Глава III править
Движение, так глубоко охватившее церковь, отчасти отодвинуло на задний план, отчасти определило собой историческую судьбу города Рима в ту эпоху. Являясь в течение долгого времени ареной и средоточием борьбы церкви и государства, Рим мог лишь с трудом приобрести и развить свою собственную муниципальную независимость: он по необходимости служил то папе, то императору и, соответственно этому делился на две партии: папскую и императорскую.
С прекращением династии Оттонов римская знать подчинила себе папство и в течение некоторого времени насильственно удерживала патрициат в своих руках; но эта власть знати над городом не была облечена в прочные формы и распадалась каждый раз, как только император или папа проявляли свою силу. Генрих III, положивший конец тирании Тускуланских графов, приобрел для Германии вместе с патрициатом право замещения папского престола. Назначавшиеся Генрихом германские папы сумели вдохнуть в церковь новые живительные силы. Едва, однако, церковь успела таким образом, с помощью Германии, снова окрепнуть, как она потребовала у своей избавительницы возвращения ей избирательных прав, а затем и признания за нею полной независимости. Гильдебранд был не только первым человеком в Риме в свое время, но и одним из самых великих политиков всех народов и всех времен. Будучи руководителем преобразовательного движения, он успел сделать всех своим орудием: святых и монахов, разжигая их фанатическое усердие пап, давая направление их политике; ломбардскую патарию, посылая членов ее как сторонников народа бороться с аристократами и непокорными епископами; восторженных маркграфинь, приобретая их дружбу; норманнских грабителей, делая из них вассалов и защитников римской церкви. Сначала этот смелый представитель церкви объявил войну только внебрачному сожительству и симонии, которыми нарушались и канонические правила церкви; и то, и другое были действительно язвами того времени; но впоследствии под этим знаменем с изумительной ловкостью была пробита брешь, благодаря которой папство проникло в дела государства, отняло у германской короны права на патрициат и подчинило весь мир своему духовному владычеству.
В то время свободное избрание папы, ограниченное издревле имперской властью, еще не занимало первого места в программе Гильдебранда. Опасения, внушаемые могущественным императором, и слабая надежда на Рим, где знать могла снова захватить выборы в свои руки, были причиной тому, что церковная партия смиренно признавала права императора. Точно так же все были далеки от мысли о возможности разрыва с Германией.
Умирая, Лев IX возложил заботы о благополучии церкви, вероятно, на Гильдебранда; надежды всех ревнителей церкви уже были направлены на этого монаха, и раздавались голоса, громко требовавшие избрания его в папы. Но Гильдебранд отправился ко двору Генриха, решив добыть в Германии такого папу, который мог бы вполне рассчитывать на поддержку императора, горячо желавшего реформ. Германские магнаты встретили с изумлением монаха, явившегося одним из послов римского духовенства с целью вмешаться в избрание папы. Когда же ко двору патриция прибыли затем так же и послы римской знати, державшей сторону Германии. Генрих уступил настоятельным просьбам Гильдебранда и римлян и назначил папой епископа эйхштедтского. Гебгард происходил из рода графов Кальвских, с которыми Генрих состоял в родстве, обладал большим умом, был полон сил и сравнительно не стар; как человек опытный в государственных делах, он пользовался доверием Генриха и был его советником. Отпустить от себя Гебгарда для Генриха было немалой жертвой; но он надеялся, что его рассудительный и верный друг будет полезен ему в Италии, где именно в это время достиг значительного могущества мятежник, восставший против империи.
Бонифаций Тосканский погиб от руки убийцы 6 мая 1052 г. Два года спустя вдова Бонифация Беатриса вышла замуж за Готфрида Лотарингского. Готфрид был врагом империи и бежал в Италию. Получив вопреки воле императора в свои руки обширные земли Бонифация, Готфрид стал управлять ими от имени трех детей Бонифация, которые были еще несовершеннолетними. Таким образом, Готфрид оказался самым могущественным государем во всей Италии. Как и прежде, страна эта все еще служила ареной, на которой подвизались чужеземные искатели счастья.
Чужеземцами были папы и многие выдающиеся епископы, и теми же чужеземцами оказывались норманны, достигшие грабительством владычества в Южной Италии именно в этот период времени. Не существовало ли возможности для такого смелого и умного человека, каким был Готфрид, вступив в союз с норманнами и объединив под своим скипетром всю Среднюю Италию, овладеть затем коронами Италии и Рима и назначать пап по своему усмотрению? Стать папой Гебгард согласился с условием, что император примет на себя обязательство восстановить Святой престол во всех его владениях; вместе с тем Генрих разрешил так же произвести выборы и в Риме. Покинув Регенсбург в марте, Гебгард поспешил в Рим и здесь 13 апреля 1055 г. под именем Виктора II вступил на апостольский престол, остававшийся вакантным в течение года. Сам император так же отправился в Италию в марте, но в Рим не пошел. Оставшись в Верхней Италии чтобы восстановить в ней имперскую власть, Генрих действовал тут с обычной для него энергией, и магнаты скоро покорились ему. Беатриса так же явилась к императору, желая оправдать свой брак с мятежником, нарушившим принцип неприкосновенности государственной власти; но Генрих остался непреклонен и приказал взять под стражу Беатрису и ее дочь Матильду. Муж Беатрисы, искавший спасения в бегстве, оставался, однако, недоступным возмездию разгневанного императора и даже принудил его поспешить с отъездом, так как Готфриду удалось снова поднять восстание в Лотарингии. Повидавшись с папой еще в июне на флорентийском соборе, Генрих вернулся в Германию. Облеченный полномочиями императорского наместника в Италии, Виктор II должен был держать герцога Готфрида в узде. Брат последнего, Фридрих, желая сделать карьеру, принял в правление Льва IX духовное звание и сначала был возведен Львом в сан кардинала-диакона и канцера, а затем послан в качестве папского легата в Византию, где составил себе репутацию человека больших дипломатических способностей и сильного характера. Когда Фридрих возвращался из Византии, увозя с собою много сокровищ, Генрих приказал папе захватить его; но, предупрежденный об ожидавшей его опасности, Фридрих бежал, принял монашество в Монте-Касино или на острове Тремити и здесь, спасаясь от гнева императора, скрылся.
