Глава V
правитьКонрад, римлянин из Субуры. Его избрание было единогласным и не вызвало никакого протеста со стороны сената; последний хотя и присутствовал при избрании, тем не менее воздержался от вмешательства в церковные дела. Таким образом, с этого времени папы могли убедиться, что они имеют дело с новой властью, которая отказывается признавать их, пока она сама не признана ими. Престарелый Анастасий, по-видимому, не принимал никаких враждебных мер по отношению к римской конституции; он спокойно жил в городе и умер здесь же 3 декабря 1154 г.
Затем был избран в папы человек редкой энергии, Николай Брэкспир, англосакс по происхождению. Движимый жаждой знания, Николай, сын бедного священника в Сент-Альбансе, в Англии, направился во Францию и здесь после различных испытаний, посланных ему судьбой, сделался настоятелем монастыря Св. Руфа близ Арля. Образование, ораторский талант и привлекательная наружность Николая заставили Евгения III обратить на него внимание, когда он явился в Рим по делам своего монастыря. Евгений назначил Николая сначала кардиналом в Альбано и затем отправил его легатом в Норвегию, где он, учреждая церковь, проявил большую осмотрительность. После того Николай, только что вернувшийся из своей командировки, был единогласно избран в папы и вступил на Св. престол 5 декабря 1154 г. под именем Адриана IV. Престол св. Петра был занят англичанином только однажды, и этот единственный папа из англичан бежал юношей на чужбину, стыдясь просить подаяние у себя на родине. Прошли года, и альбанский нищий писал английскому королю, что Ирландия и другие острова по праву принадлежат ему, папе.
Адриан IV немедленно стал в резкую оппозицию к римской общине; и сенат и папа отказали друг другу во взаимном признании; Адриан решил уничтожить конституцию, провозглашенную на Капитолии, и надеялся сделать это с помощью оружия Фридриха, который уже в октябре направился в Италию, утвердив договор, заключенный в Констанце. Адриан потребовал изгнания Арнольда; это требование уже было предъявляемо предшественниками Адриана, но безуспешно. Поддерживаемый сенатом и боготворимый народом, Арнольд, самый опасный из всех еретиков, имел возможность проповедовать свое учение несколько лет подряд на глазах у самого папы. Адриан полагал, что одного удаления этого демагога уже будет достаточно для того, чтобы покончить с существованием республики. Не имея оснований возлагать какие-либо надежды на Фридриха, римляне тайно обратились тогда за помощью к Вильгельму I, который в феврале 1154 г. наследовал на троне Сицилии своему знаменитому отцу Рожеру и немедленно вступил в пререкания с папой. Римляне призывали Вильгельма, приглашая его, вероятно, захватить силой церковную область прежде, чем появится в Риме германский король.
Не имея никакой возможности овладеть Латераном, Адриан вынужден был оставаться в базилике Св. Петра, обращенной в укрепление. В описываемую эпоху римляне осуществили то, что Италия предлагает папе в настоящее время: удовольствоваться Леониной и, пребывая в ней в качестве великого настоятеля, пользоваться монастырской независимостью; территория, которую имел в своем распоряжении Адриан, была фактически ограничена пределами именно Леонины. Между тем ненависть римлян к духовенству, оппозиция которого являлась преградой к их гражданскому благоустройству, росла все более и вскоре привела к катастрофе: когда на via Sacra один из кардиналов был ранен кинжалом, Адриан отнесся к этому преступлению как к поруганию церкви и наложил на Рим интердикт. Подвергать Рим этой каре, самой ужасной из всех, которые существовали в то время, папы еще никогда не решались не исключая даже тех случаев, когда они сами лично подвергались насилиям со стороны римлян. Решительный англичанин не задумался применить эту меру; он отлучил Рим от церкви, имея в виду заставить народ изгнать Арнольда. Чтобы понять все значение интердикта, обречения людей на полный нравственный голод, надо принять во внимание верования того времени. С наложением интердикта прекращалось всякое богослужение; ни одно из таинств не совершалось более, за исключением крещения и причащения Св. Тайн умирающих, но и они в этих случаях выполнялись в такой форме, которая наводила ужас. Тела умерших закапывались в землю без совершения обряда погребения, и вступавшие в брак получали благословение на кладбищах. Человеческая изобретательность никогда не имела в своем распоряжении другой такой насильственной меры, в одно и то же время и бескровной, и убийственной, и во времена суеверия ничто иное не могло так быстро привести к повиновению даже могущественных государей; одного слова, произнесенного священником, было достаточно для того, чтобы поднять восстание в народах, которыми овладевало отчаяние. Интердикт, применявшийся до XII века лишь крайне редко, стал с той поры часто налагаться папами на города и земли; но ужасная мера, каравшая виновных ценой мучения бесчисленного множества невинных, сама отомстила церкви тем, что уменьшила в людях любовь к ней и породила ереси; от частого применения орудие все более притуплялось и с подъемом просвещения перестало быть действенным.
Вначале римляне отнеслись к интердикту с пренебрежением; но затем, когда и четвертый день Св. недели прошел без обедни, люди благочестивые и слабые, женщины и священники отказались от дальнейшего сопротивления. В среду в народе начались волнения, заставившие сенаторов броситься к ногам папы и умолять его о помиловании. Папа согласился снять с Рима отлучение от церкви, но с условием, чтобы Арнольд был немедленно изгнан. Несчастный реформатор разделил участь всех пророков: очарованный им народ теперь изменил ему. После девяти лет служения делу гражданской независимости Арнольд бежал из Рима. Переходя от одного сторонника к другому, из одного замка в другой, изгнанник надеялся добраться до как-нибудь из среднеитальянских республик, где карающая рука папы не могла бы его достать. В среду на Святой неделе, 23 марта, интердикт был отменен Адрианом; Рим освободился от лежавшего на нем нравственного гнета, и папа в торжественной процессии в первый раз проследовал в Латеран.
Между тем Вильгельм I продолжал вести с церковью войну; Беневент был подвергнут им осаде; Чепрано и другие замки в Лациуме сожжены. Затем, предав полному опустошению Фрозиноне, Вильгельм отступил к Аквино, когда узнал, что германский король приближается и Рим по-прежнему остается спокойным. В это время Фридрих I уже находился в Тусции, настаивая на том, чтобы Пиза собрала флот для войны с норманнами, которую он решил начать теперь в союзе с папой, апулийский изгнанниками и императором Эммануилом. Весть о военных подвигах, совершенных Фридрихом в Ломбардии, предшествовала ему и внушала повсюду ужас. Фридрих, шествовавший по тусцийской дороге, казался более страшным, чем Генрих V, и папа не знал, кого найдет он в этом короле — друга или врага. Судьба Пасхалия II произвела на папскую курию неизгладимое впечатление, и натянутость отношений, которая все еще продолжала существовать между той и другой властью, не могла быть смягчена никаким договором. Когда германские короли приближались к Риму, беззащитные папы, дрожали перед ними как перед врагами, готовыми предать их смерти, и, в свою очередь, короли должны были так же считаться с возможностью быть отравленными или заколотыми. В складках шелковых плащей римлян висел отточенный меч, за который они всегда были готовы схватиться, чтобы нанести удар национальному врагу. Когда происходило коронование, папы оказывались в положении Даниила во рву львином; тем не менее над свирепыми римскими королями папам удавалось одерживать нравственную победу, и они свободно и радостно вздыхали, когда эти страшные заступники церкви после обычной коронационной битвы, получив корону и оставив церкви какие-либо пергаменты, снова удалялись.
В начале июня Адриан в сопровождении префекта Петра, Оддо Франджипане и других нобилей, состоявших при папском дворе, направился в Витербо. Быстрое приближение Фридриха тревожило Адриана, и поэтому он послал вперед трех кардиналов, которые встретили короля у S.-Quirico, в Тусции. Чтобы выяснить, как склонен действовать Фридрих, Адриан потребовал у него выдачи еретика Арнольда. Незадолго до этого Арнольд был схвачен близ Брикола кардиналом Оддо; но виконты Кампаньяно освободили Арнольда и, охраняя его, препроводили в свой замок, где приветствовали его как «пророка». Твердо решив устранить всякую преграду к коронованию, Фридрих проявил в этом случае полную готовность оказать просимую услугу. Послав в замок Кампаньяно отряд войска, он захватил одного из графов и тем принудил выдать Арнольда. Друг Абеляра был передан папским легатам, чтобы затем, в свое время, быть казненным в Риме.
