В. О. Ключевский. Неопубликованные произведения
М., «Наука» 1983
Стремление1 выпукло, наглядно изобразить явление с внешней стороны, но не объяснить его медленным анализом2 известий. Факты взяты на чувство и воображение. Больше вглядывался чем вдумывался.
Поэтому явления оторваны от места и времени. Вскользь замечается о 9 и 10 в., но излагаются процессы первобытные, имевшие место в нелетописное время. Сам путает; то доисторическое время, то 9 и 10 в. Действительно, картина не клеится с фактами 9 и 10 в., как не по ним нарисованная. Вышла какая-то схема исторического развития, музыкальная фантазия, построенная на тему: как должно было быть, где сохранились только самые общие мотивы описываемой жизни. Картину м[ожно] перенести куда угодно, приложить к какому угодно городу. Ее даже нечего и опровергать, пот[ому] что автор ничего в ней не доказывает, а только излагает свои историч[еские] откровения. Но есть некоторые очевидные несообразности.
1) Общество Киевской Руси в 9 в. не первая форма русского общества и составилась из обломков разрушенного строя. Прежние союзы. Куда же отнести те явления, какие рисует автор, — к 6 или 9 в.?
2) Забывает, что строй, являющийся в полов[ине] IX [в.], сложился на юге под чуждым, хазарским игом. Поднепр[овские] города обязаны этому своим промышленным развитием, открытыми им торговыми путями, как после по Волге. Варяги то же сделали для Новгорода.
3) В росте большого города у З[абелина] два противоречащих себе взаимно момента: его строго волостные окрестные поселки, родовые, содержат его, как свою защиту, подчинены ему и потом все-таки он их покоряет, зачем-то опять облагает данью.
NB: Набег 865 г., как у герулов в III в., облегчался тем, что тогда нижний Днепр еще вполне в руках сброда, господствовавшего в Киеве. Ср., Дитмара с Мих. у Калачова, 69. Последний очень ясно указывает, как образовалось казачество. Ср. еще Антоновича о городовых казаках XV—XVI в. по Днепру.
NB: Местничество за столом Атиллы, 354 m и f. 361. Славяне составляли союз еще до Атиллы, а в 9 в. первичные процессы. 382. Наречие бастарнов у Тацита […]3
1 Над строкой: Содержание главы.
2 Далее зачеркнуто: фактов.
3 Далее в рукописи отдельные конспективные записи 1-й и 2-й части книги И. Е. Забелина «История русской народной жизни», среди которых следующий текст: Мысли идут без плана и нужды, по мере нарождения, как несутся облака; нет ни последоват[ельного] рассказа, ни системат[ической] критики, и выходит одна старческая болтовня […]
Вторая часть1 обширного труда г. Забелина, которой несколько заждалась читающая публика, отличается теми же достоинствами и недостатками, с которыми читатель хорошо познакомился по первой части. Здесь та же плавность, так сказать, тягучесть изложения, иногда переходящая в приятную2 causerie3 как будто с целью облегчить напряжение читателя, та же изобразительность описаний, которая сообщает такую привлекательность географическому очерку России в первой части, наконец, та же теплота чувства любви к отечеству, согревающая холодный и утомительный разбор этнографических и полуисторических преданий и известий. Но, с другой стороны, — несколько излишняя подвижность воображения при постройке догадок и гипотез4, имеющих так мало оснований, что иногда5 уловимым остается только одно: «мне так нравится», неохота вдумываться в свою собственную6 мысль, проверить ее с недоверием, как чужую, прежде чем остановиться на ней, равнодушно к строгому порядку и точному, рельефному выражению7 размышлений, вследствие того недостаток формулирования8, последовательности, отчетливости в исследованиях и9 некоторая10, как бы сказать, раскидистость, от чего11 происходят повторения и непривычка оглядываться на выше написанное, так что12 там иногда на след[ующих]13 страницах отвергается то, что утверждается на других. Автору ничего не стоит признать киевским сохранившееся в визант[ийской] хронике предание, что имя россов идет от имени Росса, когда-то освободившего их от каких-то завоевателей, хотя у него никаких туземных14 доказательств на такое местное происхождение предания. Или на одной странице автор говорит, что Геродот не имел понятия о Балт[ийских] вендах, не знал, кто живет на дальнейшем севере от Скифии, а на следующей уверяет, что Геродот знал об этом, но, быть может, из купеч[еских] видов смолчал. Признание на с. 3115.
