История одного грача (Дудоров-Орловец)

История одного грача
автор Петр Петрович Дудоров-Орловец
Опубл.: 1923. Источник: az.lib.ru

Петр Дудоров.
История одного грача

править

Кончилась холодная зима.

На лугах показались прогалины, повсюду потекли веселые ручейки, солнышко стало ласковее и теплее.

— Ну, скоро и грачи прилетят! — говорил дед Ефим. — Грач — птица чуткая и раньше всех весну чует! Как грачи прилетят, значит, началась настоящая весна.

Правду говорил дед.

Испокон веков грачи прилетали, как первые вестники весны, звонким карканием возвещая всем, что настал конец холодной зиме.

Так было и в эту весну.

Едва солнце только теплое весеннее солнце пробило снег, покрывавший леса и поля, как в воздухе, стая за стаей, стали показываться грачи.

Некоторые стаи спускались тут же на землю, другие летели дальше, на старые места, с которыми расстались поздней осенью в прошлом году.

Небо было чистое и голубое, как бирюза.

Вон на горизонте, далеко, далеко, под самым небом показалось черное, неясное пятно.

С каждой минутой оно росло все больше и больше.

Но вот, наконец, стало возможно различить, что это не пятно, а огромная стая птиц.

Это летели грачи.

Приблизившись к большой усадьбе, они громко закаркали в воздухе, словно советуясь друг с другом, и затем плавно спустились на землю.

Усадьба, поле и лес сразу ожили и наполнились громким карканьем старых знакомых.

Грачи каркали, переходили с места на место, собирались в кучки и, видимо, о чем-то серьезно совещались.

Но вот, наконец, вся стая шумно поднялась на воздух и, разделившись на две почти одинаковых группы, полетела в разные стороны.

Стая поменьше полетела к усадьбе, а другая партия направилась к лесу.

У многих из прилетевших грачей были старые гнезда в саду или в лесу, и поэтому все они спешили к старым местам.

Только молодые грачи прошлогоднего выводка не имели своих насиженных мест и летели за стариками.

Они, как и все грачи, предпочитали жить кучками, поближе друг к другу.

Скоро отыскали старые грачи свои гнезда.

Некоторые из этих гнезд были совершенно целы и прекрасно сохранились от прошлого года, другие были полуразрушены ветрами и требовали ремонта.

Были и такие, которые совершенно погибли и от них остались лишь слабые следы на сучьях.

— Карр… карр… карр!.. — кричали грачи и грачихи, разбираясь в старых гнездах.

А молодые, разбившись на пары, засели на свободных деревьях сада и выбирали себе приличное местечко.

Однако, несмотря на свою молодость и на то, что им впервые приходилось работать над собственным гнездом, молодые пары выказывали большую осторожность и сметливость.

Они перепрыгивали с ветки на ветку, присматривались к каждому сучку и снова меняли места.

Воздух был наполнен громким, нетерпеливым карканьем.

Эта возня прилетевших птиц всполошила маленького,

— Папа, а папа! — закричал он, подбегая к отцу. — Смотри-ка, сколько птиц прилетело!

— Это грачи, Витя, — ответил улыбаясь отец. — Они нам весну принесли.

— Откуда же они прилетели?

— Из теплых стран, с юга. Видишь, как они хлопочут над старыми своими гнездами! — пояснил отец. — На зиму улетали от нас, потому что им нечем было кормиться, когда снег покрыл землю, а весной снова прилетели.

— И кричат как противно! — сказал Миша, — по деревьям расселись!

— Ну, это ничего, — ответил отец. — Грач — птица полезная.

— А пастух Иван говорил, что грачи яблоки едят, — сказал Витя.

Отец улыбнулся.

Правда, грачи немного портят плодовые деревья, но зато они приносят гораздо больше пользы, чем вреда.

— Кому же? — спросил Витя.

— И садам, и полям, и лесам, — ответил отец. — Ты знаешь майского жука?

— Знаю.

— Это очень вредный жук и, если бы грачи не уничтожали майских жуков, то все деревья были бы объедены этими жуками, и на них не осталось бы не только ни одного плода, но и листьев, потому что майские жуки очень прожорливы.

— А еще? — заинтересовался Витя.

— А еще — переспросил отец. — Еще грачи едят все то что вредит деревьям и полям. Они уничтожают хлебных жучков, вредных гусениц, полевых мышей… Если ты хочешь, то мы выберем среди всех гнезд какое-нибудь одно гнездо и будем до самого конца следить за ним.

Вите это предложение очень понравилось.

— А еще лучше будет, если мы будем следить за двумя гнездами: за старым и новым, — предложил отец. — В старых гнездах живут те грачи, которые жили в них и в прошлом году, а молодые грачи будут вить себе новые.

— Ах. как это будет славно! — воскликнул Витя. — Значит, мы будем видеть всю их жизнь?!

— Конечно, — ответил весело отец. — Пойдем-ка в глубь сада и облюбуем себе две парочки грачей.

С этими словами они направились по главной аллее, свернули на боковую и остановились около огромной березы.

