И. Е. Лохвицкий-Жибер. Стихотворение/ Публ. [вступ. ст.] Т. Л. Александровой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 597—598. — Из содерж.: Лохвицкий-Жибер Е. И. Черная птица: («В моих глазах печаль таится…»). — С. 598.
http://feb-web.ru/feb/rosarc/rae/rae-597-.htm
История любви Лохвицкой и Бальмонта имела странное и трагическое продолжение в судьбах их детей. Дочь Бальмонта в память Лохвицкой получила имя Мирра. Имя предпоследнего сына Лохвицкой Измаила было как-то связано с ее любовью к Бальмонту. Измаилом звали главного героя сочиненной ею странной сказки — «О принце Измаиле, царевне Светлане и Джемали Прекрасной» (IV, 32), в которой причудливо преломлялись отношения поэтов. 31 октября 1922 г., когда Бальмонт находился уже в эмиграции в Париже, к нему явился юноша — молодой поэт Измаил Лохвицкий-Жибер. Бальмонт был взволнован этой встречей: молодой человек был очень похож на свою мать. «Представь, кто у меня был, — писал он в письме очередной своей возлюбленной, Дагмар Шаховской, — сын Лохвицкой, моей Мирры Лохвицкой! Бывший врангелевец».98 Вскоре он стал поклонником пятнадцатилетней Мирры Бальмонт — тоже писавшей стихи (отец видел ее только поэтессой). Бальмонт еще несколько раз упоминает о нем — но со временем в его тоне начинает чувствоваться раздражение. Отношения поддерживались около полутора лет. В ночь с 11 на 12 мая 1924 г. Измаил застрелился. Точная причина его самоубийства неизвестна. Отвергла ли Мирра любовь молодого поэта, или родители в конечном итоге сочли, что он не пара их дочери, или просто он не мог найти себя в новой эмигрантской жизни. В предсмертном письме, посланном А. И. Куприну, он просил передать Мирре пакет, в котором были его стихи, записки и портрет его матери.
Судьба Измаила Жибера нашла отражение в рассказе Тэффи «Майский жук», хотя обстоятельства гибели его героя несколько изменены.
Последующая судьба Мирры Бальмонт была не менее трагична. Неудачное замужество, рождение более чем десяти детей, чудовищная нищета. Умерла она в 1970 г. За несколько лет до смерти попала в автомобильную аварию и потеряла способность двигаться.
Публикуемое стихотворение написано в начале 1920-х гг. Стиль сына совсем не похож на стиль матери, хотя образ «черной птицы» -тоски заимствован у нее (ср. ее стихотворение «Одержимая» (V, 73): «Сегодня я под властью „черной птицы“ // Она гнездо в груди моей свила…»), видимо, от нее же и образ восковой свечи, — но в ее стихах свет все-таки побеждает тьму:
Мне отраден лампад полусвет голубой,
Я покоя, как счастья, хочу,
Но когда умирать буду я, пред собой
Я зажгу восковую свечу.
И рассеется мрак от сиянья огня,
И душа не предастся Врагу.
Пред восходом зари незакатного дня
Я свечу восковую зажгу.
(«Восковая свеча» — «Перед закатом», С. 36)
Стихотворение печатается по машинописному оригиналу (РГАЛИ, Ф. 2475, Оп. 1, Ед. Хр. 292).
Черная птица
В моих глазах печаль таится,
В моих глазах живет тоска —
Такая большая черная птица.
Прежде умел писать по ночам,
Теперь не умею.
Та же горит восковая свеча —
Не умею.
Я слишком помню последнюю ночь.
Наглой насмешкой плески теней
Качались на мертвой стене.
Лучше теперь не думать об этом,
Лучше не вспоминать.
Болей уже проросли семена —
Мрака довольно, им не нужно света,
Но ничего позабыть не могу.
За стеною город шумный, нелепый,
А я сидел — и в горле комок,
Зная, что не вырвусь из этого склепа.
Ночь засмеялась, что я свет зажег.
Когда осветила мой стол свеча,
Вот тогда на стене
Насмешливо мне
Черная тень закивала.
Словно она не моя, чужая…
Я тихо сидел, а она шаталась
И только пламя свечи, дрожа,
Приласкало мою усталость.
Бедное пламя боялось,
Что я не захочу огней,
Что ласки не надо мне.
И плакала на столе свеча,
И маятник на стене стучал.
Минутки, словно черви, ползали
И так насмешливо стучали,
И мысли вместе с ними ползали
И молотком в виски стучали.
О, как избавиться от болей стука,
Бежать от равнодушия вещей.
О, как растет, сжимая сердце, мука,
Я весь запутался в ее плаще.
О, в эту ночь в меня вошла усталость,
И понял я, что даже вещи злы.
А на стене, как пьяная, шаталась
Моя же тень, обрывком серой мглы.
Вот почему, когда рассвет тихонько
Лазутчиком в окошко заглянул,
Я зеркало приблизил и тихонько
В мои глаза ночные заглянул.
Я понял, почему при свете дня
О детский смех боюсь я уколоться,
А если бросят смех, я не могу поднять.
Мои глаза — два черные колодца.
А на плечо легла рука.
В моих глазах печаль таится,
В моих глазах живет тоска —
Такая большая черная птица.
ПРИМЕЧАНИЯ править
98 Бальмонт К. Д. Письма К. Д. Бальмонта к Дагмар Шаховской / Публ. и примеч. Ж. Шерона // Звезда. 1997. № 8. С. 161.