Глава III
правитьГригорий XI вступил в Ватикан с твердым намерением сделаться восстановителей Рима. Но мог ли он им быть среди столь неблагоприятных политических условий? Мысль о Флоренции лишала его сна. Республика эта неотступно поджигала Италию, спасать свободу которой, по ее мнению, угрожал папа. Она оказывалась пророчицей, ибо некогда суждено было и ее самостоятельности погибнуть от папы, ее же собственного согражданина. Злодеяния, творимые наемными бандами, состоящими на службе у церкви, являлись слишком печальным подтверждением жалоб флорентинцев. Верная доселе церкви Цезена, в которой резидировал кардинал женевский, предприняла 1 февраля 1377 г. отчаянное восстание против британцев, из которых состоял ее гарнизон; 300 из них были убиты, вслед за тем разъяренный легат призвал фаэнцских англичан и повелел им наказать город. Исполнено было это беспощадно. Около 8000 чезенцев бежали в соседние города; около 4000 убитых граждан усеивали улицы. Вопль негодования пронесся по всей Италии против церкви, ознаменовавшей свое возвращение кровавыми банями Фаэнцы и Цезены. Флорентинцы взывали ко всем христианским государям — умилосердиться над Италией. Происшествия эти повлияли и на Рим. Здесь пришлось Григорию разочароваться в своих ожиданиях, ибо город отнюдь не давал ему пряной власти, но, наоборот, домогался удержать свободу под управлением бандерези, к чему непрестанно ободряем был фиорентинцами. Римлянам было крайне желательно, чтобы влияние папы парализован было мятежом церковной области, Флоренцией и префектом города. Присутствием курии воспользовалась аристократия для утверждения вновь в Риме своего могущества. Лука Савелли и граф де Фунди составили с 400 товарищами заговор против народного правительства; но план их, которому не могла быть чужда Курия, не удался. Сенатором назначил теперь папа Гомеца Альборноца, племянника великого Эгидия, испытанного военачальника, на энергию которого возлагал свои надежды. Сам отправился он в мае в Ананье, признававшей синьорию Гонората Гаэтани, графа де Фунди. На этой родине Бонифация VIII мог Григорий XI предаваться размышлениям о полной скорбей истории пап, протекшей в период между злодейским аттентатом Ногарета и его собственным возвращением из Авиньона. Он оставался там до 5 ноября 1377 г., ревностно занятый войной со своими врагами и переговорами о мире.
Счастье благоприятствовало ему. От лиги флорентинцев отставал один член за другим. Рудольф де Варано, их генерал-капитан, переманен был вследствие одного спора из-за обладания Фабриано на сторону папы, а Болонья уже в июне 1377 г. ценой признания вновь папского авторитета купила сохранение своей автономии. Флорентинцы не упали духом, но все же отправили послов к папе. Условия их были, однако, неудобоприемлемы. Они отказывались выдать церковные имущества и отменить эдикты против инквизиции и папского форума. Они требовали оставления всех мятежников церкви, союзников своих, под шестилетним status quo, при полной свободе заключать союзы против кого бы то ни было; в виде же вознаграждения предлагали папе от имени лиги лишь ежегодную сумму в 50 000 гульденов золотом в течение тех же шести лет. По отвержении этих пунктов Григорием XI Флоренция обвинила его, будто он в нехристианском жестокосердии отказывает Италии в мире. Стойкая республика обратилась 21 сентября 1377 г. еще раз с призывом к римлянам о присоединении к ее лиге, обещая им за это 3000 копий и помощь Бернабо. Но те в правление Гомеца Альборноца помирились с папой и возложили на него заключение мира с префектом города. Франциск де Вико отделился от Флорентийской лиги и заключил мир с Капитолием. Акт этот заключен был 30 октября 1377 г. в Ананье, а 10 ноября, через три дня по возвращении в город папы, конфирмован генеральным собором римлян. Грамота эта знакомит с тогдашним строем республики, а именно, генеральный совет созываем был Гвидо де Прохинис, тогдашним сенатором, с согласия 3 консерваторов, 2 экзекуторов юстиции, 4 советников гильдии стрелков и 3 военных депутатов. Консулы купцов и землепашцев, 13 капитанов кварталов, далее 26 излюбленных людей и 104 городских советника, по 8 от каждого квартала, составляли вместе выборный генеральный совет, и эта народная делегация привела в действие мирный акт. Дорогостоящая война оказалась, в конце концов, для папы чувствительнее, чем для богатой Флоренции. Оба противника желали мира. Случилось так, что при посредничестве короля французского и самого Бернабо, которого сумел склонить на сторону своих интересов Григорий, устроен был конгресс в Сарцане. Но переговоры там были вскоре прерваны смертью папы.
Одна лишь смерть воспрепятствовала Григорию XI последовать примеру своего предшественника и бежать снова в Авиньон. Переселение в Рим постоянно почитал он тягостной жертвой. Он покинул, как сам писал к флорентинцам, прекрасное свое отечество, благородный и благочестивый народ и многое иное дорогое, отвратил слух от молений королей, князей и кардиналов и среди опасностей, трудов и расходов прибыл в Италию с твердым намерением исправить все упущения ректоров церкви и оказался горько обманутым во всех своих ожиданиях.
Трудность его предприятия — умиротворить Италию и устроить церковную область — отравляла ему каждый час. На смертном одре раскаивался, по-видимому, он, что послушался пророчеств благочестивых жен и прибыл в Рим, чтобы повергнуть церковь в бедствия схизмы. Схизму эту предвидел он, ибо новые папские выборы должны были составить тяжелое по последствиям событие; первый конклав, долженствовавший, со времен Бенедикта XI, заседать в самом Риме, неизбежно должен был происходить среди ожесточенной борьбы французской и итальянской партий и решить величайший вопрос времени относительно того, должно ли было папство снова стать римским и итальянским или же оставаться французским и иностранным. Можно представить себе скорбь больного Григория, предвидевшего зияющую пропасть, завалить которую было вне его власти. В предсмертной уже болезни издал Григорий 10 марта буллу, которою повелел: признать папой избранника большинства кардиналов, невзирая на протесты меньшинства и на то, состоится ли избрание это по смерти его в конклаве или без оного в Риме или вне оного.
Во время безнадежной болезни Григория глубокое волнение овладело как кардиналами, так и народом. Первые совещались уже о новых выборах, а последний — о средствах помешать французскому избранию и провести римское, которое удержало бы папство в Риме. Через эмиграцию последнего в Авиньон утратили римляне и последний остаток влияния на папские выборы, вообще отнимаемого у них каноническими законами церкви, но которое тем не менее постоянно искали они применять при всяком представлявшемся к тому случае. Таковой представлялся теперь. Священная коллегия насчитывала в то время 23 кардинала; из них 6 остались в Авиньоне, один отсутствовал на конгрессе в Сарцане, и 16 находились в Риме. Из оного числа было 7 лимузинцев, 4 француза, 1 испанец, 4 итальянца: именно Франциск Тибальдески де С.-Сабина, прозванный кардиналом Св. Петра, римлянин, как и Иаков Орсини де С.-Грегор, далее миланец Симон де Броссано де Св. Джовани и Паоло и флорентинец Петр Корсини де С.-Лоренцо in Damaso. Ультрамонтаны имели, таким образом, перевес, но сами делились на партии вследствие зависти, сеявшей раздор между французами и лимузинцами. Кандидаты были уже намечены. Вскоре выяснилось, что ни за кем из ультрамонтанов не было обеспечено большинство голосов.