Относительно коронования переговоры велись, однако, с боязливой осторожностью: движимый недоверием, Адриан удалился в Чивита Кастеллана; но император постарался успокоить его, вторично присягнув в том, что констанцский договор будет соблюден им. Германское войско расположилось лагерем в Campo grasso близ Сутри и здесь, по прибытии папы из Непи, должно было состояться взаимное приветствие обеих сторон. Между тем 9 июля, когда папа направился к королевской палатке, перед лицом войска разыгралась одна из самых странных сцен. Юный, гордый монарх не вышел навстречу папе, желая уклониться от унизительной обязанности поддерживать ему стремя. Папы издавна предъявляли притязание на эту услугу, и некоторые государи оказывали ее. В свидетельство христианского смирения папы называли себя слугами слуг Господних и в то же время требовали, чтобы короли служили им конюхами. Панический страх овладел кардиналами, когда они увидели такое невнимание со стороны короля к придворному этикету, и вслед затем разыгралась довольно комическая сцена: повернув лошадей назад, кардиналы умчались в Чивита Кастеллана и оставили папу одного выпутываться из затруднительного положения. В полном смущении Адриан слез с лошади и опустился на стул; только теперь показался юный король; когда же он распростерся у ног папы, последний, считая себя оскорбленным, отказал ему в приветственном поцелуе. После того стремя стало предметом долгих и важных переговоров между двумя высшими представителями христианского мира, пока наконец имперским князьям, некогда сопровождавшим Лотаря в римский поход, не удалось убедить короля сделать уступку в этом детском споре. На следующий день всесильный император, превратившись в конюха наместника Христа, шел на расстоянии полета брошенного камня возле иноходца папы, бывшего в детстве сент-альбанским нищим, и крепко держал ему стремя. Другая власть, которой по закону принадлежало право голоса в деле избрания императора, римский народ — еще не был выслушан Фридрихом. Взаимные отношения между королем и римлянами оставались невыясненными, и было неизвестно, будут ли ему открыты ворота Рима. С той поры, как на Капитолии был учрежден сенат, ни один император еще не был коронован; в свою очередь, сенат точно так Геркулес палицей своего могущества сокрушал всякое стороннее притязание; он точно так же наносил удар и папе, который утверждал, что он единственный истинный источник имперской власти. Смелость папства в этом отношении ярко сказалась в картине, которая находилась в Латеране: она изображала Лотаря, стоящего на коленях и получающего корону из рук папы; не менее смелая надпись была под этой картиной:
«Король присягнул законам города и вступает в ворота; он стал вассалом папы, который вручает ему корону».
Предъявить могущественному государю свои требования в крайне притязательной форме было ошибкой со стороны римлян; но она проистекала из гордого убеждения их в величии Вечного города, который они надеялись возродить учреждением сената. Но если бы в императорской палатке нашелся тогда человек, который в понимании вещей опередил свое время, он улыбнулся бы тому, что даже Фридрих разделяет совершенно фантастические представления сенаторов о законной власти римского императора над миром.
Послы, негодуя, вернулись в Рим. Фридриху приходилось считаться с тем, что республика не откроет ему ворот и будет защищать город. Папа советовал королю тайно занять Леонину отборным войском, обещая, что оно будет впущено папскими сторонниками. Он советовал так же послать с этим отрядом сторонника германцев, кардинала Октавиана, желая таким образом удалить от императора своего честолюбивого соперника. Был послан отряд в 1000 рыцарей, и утром на рассвете 18 июня они без сопротивления вступили в Леонину.
В тот же день, не встреченный римлянами и сохраняя боевой порядок, Фридрих направился от Монте-Марио в Леонину, где его ожидал папа, проследовавший вперед. Коронование было совершено немедленно в занятой войсками базилике Св. Петра. Ликующие клики германцев прозвучали в высоком соборе, как гром, когда юному цезарю были вручены меч, скипетр и корона империи. Но Рим не признал Фридриха императором; город оставался запертым, и народ собрался на Капитолии, где незадолго перед тем был выстроен дворец для сената. Ничто не доказывай с большей очевидностью всей призрачности в Средние века имперской власти в самом Риме, как именно эти коронования, происходившие в папском пригороде и неизменно сопровождавшиеся тревожным ожиданием, что римляне с оружием в руках устремятся по мостам через Тибр на императора, получившего свой титул от них же. По своему образованию, потребностям и происхождению императоры были отделены от римлян целой пропастью. Чужестранец Адриан IV был ненавистен римлянам как их местный государь, но они чтили в нем папу; Фридрих же должен был казаться им в то время совершенно невыносимым. Против обыкновения, которому следовали все императоры, он не присягнул законам города; голоса римлян при избрании он не выслушал, счел излишней даже обычную аккламацию и не одарил их подарками; таким образом, римляне с полным основанием считали свои права нарушенными. Требование римлян признать их конституцию было справедливым, и отказывать им в этом было неблагоразумно. Пришло затем время, когда император раскаялся в своей неуступчивости и вынужден был дать присягу тем гражданам, к которым относился раньше так пренебрежительно. Некогда папы перестали быть избранниками римского народа; теперь последний оказался лишенным участия точно так же и в избрании своего императора. Между тем в ту эпоху, когда в основе гражданских и политических понятий лежали именно древние традиции, римляне не могли примириться с мыслью, что Вечный город не представляет собой ничего более, как только место, где происходит посвящение императора и папы в их сан. Тогда как другие города славились своим богатством и могуществом, единственную гордость Рима составляло то, что он был Римом. Григорий VII поставил папству задачей быть представительством всемирной монархии; римляне со своей стороны мечтали осуществить это признанием суверенитета народа и установленного этим народом императорского сана.
Притязания, унаследованные римлянами от древнего времени, и их борьба с папами, старавшимися искоренить идею о политическом значении Рима, наложили на историю этого города трагический отпечаток; он сохранялся в течение веков, и ничего подобного этому мы нигде более не встречаем. В этой борьбе, которая продолжается до наших дней и под впечатлением которой мы пишем нашу историю города Рима, — борьбе все с одной и той же судьбой, — единственными союзниками римлян были стены Аврелиана, Тибр, малярия да тени и памятники великих предков. И только теперь, когда желания города Рима сводятся лишь к тому, чтоб стать столицей страны, он обрел себе сторонника и союзника в лице самого итальянского народа.
По окончании коронования император направился в свой лагерь на Нероновом поле, а папа остался в Латеране. Тогда римляне пришли в ярость и вскоре после полудня ринулись через тибрские мосты в Леонину. Перебив здесь попадавшихся им в одиночку врагов и ограбив духовенство, кардиналов и сторонников имперской партии, они направились затем в лагерь Фридриха, откуда, может быть, надеялись освободить своего пророка Арнольда. Королю и войску пришлось покинуть коронационное пиршество; прошел слух, что папа и кардиналы захвачены народом. Генрих Лев, проникнув в Леонину через стены, некогда разрушенные Генрихом IV, быстро ударил римлянам в тыл; но и самому мужественному войску стоило немалого труда одолеть римских граждан. Выдающаяся смелость, которую они проявили в этом случае, показала, что учрежденная ими республика не была одной только фантазией. Битва происходила у моста замка Св. Ангела, а с транстеверинцами — у Древней писцины и продолжалась с переменным счастьем до самой ночи, когда наконец римские граждане уступили противнику, превосходившему их силой. Наши воины, пишет германский историк, рубили римлян, как бы говоря им при этом: «Получай, Рим, германское железо вместо аравийского золота; вот как покупает Германия имперскую власть!» Около тысячи римлян было частью убито, частью утонуло в реке, многие были ранены и около 200 взято в плен; остальные бежали, спасаясь за стенами города; замок же Св. Ангела оставался нейтральным, так как находился во власти Пьерлеоне. На следующее утро в лагерь императора явился папа с просьбой освободить пленных, и они были переданы префекту Петру. Одержанная кровавая победа была, однако, настолько неполной, что даже этот великий император, считавший себя законным властителем всего мира, был вынужден покинуть Рим, не вступив даже в его пределы. Римляне оказались тогда на высоте провозглашенной ими независимости; под защитой своих стен они встретили императора мужественным сопротивлением, отказались продавать ему продовольственные припасы и решили продолжать борьбу с ним. Поэтому свой лагерь Фридрих снял уже 19 июня. Папу и всех кардиналов он взял с собой и направился прежде всего к Соракте; везде на походе через римскую территорию он приказывал разрушать замки, которые были воздвигнуты римскими нобилями в их поместьях.
