История русской армии и флота/1911-1913 (ВТ)/01/1.07

[68]

VII. XVII век

Общие условия развития военного искусства. После Смутного времени казаки продолжали терзать Русь во всех направлениях, а отношения со Швецией также вызывали немало забот.

Чтобы бороться с этими невзгодами, молодой царь Михаил со своими советниками и думой прежде всего обратился к решению собрать в казну денег и устроить войско. Задача эта была крайне трудна. После пережитых смут государство было совершенно расстроено, и водворить порядок было весьма нелегко. Поэтому пришлось пока вернуться к поместному устройству и поместным войскам, лишь с приданием им по опыту большей стройности и определенности.

В 1620 г. произведена первая перепись: «Были посланы писцы и дозорщики», — описать все земли, принадлежавшие казне, городам, монастырям и частным лицам со всеми их угодьями, а также количество собираемых с них доходов и число дворов и жителей. Она позволила восстановить порядок в поместном устройстве войск.

Дальнейшие заботы направились на сглаживание недостатков самих войск.

Они сознавались московским правительством, особенно после 1620 г., когда на Руси водворился некоторый порядок, [69]а руководителем власти сделался умный, сильный волей, опытный в делах отец государя, патриарх Филарет. Но у себя дома не могли найти средств исправить. Пришлось обращаться к иноземцам, нелюбимым, но в значительной мере свободным от недостатков, присущих русским войскам.

Однако в царствование Михаила Феодоровича наблюдаются лишь слабые приступы к преобразованиям, да непрерывные войны и мешали им и только при царе Алексее Михайловиче преобразовательные стремления, как общие, так и военные, получили большие развитие и определенность.

Впереди такого движения становится целый ряд лиц, наукой и опытом познавших превосходство европейской жизни: Крижанич, Котошихин, Ртищев, Ордын-Нащокин и особенно Матвеев, который был совсем западным человеком. В его-то доме, поставленном вполне на европейскую ногу, и воспиталась мать Петра Великого.

И вот эти люди и высказывают, что сила государства зависит «от строев военных», которые требуют у нас улучшения; что военное искусство зависит не от одной лишь «природы», но и от развития и образования. Отсюда понятно, почему в это время появляется с одобрения царя книга, в которой проповедуется такая смелая по тому времени мысль, что «ратная премудрость, опричь богословия, паче и превыше всех иных премудростей».

Необходимо однако заметить, что все лица, которых захватило преобразовательное движение, считали полезным брать на западе только суть, дабы воплощать ее по особенностям родной обстановки.

В царствование третьего Романова, Феодора Алексеевича, новые течения уже окончательно завоевали себе все права. Оказалось возможным уничтожить местничество и захватить все современное общество преобразованиями настолько, что в конце XVII века верили, что «народ Российский… паче о бранех, ниже о книгах, паче об обучении воинском, ниже обучени школьном тщание имеяше».

Совершенно определенно московское правительство сознало необходимость войск, обученных европейскому строю; к 1630 г. государева грамота к некоторым городам зовет в Москву желающих мелкоместных детей боярских обучаться ратному делу у немецких полковников Александра Лесли и Франца Пецнера.

Предполагали создать два полка пехоты, обученные европейскому строю, каждый в 1 тыс. человек.

Однако детей боярских, желавших поступить в солдатский строй, оказалось недостаточно. Тогда решено было брать [70]всяких охочих людей. Вместе с тем, среди иноземцев, бывших уже в России, так называемого старого выезда, оказалось недостаточное число годных для обучения, и было послано за ними за границу.

В 1632 г. у нас появились 4 солдатских пехотных и 1 рейтарский полки, в составе до 9 500 чел., из которых до 6 500 русских солдат и только 3 000 — иноземных учителей.

Полки эти тотчас были двинуты под Смоленск, осажденный войсками боярина Шеина.

В 1633 г. на прежних основаниях были созданы еще два солдатских полка.

Однако они под Смоленском ничего из себя не дали, и даже неурядицы в них привели к их роспуску и к прекращению опытов подобного рода, но все же первые солдатские полки оказали свое влияние.

