В. В. Розанов
править<И. С. Бердников
(Некролог)>
править
Наука церковного права понесла тяжелую утрату — скончался в Казани профессор канонического права Илья Степанович Бердников, ученик знаменитого А. С. Павлова, который тоже начинал в Казани, но потом перебрался в Москву и здесь, профессором университета, провел всю свою ученую и служебную деятельность. Бердников был сыном бедного сельского дьячка вятской епархии. Кстати, именно эта низшая ступень церковного клира, наши знаменитые «дьячки», которые так смешно одевались и ходили с памятною «косичкою», дали в детях своих такое обилие умов на службу церкви, государству и науке, что их трудно обозреть глазом и обнять их работу умом. Почему бы? Есть общее условие: дьячок образован слабым образованием, кончил духовное училище и разве что первые классы семинарии. Природа не утомлена, мозг не утомлен в родителях (дьячок), но уже тронут и возбужден учением. Дети же дьячка растут на воле, около поля, около леса (в селе), около улицы (в городе), т. е. растут близко к природе и близко к бедноте народной. Тут все условия для пышного, самостоятельного и яркого роста. Книжки кое-какие есть, слово наставительное кое-какое есть, но все без гнета и утруждения. И мальчик подает кадило отцу в церкви, вечно слышит дивное наше богослужение и, если даровит, о многом начинает думать. А постоянно видимое и слышимое богослужение, в котором мальчонок принимает и кое-какое участие, ложится на душу детскую величавым историческим впечатлением. Ради-то золотых сынов скорбится как-то о старом звании «дьячков» и мнится, что напрасно их переименовали в «псаломщиков», что якобы чище и глаже звучит: затея едва ли не Владимира Карловича Саблера, который вообще внес некоторые почти неуловимые нюансы своего «отчества» в строй и дух церкви, в быт церковный, как это неприятное электрическое освещение храмов, как обязательные ежевоскресные проповеди «по приказу» и «ради выслуги», церковно-приходские школы и вообще «чин» и «чиновничество», фрак и орден, неуловимое превращение старого «храма» в народную «залу церковного назначения». Кое-что вообще от «штунды» и в духе ее. Не сомневаемся в благожелательности этих намерений, о вреде коих, конечно, нисколько не подозревал сам Владимир Карлович. Бердникову принадлежат огромный труд «Государственное положение религии в римско-византийской империи», много издаваемый «Краткий курс церковного права» и множество специальных работ. Нередко он вызывался в Петроград в разные ученые комиссии при Св. Синоде. Здесь он всегда высказывался в духе высокого стояния церкви, особых и исключительных ее прав и против притязаний государства вмешиваться в церковную жизнь и простирать сюда свою властную руку. Точка зрения старинная, основательная и крепкая, если бы не «таинство брака», естественно принадлежащее церкви, но в коем течет жизнь мирян и жизнь семьи, этой «основной и первоначальной ячейки государства» и человеческого общества и общежития. Именно семья и брак, дело по форме своей церковное, а по содержанию своему гражданское, дает вечный повод государству «просовывать руку» внутрь церкви, одно запрещая или противодействуя ему, другое или приказывая, или предлагая (консисторский узел, бракоразводный узел). Был другой авторитет церковного права, современный Бердникову, хотя и младший его, и тоже умерший недавно, и тоже из учеников А. С. Павлова, который, напротив, проводил в лекциях мысль, что как в византийско-римском государстве, так и в русском царстве церковное право вырабатывалось при постоянном соучастии, воздействии и указаниях византийских базилевсов и русских царей и что такое соучастие правомерно и желательно. Хочется указать еще на один возможный и должный момент в строении науки канонического права: отделить, так сказать, вечное и абсолютное в этом праве от временного и случайного. Найти в своем роде jus naturale церкви, как таковое есть в праве гражданском. Это подводит к мысли о создании критического церковного права, дабы не только профаны, но и, например, русское министерство юстиции (хотя бы в бракоразводном процессе) не принимало бы каждую «новеллу» такого-то византийского императора за что-то священное, почти святое, только потому, что она издана в XI или в IX веке, хотя составившие ее византийские чиновники не были старше в чине, чем русские чиновники, о «святости» их говорить было бы всуе. У нас что «на пергаменте» написано, то и непререкаемо. Но забывается, что в старину «все» писалось на пергаменте. Об этой критической истории и даже критической догме церковного права живым канонистам следовало бы подумать. Будем почитать древность. Но не будем безумны перед древностью.
Впервые опубликовано: Новое время. 1915. 21 окт. № 14230.