Возможно, что в это время именно по соседству с Соракте был казнен Арнольд Обстоятельства смерти знаменитого демагога так же мало выяснены, как и обстоятельства смерти Кресцентия; как бы под впечатлением ужаса современники упоминают о казни Арнольда лишь мимоходом. Будучи выдан императором, Арнольд оказался в распоряжении префекта города. В графстве Витербо префекту и его могущественной фамилии, члены которой были капитанами, принадлежали обширные имения. Между этой фамилией и римской общиной давно шла борьба, сопровождавшаяся большими потерями для фамилии, поэтому префект должен был чувствовать сильное негодование на Арнольда. Как еретик и бунтовщик, Арнольд был осужден префектом на смерть, вероятно, с согласия императора, после того, как Арнольд был осужден церковным судом. Несчастный проповедник сохранил мужество и не отрекся от своего учения; он объявил, что считает это учение справедливым и спасительным и готов принять за него смерть. Он просил только дать ему немного времени, чтобы покаяться перед Христом в своих прегрешениях; преклонив колена и воздев руки к небу, он молил Бога принять его душу. Такое поведение Арнольда растрогало даже его палачей. Все эти сведения приведены в недавно найденной поэме, написанной одним брешианцем, принадлежавшим к числу сторонников императора. Этот автор так же, как и другие писатели того времени, сообщает, что Арнольд был повешен и затем тело его сожжено, чтобы у римлян не осталось никаких реликвий, которые могли бы напоминать им об Арнольде; это обстоятельство доказывает, до какой степени боготворил его народ. По другим источникам, останки сожженного тела Арнольда были брошены в Тибр. Место казни нигде в точности не указано.
Принеся Арнольда в жертву своим ближайшим интересам, юный император, еще раньше обагривший себя кровью, омрачил свое величие. Отмщение за это, однако, уже готовилось в лице граждан ломбардских городов; со временем они заставили Фридриха последовать великому делу освобождения, и в этом сказалось могущественное влияние идей Арнольда. Люди, имеющие в своих руках власть, нередко уничтожают орудия тех великих движений, которыми они сами ниспровергаются и, действуя так, не имеют о том ни малейшего подозрения. Перед Фридрихом Арнольд Брешианский стоял не в том образе, в каком он стоит теперь перед нами, и едва ли Фридрих мог слышать многое об Арнольде. Какое было дело королю до жизни какого-то еретика? Даже имея о нем ясное представление, Фридрих, после того как был вовлечен в борьбу с городами верхней Италии и с Римом, уже не мог чувствовать к этому ломбардцу, как к политическому новатору, никакого расположения. Таким образом, король обрек на смерть блестящую силу, которая впоследствии могла бы оказать ему большие услуги. Им было проявлено в Риме мало предусмотрительности; вместо того чтобы оказать римской демократии поддержку в той мере, в какой это было выгодно для него самого (что ему легко удалось бы), освободить эту демократию из-под гнета папства и подчинить ее авторитету имперской власти, Фридрих, ослепленный презрением к демократии, оттолкнул ее от себя, стал во враждебные отношения ко многим другим городам заключение убедился, что все его необъятные планы совершенно не удались.
С Арнольда Брешианского начинается ряд знаменитых мучеников свободы; они погибали на кострах, но их смелый дух, как феникс, возрождался из пламени и продолжал жить в последующие века. Арнольд так ясно понимал задачи своего времени так далеко пошел навстречу той цели, достигнуть которой Рим и Италия надеются только 700 лет спустя после него, что мы с полным правом можем признать в нем пророка. Вполне развившиеся сознательные начала того времени воплотились в нем, как в гениальном реформаторе, и первый политический еретик Средних веков явился, как логическое последствие борьбы за инвеституру. Борьба двух властей и преобразование городов были теми великими реальными условиями, которые послужили исторической почвой для этого еретика. Внутренняя необходимость не могла не привести его туда, где таился корень всего зла. Если бы Арнольд не направился в Рим и не закончил здесь своей деятельности, он не был бы полным выразителем своего времени. Но Рим, подавляемый в одно и то же время и древним величием, и двумя суверенными всемирными властями, не мог окончательно упрочить свою гражданскую независимость. Тем не менее конституция, в создании которой Арнольд, как законодатель, принимал, вероятно, большое участие, продолжала существовать еще долго после него, а школа арнольдистов или политиков уже никогда не умирала там. Все то, во имя чего с теоретической и практической точки зрения ведется борьба против светской власти духовенства, все это нашло свое историческое выражение в Арнольде, и в особенности еще потому, что к своим целям он не примешивал никаких низких мотивов. Даже самые яростные противники его признавали, что он руководился только вдохновлявшими его убеждениями. Величием своего времени и силой своей мысли Арнольд стоит выше всех выступавших после него борцов за независимость Рима. Арнольда сравнивают с Савонаролой; но с монашеским складом Савонаролы и его склонностью к чудесному человеческий ум плохо мирится; другу же Абеляра не приписывают ни прорицаний, ни чудес. Он представляется нам человеком здоровым, мужественным и вполне определенным, потому ли, что он в действительности был таковым, или же потому, что история, говоря о нем, о многом умалчивает. Его учение содержало в себе так много жизненной правды, что даже в 1862 г. оно нисколько не утратило значения современности, и в наши дни Арнольд Брешианский был бы все так же самым популярным человеком в Италии. Анафема Средних веков продолжает упорно тяготеть над Римом и Италией, и непримиренная тень еретика XII века должна по-прежнему являться в Риме.
Переправившись через Тибр у Мальяно, Фридрих продвинулся через Фарфу, как некогда Генрих V, к Луканскому мосту. Здесь в палатках был отпразднован с большой пышностью день свв. Петра и Павла, причем папа отпустил германским воинам все их вины за пролитую в Риме кровь. Города Кампаньи спешили исполнить тяжелую повинность доставки провианта, и некоторые из них, желая обеспечить себе защиту со стороны императора, принесли ему верноподданническую присягу. У Тиволи, ставшего под знамя папы из ненависти к Риму, явилась теперь надежда освободиться из-под власти так же и папы. Послы общины этого города (во главе которой тогда стояли, конечно, консулы) явились к императору и вручили ему, как своему верховному властителю, ключи города. Желая отомстить римлянам, Фридрих уже готов был содействовать возвышению города, враждебного сенату, но Адриан предъявил права церкви на Тиволи, и император, освободив тиволийцев от только что принесенной ими вассальной присяги, возвратил город папе. Это была, однако, жалкая замена того, что было обещано императором и не могло быть выполнено им: подчинить Рим власти папы. Затем Фридрих направился в Тускулу и, расположившись вместе с Адрианом в Альбанский горах, пробыл в них до середины июля. Оставаясь здесь, Фридрих делал вид, что собирается в поход против Рима; но этот предполагаемый поход не мог иметь в действительности никакого значения. Император одинаково был лишен возможности как выступить войной против Вильгельма I в Апулии, чему справедливо противились более значительные германские вассалы Фридриха, так и предпринять что-нибудь в это время года против римлян. Когда же затем страдавшее от лихорадки войско стало проявлять недовольство, Фридрих вынужден был начать отступление и не без некоторого мучительного чувства стыда предоставить папу его собственной участи. Передав папе пленных, Фридрих простился с ним в Тиволи и двинулся через Фарфу в обратный путь. На этот раз древний, знаменитый лангобардский город Сполето был варварски превращен в груду пепла. Как в древности Димитрий, так этот великий Гогенштауфен с таким же основанием может быть назван «разрушителем городов».
С отъездом императора папа увидел, что все его надежды обмануты. Рим, как было обещано констанцским договором, не был возвращен под его власть; сам он находился в изгнании и наконец поход в Сицилию вовсе не состоялся. Папа решил тогда собрать вассалов и наемников и осенью поспешно двинулся с ними в Капую и Беневент. Еще раньше Вильгельм I был отлучен от церкви и население Апулии объявлено свободным от соблюдения принесенной ему присяги; теперь папа поддерживал восстание личным своим присутствием, присоединившись к мятежным баронам и изгнанникам, которые присягнули ему в Беневенте. Восстание всех провинций, возникшее в это же время большое волнение среди греков, с которыми Адриан вступил в открытый союз, значительные успехи возмутившихся баронов, энергия папы, явившегося душой восстания и пожинавшего плоды его, — все это заставило слабого сына Рожера обратиться к папе с самыми выгодными для него предложениями и, между прочим, обещать ему полное содействие в покорении Рима. Соглашение это, однако, не могло состояться, так как встретило сопротивление в некоторых кардиналах, принадлежавших к имперской партии; между тем быстрым натиском Вильгельму удалось отнять у греков и баронов Калабрию и Апулию, после чего он направился в Беневент, где находился папа и искали спасения изгнанники. Счастье улыбнулось тогда норманнам в третий раз: Адриан, поставленный в безвыходное положение, принужден был поступиться своими союзниками и просить о мире. В июне 1156 г. близ Беневента победитель продиктовал свои условия: согласно договору, он снова получал в ленное владение Сицилию, Апулию и Капую; вместе с тем им были, однако, признаны за церковью многие права. Таким образом, папа, покинутый императором, заключил независимо от него мир с врагом империи, наделив его землями, которые Фридрих объявил своими. Такой исход не мог не вызвать раздражения в имперской партии, видевшей в этом мире нарушение Констанцского договора, и вскоре новые обстоятельства еще более усилили возникшее недовольство.
