Собраніе сочиненій Шиллера въ переводѣ русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ IV. С.-Пб., 1902
Исторія Тридцатилѣтней войны. Переводъ А. Г. Горнфельда
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. править
КНИГА ПЕРВАЯ. править
Съ начала религіозной войны въ Германіи вплоть до Мюнстерскаго мира въ политическомъ мірѣ Европы едвали можно указать какое либо значительное и выдающееся событіе, въ которомъ важнѣйшее участіе не принадлежало бы реформаціи. Всѣ міровыя событія, относящіяся къ этой зпохѣ, находятся въ связи съ религіозной реформой или даже ведутъ свое начало отъ нея, и не было ни одного большого или малаго государства, которое въ большей или меньшей степени, косвенно или непосредственно не испытало бы на себѣ ея вліянія.
Почти все употребленіе, какое испанскій домъ дѣлалъ изъ своихъ громадныхъ политическихъ силъ, было направлено противъ новыхъ воззрѣній или ихъ приверженцевъ. Реформація была причиной междуусобія, которое потрясало основы Франціи въ продолженіе четырехъ бурныхъ правленій, внесло иноземное оружіе въ самыя нѣдра этой страны и въ теченіе цѣлаго полувѣку дѣлало ее ареной прискорбнѣйшаго разложенія. Реформація сдѣлала испанское иго невыносимымъ для нидерландцевъ и пробудила въ этомъ народѣ стремленіе и смѣлость сбросить его съ себя, а также въ значительной степени дала ему и силы для этого подвига. Все злое, что предпринималъ Филиппъ II противъ королевы англійской Елизаветы, было местью за то, что она защищала отъ него его протестантскихъ подданныхъ и стала во главѣ религіозной партіи, которую омъ стремился стереть съ лица земли. Церковный расколъ имѣлъ въ Германіи слѣдствіемъ продолжительный политическій разрывъ, который, правда, отдалъ эту страну въ жертву вѣковой смутѣ, но зато воздвигъ непреодолимый оплотъ противъ надвигавшагося на нее политическаго угнетенія. Реформація была одной изъ важнѣйшихъ причинъ, по которымъ сѣверныя державы, Данія и Швеція, впервые вошли въ систему европейскихъ государствъ, такъ какъ союзъ протестантскихъ государствъ былъ усиленъ ихъ участіемъ и такъ какъ союзъ этотъ сталъ необходимъ для нихъ самихъ. Государства, ранѣе едва существовавшія другъ для друга, подъ вліяніемъ реформаціи стали тѣсно сближаться между собою и начали объединяться въ новой политической симпатіи. Подобно тому какъ граждане вслѣдствіе реформаціи стали въ новыя отношенія къ своимъ согражданамъ, а повелители къ своимъ подданнымъ, такъ стали въ новыя взаимоотношенія и цѣлыя государства. Правда, страшно и тяжко было первое проявленіе этой всеобщей политической симпатіи — опустошительная тридцатилѣтняя война, которая отъ глубины Богемскаго лѣса до устья Шельды, отъ береговъ По до прибрежья Балтійскаго моря дѣлала безлюдными цѣлыя страны, истребляла жатвы, обращала въ пепелъ города и деревни; война, въ которой нашли гибель многія тысячи воиновъ, которая на цѣлую половину столѣтія погасила вспыхнувшую въ Германіи искру культуры и едва зародившіеся добрые нравы возвратила къ прежней варварской дикости. Но свободная и непорабощенная вышла Европа изъ этой страшной войны, въ которой она впервые познала себя какъ цѣлокупную общину государствъ; и одного этого взаимнаго участія государствъ, впервые зародившагося, собственно, въ эту войну, было бы достаточно, чтобы примирить гуманнаго всечеловѣка съ ея ужасами. Рука прилежанія незамѣтно загладила всѣ пагубные слѣды этой войны; но благодѣянія, сопровождавшія ее, остались вовѣки вѣковъ. Та самая всеобщая симпатія государствъ, которая сообщила толчокъ въ Богеміи цѣлой половинѣ Европы, охраняетъ теперь миръ, положившій конецъ этой войнѣ. Подобно тому, какъ пламя опустошенія, вырвавшись изъ нѣдръ Богеміи, Моравіи и Австріи, — охватило Германію, Францію, половину Европы, точно такъ же факелъ культуры, зажженный въ послѣднихъ государствахъ, освѣтитъ эти страны.