Работая над реформой церкви, Виктор II оставался в Риме в течение всего года.
Но, подобно своим предшественникам, этот папа так же чувствовал себя в Риме несчастным и не переставал стремиться назад в Германию. В 1056 г. он отправился туда, призываемый делами церкви и отчизны, и здесь в скором же времени ему пришлось оплакивать своего друга императора, похищенного смертью в расцвете сил, в ореоле славы, могущества и счастья. Великий Генрих III умер 5 октября 1056 г., имея всего 39 лет от роду; им закончен был ряд мощных императоров франкского рода, выдвинувших Германию на вершину ее всемирного могущества. Неожиданная смерть этого государя нарушила весь ход дел в Европе и для самой Германии была величайшим бедствием. Умирая, Генрих оставлял после себя только жену-правительницу и короля-ребенка; это обрекало Германию и Италию на полную смуту, но для церкви, стремившейся к власти, смерть Генриха была освобождением от императорской диктатуры. И когда Виктор II, стоя у смертного одра своего друга, оплакивал его, подобно тому, как некогда Сильвестр II оплакивал Оттона III, монах Гильдебранд уже мог предвидеть, что ему предстоит в будущем торжество над беззащитным наследником императорской власти.
Императрица Агнесса, дочь того самого Вильгельма, герцога Аквитанского, которому некогда ломбардцы предлагали корону, заступила в качестве правительницы на место своего сына, Генриха IV, едва достигшего тогда шестилетнего возраста. Положение ее было более сложно, чем то, в котором раньше находилась Феофано; помимо того, Агнесса оказалась и менее талантливой, чем Феофано. Ближайшим советником Агнессы предстояло быть папе, так как император, умирая, оставил на его попечение империю и своего наследника. Устроив германские дела со всей заботливостью и обеспечив ребенку наследование, Виктор должен был затем вскоре же вернуться в Рим как имперский наместник Италии. Именем императора папа правил (это был редкий случай!) здесь всеми землями короны и, как герцог, всю свою жизнь управлял так же Сполето и Камерино. Только для могущественного Готфрида не существовало теперь никакой ограничивающей верховной власти. Привлечь его возможно скорее на свою сторону было необходимо для Виктора, и уже в декабре 1056 г. на сейме в Кельне ему удалось установить мир между императрицей и Готфридом.
Достигнув от имперской власти признания своих прав на обладание землями маркграфа Бонифация, Готфрид мог вернуть в Италию свою жену и падчерицу Его могущественное положение, мало отличавшееся от положения короля, давало ему возможность оказывать на дела церкви еще большее влияние, чем то, какое некогда имели герцоги Сполетские. Готфрид считал себя патрицием Рима и полагал поэтому, что право руководить избранием папы и утверждать папу принадлежит ему; нет сомнения, что императрица Агнесса возвела его в Кельне если не в сан именно патриция, то, во всяком случае, в сан несменного и полномочного представителя своего в Риме и охранителя интересов папства. Такое же положение раньше занимал герцог Бонифаций.
Весной 1057 г. Виктор II опять был во Флоренции и постарался упрочить свою связь с этим лотарингским родом. Еще до того брат Готфрида Фридрих был утвержден Виктором в сане аббата Монте-Касино; в этот раз во Флоренции 14 июня Виктор возвел Фридриха в сан кардинала-священника церкви Св. Хризогона в Транстеверине. Гильдебранд решил, что этот лотарингец должен быть папой, ставя между Римом и Германией могущественную фамилию, которая только с виду примирилась с германской империей. Гильдебранд надеялся, что таким образом ему удастся достигнуть независимости церкви.
С великой пышностью вступил новый кардинал в Рим, где его встретили со всеми почестями как брата самого могущественного государя Италии. Приняв под свою власть церковь Св. Хризогона, Фридрих поместился на Палатине среди его древних развалин, в монастыре Santa Maria in Pallara, где в то время уже основались бенедиктинцы Монте-Касино. Но не успел Фридрих покончить со всем этим, как пришло известие, что Виктор II умер. Таким образом рушилась единственная опора имперской власти в Италии, и лотарингский дом придвинулся сразу к вершине своего могущества. Со смертью последнего папы из числа ставленников императора, в регентство слабой женщины, можно было отважиться на попытку провести избрание папы независимо от имперской власти. И естественно, что на эту попытку мог решиться только лотарингский кардинал, так как он один был достаточно могуществен, чтобы оказать сопротивление германской короне.
Римляне немедленно пожелали иметь папой Фридриха — человека княжеского происхождения, выдающегося ума, твердого характера и полного сил, хотя Гильдебранда, которого сам Фридрих для видимости выставил кандидатом, еще не было в Риме. Сгорая от нетерпения, знать, духовенство и народ устремились 2 августа на Палатин; могущественный кардинал был отведен в церковь S.-Pietro ad Vincula и здесь поспешно избран и провозглашен папой под именем Стефана IX.
Затем избранник торжественно вступил во владение Латераном и 3 августа в базилике Св. Петра был уже посвящен в сан папы. Очень многие римляне охотно подали свой голос за человека, который принадлежал к княжескому роду, был преследуем германским императором и доставлял им после долгого промежутка времени первый случай избрать папу так же свободно, как и прежде. Избрание Фридриха папой сделало влияние лотарингцев неограниченным.
Маркграф тосканский присоединил к своим владениям так же Сполето и Камерино и таким образом сосредоточил в своих руках все земли от Мантуи и Феррары до римской области. Не было ли проще всего предположить тогда, что новый папа возложит на своего брата императорскую корону и что ради именно этой цели он и получил свой сан от Готфрида?
