История моей жизни (Гапон)/Глава двадцатая. Царь и его «дети»

История моей жизни — Глава двадцатая
автор Георгий Аполлонович Гапон

См. История моей жизни. Дата создания: 1905 г., опубл.: 1905 г. Источник: Г. А. Гапон. История моей жизни. М., «Книга», 1990 г. • Автобиография священника, политического деятеля Георгия Аполлоновича Гапона.

Царь и его «дети»

Какими бы жестокими и бессмысленными ни представлялись эти события жителям свободных стран, все они принимают еще более мрачный вид, если принять во внимание тот цинизм, с которым царь и Трепов устроили поддельную депутацию 11 января. После уничтожения нескольких тысяч жизней и нанесения неслыханных бедствий своей стране из-за желания народа послать к нему депутацию, царю вдруг пришла мысль в голову, что все-таки он может и принять депутацию. Хотелось ли ему рассеять впечатление этого ужасного дня или он просто желал пустить пыль в глаза цивилизованному миру — сказать трудно. Какая бы ни была причина, депутация была принята. Вот как она была устроена, согласно простодушному рассказу одного из рабочих, который принимал участие в этом фарсе.

«Утром 11 января околоточный пришел на нашу фабрику и сказал, что им нужен рабочий как представитель от фабрики; нужно, чтобы он был религиозен, чтобы за ним никаких проступков не числилось, не особенно умный, но со здравым смыслом, не молодой и не старик». Двух таких людей нашли: меня и Ивана. Околоточный пришел к нам и велел идти в участок. Я его спросил: «Зачем? У меня жена и дети». «Не бойся», — ответил он и увел нас с собой. Я очень боялся и думал: «Господи, за что ты меня наказываешь?» Однако мы могли бы и не волноваться, так как никакого вреда нам не причинили.

Нас привели в участок, раздели догола и затем приказали вновь одеться. Затем посадили в сани и повезли к Зимнему дворцу. Здесь мы нашли тридцать других человек, уже ожидающих кого-то. Мы ждали час, два часа. Становилось очень скучно. Вдруг двери открылись, и вошел очень строгий генерал. Мы все низко поклонились. Он посмотрел на нас пристально и сказал: «Ну, господа, сейчас вы будете осчастливлены беседою с царем. Только молчите, когда он будет с вами разговаривать, и продолжайте кланяться». Мы опять поклонились генералу. После этого в царских экипажах нас повезли из Зимнего дворца на вокзал и отправили специальным поездом в Царское Село. Привезли во дворец и оставили в зале дожидаться. Опять ждали очень долго. Наконец, двери отворились и вошел царь-батюшка, окруженный генералами и с листком бумаги в руках. Мы все низко поклонились, а он, даже и не взглянув на нас, начал читать со своего листка. Был очень взволнован. И прочел он нам, что все, что было написано, — правда, затем сказал: «Возвращайтесь к вашей работе. До свидания», — и удалился. Мы продолжали стоять в ожидании и думали про себя, ну что теперь должно случиться? Но ничего не случилось. Нас повели на кухню и угостили обедом, действительно царским обедом, с водкой. Затем посадили в экипажи и повезли на вокзал. В город мы возвратились обыкновенным поездом и домой с вокзала пошли пешком».

В течение двух следующих дней я несколько раз менял местожительство, так как со всех сторон до меня доходили слухи, что власти, желая схватить меня, усердно ищут. Я оставался в Петербурге в надежде, что рабочие найдут каким-либо путем оружие и произойдет восстание. Все доказывало, что население города, за исключением лиц, близко стоящих к царю, не только созрело для революции, но горело желанием сбросить самодержавие. Те факты, которых я был свидетелем, и те, о которых мне передавали очевидцы относительно действий власти в эти ужасные дни, доказывают, что народ сделал все, чтобы осуществить свое желание. Вот почему я думал, что восстание возможно и, конечно, считал своею обязанностью стать во главе движения. Я организовал и повел народ на мирную демонстрацию, тем более моею обязанностью было вести его тем единственным путем, который нам оставался.

Но все расположенные ко мне люди и друзья, прятавшие меня в течение этих двух дней, и в особенности упомянутый писатель, были убеждены сами и меня старались убедить, что в настоящий момент не было надежды на вооруженное восстание и что лучшее, что я могу сделать для будущего моих рабочих, это уехать из города, чтобы избежать ареста, одинаково пагубного как для меня, так и для них.

«Вы необходимы для революции в тот момент, когда для народа настанет час отмщения. Уезжайте, а мы пока подготовим восстание». Я все еще не решался уехать, желая подождать, чтобы положение выяснилось. Но вечер 11 января положил конец моим колебаниям. В этот день генерал Трепов, который, как я уже говорил, отнесся ко мне недоброжелательно и которого я всегда знал за жестокого деспота и самоуправца, был назначен петербургским генерал-губернатором и водворен в Зимнем дворце.

Я ясно понял, что правительство вступило на путь репрессий, и что бойня последних дней была только первой страницей этой политики. В ночь на 11-е все члены либеральной партии, которые по моей просьбе ходили к Святополк-Мирскому и к Витте, т. е. Максим Горький, присяжный поверенный Гессен, известный историк Кареев, публицист Пешехонов, профессор Мякотин, гласный думы Кедрин, Иванчин-Писарев, один из редакторов журнала «Русское Богатство», историк Семевский и присяжный поверенный Шнитников были арестованы и заключены в крепость.

Одновременно начались массовые аресты в столице, и лучшие мои рабочие, счастливо избежавшие смерти, были также заключены в тюрьму. Таким образом, всякое сообщение с моим союзом стало невозможным в данное время. Я сделал все, что мог, чтобы получить сведения о том, насколько осуществимо вооруженное восстание, но все, что я слышал от своих друзей прогрессистов и революционеров, было одно другого неутешительней. Комитет, собравшийся в Вольно-Экономическом обществе, не мог ничего сделать. Мне было ясно, что, хотя в данный момент революционное настроение в народе и было интенсивнее, чем когда-либо, но не было способа проявить его. «Теперь вы видите, — сказал мне мой хозяин, — что предпринимать что-либо немедля, значит жертвовать бесполезно собственной жизнью и нас подвергать неприятностям. Уезжайте из столицы, а мы будем поддерживать сношения с вами».

Хотя я сознавал, что противиться далее было безумием, но неохотно уступил. Но куда же ехать? Друзья указывали мне на Финляндию и другие места вблизи Петербурга, но отовсюду приходили вести, что везде рыщут сыщики, что паспорта строго проверяются и полиция всюду меня ищет. Наконец, мы выбрали место, куда бежать, и стали разрабатывать план бегства. Один из присяжных поверенных дал мне свой паспорт, который я обещал ему возвратить, как только буду вне опасности.