Все это было дѣломъ религіи. Она одна могла сдѣлать возможнымъ случившееся, но все это было сдѣлано далеко не для нея и совсѣмъ не изъ-за нея. Если бы вскорѣ не присоединились къ ней частные интересы и государственная выгода, то никогда голосъ богослововъ и народа не встрѣтилѣбы въ государяхъ такой готовности, никогда новое ученіе не нашло-бы столь многочисленныхъ, столь мужественныхъ и стойкихъ поборниковъ. Наибольшая доля участія въ церковномъ переворотѣ принадлежитъ безспорно всепобѣждающей мощи истины или того, что смѣшивали съ истиной. Злоупотребленія старой церкви, безсмыслица многихъ ея ученій, неумѣренность ея требованій несомнѣнно должны были возмутить душу, уже охваченную чаяніемъ лучшаго свѣта, должны были склонить ее къ новой вѣрѣ. Прелесть независимости, разсчетъ на богатую добычу отъ церковныхъ имуществъ должны были стать для государей соблазномъ перемѣнить вѣру и въ немалой степени усилить въ нихъ вѣсъ внутренняго убѣжденія; но лишь соображенія политическія могли понудить ихъ къ этому. Если-бы Карлъ V, чрезмѣрно упоенный своимъ счастьемъ, не позволилъ себѣ наложить руку на политическую свободу нѣмецкихъ сословій, то едва-ли протестантскій союзъ всталъ бы съ оружіемъ въ рукахъ на защиту религіозной свободы. Если-бы не властолюбіе Гизовъ, едва ли кальвинистамъ во Франціи пришлось-бы видѣть Конде или Колиньи своими главами; если-бы не требованіе десятаго и двадцатаго пфенига, св. престолъ никогда не потерялъ бы Соединенныхъ Нидерландовъ. Государи воевали для самозащиты или ради увеличенія своихъ владѣній; религіозный энтузіазмъ набиралъ имъ арміи и открывалъ имъ сокровищницы ихъ народовъ. Масса, въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда ее собирала подъ ихъ знамена не просто надежда на добычу, вѣрила, что проливаетъ кровь за истину; на самомъ дѣлѣ она проливала ее изъ за выгоды государей.
И счастье для народовъ, что на этотъ разъ выгода государей шла рука объ руку съ ихъ выгодой. Лишь этому случайному обстоятельству обязаны они своимъ освобожденіемъ отъ папства. Счастье государей, что ихъ подданный, сражаясь за ихъ интересы, тѣмъ самымъ боролся и за свои. Въ эпоху, о которой идетъ рѣчь, въ Европѣ не было государя на столько самодержавнаго, чтобы онъ, преслѣдуя свои политическія цѣли, имѣлъ возможность не считаться съ доброй волей своихъ подданныхъ. А между тѣмъ, какъ трудно было склонить эту добрую волю народовъ къ своимъ политическимъ цѣлямъ и привести ее въ дѣйствіе. Убѣдительнѣйшія доказательства, заимствованныя изъ области государственныхъ соображеній, оставляютъ подданнаго холоднымъ; онъ рѣдко понимаетъ ихъ и еще рѣже интересуется ими. Въ этомъ случаѣ умѣлому политику остается одно: связать интересы кабинета съ какими либо иными интересами, болѣе близкими народу, и если такихъ интересовъ нѣтъ на-лицо, то создать ихъ.
Въ такомъ именно положеніи находилось большинство государей, вставшихъ на защиту реформаціи. По своеобразному стеченію обстоятельствъ, церковный расколъ совпалъ съ двумя политическими явленіями, безъ которыхъ ему, вѣроятно, пришлось бы принять совсѣмъ иное направленіе.
Это были: неожиданно возросшее могущество австрійскаго дома, ставшее угрозой для европейской свободы, и ревностная преданность этого дома старой религіи. Первое возбудило государей, второе вооружило ихъ народы.
