Отдел III.
История княжеских отношений от Иоанна Калиты до Иоанна III
Глава I.
Об отношениях между князьями вообще
Приступая к третьему отделу нашей истории, мы должны сделать то же самое, что сделали в начале первого ее отдела, именно: изложить те принятые правила, те обычные формы, которыми князья наши руководствовались в сношениях друг с другом; мы должны здесь снова приступить к этому изложению по следующим причинам: во-первых, потому что прежние родовые отношения князей, изложенные в первой главе первого отдела, значительно изменились; во-вторых, потому что в третьем отделе нашей истории, т. е. начиная с Иоанна Калиты, происходит важная перемена в источниках, из которых почерпаем мы известия о княжеских отношениях, а именно — вместо скудных, недосказанных известий летописи мы получаем богатое собрание духовных княжеских грамот и договоров[1].
Князь, умирая, обыкновенно приказывал младших сыновей своих и княгиню старшему сыну; это слово: приказывать объясняется выражением, которое всегда следует за ним в духовных грамотах, а именно, что старший брат должен быть печальником, т.е. заступником, защитником младших. В договорах в. князя, или старшего брата, с младшими братьями, удельными князьями, они обязывались быть всегда за один, младшие клянутся чтить старшего брата во отцово место, держать его великое княжение честно и грозно и хотеть ему добра во всем. Братья должны иметь одних друзей и врагов; старший брат, или в. князь, не должен заключать ни с кем договоров (не доканчивать ни с кем) без ведома младших, и, наоборот, младшие не должны ни с кем сноситься без ведома старшего. Братья обязуются взаимно, услышав о чьих-нибудь вредных замыслах против одного из них, объявить о том немедленно в правду, без примышления, по крестному целованию. Если кто начнет посевать раздоры между братьями, сваживать их, то они не должны, поверя злым людям, держать нелюбье друг на друга, но исследовать дело, учинить исправу, и смутника казнить по исправе. Младшие обязаны садиться тотчас на коня, как скоро в. князь выступит в поход; если даже сам не пойдет, но пошлет одних удельных, то и тогда последние должны идти без ослушания. Если во время похода случится ошибка (просторожа) со стороны в. князя, или со стороны удельных, или от тысяцкого великокняжеского, или от наместника удельных князей, то братья должны также исследовать дело, а нелюбья не держать друг на друга.
Бояре и слуги вольные имели право переходить от одного князя к другому не только между удельными князьями, но также от великого к удельным и наоборот, и за принятие отъезжих бояр князья обязывались не держать нелюбья друг на друга, ни на самих бояр. Если какой-нибудь князь, старший или младший, заведет тяжбу с боярином другого (будет чего искать на боярине), то оба князя высылают для исследования и решения дела по боярину (те тому делу учинят исправу); если же оба боярина не уладятся между собою (сопрутся), то должны положиться на решение третьего, кого сами изберут (ехати им на третий). Если боярин отъедет от одного князя с кормления, не отслужив службы, то получает кормленье только за то время, какое пробыл на службе, или, если хочет получить полное кормление, то должен остаться до окончания срока службы. Касательно поместий встречаем в духовной Калиты следующее распоряжение: "А что есмь купил село в Ростове Богородичское, и дал есмь Бориску Воръкову, аже иметь сину моему которому служити, село будет за ним; не иметьли служити детям моим, село отнимуть". Что же касается наследственных владений боярских, до отчин, то бояре могли иметь их в разных уделах, вследствие чего боярин, служивший у одного князя, мог жить в уделе другого, причем князья обязывались блюсти таких бояр, как и своих, и дань взяти как и на своих. Даже отъезжие бояре сохраняли свои отчины во владениях прежнего князя. Впрочем, князья понимали невыгоду подобного положения: через своего боярина, жившего в чужом уделе, князь мог удобно знать все, что делалось в этом уделе, такие бояре всего легче могли быть смутниками между князьями: притом всякому князю было неприятно видеть земли своего удела во владении слуг чужого князя, особенно в случае вражды с последним: вот почему князья обязывались в договорах, чтоб бояре не покупали сел в чужих уделах без позволения князей этих уделов. Однако это средство мало помогало, и боярские отчины постоянно были рассеяны по разным уделам, что происходило следующим образом: уделы несколько раз соединялись в одно княжество и потом снова разделялись; боярин Донского мог свободно покупать села на всем пространстве владений этого князя, но когда по смерти Донского его область разделилась на несколько уделов между его сыновьями, то села боярина необходимо стали принадлежать к разным уделам. При этом ненадобно забывать также вышеозначенного обстоятельства, что отъезжие бояре сохраняли свои отчины во владениях прежнего князя.
