На первое испытание парашюта Ломач пригласил корреспондентов иностранных и русских газет. Из газетных сообщений за границей уже знали о русском ранце-парашюте и очень им интересовались.
Так, например, в одной английской газете[1] была помещена картинка, изображавшая русский ранец-парашют, а в описании этой картинки говорилось:
Может ли авиатор спастись? Это уже возможно. По поводу изобретения, принятого русским правительством: шелковый парашют, помещенный в ранце, надетом на плечи авиатора, и открываемый дерганием за шнур. При первом взгляде на нашу иллюстрацию она кажется несколько фантастической, но мы уже имеем достаточные основания предположить, что такое изобретение, спасающее жизнь авиатора в случае катастрофы с машиной, осуществлено… Обсуждая возможность этого изобретения, журнал „Мотор“ указал, что шелковый парашют, площадью в 500 квадратных футов, может быть легко свернут в пакет размерами 8×6 или на 8 вершков… Таким образом он вполне удобен для употребления на аэроплане… Дерганием за шнур ранец открывается, и парашют в то же время выбрасывается пружинами на воздух.
Но художник изобразил парашют неправильно: он нарисовал его по описанию петербургского корреспондента английской газеты. У него нарисовано какое-то кольцо, и человек подвешен к парашюту в одной точке. Это доказывает, что тогда за границей еще не знали, что русский парашют прикрепляется к двум подвесным лямкам.
Приехав в Париж, Ломач получил разрешение показать прыжки на русском парашюте с площадки Эйфелевой башни. Толпа зрителей собралась на Марсовом поле. Стоя на площадке Эйфелевой башни, Оссовский надел на себя ранец и уже приготовился к прыжку, как вдруг появился ажан (полицейский):
[73]| Первый русский ранцевый парашют. Неправильный рисунок в английской газете „London News“ за 1912 год.[2] |
— Остановитесь! — сказал он. — Разрешение отменяется. Снимите ваш парашют.
— Что такое? Почему?
Оказалось, что власти Парижа вспомнили о несчастном портном Рейхельте, спрыгнувшем за несколько месяцев перед тем с этой самой площадки. Никакие просьбы и доводы не помогли: прыжка так и не разрешили.
А между тем парижский аэроклуб и многие заинтересованные лица очень хотели увидеть прыжок с русским [74]ранцем-парашютом. Поэтому Ломачу предложили поехать в Руан, где через реку Сену построен мост высотою в 53 метра, под которым свободно проходят морские корабли.
Вот с этого-то моста и пришлось прыгать Владеку Оссовскому. На обоих берегах реки собралось много народу. Когда Оссовский прыгал и на раскрывшемся парашюте спускался на воду, его ловко подхватывали катера, а зрители приветствовали громкими криками и рукоплесканиями.
Парашют имел такой успех, что в Париже группа предпринимателей-коммерсантов хотела учредить акционерную компанию, чтобы вырабатывать парашюты и совершенствовать их. Для этого было необходимо, чтобы я сам поехал в Париж. Но денег для поездки у меня не было. Ломач же потратил свой капитал и не мог меня повезти туда. Так все дело и расстроилось. Нуждаясь в деньгах, Ломач без моего ведома продал кому-то во Франции два взятые с собою ранца-парашюта. И вот с 1913 года за границей стали появляться ранцевые парашюты, по принципу своей конструкции похожие на мои.
| Ранец-парашют „РК-1“ образца 1914 года.[2] |
Наступил 1914 год. Разразилась империалистическая война. В России построили эскадрилью четырехмоторных бомбовозов системы Сикорского по образцу его самолета „Илья Муромец“. Таких самолетов тогда еще не было нигде за границей. Один из командиров этих самолетов, летчик Г. В. Алехнович, поднял вопрос о том, чтобы команды „муромцев“ снабдить парашютами.
Меня снова пригласили в Инженерный замок. ._%D1%81%D1%82%D1%80._75.jpg)
Эллинг для дирижаблей в петербургской воздухоплавательной школе. Снимок автора.
[76]— Где же вы пропали? — встретили меня. — Сейчас нам очень нужны ваши парашюты. Только делайте их с боковой ручкой. Они должны стоять на самолете у двери. При опасности надо прицепить лямки к подвеске, надетой на человека, взять за ручку аппарат, выскочить из самолета и другой рукой открыть парашют.
Военный совет решил изготовить 70 парашютов. Когда их изготовляли, их испытывали, сбрасывая с одного из „Муромцев“. Мне пришлось принять участие в комиссии, которая испытывала и принимала парашюты. Я просил разрешить мне самому прыгнуть. Но и на этот раз мне наотрез отказали. Еще и пригрозили:
— Если вы будете настаивать, то мы вас совсем исключим из членов комиссии.
Но я не мог примириться с этим. Я решил спрыгнуть на своем парашюте во время сдачи уже испытанных парашютов на склад при воздухоплавательной школе. Скоро мне удалось это сделать.
Около воздухоплавательной школы был ангар для дирижаблей с раздвижными воротами, а над ними было сооружение вроде балкончика на высоте 30—35 метров.
Вот на этот балкончик я и взобрался однажды с парашютом. Я сложил парашют „тючком“ и, размахнувшись, бросил его вверх впереди себя, а сам соскочил.
Теперь, когда я вспоминаю этот необдуманный поступок, мне становится не по себе: ведь, на такой небольшой высоте парашют мог не раскрыться, и я бы разбился.
Однако все обошлось благополучно, и я пролетел еще метра четыре на вполне раскрывшемся парашюте.
Это был первый прыжок с вышки, только без обруча в парашюте.