Обо всем этом велись речи на сходках, а Григорий XI лежал в это время в агонии. Прежде чем он отошел в вечность, отправились сенатор Гвидо де Прохинис, по происхождению провансалец, магистраты Капитолия, капитаны кварталов, многие духовные и почетные граждане к кардиналам в Санто-Спирито и изложили им настоятельные желания римского народа. Они объявили им, что для блага Италии безусловно необходимо на сей раз сделать папой римлянина или же итальянца, который бы сохранил резиденцию в Риме, снова поднял город и привел церковную область в благоустроение. Кардиналы обнадежили их добрыми заверениями и убеждали их пещися о спокойствии города для предотвращения народных смут. Вне себя от страха переносили уже ультрамонтаны свои драгоценности, золото, брильянты, облачение, книги и утварь в замок Ангела, которым командовал французский кастеллан. Возбуждение становилось лихорадочным. Едва ли когда с равной напряженностью ожидаема было кончина папы. Все сознавали, что момент кончины Григория XI послужит сигналом всемирно-исторического кризиса.
27 марта (1378 г.) по причащении Св. Тайн с растерзанным сердцем скончался он. Понтификат последнего и несчастнейшего из авиньонских пап был короткий и безрадостный; ничего, кроме борьбы с бурями; его моральные и физические страдания были одинаково велики. Скорби и недуги сделали Григория XI уже в 47 лет старцем. Усопший перенесен был ко Св. Петру, где отслужены были первые панихиды, а через день в церковь S.-Maria Nuova на форуме, которой он был кардинал и где желал покоиться. Рим сохранил к нему долгую признательность за возвращение Святого престола в город. Через 200 лет воздвигли ему правнуки в этой церкви великолепный надгробный монумент, увековечивающий его единственное славное деяние.
После кончины Григория кардиналы послали за вождями республики; те поклялись в добросовестной охране и уважении свободы конклава. В народе происходило брожение. Носились разжигающие слухи. Молва гласила, будто архиепископ арльский, каммерарий церкви, занявший гарнизоном замок Ангела, призвал сообща с кардиналом де С. Евстафио британскую наемную банду. Магистрат стянул вследствие этого в город войска из Тиволи и Веллетри. Заняли все мосты и ворота, чтобы помешать бегству кардиналов и контр-минировать влияние провинциальных баронов. Наивлиятельнейшие аристократы подверглись даже изгнанию из Рима. И вот во время совершения кардиналами девятидневных заупокойных служб в S.-Maria Nuova беспрестанные депутации от города делали им представления об опасном положении Рима и настоятельно просили принять в уважение желания народа. Римляне начертали весьма сильную картину страданий Рима и Италии в авиньонскую эпоху, упадка города, полнейшего разорения учреждений и вотчин церкви, страшной анархии и истощенности городов и областей благодаря самоуправствам французских ректоров и тиранов бесконечных войн, несметных безвозвратно поглощенных ими сумм, злоупотреблений по всему внутреннему и внешнему церковному управлению вследствие непотизма и бессовестной корыстности иностранных пап. Они требовали в папы римлянина или итальянца, ибо такой лишь мог спасти Италию, Рим и церковь. Промемория эта, наряду с петициями флорентинцев, представляет неоспоримо ценный исторический документ для характеристики той эпохи.
Конклав должен был происходить в Ватикане. Ввиду возложения охраны его на городские власти, назначены были несколько капитанов кварталов и граждан охранителями его и к ним придан в виде custos’a епископ марсельский вместе с епископами Тиволи и Тоди. Учреждение это приняло присягу при вступлении в отправление своих обязанностей. Борго был оцеплен; милиции окружили Ватикан, между тем как кардиналы распорядились теперь перенесением в замок Ангела и церковных сокровищ. Блок и секира предостерегали у Св. Петра от нарушения спокойствия — и эти страшные военно-осадные мероприятия служили обстановкой выборов верховного христианского первопастыря.
Вечером 7 апреля кардиналы при звуках тромпетов вступили в зал конклава, где, согласно обычаю, устроена была из занавесей келия для каждого из них. Поднялась гроза; незадолго перед тем ударила молния в залу и в келий. Предсказывали беду. Народ приветствовал процессию с почтением, но восклицал: «Romano о Italiano lo volemo!» Кардиналы могли себе сказать, что избирать приходилось им при бряцании оружием и осажденными возбужденным народом. Конклав был бурным, но страх и ревность его сократили и осуществили комбинацию, немыслимую при данных условиях ни в каком ином месте, кроме Рима. Французы, которых предводителем был Роберт Женевский, протестовали против всякого выбора лимузинца. Церковь, так говорили они, имела достаточно таковых в лице Урбана V и Григория XI. Отвергнут был также и выбор римлянина, ибо слабый Тибальдески был слишком стар, честолюбивый Орсини слишком юн и сверх того породил бы римский выбор подозрение в том, что произведен был из страха. Из остальных двух итальянцев один был из неприятельской Флоренции, другой — из города тирана Бернабо. Во время совещания кардиналов вошли в конклав капитаны кварталов и еще раз угрожающе потребовали в папы римлянина или итальянца. Кардинал флорентийский отвечал им с твердостью.
Среди этого теснения лимузинцы предложили неаполитанца Варфоломея де Приниано, архиепископа Бари и вице-канцлера церкви, слывшего человеком беспорочным, ученым и осторожным и, как представитель дома Анжу, удовлетворявшим, казалось, обеим национальностям.
Первая подача голосов оказалась для него благоприятной. Время было после полуночи. Слышен был шум народа: кардиналы бодрствовали. Снизу долетали звуки стучавших об пол залы конклава копий. Горючие вещества собирались в кучи. Наутро 8 апреля народ пришел в нетерпение; колокола били набат. Вне себя от страха поспешили кардиналы к окончательным выборам, и снова всеми голосами, кроме Орсиниева, был избран папой архиепископ Бари. Домогавшийся же тиары юный кардинал Орсини вообще искал способ помешать выборам и подавал уже опасный совет выставить призрачного папу для выигрыша времени и покоя и для перенесения конклава в какое-либо иное место.
Оповещение выборов отложено было до после полудня; под предлогом дел церкви послали за избранником. Измученными сели за обеденную трапезу. Между тем пронесся ложный слух о том, что папа — кардинал Тибальдески. Немедленно разграбил народ его жилище, и раздались у Ватикана клики восторга: «Имеем римлянина!» Двери конклава были разломаны, воины нахлынули в залу воздать поклонение римлянину. Трепещущие кардиналы укрылись в смежную капеллу, но и она была разнесена; тогда в смертельном страхе представили они ревущей толпе римлянина — мнимого папу, лишь бы спастись самим. Маститый Тибальдески второпях облачен был в митру и мантию и очутился восседающим на папском престоле, между тем как ликующие римляне повергались к ногам его, лобызали ему руки и ноги и грозили задушить его поклонениями. Кардиналы тем временем благоразумно скрылись. Трепещущий мнимый папа сидел на троне, настоящий избранник дрожал, спрятанный в одной из камер дворца. Подагрик-старик избавился, наконец, из мучительного своего положения; отчаяние и срам исторгли у него громкое признание, что папа не он, а архиепископ Бари. Когда известен сделался грубый обмен, то народ воскликнул: «У нас нет римлянина! Смерть изменникам!» Забили в набат, и все взялись за оружие. Некоторые из кардиналов возвращены был на конклав силой; они с твердостью объявили об избрании папы Приниано. Безграничное смятение сделало возможным для них бегство; шестеро заперлись в замке Ангела, четверо бежали из города, прочие беспрепятственно разошлись по своим жилищам; один лишь Тибальдески остался со спрятанным архиепископом в Ватикане.
