Литературное наследство Сибири, том 5
Новосибирск, Западно-Сибирское книжное издательство, 1980.
И. А. КУЩЕВСКИЙ
правитьПетербургские газеты извещают, что 12 августа в Петербурге скончался писатель Иван Афанасьевич Кущевский. Покойный, получивший некоторую известность в литературе, несомненно обладавший талантом, принадлежал к числу литераторов, которых в последнее время дала Сибирь. Он был уроженец Барнаула и воспитывался в Томской гимназии, которую он отчасти описал в одном своем произведении. Он окончил курс в 1864 или 1865 году. Томская гимназия жила одно время литературной традицией и способствовала воспитанию не одного писателя. Еще в 50-х годах воспитанники ее, наклонные к чтению, составили кружок и развивали в себе страсть к литературе. Стремление это зародилось совершенно самостоятельно, так как учителя того времени не думали нимало развивать его. Ученики сами добывали книги, читали, обменивались мыслями и упражнялись в подражательной литературе. К числу этих лиц, занятых своим воспитанием, помимо школьного, принадлежало несколько молодых людей, впоследствии вышедших действительно на литературную дорогу, как Н. И. Наумов.
В 60-х годах при пансионе гимназии организованы были целые литературные вечера, где читались лучшие произведения и устраивались даже состязания. Затевалась даже газета в гимназии. На этих-то вечерах уже выдавался Кущевский своим литературным талантом и страстью писать. Окончивши курс, он поехал в университет, в Петербург, куда его манили наука, новая жизнь и литературное поприще. Курса в университете он не окончил; как большинству сибиряков, ему стала поперек дороги бедность. Пришлось обратиться прямо к литературе. Скоро он выдвинулся с произведением, на которое обращено было особенное внимание публики в свое время. В «Николае Негореве, или Благополучном россиянине» Кущевский выставил несколько типов молодого поколения последнего десятилетия, постепенное их развитие и волновавшие их страсти: очень вероятно, что это были многие из типов, проходивших мимо него в жизни. Здесь были личности увлекающиеся, полные молодого героизма, натуры страстные, благородные, мечтавшие об общем благе, и рядом с ними уже начавшие складываться практики и нового закала дельцы, смотревшие на все очами страсти и устроившие впоследствии свои личные делишки, как герой рассказа Негорев. Это был тип практиков, порожденных новою русскою жизнью. Тип этот был полон жизненной правды и задевал живую струну времени и русского общества, метко подмеченную. В обстановке детства своих героев Кущевский припомнил Томскую гимназию и ее древних педагогов.
К сожалению, его карьера как романиста этим и кончилась. Он не дал более ни одного романа, да и первое его произведение было, говорят, сильно урезано и ощипано капризной редакторской рукой столичного литературного олимпийца; уверяют даже, что последняя часть романа была написана другим лицом. Понятно, что это немного охладило молодого писателя. К тому же, для больших произведений требовался досуг, зрелое обдумывание, обработка произведения. Это необходимо для беллетриста, и не всем это выпадает на долю. Между тем нужда требовала немедленного спешного труда. Кущевский бросился искать работы на литературный рынок, и этот рынок поглотил его. Он кинулся в маленькую прессу, где думал найти больше простора и самостоятельности, но попал из огня да в полымя. Спуститься из большой прессы в маленькую было шагом назад. Кущевский начал работать фельетоны и строчить из-за куска хлеба. Материальные условия маленькой прессы для литератора еще хуже, нежели в большой. Он очутился в особой среде спекулянтов-издателей, разного литературного сброда наемных строчил, людей опустившихся, заседавших где-нибудь на Песках в грязных трактирах. Нечего говорить, что эта среда могла его только погубить. Он пробовал и в этой среде работать честно, независимо, мечтал даже, кажется, составить свою редакцию (попытка в «Новостях»), но это решительно не удалось. Безысходная борьба, бедность со всеми ее отчаянными последствиями довели его до падения и болезни. В 1874 году он был уже безнадежно болен и лежал в клинике. Затем он вышел и еще раз попытался отдаться литературе.
К последним эпизодам его петербургской жизни относится разоблачение личности одного из петербургских издателей, что вызывало против него процесс этого издателя. Кущевский был занят этим процессом в последнее время и думал связать его с обличением наживы в Сибири некоторых чиновников. Процесса этого он не дождался, к самая мысль его была крайне наивна. Не странно ли было видеть этого бедняка, заеденного жизнью, нуждой, обессиленного поденщиной, — вызывающим на бой издателя, сильного накопленным миллионом и литературными связями. Точно так же легкомысленны были его обличения модных писателей и брошенный им эпитет «жалкеньких рублей, переходящих из рук в руки, куда их поманят». Кущевский, разойдясь с представителями новой прессы, конечно, не мог уже найти сочувствия. Конец его был понятен.
Карьера Кущевского в Петербурге похожа на карьеру многих других его собратьях, как, например, явившихся из провинции искать широкого поприща и кончивших тем же, как и он. Без сомнения это подтверждает мнение ярых централистов, как г-н Мордовцев и другие, что в столичной литературе деятельность шире, лучше и выгоднее для литератора, который сумеет устроиться. Это вполне верно: личности, как Кущевский и Решетников, составляют, конечно, исключение — они не «умеют устроиться».
Но чем бы ни кончилась жизнь этого писателя, он дорог нам, как талантливая голь, выделенная нашим обществом. Он напоминает своим происхождением, что в отдаленной Сибири таятся в массе народа недюжинные силы, которые ждут только образования. Своею борьбою с жизнью среди столичной нужды и лишений, своим несчастным концом он напоминает, что есть честные сердца, которые не идут на сделку.
Молодой сибирский писатель, жизнь твоя не прошла бесследно! Краткий петербургский некролог найдет свой комментарий в нашем сердце. Прощай же, добрый земляк! Мы кидаем тебе наш родной венок на твою далекую могилу!
Газ. «Сибирь», 1876, № 40, 3 октября.