Летом Адриан вернулся в церковную область, не решаясь, однако, поселиться в Риме. Договоры, заключенные с крупными вассалами и даже с городами, укрепили папскую власть; так, в октябре Адриан формально вступил в обладание Орвието Затем он поселился в Витербо, который с той поры нередко служил местопребыванием пап; в ноябре Адриан IV уже перебрался в Латеран. Примирение с Римом явилось результатом Сицилианского договора; король Вильгельм частью золотом, частью угрозами заставил римлян быть более уступчивыми, и они, движимые ненавистью к Фридриху, пошли на соглашение. Договор с римлянами, заключенный точно также без ведома и участия императора, должен был привести его в негодование; но коварные римляне могли только радоваться этому. В чем именно заключался договор, неизвестно; по всей вероятности, соглашение состоялось на тех же основаниях, на которых раньше был заключен договор с Евгением III. C этого времени столкновение интересов имперской власти папства и сената явилось причиной глубокого раздора между Фридрихом и Адрианом. После Оттона Великого имперский меч еще ни разу не был в руках такого сильного человека, каким был Фридрих I. Убежденный в могуществе Германии, только благодаря которому, по его словам, он владел короной Константина, Фридрих отверг все притязания Адриана, исходившего из преувеличенных идей Григория VII о папстве. Абсолютной власти церкви был резко противопоставлен принцип абсолютной монархии. Полная противоположность во взглядах двух сильных личностей грозила воскресить прежнюю борьбу; императору, стремившемуся к достижению деспотической власти, приходилось иметь дело с высокомерным представителем церкви, в котором преувеличенное представление о папстве получило характер личного свойства. Положение еще более усложнялось наследием Матильды, вопросом об инвеституре, договором, заключенным папой с Сицилией, и отношениями между Римом и светской властью церкви. До этого времени императоры и папы едва ли когда-нибудь обменивались такими негодующими речами; язык этих речей с поразительной ясностью обнаружил то основоположение, которое было выдвинуто мировой борьбой. Какой-то шведский епископ случайно был ограблен бургундскими рыцарями, и император не счел нужным подвергать их наказанию; это дало повод Адриану IV поставить на вид Фридриху, что он обязан своей короной милости папы. Слово «beneficium», которое было употреблено Адрианом и имело двойственное значение (в юридическом смысле оно означало лен), привело императора и его двор в совершенное негодование. Кардиналы-легаты, доставившие папское послание, едва спаслись живыми из рук германских рыцарей в Безансоне и вернулись в Рим, с позором отосланные назад. Тогда Фридрих обратился к империи с манифестом, в котором объявлял, что он считает ложными притязаниями те толкования, которые духовенство дает отношению имперской власти к папству, что он получил свою власть от Бога по избранию имперских князей и готов скорее Умереть, чем унижаться перед попами. Времена Генриха IV уже миновали; на голос императора отозвалась вся германская империя. Движимые патриотизмом, князья и епископы единогласно высказались против папы, и Адриан, которому приходилось вести борьбу с германской партией среди самих кардиналов, принужден был приложить все старания к тому, чтобы смягчить гнев Гогенштауфена: на этот раз уже другими легатами императору было доставлено извинительное послание, в котором папа, подобно какому-нибудь словеснику, старался объяснить, что термин «beneficium» был употреблено им не в смысле лена. Послы нашли Фридриха уже в Аугсбурге, где он находился, чтобы в июне 1158 г. в сопровождении сильного войска снова идти в Италию и смирить своим имперским мечом непокорные города и всю страну. Милан, оказавший геройское сопротивление, сдался в сентябре, и на ронкальском сейме имперская власть торжественно праздновала свою наиболее решительную, но вместе с тем и последнюю победу. Даже знаменитые юристы Болоньи, преклоняясь перед древнеримским императорским правом, содействовали возвеличению этого торжества, придавая власти Гогенштауфена все свойства юстиниановского абсолютизма и признали ее закономерной всемирной властью. В эту эпоху искания твердых правовых оснований для слагавшегося вновь гражданского и политического строя города так же, как император, стремились найти опору в римском законе и тем самым впадали в сильнейшие противоречия. Но между тем как живая современность освобождала города, за исключением одного Рима, от традиций древности, император возвращался то к римскому цезаризму, то к теократическому государству Карла, мечтая в своем ослеплении о том, что ему удастся наложить на демократическое движение века оковы юстиниановского единодержавия. Не подлежало большому сомнению, что в этом решительном столкновении граждан с имперской властью папство примет сторону первых. Звеном, связующим папство с городами, служил вопрос инвеституры, того феодально-правового начала, которое царило в течение целой эпохи, и старый спор, законченный церковью вормским конкордатом, теперь возгорелся с новой силой, но уже на гражданской почве. Для городов было не менее важно отнять у императора его коронные права на суд и администрацию. Таким образом, борьба Фридриха I с ломбардскими городами была повторением борьбы за инвеституру, но на этот раз уже в сфере гражданских отношений. Как и церковь, республики вышли из этой борьбы победительницами, достигнув своей политической независимости.
Втайне Адриан IV уже успел вступить в переговоры с городами, прилагая в то же время все старания к тому, чтобы установить дружественные отношения с сицилианской феодальной монархий. После всех своих триумфов Фридрих, подражая Карлу Великому, решил управлять Римом и имперскими епископами, как суверен своими вассалами. В Италию были отправлены послы, которым было приказано собрать имперские подати без всякого послабления, между прочим, также с наследия Матильды и с церковной области. В одном из своих писем папа выразил неудовольствие, что Фридрих требует от епископов выполнения обязанностей вассалов и преграждает кардиналам-легатам доступ в провинции. Император пренебрежительно ответил, что до Константина церковь не обладала никакими государственными правами, что все достояние Св. престола есть не более, как дар короны, что епископы, которым надлежит наследовать только Богу, тем не менее состоят светскими сановниками в государстве и, следовательно, должны по закону выполнять по отношению к императору обязанности его вассалов, что Христос за себя и за Петра так же заплатил подать императору. Поэтому епископам следует или отказаться от светского достояния, или воздать кесарю кесарево. Кардиналы-легаты не допускаются в церкви с целью ограждения общин от их хищничества. Папа забывает о христианском смирении, когда перед всем светом начинает пререкаться о земных выгодах, не имеющих ничего общего с религией. Император счел своим долгом сказать все это папе, так как видит, что зверь гордыни прокрался даже на престол св. Петра.
Таким образом, борьба за инвеституру, поскольку дело шло о светской власти папы, была снова начата Фридрихом; теперь он говорил то, на чем настаивали римляне и, казалось, преобразился в Арнольда, которого еще так недавно велел казнить. Наступил период возрождения имперской власти (по крайней мере, для того момента) и ослабления папской власти. Глубоко оскорбленный, Адриан IV отправил к императору легатов в надежде выяснить, что может быть достигнуто путем переговоров. Чрезмерные требования, предъявленные Адрианом, показали, что папство заняло по отношению к имперской власти такое же положение, как и города. Адриан настаивал на полной политической независимости, на отчуждении в его пользу прав короны. Итальянские епископы, так излагал Адриан свои условия, должны приносить императору лишь общую присягу на верность, но не обязаны быть его вассалами; сбор foderum может производиться в церковной области имперской властью только по случаю коронации; доходы с земель Матильды и со всей территории от Аквапенденте и до Рима, с Сполето, Сардинии и Корсики, с Феррары и Массы должны быть предоставлены Св. престолу; император не должен отправлять никаких послов в Рим помимо согласия папы, так как все управление и все регалии в Риме составляют достояние Св. престола. На эти требования Адриана, добивавшегося независимости церковной области от имперской власти и признания за ним полного суверенитета, император ответил: волею Господней я римский император и таковым зовусь; если бы я отказался от власти над Римом, мой титул не имел бы никакого смысла.
Эти переговоры происходили в присутствии послов сената, так как римляне стали снова искать сближения с императором, как скоро увидели, что он в своем споре с папой прибегает к аргументам Арнольда. Весной 1159 г. в целях примирения римляне отправили к Фридриху послов; они были милостиво приняты, и тогда сенат отправил в лагерь около г. Кремы второе посольство из знатных люден. На этот раз поведение римлян было более сдержанное: они просили императора не лишать их своей милости, даровать им амнистию и обещали восстановить его власть в Риме. Согласившись вступить в переговоры с римской общиной, Фридрих решил признать сенат, но на основах, которые он сам определит, причем им имелись в виду условия, установленные для покоренного Милана. Щедро одаренные, послы были отпущены, и с ними вместе императором были отправлены в Рим пфальцграф Оттон Виттельсбах, граф Гвидо Бландрате и пробст Герберт Акви. Этим лицам поручено было установить основания деятельности сената и принять меры к возвращению изгнанного римлянами префекта; они же должны были, если окажется возможным, заключить договор с папой. Послы императора были приняты в Риме с почетом; тем не менее соглашение не могло состояться отчасти в виду условий, поставленных сенатом, и его неуступчивости, отчасти по случаю смерти папы.