Если в. князь посылал на рать своих воевод, то бояре его и дети боярские, жившие в уделах, должны были ехать с воеводою удельного князя того удела, в котором жили; и наоборот, бояре удельных князей, жившие в области в. князя, должны были ехать с воеводою последнего[2]. Но это положение является исключением в договорах, обыкновенно же имеет место следующее условие: "А где будет итъти нашим ратем, и хто живет в нашых отчинах, и кто кому служыт, тот с своим осподарем и едет. А где яз к. в. пошлю своего воеводу котораго города, а которые люди тебе служат того города, и тем людем итъти под твоим воеводою, а твоему воеводе итьти с моим воеводою, опрочь бояр введеных и путников; а хто служыт мне в. князю, и жывет в твоей отчине, и где пошлем своих воевод, и тем людем итьти под моим воеводою, и твоим воеводам итьти с моими воеводами. А городная осада, где хто живет, тому туто и сидети, опричь бояр введеных и путников". Здесь представляется вопрос, кто же эти были бояре введенные и путники, которые исключались из общей обязанности? Введенным наз. боярин, которого князь вводил во владение известным городом, известною областью; так, о Логгине Михайловиче Кикине говорится, что он был у в. к. Дмитрия Ивановича боярин введенный и города державец; держал города Волок и Торжок без отнимки[3]. Ясно, что боярин введенный не мог идти в поход с воеводою князя, ибо должен был оставаться в городе, ему вверенном, в управление которым он был введен; равно во время осады он не мог оставаться на том месте, где случайно жил, имея там собственность, но должен был спешить в свой город. Теперь надобно решить, что такое боярин путный, или путник. Путем наз. право пользоваться чем-нибудь; так, старейший путь означал право старшего, или в., князя пользоваться гораздо большими доходами против младших братьев: "А сына своего князя Василья благословляю на старший путь в городе и в стенех моего удела двою жеребьев половина... А на старший путь сыну моему кн. Василью Василцево сто и Добрятиньская борть с селом з Добрятиньским"[4]. Отсюда выражение: конюший путь, сокольничий, ловчий и т.д. Самым лучшим подтверждением сказанному могут служить следующие места с. г. г. и д. (т. I, стр. 76): "А дети мои брат в братень удел и в матери моей удел не въежжают на свою утеху, оприче того, аже ся луть получить поперегудела ехати", т. е. если получить право, позволение охотиться в чужом уделе. В Акт. юридич[5]. (стр. 194): "И Сидору на том жребию двор поставить и землю роспахать и огороды огородить, и впусте не покинут тое двенадцатые доли обежные; да в том ему и путь дали". На стр. 195 там же: "И Офонасью на том участки на верху жить, и двор поставить, и землю распахать, и огород городить, и впусте не покинуть, и в том ему на тот участок и путь дал". — След., боярин путный был такой боярин, который получилправо пользоваться известною волостью, подать-ми в известном городе и т.п.; дворецкий с путем был такой дворецкий, который получал известный доход в каком-нибудь городе или области: "А в путь пожаловали велели ему (кн. Львову Ярославскому) дать и владети в Ярославле на посаде Ловецкими слободами; а оброчныя деньги с тех слобод имати на него боярина нашего и дворецкаго" и пр.[6] Почему путный боярин исключался также из общей обязанности идти с воеводою в поход и сидеть в осаде на том месте, где жил, объяснить можно двояким образом: 1) он должен был подобно введенному защищать то место, где имел путь; 2) должен был находиться при князе во время войны; был слишком знатен[7], чтоб становиться под знамена другого воеводы, ибо и после звание дворецкого с путем было чрезвычайно важно: простой дворецкий мог быть иногда ниже окольничих, тогда как в дворецкие с путем жаловался всегда боярин за какие-нибудь отличные заслуги. То же самое разумелось и о других придворных должностях с путей[8].