Между тем разочарование не имело страшимых последствий; магистраты исполнили свой долг. На другой день, 9 апреля, возвестил кардинал флорентийский городской власти каноническое избрание архиепископа Бари, и римляне тотчас же успокоились при мысли, что он итальянец. Главы республики поспешили в Ватикан к нему на поклон, который он, однако, отверг с замечанием, что не вполне еще уверен в каноническом избрании своем. Тем временем кардиналы, находившиеся в Риме, подтвердили оное лично, находившиеся в замке Ангела — письменно; последние возвратились даже к Св. Петру, где теперь без принуждения и единодушно конфирмовали избирательный декрет и возвели архиепископа на трон. Он отпраздновал тотчас со всеми кардиналами в соборе Апостола праздник Пасхи по возвращении и бежавших в Кампанью. В Светлое Христово Воскресенье совершилась коронация его по всем формам, вслед за тем он занял Латеран.
18 апреля 1378 г. вступил на Святой престол Варфоломей Приниано как признанный папа Урбан VI, и все кардиналы, его избиратели, путем окружных посланий оповестили мир о каноническом его избрании и поставлении. Избрание этого человека было большим несчастьем. В столь трудную эпоху кроткий дух Гонория IV или Григория X мог бы утишить войны, смуты и умиротворить мятущийся мир. Вспыльчивого же неаполитанца наделила природа как раз всеми теми качествами, которые должны были сделать из него дух раздора. Неожиданное возведение в папы исполнило грубого этого человека умопомрачающим высокомерием и, как кажется, на самом деле лишило его рассудка. Ультрамонтанские кардиналы избрали его лишь из страха и с отвращением и тотчас завели с ним ссору. Вместо того чтобы с благоразумной мягкостью постепенно расположить их, он раздражал их крутыми мерами. Никогда, ни в одном из пап не было такого полнейшего отсутствия житейского такта. На первой консистории с сильной аллокуцией обратился он к епископам и кардиналам; с них должна была начаться, по словам его, реформа церкви; отныне никогда более не должны были они покидать свои епархии, не принимать никаких пенсионов или подарков от государей и городов; должны были возвратиться к христианской простоте. Упреки были справедливы, но форма их оскорбительна. Эти князья церкви утопали в мирских пороках и в безумной роскоши. Почти каждый из них держал по сто лошадей; почти каждый собирал доходы с десяти до двенадцати епископий, аббатств и больших монастырей. Во всех почти угас дух святости; нося пурпур, мнили себя они равными королям и в качестве пэров требовали почитания от самого папы. Хромой кардинал Женевский подошел после консистории к Урбану и сказал ему: «Сегодня не обращались Вы с кардиналами с тем уважением, которое воздаваемо им было предшественниками Вашими. Поистине говорю Вам, как Вы умаляете нашу честь, так точно умалим Вашу мы». Надменные князья церкви ожидали, что никогда не бывший кардиналом Урбан пребудет покорной их креатурой; теперь же увидели они в нем повелевающего папу.
Партии лиможская и Роберта Женевского с одинаковой национальной ненавистью соединились тотчас против этого итальянца. Обнаружились и другие причины разлада. Урбан объявил, что Святой престол оставаться должен в Риме; он отклонил принятие стороны Франции против Англии, выказал намерение освободить папство от французского влияния и неосторожно проронил похвальный замысел возвести много новых кардиналов из всех наций. В течение многих недель происходило брожение в курии. Провансальский кастелян отказывался выдать замок Ангела Урбану ранее получения согласия находившихся в Авиньоне кардиналов и остался обладателем крепости. Замышлявшие отпадение ультрамонтаны завязывали мятежнические сношения и начерпывали план битвы. Они могли рассчитывать на Карла V Французского, ибо французские государственные интересы задеты были возвращением Святого престола в Рим за живое. Вскоре нашли они благосклонное внимание и у Иоанны Неаполитанской. Королева эта вышла замуж в третий раз, за Иакова Арагонского, затем в 1376 г. вступила с герцогом Отгоном Брауншвейгским в четвертый брак. Она желала обеспечить корону за сим последним. Обрадовавшись избранию в папы неаполитанца, отправила она Отгона с блестящей свитою в Рим — приветствовать Урбана и расположить его в пользу ее желаний. Но Отгон был пренебрежен; папа не желал, чтобы по смерти Иоанны Неаполь достался снова немцам; он благоприятствовал притязаниям Карла Дураццо, последнего из рода первого Анжу.
В конце мая отправились ультрамонтаны под предлогом нездоровости воздуха в Ананье, где еще Григорием XI сделаны были приготовления для летней резиденции. Урбан им это разрешил и обещал даже последовать за ними. Но еще со времен Григория XI ректором Кампаньи и Маритимы был синьор Гонорат де Фунди, могущественнейший династ в Лациуме и вместе вассал Неаполя. Он имел на церкви денежное взыскание в 12 000 гульденов, и последнее отклонил Урбан, повелев ему сверх того сложить должность ректора. Ибо на оную преднаметил он Фому де Сансеверино, личного врага графа. Гонорат передался вследствие этого на сторону оппозиции; равно находился он уже в связях и с брауншвейгским домом, помолвив единственную дочь свою Иакобеллу за брата Оттонова герцога Балдассара.
В Ананье же бежал архиепископ арльский, каммерарий Григория XI, и даже с бриллиантами и папской короной. Урбан повелел кардиналам подвергнуть его заключению, что исполнено было действительно или наружно. Заподозривая их, Урбан сам поехал с тремя итальянцами в Тиволи, так как четвертый, Тибальдески, остался больным в Риме. Ультрамонтаны искали заманить папу в Ананью. Призванные в Тиволи, отказались они за ним последовать. Так прошло еще несколько недель, пока они сбросили маски. На защиту же призвали к себе британцев и гасконцев. Банда эта, состоявшая доселе на службе церкви, грабя, дошла до окрестностей самого Рима. Здесь держал народ из национального чувства сторону папы, сделавшего Фому де Сансеверино сенатором. Для отражения нашествия наемников на Лациум 16 июля римляне выступили против них, но понесли чувствительное поражение при Ponte Salaro. Пятьсот человек, в том числе много знатных синьоров, легли на поле. Тогда народ из мести искрошил всех попавших в руки его ультрамонтанов в городе. Бретонская банда с триумфом проследовала в Ананью. Папа счел себя угрожаемым в Тиволи, просил помощи у королевы неаполитанской, не объявлявшей еще себя открыто против него, и та послала ему пару сотен копий.
20 июля объявились ультрамонтаны. Они обратились с письмом к четырем итальянским кардиналам, говоря о недействительности избрания Приниано, как исторгнутого страхом, и приглашали тех в пятидневный срок прибыть для совместного совещания в Ананьи. Так очутился теперь Урбан VI в положении Бонифация VIII. Кардиналы, его избравшие и целые месяцы признававшие, объявляли избрание его недействительным. Как некогда позади мятежных Колоннов стояла и теперь позади отпавших ультрамонтанов та же Франция. Но последние составляли всю почти священную коллегию и являлись церковными представителями монархии, которой покорной рабыней в течение 70 уже лет было папство. Нарождался теперь не мятеж, а раскол, зиждившаяся на прошедшем национальная рознь неминуемо долженствовала разорвать церковь на две политические половины. При виде этой разверзшейся перед ним бездны Урбан VI немедленно оценил все значение события. Он изъявил готовность подвергнуть действительность своего избрания суждению собора; отправил трех итальянцев с примирительными предложениями в Ананью. Под Палестриной имели они совещание с делегатами от ультрамонтанов; но вместо получения решительного ответа приглашены были в Ананью. Они поколебались и остались в Генаццано. Как и можно было предвидеть, ультрамонтанцы отвергли собор; это было весьма фатально, ибо Синод в 1378 г. в Риме избавил бы, быть может, от 40-летней схизмы и от Констанцского собора. Они опирались на защиту Франции и были также уверены в одобрении со стороны кардиналов, пребывающих в Авиньоне.