Адриан IV умер 1 сентября 1159 г. в Ананьи, когда уже окончательно разошелся с императором, заключил союз с Ломбардией и был готов отлучить Фридриха от церкви. Этот папа, поднявшийся из ничтожества, держал себя по отношению к монарху, одному из самых могущественных, с таким высокомерием, как будто считал себя не только равным ему, но и стоящим выше его. Природные способности Адриана развивались все больше по мере того, как он, благодаря собственным достоинствам, возвышался и узнавал жизнь; обладая весьма независимым и энергичным характером, он тем не менее способен был действовать со всею необходимой осмотрительностью. Как все почти англосаксы, Адриан был умен и отличался практичностью и непреклонной волей. Подобно Григорию VII, он так же хотел достигнуть всемирного владычества пап; но, отдаваясь своим смелым мечтам, он в то же время не забывал о ближайших задачах. Он заново укреплял одни города, как, напр., Орту и Радикофани, и приобретал другие; акты, относящиеся к dominium temporale, свидетельствуют, как много прилагал этот папа стараний к тому, чтобы сохранить за Св. престолом патримонии или приобрести для него новые имения, ослабить владетельных баронов Кампаньи и заставить их служить себе. Провинциальная знать была в то время ослаблена войнами с императором и с общиной города
Рима, утратив с возникновением демократического движения свое влияние, бароны испытывали нищету и были обременены долгами. Свои замки многие из этих баронов уступали — отчасти или совсем — Адриану и затем получали их от него обратно уже в качестве церковного лена; таким образом, эти нобили превращались в вассалов церкви (homines). Именно в этом направлении деятельность Адриана IV отличалась широким развитием. Только низвергнуть римскую республику оказалось для Адриана не под силу. Сенат по-прежнему заседал на Капитолии, и Фридрих, который раньше готов был оказать папе поддержку, теперь был его могущественным противником. «Было бы лучше, — так жаловался Адриан одному своему соотечественнику, — если б я никогда не покидал своей отчизны Англии или монастыря Св. Руфа! Есть ли на свете человек до такой степени несчастный, как папа? Заняв Св. престол, я испытал так много бедствий, что вся моя предшествовавшая горькая жизнь показалась мне завидной. Будь избран в папы человек, хотя бы такой же богатый, как Крез, он все-таки очень скоро превратится в нищего и будет иметь несчетные долги. Совершенно справедливо папа зовется слугою слуг; его порабощает низкая алчность, живущая в душе римлян, и если он не служит этой алчности, ему приходится покинуть свой престол и бежать из Рима». Таково мнение Адриана IV о папстве того времени, — мнение человека, умудренного опытом жизни и умершего в изгнании.
В Риме не существует никаких других памятников этого энергичного чужестранца, кроме его гробницы в виде древней урны, находящейся в подземном Ватикане и сохранившейся благодаря материалу, из которого она сделана. В этом нескладном, грубом саркофаге из красного гранита хранятся остатки папы, характер которого был так же тверд, как гранит.
Как только Адриан умер, немедленно начался раскол. Коллегия кардиналов была уже давно разделена на две партии, иерархическую и имперскую; но в Ананьи между ними был заключен договор, согласно которому обе партии должны были выбирать одного и того же кандидата. Тем не менее партии Адриана, предводительствуемой Бозо, племянником папы, удалось захватить в свои руки укрепленный дворец близ базилики Св. Петра, где и были устроены ею совещания. Менее сильная германская партия постаралась тогда найти поддержку у императорских послов, которые все еще оставались в Риме, и подкупом приобрела себе сторонников в сенате.
Для избрания папы было созвано в базилике Св. Петра собрание, в состав которого вошли кардиналы, императорские послы, духовенство, знать, народ и сенаторы; последние взяли на себя охрану собора и держали двери его запертыми. Прошло три дня, но соглашение все еще не было достигнуто. Тогда более сильная партия провозгласила 7 сентября папой канцлера Роланда Бандинелли, родом из Сиены.
Едва, однако, этот кандидат, отказывавшийся от избрания, был облачен в красную мантию, как кардинал Октавиан, глава германской партии, сорвал ее с его плеч. В след затем какой-то сенатор, негодуя, в свою очередь отнял мантию у Октавиана; но капеллан последнего сбегал за другой, и Октавиан второпях надел ее наизнанку. Как ни смешен был вид кардинала в подобном наряде, собранию уже было не до того, так как начался большой беспорядок. Стоявшие наготове толпы воинов с оружием в руках проникли в базилику Св. Петра, после чего партия Октавиана объявила его папой и была поддержана низшим духовенством, в особенности капитулом базилики Св. Петра, народом, большинством сенаторов и многими капитанами; был пропет Те Deum, и затем новый папа под именем Виктора IV был тотчас же торжественно отведен в Латеран.
Тем временем Роланд и его сторонники бежали в укрепленный Ватикан. Подкупленные сенаторы продержали их здесь взаперти в течение девяти дней и затем перевели в Транстеверин, где они были подвергнуты еще более строгому заключению. Через три дня они были освобождены отсюда Оддо Франджипане, который уже давно был известен как самый ревностный вассал церкви и враг республики. После этого в городе наступила реакция; в торжественной процессии при звоне колоколов, с развевающимися хоругвями Роланд проследовал по улицам Рима, но затем в сопровождении всех своих сторонников из духовенства, множества вооруженного народа и знати, коллегии судей и школы певчих немедленно покинул город и направился в Кампанью. Такими удивительными сценами удаления римлян из города осложнялось в то время избрание пап!
У подошвы Вольских гор, на окраине Понтийских болот, находится Нинфа; в то время это был небольшой город, теперь — христианская Помпея с почерневшими городскими стенами и баронским замком неприступного вида и с развалившимися церквями, сплошь увитыми плющом. Здесь 20 сентября был посвящен под именем Александра III один из самых могущественных пап, знаменитый противник императора Барбароссы. После посвящения Александр удалился в Террачину, на границу сицилийского государства, король которого не замедлил признать его папой. Некоторое время Октавиан имел в своих руках значительную часть города. Этот кардинал, происходивший из рода Кресцентиев и принадлежавший к фамилии графа Монтичелли, имел привлекательную наружность и отличался щедростью; поэтому он мог рассчитывать, что найдет в Риме большую поддержку. Префект города Петр, его родной племянник, Тебальди и Стефани, некоторые члены фамилии Гаэтани, Пьерлеоне и другие могущественные нобили были его сторонниками. Интересы сената, казалось, так же требовали тогда избрания папы из среды германской партии; что касается римского народа, то он никогда не заботился о том, который из пап законный, а лишь о том, который из них дает больше денег. Как римлянин, Октавиан был желательным для народа кандидатом. Низшее духовенство, находившееся со времени Арнольда во вражде с кардиналами, как сторонниками старых порядков, почти единогласно высказалось так же в пользу Октавиана. Напротив, среди высшего духовенства приверженцами Октавиана были только епископ ферентинский, епископ Тускуланский Имар, изменивший Роланду, аббат Субиако и четыре кардинала, из которых двое, Гвидо Кремонский и Иоанн, были главными виновниками провозглашения Октавиана папой. Кроме того, деятельное участие в избрании его принимали еще пфальцграф Оттон и Гвидо Бландрате. Охраняемый всеми ими, Октавиан покинул Рим, когда в нем началась неистовая реакция, и 4 октября в Фарфе был посвящен епископом Тускуланским в папский сан Под именем Виктора IV После того он удалился в Сеньи в Вольских горах. Таким о6разом, оба папы разместились в Кампаньи, один ввиду другого, так как из Сеньи можно было отчетливо видеть Ананьи, где проживал Александр.
