История польского народа (Шмитт; Шрейер)/От переводчика/ДО

ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА

править

Современныя событія въ Польше совершенно поглотили общественное вниманіе. Русская публика съ жадностью слѣдит за ходомъ кровавой драмы, которая не перестаетъ разыгрываться передъ ея глазами. Наша періодическая пресса можетъ служить лучшимъ мѣриломъ того интереса, который возбужденъ въ публикѣ ходомъ польскихъ дѣлъ: съ самаго начала возстанія столбцы ежедневныхъ газетъ почти постоянно наполняются свѣдѣніями о польскихъ дѣлахъ.

Для полнаго уразумѣнія вообще настоящаго, необходимо знакомство съ прошедшимъ.

Для ознакомленія съ этимъ прошедшимъ, мы предприняли трудъ, который и представляемъ благосклонному вниманію публики. Мы рѣшились перевести съ польскаго языка, новѣйшее иторическое сочиненіе, принадлежащее перу молодаго польскаго ученаго Генриха Шмитта. [1] Прежде нежели указать на главный поводъ, побудившій насъ избрать для перевода именно это сочиненіе, мы позволяемъ себѣ сдѣлать краткій очеркъ польской исторической литературы.

Въ эпозу Пястовъ эпоха эта олицетворялась въ хроникѣ, проникнутой точкою зрѣния чисто церковною, полной эрудиціи и витійства. Галлій, Матвѣй Холева, Богуфалъ, Міортъ или Мерзва стояли на этой исключительно церковной почвѣ. Уже Викентій Кадлубекъ и гнѣзненскій архидіаконъ Янъ открываютъ новую эпоху: имъ доступна уже идея о народности, идея о безпристрастномъ сужденіи. Но, собственно, первымъ историкомъ, въ полномъ смыслѣ этого слова, такъ сказать, отцомъ польской исторической литературы, считается, по справедливости, Длугошъ. Болѣе или менѣе удачными его подражателями во времена Сигизмунда являются, на латинскомъ языкѣ: Меховитъ, Децій, Мартинъ Кромеръ, а на польскомъ — Мартинъ и Іоахимъ Бѣльскіе.Въ то же время историческая литература нашла тружениковъ частью ученыхъ по призванію, каковы Гурницкій и Оржеховскій, частью же въ лицѣ высшихъ духовныхъ сановниковъ, каковы: Димитрій Суликовскій, Пясецкій, Лубенскій. Къ этому же времени относится появление первыхъ шляхетскихъ мемуаровъ, какъ напр. Дневника Святослава Оржельскаго. Но вотъ что замѣчательно. Съ началомъ историческаго хаоса въ жизни польскаго народа, именно съ 1572 г. и самая историческая литература теряетъ свое серьозное значеніе. Или за историческія изслѣдованія принимаются иностранцы, незнакомые съ духомъ польской національности, или же историческія сочиненія превращаются въ оффиціальное пристрастное повѣствованіе. Пржемыскій епіскопъ Пясецкій, былъ, можно сказать, послѣднимъ добросовѣстнымъ лѣтописцемъ; съ Любенскимъначинается рядъ пристрастныхъ, услужливыхъ придворныхъ повествований.

Реформаторскія идеи во второй половинѣ XVIII столѣтія произвели громадную перемѣну въ польской исторической литературѣ. Первый признакъ этой новой эпохи есть «Исторія Польскаго народа» Адама Нарушевича, написанная по приказанію Станислава-Августа и открывающая собою рядъ критическихъ сочиненій. Классическій трудъ Нарушевича отразился благотворно на дѣятельности тогдашнихъ польскихъ ученыхъ. Явились — Альбертранди, Чацкій, Янг-Урсынъ, Нѣмцевич и многіе другіе. Вліяніе иностранной исторической критики и соединеннаго с нею радикальнаго взгляда на вещи, создали историческую школу, полную заслугъ, но слишкомъ склонную къ мелочному анализу, школу, представителемъ которой считается необыкновенно трудолюбивый и ученый Іоахимъ Левелель. Онъ возвысилъ польскую историческую науку почти до уровня съ современною ему западною наукою, образовалъ позднѣйшихъ изслѣдователей, никогда не теряя изъ вида общей картины дѣяній въ ихъ связи с данною минутою. Без Лелевеля не было бы Андрея Морачевскаго, который в девятитомномъ сочиненіи довелъ исторію Польши до отреченія Яна-Казиміра. Другіе, по примѣру Лелевеля, съ особенной любовію, предались изслѣдованію отдаленнѣйшихъ историческихъ эпохъ. На ряду с критическимъ направленіемъ Лелевеля, возникло другое, стремящееся къ возсозданію историческаго прошедшакго помощію памятниковъ, помощію угадыванія, такъ сказать, смысла прошедшей жизни, направления, главнымъ представителемъ котораго слѣдуетъ считать Мицкевича въ его курсахъ о славянской литературѣ. Особенное свойство этого направленія — остсутствіе всякой мертвенности, видимо отразилось на всѣхъ новѣйшихъ ученыхъ изслѣдованіяхъ. Такимъ отсутствіемъ мертвенности отличаются прежде всего исторические этюды Каро́ля Шайнохи — современной знаменитости въ польскомъ ученомъ мирѣ. Упомянувъ имя Шайнохи, нельзя не поставить съ нимъ рядомъ имя другаго известнаго знатока польской исторіи и ученаго — Николая Малиновскаго.

Генрихъ Шмиттъ, молодой польскій ученый, исключительно занимается разработкою польскихъ историческихъ пасятниковъ. Онъ написалъ между прочимъ и множество историческихъ монографій. Его послѣднее сочиненіе: „Исторія польскаго народа,“ предлагаемое нами публикѣ въ русскомъ переводѣ, обнимаетъ деянія Польши съ самыхъ отдаленныхъ временъ. Авторъ вовсе не запотился о риторическихъ украшеніяхъ, а потому ему удалось сгруппировать бездну историческихъ фактовъ, что при растянутом изложеніи едва ли было бы возможно. Это послѣднее обстоятельство а главное полнота, при относительно меньшемъ объемѣ, нежели всѣ прочіе капитальные труды по польской исторіи, побудили насъ избрать для русскаго перевода именно это сочиненіе.

Нѣкоторыя мѣста, требовавшія, по нашему разумѣнію, для русскихъ читателей поясненій, мы дополнили примѣчаніями, прибѣгая для этого къ извѣстнымъ исторіческимъ источникамъ, на которые большею частію мы и дѣлали ссылки.

Выпуская в свѣтъ это первое, сколько нибудь, полное, сочиненіе о польской исторіи на русскомъ языкѣ, мы предвидимъ возможность упрековъ въ недосмотрахъ, недомолвкахъ и проч. Намъ остается лишь чистосердечно заявить, что всякое справедливое замѣчаніе будетъ нами принято съ благодарностью.

Юлій Шрейер

С.-Петербург, 26 августа 1863 г.

Примѣчанья

править
  1. Генриха Шмитта не слѣдует смѣшивать со Смиттом, нѣмецкое сочиненіе котораго о польской революціи 1830 и 31 г. появилось недавно въ русскомъ переводе.