Во-первых, у нас появляется полк, разделенный на роты.

Во-вторых, появляются чины: а) полковник, б) большой полковой поручик, т. е. подполковник, г) майор, д) капитан (ротмистр), е) поручик и ж) прапорщик, — т. е. установилось чинопроизводство, не имеющее ничего общего с чинами старых русских войск.

В-третьих, одним из оснований было положено, что каждому из названных иноземных чинов отвечает строго определенная строевая должность, со строго установленными обязанностями.

В-четвертых, отменялись прежние понятия об исключительном праве разных сословий на известное положение по службе.

В-пятых, выдвинуты для офицерских чинов новые требования, а именно: «мудрость и доброискусность», т. е. знание и умение, а не только родовитость происхождения, как то было до сих пор.

В-шестых, первые солдатские полки дали возможность подготовить такие же полки исключительно из русских людей. Для этого одновременно с иноземцами в полки был назначен второй состав офицеров всех чинов из русских. Польза опыта сначала была ничтожна, но сын боярский все же стал привыкать носить иное звание с более определенными служебными обязанностями и находиться, уже не по бедности, — под началом иноземца.

Короче, опыт создания первых солдатских полков все же положил резкую грань между русскими войсками XVI и XVII веков. Являясь связью между старым строем, признанным уже неудовлетворительным, и новым, потребность в котором уже чувствовалась, — опыт 1630—1633 гг. является ступенью для дальнейшего развития этого нового строя. [71]

К концу царствования Феодора Алексеевича полков «иноземного строя» было уже 63, а именно: 38 — пеших солдатских и 25 — конных драгунского вида, называемых тогда копейнорейтарскими. Общая численность этих полков достигала 90 тыс. человек, из них войск русского строя всего до 60 тыс. человек, т. е. всего две трети от иноземных.

Вместе с тем, при общем уменьшении старых войск количество стрельцов в них стало увеличиваться: в конце XVI столетия их насчитывалось около 15 тыс. человек, а в начале последней четверти XVII столетия 20 тыс., да кроме того, городовых стрельцов 30 тыс.

Такой рост числа стрельцов был вполне естественен, так как они во всех отношениях близко подходили к новым войскам, а между тем постоянная борьба с западными государствами, обладающими многочисленной пехотой, требовала и у нас пехоты возможно больше.

Ратные люди иноземного строя разделялись на: 1) рейтар и копейщиков, 2) драгун и 3) солдат.

В состав всех их поступали сначала только иноземцы, а потом: 1) «гулящие некрепостные люди», 2) дворяне, дети боярские, иноземцы и новокрещенные.

Рейтары были конницей. Драгуны несли службу пешую и конную. Солдаты являлись пехотой.

Войска иноземного строя устраивались по западно-европейским, главным образом, — немецким образцам.

Рейтары, драгуны и солдаты соединялись в полки, численностью от 1000 до 1500 человек.

Полки делились на роты. В солдатских полках были роты мушкатерные и пикинерные или — копейщиков.

Пикинерные роты составлялись из лучших людей.

При полках была полковая артиллерия, 6—8 орудий при каждом. Такое же количество полковых пушек было и при стрелецких полках, а при остальных — не более пяти пушек в каждом.

Во главе каждого полка иноземного строя стоял полковой полковник; ближайшим помощником его и заместителем был полковой поручик или подполковник.

Затем, в каждом полку был полковой сторожеставец и полковой станоставец.

Первый (впоследствии майор) был старшим офицером штаба полка и ведал походные движения, расположение на отдых, с внешним охранением и с мерами для поддержания внутреннего порядка и безопасности, — и разведывание. Он являлся вторым заместителем командира полка. [72]

Полковой станоставец (впоследствии квартирмейстер) был помощником сторожеставца и его заместителем.

Во главе каждой из рот полка стоял в пехоте капитан, а в коннице — ротмистр. Помощником их являлся поручик. Младшим офицером в роте был прапорщик.

Указанное отразилось и на войсках русского строя. Бывший стрелецкий приказ, сила которого была увеличена с 500 до 1000 человек, с 1680 г. стали называть полком, голову — полковником, помощника головы, называемого раньше полуголовой или пятисотенным, — подполковником. Ротам отвечали у стрельцов сотни, командиров которых теперь стали называть тоже капитанами.

