Глава II
правитьПрошло несколько лет, прежде чем в Италию вступил новый германский король. То был Генрих III, юный, мужественный и богобоязненный преемник своего отца. Этот выдающийся по своим достоинствам государь так же, как Карл и Оттон Великий, был призван к тому, чтобы вернуть Риму его значение, освободить город от тиранов и внести в церковь, близкую к гибели, необходимую реформу. Бенедикт IX теперь, как и раньше, являлся позором для церкви. Казалось, на престоле св. Петра, надев на себя личину священника, сидел сам дьявол и профанировал святость религии.
Вернувшись на папский престол в 1038 г. и имея поддержку своего брата Григория, который в качестве сенатора римлян управлял городом, Бенедикт жил в латеранском дворце, как турецкий султан, и вместе со своей родней совершал повсюду в городе грабежи и убийства; всякий правовой порядок был совершенно упразднен. Наконец в исходе 1044 или в начале следующего года в народе вспыхнуло восстание, и папа бежал; его вассалам удалось, однако, отстоять Леонину от римлян, старавшихся взять эту часть города приступом. Транстеверинцы держали сторону папы, созвавшего своих друзей и приверженцев. Сопровождаемый большим числом всадников, граф Галерийский Герард подошел к Саксонским воротам и заставил римлян отступить. Случившееся в это же время землетрясение еще более усилило ужасную смуту, царившую в городе, охваченном восстанием. В древней хронике, повествующей об этих событиях, не упоминается, был ли взят приступом Трастеверин после трех дней битвы, а сообщается лишь о том, что римляне единогласно отреклись от Бенедикта и провозгласили папой сабинского епископа Иоанна, получившего имя Сильвестра III.
Своим возвышением новый папа, однако, был так же обязан золоту, которым он подкупил восставших и их главу Джирардо де Саксо. Этот хитрый, могущественный римлянин сначала обещал Бенедикту IX выдать за него замуж свою дочь, но затем отказался исполнить свое обещание. Чтобы получить руку дочери Джирардо, своей родственницы, Бенедикт готов был на все, и, когда Джирардо объявил ему, что он будет обладать этой римлянкой в том только случае, если откажется от тиары, он согласился на это требование и во время восстания римлян сложил с себя сан папы. Какая-то сверхъестественная чувственность владела Бенедиктом; в суеверном народе о нем ходили рассказы, будто он уходил в леса и там вступал в сговор с чертями; что женщин он привлекал к себе чарами и что в Латеранском дворце были будто бы найдены магические книги, при помощи которых Бенедикт производил заклинания над демонами. Когда затем Бенедикт был изгнан, его гордая родня почувствовала себя оскорбленной, и в нем самом явилось желание отомстить ненавистному Джирардо за его коварный образ действий. Многочисленная партия Бенедикта держала замок св. Ангела в своих руках, а при помощи золота Бенедикту удалось приобрести еще новых друзей. Спустя всего 49 дней Сильвестр III уже был прогнан, и в марте 1045 г. Бенедикт снова зам л апостольский престол.
После того Бенедикт IX оставался еще некоторое время в Риме, между тем как Сильвестр III пребывал в одном из сабинских замков, а, может быть, даже и в Риме, в каком-нибудь укрепленном древнем здании, и продолжал именоваться папой. По счастью, этот год ужасной смуты окутан мраком. Видя в римлянах одну ненависть к себе, находя свое положение непрочным и постоянно ожидая нового восстания, Бенедикт понял наконец, что он должен отказаться от папского престола. К такому шагу склонял Бенедикта и аббат Гроттаферраты Варфоломей. Но, отказываясь от папского сана, Бенедикт, нимало не смущаясь, продал его, как какой-нибудь товар. Формальным договором, за лепту Петра, поступавшую из Англии и представлявшую богатый доход, папский сан 1 мая 1015 г. был уступлен Иоанну Грациану, благочестивому и богатому протопресвитеру церкви Св. Иоанна у Латинских ворот. Казалось, нельзя было больше унизить сан, самый священный в христианской церкви, и тем не менее продажа духовных должностей в те времена была повсюду настолько обычным явлением, что люди не видели ничего особенно странного даже в том, что престол св. Петра был продан папой. Иоанн Грациан, или Григорий VI, занял папский престол вопреки каноническим правилам и в этом отношении проявил смелость, которая была понятна, вероятно, очень немногим из его современников. Он приобрел папство за деньги, чтобы вырвать его из рук преступника. Прослыв в свое ужасное время за идиота, этот замечательный папа в действительности был, вероятно, человеком серьезного и благородного ума. Едва ли, однако, было известно об этой купле-продаже папского престола Петру Дамиани, когда он после избрания Иоанна Грациана папой написал ему письмо, в котором говорит о своей великой радости по поводу того, что голубь с веткой масличного дерева вернулся наконец в ковчег. Вероятно, этот святой человек знал лично Григория VI и был вполне уверен в его прекрасных душевных качествах. Даже летописцы того времени, изображающие Григория VI — без сомнения, неосновательно — настолько невежественным и глупым что он вынужден был взять в помощь себе заместителя, не могли уличить его ни в каком пороке. Клюнийцы во Франции и конгрегации в Италии приветствовали все в лице Григория VI наступление лучших времен, и рядом с этим папой, купившим престол, неожиданно появляется юный смелый монах. Своими героическими усилиями, длившимися на протяжении целого поколения, этот монах поставил глубоко павшее папство на такую высоту, о которой никто никогда и не думал. Гильдебранд выступает в истории впервые вместе с Григорием VI. Гильдебранд был капелланом Григория VI, и уже одно это обстоятельство доказывает, что последний вовсе не был идиотом. Нам неизвестно, насколько уже в то время была велика сфера влияния Гильдебранда и принимал ли он какое-либо участие в незаконном возведении на папский престол Григория VI; но в «заместителе», о котором говорят летописцы, нельзя, конечно, не узнать того гениального юного монаха, который был советником Григория VI и позднее, храня о нем благодарные воспоминания, принял имя Григория VII.