Весть о смерти Виктора повергла германский двор в печаль; весть же о свободном избрании Стефана вызвала в нем негодование. Но двор был слишком слаб, чтобы с должной энергией потребовать восстановления нарушенных прав патрициата которые были предоставлены римлянами не только Генриху III, но и его преемникам. Несколько времени спустя Стефан IX отправил Гильдебранда в качестве своего нунция в Германию, где этот искусный дипломат должен был представить двору извинения и дать успокоительные обещания. Еще раньше Стефан возвел Гильдебранда в сан архидиакона, первый по рангу при папском дворе. Тем не менее, предвидя возникновение раздора между германским двором и Святым престолом, Стефан поспешил собрать вокруг себя наиболее отважных борцов. Действительным политическим главой партии реформы был Гильдебранд, ее же ревностным пророком — Петр Дамиани, которого Стефан пригласил в Рим как кардинала-епископа Остии. Появление этого монаха, его стремление и деятельность заслуживают некоторого внимания, так как они представляют крупный фактор в ходе событий, с которыми неразрывно связана история города Рима того времени.
Мы видели, что в те времена, когда нравственность среди духовенства падала, появлялись святые люди, спасавшие церковь от окончательного падения. Такими людьми были Одон Клюнийский, Ромуальд и св. Нил; в XI веке мы так же встречаем подобных людей. Бенедикт IX нашел свою антитезу в лице святого, который принадлежал тому же времени. Забывшие Бога епископы предавались языческим оргиям, а в кельях, устроенных в непроходимых горах, монахи-анахореты лежали распростертыми в благоговейном экстазе, отрекшись от мира, они искупали грехи человечества добровольно наложенными на себя епитимьями. В этих кельях, пещерах благочестия, обитали младшие пророки, никому неизвестные; свидетелями подвижничества их могли быть только горный житель да поселянин. Эти тысячи отшельников, однако, были только нижними ступенями пирамиды; более одаренные натуры подымались выше, приобретали влияние в широких общественных кругах и вели людей к тому, что они отдавали римской церкви и свою душу, и свое состояние. Одному и тому же веку принадлежит Доминик ди Сора, Бруно, епископ Сени, Гуальберт Валломбросский, Гвидо, аббат Помпозы, и Петр Дамиани. Последний отличался выдающимися способностями; не будучи творцом и практическим деятелем первых времен монашества, он представлял собою силу, которую дает мистический энтузиазм. Искусно пользуясь этой силой, Гильдебранд разжигал в людях религиозный фанатизм и в то же время сам, с холодным и тонким расчетом, сооружал свою систему иерархии.
По своему духовному складу Петр Дамиани, казалось, был продолжателем Ромуальда и так же, как он, родился в Равенне, в 1007 г. Детство его было несчастно; он принужден был пасти свиней, пока не был взят на воспитание своими родными. Посвятив себя изучению грамматики, он стал ученым человеком и был даже учителем в Равенне; следуя, однако, своему меланхолическому темпераменту, он не переставал стремиться к уединению. Решив сделаться отшельником, он поселился в Фонте Авеллана, в ските, основанном Ромуальдом возле Губбио. В былые времена возрождению общества содействовал орден Бенедикта, представлявший как бы социальную монашескую республику; позднее начала, положенные в основу этого ордена, были забыты, и со времени Ромуальда возникли скиты. В середине XI века отшельников можно было встретить по всей Италии, причем они соединялись в конгрегации; так была конгрегация отшельников в Камальдэли, основанная Ромуальдом, и конгрегация Гуальберта в Валломброзе с уставом, еще более строгим. Движимые в борьбе с испорченностью церкви одним и тем же мистическим началом покаяния, все эти анахореты составляли армию, которая хотя и была разбросана, но действовала сообща, сражаясь не только за реформу общества, но еще более за реформу церкви и за суверенитет Рима. Влияние отшельников на все условия общественной жизни в то время, не исключая даже политических, является загадочным по своим размерам и, может быть, уступает только влиянию ветхозаветных пророков.
Подобно Ромуальду, Петр Дамиани учредил скит, собрал учеников и затем стал рассылать их в провинции как проповедников отшельнической жизни. Таким образом, слава настоятеля Фонте Авеллана распространилась по всей Италии. Вскоре он принял самое деятельное участие в борьбе с пороками, от которых страдала церковь его времени: с распутством духовенства и с симонией. Чтобы дать представление о состоянии церкви, сатирик нашел бы в те времена больше материала, чем тот, который имел в своем распоряжении Иероним. Сам Петр Дамиани, подобно предшественнику своему Ратерию, воспроизвел в некоторых посланиях роскошь, которой, как сатрапы, окружали себя кардиналы и епископы. Ближайшей своей задачей Петр Дамиани поставил поднятие нравственности монахов; но его реформа не исходила из либеральных и практических начал, завещанных Бенедиктом. Существо реформы Петра Дамиани сводилось к покаянию; она возводила таким образом умерщвление плоти в систему, которая теперь может казаться только детской и производит отталкивающее впечатление.
Набожный монах, подвергая себя мучительному бичеванию, мог утешаться мыслью, что ангелы небесные смотрят с радостью на такое истязание тела; но это бичевание не вносило в общество того благополучия, которое могло бы быть дано ему разумной работой того же монаха. Человеческая мысль снова глубоко затмилась, и люди стали полагать, что приближение к Богу заключается в совершении над собой бессмысленных истязаний. Сам Дамиани воспроизводит образ такого кающегося. У нас живет в келье, говорит он, безумный идиот; он с трудом лепечет, но знает 50 псалмов и повторяет их каждый день по семи раз. Вот уже 15 лет как он не выходил из своей кельи; волосы на голове у него отросли до щиколоток, и борода страшно всклокочена. Три дня в неделю он не ест ничего; в остальные три дня съедает немного хлеба и пьет воду. По воскресеньям он готовит себе кушанье, какое-то печенье; но для нас было бы великим наказанием даже попробовать или только понюхать это печенье. Его келья вся пропитана смрадом; вода, которую он пьет, совершенно загнившая; своего платья он никогда не меняет. Товарищами, не покидающими его ни днем, ни ночью, ему служат две змеи, которые, когда он поет свои псалмы, обвивают, ласкаясь, его голову. В настоящее время образ несчастного идиота Мартина Сторакса вызывает в нас то мучительное чувство сострадания, которое мы испытываем при виде душевнобольного. Дамиани так же не находил похвальным самобичевание в такой форме: его спасли от нее его образованность и жившее в нем поэтическое чувство; но они не помешали ему все-таки учить тому, что самобичевание есть истинное средство достижения святости. И таким образом он сделался учителем и отцом флагеллантов.