В полках иноземного строя все офицеры до капитана и ротмистра были из иноземцев, прочие же офицеры сначала тоже только из иноземцев, а затем часть их была и из русских.

Соединений выше полка в войсках иноземного строя не было, но все-таки явилась необходимость установить по иноземному образцу генеральские чины. К 70-м годам XVII столетия у нас введены три генеральских чина: генерал-майора, генерал-поручика и генерала.

Высшим соединением войск для боевых действий с определенной целью является армия, назначенная действовать по известному заданию.

Армия делилась на разряды (современные корпуса). Разряды состояли из войск различных родов и видов; понятию о разряде в это время соответствует также и «Большой полк». Разряды делились на полки в прежнем широком смысле, т. е. вроде современных дивизий, из нескольких родов и видов войск.

Наконец, эти полки в широком смысле, в свою очередь, состояли из нескольких полков, в современном нам смысле отдельных строевых и хозяйственных единиц. Главнейшими недостатками нового строя было:

1) Для генералов, которые были и иноземцы, и русские, — несмотря на то, что они явились наиболее подготовленными, — было закрыто дальнейшее движение вперед, и правительство и армия не могли извлечь из них всей той пользы, какую они действительно могли принести.

2) Двойственность в устройстве низших соединений: полков иноземного строя и поместной конницы и стрельцов. Это представляло громадные неудобства. Затрудняя служебные передвижения, оно влекло за собой два устройства, две тактики, два разные способа обучения и боевого употребления частей одной и той же армии. [73]

Двойственность эта отчасти была уничтожена приданием стрельцам полков иноземного строя, но оставалось еще преобразовать поместную конницу или вовсе отказаться от нее.

Явная зависимость невыгодного для правительства и для генералов их положения от местничества, приносившего так много зла вообще армии и государству, повлекла к тому, что в царствование Феодора Алексеевича, в 1682 г., особым собором с благословения духовенства было поставлено уничтожить пагубный обычай местничества. Заслуга этого уничтожения, таким образом, легла на новый военный строй.

С уничтожением местничества иноземное чиноначалие у нас окончательно восторжествовало: устройство войск достигло необходимого единства, а при замещении высших должностей правительство получало полную свободу действий.

Нужно однако заметить, что правительство свободой этой пользовалось весьма осторожно. Вплоть до Петра Великого оно по-прежнему отдает предпочтение воеводе перед генералом, хотя уже не считается с родовитостью лица, назначаемого воеводой, и этим окончательно подготовляет общественную мысль к постановке Петром, еще до начала преобразования войск, во главе армий генералиссимуса Шеина и генералов Гордона, Головина и Ригимона.

Вооружение. Ручное огнестрельное оружие в конце XVII в. сделалось менее длинным и тяжелым, а потому и более удобным для употребления. Особенно это удобство было достигнуто заменой фитильно-колесного замка замком ударно-кремневым. В то же время вновь появляются отдельные образцы ружей, заряжающихся с казенной части, нарезных и даже повторительных, — подобия наших скорострельных ружей.

Главными видами ручного оружия в это время были пищали, карабины и пистолеты, — перешедшие еще с XVI века, и затем вновь появились мушкеты довольно большого калибра, из которых стреляли с вилообразной подставки.

Хотя у нас постепенно и развивалось производство огнестрельного ручного оружия, но все же приходилось выписывать его и из-за границы.

Холодное оружие (сабли, шпаги, пики, топоры, бердыши, копья и мечи) тоже закупалось в Западной Европе.

Наконец, еще существовало предохранительное снаряжение: (шишак, латы и панцири).

Поместная конница и городовые войска были вооружены пищалями, карабинами, пистолетами и саблями, стрельцы — мушкетами, бердышами и саблями, первые сотни в полках — копьями и мечами.

Рейтары имели шишак, латы или саблю, мушкет или карабин и пистолеты; драгуны — мушкеты или карабины, шпагу и [74]топор или бердыш; солдаты: мушкатеры — мушкеты, шпаги; пикинеры — латы, шишаки, шпаги и длинные копья.

