миланского, но взаимная любовь двух сестер была так велика, что между ними не могло быть ни зависти, ни ревности.
Теперь герцог получил возможность вознаградить верных друзей, разделявших его изгнание, и хотя эти достойные люди терпеливо переносили невзгоды, но были ничуть не прочь получить назад свои имения и жить в мире и радости со своим законным герцогом.