Покаяние, налагаемое на грешника, было исстари одним из самых могущественных орудий, которым располагала церковь для воздействия на человечество. Не облагороженные воспитанием люди не считали для себя постыдным, когда возмездие за их проступки назначалось им в той же форме, как детям в виде телесного наказания. Даже такой император, как Генрих III, нередко подвергал себя бичеванию; люди всех состояний, без различия пола, даже женщины знатного происхождения, подставляли в продолжение веков свои обнаженные спины розге, которой фанатически или с улыбкой сек их какой-нибудь монах или диакон. В XI веке был установлен точный расчет числу и силе ударов плетью, и для каждого проступка был определен соответственный период покаяния. Но человеку свойственно совершать проступков больше, чем тот срок покаяния, которым он располагает: иной грешник имел в своем списке такое множество грехов, что должен был бы прожить целые века, чтоб иметь время искупить, согласно уставу покаяния, все свои грехи. Чтобы выручить человечество из такого затруднения, церковь разрешала богатым людям заменять годы покаяния денежными пожертвованиями на дела благочестия, а бедным — соответственным числом ударов плетью, постом и пением псалмов. Желая спасти свою душу (pro redemptione animae), люди жертвовали деньги, имущество и так же земли, и таким образом в продолжение веков в кассу церкви притекали несметные богатства, пока наконец это погашение нравственного долга звонкой монетой, противное христианским началам, не привело к перевороту, произведенному Лютером. В Средние века человеческая душа была в рабстве у духовенства и закрепощена за церковью (ecclesiae adscriptae), которая и обосновала свою почти невероятную силу на такой связи вины и покаяния.
По уставу год покаяния равнялся 21 солиду или 30 талерам для богатых и 3 солидам — для бедных. Двадцать ударов по руке или 50 псалмов соответствовали одному дню покаяния, а год покаяния равнялся 3000 ударов розгой, точно отсчитывавшихся и сопровождавшихся пением псалмов. Таким образом, грешник при некотором навыке мог отбыть века покаяния в короткое время. Сам Дамиани, как учитель был посрамлен искусством Доминика, который умел наносить себе удары с такой бешенной быстротой, что число их равнялось целым столетиям покаяния.
Ради подавления в себе нечистых чувственных вожделений этот Доминик постоянно носил на голом теле железную кольчугу и снимал ее только тогда, когда ему нужно было подвергнуть себя бичеванию; взяв в каждую руку по розге и распевая псалмы, он наносил себе такое количество ударов, которое заменяло покаяние в течение ста и более лет. Дамиан успевал отбыть вековой срок покаяния только в течение года, между тем как Доминик, по его словам, оканчивал этот срок в шесть дней. Три тысячи ударов составляли год покаяния; за тот промежуток времени, который требуется, чтоб пропеть псалмы, рассчитывал далее Доминик, вполне можно дать 1000 ударов; псалтирь с его 150 псалмами соответствует, следовательно, пяти годам покаяния; взятые 20 раз эти пять лет составляют 100; таким образом, пропеть 20 раз псалтирь, сопровождая пение бичеванием, и будет равносильно покаянию в течение 100 лет. Усердие своего друга Дамиани ставил в пример и горячо защищал бичевание против нападок другого монаха Петра, который оказался достаточно разумным и мужественным, чтобы осудить это ужасное установление.
Если мы будем судить об этих жертвах своих заблуждений, которые производят на нас такое отталкивающее впечатление, независимо от их мрачной эпохи, мы не найдем в них ничего, кроме какой-то жалкой карикатуры; но в связи с этой эпохой они также полны трагизма, как и все другие жертвы, которые в каждую эпоху, но в разных видах, человечество должно было приносить ради своего нравственного освобождения.
Если бы Дамиани не имел никаких других заслуг, кроме ревностной защиты системы бичевания, она, конечно, не обеспечила бы ему известности. Но Дамиани был не только аскетом. Тогда как Ромуальд был человеком невежественным, Дамиани был образован, вел переписку со всеми выдающимися людьми своего времени и влиял своими посланиями на людей, как высокопоставленных, так и низкого положения. Если Гильдебранд был головой церкви своего времени, одаренной государственным умом, то Дамиани был сердцем этой церкви, в котором жило деятельное чувство. Дамиани не обладал сильным умом; как монах, он отличался большой простотой, и воображение его было загромождено мистическими образами. Но все это и давало ему власть над народными массами. Человеку с такими талантами, глубоко проникнутому религиозным энтузиазмом, нельзя было оставаться затворником, и Стефан IX принудил его переселиться в Рим. Отшельник не мирился с жизнью среди кардиналов и знати. Как ни невежественно было тогда в общем так же и высшее духовенство, со времени Льва IX в Риме все-таки можно было указать между кардиналами несколько человек, выдававшихся и своим образованием, и умом. Сношения со всем миром и великая задача, которую преследовала церковь, придавали тогда этим кардиналам почти такое же значение, какое имели государи. Когда я нахожусь среди этих епископов, жалуется Дамиани, они донимают меня шутками и остротами, приправленными аттической солью, всякого рода тонкостями городского обхождения и тысячью вопросов; все это делает из нас, пастырей, каких-то краснобаев и гаеров. Если в таких случаях я делаю вид, что не понимаю или возмущаюсь, меня называют нелюбезным, фанатиком, гирканским тигром, каменной статуей. Строгий монах имел достаточно оснований жаловаться на кардиналов, которые с соколом на руке охотились в Кампаньи, увлекались, как солдаты, игрой в кости и высмеивали сурового отшельника, когда он запрещал им даже невинную игру в шахматы. Последовав приглашению перейти в Остию и в Рим, Дамиани стал служить церкви в качестве нунция, миротворца, посредника между партиями, апостола безбрачия и народного оратора.