Григорий VI пробыл папой почти два года. В это время Бенедикт IX находился в Тускуле и, может быть, в Риме и продолжал вести свою ужасную жизнь. Намерения Григория VI заключались в том, чтоб спасти церковь, которая нуждалась в коренной реформе и вскоре затем получила ее. Церковная область, сделавшись наследственным ленным владением графов Тускуланских, подверглась полному уничтожению. Dominium temporale, этого таинственного дара Каролингов, оказавшегося в руках пап ящиком Пандоры для Рима и всего мира, уже более не существовало; даже ближайшие замки, находившиеся на городской территории, едва ли еще оставались во власти церкви. Сотни синьоров, капитанов или вассалов папы были всегда готовы напасть на Рим; разбойники занимали все дороги и грабили пилигримов; в самом Риме церкви были предоставлены разрушению, а духовенство проводило время в вакханалиях. Ходить по улицам было опасно, так как убийства из-за угла повторялись изо дня в день. Случалось даже, что знатные римляне с оружием в руках врывались в базилику Св. Петра и отнимали приношения у тех, кто еще решался делать эти приношения. Летописец, сообщающий об этих ужасных условиях, ставит Григорию в заслугу то, что он положил им конец. Когда папские вассалы обложили Рим, Григорий мужественно собрал милицию, добился некоторого порядка и даже овладел многими провинциальными замками. Возможно, что Сильвестр пытался вступить в борьбу с Римом, но затем принужден был покориться энергичному Григорию. Короткое, смутное время правления этого папы было ужасно, и вскоре за свое строгое отношение к разбойникам Григорий стал ненавистен знати и даже кардиналам, которые занимались грабежом столько же, сколько и сами разбойники.
Но все старания, которые Григорий, действуя под влиянием французских и итальянских монахов, прилагал к тому, чтобы вырвать церковь из ее варварского одичания, были недостаточны, и для этого так же, как и во времена Оттона Великого, оказалась необходимой германская диктатура. Усилия Григория вскоре утратили всякий успех; все доступные ему средства были исчерпаны, и мало-помалу его враги стали брать над ним верх. Анархия в Риме дошла, по рассказам, до того, что в городе в одно и то же время имели резиденцию три папы: один в базилике Св. Петра, другой — в Латеране и третий — в церкви S.-Maria Maggiore. Наконец, лучшие римляне решили возложить свои надежды на короля Германии; минуя содействие Григория, архидиакон Петр созвал собор, на котором было постановлено просить Генриха прибыть в Рим, возложить на себя императорскую корону и спасти церковь от разрушения.
В сентябре 1046 г., сопровождаемый большим войском, Генрих III проследовал из Аугсбурга по Бреннерской дороге в Ворону, твердо решив дать римской церкви необходимую реформу. На своем пути он не встретил ни одного врага; епископы и герцоги, и в числе их могущественный маркграф Тосканский Бонифаций, не колеблясь, присягнули Генриху. На большом соборе в Павии вопрос о положении Рима был подвергнут предварительному обсуждению. Тогда Григорий VI поспешил навстречу королю в Пьяченцу, надеясь склонить его на свою сторону. Генрих объявил, однако, папе, что участь его, так же как и двух антипап, будет решена на соборе, по каноническим законам.
Собор епископов и римского духовенства был созван Генрихом в Сутри незадолго до Рождества 1046 г. На собор были приглашены все три папы, но явились только двое: Григорий и Сильвестр III. Последний был низложен и осужден на заключение в монастырь; что же касается Григория, то он возбудил вопрос о компетентности суда собора над ним. Как человек прямой и, вероятно, сознававший, что им руководили добрые, намерения, Григорий рассказал публично, как достиг он папского престола, и. признав себя таким образом виновным в симонии и недостойным папского сана, сам сложил с себя знаки этого сана. Этот поступок Григория был полон достоинства. После того Генрих с епископами и маркграфом Бонифацием направился в Рим, который не затворил перед ним своих ворот, так как Бенедикт IX скрывался в Тускуле, а братья Бенедикта не решались оказать какое-либо сопротивление. Измученные ужасами правления Тускуланских графов римляне приветствовали германского короля ликованиями, видя в нем своего освободителя. С той поры ни один германский король не был приветствуем римским народом так радостно, точно так же, как ни одному из них не довелось сделать так много и стать виновником такого крупного переворота. Римским походом Генриха III было положено нашло новой эпохи в истории Рима и церкви вообще. Казалось, всемирный потоп снова повторился, и из ковчега, остановившегося на камне св. Петра, вышли люди, которые положили начало новым поколениям и возвестили миру новые законы. И едва ли какому-нибудь другому времени в такой мере, как последовавшей затем эпохе, дано было полить значение закона в человеческом существовании — закона как сурового властного начала, которое карай, сдерживает и объединяет. Созванный 23 декабря в базилике Св. Петра собор еще раз объявил низложенными всех трех пап. Затем предстояло избрать папу с соблюдением канонических правил. У Генриха, так же, как и у Оттоне III до его коронования, уже имелся человек, которому предстояло возложить на себя тиару и короновать самого Генриха. Когда Адальберт, епископ гамбургский и бременский, отказался принять сан папы, Генрих призвал Суидгара, епископа бамбергского. Достаточно было бы одного приказания короля, чтобы возвести Суидгара на Святой престол, тем не менее Генрих не пожелал нарушить в чем-либо канонические установления. Как германский король, он не обладал никакими правами ни по отношении) к Риму, ни в деле избрания папы; нужно было сначала получить эти права, и это было достигнуто договором, заключенным с римлянами уже в Сутри. «Римские сеньоры. — так говорил Генрих на втором заседании собора 24 декабря, — как ни безумно поступали вы до сих пор, я все-таки, согласно древнему обычаю, сохраняю за вами свободу в выборе папы; провозгласите на этом собрании папой того, кого вы хотите». Римляне отвечали: «Когда, вы, ваше королевское величество, присутствуете здесь, нам не подобает заниматься выборами; когда вы отсутствуете, ваше место заступает патриций; в делах республики представитель императора он, а не папы. Мы признаем, что были безумны, избирая папами идиотов. Отныне под сенью вашей имперской власти римская республика познает благодетельное действие законов и украсится добрыми нравами, а церковь найдет своего защитника».
Уступая смиренно германскому королю свое самое драгоценное право, сенаторы 1046 г. должны были постараться забыть об Альберике и трех Кресцентиях, так как эта уступка была изменой их памяти. Но в те времена римляне были готовы на все жертвы, чтобы только избавиться от тирании Тускуланских графов. Уступка без всякой борьбы того права, отнять которое у города стоило некогда Оттону Великому таких больших усилий, служит лучшим доказательством, до какой степени изнеможения доведены были римляне и как мучительно было их положение. Римлянам пришлось позорно сознаться в том, что среди них нет лица, которое было бы достойно папского сана: городское духовенство было невежественно и симония царила в нем. Помимо того, все прочие условия требовали избрания папы не из римлян и даже не из итальянцев. Римляне просили Генриха дать им достойного папу. Король предложил изъявившему покорность собранию избрать папой епископа Бамбергского и, несмотря на сопротивление последнего, возвел его на Апостольский престол. Посвященный в папы на Рождество 1046 г. Климент II немедленно короновал Генриха и его жену. В живых оставалось еще немало римлян, которые некогда были свидетелями также непосредственно следовавших одно за другим избрания Григория V папой и коронования Оттона III, и эти римляне, когда на престол св. Петра во второй раз вступил человек германского происхождения, не могли, между прочим, не вспомнить и о том, что первый германский папа прожил в Риме лишь недолгие и печальные годы и что кончина его была бедственной.