— Посмотри-ка, Витя, — заговорил отец. — Видишь это гнездо и грача с грачихой в нем? Это гнездо давнишнее, я его вижу здесь уже лет пять, и в нем живут старые грачи. Они каждый год только слегка починяют его. Вот за этой парой мы и будем следить. А вон там, на том же дереве, аршина на три правее, сидят еще два грача, самец и самка. Это молодые. Им надо вить гнездо, и они присматривают себе местечко. Если они не облюбуют себе места на этом дереве, то выберут соседнее, так как грачи любят общество и селятся поближе друг к другу, чтобы не скучать и общими силами защищаться от врагов.

Облюбовав таким образом две пары грачей, отец с сыном решили изучать их быт и, довольные своим решением, отправились домой.

Между тем грачи делали свое дело.

Старые вели себя солидно и кричали меньше, зато молодые суетились и кричали так громко, словно им разорили еще не существующее гнездо.

Молодая пара, за которой начали наблюдать Витя с отцом, долго не могла выбрать подходящего места для гнезда.

Посидят, посидят на одной ветке, все оглядывают се, потом перескачут на другую и опять оглядывают.

Кричат, суетятся…

Целых три дня выбирали, пока, наконец, не остановились на хорошей ветке.

Но как только выбор был сделан, работа закипела.

Молодая парочка стала подбирать в саду небольшие сухие веточки, валявшиеся на земле, которые ветер сбил с дерева.

При этом они так орали, что надоели старикам, кричавшим лишь рано утром и под вечер.

Под вечер грачи всем обществом устраивали воздушные прогулки.

Переговорив друг с другом громким карканьем, они все разом взлетали на воздух и начинали стаей носиться над землей.

Когда погода была хорошая, они забирались высоко-высоко и долго кружились в воздухе.

А когда день выдавался ненастный, они носились низко над самыми деревьями и полями, отыскивая себе по пути пищу.

Насытившись, вся стая летела к реке или проталине, пила воду и возвращалась к прерванным занятиям.

Но молодая пара, видимо, надоела старой своим шумом.

Однажды, когда у молодых грачей кипела деятельная работа, старый грач-сосед решил их выжить.

Он выскочил из своего гнезда, взлетел на ту половину дерева, где начинала строиться молодая пара, и, вытянув шею, стал что-то каркать молодому грачу.

Он затевал ссору.

Молодой грач закаркал в свою очередь.

Карканье ссорившихся становилось все громче и громче и, наконец, перешло в драку.

Оба поднялись на воздух и вцепились друг в друга клювами и когтями.

Сначала не выдержала молодая самка.

С громким карканьем понеслась она на выручку своего супруга.

Но тогда налетела и старая грачиха.

В воздухе закипел славный бой и, старики, в конце концов победили.

Получив изрядную потасовку, молодая пара обратилась в бегство и, покружив немного в воздухе, возвратилась было к своему начатому гнезду.

Старики зорко следили за ними.

Лишь только увидели они, что шумливые соседи возвращаются, как тотчас же снова устремились на них.

Опять произошла схватка.

На этот раз молодые грачи получили такую встрепку, что у них уже окончательно пропала охота возвращаться на свое дерево.

Поэтому, когда Витя, наблюдавший эту сцену вместе с отцом, пришел на следующий день под дерево, он заметил, что молодая парочка отказалась совсем от начатого гнезда и уже начала вить другое гнездо на соседнем дереве.

Постройка гнезда подвигалась быстро.

Сначала грачи сделали из тонких прутиков нечто вроде корзины, очень беспорядочной снаружи, но аккуратной изнутри.

Оба принимали одинаковое участие в постройке гнезда, кормиться улетали вместе, подымаясь на воздух со всею стаей, водворившейся в саду.

В таких случаях сначала подымался необыкновенный гам, призывавший к окончанию работ, потом вся компания дружно срывалась с мест и всем обществом летала по полям и лесам.

Наевшие, и напившись, все снова принимались за работу.

Когда внешнее гнездо было готово, молодые грачи принялись за обработку внутреннего гнезда.

Эта работа была труднее.

Теперь грачи стали плести внутреннюю корзину, более нежную и удобную.

Для нее они набирали тоненькие, гибкие корешки, волокнистые и длинные, и переплетали их с тонкими травинками.

Одним словом, получалось нежное гнездо, вставленное в более грубую корзинку.

Так что внутреннее гнездо можно было вынуть из внешнего.

Зато и хорошенькое гнездышко получилось!

Хоть снаружи и неказистое, но уютное, аккуратненькое и мягкое внутри.

И как только гнездо было приведено в полный порядок, грачи сразу притихли.

Теперь для них начиналось самое серьезное дело.

Надо было выводить птенцов.

Молодая грачиха снесла два яйца и после этого села на яйца.

Высиживала она сама.

Что же касается самца, то на него легли все заботы о своей супруге, и он целыми днями носился взад и вперед, добывая пищу для нее и для себя.

Грачиха слетала с гнезда редко и то лишь для того, чтобы напиться из первой попавшейся лужи.

Но в это время сама природа приходит на помощь птицам.

Мало-помалу деревья оделись листьями, и появились майские жуки.

Они плодились с поразительной быстротой и вскоре покрыли почти все ветви деревьев.

Грачи тотчас же принялись за дело.

Вспрыгнет грач на конец ветки и ну трясти ее.

Жуки и валятся на землю целыми десятками.

Который не свалится, того грач тут же клюнет и в зоб запрячет, а тех, что на землю упадут, то другие грачи подберут.

Такое приволье грачам настало, что хоть и не летай.