Примеч. В некоторых договорах (напр., стр. 94) говорится о боярах вообще, что они не садятся в осаду в том месте, где живут: "и городная осада, где хто живет, туто тому и сести, опроче бояр и путников". Но вероятно здесь пропущено: введенных.
Боярин обязан был давать дань со своей отчины тому князю, в уделе которого она находилась; равно все судные дела подлежали тому князю, в уделе которого находилась отчина: "А судом и данью потянута по уделам, где кто живет". Или: "А судом и данью потянуть по земле и по воде; а на холопех дани не имати, на которых ключники целуют; а которых бояр и слуг села, а имут жити в вашей отчине, взяти вы на них дань и суд, как и на своих". Бояре обязаны были данью не только с отчин, но даже с кормлений и путей; но эта последняя дань требовалась только в чрезвычайных случаях, т. е. при сильном запросе из Орды; в. к. обыкновенно договаривался с удельными: "Аколи ми взяти дань на своих боярех на больших и на путных, тогды ти взяти на своих также по кормлению и по путем, да дата ти мне". Иногда в. князь обязываетудельного в случае нужды доставить ему дань с известного числа бояр: "А коли нам взяти на своих боярех на путных, и тобе взяти на своих боярех на десяти"[9]. По прекращении усобицы князья обязывались не держать нелюбья на боярах, служивших им в этой усобице. Иногда князья взаимно обязывались не принимать к себе боярина, вшедшего в коромолу к одному из них[10]. Касательно князей служебных владетельные князья, великий со своими удельными, обязывались не принимать их в службу друг от друга с отчинами, в случае же если служебный князь отъедет от одного владетельного князя к другому, то лишается своей отчины, которая остается за тем князем, от которого отъехал.
Удельные, или младшие, князья имели свои жребии в главном городе княжества: так было в Московском в. княжестве, так было в Рязанском[11], след., имеем право заключить, что так было и в остальных. Касательно земельной собственности и доходов с нее князья — старший и младшие были в своих уделах особными, полновластными, совершенно независимыми владетелями: князь, по выражению грамот, владел своим уделом с волостьми и с погосты, с околицами, слободами, отъездными месты, станами, дворами городскими, селами, путми, лавками, дворами гостиными, торгами, бортью, тамгою, пудом и померным, мытом, осмничим, оброки, со всеми пошлинами и со всем, что к нему потягло, также с прикупами, примыслами и починками. Касательно слова: волость должно заметить, что оно означало всякое владение и пользование чем бы то ни было, напр.: "А из городских волостей даю княгини своей осмничее; а тамгою и иными волостми городьскими поделятся сынове мои". Князья обязываются взаимно в договорах: в уделы друг к другу не вступаться, приставов своих не всылать, судов не судить, дани не брать, грамот жалованных не давать, закладней и оброчников не держать, сел не покупать. В Москве для удобности князья пользовались доходами, или своими жеребьями, сменяясь по годам[12]; в Москве и других местах, подлежавших общему владению, сборщики податей (данщики), посылаемые удельными князьями, должны были сбирать вместе с данщиками великокняжескими, а не порознь.
Касательно дворов, которыми удельные князья владели в Москве, встречаем следующее распоряжение в духовной Ивана III: "А что есмь подавал детем своим селцау Москвы з дворы з городскими на посадех: и дети мои в тех дворех торгов не держат, ни жытом не велят торговати, ни лавок не ставят, ни гостей с товаром иноземцов, и из Московские земли и из своих уделов в своих дворех не велят ставити; а ставятся гости с товаром иноземци, и из Московские земли и из их уделов на гостиных дворех, как было при мне; а дети мои у моего сына у Василья в те дворы в гостиные и в те пошлины не вступаются. А кто учнет в детей моих селцех и в дворех в городных торговати съестным товаром: и сын мой Василей тех торгов не велит сводити, а пошлину полавочную с них берет сына моего Васильев прикащик, как было при мне". Торгов, или ярмарок, князья не могли переводить (сводить) из одного удела в другой, не могли запретить купцам своих уделов ездить на торги, находившиеся в чужих владениях. Иван III говорит в завещании: "А что есми свел торг с Холопья городка на Мологу, и тот торг торгуют на Молозе съезжаяся; как было при мне; и сын мой Дмитрий емлет пошлины, как было при мне, а лишних пошлин не прибавливает ничего; а сын мой Василей и мои дети того торгу на свои земли не сводят, не заповеди в своих землях не чинят к тому торгу ездити".