Освобожденіе отъ чуждой юрисдикціи въ ихъ государствахъ, пріобрѣтеніе высшей власти въ дѣлахъ духовныхъ, сокращеніе постояннаго отлива денегъ въ Римъ, разсчетъ на богатую добычу отъ духовныхъ имуществъ, — таковы были выгоды, одинаково соблазнительныя для всякаго государя; почему, можно спросить, не подѣйствовали онѣ такимъ же образомъ на государей австрійскаго дома? Что мѣшало атому дому, а особенно нѣмецкой линіи его, обратить вниманіе на настоятельныя требованія столь многихъ своихъ подданныхъ и по примѣру другихъ улучшить свое положеніе на счетъ беззащитнаго духовенства? Едва-ли вѣроятно, что убѣжденіе въ непогрѣшимости римской церкви играло въ набожной стойкости этого дома большую роль, чѣмъ та, которую убѣжденіе въ противоположномъ съиграло въ отпаденіи протестантскихъ государей. Много побудительныхъ причинъ соединилось для того, чтобы сдѣлать австрійскихъ государей опорой папства. Испанія и Италія, откуда австрійская держава черпала значительную долю своей мощи, были преданы папскому престолу съ слѣпымъ повиновеніемъ, которое особенно отличало испанцевъ еще во времена готскаго владычества. Ничтожнѣйшее сближеніе съ ненавистными ученіями Лютера и Кальвина должно было невозвратимо оторвать отъ повелителя Испаніи сердца его подданныхъ; разрывъ съ папствомъ могъ ему стоить этого королевства. Испанскій король долженъ былъ оставаться католическимъ государемъ или сойти съ трона. То же самое обязательство возлагали на него и итальянскія владѣнія, къ которымъ онъ, пожалуй, вынужденъ былъ относиться еще болѣе осторожно, чѣмъ къ своимъ испанцамъ, потому что они гораздо менѣе терпѣливо сносили иноземное иго и очень легко могли свергнуть его съ себя. Къ послѣднему присоединялось то обстоятельство, что въ этихъ странахъ Франція являлась его соперникомъ и папа сосѣдомъ — достаточно важныя препятствія объявить себя сторонникомъ партіи, стремившейся къ уничтоженію авторитета папы; достаточно важныя основанія связать себя съ послѣднимъ дѣятельнѣйшею преданностью старой религіи.
Эти общія причины, которыя должны были имѣть одинаковое значеніе для каждаго испанскаго монарха, находили у каждаго поддержку еще въ особыхъ мотивахъ. Карлъ V имѣлъ въ Италіи опаснаго соперника въ лицѣ короля французскаго, которому эта страна бросилась-бы въ объятія въ тотъ самый моментъ, какъ Карлъ былъ-бы заподозрѣнъ въ склонности къ ереси. Тѣ именно проекты, которые Карлъ преслѣдовалъ съ особеннымъ жаромъ, могли возбудить недовѣріе въ католикахъ и пререканія съ церковью. Когда Карлу V пришлось выбирать между обѣими религіозными партіями, новая вѣра не успѣла еще пріобрѣсти его уваженіе; къ тому-же тогда были еще довольно основательны надежды на полюбовное примиреніе церквей. Въ его сынѣ и наслѣдникѣ Филиппѣ II монашеское воспитаніе въ соединеніи съ деспотическимъ, мрачнымъ характеромъ выросло въ непримиримую ненависть ко всякимъ новшествамъ въ дѣлахъ религіи, что едва-ли могло быть смягчено тѣмъ обстоятельствомъ, что его злѣйшіе политическіе противники были въ то же время врагами его религіи. Такъ какъ его европейскія владѣнія, разсѣянныя среди столь многихъ чужихъ государствъ, были повсюду открыты воздѣйствію чужихъ воззрѣній, то онъ, разумѣется, не могъ смотрѣть равнодушно на успѣхи реформаціи въ другихъ странахъ, и его ближайшіе государственные интересы заставляли его стать на сторону старой церкви, для того, чтобы заглушить самые источники еретической заразы. Такимъ образомъ естественный ходъ вещей ставилъ этого государя во главѣ католичества и союза, заключеннаго папистами противъ сторонниковъ нововведеній. То, что соблюдалось во время долгихъ и дѣятельныхъ правленій Карла V и Филиппа II, осталось закономъ и для слѣдующихъ, и чѣмъ болѣе усиливался расколъ въ лонѣ церкви, тѣмъ крѣпче должна была Испанія держаться католицизма.