9 августа (1378 г.) кардиналы в числе 13 (подъехал Жан де Лагранж, кардинал амиенский) издали в Ананье энциклику. В ней говорили они, что, будучи угрожаемы римским народом смертью, если не выберут в папы римлянина или итальянца, избрали они архиепископа Бари под условием лишь несогласия его на это избрание; он же из честолюбия оное принял; он должен быть почитаем за узурпатора; они, великое большинство священной коллегии, объявляли его таковым, отрекались от него, призывали его сложить тиару, а христианство — не признавать его папой. Так объявлена была схизма.
Прокламация тотчас породила целую бурю расследований законности избрания Урбана VI. Важнейший вопрос был таков; действительно ли избрали Приниано кардиналы под принуждением или нет. Из актов оказывается несомненно, что римляне произвели на конклав насильственное давление и что избрание совершено было кардиналами под влиянием страха смерти. Но выбор итальянца явился, помимо того, и результатом разлада избирателей. При всем же том непринужденно утвердили они избранника, короновали и признали; оповестили весь мир о том, что избрание его было каноническое, беспрекословно отправляли торжественнейшие акты с ним и испрашивали и получали от него милости. Еще в августе на смертном одре сделал кардинал Тибальдески декларацию относительно свободно состоявшегося избрания Урбана.
Первые профессора юриспруденции своего времени, Иоанн де Линиано и Балдус Перуджийский, тогда же написали апологии в пользу Урбана, а также высказались за него некоторые университеты. Доводы кардиналов были слишком слабы, чтобы оправдать их отпадение, но недостаточно слабы, чтобы не породить сильных сомнений. Исторические условия, наконец, необходимо должны были породить раскол. Римские избирательные смуты и невыносимый нрав Урбана послужили лишь случайным к этому поводом. Авиньонское папство пустило во Франции чересчур глубоко корни для того, чтобы могло миновать бесследно, и деморализация церкви сама влекла ее к распадению. Мятеж кардиналов, являющийся (если рассматривать его вне обстоятельств эпохи) лишь противозаконным проявлением национального самомнения, вполне уясняется 70-летней ферментацией.
Вскоре после своей прокламации схизматики отправились в Фунди по приглашению графа Гонората. Они пригласили с собой трех итальянцев и каждому в отдельности подали наибольшие надежды сделаться папой. Эти трое колебались уже; они ненавидели ненавистного Урбана; сомневались в правомерности его; по крайней мере Орсини никогда не имел желания его выбирать. Они приехали, чтобы разочароваться, ибо 21 сентября схизматики в Фунди избрали папой Роберта Женевского. 31 октября был он хиротонисан под именем Климента VII. Итальянцы не приняли участия в избрании, не протестовали против оного; они не возвратились и к Урбану, но избрали нейтральное положение, требуя собор. Они отправились в замок Иакова Орсини в Талиакоццо, где кардинал этот от раскаяния и досады в августе 1379 г. скончался. Тем временем Урбан вернулся в Рим. Так как замок Ангела не находился в его власти, то он поселился сперва в S.-Maria Nuova на форуме, затем в S.-Maria in Trastevere. Положение его было ужасное. Численность и единодушие кардиналов придавали большой вес новому их выбору. Противопоставленный Урбану папа был креатурой не враждебного императора, а могущественной части самой церкви. Отпадение и итальянских кардиналов служит сильнейшим доказательством отталкивающей натуры Урбана, неспособного ни привлекать друзей, ни примирять врагов. Он очутился вскоре один. Куриалы его исчезали один за другим и спешили в Фунди. Добродетель верности и любви, даже сама покидавшая его церковь, воплощаемы были, казалось, лишь в лице некоей праведницы. Ангелом-хранителем папы являлась чудная Сиенская девственница; отталкивающая фигура неистового неаполитанца тем резче озаряла ее эфирный облик. С восхитительным красноречием увещевала она его к терпению, кротости и умеренности; задушевнейшим ее желанием была реформа церкви и крестовый поход для освобождения Иерусалима. Распря в церкви повергла ее в глубочайшую скорбь; суровый характер итальянского папы, которого признавать должна была она как патриотка, а также по чувству права, причинял ей мучительные контроверсии. Праведница убеждала его проникнуться всепрощающей любовью, без чего немыслимо справиться ему со своей задачей.
Теодорих Нимский, историк схизмы, немец, был свидетелем слез отчаяния Урбана и слышал его слишком запоздалое раскаяние. Тщетно льстил он теперь куриалам, желая их удержать. Ему пришлось пережить то, что испытал едва ли кто из пап; при нем не осталось ни одного кардинала. Он вынужден был создавать новую курию, как будто сам являлся только что вновь созданным лжепапой. В продолжение одного дня назначил он более 20 кардиналов, по большей части неаполитанцев, и нескольких римлян, двух Орсини, и Стефана и Агапита из дома Колонна, переставшего уже в течение целого ряда лет иметь членов в священной коллегии. Он возбудил процессы против схизматиков; предал отлучению их, многих епископов, антипапу, графа Фунди, префекта де Вико, предводителей бретонской компании, объявил всех их проклятыми и вне закона и равными же церковными карами грозил всем, которые будут признавать Роберта Женевского.