Кроме Дамиани, были еще другие люди, с умом сильным и с направлением более практическим, которых Стефан IX призвал к себе или уже нашел в Риме. Кардинал-епископ Сильзы Кандиды, бургундец Гумберт; кардинал церкви Св. Хризогона, клюнийский монах Стефан; епископ луккский Ансельм ди Бададжио; аббат Монте-Касино, кардинал церкви Св. Цецилии, Дезидерий и наконец Гильдебранд — таковы были люди того времени, давшие церкви более или менее сильный толчок к движению. Уже с давних времен Рим не сосредоточивал в себе такого значительного числа выдающихся кардиналов; эта коллегия советников папы шла навстречу новой, блестящей эпохе. Светский Рим остался тем же, чем он был и раньше; но церковный Рим изменился до неузнаваемости. И папа, и окружавшие его лица были замечательными людьми; все они были чужеземцами и принадлежали раньше к орденам клюнийскому и св. Бенедикта. Могла ли римская церковь погибнуть так же, как какое-нибудь древнее светское государство, когда она, не будучи связана с истощенной почвой Рима, всегда стремилась к обновлению и ради этого привлекала к себе свежие силы всех стран?
Отдавая свои силы реформе церкви, Стефан IX в то же время имел в виду осуществить смелые светские планы. Упразднить в Италии германскую королевскую власть, учредить под управлением Готфрида независимое итальянское государство и расширить границы церковных владений — таков был замысел Стефана. Его государственный ум сказался явно в надписи «Felix Roma», приведенной на одной из его булл; через долгий период времени папа снова украсил древний Рим эпитетом, который был дан городу в последний раз готом Теодорихом. Стефан питал к норманнам ненависть, так как ему пришлось вместе со Львом IX испытать несчастье, постигшее этого папу при Чивита; рассчитывая на помощь своего брата, Стефан надеялся отомстить норманнам и затем подчинить Южную Италию церкви, заявлявшей притязание на это обладание. Собственных средств у Стефана, однако, не было поэтому он потребовал, чтобы аббатство Монте-Касино вернуло ему подарки которые он, получив некогда от императора Константина, привез с собой из Византии и оставил в этом аббатстве; помимо этого он настаивал так же на том, чтобы аббатство Монте-Касино отдало в его распоряжение и свои сокровища. Огорченные монахи привезли в Рим серебро и золото, но папа тогда снова возвратил аббатству его сокровища. Большое напряжение сил пресекло жизнь этого папы, увлеченного широкими планами; он решил ехать во Флоренцию к своему брату; но прежде чем уехать, он взял слово с римлян на случай своей смерти, что они не приступят к выборам раньше, чем вернется из Германии Гильдебранд. Едва успев прибыть во Флоренцию, Стефан К умер 29 марта 1058 г. Если бы этот человек, обладавший сильным характером, пробыл на папском престоле более продолжительное время, судьба Италии благодаря ему и его брату оказалась бы, вероятно, несколько иной. Со смертью Стефана К закончился начатый Климентом II ряд пяти пап германского происхождения, занимавших престол св. Петра.
Смерть Стефана К немедленно же дала возможность знати, как городской, так и территориальной, снова выдвинуть вперед свои интересы. Тускуланская партия решила воспользоваться удобным случаем и захватить в свои руки патрициат и избрание папы; к ней присоединились даже Кресцентии, а затем и все те, кто был недоволен строгостью реформ, вводимых чужеземными папами, т. е. все женатое и повинное в симонии духовенство, враждебное Гильдебранду. Главой Тускуланской партии в то время еще был Григорий, сын Альберика и брат Бенедикта IX; к нему примкнули сын Райнера Герард, граф галерийский, сыновья Кресцентия, графа Мончичелли Тиволийского, и много других знатных римлян. Они ворвались в Рим ночью и 5 апреля самовольно возвели на папский престол под именем Бенедикта X Иоанна Минция, кардинала епископа Веллетри. Утратив всякое влияние и предав восставших анафеме, кардиналы с Петром Дамиани во главе искали спасения в бегстве; Рим огласился бряцанием оружия нападавших, и затем народ, для подкупа которого не были пощажены даже сокровища базилики Св. Петра, признал папу, избранного снова тускуланской знатью. Таким образом, трудная работа многих соборов была неожиданно разрушена; патрицианская власть перешла снова в руки вассалов — владельцев Кампаньи, и в течение 1058 г. Бенедикт X оставался папой и занимал Латеран. Против такого порядка Готфрид ничем не заявил своего протеста; но императрица Агнесса в апреле отправила во Флоренцию Гильдебранда как своего уполномоченного, и между ним, Готфридом и Беатрисой на соборе в Сиене состоялось соглашение, в силу которого папой был избран 18 декабря флорентийский епископ Гергард. Стечение обстоятельств принудило партию духовенства временно стать на сторону германского регентства, и даже римская знать — именно та, которая была враждебна тускуланской партии, — отправила в Германию посольство с заявлением, что римлян всегда будут верны присяге, данной ими некогда Генриху III. Тогда императрица поручила Готфриду проводить избранного папу в Рим; маркграф собрал войско, но, как и при Генрихе III, сначала был созван собор в Сутри.
Сопровождаемый канцлером Вибертом, имперским наместником в Италии со времени смерти Виктора II, герцог проследовал в Сутри; здесь в конце года Бенедикт был объявлен низложенным, а Гергард с соблюдением всех формальностей избран папой. После того герцог направился в Рим, где властители Кампаньи решили защищать своего папу оружием. Гильдебранду удалось, однако, часть римлян и даже некоторых из самих восставших привлечь на свою сторону подкупом; таким образом раньше, чем войско Готфрида подошло к Риму, в нем уже началась яростная битва враждебных партий. Предводительствуемые Львом де Бенедикто-Кристиано, человеком иудейского происхождения, транстеверинцы отворили ворота, и Готфрид занял своими войсками Леонину и остров. Затем, пока солдаты Готфрида брали приступом Латеран, Гильдебранд собственной властью устранил от должности Петра, занимавшего место префекта города, и передал эту должность знатному транстеверинцу Иоанну Тиниозу. Тогда Бенедикт X бежал в замок Пассарано, занятый Регетеллом сыном префекта Кресцентия, и оттуда спустя некоторое время к графу галерийскому.