Нѣмецкая линія австрійскаго дома была какъ будто свободнѣе; но если многія изъ этихъ препятствій были для нея не существенны, то ее связывали другія отношенія. Корона священной римской имперіи, совершенно немыслимая на протестантѣ (ибо какъ могъ отступникъ отъ римской церкви носить римскую императорскую корону?), связывала преемника Фердинанда I съ папскимъ престоломъ; самъ Фердинандъ по религіознымъ соображеніямъ былъ искренно преданъ этому престолу. Къ тому-же нѣмецко-австрійскіе государи не были достаточно сильны, чтобы обойтись безъ испанской поддержки, которой они неминуемо лишились бы, благопріятствуя новой религіи. Съ другой стороны, ихъ императорскій санъ заставлялъ ихъ встать на защиту нѣмецкой имперской системы, которая была основой ихъ сана и которую стремилась разрушить протестантская половина имперіи. Если прибавить къ этому равнодушіе протестантовъ къ стѣоненному положенію императоровъ и къ общимъ опасностямъ имперіи, ихъ насильственное вмѣшательство въ мірскіе интересы церкви и ихъ враждебное поведеніе тамъ, гдѣ они чувствовали себя сильнѣе, то легко понять, какимъ образомъ взаимодѣйствіе столь многихъ причинъ удержало императоровъ на сторонѣ папства и какъ ихъ собственные интересы должны были вполнѣ отождествиться съ интересами католической религіи. Такъ какъ, быть можетъ, вся судьба этой религіи зависѣла отъ рѣшенія, принятаго австрійскимъ домомъ, то вся Европа должна была смотрѣть на государей австрійскихъ, какъ на столповъ папства. Ненависть протестантовъ къ послѣднему обратилась поэтому единодушно противъ Австріи и понемногу смѣшала защитника съ дѣломъ, которое онъ защищалъ.
А между тѣмъ этотъ самый австрійскій домъ, непримиримый противникъ реформаціи, своими честолюбивыми замыслами, находившими поддержку въ его громадной силѣ, сталъ грозить политической свободѣ европейскихъ государствъ, а особенно нѣмецкихъ чиновъ. Это обстоятельство должно было возбудить въ нихъ тревогу и обратить вниманіе на самозащиту. Обычныхъ средствъ ни въ какомъ случаѣ не могло хватить на борьбу съ столь грозной силой. Имъ пришлось потребовать отъ своихъ подданныхъ необычайнаго напряженія и, — такъ какъ и этого далеко не было достаточно — просить помощи у своихъ сосѣдей и при посредствѣ союзовъ бороться сообща съ силой, противъ которой каждому изъ нихъ порознь не удалось-бы устоять.
Но важныя политическія соображенія, заставлявшія государей бороться съ успѣхами Австріи, были чужды ихъ подданнымъ. Лишь непосредственныя бѣдствія могутъ привести народъ въ движеніе, а дальновидная политика не можетъ ихъ выжидать. Трудно пришлось бы, стало быть, государямъ, если бы, на ихъ счастье, къ этому не присоединилась иная причина, охватившая народъ страстью и зажегшая въ немъ одушевленіе, которое могло быть направлено и противъ политической опасности, въ виду того, что и народу и государямъ предстояло бороться съ однимъ и тѣмъ-же. Этой причиной была открытая ненависть къ религіи, на защиту которой всталъ австрійскій домъ, фанатическая приверженность къ ученію, которое этотъ домъ старался искоренить огнемъ и мечемъ. Горяча была эта приверженность, неутолима эта ненависть; религіозный фанатизмъ боится самой отдаленной опасности; изступленіе никогда не разсчитываетъ, чѣмъ жертвуетъ. Чего не могла сдѣлать съ гражданами рѣшительная опасность, грозившая государству, то сдѣлало религіозное одушевленіе. Немного рукъ добровольно взялось бы за оружіе ради государства, изъ за интересовъ государя; ради вѣры хваталисьза мечъ купецъ, художникъ, земледѣлецъ. Ради государства или ради государя старались бы уклониться отъ самаго незначительнаго чрезвычайнаго налога; ради религіи отдавали свое добро и жизнь, всѣ свои земныя надежды. Утроенныя суммы стекались теперь въ государственную казну, утроенное количество войскъ выступало въ поле; и въ бѣшеномъ возбужденіи, охватившемъ всѣ сердца, вслѣдствіе близкой опасности грозящей религіи, подданный не чувствовалъ ни тягости, ни напряженія, подъ бременемъ которыхъ онъ склонился бы истощенный въ болѣе спокойномъ душевномъ состояніи. Боязнь испанской инквизиціи, варѳоломеевскихъ ночей открываютъ принцу Оранскому, адмиралу Колицьи, королевѣ британской Елизаветѣ, протестантскимъ государямъ Германіи въ ихъ народахъ источники содѣйствія, до сихъ поръ совершенно непостижимые.