Коронование Генриха происходило при особенно важных условиях и при полном общем спокойствии; поэтому мы считаем наиболее уместным сказать именно здесь несколько слов о той торжественности, которой сопровождалось императорское коронование вообще. Со времени Карла Великого эта повторявшаяся время от времени церемония, наряду с более частым папским коронованием или торжественным Латеранским шествием, о котором мы скажем дальше, представляла самое блестящее зрелище в Риме.
Подходя к Риму в сопровождении своей жены и свиты, император-избранник останавливался у небольшого моста на Нероновом поле и здесь прежде всего давал римлянам клятву в том, что права и обычаи города будут всегда им соблюдаться. Затем в день коронования император вступал в Рим через porta Castelli замка св. Ангела и здесь снова произносил свою клятву. Духовенство и римские корпорации встречали императора у церкви S.-Maria Traspontina, в том легендарном месте, которое называлось Terebinthuf Neronis. Далее торжественная процессия двигалась, направляясь к паперти, ведшей в собор. Сенаторы шли по сторонам короля, впереди префект города нес обнаженный меч, а камерарии короля раздавали народу деньги. У паперти король сходил с лошади и, сопровождаемый свитой, поднимался на площадку, где его ожидал папа, окруженный высшим духовенством. Здесь король целовал у папы ногу и давал клятву быть верным защитником церкви, после чего папа целовал короля и объявлял его сыном церкви. Затем оба при торжественном пении входили в церковь S.-Maria in Turri возле базилики Св. Петра, и тут король формально провозглашался соборным главой базилики. После этого, предшествуемый латеранским пфальцграфом и примицерием судей, король шел к серебряным дверям собора и молился перед ними, а епископ альбанский читал первую молитву.
В самой базилике Св. Петра король должен был участвовать в бесчисленном множестве различных мистических обрядов. Неподалеку от входа стоял rota porphyretica, вделанный в пол круглый порфировый камень; около него король и папа становились на колени. Будущий император произносил Символ веры, и вслед за тем кардинал-епископ Порто становился на середину камня и говорил вторую молитву. После этого короля одевали в новые одежды; в ризнице папа провозглашал его клериком; его облачали в тунику, далматику, священническую ризу, митру и сандалии и наконец вели к алтарю св. Маврикия; сюда же направлялась и королева после таких же, но менее утомительных церемоний. Здесь епископ остийский совершал помазание правой руки и затылка короля и произносил третью молитву. Торжественность всех этих церемоний, их мистический характер и тяжеловесная пышность, величественное монотонное пение молитв в стенах древнего собора, полного самых священных воспоминаний, — все это должно было производить глубоко потрясающее впечатление на того, кто короновался и вместе был проникнут величием своего призвания. Перед жадным взором этого человека покоилась и сверкала на алтаре апостола корона Карла Великого, венец всех самых честолюбивых человеческих помыслов. Но папа сначала надевал помазаннику на палец золотое кольцо в знак того, что католическое правление императора должно быть проникнуто верой, твердостью и могуществом; таким же символом служил меч, которым папа при соответственных возгласах опоясывал затем короля; только уже после всего этого папа возлагал на голову короля корону. «Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, прими, — говорил папа, — этот знак славы, диадему королевства, корону империи; отрекись от дьявола и всех его грехов; будь справедлив, милосерд и богобоязнен, и со временем на лоне праведных ты получишь вечный венец от Господа нашего Иисуса Христа». Затем церковь оглашалась звуками «Gloria», кликами: «Да здравствует император, победа ему и римскому и германскому войску!» и нескончаемым ликованиям диких воинов, приветствовавших в своем короле властителя германских, славянских и романских племен.
После этого император снимал с себя имперские знаки и как иподиакон служил вместе с папой обедню; по окончании ее пфальцграф снимал с ног императора сандалии и надевал ему красные императорские сапоги со шпорами св. Маврикия. Затем вся процессия вместе с папой выходила из церкви и при звоне колоколов, среди разукрашенных городских зданий, направлялась по так называемой триумфальной дороге к Латерану. В некоторых местах проходившую процессию встречали присутствиями духовенство, распевавшее гимны, и корпорации (scholae). Впереди и позади процессии камерарии раздавали народу деньги; корпорации и все придворные чины точно так же получали presbiterium или обычные денежные подарки.
Торжество завершалось пышной трапезой во дворце папы. При благоприятных обстоятельствах император на второй день шел процессией к обедне в Латеран, на третий день — в базилику Св. Павла, на четвертый — в церковь Santa Croce in Gerusalemmo.
Мы привели лишь в самых общих чертах сведения о церемонии коронования в ту эпоху. Пышная торжественность этой церемонии, заимствованная из Византии, установилась прочно со времен Карла Великого и, по существу, оставалась все той же, хотя время от времени и подвергалась некоторым изменениям и дополнениям. С этим пышным зрелищем не может сравниться ни одна из торжественных церемоний нашего времени. Множество герцогов и графов, епископов и аббатов, рыцарей и сеньоров с их свитой, их богатый наряд, чуждые лица и наречия иностранцев, ряды мужественных воинов, папа, его двор и все монашеские ордена в их живописных облачениях, полные мистического величия, светские власти Рима, судьи и сенаторы, консулы и герцоги (duces), отряды милиции с их знаменами, в причудливых, пестрых, фантастических одеждах, — все это на фоне величественного, сурового Рима с его бесчисленными развалинами представляло поразительную всемирно-историческую картину, от которой мог прийти в изумление даже тот, кто жил при Траяне и был привычен к торжественным зрелищам. Во время коронационных процессий Рим снова приобретал значение всемирного города. Римляне того времени могли думать, что избранные ими императоры еще сохраняют власть над всей землей. Стекавшиеся в Рим чужеземцы оставляли в городе золото в изобилии, и благодаря коронации голодный народ мог кормиться в течение нескольких недель. Но, когда затем патриоты национальной партии, созданной Альбериком, вспоминали, что императоры, вступавшие в Рим так торжественно, были германцами, не понимали их языка, давали им пап по своему выбору и обращали своими походами в Рим города Италии в груды пепла, эти патриоты загорались гневом и тотчас же хватались за мечи; обезумевшая от ярости толпа неслась в Ватикан, чтобы убить только что коронованного императора, и одна из самых прекрасных всемирно-исторических картин превращалась в дикую сцену уличной борьбы, оканчивавшуюся потоками крови.