У драгун оружие было казенное.

Рейтары, имевшие поместье, должны были выезжать на службу на собственных лошадях и содержать себя сами. Не имевшие собственных доходов получали за время похода жалованье, одежду и лошадь.

Драгуны получали от казны лошадей, все снаряжение, денежное жалованье, довольствие и одежду.

По окончании похода драгуны лошадей со всем конским снаряжением отсылали по областям на кормление жителям, по одной на 4 двора.

Солдаты жили в особых солдатских слободах, где им давались дворы, в которых они жили с семействами. Как в мирное, так в военное время они должны были иметь все свое, для чего получали жалованье.

Управление вооруженными силами. С увеличением численности войск вообще и с появлением постоянных войск появляется новое приказное управление.

Первые указания о существовании приказов относятся к 1512 г., а при царе Алексее Михайловиче число приказов под разными наименованиями доходить до 42.

Правильного и точного разграничения между приказами предметов ведения не было. Так, Оружейный приказ, впоследствии Оружейная палата, ведал изготовлением огнестрельного оружия, выделкой и рассылкой гербовой бумаги и наблюдением за писанием икон. Не было строгого разграничения ведения и между верхним и областным управлениями.

Многие находились в полном недоумении, какому приказу они подведомственны по тому или другому делу.

Личный состав приказов состоял из старинного родового дворянства и дьяков.

Дьяки имели большое значение, так как без подписи их никакая канцелярская бумага не исполнялась.

Иностранцы в своих известиях о России говорят о дьяках с большим почтением и называют их «канцлерами».

Наибольшее значение получил Разрядный приказ, или Разряд, так как он составлял высшее управление вооруженными силами России.

В этом приказе, по словам Котошихина, были ведомы «всякое воинские дела и городы строением и крепости починкою и ружьем и служилыми людьми. Также ведомы бояре, окольничие и думные, и ближние люди, и стольники, стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жильцы… и казаки, и солдаты всякою службою; и кого куда случится послать на службу на [75]войну… то указ о том в приказе разрядном»…, т. е. в разряде сосредотачивались все дела, которые ведаются теперь Главным штабом, Главным управлением Генерального штаба, Канцелярией Военного министерства и разными Главными управлениями.

Только учет поместных войск не входил в обязанности Разряда.

Все делопроизводство находилось в руках людей хотя сравнительно и с высоким уровнем образования, но совершенно несведущих в военном деле.

Другие приказы были: Стрелецкий, Пушкарский, Оружейный, Иноземный, Рейтарский и Поместный. Каждый ведал свой отдел, но в зависимости от Разряда.

Кроме них, были еще другие, менее важные.

В общем, приказное управление приводило к чрезвычайной централизации власти в мирное и в военное время и к огромному влиянию дьяков на все дела и даже боевые действия. Главный воевода, получая наказ, хотя и должен был действовать по своему усмотрению и по обстоятельствам, но на деле эта мочь стеснялась указаниями Разряда.

Боевая подготовка войск. Рейтары в мирное время были свободны от службы и жили по своим поместьям. Осенью после уборки хлеба они собирались по царскому указу для ратного обучения в областные города. Для обучения из Москвы высылались в соответствующие города рейтарского строя полковники. Обыкновенно сбор рейтар продолжался около месяца.

Драгуны по окончании похода распускались по домам и в мирное время ни в какие учебные сборы не собирались.

Обучение солдат производилось так же, как и рейтар.

При очерченных условиях вряд ли можно говорить о предварительном обучении войск иноземного строя.

Но все же они, хотя и немного, обучались, а имея начальников, лучше подготовленных, могли быть лучше руководимы и скорее усваивали требования боевой службы.

Наконец, для солдатских полков в царствование Алексея Михайловича был издан в 1647 г. устав.

Устав этот носил название «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Будучи весьма любопытным исторически, он однако за 10 лет был продан всего в числе 134 книг.

Очевидно, на него смотрели только как на пособие.