Наконец, и вторая часть носит на себе16 резкие следы того же настроения автора, которое так много повредило впечатлению17 первого тома18. Автор не просто исследует и очищает истину, истор[ические] факты, а все с кем-то борется; в одной руке он держит заступ исследователя-рудокопа, а из другой не выпускает ни на минуту шпаги19 полемики. К сожалению, присутствие последнего орудия мешает у автора действию первого, сообщает тревожный, раздражительный, чтобы не сказать задорный, вызывающий тон его рассказу и должно показаться читателю тем более необъяснимым, что враги автора обыкновенно20 остаются под покрывалом, являются в туманном виде каких-то «исследователей-патриотов», должно быть не русских, каких-то «наших академиков» (автор — не академик) и т. п. Люди, знакомые с почтенной кастой варягоисследователей, конечно, догадаются, кто эти туманные фигуры21, неприятные нашему автору. Но книга его, судя по характеру изложения, по обилию мест общих, отсутствию обычным в ученых специальных работах приемов изысканий предназначается для широкого употребления, и человек из публики, а не цеховой специалист, увлеченный сочувствием к автору, видя какие усилия делает автор для борьбы с его неведомыми22 врагами, может подумать, что это — опасные чудовища, подкапывающиеся под доброе имя и величие р[усского] народа, а не23 скромные ученые, подобные автору, и без злого умысла, не без пользы потрудившиеся над изучением русской старины и вовсе не заслуживающие казни24 за свои ученые ошибки25, б[ольшую] часть которых наш автор еще не26 опроверг. Г[осподину] З[абели]ну почему-то кажется, что русский народ мистифицирован и запуган иностранцами, по их внушениям ценит себя ниже действительной стоимости. Он хочет правдивым26а изображением деяний предков ободрить соотечествепников, внушить им уважение к себе, взирать с доверием на свое будущее. Все это в высшей степени хорошо и поучительно, но все хорошо в свое время и на своем месте, и только та картина историч[еской] жизни художественна27, которая поучает самими лицами и позами, а не подписями28 живописца.
Для определения степени доверия, какую можно иметь к теории г. Забелина, стоит только воспроизвести процесс создания последней. Это и не особенно трудно, потому что г. Забелин, при всем своем таланте, действительный размер которого нет нужды отвергать29, все-таки не на столько художник или не на столько досужий человек, чтобы спрятать нитки и закрасить швы своей работы.
Требуется доказать, что варяги-русь, призванные новгородцами, были венды30, славяне с Балтийского поморья. С этим решением автор вступает в дебри разнохарактерных и разновременных известий и преданий, им собранных и подобранных. Имя варягов происходит от слова варяти, предваряти; след[овательно] — это передовые славяне, дальше восточных ушедшие на Запад; значит, это славяне Балтийские, с Поморья Вислы — Одры, венеты-лютичи. Русь есть Ругия (остр[ов] Рюген). Но этот звук является и в топографии устьев Немана. Которая же Русь возникла древнее? Конечно, западная Поморская; это ничего, что31 велетов указывает в Неманском углу уже Птоломей во II в., велеты-лютичи Одры, где и Ругия, упоминается впервые в VIII в. Угол Поморья на Запад от Вислы в XII—XIII [в.] именовался Славой, Славной и т. п.; здесь же доселе есть городок Славин. В северной Руси на пространстве от Немана до Белоозера автор ищет и находит множество названий, прямо похожих или только намекающих на эти имена. Он без труда набирает большое количество таких названий, пот[ому] что у него не только Мстиславль, даже Богослов, даже Стайки — все это происходит от Славна, от славян. После того становится доказанным32, что новгородский край заселили славяне с Поморья, они же варяги. Так первые затруднения были побеждены и на этом можно было бы остановиться. Но г. Забелин был так добр, что признал нашего древнейшего летописца правдивым, а правдивый летописец говорит, что новгородцы сперва прогнали варягов, а потом уже призвали из них князей. Естественно, догадыв[ается] Заб[елин], что призваны были другие варяги, не те, которых прогнали. Кого же прогнали и кого призвали? Изгнанные не названы летописцем33, но призванных он зовет варягами-русью. Ясно, что это ругенцы-велеты. Автор справился по книгам и нашел, что велеты жестоко враждовали с оботритами. Итак изгнаны были оботриты. Но вот затруднение: стало быть, оботриты были в новгородском населении более древним слоем, чем велеты Одро-Вислянского Поморья. К чему же служит длинный и трудолюбивый перечень местных названий в России, напоминающих Словну и Словин именно этого Поморья? Присутствие 34 таких названий у оботритов не указано. Переставить имена, назвать изгнанных велетами, а призванных оботритами мешает летописец: он называет призванных Русью, а не Поморье, «кроме острова Ругии другой значительной области с подобным именем не существует»35.