А к майским жукам прибавились и гусеницы, знай только подбирай, да глотай!

Дни шли за днями, проходили недели.

Но вот однажды Витя заметил, что оба грача стали часто вылетать из гнезда.

— Птенцы вывелись! — объяснил ему отец.

И действительно, в гнезде грачей уже забилась молодая жизнь.

Как только птенцы вывелись, родители тотчас же выкинули из гнезда яичную скорлупу и стала ухаживать за новорожденными.

Маленькие грачонки были потешные.

Совсем голые, красные, с тонкими шеями, большими животами и головами.

Рты у них были такие большие, что надо было удивляться, как они не проглотят один другого.

А уж обжоры какие были!

Целыми днями снуют родители взад и вперед, таская им червей, жуков и личинок, а им все мало.

Проглотят одно и снова кричат.

Притащит грач жука, разомнет его клювом, а детки от нетерпения уже орут, раскрывают клювы, ждут, пока им сунут еду чуть не в самое горло.

Зато, когда наедятся — притихнут.

Поили детей грачи тоже сами.

Полетят к реке, наберут в зоб воды и напоят своих птенцов.

Тогда птенцы успокоятся.

А родителям станет свободно.

Взовьются они всей стаей высоко в поднебесье, кружатся, веселятся, резвятся перед сном.

Потом опустятся, каждый на свое гнездо, и давай шуметь.

Каркают что-то, снуют, кипятятся, словно под ними деревья горят, и потом мало-помалу притихнут и заснут.

А дни идут за днями.

Мало-помалу птенцы оперились.

Сначала у них выросли короткие перья на головках и на концах крыльев, потом и остальной пух сменился пером, только клювы еще оставались желтыми по бокам.

Они стали сначала вскакивать на край гнезда, затем прыгать и по веткам.

Родители приучали их находить пищу.

То ткнут клювом в гусеницу, то в жука и ждут, пока птенцы не возьмут сами.

Грачата быстро осваивались с новой наукой.

Не прошло и недели, как они стали великолепно понимать, как надо ловить добычу, и только по привычке продолжали орать, когда старые грачи возвращались в гнездо с какой-нибудь добычей.

В особенности хорош был один грачонок.

Уже выросший, весь черный, он храбро скакал с ветки на ветку, беспрестанно хватая клювом то гусеницу, то какого-нибудь жучка.

Грачи-родители что-то громко кричали ему, должно быть, предупреждали смельчака, но он и не думал их слушать, хотя молодые крылья его далеко еще не окрепли.

Грачонок был упрямый и не слушал наставлений осторожных родителей.

Однажды Витя, его приятель Вася и отец Вити сидели по обыкновению под деревом и наблюдали за грачами.

Молодой грачонок вылез из гнезда и весело прыгал с ветки на ветку, взмахивая крыльями.

Грач и грачиха понемногу приучали его летать и задавали ему все более тяжелые задачи.

Так они заставляли его вспрыгивать с ветки на ветку, постепенно увеличивая расстояние, доводя его до полутора-двух аршин.

Вдруг грачонок захотел сделать большой перелет с одного дерева на другое.

Он вспорхнул, быстро-быстро замахал крылышками, пролетел более половины расстояния и, не будучи в состоянии осилить всего расстояния, почти упал на землю.

Родители грачонка подняли отчаянный крик.

— Ага! — закричал Вася. — Теперь ты мой!

И, кинувшись к сидевшему на земле грачонку, Вася без особого труда поймал его.

Грачонок отчаянно пищал, широко открывая от страха клюв, и сердечко его страшно билось.

— Дай, дай! — закричал Витя. — Я его в клетку посажу.

Между тем родители грачонка совсем обезумели от горя.

Сначала они метались с громким криком, перелетая с дерева на дерево, затем соскочили на землю, почти рядом с мальчиками, и громким карканьем требовали, чтобы им возвратили их детище.

— А знаешь что! — посоветовал отец Вите. — Грачонка мы всегда успеем поймать и другого. А этого мы как-нибудь отметим и пустим на волю. Посмотрим, что будут делать с ним родители? Раз он вывелся здесь, значит, он непременно полетит в наш сад и на будущий год, и тогда мы снова увидим нашего старого знакомого. Пойди-ка, Вася, ко мне в дом и скажи, чтобы тебе дали там красных шелковых ниток.

Через две минуты нитки были принесены, и Витин отец принялся за дело.

Скрутив несколько ниток вместе, он сделал грачонку ошейник такой ширины, чтобы он не мешал ему глотать и в то же время не мог пройти через голову.

— Шелковая нитка свободно продержится год, — сказал он. — И грачонок не сможет снять ошейничка с шеи.

— И сейчас ты его пустишь? — спросил Витя.

— Сейчас пущу, — ответил отец.

— Так дай, я его сам пущу! — попросил Витя.

Он взял еще дрожавшего от страха грачонка и осторожно посадил его на землю.

Грачонок сначала растерялся, потом боязливо оглянулся, словно не доверял полученной свободе.

Потом он тряхнул крыльями, пискнул и сделал несколько шагов по траве.

Около него раздалось громкое, радостное карканье.

Это родители-грачи слетели к своему освобожденному птенцу и шумно выражали свою радость.

Им надо было поскорее унести грачонка.

Но как это сделать?