Раскол свершился. Два папы стояли один против другого, изрыгали друг на друга громы анафем и разжигали христианство буллами. Церковь разделилась между двумя панами, ибо скорое признание Францией отняло у понтификата Климента VII характер антипапства. За него высказались пресветлые корпорации, как Парижский университет, сотни епископов, великие государства и народы. Вскоре никто не умел сказать, который из пап истинный. Если Урбан VI имел возле себя святую профетессу, то и Климент VII мог вести с собой соратником в бой не менее дивного праведника: этим профетом его был испанский доминиканец Винчении Феррери. Сравнивая обоих пап, приходилось верующим затрудниться суждением, который из них менее хорош или менее худ. Хромой и косой кардинал женевский обладал, по крайней мере, большим красноречием, лучшей нравственностью и большими талантами, чем грубый неаполитанец Приниано. Избрание его было хорошо рассчитано политически. Он не был француз, но имел связи с Францией, был могуществен и богат, сын графа Амадея Женевского, в родстве со многими владетельными домами. Он говорил по-французски, по-немецки, по-итальянски и по-латыни. Природой созданный быть полководцем, постоянно проявлял он военные наклонности. Кровь Цезены присохла к его рукам. Могущество его было сперва незначительно, затем возросло. Бретонские наемники составляли его войско; граф де Фунди принял его под свою охрану, а богатая Франция, Неаполь и Савойя, позднее и Испания и Шотландия признали его законным папой. Наоборот, Урбана VI держалась империя и весь остальной Запад. Император высказался за него тотчас и оказал бы ему осязательную поддержку, если бы не помешала ему в этом смерть; 29 ноябри 1378 г. он скончался. Римское королевство Карл IV оставил в наследство сыну своему Венцеславу, для которого в 1376 г. откупал преемство у курфюрстов и выхлопотал от Григория XI утверждение Равно поспешил признанием нового римского короля и Урбан VI. Вместе с тем заключил он мир с Бернабо, с Флоренцией и П еруджией и тем удалил от себя величайшую опасность, причем обладание Римом, в котором противники его владели лишь замком Ангела, давало ему несомненные преимущества над Климентом VII. Замок этот должен был быть завоеван прежде всего. С самой коронации Урбана осаждали его римляне и стеснили шанцами, прорезам предварительно мост Ангела. Он был превосходно снабжен провиантом и орудиями. Провансальский его капитал беспощадно производил канонаду но городу. Впервые в истории с этой гробницы Адриана гремели пушки. Борго обращен был в пепел и умышленно разрушен. Иоанн и Райнальд Орсини, братья кардинала Иакова, Иордан Орсини дель Монте, Гонорат де Фунди, тогда же сделанный Климентом VII ректором Кампаньи и Маритимы, и префект со многих сторон осаждали город, отрезали подвоз и причиняли голод. Ему грозили все ужасы войны, как во времена Григория VII или Александра III, но схизма оказывалась благоприятной для его вольностей. В конце 1378 г. и в начале следующего правили народные власти без сенатора. Отделение могущественного Иордана де Монте, заключившего с римским народом мир, от прочих Орсини и от племянника его Гонората имело влияние на Кампанскую войну обоих пап, ибо они яростно взялись теперь за меч. Урбан нанял знаменитого капитана Альбериго де Барбиано, графа де Кунио в Романьи, основателя компании Св. Георгия, из которой вышли именитейшие кондоттиери Италии. Банда эта образована была в веронской области, имела 800 копий и состояла почти из одних итальянцев. Урбан вызвал ее в Рим для борьбы с бретонцами ультрамонтанского своего противника. При помощи наемных банд вел войну один папа против другого. И здесь схизма приняла национальный характер. Первая итальянская компания стояла на стороне итальянского папы, чужая наемная банда — на стороне чужеземного папы. Климент VII отправил свирепых бретонцев под командой графа Монжуа, родного своего непота, и капитана Бернарда де Сала против Рима на выручку замка Ангела; их встретили итальянцы под начальством Альбериго и Галеаццо Пеполи 29 апреля при Марино, где перерубили или забрали в плен бретанцев и их предводителей. Эта схватка двух пап на виду Рима составила эпоху в истории Италии; одержана была туземным оружием первая победа над иноземными компаниями вольных грабителей; Италия воспрянула из своей летаргии, и с этого дня можно было повести эру новой итальянской милиции и военного искусства. Альбериго с триумфом вступил в Рим. Признательный Урбан возвел его в рыцари и подарил знамя, на котором начертано было золотыми буквами: «Освобожденная от варваров Италия». Таким образом, среди ужасов схизмы просиял для итальянцев хотя один слабый луч света в образе благородной национальной идеи. В тот же день битвы замок Ангела сдался на капитуляцию благодаря посредничеству канцлера Иоанна Ченчи.
С гробницы этой в течение почти года производимо было жесточайшее стеснение Рима, а между тем бретонский гарнизон состоял всего-навсего из 76 человек. Едва овладели им римляне, как ослепленные жаждой мести, устремились на этот оплот ига, чтобы разнести его до земли. Со времени первой осады при Велизарии пронеслись над достопочтенным этим мавзолеем тысячи военных штурмов, не разрушив его. Он высился еще, правда, без украс, но в мощных очертаниях, с почернелыми мраморными квадратами, с высокой круглой оградой, над которой Орсини воздвигли венец из зубцов, и с пристроенными башнями и боковыми стенами. Пал он лишь теперь, в апреле 1379 г. Петрарка испустил бы вопль ужаса при виде этих римлян, с варварской сокрушительной яростью уничтожавших один из замечательнейших монументов своего города, не заботясь о гневных тенях Адриана, Велизария, Кресценция и Григория VII.
Гробница была разнесена, за исключением лишь внутренней сердцевины ее, заключающей античную усыпальницу. Единственно благодаря лишь твердости черной этой пепериновой массы, слившейся от времени с алмазом по сходству, поныне высится, хотя и в изменившихся очертаниях, над Римом дивный этот памятник — сперва бывший античной императорской могилой, затем темницей и башней, затем гробницей римской свободы в Средние века, цитаделью светской власти пап — во все же времена пребудет он сокровищницей исторических воспоминаний. Обломки замка Ангела целые годы валялись на земле. Мраморные камни были выбираемы для замощения площадей и возведения построек; по пепелищу цеплялись козы.
Падение замка доставило Урбану VI обладание Ватиканом. Он вступил в него в торжественной процессии, с босыми ногами, что было столь необычным зрелищем, что Катерина воздала папе хвалу за смирение. Другой папа был теперь вне себя от страха, ибо Альбериго мог со дня на день появиться перед Ананьей и осадить там его самого. Он бежал и пробыл некоторое время в Сперлонге, под Гаэтой, и затем искал убежища в Неаполе. Королева устраивала в честь него беспрестанно празднества в Castell dell’Uovo, но народ неаполитанский с раздражением взирал на то, что чужеземец признаваем был за папу, а земляк — отвергнут как таковой, и поднял однажды клик: «Да здравствует Урбан VI!» Дома ультрамонтанов преданы были разграблению. Королева находилась в страхе; протеже ее принужден был вернуться в Фунди. Не встречая с тех пор опоры себе в Италии, отплыл он в конце мая из Гаэты. С шумными почестями приняла его Франция; пять кардиналов, оставшихся там еще от времен французского папства, выехали для поклонения к нему навстречу, и Роберт Женевский въехал с тиарой на голове в мрачный авиньонский замок, внезапно снова оживший благодаря папскому двору. Во второй раз предстояло разрешенным быть вопросу о том, мыслимо ли папство вне Рима. История изрекла приговор в пользу Рима, ибо Авиньон стоит в христианской церкви лишь в положении Самарии с ее храмом по распадении иудейства, тогда как Рим остался теократическим Иерусалимом, в котором хранился кивот завета католической религии.
Успехи Урбана были настолько убедительны, что сама Иоанна из страха хотела его признать и отправила к нему послов. Но примирение не состоялось; безрассудная королева устрашилась разрыва с Францией и осталась сторонницей Климента VII. Ненависть Урбана к этой женщине была безгранична; он дрожал от нетерпения столкнуть ее с кровавого ее трона, на который посажена она была благодаря лишь авиньонским папам. Свершилось позднее, но ужасное возмездие, и покровительствуемый Иоанной раскол сделался бездной, ее же самое поглотившей. 21 апреля 1380 г. объявил Урбан королеву смещенной с трона. Он призывал исполнителя своего приговора. Людовик Венгерский согласился на отправление своего племянника для завоевания предложенной ему короны, желая удаления честолюбивого этого принца, дабы обеспечить свою корону за родной дочерью своей Марией. Карл, сын Людовика де Дураццо, по прозванию della Расе, воспитанный королем венгерским, отправлен был в качестве полководца последнего в 1379 г. с 10 000 копий в Тревизу сражаться с венецианцами, ведшими в то время с Генуей войну, обессмертенную геройскими подвигами Виктора Пизано и Карла Цено. С жадностью внял он кличу папы и обещал поспешить с войском в Рим тотчас вслед за окончанием венецианской войны. Урбан убедился, что возведение самим им созданного короля на трон Неаполя является средством к вытеснению Климента VII из Италии и к ограничению схизмы одной Францией. Он поэтому пламенно отдался организации экспедиции. Он оказался в положении пап, снаряжавших против короля Манфреда первого Анжу. Подобно им, испытывал он затруднения относительно места добытая денег для снаряжения Карла в поход. Ресурсы его противника были обильны вследствие поддержки его Францией. Также вооружил и Климент VII контр-претендента, брата Карла V Французского, Людовика, герцога Анжуйского, которого Иоанна в стеснении своем 29 июня 1380 г. усыновила как своего наследника и призвала в Неаполь. Так соткали оба папы и Иоанна смертностную паутину, в которую вовлечены были целые генерации, и несчастному Неаполю пришлось долгими и ужасными потрясениями искупать эгоизм немногих лиц. Усыновление это утверждено было Климентом VII. Он сгорал столь слепой ненавистью к Урбану, что возвел даже церковную область в королевство Адрию и отдал его в лен Людовику Анжуйскому. В это время Урбан VI сделался господином Рима. Победа при Марино дала ему силы подавить мятеж, вызванный, может статься, его крутым характером или же разожженный агентами лжепапы. Однажды ринулись римляне на штурм Ватикана; Урбан приказал широко распахнуть двери дворца и показался перед народом на троне, подставляя грудь мечам ворвавшихся. Мужественная его энергия обезоружила мятежников, павших ниц, а св. Катарина утишила ярость и народа и папы.