Генриху III, однако, нечего было опасаться взрыва национальной ненависти; напротив, римляне непосредственно вслед за коронацией провозгласили Генриха патрицием, и эта власть должна была перейти даже к его наследникам. Декрет, которым устанавливалось подчинение города и Апостольского престола германской короне, был принят знатью, горожанами и духовенством с шумным восторгом. В этом случае для римлян утешением могло служить лишь то пустое соображение, что великие права императора предоставлены ему полномочной волей самого римского народа. В сан патриция Генрих был коронован в базилике Св. Петра; зеленая хламида, перстень и золотая диадема были знаками власти, предоставленной Генриху над городом. Могущественный император снизошел до того, чтобы возложить на себя знаки магистратуры, которые раньше возлагались на лиц из римской знати, и даже заслужил порицание за то, что спустился до ранга графов Тускуланских. Но Генрих справедливо мог сослаться на Августа, который нашел возможным принять звание трибуна и другие виды власти; кроме того, Генриху, вероятно, было известно, что в глазах римлян патриций является представителем верховных прав сената и народа. Таким образом, сан патриция получил тогда значение более высокое, чем во времена Оттона III. Вообще достойно внимания, что в Средние века этот древнеримский сан оказался имеющим такую большую силу и с течением времени стал одной из главных причин долгих войн между светской и духовной властями. Тот же летописец, который так неодобрительно относится к патрициату Генриха, замечает, что об этом ничтожном сане не упоминается ни в языческих, ни в христианских хрониках Рима, что он установлен со времени византийца Нарзеса и римским капитанам служил средством присваивать себе право избрания пап. В X веке право назначения пап связалось более тесно с представлением о сане патриция; но этому праву было положено начало не экзархами, а Карлом Великим, которому Адриан некогда вместе с патрициатом предоставил так же право избрания и инвеституры пап и епископов. Поэтому лица, достигавшие светской власти в Риме революционными переворотами, немедленно провозглашали себя патрициями и в качестве таковых назначали так же пап. Генрих не пренебрег присоединить к сану императора патрициат и так же, как некогда Карл Великий, именовался в документах патрицием.
Таким образом, римский народ поступился своим единственным правом в пользу германского короля. Понудило ли народ сделать эту уступку так же и духовенство? Такое предположение вполне возможно: услуга, оказанная Генрихом церкви уничтожением тирании знати и прекращением схизмы, была настолько велика, что купить ее даже ценой уступки свободного избрания пап не казалось слишком дорогим. Некоторые достойные люди из среды духовенства открыто заявляли, что германский король за свои заслуги был награжден этой властью точно так же, как Давид за свою победу над Голиафом получил в награду руку царской дочери.
По-видимому, церковь только радовалась наступившему для данного момента освобождению и ничуть не подозревала новой тирании, которой она сама себя подчинила. Императорская власть была восстановлена в Риме в той же неограниченности, в какой она существовала при Оттоне I; избрание и инвеститура пап были навсегда уступлены германской короне. Последствием этой уступки были крупные революции и борьба, охватившая весь мир. Мог ли ожидать всего этого юный Гильдебранд, скромный капеллан низложенного Григория VI, видя Генриха III увенчанным короной патриция? Предвидеть, однако, того, что спустя 31 год сын этого могущественного императора, сложив с себя корону, будет лежать распростертым во прахе перед ним самим, Григорием VII, последний, конечно, не мог.
Как только германский епископ вступил снова на Святой престол, дух реформы охватил церковь. Великий переворот, который в эту эпоху был совершен Григорием VII, исходил от германских пап. Путь к реформе церкви проложил со всей ревностью все тот же Генрих III, которым были возведены на апостольский престол один за другим четыре германских папы. Прежде всего предстояло искоренить в Германии и Италии постыдную покупку и продажу духовных должностей.
Поддерживаемый императором, Климент II уже в январе 1047 г. созвал первый собор, направленный против симонии; затем, в конце того же месяца, папа отправился сопровождать Генриха в Южную Италию. На пути через Лациум император смирил нескольких капитанов, но не подчинил своей власти графов Тускуланских. Мы не последуем за Генрихом в его походах в Монте-Касино, Беневент и Капую, где для восстановления имперской власти достаточно было одного лишь появления этого великого монарха. В Германию Генрих вернулся через Римини и Равенну еще ранней весной, захватив с собой в качестве государственного заложника Григория VI; низложенного папу, осужденного на изгнание в Кельн, сопровождал Гильдебранд. Изгнание Григория VI имело свои основания, так как пребывание его в Риме могло послужить причиной новых беспорядков. Климент вернулся в Рим; еще не изгладившееся впечатление могущества императора обеспечивало папе спокойное положение здесь только на короткое время; правда, римляне покорились имперской власти, но они по-прежнему относились к ней как к ненавистному игу, и даже самому могущественному властителю никогда не удавалось поработить этот город, не живя в нем и оставляя его без гарнизона. Тем временем Бенедикт IX, оставаясь в Тускуле, следил за переворотом в Риме, где у него были свои агенты, и выжидал случая, когда явится возможность снова овладеть папским престолом. 9 октября 1047 г. германский папа внезапно умер в монастыре св. Фомы близ Пезаро. Немедленно вслед затем Бенедикт IV проник в Рим и, нимало не смущаясь, в ноябре снова занял апостольский престол.
Возвращению в Рим Бенедикта IX тайно содействовал Бонифаций Тосканский. Самый могущественный из всех итальянских государей того времени, Бонифаций происходил из лангобардского рода, был внуком Аццо, владельца замка Каноссы, и имел в своих руках настолько обширную область, что это делало из него врага германских интересов. Отец Бонифация, маркграф Тедальд, во время борьбы с национальным королем Ардуином был до конца верным вассалом Генриха II и благодаря расположению последнего получил в свое владение Мантую, Феррару, Брешию, Реджио и Модену. Своему сыну Тедальд имел возможность оставить богатое наследство, и в первое время Бонифаций был таким же горячим сторонником Германии, как и его отец. Поставленный императором Конрадом на место непокорного тосканского маркграфа Райнера, Бонифаций с той поры владел так же и этой мархией. Потеряв жену Рихильду, от которой у него не было детей, Бонифаций женился на Беатрисе, дочери Фридриха, герцога Верхней Лотарингии, и отпраздновал свою свадьбу в Италии более пышно, чем какой-нибудь король.