Грачонок был еще слаб и не мог взлететь на дерево, как его ни уговаривали родители.

Тогда был избран новый путь.

Грач и грачиха поскакали вперед, маня за собой птенца.

Вот они добрались до куста сирени, вспрыгнули на него и взобрались на его вершину.

Грачонок последовал за ними.

Отсюда до нижних веток соседней березы было совсем близко, и старые грачи, перелетев на березу, стали заманивать туда птенца.

Перелет был сделан удачно.

Потом, ветка за веткой, перебралась вся компания на крайние ветки, оттуда на соседнее дерево.

Оставалось самое трудное — перелететь на то дерево, где было гнездо.

Но грачонок уже порядочно устал.

Тогда родители решили поддержать его силы едой и стали усиленно указывать ему на майских жуков и личинок.

Это подействовало.

Спустя полчаса, грачонок почувствовал себя достаточно крепким и вслед за родителями перебрался на крайнюю ветку.

Раз! Два!

Грачонок напряг все свои силенки и перелетел на родное дерево.

То-то была всеобщая радость!

На дереве поднялся такой гам, что хоть уши затыкай.

К этой радости присоединились и все соседние гнезда, и весь сад буквально застонал от веселого карканья.

Вероятно, грачи решили отпраздновать спасение грачонка всеобщим гулянием, так как вся стая вдруг сорвалась с мест, собралась в воздухе и стала кружиться.

Молодые грачи окрепли быстро.

Заботливые родители выбрали безопасное место и быстро стали приучать их к более далеким перелетам.

Наш грачонок креп не по дням, а по часам.

В конце пятой недели, он не только уже свободно перелетал с дерева на дерево, но и улетал с родителями на ржаные поля, где для птиц теперь был обильный корм.

Несколько раз, гуляя по ниве, Витя замечал своего грачонка, спускавшегося на поле вместе с остальной стаей.

Грачи настойчиво отыскивали хлебных жучков и склевывали их с хлебных колосьев.

— Вот видишь, как старается для нас твой грачонок! — не раз говорил Вите отец. — Не будь его и остальных грачей, хлебный жучок уничтожил бы половину урожая!

Да и полевым мышам он не даст спуску. Грачи любят их.

Грачонок настойчиво работал.

Его красный, шелковый ошейничек виден был издалека.

Он окреп, пополнел, и писк его начинал переходить в карканье, а желтизна спадала с клюва.

Но когда к нему подлетали родители, он все еще продолжал по привычке дрыгать крыльями и открывать рог, прося пищи, хотя сам уже великолепно умел добывать ее.

Иногда родители совали ему в рот жука или личинку.

Насытившись на иоле, грачи всей стаей подымались на воздух, делали прогулку, подлегали к реке, напивались воды и возвращались к гнездам.

Раз ночью все обитатели усадьбы были разбужены страшным криком грачей.

В саду, от их крика, положительно стон стоял.

А когда на утро Витя с отцом подошли к дереву, на котором жил грачонок, они заметили на земле несколько грачиных перьев.

Наш грачонок спокойно сидел на краю гнезда, но зато его родители выказывали ужасное беспокойство.

Они то перелетали с дерева на дерево, то спускались на землю к перышкам, то снова подымались на гнездо.

Другого грачонка в гнезде не было.

— Ну теперь я понял, в чем дело! — сказал Витин отец. — Так вот почему грачи так кричали сегодня ночью. Вероятно, другого птенца утащил какой-нибудь хищник.

— Кто же мог его утащить ночью? — спросил Витя.

— О, что касается этого, так ночные враги грачам опаснее, чем денные. Самые ужасные их враги — это совы и филины. Ночью они часто похищают грачат во время сна, но днем они боятся грачей. Грачи днем дружно защищаются от врагов. Целой стаей соберутся, и горе тому филину, сове или соколу, который попадется им днем. Они со всех сторон окружают врага и бьют его налету клювами до тех пор, пока не забьют до смерти.

Итак, у грачонка погиб брат или сестра.

Но он мало горевал об этом, спокойно сидя на краю гнезда, предоставляя печалиться и тосковать своим родителям.

Долго не могли угомониться родители, но, наконец, поняли, что пропажи не воротишь, и возвратились к своим обычным дневным заботам.

Паровые поля стали пахать, и Витя с отцом с утра находились в поле.

Стал прилетать на пашню и грачонок.

Он спускался обыкновению недалеко от пахаря и важно шел вдоль свежей борозды, следом за лошадью.

Теперь у него была новая забота.

Плуг, выворачивая землю, выворачивал и жирных земляных червей, которых грачонок тут же быстро поедал с большим аппетитом.

— Смотри, твой грачонок и тут нам служит полезную службу, — сказал Вите отец. — Он собирает личинок хлебных жучков и земляных червей, этих врагов хлебных полей.

Когда пахарь останавливался, грачонок останавливался тоже, ожидая, когда лошадь тронется дальше.

Так работал он весь день, а вечером прилетал в сад и присоединялся к общему разговору.

Когда скосили хлеб и сложили его в копны, грачонок, вместе с остальными, переселился на хлебное поле.

Тут он клевал осыпавшиеся хлебные зерна и яростно истреблял полевых мышей, которых на скошенном поле можно было находить очень легко.

Налетит, хлопнет клювом по голове мыши, сцапает ее своими когтями и ест.