Это был последний подвиг праведницы. 29 апреля 1380 г., 33 лет от роду, она скончалась. Подобно херувиму, парил образ ее над мраком той эпохи, озаряемым его кротким ореолом добродетели и разума. Жизнь ее представляется для истории объектом несравненно более достойным и гуманным, чем жизнь современных ей пап. Она принадлежит не к одному лишь скудному каталогу, в котором отмечаются проявления истинной добродетели, но была вместе с тем исторической и моральной силой своей эпохи, подобно тому, как задолго до нее Матильда Каносская, а 40 лет спустя Орлеанская Дева. Но если царственное положение давало могущество и влияние великой покровительнице Гильдебранда, то тем изумительнее престиж, который имела на современный ей мир бедная дочь красильщика. Зиждится он на одной лишь властной силе гениальной и пророческой женской души, в которой в чистейших своих формах распустилась любовь. Род человеческий постоянно наиболее всего преклоняется перед подобными существами, поборающими собственное свое я, и почитают подобные, непостижимые их деяния разрешением высшей задачи в природе. Бесспорно поразительно видеть эту праведницу возле королевы Иоанны, к которой она писала письма, или возле авиньонских пап, Урбана VI и Климента VII. Она странствовала между Францией и Италией, между Авиньоном и Римом, как Ириса своего времени. Она являлась посланницей пап, государей и республик, доверявших важнейшие мирные миссии чистым рукам девушки без воспитания, без образования, без опытности, говорившей лишь на грациозном сиенском наречии. С поэтической фантазией св. Франциска совмещала она большую практическую энергию, чем он. Она состояла в обширных политических отношениях со своим отечеством. Любопытные ее письма, мелодичные, как язык детей, раскрывают перед нами совершенно своеобразный мир ощущений и мышления, в котором вращалось это эфирное и едва уловимое существо, состоявшее тем не менее, подобно некогда Пиру Дамиани, в практических сношениях со всеми выдающимися личностями эпохи. С очаровательной свободностью писала она к кардиналам, князьям и тиранам, к предводителям банд, к главам республик, к королям и папам. С пламенной ревностью убеждала она и Григория XI, и Урбана VI заняться исправлением церкви, и на каждой почти странице ее писем красуется слово «реформация». Из двух поглощавших душу ее задач одна — возвращение Святого престола в Рим — осуществилась; другая же — реформа извращенного клира — осталась безнадежной мечтой. Она умерла в глубокой скорби по страшном разладе, раздиравшем церковь и собственную ее душу. Народ римский похоронил праведницу при содействии сенатора Иоанна Ченчи и властей республики в прекрасном храме S.-Maria sopra Minerva, где она почивает и поныне. Так отблагодарил ее Рим за содействие к возвращению папства, и благодарная память о ней жила в Риме до позднейших времен, ибо предложением сената и буллой Пия IX Катерина Сиенская была объявлена в 1866 г. патронессой — заступницей города, дабы небесным своим предстательством удержала в Риме Святой престол, возвращенный ею из Авиньона к Св. Петру. Италия смело может почитать ее как национальную святую, и настолько страна эта в авиньонскую эпоху была не обильна великими гражданами, что просвещеннейшими патриотами ее были: эротический поэт в одежде аббата, безумный трибун и мечтательница — дева из народа.
Капитолийская республика управляема была в эту эпоху при неизменных формах строя и была всецело преданна Урбану VI, представителю национально-римского папства. Он ставил сенаторов и даже прочих магистратов назначал на произвольный, по усмотрению своему срок. Епископ кордубский высказал мнение, что никогда ни одному папе не был столь послушен Рим. Исключая нескольких магнатов и королевы Иоанны, Урбан VI не имел более никаких врагов в Италии.
И этих противников должен был теперь низвергнуть Карл Дураццо. В ноябре 1380 г. прибыл он с войском в Рим. Это был человек 35 лет, маленький блондин, подвижный, любитель науки и поэзии, мягкий, снедаемый анжуйским честолюбием. Урбан сделал его знаменосцем церкви и сенатором, вслед за тем принц поставил приора иоаннитов для Венгрии, Фра Раймунда де Монтебелло, викарием своим в Капитолии. Для снаряжения его папа ограбил церкви и церковные имущества Рима; великолепная утварь, массивные бюсты очутились в плавильных печах; таким образом набрали много денег. До лета 1381 г. Карл оставался в Риме. 1 июня принял он инвеституру на Неаполь, на следующий день корону. Из благодарности обещал он утвердить за племянником папы, Франческо Приниано, по прозванию Бутилло, владения Капуи, Амальфи, Салерно, Фунди, Казерты и Сорренто, ибо папа в силу своей власти наградил этого грубого и неспособного человека этими княжествами, наилучшей частью монархии. Оставив викарием своим в Риме флорентинца Лапо де Кастилиоихио, ученого друга Петрарки, Карл, подобно основателю своего дома, двинулся на Неаполь по Латинскому тракту.
Под знаменами его последовал за ним один из лучших его сподвижников, Иаков Гаэтани, брат и смертельный враг Гонората. Злополучное королевство сделалось вновь ареной завоевательной войны, возженной капризом женщины и жаждой мести папы. Венгры, бретанцы, немцы, французы, итальянцы сражались там долгие годы за и против Дураццо и Анжу, за и против Урбана VI и Климента VII. Приемный сын королевы задержан был во Франции смертью Карла V, и единственной опорою Иоанны был ее храбрый супруг Оттон Брауншвейгский. Тщетно пытался он, как некогда Манфред, задержать нашествие на Лирисе. 28 июня Карл разбил его под С.-Жермано и вскоре с триумфом вступил в Неаполь. Королеву осадил он в Кастель dell’Uovo; спешивший на выручку к ней супруг ее после геройской битвы взят был в плен, а 25 августа сдалась победителю и она. Весной следующего года появился на театр войны Людовик Анжуйский, коронованный в короли антипапой, во главе сильного французского войска в сопровождении графа женевского Амадея Савойского и многих знатных синьоров. Никогда сильнейшая армия не наступала на Неаполь. Это решило участь пленной королевы. В мае 1382 г. она, внучка Роберта, была по повелению Карла Дураццо задушена в замке Муро шелковым шнурком. Тело ее было выставлено в течение семи дней публично в церкви S.-Chiara в Неаполе. И тем искупила нечестивая женщина в старости беззакония своей юности. Неаполитанские историки восхваляли Иоанну как мудрейшую правительницу, но на деле она была одной из безрассуднейших и нечестивейших женщин, когда-либо носивших корону.