У Беатрисы родились Фридрих и Беатриче, а в 1046 г. Матильда, позднее ставшая наследницей Бонифация и прославившаяся как графиня Тосканская.
Могущество маркграфа Бонифация внушало Генриху недоверие; оно грозило большей опасностью, чем могущество миланцев, которые со смертью Гериберта покорились и согласились принять к себе королевского архиепископа Гвидо. Возвращаясь в Германию, император пытался было захватить маркграфа, но тот спасся бегством. Бонифаций ненавидел германское королевство, стремился достигнуть прочного влияния в Риме, желал стать патрицием и негодовал, когда и эта власть досталась так же Генриху. Будучи в Риме при Генрихе, Бонифаций, однако, оказывал императору все подобающие ему почести, рассчитывая поэтому найти поддержку своему кандидату на папский престол в лице Бонифация, Генрих, по-видимому, действительно назначил тогда Бонифация своим наместником в римских делах. Раньше полномочными представителями Каролингов в Риме были герцоги Сполетские; эту власть после своего коронования Генрих должен был передать маркграфу Бонифацию.
Желая таким образом подорвать германское влияние, Бонифаций содействовал перевороту в Риме и не помешал Бенедикту IX в третий раз занять папский престол. Но уполномоченные той партии в Риме, которая держала сторону германцев, уже были поспешно отправлены к императору, чтобы испросить его согласие на избрание нового папы. Они предложили Генриху назначить папой лионского архиепископа Галинарда, который пользовался любовью в Риме и, что редко встречалось, владел итальянским языком. Генрих приказал, однако, избрать папой в Пёльтэ 25 декабря 1047 г. Поппона, епископа Бриксенского. Вновь назначенного папу Генрих отправил к Бонифацию с приказанием, чтобы он как наместник императора проводил папу в Рим. Бонифаций ответил отказом, и Поппон принужден был вернуться к императору; только решительная угроза Генриха смирила старого Бонифация. Его послы изгнали Бенедикта IX из Рима, и сам он проводил германского папу в Латеран. Новый папа вступил на Св. престол 17 июля 1048 г. под именем Дамаса II.
Покинутый маркграфом, Бенедикт IX удалился в свой замок Тускул, пробыв последний раз в сане папы 8 месяцев и 9 дней. Остается неизвестным, как окончил он свое существование. Судя по характеру того времени, возможно допустить, что он, как гласит предание, пресытившись жизнью, удалился в монастырь Grotta Ferrata и здесь из грешника превратился в святого. С удалением Бенедикта IX тирании графов Тускуланских был положен конец; тем не менее этому дому, который дал Риму пять пап: Иоанна XI, Иоанна XII, Бенедикта VIII, Иоанна XIX и Бенедикта IX, а, может быть, еще других пап, удалось благодаря своему могуществу сохранить влияние в Риме до двенадцатого века исключительно.
Новый германский папа покинул город, едва успев показаться римлянам. Бедный Дамас чувствовал себя более счастливым в сане епископа небольшого местечка в Тироле, чем в сане папы в Риме. Страдая от палящего зноя и, может быть, опасаясь за свою жизнь, Дамас бежал из Рима и поселился в Палестрине, древнем Пренесте. Будучи церковным леном, этот город еще оставался под властью потомков Бенедикта и Стефании senatrix; маркграфа Иоанна не было в живых, владела же леном его сестра Эмилия. Распри с римской курией были улажены, а владельцами Палестрины были Кресцентии, враги графов Тускуланских, таким образом в Палестрине Дамас мог чувствовать себя в безопасности. Тем не менее 9 августа 1048 г., всего лишь 23 дня спустя после посвящения Дамаса в папы, его постигла неожиданная смерть. Была ли причиной ее малярия, или же Дамас был отравлен по приказанию чудовищного Бенедикта IX, осталось неизвестным. Когда затем римские послы явились в Саксонию просить римского патриция о назначении третьего папы, они были встречены германцами с ужасом: фатальная тиара уже никого не привлекала к себе. Из этого трудного положения после долгих переговоров Генриху удалось наконец выйти при помощи епископа Тульского. Движимый не столько честолюбием, сколько благочестивой ревностью посвятить свою жизнь реформе церкви, этот выдающийся человек согласился принять предложенный ему сан; не желая, однако, быть в Риме в положении лица, которое само навязало себя, он объявил, что дает свое согласие только при том условии, если он будет избран в Риме духовенством и народом.
Бруно, сын эгисхеймского графа Гуго в Эльзасе, близкий родственник императора Конрада, живя в своем епископстве, прославился как человек высоких христианских добродетелей и редкого образования. Вступив на Святой престол, этот четвертый германский папа стал его красой и положил начало новому периоду в существовании Рима. Благодаря реформам, которыми было достигнуто полное преобразование и церкви, и ее отношений к светской власти, и которые совпали с великими политическими и социальными переворотами в Италии, папство было наконец поднято на степень верховной духовной власти, имевшей всемирное значение.
В феврале 1049 г. новый папа вступил в Рим в сопровождении лишь небольшой свиты и шел по городу босой, смиренно читая молитвы. Такое необычное зрелище не могло не привести римлян в полное изумление. Казалось, в город, в котором снова утвердилось варварство, пришел апостол. Толпы вооруженных германцев и тосканцев и могущественная знать не сопровождали этого епископа, который как простой паломник стучал в ворота города и спрашивал римлян, хотят ли они во имя Христа принять его, епископа, как папу. Но среди лиц, составлявших небольшую свиту нового папы, был человек, духовная мощь которого, еще неизвестная миру и таившаяся под скромной одеждой клюнийского монаха, была ценнее королевской власти государей. Это был Гильдебранд, капеллан изгнанного папы Григория VI Еще будучи во Франции, Бруно приблизил к себе Гильдебранда. По настоянию именно его, как рассказывали, Бруно надел на себя одежду паломника и объявил, что он займет Святой престол только тогда, когда будет избран по каноническим правилам. Вступив в Рим без шума и незаметно вместе с избранным папой, Гильдебранд явился в Вечном городе творческой силой, которая внесла в папство совершенно новую организацию.