Из грачонка он уже превратился в настоящего грача и нередко вступал в драку с другими грачами.

От родителей он отстал и прилетал в гнездо только на ночь.

Прошла осень и наступили заморозки. Грачи встрепенулись.

Каждый день собирались они стаей или на своих деревьях, или где-нибудь на поле, куда к ним прилетали и грачи, имевшие гнезда в лесу.

Они подымали ужасный крик и спор, иногда даже дрались между собой.

Погалдят, покипятятся и разлетятся.

А на следующий день снова собираются, снова спорят и совещаются.

— К отлету готовятся! — говорили люди.

И в самом деле пора было улетать. Уже несколько раз выпадал снег и отыскивать пищу с каждым днем становилось труднее.

Пора было переселяться и на новые места, где можно было бы прокормиться несколько зимних месяцев.

И вот, в один день, все грачи покинули свои гнезда и слетелись на поле.

Туда же прилетели и грачи из лесу и еще откуда-то.

Высоко в воздухе неслись запоздалые стаи перелетных птиц, спеша на юг.

Грачи заволновались, закаркали, потом вдруг взвились к небу и, послав прощальное карканье оставленным гнездам, быстро понеслись на юг.

В воздухе нет ни дорог ни тропинок, а между тем грачи летели, не сбиваясь.

Вели стаю старые грачи, а молодые следовали за ними, изучая дорогу.

Пашни, леса, села и города мелькали под ними.

На ночь они спускались к лесам, садились на деревья, питались остатками плодов, редкими насекомыми, зернами на полях и с рассветом снова пускались в путь.

Наш грачонок жил, как и все его остальные собратья.

И хотя долгий перелет сильно утомлял его с непривычки, однако он не отставал от своих товарищей.

Так летел он долго-долго со всей стаей, чувствуя, что с каждым днем воздух становится все теплее и теплее.

Но вот однажды он увидел с высоты полета синее, безбрежное моле.

Это было Черное море.

Под яркими лучами солнца оно казалось нежно-синим и тихо шевелилось, переливаясь и нежась в теплом воздухе.

Стая спустилась на деревья и громко закаркала.

Зачем лететь дальше, когда и здесь хорошо?!

В лесах такая масса орехов, море выбрасывает на берег множество слизняков, моллюсков.

Можно быть вполне сытым.

А главное — грачи не особенно изнежены, да и не стоит ради каких-нибудь трех месяцев улетать особенно далеко!

Отдохнула компания хорошенько и принялась за добывание корма.

«Красношейка» — грачонок не отставал от других.

Тут для него и для остальных грачей было чем поживиться и полакомиться.

На полях было много опавших зерен, в виноградниках — ягод, в фруктовых садах оставалось на деревьях много засохших плодов, а в лесах можно было находить оставшиеся орехи, рябину.

К этому надо было прибавить массу моллюсков и слизняков, выбрасываемых морем во время прибоя.

Пошел порхать «красношейка».

Он летал по деревьям, каркал, гордился своим красным, шелковистым ошейником и присматривал себе невесту.

Он взял себе молодую грачиху-однолетку, черную, веселую и сразу успокоился.

Вместе с нею он летал за добычей пищи, на водопой к реке и возвращался в лес.

Только моря Красношейка терпеть не мог.

Подлетел раз к нему, хотел напиться, хлебнул клювом да как замотал головой!

Вода-то соленая в море оказалась.

Зимой грачи гнезд не вили, а поэтому и наша парочка ночевала обыкновенно где попало на деревьях, часто меняя места своих ночевок.

Зима проходила скучно и не домовито.

Но вот наступило время перелета.

Старые грачи узнали его чутьем, словно им ветер прилетевший с севера, рассказал, что пора двигаться.

К тому же ягоды и зерна нее были уже объедены, новые насекомые еще не народились и птицам поневоле приходилось перекочевывать.

Исчезновением корма природа давала им знать, что пора отправляться в путь туда, где за зимние месяцы земля уже подготовила птицам новый, сытный корм.

Грачи ожили и их карканье сделалось громче и нетерпеливее, на ветвях деревьев поднялась суетня, начались грачиные сборища.

Однажды днем, покормившись остатками корма, огромная стая с громким карканьем взвилась под небеса и быстро понеслась на север, к родным местам и гнездам.

Полетел и Красношейка со своей новой подружкой, от которой теперь не отставал ни на шаг.

Теперь он был уже не грачонок, а самый настоящий грач, которому скоро придется становиться во главе стаи.

Стаю вели старые грачи.

Красношейка летел и зорко наблюдал дорогу, замечая в своей грачиной голове все приметы, дороги, постройки, реки и леса.

Когда он припоминал те места, над которыми пролетал прошлой осенью, он громко и радостно каркал.

На ночь, задолго до темноты, грачи спускались на землю, искали себе корм, спорили и засыпали как попало.

Утром они снова подкреплялись кое-какой пищей и опять пускались в путь.

Так шли дни за днями.

Корм был везде плохой, времени на кормежку уделялось мало, а работа крыльям доставалась порядочная.

И когда грачи достигли, наконец, своего старого места, они сильно похудели и заморились.

Ах, как весело закаркала стая, когда вдали под ними показались родные сады и леса!

Село, усадьба с садом и лес были на прежних местах и старые грачиные гнезда можно было различить издали.