Касательно народонаселения, князья в своих договорах делят его на два разряда, народонаселение свободное и несвободное. Из первого в духовных и договорах княжеских упоминаются: во 1) граждане, люди городские, преимущественно торговые, гости и суконники; касательно московских граждан князья обыкновенно заключают следующее условие: "А гости и суконников и городьскых людей блюсти ны с единого, а в службу их не приимати". Рать, набранная из московских граждан, ходила в поход особо под своим тысяцким, а по уничтожении этого сана — под особыми воеводами великокняжескими, и князья обязывались не принимать московских ратников в свои дружины: "А московская рать хто ходил с воеводами те и нонеча с воеводами, а нам их не принимати". "А московская рать ходит с моим воеводою великого князя, как было переже сего". 2) Черные люди, свободные граждане, не принадлежавшие ни к какому известному, определенному разряду; касательно их князья обязывались: "тых в службу не примати, но блюсти их с единого, а земль их не купити". Подобное же обязательство существовало и относительно 3) численных людей, или числяков. Численными они назывались потому, что подлежали числу, т.е. поголовной переписи для платежа дани: дань в это время, несмотря на монгольскую перепись, взималась не с души, но с капитала, с приравнением всех промыслов к сохе; те же люди, которых занятия не были приравнены к сохе, подлежали поголовной подати, числу[13]. 4) Ордынцы и делюи. Под именем первых разумелись пленники, выкупленные князьями из Орды; под именем вторых — деловые, мастеровые люди; касательно их князья обязывались: "А что наши ординци и делюи, а тымь знати своя служба, как было при наших отцех, а земль их не купити". Подтверждением сказанного мнения об ордынцах служит следующее место из договора Симеона с братьями: "А который люди по нашим волостем выиманы нын... воины... нам к себе не примати: а которых людий отец наш к. в. выимал из... (т.е. из Орды) в службу, те так и знають свою службу, в которую кто уряжен, а нам их к собе не примати": распоряжение, совершенно одинаков с приведенным распоряжением об ордынцах. 5) Слуги, которые потягли к дворскому, кто будет под дворским слуг. Они отличаются от слуг вольных, которые подобно боярам имели право отъезда: "А бояром и слугам, кто будет не под дворьским, вольным воля"[14]. "А кто будет под дворьским слуг, тех дети мои промежи себя не приимают, ни от сотников; а кто тех выйдет из уделов детей моих и княгини моей, ин земли лишен, а земли их сыну моему, чей будет удел". След., слуги вольные подобно боярам и детям боярским могли отъезжать от одного князя к другому, удерживая свои земли, а слуги под дворским теряли их посредством отъезда, ибо эти земли были данные от князей. Земель, этим слугам принадлежащих, равно как земель, черным людям принадлежащих, князья обязывались не покупать[15]. В духовных завещаниях князей упоминаются люди несвободные, доставшиеся князю разным образом и приставленные к разным должностям в княжеском хозяйстве, которых князья делили между собою. Так, упоминаются бортники и оброчники купленные. Калита пишет в завещании: "А что моих бортников и оброчников, которые в котораго (т.е. сына) росписи, то того; а что мои люди куплении в великом свертце, а теми ся поделять сынове мои". Деловых же людей и отправлявших разные почетные службы князья обыкновенно перед смертию отпускали на волю[16]. Князья обыкновенно обязывались в договорах не покупать в Москве человека с двором; обязывались также не замышлять выводов, т.е. не выводить, не переманивать народа из чужих уделов.