Итак, изгнаны б[ыли] оботриты, а призваны, вероятно, велеты; но, значит, велеты еще раньше оботритов были владыками нашей страны и оставили память о себе в местных названиях. Итак, велеты дважды владычествовали в Новгороде. Это тем вероятнее, что по тем же книгам оботриты в нач[але] IX в. слабели на Западе, служили Карлу В[еликому] и немцам, за что терпели завоевания от датчан. Итак, призваны, несомненно, велеты-русь, но какие? Были велеты-русь Одро-Вислянского Поморья, ругенцы, были велеты-русь Неманского Поморья36. Автору очень хотелось бы остановиться на последних: они ближе к Новгороду и своим появлением в Новгороде наглядно показали бы постепенное шествие славянской колонизации с западного края Поморья до Новгорода, да и звук русь на Немане и в Пруссии, который есть Поросье, явственнее, чем в Ругии. Но здесь опять мешает правдивый летописец, который прямо указывает жительство призванной руси на западном краю Поморья, возле датчан и англов. Было бы лучше, легче, если бы летописец не говорил этого, хотя бы и знал, да смолчал; автор откровенно признается, что «если бы не это показание летописи, довольно отчетливое и ясное, то можно было бы с большою вероятностию предполагать, что призванная русь жила в устьях Немана». Как же быть? — С острова ли Рюгена, решает автор, была призвана русь, или с устья Немана. — «Это все равно», лишь бы не из Швеции, хотя в обоих этих «равных» случаях37 призв[анные] варяги-русь оказывается не вполне соответствующей своему имени38, потому что велеты — какие же они варяги, передовые, переварившие всех, как и оботриты, бывшие дальше их к З[ападу] были, не в пример, варяжистее их? Итак, новая помеха со стороны правдивого летописца устранена и призваны велеты-ругонцы, руяне, руги, русци, русь. Тут, кстати, г. Павинский подсказывает автору в своем исследовании+, что как нарочно с 839 г. — почти целое столетие — в западных хрониках ни слова не упоминается о велетах; ясно39, что они ушли на Восток40, их дружины были отвлечены призванием в нашу страну. Здесь бы41 следовало остановиться исследователю, так как все, что требовалось доказать, доказано, если не прямыми свидетельствами источников и вероятными и последов[ательными] выводами из них, то по крайней мере всерешающим аргументом: это все равно. Но автор идет дальше: он сообщает в подкрепление сказанного, что с IX в. немцы стали горячо и дружно выбивать балт[ийских] славян с их родных земель, именно с Эльбы42. Это обстоятельство автор признает «едва ли не самою главною причиною постоянного выселения славяно-варяжских дружин на наш кремнистый, по гостеприимный Север». Но эти, выбиваемые немцами славяне были оботриты: их sa 20 почти лет до призвания наших варягов завоевал король Людовик, и г. Забелин прибавляет, что это событие «несомненно заставило всех желавших свободы искать убежища где ниб[удь] за морем и вернее всего в далеких странах нашего Севера». Что же выходит из всего этого? Несколько выше автор «с большею вероятностью» предполагал43, что из Новгорода изгнаны были оботриты, а теперь несомненно заставляет тех же оботритов в то же самое время выселяться на наш Север. Итак, в одно время теснимые оботриты, враждебные велетам, переселяются на наш Север и изгоняются оттуда, а на их место призываются велеты, враждебные оботритам. Как примирить два противоположные течения — об этом ничего не находим у автора, не находим и даже его всесокруш[ающего] «все равно».