Римляне встретили паломника-чужестранца процессией у ворот города Льва. В многочисленном собрании, созванном в базилике Св. Петра, Бруно объявил римлянам, что император назначил его папой, но что сам он решил вернуться в свое епископство, если папский сан не будет возложен на него духовенством и народом. После этого Бруно был избран единогласно. Это избрание могло быть, конечно, только одной формальностью; но принцип, провозглашенный Бруно, привлек к нему народ и обеспечил ему спокойное существование в Риме. Поставив императору условием своего назначения в папы согласие римлян и будучи затем ими действительно избран, Бруно как бы предавал осуждению несогласную с каноническими правилами императорскую диктатуру, и с того момента свобода папского избрания стала целью постоянных стремлений церкви.
Лев IX вступил на престол св. Петра 12 февраля, и церковь немедленно же почувствовала, что с севера на нее повеяло новой, суровой струей строгих реформ. Церковно-исторические анналы отмечают ту почти лихорадочную деятельность, которую проявил Лев, желая вернуть церкви ее чистоту: он созывал соборы, чтобы бороться с симонией и внебрачным сожительством духовенства, старался внести в администрацию целесообразный порядок и заботился о том, чтобы епископский сан был снова поднят на подобающую ему высоту. Описатель нравов, если бы он только пожелал спуститься в клоаку, которую представлял собой быт римского духовенства того времени, не нашел бы недостатка в доказательствах всей порочности этого духовенства; для этого достаточно заглянуть в книгу Gomorrhianus Петра Дамиани. С чувством вполне справедливого негодования, но вместе с тем и со всей отталкивающей откровенностью этот святой человек перечисляет в своей книге преступные деяния духовенства. Все без исключения писатели того времени изображают испорченность духовенства самыми мрачными красками; но даже в Милане, в котором царила роскошь, духовенство не было так развращено, как в Риме. И, однако, Ваал Содомы и Гоморры едва ли представлял для церкви больше опасности, чем Симон Волхв, так как последний подчинял духовенство светской власти, от которой оно получало за деньги свой сан.
Во времена патрициев или сенаторов всех римлян церковные должности, от чина псаломщика до сана кардинала-епископа, предоставлялись тому, кто давал за них больше денег, пока наконец даже и папский сан не сделался так же источником ежегодной ренты. Созвав свой первый собор в апреле 1049 г., Лев IX пришел к тому ужасному заключению, что римские церкви должны остаться совсем без пастырей, если только он будет действовать со всей строгостью. Сами священники горячо восставали против постановлений собора, и это принудило папу быть более снисходительным; тем не менее многие епископы и клерики были все-таки низложены. За Львом стоял Гильдебранд, его иподиакон и аббат монастыря Св. Павла, занимавший с той поры при шести папах пост всемогущего министра или, если мы употребим более позднее выражение, государственного секретаря.
Борьба за реформу церкви и постоянные разъезды между Италией и Германией сначала лишали Льва IX возможности уделить внимание политическому положению церковного государства. Вступив на папский престол, Лев IX нашел кассу пустой; в казначейство, может быть, и были внесены или арендная плата за патримонии, или какие-нибудь другие доходы, но все это до последней копейки было растрачено Бенедиктом IX. Финансовая нужда была настолько велика, что Лев IX, не имея средств содержать свой скромный двор, решил было продать свои облачения; только неожиданное денежное приношение из Беневента удержало свиту папы от бегства в Германию. Рим был в самом бедственном положении; народ жил, не имея никакого заработка; массы бедных привыкли получать подаяние от церкви и выпрашивать милостыню у богатых паломников-чужестранцев. Летописцы отмечают, что в 1050 г. в Рим пришел паломником король шотландский Макбет и роздал много подаяний Таким образом, и в те времена короли, совесть которых была обременена преступлениями, все еще продолжали совершать паломничество в Рим и там облегчали и свою неспокойную совесть, и свои мешки, наполненные золотом. Этих чужестранных гостей Рим принимал с почетом и с распростертыми руками. Из паломничеств совершенных тиранами, посещение Рима Макбетом представляет тем не менее некоторый интерес.
Лев IX не вводил никаких изменений в формы городского управления, и потому в Риме царило спокойствие. Полное согласие между папой и императором заставляло римлян быть осторожными, а истинное благочестие Льва внушало им уважение к нему. Бенедикт IX сделал из Латерана распутный дом; Лев IX превратил его в монастырь и странноприимный дом. Тем не менее Лев охотно покидал не внушавший ему доверия город и оставался в нем только на короткое время. Он неутомимо разъезжал по Италии, Галлии и Германии и повсюду созывал соборы, неуклонно преследуя одну великую цель: поднять нравственно церковь и упрочить могущество римского престола. Но даже и такой религиозный человек, как Лев IX, не мог пренебречь светскими интересами папства. Совершив паломничество к Гаргану, Лев стал смотреть на Южную Италию с точки зрения государственных интересов. Наступление такого времени, когда Льву IX, подобно Иоанну VIII, пришлось стать во главе войска и тем прогневить небеса, было неизбежно. К этим удивительным противоречиям смешение властей, духовной и светской, приводило даже самых набожных пап. Но было бы неразумно ставить им в вину эту непоследовательность или требовать от них отречения от церковного государства в такое время, когда каждое епископство представляло собой государство, и только политическая организация церкви могла спасти ее.
Римская курия стремилась к обладанию Кампаньей и Апулией со времени Карла Великого. Свои притязания на древние домены, утраченные в эпоху иконоборства, римский епископ переносил на самые провинции, основываясь на правах, будто бы предоставленных ему даром Константина и другими дипломами. К обладанию Южной Италией стремились одинаково и папы, и императоры как Востока, так и Запада; но тогда как последние боролись из-за нее мечом, первые должны были прибегать к хитрым уловкам. Затем лангобардские князья продолжали по-прежнему быть здесь местными государями; приморские же города пользовались почти полной свободой; в свою очередь норманны, служа всем партиям, обманывали их одну за другой. Во времена Льва IX в Салерно государем был блистательный Веймар IV, в Капуе — Пандульфы, IV и V, отец и сын, и в Беневенте — Пандульф III и его сын Ландульф. С 1043 г. после геройских битв с греками под предводительством сына на Танкреда Готвилльского, Вильгельма Железная Рука норманны учредили в Апулии с ее столицей Мельфи свою солдатскую республику; еще раньше под предводительством Рейнара они укрепились в Аверсе. Первоначально обе эти шайки считали себя вассалами салернского государя. Генрих III отдал норманнам так же часть герцогства беневентского, желая наказать беневентцев, некогда восставших против него. Между тем папы издавна стремились овладеть именно Беневентом. Лев IX посетил этот город уже в 1050 г., вел переговоры с гражданами и мог собственными глазами видеть те опустошения, которым подвергали эту область норманны. Недовольные лангобардскими государями беневентцы опасались так же попасть под власть вышеупомянутых норманских шаек, которые, конечно, не пощадили бы муниципального устройства города. Как верховный государь, папа, резиденция которого была удалена от Беневента, казался наименее опасным. Поэтому, изгнав лангобардских князей, которые не замедлили затем обратиться за помощью к норманнам, беневентцы 5 июля 1051 г. провозгласили своим государем папу.