Поля уже освободились от снега, и лишь кое-где в оврагах и в лесах лежали еще небольшие остатки его.

— Карр… карр… — радостно закаркали грачи, спустившись на поле.

Красношейка не забыл сада и помнил даже дерево, на котором вырос.

Лишь только родители Красношейки взлетели на родную березу, как тотчас же уселись на свое старое гнездо, обрадованные тем, что его не разорили и оставили целым.

Красношейка и его подружка с завистью посмотрели на стариков, которым почти не надо было работать.

Они стали выбирать местечко и для себя, стараясь, по грачиному обычаю, селиться недалеко от других.

— Папа, папа, ведь уже грачи прилетели! — воскликнул Витя, подбегая к отцу. — Пойдем-ка посмотрим: жив ли наш грачонок с красным ошейником!

— А ты не забыл его? — улыбнулся отец.

— Ну, вот! Я его очень хорошо помню. И старое гнездо помню.

Они вышли в сад и пошли по большой аллее.

От грачиного карканья в саду стон стоял; птицы, перелетая с дерева на дерево, суетились, бранились и дрались из-за места.

Подойдя под знакомую березу, Витя весело воскликнул.

— А вон и Красношейка! Видишь — скачет с ветки на ветку, с каким-то другим грачом. А вон наверно старые грачи на прежнем месте сидят!

Витя ужасно радовался, что старые знакомые не позабыли своего дерева, и что Красношейка так и остался с красным шелковым ошейничком.

С этого дня Витя с отцом, а иногда и один, ежедневно приходил в сад и наблюдал грачиную жизнь.

Это было очень интересно.

Красношейка страшно волновался.

Вместе с молодой грачихой они прыгали с ветки на ветку, осматривали каждый вершок дерева, выбирая место.

При этом они так орали, что старые грачи нередко выходили из себя и начинали каркать молодым.

Надо же и честь знать!

Старики любят покой.

В конце второго дня Красношейка и его грачиха облюбовали себе местечко недалеко от старого гнезда и деятельно принялись за работу.

Начали таскать веточки, прутики, сухую траву, оставшуюся от прошлого года, и все это сплетали так искусно, словно целый век учились этому ремеслу. Но так как они кричали немилосердно, то та же самая история, которая случилась в прошлом году с отцом Красношейки, случилась теперь с самим Красношейкой.

Старики решили во что бы то ни стало выжить крикливых молодых.

Ведь они совсем забыли, что Красношейка им не чужой, а родной сын.

И вот на ветках березы началась отчаянная война, затеянная старым грачом.

Отец и сын, накричавшись досыта, взвились на воздух и вцепились друг в друга клювами и когтями.

Целый лень дрались они самым отчаянным образом, причем в драке приняли участие и грачихи, а к вечеру Красношейка со своей грачихой уныло сидели на соседнем дереве, побежденные и общипанные стариками.

На следующий день молодые грачи попробовали было снова пробраться к начатому гнезду, но старики так щипанули их, что у них навсегда отпала охота возвращаться на старую березу.

Делать нечего.

Осмотрелись на соседнем дереве, нашли местечко и деятельно принялись за работу нового гнезда.

Но Красношейка никак не мог простить старикам своей обиды и напрасно потраченного труда.

Лишь только старики улетели из своего гнезда, он вспорхнул вместе со своей подругой с ветки, подлетел к старому гнезду, вырвал из него прутик и потащил к своему гнезду, где тотчас же и приладил его как следует к своей постройке.

Так таскал он из старого гнезда прутик за прутиком, употребляя ворованное добро на свою постройку.

Лишь только они замечали вдали летящих стариков, как тотчас же слетали на землю, хватали по прутику и, как ни в чем не бывало, садились на своей ветке.

В первый же раз старые грачи заметили пропажу.

Они немного покаркали и улетели за новыми прутиками, а Красношейка со своей грачихой только этого и ждали.

Лишь только старики исчезли, они тотчас же подлетели к их гнезду и снова стали перетаскивать к себе прутик за прутиком.

Но вот старые грачи прилетели снова.

На этот раз для них не оставалось уже никакого сомнения в том, что их кто-то обворовывает.

Старые грачи, спускались на землю, искали там, потом подымались на соседние деревья и зорко осматривали каждое гнездо.

Не было сомнения в том, что они прекрасно помнили каждый свой прутик и могли отличить их от чужих.

Спустя часа полтора, старики открыли-таки настоящих грабителей.

Они подняли отчаянный крик, на который тотчас же отозвались грачи других гнезд.

На березе, вокруг гнезда старых грачей, собралась стая соседних грачей.

— Карр… карр… — жаловались им ограбленные.

Грачи выслушали и вдруг каркнули почти одновременно в один голос:

— Карр!

Затем все взвились на воздух, стремительно налетели на гнездо Красношейки и, посмотрев внутрь его, вдруг опустились на него и с громким карканьем начали разносить его на части.

Красношейка и его молодая грачиха едва успели спастись сами от разъяренной стаи.

В две минуты от их гнезда не осталось и следа.

Молодая грачиха, не успевшая снести еще ни одного яйца, с грустью глядела на это разорение.

Если бы в гнезде ее было хоть одно яйцо, ни один грач не тронул бы гнезда, как бы ни провинились Красношейка с грачихой.

Но яиц еще не было и… грачиный суд исполнил свой долг перед обиженными.