Пылая местью, обрушился теперь Людовик Анжуйский через Мархию по Аквилийским Абруццам на королевство. Урбан, страшась за Рим, принял в службу Гоквуда, и римляне также стали готовиться к обороне. Они, нет сомнения, отпали бы от папы, если бы Анжу появился перед их стенами. Но он не пошел на римскую область; лишь некоторые города церковной области — Корне-то, Тоди, Амелия, Анкона — из страха объявили себя за него. Но вскоре сила натиска его войска была раздавлена искусной тактикой Карла, и великолепнейшая из армий сокрушена лишениями, болезнями и голодом. Война обоих претендентов была вялая и нерешительная. Это побудило нетерпеливого Урбана отправиться самолично к Карлу. История этого папы всецело переплетается с этого времени с войной о неаполитанском наследовании. Урбан VI во главе наемных банд, обуреваемый одними мыслями ненависти и земного владычества, представляется одним из наиболее отталкивающих образов между папами; едва ли мнил он о каких-либо высших притязаниях полководца или претендента на корону. Поездке противились шесть кардиналов; тем не менее он решил ее для того уже, чтобы напомнить Карлу об обещанных непоту его княжествах. Почти тайно, как бы бегством, покинул он 19 апреля 1383 г. Рим, где свирепствовала чума. Если бы римляне догадались о его умысле, то не пустили бы его. Месяц пробыл он в Тиволи, два — в Вальмонтоне. Он поехал на Ферентино, С.-Жермано, Суэссу, Капую. С принуждением приветствовал его король Карл в Аверзе, где продержал пять дней взаперти в прекрасном замке, чтобы вымогательствами добиться от него желаемого. Неаполь принял его в начале ноября с помпой, но и отсюда тотчас увез его король в крепкий замок Кастель Нуово. Не ранее того, как состоялся при посредничестве кардиналов договор о ленах непота, и по обещании Урбана не вмешиваться в государственные дела дозволил он ему поселиться для резиденции рядом с кафедральным собором. Самовластный папа очутился вскоре в сильном разладе с королем своей неблагодарною креатурой. Где бы ни появлялся Урбан VI, всюду выступали фурии раздора, неизменные его спутники. Карл хотел удалить его из страны, папа же начал разыгрывать там роль сюзерена. Никто его не уважал. Никогда еще не падало так глубоко почитание к наместнику Христову. 26 мая 1384 г. покинул он Неаполь и с ропотом переехал в Ноцеру — город, принадлежавший его непоту. Там основал он свою резиденцию. Папство казалось перенесенным теперь в королевство неаполитанское после того, как едва успело вернуться в Рим, и христианский мир со страхом взирал на действия обоих пап, ведших — один в Авиньоне, другой в Ноцере, каждый с сенатом кардиналов — ненавистью омраченное существование, причем вся церковь повержена была в беспредельную анархию. История той эпохи, а именно пребывания Урбана VI в Неаполе и Ноцере, являет собой такое одичание нравов и поступков, что род человеческий кажется оттесненным в варварский век. Разлад между Урбаном и Карлом рос с каждым днем. Первый не покидал Ноцеры, даже и по смерти герцога Анжуйского, последовавшей в сентябре 1384 г. в Бари. Герцог передал права свои на наследство Иоанны маленькому своему сыну Людовику. Храброму принцу пришлось быть свидетелем крушения своей, снаряженной с неисчислимыми издержками, экспедиции смерти вокруг себя первых своих вельмож и гибели войска. Смерть его дала новую энергию Карлу, и он стал бесцеремоннее третировать теперь папу, отвергавшего с запальчивостью всякое посредничество. Король заподозрил его в бессмысленном замысле посажения на трон племянника своего Бутилло; он требовал возвращения папы в Неаполь, а последний отвечал с высокомерием. Среди кардиналов находились и такие, которые почитали загадочные поступки его и недостойными, были и подкупленные Карлом. Все они с отвращением лишь поехали в Ноцеру. При ужасном состоянии страны, кишевшей бандами, бандитами и тайными убийцами и когда сам путь в Неаполь не был свободен, боялись они за собственные свои особы. Пребывание в этом замке, сборном пункте самого отталкивающего общества, было нестерпимо. Всякому образованному человеку приходилось отшатнуться при виде свирепых физиономий входивших и выходивших личностей; там гнездились предводители банд и морские пираты, шпионы Карла, нищенствующие клирики, плутоватые юристы, грубое духовенство того края.
Что удерживало там папу? Почему не возвращался наконец он в Рим? Упрямство Урбана VI отзывает каким-то демоническим безумием. Карл во что бы то ни стало хотел от него избавиться. Кардиналы ненавидели его. Вопрос о низложении его секретно был взвешиваем и сделался предметом юридического обсуждения.
По доносе кардинала Орсини де Манупелло Урбану о составившемся заговоре и замышлении подвергнуть его заточению он приказал схватить и ввергнуть в глубокую цистерну шесть кардиналов, противившихся с самого начала экспедиции его в Неаполь. Совершилось это 11 января 1385 г. Все они были, по свидетельству Теодориха Нимского, почтенные и ученые личности. Историк схизмы был очевидцем и изобразил многодневные их муки. Они томились в сыром подземелье в цепях, терзаемые голодом, холодом и отвратительными червями. Жалобные их стенания сопровождались диким смехом бесчеловечного непота, святой же отец прохаживался взад и вперед по террасе замка и громко читал по бревиарию молитвы для возбуждения заявлением своего присутствия рвения палачей. Пытка, по-видимому, исторгла у несчастных признания, обращенные в доказательство их виновности. Вся курия повергнута была в ужас и негодование. Несколько кардиналов, остававшихся в Неаполе, в том числе Пелей Тускулумский, отреклись от Урбана: они разослали к римскому клиру письма, в которых высказывались за необходимость Вселенского собора. Распаленный яростью, изрыгал Урбан анафемы и низложение короля и супруги его Маргариты с трона. Он подверг Неаполь интердикту; он мечтал о возложении короны королевства на безмозглую главу своего племянника. Карл выслал теперь войско против папы. Тот же самый Альбериго, который одержал победу при Марино, осадил его в качестве великого коннетабля Неаполя в Ноцере. Дух и акты этих дней превосходят почти всякое вероятие. При звуках труб возглашено было со стен города, что доставивший папу мертвым или живым имеет получить 10 000 гульденов золотом награды. Верховный глава христианства приравнивался ценой к атаману разбойников. Сам папа оборонялся с дикой энергией вождя бандитов. Вот вид его: по три или по четыре раза на дню подходил он к окну с колокольчиком в одной, с факелом в другой руке и с ненавистью пылающим лицом изрыгал анафемы на войско короля.
Город Ноцера пал, замок в крайнем стеснении еще держался. Картина этой осады, нарисованная немецкими историками Теодорихом и Гобелином Падерборнским, принадлежит к числу наиболее захватывающих той эпохи. 5 июля явился на выручку голодающего папы Раимонделло Орсини, сын графа Нолы, сперва бывший приверженцем Дуррацо, а затем сделавшийся главой остававшихся еще вооруженных анжуйцев. Сквозь осаждающих пробился граф в замок к папе. Но долгая оборона была невозможна. Урбаном отправлены были уже гонцы к Антонию Адорно, генуэзскому дожу, и десять генуэзских галер приплыли для принятия его в Неаполитанскую гавань. 7 июля тронулся он из Ноцеры, конвоируемый Раимонделло и хищными наемными бандами, итальянскими, французскими, бретонскими и немецкими, готовыми во всякую минуту продать папу в случае неудовлетворения им их требований. В стремительном бегстве захвачены были и прелаты-узники. Истерзанные пытками и в цепях, едва могли они держаться на лошадях; один из них, епископ аквилейский, возбудил подозрительность Урбана; папа приказал его убить и, как собаку, бросить на дорогу.