После этого 24 января 1059 г. бургундец Гергард, епископ флорентийский, был беспрепятственно под именем Николая II возведен на папский престол. Тогда Гильдебранд поспешил в Кампанью, заключил предварительный договор с норманнами и привел с собою в Рим 300 норманнских рыцарей. Соединившись с папскими солдатами, эти норманны осадили антипапу в Галерии, но вскоре должны были снять осаду и возобновили ее уже позднее с более значительными силами.
Внезапное поражение, нанесенное городской знатью системе, которую проводила партия реформы, удвоило энергию этой партии, руководимой Гильдебрандом, отныне получившим значение всемогущего министра в Риме. В настоящее время предстояло сделать избрание папы независимым от влияния римской знати и, если возможно, так же от влияния германской короны. С этой целью Николай II созвал (в апреле 1059 г.) свой первый собор из епископов, почти одних итальянцев; на этом соборе был низложен ставленник знати Бенедикт X, снова были осуждены браки духовенства и симонии и наконец был издан новый закон о порядке избрания папы.
Этим знаменитым декретом, автором которого был Гильдебранд, коллегия римских кардиналов возводилась на степень церковного сената, из среды которого с течением времени только и могли быть избираемы папы. Декретом устанавливалось, что папа избирается собственно римскими кардиналами соответственно тому положению, которое они занимают, как епископы городской территории, как пресвитеры и диаконы римских церквей-титулов, а духовенство и народ только присоединяются к этому избранию.
Таким образом, в то время как городская знать предъявляла претензию представлять собою по-прежнему римский сенат, папа противопоставил консулам и сенаторам коллегию кардиналов, и уже Дамиани со времени этого избирательного декрета приравнивал семь кардиналов-епископов Латерана к древнеримскому сенату. Охваченная монархическим духом церковь все более и более принимала форму политического организованного установления. Новый избирательный декрет, правда, еще не исключал окончательно трех древних избирательных классов (clerus, ordo, popidus), но последующее за выборами согласие этих классов стало с той поры уже только одной традиционной формальностью. Народ был устранен от выборов, древнее демократическое начало в общине было упразднено, и назначение верховного епископа обратилось в привилегию небольшого числа аристократов-священников, живших в Риме. Затем, чтобы оградить избрание папы от революционных движений в Риме, было установлено, что это избрание не должно происходить непременно в Риме, что папа может избираться, с соблюдением канонических правил, даже меньшим числом кардиналов во всяком другом месте. Далее, избираемый мог так же не принадлежать к римской церкви.
Патрицианские права германской короны на ущемление, которых канцлер не мог дать своего согласия, тогда еще не могли быть окончательно упразднены; тем не менее они были очень искусно ограничены и сведены к оказанию почета личного свойства. В неясных выражениях было сказано, что избрание папы производится кардиналами «без нарушения» должного и благоговейного почтения к нашему возлюбленному сыну Генриху, нынешнему королю и — да будет на то воля Господня — будущему императору, равно как и ко всем тем его преемникам, за которыми это право будет признано папским престолом.
С течением времени круг избирателей шаг за шагом стал все более суживаться, и избрание верховного христианского епископа перешло наконец в руки немногих придворных епископов и священников; в то время они еще не носили пурпура, но постепенно, как равные папе, стали делить с ним его светскую власть и еще более гордые, чем древние сенаторы, предъявляли притязания на положение государей по рождению. Из всех превращений, которым подвергалась церковь, ни одно, может быть, не удаляло ее так далеко от евангельского определения, как строй этой коллегии. Естественный порядок говорит в пользу общего избирательного права; но практическое применение оно находит только или в первобытном состоянии, или тогда, когда образование получило общее распространение; в действительности выбирает и властвует всегда только небольшое число сильных или мудрых. Достойный патриций или император вроде Генриха III мог избирать и хороших пап; этой возможности не была лишена так же и мудрая избирательная коллегия, составленная из аристократов; словом, избирательный закон Николая II не ограждал церковь от дурных пап; но по отношению к независимости папства он имел огромное значение. Самый важный акт в муниципальной истории Рима этим законом был навсегда изъят из ведения римского народа и очень скоро затем из императорской власти. При жизни Генриха III ни один папа не решился бы сделать этот шаг; но кардиналы с большим искусством, чем патриции и сенаторы всех римлян, обращали в свою пользу каждое ослабление германской империи, и изумительная система иерархии вскоре уподобилась гигантской крепости, обнесенной множеством концентрических, окружавших друг друга стен. Николай и Гильдебранд, вероятно, действовали бы с большей осторожностью, если бы не были уже обеспечены помощью своих союзников. В то время положение римской церкви, предвидевшей, что ей предстоит борьба с германским королевством на жизнь и смерть, было такое же, в каком она находилась в эпоху иконоборства по отношению к Византии. Ища некогда защиты от лангобардов и экзархов, церковь признала королями Пипина и Карла, людей случайного происхождения и узурпаторов, призвала их в Италию и провозгласила защитниками Св. престола. Теперь в виду опасностей, которыми грозили церкви германские патриции и римская знать, папы возложили свои надежды на тех самых норманнов, с которых еще не было снято отлучение от церкви. Дальновидный Гильдебранд понял, что эта энергичная раса положит в Италии начало новой династии, которая, будучи условно признана, может принести двоякую пользу: как вассальное государство церкви и как ее защита от города Рима и германской империи.