Не подлежало сомнению, которого из двух претендентов император признает папой. Роланда, ревностного борца за папский абсолютизм, того заносчивого кардинала-легата, которого некогда хотел убить пфальцграф Оттон, или Октавиана, давнего соперника Адриана IV И тот, и другой апеллировали к христианскому миру, и Фридрих воспользовался этим случаем, чтобы выступить в роли защитника церкви. В письме, написанном из лагеря у Кремы, он сообщил «кардиналу Роланду», что приказывает ему явиться на собор, который будет созван в Павии. Свое право созвать собор Фридрих основывал на примере прежних и позднейших императоров. Но Александр III, уже отлучивший Октавиана от церкви, считал себя законным папой и отказался последовать приглашению, как несогласному с каноническими правилами. Собор состоялся в феврале 1160 г., вскоре после того, как геройски защищавшаяся Крема была взята и разорена Фридрихом. Уверенный в своей победе Октавиан явился на собор. Многие свидетели и во главе их капитул собора Св. Петра, затем огромное большинство римлян как духовного, так и светского звания высказались в пользу Октавиана, и собор, находившийся вполне под влиянием императора, постановил 11 февраля решение, согласно которому Виктор IV был признан законным папой, после чего император почтил его торжественным принесением присяги. Что касается Роланда, то он как государственный изменник и еретик был отлучен от церкви; деятельные сношения его партии с Сицилией, Миланом, Брешией и Пьяченцей могли быть легко доказаны.
Так же мужественно, как Григорий VII, вступил Александр III в борьбу со страшным врагом. Борьба велась за независимость церкви, которую Фридрих решил подчинить собору своих епископов и своей имперской власти. На карту были поставлены все приобретения, достигнутые Григорием и Каликстом. В этой второй великой борьбе многое из прежнего было снова пережито самим Римом, хотя условия его существования были уже совершенно иные, чем прежде. Но тогда как Григорий VII находил своих союзников на почве религиозного фанатизма, в возмущении патарии, в могуществе женщины, преданной церкви, и в политике узурпатора, папству надлежало теперь во имя независимости искать поддержки у городов, которые мужественно боролись за нее. 2 марта, в четверг на Пасху, в соборе Ананьи Александр отлучил императора от церкви; это отлучение уже ничего другого более не означало, кроме объявления войны. Полагая, что усиление могущества Фридриха должно внушать опасение христианским государям, Александр отправил к ним легатов в надежде, что некоторые из этих государей, исходя из таких опасений, признают его папой: эти расчеты не обманули Александра. Поощряя так же ломбардцев к восстанию, он в своих отношениях к республикам действовал, однако, с большой осмотрительностью. Обстоятельство, крайне благоприятное для Александра, заключалось в том, что император был всецело занят жестокой войной с Миланом. В то время как Виктор IV следовал за Фридрихом вместе с его двором, Александру удалось с помощью сицилийцев подчинить своей власти Лациум. Число приверженцев Александра росло даже в изменчивом Риме, так как антипапа не возвращался сюда. Вновь избранные сенаторы объявили себя сторонниками Александра, и затем Франджипани удалось повести дело так, что в июне 1161 г. Александр даже получил возможность вступить в Рим, где им после того была освящена церковь S.-Maria Nova близ замка этой фамилии, у арки Тита. Но уже спустя 14 дней Александр покинул ненадежный город, считая себя более безопасным в Пренесте и в Ферентино.
Надежды Александра разбивались, однако, о могущество Фридриха. 19 июня Виктором IV был созван в Лоди многолюдный собор, на котором присутствовали так же пять римских сенаторов. Таким образом, для Александра, от которого отпала почти вся церковная область, не оставалось никакого другого выхода, кроме бегства. Около Рождества у мыса Цирцеи он сел на сицилийские галеры, достиг Генуи 21 января 1162 г. и, подобно своим предшественникам, направился во Францию искать в ней гостеприимства.
В то время как Александр принимал вассальную присягу французской знати, Фридрих торжествовал свою ужасную победу в Ломбардии. 26 марта он вступил в покоренный им Милан и приказал сровнять его с землей. Ликуя ввиду возможности отмщения, граждане других итальянских городов по знаку императора устремились на жертву, которая покрыла себя славой и своим падением привела Италию в трепет. Ужас овладел так же и Римом: он поспешил признать папу, угодного императору. Но Фридрих, дойдя в июне до Болоньи, двинулся в августе через Турин в Бургундию, оставляя позади себя опустошенную страну, для которой отныне не было другого более священного долга, как освобождение от ига чужеземного деспота. Согласно условию, заключенному с Людовиком VII, Фридрих предполагал созвать собор в Безансоне, куда должны были явиться и выслушать решение оба папы. Но благодаря искусной политике Александра и другим обстоятельствам собор этот не мог состояться. Не достигнув предположенной цели, император принужден был вернуться в Германию и вскоре, так как Виктор IV не встречал здесь ни в ком сочувствия, отослать его назад в Италию. Вместе с ним он отправил в качестве своего наместника Райнальда, которого г. Кельн избрал своим архиепископом. Этот выдающийся человек, занимавший с 1156 г. пост канцлера империи, держался иных принципов, чем те, которым некогда следовал Вибальд. Более преданный монархическому началу, чем сам император, Райнальд мечтал о создании германской национальной империи, которой он хотел вновь подчинить папство. Проницательный ум и смелая энергия этого закованного в броню архиепископа и государственного министра вполне отвечали желаниям Барбароссы.
Пока Александр, обеспечив себе поддержку Франции и Англии, признавших его папой, оставался большую часть времени в Сане (Sens), Рим спокойно управлялся сенатом. Это учреждение, «установленное на Капитолии достойным и знаменитым римским народом», уже не находило нужным в своей деятельности считаться с папой; судебные акты того времени помечены годами правления Виктора IV. Между тем 20 апреля 1164 г. этот папа умер в Лукке, и Райнальд заставил кардиналов-еретиков тотчас же избрать папой, под именем Пасхалия III, Гвидо, епископа Кремы. Фридрих, находившийся в то время в Павии, не замедлил одобрить это самовластное распоряжение своего канцлера. Пасхалий оказался, однако, точно так же бессильным по отношению к Риму. Как знатный римлянин, блестящий Октавиан имел, вероятно, много сторонников в Риме, но у Гвидо не было никакой партии. По-видимому, обстоятельства даже приняли тогда оборот, благоприятный для Александра; римляне понимали, что они лишены всех тех выгод, которые связаны с пребыванием в Риме папской курии, и затем во взглядах лиц гражданского управления и магистратуры так же произошла перемена. Весной 1165 г. судьба, казалось, улыбнулась Пасхалию, но далее она изменила ему. Он избрал своим местопребыванием Витербо. По плану императора этот город служил базой всех походов против Рима; со времени решений, принятых в Вюрцбурге в Тронцу 1165 г., все колебания были отброшены, и император окончательно поставил себе целью подчинить папство своей власти. Христиан Майнцский и граф Готелин проникли далеко в глубь Лациума и поставили римлян в положение настолько затруднительное, что они вынуждены были, подкупая, просить перемирия и затем обещать признать Пасхалия III папой, если Александр, уже приглашенный ими, не согласится вернуться в Рим. Христиан опустошил Ананьи, но затем вернулся в Тусцию, и тогда Лациум на некоторое время был занят сицилийскими и римскими войсками.
Тем временем новому викарию Александра в Риме, кардиналу Иоанну, искусно Действовавшему в интересах своего папы, удалось подкупить римлян, негодовавших на Фридриха за уничтожение городов и на Христиана за его опустошительные походы Кроме того, Иоанн сумел оказать при новом избрании сенаторов необходимое влияние, овладеть собором Св. Петра и наконец подчинить папской власти кабину. Почти весь Рим перешел на сторону Александра и принес ему в лице его викария присягу на верность. Во Францию к Александру были отправлены послы, и в августе 1165 г. у Магвелонне он сел на галеру. Дорогой ему удалось ускользнуть от пиратов и пизанцев и благополучно добраться до дружественной Мессины, откуда он, охраняемый королем Вильгельмом, проследовал через Салерно в Рим. В день св. Цецилии папа достиг устья Тибра и, встреченный сенатом, торжественно вступил в Латеран 23 ноября 1165 г. Таковы те полные контраста сцены то бешеной ненависти, то восторженных приветствий, которые приходилось и приходится до вашего времени переживать папам в Риме. Но положение папы, обремененного долгами, было все-таки трудное: средств, полученных благодаря сделанным во Франции приношениям и затем займу, чему более других способствовал архиепископ Реймский, едва хватало на то, чтобы иметь возможность оставаться в Риме, среди народа, который, по его собственных словам, даже в мирное время интересовался лишь тем, есть ли что-нибудь в руках у папы. Со смертью Вильгельма I, последовавшей в мае 1166 г., и вступлением на престол его несовершеннолетнего сына Вильгельма II поддержка со стороны Сицилии становилась сомнительной, за исключением помощи деньгами, которые получались оттуда. Новый союзник, предложивший Александру свои услуги, внушал подозрения: то был император Эммануил, находившийся во вражде с Фридрихом. Подобно многим другим византийским монархам, Эммануил полагал, что, воспользовавшись схизмой, он может восстановить свою власть в Италии, где у него уже была твердая опора в Анконе. Он указал Александру на желательность воссоединения обеих церквей и обещал предоставить ему власть над Римом и Италией; взамен этого ему самому должна была быть предоставлена римская корона. Александр принял со всем почетом посла императора, Себастоса Иордана, сына несчастного Роберта Капуанского. Но, выражая готовность последовать предложениям Комнена и посылая своих легатов в Константинополь, Александр в действительности имел в виду лишь напугать Фридриха и сохранить за собой на всякий случай возможность заключить союз с греками.