Понеслись далее в унынии и смертельном страхе, подобно дикому табору, по направлению к салернскому берегу. Здесь взбунтовалась часть наемных банд. Папа откупился. С 300 немецкими и итальянскими копьями двинулся он к Беневенту; оттуда далее, как бандит, по горам, полям и рекам и достиг, наконец, в августовский палящий зной берега Адриатики, города которой держали сторону Анжу. С вожделением воинов Ксенофонта томились одичавшие куриалы по морю, пока открыли однажды под Трани на горизонте белеющие паруса Генуи. В изнеможении кинулась беглая толпа на берег, приветствуемая оглушительными звуками труб на судах и криками «ура» матросов, встречавших Урбана VI, так же как предки их встречали когда-то Иннокентия IV Урбан поплыл из Бари в Мессину, затем через Корнето в Геную, где высадился 23 сентября. Грубость его возмутила власти и народ этой республики, с которой у него возникла ссора. Дож, первые граждане и клир неотступно убеждали его тотчас освободить страдальцев-кардиналов, что он и обещал. Неудавшаяся попытка к бегству привела его в ярость. Он приказал умертвить кардиналов немедленно. Способ казни остался неизвестен; были ли они брошены в мешках в воду, или задушены, или живые зарыты в землю. Один лишь английский кардинал Адам Астон был по настойчивому заступничеству своего короля выпущен на свободу. Двое не заключенных кардиналов, Пелей, архиепископ равеннский, и Галеотт де Пиетрамала, ранее уже передались в Авиньон. Злодеяние это совершилось 15 декабря 1386 г. ночью. Наутро сел неистовый папа на корабль и отплыл в Лукку. Оттуда намеревался он вернуться с войском в Неаполь.
В королевстве этом вследствие катастрофы воцарилась полная анархия. 11 сентября 1382 г. умер, не оставив наследников мужского пола, Людовик Венгерский; недовольные призвали Карла Дураццо, и он отплыл в сентябре 1385 г. в Далмацию для сорвания венгерской короны с головы Марии, юной дочери Людовика и невесты Сигизмунда, брата Венцеслава. Бароны страны короновали его в Штульвейсенбурге; но один зверский венгерец заколол его в присутствии вдовствующей королевы Елизаветы 7 февраля 1386 г. Так отомстили царственные жены Карлу за убийство им королевы, тетки их. Перст Промысла поразил узурпатора. Адское господство Немезиды в этом доме Анжу, воздвигнутом на крови Гогенштауфенов, ужасающе; на расстоянии нескольких десятков лет стоят, одна возле другой, кровавые тени Андрея, Иоанны и Карла Дураццо. С тяжелораненым королем покончил 24 февраля яд. От него остались под опекой Маргариты двое юных детей, Владислав и Иоанна, приобретшие впоследствии всемирную известность судьбами своими. Смерть Карла повергла страну его в анархию. Партия Анжу подняла тотчас голову; она хотела возвести на трон пребывавшего во Франции наследника герцога Людовика, и, таким образом, претендентами на корону явились в каждой партии несовершеннолетние дети, там Владислав и здесь Людовик Анжуйский. За последнего объявил себя Отгон Брауншвейгский, ранее уже выпущенный на свободу супруг Иоанны; он уехал в Авиньон, теперь же вернулся с войском и 20 июля 1387 г. победоносно вступил в Неаполь; обратившаяся же в бегство вдовствующая королева Маргарита заперлась с детьми в неприступной Гаэте.
Урбан VI находился в то время в Лукке. Оттуда в сентябре отправился он в Перуджию, весь поглощенный мыслью о завоевании для непота своего Неаполя, из обоих претендентов которого не признавал ни одного. Не ранее августа 1388 г. двинулся он из Перуджии с 4000, по большей части английскими, копьями и проследовал через Умбрию. Падение с мула явилось ему предостережением. Седой отшельник приблизился к нему и сказал; «С охотой или против воли ты отправишься в Рим, в Риме ты умрешь». Возбужденному его воображению представлялся парящий облик Св. Петра, как будто указывающий ему путь на Рим. Насильно удержали бы римляне папу от этой экспедиции на Неаполь, если бы их воинские силы не были меньше папских. В носилках принесли Урбана в Тиволи. В Ферентино, откуда намеревался он произвести вторжение на Неаполь, сделал он привал. Неоплаченные наемники в большей части его покинули, и это заставило его последовать приглашению римлян и в сентябре возвратиться в Рим.
Тем временем город сильно пострадал от бедствий войны. Враги его и папы, префект граф Гонорат, Орсини, шатающиеся банды беспощадно опустошили Кампанью в то самое время, как каталанские пираты обратили в пустыню Маритиму. Голод и мор стали неизменными гостями в городе. Он цепенел в ужасном гниении, грязи и нищенской бедности. Не могла даже возместить его за столь великое разорение та полная независимость, которой во время долгого отсутствия Урбана пользовался Капитолий. По прекращении, согласно договору, одновременно с завоеванием Неаполя сенаторства Карла Дураццо (и в этом нашествие его явилось повторением первого Анжу), еще несколько сенаторов правили Римом, пока с 1383 г. утвердилось единовластительство консерваторов и бандерезиев. Непрерывно воевали они с Франциском де Вико; но наконец этот могущественный тиран, один из необузданнейших своего прогремевшего свирепостью рода, 8 мая 1387 г. сражен был восстанием в Витербо, причем народ разорвал его на куски. 10 мая мог кардинал де Манупелло именем церкви вступить снова в обладание Витербо. Успех этот явился одним лишним основанием к возврату Урбана в Рим, где ему оказан был почетный прием.
И здесь немедленно стал свирепствовать Урбан без раздора. Папа хотел подчинить себе Капитолий и собственной властью поставить сенатора. С оружием понесся народ к Ватикану. Но через несколько дней можно было видеть экс-коммуннцированных бандерезиев, шествующих с Капитолия к Св. Петру, босоногих, с веревкой вокруг шеи, в рубашке, кающихся, с горящими свечами в руках. Они опустились на колена перед пенитенциаром, дотронувшимся с высокой епископской кафедры до головы их вербой. Так непрестанно являл энергию свою Урбан VI. Рим ненавидел его, но повиновался более, чем прочим папам.
В видах умиротворения и покорения римлян прибег Урбан к самому действенному средству: сокращению юбилея до 33 лет. Он собирался назначить его на 1390 г., но ему помешала смерть. Скончался он 15 октября 1389 г. у Св. Петра, где и погребен.
Добродетели, которыми обладал этот неаполитанец — энергия, правосудность и простота в обращении, — являются противовесом до известной степени бешеного его нрава. Так как дикая энергия и грубая сила не суть качества, приличествующие лицу духовному, то нельзя и ставить их ему в хвалу. Папа конца XIV века не может рассчитывать встретить смягчающий приговор у потомства, как предшественники его варварских веков; мы не дерзаем поэтому оправдывать демоническую натуру этого человека яростью партий народившейся схизмы. Приговор современников гласит, что Урбан VI был жестокий и немилосердный тиран.