Со времени своей победы над Львом IX норманны успели сделать много приобретений; под их властью находились почти вся Апулия и Калабрия. Со смертью Стефана IX его план изгнания норманнов из Италии был оставлен, а смута, царившая в панстве, благоприятствовала замыслам смелого Роберта Гюискар. Начав свою деятельность придорожным разбойником, Роберт Гюискар с 1056 г. стал управлять норманнской солдатской республикой в Апулии в звании графа как преемник своего брата Гумфреда, сыновей которого он вероломно прогнал. Бессилие византийского императора, слабость Германии вовремя регентства, нужды папства и самих норманнов — таковы были обстоятельства, которыми было вызвано основание нового государства. В 1058 г. Ричард Аверсгкий отнял знаменитую Капую у Ландульфа V, последнего лангобардского государя этого города. Вскоре затем Роберт Гюискар покорил крепкую Трию. Николай II заявил, однако, на нее свои притязания и отлучил Роберта от церкви как грабителя церковного имущества. Имея возможность защищать свои владения оружием только в редких случаях, папы уже с IX века успешно пользовались неистощимым Латеранским арсеналом папских от лучений и, ничуть не смущаясь, превращали духовное возмездие, которым должны были быть караемы только нравственные проступки, в орудие своей земной политики. Если отлучение от церкви охраняло патримонии от нападений не всегда так же успешно, как появление херувима с огненным мечом, тем не менее это отлучение смущало нападавших на церковные владения, производя на умы людей того времени почти такое же потрясающее впечатление, как и солнечное затмение. Властолюбивый завоеватель опасался, может быть, не столько за спасение своей души, сколько за спокойствие покоренных ими недовольных его игом провинции, в которых папа легко мог посеять смуту, лишив именем Господним этого завоевателя, как разбойника, покровительства законов. Помимо того, завоевания Роберта были настолько обширны, что составляли целое государство; по верованиям же того времени, государство, как таковое, должно было быть признано папой, ибо только тогда оно приобретало значение вполне законного и священного установления. И обе стороны, искавшие друг у друга поддержки, сблизились. В 1059 г. Николай созвал собор в Мельфи, и здесь перед папой предстали победители в сражении при Чивита Ричард Аверсский и Роберт Гюискар, и тот, и другой смелые, не знавшие совести, обагренные кровью предводители банд, великие грабители, которых не смущали церковные отлучения, герои, никем еще не побежденные. Таким образом, все завоевания, сделанные норманнами, было признаны, за исключением Беневента, состоящими в их владении, как лены Снятого престола. Права ограбленных государей были так же мало приняты во внимание, как и верховная власть германской империи. На глазах у людей одна легитимная власть устранялась и на смену ей ставилась другая, основанная на грабеже. Такая власть во все времена по необходимости должна была быть подчиняема личным интересам и служить им; точно так же и церковное государство возникло лишь вследствие того, что Пипины нарушили права Меровингов, а папы — права византийцев. Нам может казаться изумительной только уверенность, с которой папа отдавал чужеземцам, как свою собственность, принадлежавшие ему провинции и даже вперед утверждал за этими чужеземцами те земли, которые еще надо было покорить. Ричард был признан государем Капуи Гюискар — графом и герцогом Апулии и Калабрии; ему же была обещана и Сицилия на случай, если он отнимет ее у арабов и греков. Как вассалы норманны принесли присягу пане и обязались ежегодно уплачивать дань; они поклялись, что будут охранять владения церкви и поддерживать понтификат тех пап, которые будут избраны по каноническим установлениям лучшими кардиналами. Таким образом, избирательный декрет Николая II был поставлен под вооруженную защиту норманнов и признан прежде всего их новыми государями.
В силу договора в Мельфи Николай и Гильдебранд привели с собой в Рим отряд норманнов. Графы тускуланские, пренестские и сабинские были немедленно усмирены, а антипапа был во второй раз подвергнут осаде в Галерии. Этот замок, находившийся в 15 милях от Рима, возле via Clodia, у реки Арроне, в диоцезе Сильва Кандида, был раньше domus culta папы Захарии и находился во власти графов с XI века как их наследственное достояние. Граф Герард, защищавший в этом замке Бенедикта X, был одним из самых могущественных маленьких тиранов в римской Тусции, стоял во главе партии, враждебной Гильдебранду, и был отлучен от церкви несколькими папами, в том числе так же и Николаем. Гергард сначала мужественно защищался в своем замке, но затем, после нескольких штурмов, принужден был выдать антипапу. Стоя на стене, Бенедикт X вступил в переговоры; тридцать римских вельмож поручились ему за его личную безопасность, и тогда он направился в Рим, где поселился в доме своей матери возле S.-Maria Maggiore. Собор, на котором Гильдебранд, чтобы свергнуть Бенедикта, пустил в ход свое искусство действовать интригами, снова низложил Бенедикта, лишил его священнического сана и осудил на пожизненное заключение в монастыре Св. Агнессы возле Рима.
Таким образом, расколу был положен конец, и сопротивление знати было сломлено. Отныне Риму грозил норманнский меч, находившийся невдалеке от него. Как только такое положение вещей было понято римской знатью, она, не колеблясь, перешла на сторону германского двора, раздраженного и избирательным декретом, и самовольной отдачей норманнам земель в ленное владение. Казалось, права германской короны и права города Рима были одинаково нарушены. Интересы обеих сторон слились в общей борьбе с новым папством, и с той поры Рим на целые века разделился на партию императорскую и партию папскую, Гильдебранд собрал под своим знаменем всех приверженцев реформы, но партия противников ее была многочисленнее. К этой партии принадлежали графы Тускула и Галерии, графы Сеньи и Чеккано, потомки Кресцентиев, прежних врагов Тускуланских графов, почти все капитаны Тусции и Лациума, городская знать, предводительствуемая буйным Ченчием, сыном префекта Стефана, и наконец отчасти само духовенство, во главе которого стал кардинал церкви Св. Климента Гуго Кандид, эльзасец по рождению. Сближение с Германией и возникший вскоре после того великий раскол в церкви дали возможность римской знати иметь временно перевес; многие из римских вельмож были германского происхождения и потому держали сторону императора; другие, хотя и были латинского происхождения, но боролись с господством папы над городом Римом не менее горячо. Затем папы в их борьбе с магнатами имели сравнительно мало шансов на успех еще потому, что сами они, по своему происхождению, уже давно не принадлежали к знатным римским фамилиям, не могли, следовательно, найти в них никакой опоры и были таким образом вынуждены для подчинения города своей власти прибегнуть к содействию ненавистных чужеземцев-норманнов.