В следующем году император утвердил Льва регентом Беневента, уступив папе этот город взамен епископства бамбергского, которое было принесено в дар римской церкви Генрихом II. Таким искусным путем папам удалось получить в свое обладание древнюю знаменитую резиденцию лангобардских государей и удержать ее в своих руках до нашего времени.
В 1051 г. Лев IX сделал попытку оградить это драгоценное приобретение от хищничества норманнов; с этой целью он возложил защиту Беневента на салернского государя Ваймара и даже на самого Дрого, преемника Вильгельма в графстве Апулии, надеясь привлечь последнего к себе на службу. Но Дрого и Веймар вскоре погибли от руки убийцы, а хищные норманны по-прежнему осаждали Беневент и опустошали его окрестности. Тогда епископы и города стали неотступно просить папу освободить их от чужестранных разбойников, превратившихся из наемников в настоящих деспотов Южной Италии. Лев полагал, что ему удастся обуздать норманнов, и с этой именно целью он поехал к императору летом 1052 г.
В феврале 1053 г. Льву удалось привести с собой из-за Альп германских наемников и толпу искателей приключений; при этом папу сопровождали Готфрид Лотарингский и его брат Фридрих, церковный канцлер. Собрав еще военные отряды в некоторых итальянских провинциях, Лев в апреле достиг Рима и затем выступил в Кампанью, где несколько лангобардских государей и апулийских графов отдали в его распоряжение своих вассалов. Итальянцами папского войска предводительствовали сыновья графа Бурелла марсийские графы Трасмунд и Аццо, но начальство над всем этим немалым войском принадлежало двум немецким рыцарям, швабу Вернеру и Рудольфу, будущему правителю Беневента. Таким образом, набожному Льву IX пришлось стать во главе войска; по своему происхождению он принадлежал к воинственному графскому роду и еще в своей юности, будучи диаконом, водил в Италию по приказанию Конрада II вассалов епископа тульского. Соединяя в себе, подобно епископам того времени, два исключающих друг друга сана, пастыря и государя, Лев IX так же не мог избежать противоречивой двойственности в своих действиях, как скоро дело шло о сохранении и расширении светской власти папы.
Лев вступил в договор так же с греками, у которых катапаном был в то время сын Мело Аргирос, состоявший на службе у византийцев и носивший громкий титул герцога Италии, Калабрии, Сицилии и Пафлагонии. Лев надеялся, что ему удастся склонить обоих императоров так же, как итальянцев и лангобардов, заключить между собою союз и таким образом положить конец существованию страшных норманнов. Эта надежда Льва, однако, не оправдалась; Аргирос и не думал посылать в его распоряжение свои войска. Тем не менее норманны были встревожены серьезным походом, предпринятым против них. Их смущало личное участие в походе против них папы, которым они могли быть отлучены от церкви. Послы их заявили, что права норманнов на землю, уже уступленную им императором, должны быть признаны за ними, и обещали, что взамен того норманны присягнут церкви в верное и будут платить ей дань. Смелые завоеватели могли предъявить к городам, которые были добыты ими с помощью меча, права, более серьезные, чем права пап, ссылавшихся на дарственные грамоты и права германских императоров, исходивших из абстрактного понятия о суверенитете имперской власти. Но ослепленный своими замыслами папа положился на численность своих войск и внял воинственным кликам мужественных швабов, которые смеялись над малорослыми норманнами и хвалились стереть с лица земли всех этих разбойников. Отвергнутые послы удалились, и норманны решили вступить в борьбу с святым отцом, видя в нем уже начальника неприятельского войска.
Битва при Чивита в Капитанате 18 июня 1053 г. является, быть может, самой замечательной в истории пап как светских государей. Еще в наше время, 807 лет спустя, в человечестве жила память об этой битве: ее сравнивали с поражением при Кастель Фидардо 18 сентября 1860 г., когда отлученные от церкви пьемонтцы (ограбившие патримонии св. Петра так же смело, как и преданные анафеме норманны времен Льва IX) уничтожили во имя единства Италии слабые, набранные из чужестранцев легионы Пия IX, предводительствуемые Ламорисьером. Церковное государство сохранилось доныне; государи продолжают вести с ним борьбу; папы по-прежнему защищают его с помощью наемных чужеземных солдат и булл, обрекающих на отлучение от церкви; таким образом, в современной истории папства мы видим повторение все тех же Средних веков.
Предводителями норманнов были три храбрых героя: сын Асклиттина Ричард Аверсский и сыновья Танкреда Готвилльского граф Гумфрид Апулийский и Роберт Гюискар. Боевая сила норманнов сводилась вся к 3000 конницы и небольшому числу пехоты; но по быстроте натиска и отступления маленькие норманнские всадники производили впечатление настоящих чертей. Стоя на стенах Чивиты и давая благословение войску, папа не сомневался в своей победе. Со щитом в левой руке и с мечом в правой, германцы мужественно отразили натиск норманнов, которые под предводительством Гумфрида стремительно напали на них и осыпали их стрелами и копьями; но итальянцы при первом же нападении Ричарда обратились в беспорядочное бегство, и тогда Гюискар двинулся с фланга так же на германцев. Храбрые швабы построились в каре и, продолжая сражаться, пали до последнего человека, После того победители пошли на приступ Чивиты, в которой, дрожа от страха, скрывались папа и кардиналы. Предместье пылало огнем; осада города велась норманнами с большой энергией, а в самом городе граждане грабили папскую поклажу, грозили папе выдать его и наконец действительно прогнали и его, и кардиналов.