Строй и способ действия войск. Походные движения совершались в прежнем порядке: впереди и по сторонам — конница для разведки и дальнего охранения. [76]

Непосредственно впереди — авангард из наиболее надежных войск. За авангардом главные силы, имея артиллерию в середине, а обозы — сзади. Обозы были громадные, что стесняло армию: шли не более 10—15 верст в день. Но ведь такова скорость и ныне при движении больших сил по одной дороге, — вдобавок хорошей.

Войдя в соприкосновение с противником, армия всегда старалась двигаться таким образом, чтобы быть готовой принять оборонительный бой. Для этого необходимо было двигаться сосредоточенно, дабы скорее «стать в обоз», т. е. окружить себя повозками. Следствием этого явилось движение вблизи противника, где только позволяла местность, конницы впереди и по сторонам, а пехоты с артиллерией и обозами — назади и внутри. Так выработалось тяжеловесное движение, известное под именем «полкохождения».

При встрече с противником пехота с артиллерией спешила укрыться за обозами или в гуляй-городе, а конница стремительно бросалась на неприятеля «казацким обычаем», беспорядочно густой толпой. В случае неудачи конница по-прежнему укрывалась за пехоту, и последняя уже выдерживала удар, стараясь только отбиться от нападения.

Вообще, наши войска охотнее прибегали к бою за укреплениями и в крепостях, и удачнее выдерживали осады, чем полевые сражения. За окопами они выказывали чрезвычайную стойкость, в поле же для наступательного боя они уже не обладали достаточным порывом.

К этому необходимо добавить, что сторожевая служба не отличалась бдительностью, нередко ведя к нечаянным нападениям противника и к поражениям русских войск, причем артиллерия и обозы часто попадали в руки неприятеля.

Итак, появление войск иноземного строя пока оказало весьма мало влияния, распространение же огнестрельного оружия привело даже к большему предпочтению обороны.

Порядок в войсках и дух их в XVII в. значительно пали. Утомление и изнурение от долгих войн и потрясений государственной жизни создали общее расстройство. Обеднение привело к плохому вооружению и снаряжению. Существует много суровых отзывов о наших войсках того времени. Но ведь те же войска всё же вели войны с Польшей и Швецией, сберегали Россию от татар и казаков, держали порядок внутри… Временный упадок не погубил нас, он только доказал нам необходимость петровской науки, а эта последняя явилась матерью «славного века Екатерины» и «чудо-богатырей Суворова» с их потомством… [77]

В общем, XVII в. в истории нашего военного искусства является подготовительным, переходным. Он связывает XVI в. с XVIII не только во времени, но и по духу, и, сохранив для последнего все исконные русские особенности в военном деле, в то же время дал возможность этими особенностями одухотворить те нововведения, которые становились необходимыми в будущем.

Только благодаря работе XVII в. явилась возможность производительной работы в нашем деле в XVIII в., не исключая и самого гениального Великого Петра.

Из истории общей здесь напрашивается сравнение работы XVII в. для XVIII в. с работой Филиппа Македонского для его сына Александра и Фридриха Вильгельма для его сына Фридриха II Великого. В истории же русской — это все то же постепенное набегание валов одного за другим, — сначала незаметных, а затем все более крупных, до девятого вала включительно, как это мы наблюдали от Рюрика до Святослава, от Святослава до Владимира Св., от Владимира Св. до Александра Невского, от Александра Невского до Дмитрия Донского и от Дмитрия Донского до Иоанна Грозного. Теперь шел и поднимался последовательный девятый вал, от Иоанна Грозного до Великого Петра… Много препятствий, бурь и невзгод встретил он на своем пути. Но зато и на широкий путь, на великую мощь и на необъятное мировое значение вынес он наш Государственный Корабль в начале XVIII века…

Как пример, однако, состояния наших войск и ведения ими войны в преддверии петровской славы — необходимо привести поход в Крым князя Голицына, любимца царевны Софии.