Призвавши папу обратно и признав за ним суверенные права, город Рим тем не менее оставался независимой, самостоятельной республикой. Конституция, установившаяся в Риме, оказала благотворное влияние на развитие в нем гражданственности, а городская милиция республики внушала доверие к ней. Сохранился один замечательный документ, который относится именно к тому времени и из которого видно, что римская община была тогда независимым государством и пользовалась уважением. В ноябре 1165 г. римляне заключили с Генуей договор, согласно которому эта республика получила право свободной торговли на всем протяжении от Террачины до Корнето, причем генуэзцы, в свою очередь, предоставляли такие же права римлянам. Римскими уполномоченными были Ченчий, сын Obicio Pierleone, скринарий церкви, и Gerardus Alexii. Оба нобиля являлись вместе с тем и представителями интересов класса купцов и корабельщиков, так как были их консулами, Вышесказанный договор имел особенно важное значение именно для этих цехов; поэтому их консулам и было поручено сенатом и народом заключить договор. Эти консулы обязаны были следить за тем, чтобы виконты в гаванях Террачина, Летура, Остия, С. Севера и Чивита-Веккиа соблюдали статьи договора, чтобы генуэзские корабли могли находить в этих гаванях во время войны с Пизой безопасное пристанище и в случаях кораблекрушения — содействие к спасению груза и экипажа. Этот оборонительный договор должен был сохранять свою силу в течение 29 лет, не имея враждебного значения по отношению к папе и императору. После того как договор был заключен в Генуе консулами обеих сторон, он был утвержден Риме сенатом. Таким образом, оказывается, что береговая полоса римской территории была во власти общинного совета на Капитолии, а не папы, и этому же сонету были подчинены так же виконты и бальи тех местностей.
Между тем города, так безрассудно обращенные Фридрихом в рабство, образовали между собою союз на жизнь и на смерть, и уже в ноябре 1166 г. император вернулся в Италию. Фридрих не имел представления о том, какую грозную силу воздвиг он против себя; прогнать греков из Анконы и папу из Рима, водворить Пасхалия III в соборе Св. Петра, нанести всем противникам решительный удар и заключить Италию в оковы — таков был план императора. Было предположено что в то время как он сам в начале января 1167 г. выступит из Лоди, чтобы овладеть прежде всего Анконой, и затем пойдет на Рим, Райнальд кельнский очистит путь Пасхалию, подвигаясь из Тускула с менее значительными силами. Райнальду удалось близко подойти к Риму, причем почти все замки отпали от Александра. Желая удержать население на своей стороне, папа обратился к нему с увещаниями и наделял его подарками; но старания оказались тщетными, так как население брало деньги одинаково и у той, и у другой стороны. Большинство римлян сохраняло верность папе; причиной тому была их ребяческая ненависть к небольшим соседним городам, как то: Альбано, Тиволи и Тускулум, которые не пожелали признать суверенитет сената и примкнули к императору, и это обстоятельство привело к катастрофе.
Тускуланским властителем был в то время Райно, один из сыновей умершего в 1153 г. Птолемея II. Дом графов Тускуланских уже склонялся к упадку; наследственные разделы, долги, междоусобные войны и римская община ослабили этот могущественный род. Тускулум уже не находился тогда в одних руках; при Евгении III Оддо Колонна заложил свою долю Оддо Франджипане, а затем она была выкуплена этим папой, и таким образом папы вступили в обладание замком, владельцы которого так долго были тиранами Св. престола. Адриан IV отдал папскую часть в ленное владение старшего сына Птолемея II Ионафана и сделал его своим вассалом. Сенат, однако, не мог примириться с тем, что церковь является защитницей этого замка, не желавшего признать над собой власть Рима, и старания Александра III удержать римлян от нападений на Тускулум оказывались тщетными. Теснимый римлянами, Райно обратился за помощью к имперцам, и канцлер Райнальд, только что перед тем, 18 мая, овладевший с помощью пизанцев Чивита-Веккией, вступил в Тускулум, после чего он был осажден римлянами. Таким образом, все усилия противников сосредоточились на Риме.
Городская милиция и все вассалы в Этрурии и Лациуме, остававшиеся верными сенату и папе, были призваны к оружию; граждане и капитаны в первый раз соединились вместе. Тогда Райнальд и Райно послали за помощью в германский лагерь около Анконы, и оттуда на выручку своему сотоварищу прибыл Христиан Майнцский с 1300 германцев и наемных брабансонов. Христиан, граф фон Бух, возведенный императором в 1165 г. в сан архиепископа майнцского вместо Конрада Виттельсбахского, был одним из лучших генералов Фридриха. Из предосторожности Христиан стал лагерем у Monte Porzio, близ Тускула, и, желая выиграть у противников в день отдыха для своего войска, отправил послов к римлянам; но последние отнеслись с презрением к предложению вступить в переговоры и, собрав все свои войска, число которых доходило до 40 000 человек, в Духов день стремительно вступили в бой. В летописях нигде не упоминается имя лица, предводительствовавшего огромным войском, равного которому римляне не выставляли на поле битвы в течение уже многих веков; возможно, что предводителем был Оддо Франджипане, самый знатный из римских нобилей того времени. Хотя число римлян превосходило число германцев в 20 раз, тем не менее германцы не впали в отчаяние; пение воинственного хорала поддерживало бодрый дух их небольшого отряда. Христиан развернул имперское знамя, и неравная битва началась. Брабансоны были быстро оттеснены римлянами; но кельнские рыцари, сомкнувшись тесным строем, сделаны вовремя вылазку из Тускула, а один из отрядов Христиана напал на неприятеля с фланга; неудержимым натиском центр паевого строя римлян был опрокинут; тогда римская кавалерия обреталась в бегство, пехота так же рассеялась, и брабансоны напали на лагерь римлян. Бежавшие с пиля битвы погибали под мечами преследователей или сдавались в плен; в перепуганный Рим вернулась едва лишь третья часть всего римскою войска, и только неприступные стены к наступившая ночь заставили германцев прекратить преследование. Поля и дороги были усеяны телами убиты оружием, несколько тысяч римлян были отведены пленными в Витербо и в числе их сын Оддо Франджипане, за которого отец напрасно предлагал богатый выкуп. Эта замечательная битва между Monte Porzio и Тускулом происходила 29 мая 1167 г
Виновниками победы, одержанной перед липом папы над превосходными силами противника, оказались, к удивлению, два германских архиепископа, оба знатного происхождения, выдающихся способностей и большой энергии; их небольшой отряд состоял ни мужественных борцов, закаленных войной в Ломбардии; римляне; привыкшие биться только из-за Стен и в уличных схватках, проиграли свое первое сражение в открытом поле, послужившее испытанием их новых сил. И они должны были краснеть от стыда при воспоминании о своих великих предках, по примеру которых они мечтали создать республику на Капитолии. Предание породило много легенд об этом поражении римлян, и только в самом Риме ни один камень не говорит об этом черном дне, который может быть назван днем Канн Средних веков.
Ужас, вызванный поражением, действительно был так же велик, как некогда после победы, одержанной Ганнибалом. Старики м женщины оглашали улицы воплями и с рыданиями встречали тела убитых, погребение которых было дозволено противником. Убитый горем пана плакал; не без колебания искал он защиты в Колизее, у Франджипани; он позаботился, однако, чтобы степы охранялись стражей и войска были снова собраны. Вскоре германцы, усиленные подкреплениями, взятыми из городов Кампаньи, расположились перед городом. Казалось, снова наступили дни Манлия Торквата и Кориолана, когда герники и эквы, латины и вольски вели войну с Римом и становились лагерем у Алгида. Теперь перед Римом, вернувшимся к младенческому состоянию, стояло, участвуя в осаде, население все тех же древних городов: Тибура, Альбы, Тускула и других. Эти незначительные города надеялись, что им удастся напасть на испытавший унижение Рим с таким же успехом, с каким напали на Милан Кремона и Павия. Чтобы довершить падение Рима, Христиан признал императора, и Фридрих, принудив Ликину капитулировать, июля уже водрузил свое имперское знамя на Monte Porzio.