Оставалось предположить, что в промежуток 844—862 гг. изгнанники оботриты не только нашли приют в Новгороде, но и успели утвердить там свое владычество44 — наложили дань на гостеприимных хозяев, что именно в это время оботриты и сменили господствовавших там дотоле велетов. Но г. Забелин45 уже раньше отрезал себе путь отступления в эту сторону, неосторожно заметив, что вагры-оботриты еще «в конце VIII и начале IX в. господствовали над многими, даже отдаленными слав[янскими] народами, стало быть, вообще господствовали по Балт[ийскому] слав[янскому] побережью, а потому должны были господствовать и на Ильменском Севере». Был впрочем, и еще выход — предположить, что хотя оботриты и были изгнаны из Новгорода, даже не без содействия враждебных им велетов, однако46 это не мешало новгородцам давать приют другим оботритам, гонимым из родины немцами, пот[ому] что «наш пустынный, но гостеприимный Север» обладал способностью мирить врагов, особенно ссорившихся братьев; но этим выходом автор почему-то не воспользовался47.
Так строилась теория г. Забелина. Мы вовсе не принадл[ежим] к людям, которые, говоря словами автора48, «одержимы немецкими мнениями о норманстве Руси». Мы, напротив, готовы приветствовать патриотич[ескую] попытку г. Забелина вывести наших первых князей из славянской земли, тем более что и до З[абелина] мысль о Балт[ийском] Поморье приходила некоторым на ум даже независимо от какого-либо патриот[ического] побуждения. Но мы не49 верим, чтобы50 скачки от «может быть» к «должно быть» и51 к «большей вероятности», а от62 вероятности к «несомненности», чтобы эта игра в слова и предположения могла стать основной прочной, долговечной научной теорией и чтобы живое понимание вещей и исторических] отношений, в котором автор53 отказывает своим противникам, значило не иное что, как64 охоту тасовать наскоро собр[анные] ист[орические] известия и выпытывать из них то, о чем они не г[ово]рят и чего не знают.
1 Над строкой: Мнения З[абелина] не выдерживают критики даже сами по себе, не только по отношению к источникам. Узко истор[ическое] миросозерцание, мало истор[ических] вопросов.
2 Над строкой: простое.
3 Легкая беседа (фр.). Далее приписка: и вторющую всем известные вещи (69, 71), но и дающую отдохнуть.
4 Далее зачерпнуто: часто.
5 Далее зачеркнуто: осязательным.
6 Над строкой: первую навернувшуюся.
7 Далее зачеркнуто: отдельных.
8 Над строкой: дисциплины мысли.
9 На полях: наклонность заходить в область филологии, где не дома.
10 Далее зачеркнуто: какая.
11 Над строкой: в связи с этим.
12 Далее зачеркнуто: порой.
13 Над строкой: одних.
14 Далее зачеркнуто: местных.
15 На полях: Объяснение Новгорода, его происхождения, Петербургом? (47). Но противоп. — норманист.
16 Далее зачеркнуто: такие же.
17 На полях приписка: обе части не столько ученая экскурсия в отдаленную старину нашей истории, сколько воинственный поход против кого-то, очень близко живущего.
18 Далее зачеркнуто: первой части.
19 Над строкой: рапиры.
20 Над строкой: б[ольшей] частию.
21 Далее зачеркнуто: враждебные.
22 Над строкой: прикрываемыми.
23 Далее зачеркнуто: такие же.
24 На полях: исправить. Далее зачеркнуто: за то, что.
25 Над строкой: заблуждения.
26 Далее зачеркнуто: доказал. Затем зачеркнуто одно неразборчивое слово.
26а Над зачеркнутым: истинным.
27 Над строкой: истинно назидател[ьна].
28 Над строкой: сентим[ентальными] или облич[ительными]. Над строкой зачеркнуто: назидательными.
29 Над строкой: который нет нужды отвергать, если только привести его в истинн[ый] размер.
30 Далее зачеркнуто: поморские.
31 Далее зачеркнуто: о лютичах.