Касательно торговли между уделами князья обязывались не замышлять рубежа, обязывались держать мыты старые, пошлые, и новых мытов не замышлять, ни пошлин: "а мыта с воза и в городех всех пошлин денга, а с пешохода мыта нет; а тамги и всех пошлин от рубля алтын, а с лодьи со деки по алтыну, а с струга с набои по два алтына, а без набои денга". Ладьи в. князей освобождались от пошлин: "а со князей великих лодей пошлин нет"[17].
Касательно спорных дел между самими князьями, между подданными разных уделов и касательно судопроизводства в Москве, в которой имели участки все родичи, в договорных грамотах встречаем следующие положения: "А которая дела учиняться межи нами, и нам отослати своих бояр, ини переговоряться; а о чем сопруться, ини едуть к митрополиту; а не будет митрополита в сей земле, ине на третей, кого себе изберут: а которые бояре умолвят (в др. — и котораго князя бояр умолвять, т. е. котораго князя бояр убедят в неправде их дела), то подоймет князь, котораго умолвят (в др. — тот князь подъиметь), а бояром вины нет". Касательно распрей между подданными разных уделов: "А даному, положеному, поручному, заемному, кабалному, холопу, робе суд по исправе; а татя, разбойника, душегубца, рубежника (кто сведет, переменит рубеж), беглеца по исправе выдати. А пошлина за беглеца с семьи 2 алтына, а с одинца алтын. А суженаго не посужати; а суд нам держати межи своих отчин по старен, в правду, бес перевода". В. князь договаривался с удельным: "А буду опроче Москвы, а ударить ми челом москвитин на москвитина, пристава ми дати, а послати ми к своим наместником, ини исправу учинять, а твои наместники с ними: а ударит ми челом хто из в. княженья на москвитина на твоего боярина, и мне пристава послати по него, а тобе послати за своим своего боярина. А ударит ми челом мой на твоего, хто живет в твоем уделе, и мне послати к тобе, и тобе ему исправа учинити: а ударит ти челом твой на моего, хто живет в моем уделе и в. княженьи, и тобе послати ко мне, и мне ему исправа учинити; а за ними слати нам своих бояр". В случае несогласия судей с обеих сторон назначался третейский суд: "А о чем судьи наши сопрутся, ини зовутся на третей, а берут себе третьего из моих бояр в. князя дву бояринов, а ис твоих, брате, болшего боярина единого, а воименует третьего тот, хто ищет, а тот берет, на ком ищут: а не изберут собе судьи третьего ис тех трех бояринов, ино им третий яз князь велики, ини придут перед меня перед в. князя, и мне им велети брати ис тех же трех бояринов третьего, на которых ся звали; а не всхочет тот, на ком искали, ис тех трех бояринов третьего, на кого ся звали, и мне в. к. того обвинити, и велети на том доправити". Третий не мог назначаться из другого в. княжества, напр., еслидело шло между подданными уделов Московского в. княжества, то третий не мог быть избран из Рязанского в. княжества[18]. Касательно московского суда в. князь договаривался с удельным: "А судов ти московских без моих наместников не судити, а яз иму московскыи суд судити; тем ми с тобою делити". Или: "Агородьских судов и становых, что к городу тянет, того ми без твоего наместника не судити; ни тобе без наших наместников не судити"[19].