Александр III оказывался теперь в таком же: положении, в каком был Григорий VII; не было только надежды на то, что осада может быть снята, так как сицилийское войско, высланное регентшей против Фридриха, было разбито. Римляне так же не были теми же защитниками, какими они были но отношению к Григорию; на них можно было положиться только до тех пор, пока нужда и выгода не заставят их заключить договор с Фридрихом. Германцам удалось взять приступом porta Viridaria, и это открыло императору доступ в Леонину; здесь не было ни одного римлянина, и оставались одни только папские слуги, занимавшие собор Св. Петра. Собор был обнесен окопами; ею атриум и башни S.-Maria in Turn над главной лестницей были обращены в укрепления; на крыше собора стояли метательные машины. Замок св. Ангела был отделен от Лепнины боковыми стенами и служил для обороны моста; поэтому главней крепостью в то время был уже не этот замок, а собор Св. Петра.
В течение восьми дней христианская Мекка выдерживала приступы германских арнольдистов и милиции Витербо. Стены, башни и портик, восстановленный Иннокентием II, были разрушены; весь Борго был обращен в развалины; не сдавался еще один только собор; тогда был подожжен атриум, и башня S.-Maria in Turn погибла в огне. Этим пожаром, как жалуется очевидец, была уничтожена великолепная мозаика, украшавшая церковную стену над атриумом; бронзовые двери были взяты гражданами Витербо как трофей одержанной ими победы. Таков был обычай того времени. и те же граждане Витербо, овладев вскоре затем Корнето, столь же бесцеремонно сняли и унесли к себе городские ворота. Когда огонь, как казалось, уже стал угрожать собору Св. Петра, защищавшие собор сложили оружие. Во время этого приступа двери собора были взломаны топорами; это было сделано по приказанию Фридриха Ротенбургского, сына императора Конрада, лучшего из рыцарей в войске императора. Оскверненные алтари были запятнаны кровью убитых, и на удивительном мраморном полу храма, как на каком-нибудь поле битвы, лежали тела, одетые в кольчуги. Можем ли мы говорить о мусульманах IX века, что они не знали Бога, когда через три столетия после них ту же базилику брали приступом христианский император и его закованные в железо епископы? Собор был взят 29 июля а на другой день, когда храм еще только что был очищен от крови, в его приделах уже раздалось пение Те Deum, звучавшее скорее насмешкой, чем молитвой, и Фридрих, подобно Генриху IV, так же немедленно водворил в соборе своего ставленника-папу, прибывшего из Витербо. И на этот раз во время торжества император точно так же имел на голове золотой обруч патриция, выражая тем свой протест против римлян и папы. Затем 1 августа Пасхалием III была коронована жена Фридриха Беатриса, а сам он явился с императорской короной на голове.
Римляне, принадлежавшие к имперской партии, составили свиту императора; но изъявления сочувствия не вышли из пределов Леонины. Римский народ, глубоко возмущенный понесенным поражением, мужественно защищал город, и на этот раз имел больше успеха, чем на полях Тускула. Александр III, удрученный заботами, оставался в замке Франджипани, у арки Тита. На случай, если бы папа пожелал бежать, к собору Св. Павла прибыли две сицилийские галеры; но папа раздал привезенные ими деньги Франджипани, Пьерлеоне и страже, охранявшей стены, и затем отослал галеры обратно. Хотя римляне оказывали мужественное сопротивление, тем не менее ни они, ни папа не сочли возможным уклониться от переговоров. В Риме находился тогда пфальцграф виттельсбахский Конрад, родственник Фридриха, архиепископ майнцский; он прибыл в Рим вместе с Александром III в 1165 г. Разгневанный император лишил Конрада сана архиепископа и передал этот сан Христиану фон Бух; тогда папа возвел Конрада в сан кардинала-епископа сабинского. Теперь он был отправлен папой в лагерь Фридриха для переговоров. Желая, подобно Генриху IV, привлечь римлян на свою сторону. Фридрих объявил, что единственным препятствием для заключения мира является папа; поэтому он предлагает, чтобы оба папы отказались от своего сана и был выбран с соблюдением канонических правил третий папа; тогда мир в церкви будет восстановлен и римлянам будут возмещены их потери. Эти условия были, конечно, отвергнуты Александром и его кардиналами, но в измученных римлянах встретили поддержку. Чтобы спасти свое стадо, так рассуждали римляне, папа должен быть готов еще на большие жертвы, чем та, которую он принесет, отказавшись от тиары. Произошло возмущение, и народ стал требовать отречения папы. Тогда Александр исчез из города. Спустя три дня папа был замечен у мыса Цирцеи в костюме пилигрима; сидя у источника в обществе своих спутников, беглец подкреплял себя пищей, и с той поры этот источник получил название папского. В Террачине Александр снова облачился в пурпур и затем направился в Беневент, куда прибыл в августе. Бегство Александра лишило императора надежды примириться с церковью, но облегчило включение мира с Римом. Это бегство свидетельствовало о решительной победе Фридриха, так как папа был изгнан из Рима теми самыми римлянами, которые так долго защищали его. Тогда же на восьми галерах вступили в Тибр пизанцы; расположенные по берегам селения были разорены ими, и одна из галер проникла до Ripa Romea. Мужество покинуло римлян; что касается Фридриха, то он склонялся к уступчивости, так как в эту пору года уже нельзя было достичь многого и он не мог так же надеяться, что ему удастся овладеть замками нобилей даже в том случае, если город откроет ворота. Поэтому императорскими послами, в числе которых был историк Acerbus Morena di Lodi, был заключен с Римом мир на следующих условиях: сенат и народ приносят императору присягу на верность и обязуются охранять его суверенные права в пределах города и вне его; император признает сенат в его установленной форме, но свои полномочия сенат получает от императора; золотой буллой император утверждает действительность всех завещаний сделанных римлянами, и всех арендных договоров и освобождает их от всяких податей и налогов. Таким образом, уступка, на которую Фридриху надлежало согласиться уже во время коронования, была сделана лишь после кровавых войн: римская республика отныне была подчинена непосредственно только имперской власти Присяга была принесена римлянами уполномоченным императора, но сам он не вступал в город, так как капитаны-нобили не принимали участия в договоре и, оставаясь в своих замках, сохраняли угрожающее положение. Затем Фридрих восстановил префектуру как имперское установление, назначил префектом Иоанна де Вико, сына бывшего раньше префекта Петра, предложил избрать новый общинный совет и взял с собой 400 римских заложников.
В это время Фридрих стоял на вершине своего могущества; имперские права по отношению к Риму были восстановлены; имперский папа был водворен в соборе Св. Петра; григорианская иерархия была упразднена, и с порабощением Италии могла быть снова создана всемирная Римская империя. Но среди этих блестящих успехов на сцену неожиданно выступили ангелы смерти в образе римской лихорадки для того, чтобы, как говорили верующие, спасти папу. Ужасное бедствие положило предел торжеству победителя и дало городам возможность сбросить с себя оковы. Рок, казалось, наложил на Фридриха свою руку, как некогда на Ксеркса. Духовенство могло ликовать: Рим стал вторым Иерусалимом, а император Фридрих ненавистным Сеннахеримом. 2 августа мрачные тучи разразились над городом ливнем, и затем наступил палящий зной; малярия, угрожающая здесь в августе смертью, получила характер чумы. Цвет непобедимого войска погиб бесславной смертью; всадники, пехотинцы и оруженосцы заболевали и умирали, часто неожиданно, едучи или идя по улице; вскоре стало не хватать более сил для погребения умерших. За семь дней Фридрих потерял своих лучших героев; Райнольд Кельнский, Готфрид Шпейерский, Эбергард Регенсбургский, графы нассаусский и Липпе, Фридрих Ротенбургский, многие епископы и князья и бесчисленное множество знатных и простых людей были похищены смертью. Рим точно так же страдал от чумы; люди умирали тысячами, и их трупы бросали в реку. В течение целых столетий город не переживал таких ужасных бедствий, как битва при Monte Porzio и вслед затем чума. Панический страх овладел германцами: карающая рука Господня, говорили они, поразила их за то, что они напали на священный город, жгли церкви и оскверняли христианские храмы, проливая в них кровь.
Преисполненный отчаяния, император снялся с лагеря уже 6 августа и двинулся в путь с остатками своего войска, в котором люди походили на тени. В Витербо он оставил Пасхалия III и римских заложников и затем направился в Пизу; но на дороге у него еще умерло более 2000 людей. Остальные, возвращаясь в Германию, несли смерть с собой на родину или умирали так ж е на пути через Италию, как, например, Acebus Morena и юный герцог Вельф, последний член фамилии Эсте, наследовавший патримонии графини Матильды — Сполето, Тоскану и Сардинию. Такой ужасный конец имела война Фридриха с Римом, у стен которого со времени готов целые народы Германии находили свои безвестные могилы. И, проходя вдоль высоких стен Аврелиана, немец не может не чувствовать душевной боли, когда перед ним встают воспоминания о тяжких испытаниях, пережитых великим городом, и о той крови его предков, которой здесь пропитана каждая горсть земли.