Царевна София, получив осенью 1686 г. известие о новом набеге крымцев на Малороссию, приказала собрать стотысячное войско для похода в Крым и не только требовала участия в нем австрийского императора и польского короля, но послала приглашение к содействию королям французскому и испанскому. Начальство над войском она вручила своему любимцу, князю Василию Васильевичу Голицыну. Лишь в начале мая 1687 г. собралось на р. Мерло войско, к которому на р. Сакмаре присоединилось 50 тыс. малороссийских казаков. Употребив три недели на прохождение 700 верст, армия 13 июня переправилась через Конские воды. При дальнейшем движении она была встречена большим пожаром степи, подожженной татарами; безводье, дым и летний зной изнурили людей и лошадей. Не встретив на пути до р. Карачакрак ни одного татарина, Голицын собрал здесь военный совет, на котором воеводы, ввиду истощения взятых с собою запасов и трудности пройти [78]оставшиеся до Перекопа 200 верст по безводной и обгорелой степи, решили вернуться. Отступление совершено было столь поспешно, что оставлены были назади обозы. На р. Мерло войска встретил боярин Шереметев, привезший признательность царевны за успешный поход, богатые награды Голицыну и воеводам и указ о роспуске ратных людей по домам. С весны следующего года хан производил беспрерывные набеги на Украину и Волынь, прорывался до Киева и Полтавы, увел более 60 ты. пленных, пожег и разорил наши южные пределы. Поэтому 18 сентября 1688 года царевна вновь объявила поход на Крым. Чтоб избежать зноя и степных пожаров, решено было начать поход до наступления весны, для чего ратным людям велено было собраться к указанным в Малороссии местам в феврале 1689 г. Начальство снова вверено Голицыну, который 17 марта выступил с главным полком из Сум. В начале похода войска страдали от жестокой стужи, быстро сменившейся оттепелью; реки разлились; для переправ приходилось строить в несколько верст мосты и гати. 17 апреля Голицын прибыль к р. Орел, где собрались все силы в числе 112 тыс. человек (не считая малороссийских казаков, присоединившихся далее на р. Сакмаре); солдатскими и рейтарскими полками начальствовали исключительно иноземцы; при войсках было 356 пушек и обозов свыше 20 тыс. повозок, с довольствием на два месяца. Двигались весьма медленно и с большими предосторожностями, в виде большого четырехугольника, далеко высылали разъезды, но в течение месяца не встретили неприятеля. Сперва шли вдоль Днепра, а затем свернули к Перекопу. 15 мая появились в первый раз 10 тыс. татар, но после незначительной перестрелки отступили на уроч. Черная долина, где хан стремительно ударил на Голицына, и, несмотря на то что располагал несравненно слабейшими силами, произвел немалый беспорядок, но в конце был отбит артиллерией. Потеря наша в этом деле — около 1300 человек. После этого татары уже не решились нападать, и Голицын 20 мая остановился в виду Перекопа. Несмотря на незначительность его укреплений, громадное превосходство сил русских и то, что татары, видимо, были потрясены неудачей, Голицын не решился брать крепостцу и, озабоченный лишь тем, как бы благополучно вернуться в Россию, 16 мая послал хану предложение о мире, требуя, чтобы татары: 1) не ходили войною на Украину и Польшу, 2) не брали дани и 3) отпустили всех русских пленных. Татары, с ужасом помышлявшие о вторжении русских в Крым, были до крайности удивлены поступком Голицына, вели переговоры, явно насмехаясь над ним, и отказались от всех условий, предложенных Голицыным, который, заботясь лишь о безопасном [79]отступлении, не настаивал и просил только, чтобы татары не беспокоили его на обратном пути. 21 мая он начал отступление, настойчиво преследуемый в течение восьми суток татарами, не дававшими покою ни днем, ни ночью. Между тем, Голицын писал не только Софии, но и польскому королю о своих блистательных победах над татарами и полном разгроме их. На р. Мерло рать была распущена, Голицын поспешил в Москву, где София осыпала его новыми наградами. Как видно, картина, удручающая и прямо показывающая, что ниже идти уже нельзя, и что Россия именно требовала по своему состоянию чего-то необыкновенного, какого-то нового поворота, нового прилива сил…

Великий Петр дал ей все это, и русские войска в его руках быстро показали, что равных им нет на свете