32 Над строкой: почему новгородцы удержали Слов.
33 Над строкой: особым именем.
34 Над строкой: Спр[авиться] в его карте.
35 Внизу листа: 2-е — за 50 [лет] до 862 [г.]. 3) Изгнаны вагры, а Летопись из вагров князей почему же. 4) С незапамятных времен Русь, в Летопись с 862 г., пусть даже с конца 8-го в[ека].
36 Далее зачеркнуто: вероятное было бы.
37 Далее зачеркнуто: варяги.
38 Над строкой: стойкое противоречие.
39 Над зачеркнутым: и вот значит.
40 Далее зачеркнуто: в нашу страну.
41 Далее зачеркнуто: хорошо.
42 Далее зачеркнуто: след[овательно], эти выбиваемые были теснимые к морю славяне.
43 Далее зачеркнуто: не находил основании отвергать.
44 Далее зачеркнуто: достигли там.
45 Далее зачеркнуто: неосторожно.
46 Далее зачеркнуто: однако других оботритов.
47 Далее позднейшая приписка: Может быть стремился предположить.
48 Далее зачеркнуто: вовсе.
49 Далее зачерпнуто: думаем.
50 Далее зачеркнуто: переход.
51 Далее зачеркнуто: и боль[ше] очень вероятно.
52 Далее зачеркнуто: последней.
53 Далее зачеркнуто: очевидно, решит[ельно].
54 Далее зачеркнуто: искусство или.
В. О. Ключевский — буржуазный русский историк второй половины XIX—начала XX в. — вошел в науку как автор всемирно известного курса русской истории, выдержавшего много изданий не только в нашей стране, но и за ее пределами. Капитальные труды В. О. Ключевского о Боярской думе, происхождении крепостного права, Земских соборах и т. д. входят в сокровищницу русской дореволюционной историографии, содержат целый ряд тонких наблюдений, которыми историки пользуются до настоящего времени. Только в последнее время, после издания отдельных специальных курсов1 и исследований их2, выяснилось, что об этом историке можно говорить как о крупном историографе и источниковеде. Однако до сих пор не все специальные курсы, статьи, очерки и наброски историка опубликованы. Настоящее издание, которое является продолжением публикации рукописного наследия В. О. Ключевского3, в значительной степени восполняет этот пробел.
Первым публикуется курс «Западное влияние в России после Петра», который был прочитан В. О. Ключевским в 1890/91 уч. году. Тема о культурных и политических взаимоотношениях России и Запада привлекала внимание Ключевского особенно в 1890-е годы. Им были написаны статьи «„Недоросль“ Фонвизина», «Воспоминание о Новикове и его времени», «Два воспитания», «Евгений Онегин и его предки». Публикуемый курс является как бы продолжением его исследования о западном влиянии в XVII веке4. В нем основное внимание уделено новым явлениям в истории России, происходившим в результате реформ Петра I. Эти изменения Ключевский связывал прежде всего с влиянием Западной Европы на политическую структуру общества, на образование, быт и культуру. Под термином «западное влияние» Ключевский часто понимает не механическое перенесение идей и политических учреждений западноевропейских стран (в первую очередь Франции) в Россию, а изменения русской действительности, главным образом относящиеся к господствующему классу — дворянству, под влиянием новых условий жизни страны. Поэтому курс представляет значительный интерес (несмотря на его незаконченность) для изучения общей системы исторических взглядов Ключевского. Готовя к изданию V часть курса русской истории, Ключевский наряду с другими материалами привлекал частично и текст этого специального курса.
Раздел «Историографические этюды» открывают четыре наброска первостепенной важности по «варяжскому вопросу», где Ключевским высказано весьма ироническое отношение к названной проблеме, считавшейся в дворянско-буржуазной исторической науке одной из главнейших в истории Древней Руси.
Большой историографический интерес представляют никогда не публиковавшиеся очерки и наброски Ключевского о своих коллегах — историках прошлого и настоящего для Ключевского времени. Глубокие, меткие, образные, порой едкие характеристики не утратили значения и для современной исторической науки. Эти материалы существенно добавляют и обогащают широко известные статьи ученого о С. М. Соловьеве, И. Н. Болтине, Ф. И. Буслаеве, Т. Н. Грановском и других историках, изданные ранее «Лекции по русской историографии»5 и фрагменты историографического курса6.