27 июля 1061 г. Николай II умер во Флоренции, и катастрофа стала неизбежной. Враги реформы, тесно сплотившись, решили отомстить норманнам за их поход, во время которого было разрушено несколько замков, принадлежащих знати далее отменить избирательный декрет и восстановить патрициат. Графы Кампаньи и городские магнаты, Ченчий со своими братьями, сыновья Барунция, Ченчий и Роман, Берицо и другие, кардинал Гуго и несколько епископов собрались в Риме на совещание и постановили предоставить юному королю Генриху патрициат и обычные права по отношению к избранию папы. Таким образом, политика противников нового папства была консервативной и антинациональной. Они отправили к королю знаки патрициата: зеленую хламиду, митру, перстень и диадему и, ссылаясь в то же время на избирательной декрет Николая II, ставивший необходимым условием избрания папы соучастие Генриха, приглашали его дать Риму папу. Поощряемые канцлером Вибертом, многие ломбардские епископы и послы Милана так же присоединились к римлянам и уговаривали императрицу не поступаться коронным правами своего сына. Заветное желание этих епископов заключалось в том, чтобы папа происходил из Ломбардии, этого, по их словам, рая Италии, и был решительным противником безбрачия духовенства.
Волнения, вызванные реформой, нигде не достигали таких размеров, как в Милане. Этот богатый торговый город своим пышным блеском превосходил тогда все другие города, а в политическом отношении затмил на некоторое время даже Рим. Настоящей социальной борьбы в Риме еще не было, между тем как в Милане уже создались и сильный класс горожан, и республиканский строй. Миланские, архиепископы упорно боролись с единовластием папства уже в предыдущие века и, претендуя на право короновать королей Италии, тем самым ставили себя в положение как бы соперников пап, которые возлагали на этих королей императорскую корону. Миланское духовенство было чудовищно богато и его было так же «много, как песку на берегу морском». Декреты, вводившие реформу, вызвали особенно большое негодование именно в Милане, где церковные места покупались знатью и большинство священников имело жен. Но, с другой стороны, распущенность высшего духовенства была причиной того, что демократический класс народа, наоборот, горячо стоял за реформу; эти раздоры по вопросам церкви получили тем более острый характер, что вопросы церкви были в то же время вопросы политические и социальные.
Преемник Гериберта, Гвидон Велатский, занявший место архиепископа в 1045 г., ненавистный для партии реформистов как императорская креатура, сосредоточил вокруг себя всех приверженцев старых порядков. Партия реформы, которой было дано название pataria, удалось, напротив, найти своих руководителей в лице некоторых магнатов. Во главе народа стали, один за другим, братья Ландульф и Эрлембальд, происходившие из знатной фамилии Котта; наряду ними как проповедник выступил так же фанатик диакон Ариальд. Эти люди завязали с Гильдебрандом самые тесные отношения; таким образом, Милан так же, как Рим, распался на две партии, из которых одна держала сторону императора и мирилась с беззаконием, царившим в церкви, другая — была на стороне папы и настойчиво требовала самой строгой реформы. Правда, вначале, когда Николай II в 1059 г. послал в Милан легатом Дамиани и епископа Луккского Ансельма di Badagio, миланца по рождению, архиепископ Гвидон принужден был покориться соборным постановлениям, но примирение это оказалось непрочным; между партиями снова произошел раздор, и со смертью Николая II как в Риме, так и в Милане наступила смута. Таким образом, к римлянам, желавшим избрать папой человека, враждебного Гильдебранду, примкнула императорская партия в Ломбардии. Со своей стороны римские приверженцы реформы послали к германскому двору кардинала Стефана; он, однако, не был принят при дворе и вернулся в Рим, не достигнув никаких результатов. Тогда Гильдебранд смело решил порвать все связи с германским двором и 1 октября 1061 г. созвал кардиналов, которыми, согласно новому избирательному закону, был избран в папы Ансельм, епископ Луккский. Этот энергичный прелат, хотя и был одним из учредителей патарии, тем не менее сохранял с германским двором свои старые хорошие отношения; поэтому Гильдебранд мог надеяться, что ему удастся при посредстве луккского епископа прийти к какому-нибудь благоприятному соглашению с двором. Избрание Ансельма не противоречило бы декрету Николая, если бы затем было получено от короля согласие на это избрание; но такого согласия не было дано, и потому действия Гильдербранда получили значение открытого возмущения против королевской власти. Продолжительный раскол церкви и кровавые гражданские войны неизбежно должны были последовать за этим смелым шагом. Ансельм луккский был возведен на папский престол под именем Александра II при помощи войска Ричарда Капуанского. Аббат Дезидерий убедил этого государя проводить нового папу в Рим, где Гильдебранда поддерживали некоторые магнаты, как то: Лев де Бенедикто, Ченчий Франджипане и Иоанн Бразут. Проникнуть в Латеран Ансельму, однако, удалось только ночью, окольным путем и после серьезной битвы с сторонниками императора.
В то время как Ричард находился в Риме, хозяйничая в нем как настоящий норманн, и снимал головы то одному, то другому графу или консулу из враждебной партии, в городе было получено известие об избрании в Германии папы. Германские епископы и некоторые из лангобардов, руководимые Вибертом, собрались в Базеле, и здесь римские послы, во главе которых стояли Герард Галерийский и Ченчий, объявили десятилетнего короля Генриха патрицием. Затем, признав декрет Николая II и избрание Александра II незаконными и отменив их, собор совместно с римскими делегатами 28 октября избрал папой веронца Кадала, епископа пармского. Избрание этого прелата было ошибкой; человек выдающегося ума, сильного характера и строго нравственный, легко мог бы стать преградой планам Гильдебранда; но слабый Кадал не удовлетворял этим требованиям.
Таким образом, снова было двое враждебных друг другу пап, один в Риме, другой по ту сторону Альп, готовый перейти их и с помощью оружия изгнать своего противника из Латерана. И редко доводилось миру ждать с такой тревогой зрелища. подобного предстоявшей борьбе, в которой противными сторонами были уже не партии, поддерживавшие того и другого папу, а две мировые силы; римская церковь и германская империя.