От гнезда, свитого из ворованного материала, не осталось и следа, а развитые прутики усеяли землю под деревом.

Наказав виновных, грачи спокойно разлетелись по своим гнездам и принялись за дело.

Молодые долго сидели на месте, где только что было готовое, теперь разоренное, гнездо, потом несколько минут тихо покаркали и… как ни в чем не бывало, принялись снова за работу.

— Вот видишь! — говорил Вите отец, — даже птицы и те осуждают друг друга за воровство!

— Да, другой раз Красношейка не будет воровать! — рассмеялся Витя. — А то они его совсем заклюют!

Он сказал верно.

Если бы Красношейка попробовал еще раз приняться за свое воровское дело, грачиное общество так и оставило бы его без гнезда на все лето.

Красношейка на этот раз брал не ворованный материал, а собирал его сам на земле, беспрестанно слетая с дерева вместе с грачихой.

Они страшно торопились.

Да как же было не торопиться, когда у всех грачей были уже готовы гнезда?

Работая беспрерывно, молодая пара быстро свила себе гнездо, убрав его изнутри перьями, волосом и мхом.

С таким гнездом было не стыдно и перед другими птицами.

Грачиха снесла парочку яиц, и началась новая жизнь, полная забот и труда.

Красношейка без устали помогал своей грачихе.

Пока она высиживала птенцов, он без устали летал целый день, таская ей корм.

Появились майские жуки, гусеницы, бабочки, жуки и мухи, на земле показались черви.

Все это служило добычей нашему грачу.

Одни раз проглотит добычу сам, а другую уж непременно тащит своей грачихе.

Когда она уставала чересчур, Красношейка приходил ей на помощь, садясь временами сам на яйца для того, чтобы грачиха могла хоть немного расправить свои затекшие члены.

Дни шли за днями, проходили целые недели.

А вот однажды вылупился молодой грачонок, пробив своим носом яичную скорлупу.

А через сутки, вслед за ним, вылупился из яйца и второй грачонок.

Грачиха ужасно исхудала за это время.

Грачата были препротивные!

Но для родителей они казались красавцами, и никто из них не замечал их уродства.

Родители по очереди стали летать за кормом и, принося его, совали глубоко в рот птенцам, встречавшим их громким писком.

Оба никогда сразу не улетали от гнезда.

Опасно было оставлять птенцов без призора, да притом еще таких глупых.

Мало ли что могло с ними случиться!

На дерево могла забраться кошка, сверху мог нагрянуть сокол или какая-нибудь другая хищная птица и унести молоденьких грачат.

От врагов своих грачи оборонялись очень дружно.

Другой раз заметят грачи в вышине коршуна или копчика, и сразу во всех гнездах подымется гвалт.

— Смотрите, дескать, все в оба! Будьте готовы для выручки друг друга!

И когда иногда голодный коршун кинется безрассудно к грачиным гнездам, вся стая сразу подымется и грудью ударит на врага.

В таких случаях грачи разделялись обыкновенно на две-три стаи и атаковывали врага с разных сторон, ударяя его с налета своими крепкими клювами.

И горе было хищнику!

Редко удавалось ему уйти от разъяренных птиц и чаще всего он падал мертвым под ударами сотен клювов.

Птенцы росли и оперялись.

Сначала они покрылись мягким пухом, потом пух постепенно заменился черными перьями.

Красношейка и его грачиха стали учить их летать и находить себе корм, как когда-то самих их обучали старики.

Витя с радостью глядел на них и с интересом наблюдал, как крепнут их молодые крылья.

Только лесник и старик-садовник с ненавистью смотрели на грачиное общество.

Они видели в них только вред и совсем не понимали той пользы, которую приносили грачи.

Семья Красношейки между тем подросла, и птицы не только летали с родителями на соседние деревья, но и улетали на поле, где в это время шла вспашка.

Грачата потолстели, стали гладкими, окрепли от хорошего корма и гордо поскакивали по бороздам за пахарями.

Потом стаей летели к реке, пили свежую, холодную воду, купались в мелких местах и устраивали воздушные танцы.

Для этого они разделялись на две партии, слетались, разлетались и устраивали в воздухе разные фигуры.

А натанцевавшись вдоволь, возвращались к своим деревьям, немного спорили, решали свои дела и мирно засыпали на густых ветвях.

Это была привольная жизнь.

Витя с отцом часто посещали теперь поля.

В этом году полям особенно вредили полевые мыши, появившиеся в очень большом количестве.

Особенно напали они на хлеба, когда хлеб созрел.

Но к этому времени окрепли и окончательно выросли молодые грачата. Они так принялись за полевых мышей, что в две недели почти всех истребили.

Однажды мальчик убил камнем грача и показал его Вите.

— Ах, какой ты нехороший! — рассердился Витин отец.

— Дай-ка сюда убитую птицу!

С этими словами он вынул из кармана перочинный нож, взял убитого грача, разрезал ему полно набитый зоб и вывалил на землю то, что находилось в зобу.

— Ну, теперь гляди же! — сказал он, разбирая то, что было в зобу. — Ведь это все полевые мыши! Одна, две, три, четыре, пять! Один грач за один день переловит пять полевых мышей. В месяц он, значит, может уничтожить сто пятьдесят мышей. А разве мало хлеба испортят в месяц сто пятьдесят мышей?