До недавнего времени работы Ключевского в области всеобщей истории не были известны даже специалистам. Однако Ключевский уже на студенческой скамье проявил большой интерес к этой проблематике. Так, он тщательно конспектировал курс С. В. Ешевского, который был литографирован по его записи. Он написал работу «Сочинение епископа Дюрана», перевел и дополнил русским материалом книгу П. Кирхмана «История общественного и частного быта»7. По окончании Московского университета молодой Ключевский читал в Александровском военном училище (где он преподавал 17 лет, начиная с 1867 г.) лекции по всеобщей истории. Фрагмент этого курса, относящийся к истории Великой Французской революции, был опубликован8. Позднее сам Ключевский отмечал влияние Гизо на формирование его исторических взглядов.
В 1893/94 и 1894/95 уч. г. Ключевский читал в Абастумане курс «Новейшей истории Западной Европы в связи с историей России»9. Он писал развернутые конспекты, которыми, очевидно, пользовался при чтении лекций. Именно этот расширенный конспект, состоящий из трех тетрадей, публикуется нами в основном корпусе издания. Он обнимает время от Французской революции 1789 г. до отмены крепостного права и реформ Александра II. Согласно записи Ключевского10, курс был им рассчитан на 134 уч. часа и включал в себя 39 тем. Этот сложный по составу курс насыщен большим фактическим материалом, за которым видна напряженная работа. О том свидетельствует и большое количество сносок и помет Ключевского, которые дают возможность представить круг использованных автором источников: иностранных и русских.
Помимо конспектов, составленных для своего личного пользования, Ключевский писал и развернутые планы курса, один из которых публикуется в Приложении. В результате в архиве Ключевского отложился довольно богатый комплекс материалов абастуманского курса, среди которых конспект «о Екатерине II — Александре II», наброски о Франции, Австрии и Венгрии и другие. Ряд помет в абастуманских тетрадях, а также в литографиях «Курса русской истории» (в частности, литографии Барскова и Юшкова) свидетельствуют о том, что Ключевский предполагал использовать отдельные тексты при подготовке к печати пятой части «Курса». Абастуманский курс бесспорно является важным источником для изучения эволюции исторических взглядов Ключевского и для исследования проблемы изучения в России всеобщей истории вообще и истории Французской революции в частности.
Литературоведческие взгляды Ключевского находят отражение в разделе «Мысли о русских писателях», где содержатся характеристики от М. Ю. Лермонтова до А. П. Чехова. Собственное научно-литературное (и часто литературное) творчество историка представлено в разделах «Литературно-исторические наброски» и «Стихотворения и проза», которые раскрывают Ключевского с новой, не только с чисто учено-академической стороны. Здесь помещены его стихотворения, художественная проза.
В приложении печатаются: к курсу «Западное влияние в России после Петра» черновые материалы к отдельным лекциям и три наброска «Древняя и новая Россия»; к рукописи «Русская историография 1861—93 гг. Введение в курс лекций по русской историографии II-ой половины XIX в.»; к курсу «Новейшая история Западной Европы в связи с историей России» — план этого курса 1893—1894 уч. г.
Публикуемые в настоящем издании рукописи В. О. Ключевского хранятся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (далее — ГБЛ), в Отделе рукописных фондов Института истории СССР АН СССР (далее — ОРФ ИИ), в Архиве Академии наук СССР (далее — Архив АН СССР) и в отделе письменных источников Государственной публичной Историческом библиотеки (далее — ГПИБ).
Обычно в печатных работах Ключевский опускал свой справочно-научный аппарат, но в его черновых рукописях часто можно встретить указания на источники. Особенно богат сносками, пометами и отсылками конспект абастуманского курса, где полностью «открыт» научный аппарат, что позволяет судить о круге его источников и увеличивает тем самым ценность публикуемого текста. Воспроизведение помет Ключевского, дополнительных текстов на полях и вставок дает представление о процессе работы ученого над текстами.