Очутившись в таком затруднительном положении, Лев вступил в переговоры с норманнами. Они явились к папе, преисполненные благоговейных чувств, и предложили святому пленнику отдать себя под их защиту. Эту драгоценную военную добычу норманны по праву могли бы заключить в один из своих укрепленных замков, но претерпевший унижение папа стоял под покровом св. Петра. От роли плохого генерала Лев перешел к роли доброго пастыря, и охваченные религиозным рвением воины-варвары преклонили колена пред своим пленником и целовали его апостольские ноги. После этого они, как рыцари, приняли его в свою среду и дали обещание проводить его в Беневент. Два дня провел опечаленный папа в молитвах об умерших и затем велел предать тела их торжественному погребению. Биограф Льва, правда, удостоверяет, что папа был утешен, когда увидел трупы своих воинов нетронутыми, между тем как у убитых норманнов глаза были выклеваны воронами; тем не менее вид поля битвы должен был научить Льва тому, что папа не призван проливать кровь христиан ради политических целей и менять пальмовую ветвь святого на меч воина. Лукавое суеверие тех времен создало легенду, будто Лев IX, умирая, видел своих солдат, павших в сражении при Чивита, одетыми в золотые одежды и манящими его пальмовыми ветвями; в действительности воспоминание об этих «мучениках», среди которых, между прочим, было немало убийц и разбойников, могло лежать только камнем на его апостольской совести. Не можем же мы думать, что у лиц, совмещавших в себе сан папы и сан государя, было так же и две совести.
Весть о сражении облетела с быстротой вихря все страны. Святой и чтимый папа, говорили люди, поднял меч не против сарацин, а против христиан и был взят в плен своим врагом. Нет сомнения, что те же люди расточали бы похвалы папе как освободителю Италии от разбойнических банд, если бы ему удалось разбить норманнов в сражении при Чивита; но победа оказалась не на стороне папы, и на него посыпались суровые порицания. Раздавались голоса, утверждавшие, что папу постигла кара Господня, «пастырю подобает вести борьбу только духовным оружием а вооружаться железным мечом ради мирских интересов ему не приличествует; Христос заповедал своим ученикам не вести войну с народами, подобно светским государям, а бороться с греховностью людей проповедью христианского ученья» Если бы защитники Льва IX, желая оправдать его от этих справедливых обвинений, сослались на то обстоятельство, что норманны грабили церковные владения, то и этим защитникам пришлось бы умолкнуть, услышав в ответ от людей богобоязненных следующие слова св. Иеронима: «Голубь, видя, что другая птица уносит из его гнезда корм, остается тем не менее недвижим, не пускает в ход ни крыльев, ни клюва, ни когтей и не издает ни одного звука. Так и церковь Господня, истинный голубь, не требует возвращения того, что у нее похищено; подобно овце, подставляющей свое руно ножницам, церковь не должна отымать у разбойника того, что принадлежит ей, а смиренно уступать ему. Ибо, чем больше утратит она земных благ, тем больше она приобретет небесных благ».
Подлежит сомнению, рассуждал ли бы так этот великий отец церкви, если бы в его время существовало церковное государство. Такое чрезмерно благочестивое понимание для обыкновенных людей слишком возвышенно и потому является непрактичным до смешного. Но во времена Льва IX отношение церкви к dominium temporale понималось еще далеко не с той точки зрения, с какой этот важный вопрос рассматривается в наше время. Святой Дамиани осуждал действия папы, своего друга, открыто и беспощадно. Так же, как Августин раньше и Данте впоследствии, он проводил разграничительную черту между государством и церковью, между пастырским посохом и мечом. «Если в делах веры, — писал Дамиани, — которой живет вселенская церковь, никто не должен прибегать к мечу, каким же образом защита интересов светской и преходящей власти церкви может быть возложена на необузданное войско, закованное в латы? Возможно ли, чтобы христианин убивал христианина из-за утраты бренных благ? Разве мы читали где-нибудь о том, что Григорий делал или заповедал нам что-либо подобное, Григорий, который так много претерпел от разбойнического насилия диких лангобардов? Разве святые папы брались когда-нибудь за оружие? Уладить церковные беспорядки можно решением суда и эдиктами соборов, но то, что подлежит ведению судебного трибунала и папскому решению, не может быть решаемо к позору церкви силой оружия». Как видно, Дамиани в то время еще не имел никакого представления ни о церковном государстве, ни о светской державной власти папы и считал всякое земное временное обладание жалким достоянием по сравнению с тем вечным, которое делало папу действительным папой.
Своей победой норманны приобрели законное право на то, что ими было завоевано, и Лев снял с них отлучение. Поражение папы послужило первым основанием у установлению впоследствии вассальных отношений, которые привели к тому, что папы (так изумительно было их счастье) стали феодальными властителями неаполитанского королевства.
С рыцарской любезностью и практической предусмотрительностью победители препроводили своих пленных в Беневент. Больной и удрученный горем папа вступил в город пять дней спустя после сражения. Блестящий прием, оказанный Беневентом папе, уже не мог утешить его. Всю зиму провел он здесь, находясь в плену у норманнов настаивавших на выполнении условии договора, который остался для нас неизвестным. Мысль о прочном договоре с норманнами была очень далека от Льва IX и он скорее думал о новом союзе против них. Будучи именно в Беневенте, Лев IX отправил в Константинополь кардиналов Фридриха Лотарингского и Гумберта с письмом, в котором, умалчивая о многом и извращая факты, сообщал греческому императору Константину Мономаху о своем бедственном положении, убеждал этого императора заключить союз с Генрихом и вместе с ним вступить в борьбу с норманнами и далее просил вернуть римской церкви ее древние домены в Южной Италии или, по крайней мере, признать права церкви на все то, что некогда было принесено ей в дар Константином и его преемниками. Таким образом и этот папа ссылался на легендарный дар, которым Рим, Италия и Запад будто бы были отданы в собственность Святого престола.
12 марта 1054 г. граф Гумфрид проводил папу в Капую, и оттуда 3 апреля Лев вернулся в Рим, не с триумфом, как некогда Иоанн X после битвы при Гарильяно, а как человек, существование которого было разбито и для которого уже не оставалось ничего радостного на свете. Сильно заболев, Лев почувствовал приближение смерти и 13 апреля приказал перенести себя из Латерана в базилику Св. Петра. Как только весть об этом дошла до римлян, они тотчас же бросились грабить Латеран. Но заслуги Льва, пишет набожный летописец, были так велики, что эти люди, движимые нечестивыми помыслами, не посмели войти во дворец. Лев IX умер 19 апреля, еще не имея 50 лет от роду. Причиной его ранней смерти так же, как и многих других пап, были тревожные волнения, связанные с dominium temporale церкви. Несчастие, постигшее Льва IX при Чивита, омрачает его светлый образ, служивший красой Святому престолу; оно, однако, не умаляет ореола святости, которым признательная церковь почтила этого благочестивого реформатора за его заслуги, и только придает им, как и всем человеческим доблестям, характер в значительной мере земной.