Относительно ханов в. князь предоставлял себе исключительное право знать Орду, т.е. удельные князья должны были давать ему со всех уделов дань, которую он и отвозил в Орду. Издержки ордынские, которые поднимали все князья сообща, были следующие: 1) ордынская тягость, т.е. количество денег, даваемое в выходе, или дань; это количество денег определялось или в завещаниях князей при распределении уделов между сыновьями, или в последующих договорах между братьями, напр., Донской пишет в завещании: "А коли детям моим взята дань на своей отчине, чем есмь их благословил, и сын мой князь Василий возмет с своего удела с Коломны и со всех коломенских волостей триста рублев и сорок и два рубли. А князь Юрьи возмет с Звенигорода и со всех звенигородских волостей двесте рублев и семьдесят рублев и два рубли. А князь Андрей возмет с Можайска" и т.д. Так как количество выхода не было определено, а зависело или от прихоти ханов, или от различных отношений кним в. князей, то, след., и количество дани с уделов должно было изменяться; вот почему в договорах князья обыкновенно прибавляют: "а прибудет ли убудет ли, ино по розочту". Уже начиная с Димитрия Донского встречаем постоянно в договорах условие, что если Бог освободит от Орды и не будет более выхода, то деньги, сбираемые с уделов, будут идти в казну их князей. С словом дань в договорах постоянно соединяется другое слово — ям: "дань и ям, а коли придет дань или ям"; "а дань и ям давати ти мне с своее отчины из Галича с волостьми по давному... а переменит Бог Орду, не иму давати татаром, и тобе имати дань и ям с своее отчины собе"[20]. Как дань происходит от давать, так ям происходит от имать, емлю. 2) Протор, издержки, употребляемые в. князьями для поездки в Орду, подарков хану, ханшам, князьям ордынским и мурзам, для приема послов и т.д. Когда между в. князем и удельным было нелюбье и последний принужден был выезжать из своей отчины и не пользовался доходами с нее, то по заключении мира удельный князь выговаривал, чтоб с него не брать татарских проторей, которым подвергался в. князь во время отсутствия удельного из отчины своей. Равно удельный князь не обязан был участвовать в тех татарских проторях, которые в. князь понес для получения ярлыка на собственные примыслы; и наоборот, в. князь не участвовал в издержках удельного, которые тот понес для примыслов к своему уделу[21]. 3) Долг. Часто в. князья для удовлетворения требованиям из Орды должны были занимать деньги; долг разделялся на бесерменский, т.е. деньги, занятые в самой Орде у купцов бесерменских и вообще у иностранцев, и долг русский, деньги, занятые у русских подданных[22]. Но когда прекратилась ордынская тягость, и тогда в. князья не переставали требовать с удельных денег не в выход уже, но для содержания служебных татарских царевичей. Касательно татарских нашествий и завоеваний в договорах и духовных грамотах встречаем условие: если татары отнимут у одного из братьев какую-нибудь волость, то должен иметь место новый дележ для вознаграждения князя, потерявшего волость.
При заключении мирных договоров между князьями одного в. княжества имели место следующие условия: все взятое в неприятельском уделе во время розмирья возвращалось сполна, кроме съестного и пограбленного во время битвы и у пленников; если же взявшие не отдавали добровольно, то имели место суд и и справа[23]. Пленники также возвращались без выкупа; если они были отданы на поруки, или даны были на них кабалы, или взято с них крестное целование, то поруки сводились, кабалы уничтожались и крестное целование снималось. Иногда в. князь требовал, чтоб удельный выкупил пленников, проданных за границу княжества, и возвратил их ему[24]. Управление наместников и волостелей, сидевших в областях, отнятых в неприятельском уделе, долженствовало по заключении мира быть предано рассмотрению, и если окажется, что они взяли что-нибудь несправедливо, то должны возвратить[25]. Иногда, впрочем, князья условливались, чтоб все пограбленное во время войны было предано с обеих сторон забвению[26].
В заключение мы должны обратить внимание на положение женщины в княжеском семействе касательно владения собственностию. Умирающий князь обыкновенно завещал вдове своей известные волости до ее живота, а по смерти ее эти волости переходили или к старшему сыну, или к тем сыновьям, из уделов которых они были выделены. Но в каждом уделе были села княгининские пошлые, постоянно назначавшиеся на содержание жене князя; эти села по смерти князя находились во владении у вдовствующей княгини до тех пор, пока старший сын ее женится, и тогда она должна была передать их своей снохе[27]. Кроме сел княгининских пошлых и волостей, которые князь давал княгине своей до ее живота, он давал ей иногда волости в полное владение с правом распоряжаться ими как хочет, завещать их кому хочет: такие волости назывались опришнинок[28]. Равно княгиня могла покупать волости или делать примыслы и этими примыслами располагать по произволу[29]. Во всех своих участках княгиня была полною, независимою владетельницею, пользовалась всеми теми правами, какие имели и удельные князья[30]. Все князья-братья сообща должны были заботиться о боярах княгини матери своей[31].