Рукописи Ключевского имеют сложную систему отсылок, помет и указаний на источники, литературу, собственные труды — опубликованные, литографированные, рукописные. Места вставок и переносов текста отмечались им условными значками, подчеркиваниями и отчеркиваниями на полях чернилами или различными карандашами — простым, красным, синим. Так как цвет карандаша несет определенную смысловую нагрузку, то в подстрочных примечаниях во всех подобных случаях указывается цвет и способы написания пометы. Если подчеркивания и значки не оговариваются в подстрочных примечаниях, то это означает, что они написаны тем же карандашом или чернилами, что и основной текст. Начало и конец вставок автора отмечены в тексте одинаковыми цифрами, а в примечаниях — через тире (например,5-5). В ряде случаев Ключевский пользовался условными обозначениями и сокращениями, которые не удалось расшифровать. В подобных случаях они даются в двойных круглых скобках (()).
Нередко при воспроизведении выдержек из источников Ключевский сокращал текст приводимых цитат, но смысл их передавал верно. Фактические ошибки встречаются крайне редко.
Часто в рукописях Ключевского встречаются первые буквы латинских слов, означающих: p. (pagina) — страница, i (initium) — начало, m. (medium) — середина, f. (finis) — конец, n. (nota) — примечание, t. (totum) — всё, ib. (ibidem) — там же, id. (idem) — он же.
В публикации воспроизводятся без оговорок: подчеркивания и отточия Ключевского; исправления, сделанные им над строкой в случае их полного согласования с основным текстом и авторские изменения порядка слов в предложении, которые даются в последнем варианте. Описки исправляются без оговорок. Отсутствующие в рукописях даты восстанавливаются составителями в квадратных скобках, в примечаниях даются обоснования. Пояснения составителей даются в квадратных скобках. Звездочкой + отмечен комментируемый в примечаниях текст.
Переводы с иностранных языков даются под строкой.
1 Ключевский В. О. Курс лекций по источниковедению. — Соч. М., 1959, т. 6; Он же. Терминология русской истории. — Там же; Он же. Лекции по русской историографии. — Там же. М., 1959, т. 8. Сюда же относится и неоднократно издававшийся курс «История сословий в России».
2 Киреева Р. А. В. О. Ключевский как историк русской исторической науки. М., 1966; Чумаченко Э. Г. В. О. Ключевский — источниковед. М., 1970; Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский: История жизни и творчества. М., 1974.
3 Ключевский В. О. Письма. Дневники: Афоризмы и мысли об истории. М., 1968.
4 Ключевский В. О. Западное влияние в России XVII в.: Историко-психологический очерк. — В кн.: Ключевский В. О. Очерки и речи: Второй сборник статей. М., 1913.
5 Ключевский В. О. Соч., т. 8.
6 Из рукописного наследия В. О. Ключевского: (Новые материалы к курсу по русской историографии / Публ. А. А. Зимина, Р. А. Киреевой. — В кн.: История и историки: Историографический ежегодник, 1972. М., 1973.
7 Кирхман П. История общественного и частного быта. М., 1867.
8 Ключевский В. О. Записки по всеобщей истории / Публ. Р. А. Киреевой, А. А. Зимина; Вступ. статья М. В. Нечкиной. — Новая и новейшая история, 1969, № 5/6.
9 Подробнее см.: Нечкина М. В. В. О. Ключевский: История жизни и творчества, с. 325—347 и Предисловие к настоящему изданию.
10 См. с. 384—385 настоящего издания.
I. Рецензия на книгу И. Е. Забелина «История русской жизни с древнейших времен» (М., 1876, ч. I). — Публикуется впервые. ГБЛ, ф. 131, п. 12, д. 2, л. 50 об. Автограф. Карандаш. Датируется условно по выходу 1-ой части книги. Далее в деле на л. 51 и сл. отдельные отрывочные фразы.
II. Рецензия на книгу И. Е. Забелина «История русской жизни с древнейших времен» (М., 1879, ч. II). — Публикуется впервые. ГБЛ, ф. 131, п. 12, д. 2, л. 47—49. Датируется условно по выходу 2-й части книги. Автограф. Чернила, карандашная правка.
г. Павинский… в своем исследовании. — Возможно, речь идет о работе: Павинский А. И. О «Немецком праве в Польше и Литве». г. Владимирского-Буданова. Разбор… (СПб., 1871).