Витя с большим интересом слушал отца.

Теперь он своими собственными глазами убедился, насколько полезны грачи для хозяйства.

Однажды на небольшом бугре собралось около сотни грачей, которые неистово каркали и страшно суетились.

— Что бы это такое могло быть? — удивился Витя. — Не спроста собрались тут грачи. Вероятно, у них что-нибудь случилось необыкновенное.

И действительно, у грачей происходило что-то особенное.

Красношейка изловил полевую мышь и собрался было полакомиться, как вдруг дерзкая ворона выхватила у него добычу прямо из-под носа и пустилась с нею наутек.

Грач поднял шум, и на этот шум собрались все грачи.

За вороной наряжено было преследование, но хотя она уже успела проглотить добычу, ее все же привлекли к суду.

Птицы собрались на бугре.

Ворона поместилась посередине, прямо перед ней стал Красношейка, немного поодаль штук шесть старых грачей, а остальные окружили средних кольцом.

Ворона стояла задумчиво, понурив голову, тогда как судьи стояли гордо, подняв вверх свои носы.

Сначала закаркал Красношейка.

Потом каркнула маленькая группа грачей-судей.

Им в ответ прокаркала что-то ворона.

Грачи помолчали и каркнули всем хором.

Ворона — тоже.

Потом раздалось дружное карканье всей стаи, ворона встрепенулась, взмахнула крыльями и полетела, а грачи рассыпались по всему полю.

Вероятно, доказательства вороны были приняты во внимание, и она была оправдана общим советом.

Лесной сторож задумал отделаться от всех грачей.

Он знал, что если он убьет хоть одного грача и повесит его в поле, то остальные грачи будут избегать этого места.

И вот он решил одним ударом избавиться от грачиного крика, которого не мог терпеть.

Однажды Красношейка пролетал со своей подругой над полем.

И вдруг он увидел человека с ружьем.

Эго был лесной сторож, возвращавшийся после осмотра леса.

Ничего не подозревая, Красношейка летел над полем, обращая гораздо больше внимание на бабочек и жуков, нежели на лесного сторожа.

Вдруг что-то треснуло под ним, загрохотало…

Красношейка почувствовал острую боль в груди и в правом крыле, свет померк в его глазах.

Он попробовал было взмахнуть еще раз раненым крылом, но не смог и тяжело упал на землю, обливаясь теплой липкой кровью.

Но чувство самосохранения не покинуло его до последнего момента, и когда Красношейка увидал своего врага, подошедшего к нему близко, он собрал последние силы и яростно открыл клюв для самозащиты.

Что мог сделать, однако, слабый клюв птицы против сильного, огромного врага?!

Злой человек не мог понять Красношейки.

Бессильно свесилась головка Красношейки, и жизнь навсегда покинула черное пернатое тело.

Грачиха с громким криком отчаяния закружилась вокруг сторожа, подлетая так близко, словно хотела насильно вырвать раненого друга.

Взяв мертвого за ноги, лесной сторож понес его к дереву, одиноко стоявшему посреди поля.

А стая грачей неслась суетливо над ним, оглашая воздух печальным, тревожным карканьем.

Если бы сторож мог только понимать птичье горе, он никогда не убивал бы больше птиц.

Но лесной сторож подошел к дереву, связал одним концом веревки ноги убитого грача и подвесил его на нижний сучок.

Сделав это, он пошел домой, улыбаясь своей затее и бормоча сердито под нос:

— Ну, теперь-то вы оставите наконец нас в покое, черные птицы!

Облепив ветки дерева, грачи закаркали громко и жалобно, стараясь разбудить погибшего товарища.

Бедные птицы!

Они думали, что карканьем можно возвратить жизнь мертвому.

Некоторые дошли до того, что встряхивали повешенного за веревку своими клювами.

Даже про еду забыли птицы и просидели на печальном дереве вплоть до вечера.

Грачиха горевала больше всех.

Она кричала так громко и жалобно, что, казалось, потеряет совсем рассудок.

Но ничего не помогало.

С наступлением сумерек, стая покинула печальное дерево.

Наступила осень: время перелета птиц.

Над усадьбой понеслись стая за стаями, торопливо направлявшиеся на юг, в теплые края.

Иногда стаи опускались для отдыха и на поля около усадьбы.

Но лишь только замечали страшного висельника, подымался невероятный шум.

Стая срывалась с места и с громким криком спешила улететь куда глаза глядят от страшного места.

Грачи не выносили вида умершего и долго помнили место, на котором висел их товарищ.

Прошла зима.

Весной начался прилет.

Но грачи уже не спустились на этот раз около усадьбы.

Даже гнездами своими пожертвовали старики и решили выстроить другие на каких-нибудь новых местах.

Опустел лес, опустел и сад, а вместе с этим все вредные насекомые и мыши расплодились в необыкновенном количестве.

Только спустя два года грачи снова решились сесть на знакомую землю. Теперь никто уже не делал им зла, боясь, как бы птицы опять не покинули свое место.

А Витя долго вспоминал черненького Красношейку.


Источник текста: П. Дудоров. История одного грача. Рассказ для детей. Художник А. Комаров. М.: Государственное издательство. 1-я Образцовая типография, 1923.

Исходник здесь: https://literator.info/istoriya-odnogo-gracha-wppost-39785/.