Но и при большемъ напряженіи усилій едва ли удалось бы сдѣлать что нибудь съ державой, которая была сильнѣе всякаго даже могущественнѣйшаго государя, взятаго въ отдѣльности. Между тѣмъ въ эпоху столь слабаго развитія политики лишь случайныя обстоятельства могли связать отдаленныя государства взаимопомощью. Различіе государственнаго устройства, законовъ, языка, нравовъ, національнаго характера, которое разбивало народы и страны на многочисленныя обособленныя единицы и точно раздѣляло ихъ непроходимой преградой, дѣлая одно государство нечувствительнымъ къ тяжкому положенію другого, а то возбуждая въ немъ даже враждебное злорадство. Эта преграда была разрушена реформаціей. Отдѣльные граждане и цѣлыя государства стали воодушевляться болѣе живымъ и болѣе близкимъ имъ интересомъ, чѣмъ національная выгода или любовь къ отечеству; интересомъ, который оставался совершенно независимымъ отъ гражданскихъ отношеній. Этотъ интересъ могъ связывать многія и даже отдаленнѣйшія государства и могъ, съ другой стороны, отсутствовать у гражданъ того же государства. Такимъ образомъ, французскій кальвинистъ могъ имѣть съ женевскимъ, англійскимъ, нѣмецкимъ или голландскимъ протестантомъ точку соприкосновенія, которой у него не было съ его католическими согражданами. Поэтому, въ одномъ чрезвычайно важномъ отношеніи онъ, такъ сказать, переставалъ быть гражданиномъ отдѣльнаго государства, ограничивать свое вниманіе и участіе однимъ этимъ государствомъ. Его кругозоръ расширяется: онъ начинаетъ по судьбѣ чуждыхъ странъ, держащихся одной съ нимъ вѣры, предвидѣть свою собственную судьбу и ихъ дѣло считать своимъ дѣломъ. Лишь теперь могли государи осмѣлиться представить дѣла иноземныя на обсужденіе собранія своихъ земскихъ чиновъ, теперь лишь могли они надѣяться найти въ нихъ вниманіе и быструю помощь. Эти чужія дѣла стали теперь своими, и единовѣрцу теперь охотно протягивали руку помощи, которой раньше не дождались бы ни сосѣдъ, ни тѣмъ болѣе далекій чужеземецъ. Теперь пфальцскій гражданинъ бросаетъ свою родину, чтобы сражаться противъ общаго религіознаго врага за своего французскаго единовѣрца. Французскій подданный, обнажая мечъ противъ родины, которая преслѣдуетъ его, умираетъ за свободу Голландіи. Теперь швейцарцы бьются противъ швейцарцевъ нѣмцы противъ нѣмцевъ, рѣшая на берегахъ Луары и Сены вопросы престолонаслѣдія во Франціи. Датчанинъ переходитъ черезъ Эйдеръ, шведъ переправляется черезъ Бельтъ, чтобы разбить цѣпи, въ которыхъ томится Германія.
Очень трудно сказать, что сталось бы съ реформаціей и съ свободой германской имперіи, если бы грозный австрійскій домъ не сталъ противъ нея. Но можно, кажется, считать доказаннымъ, что ничто не препятствовало австрійскимъ государямъ въ ихъ стремленіи къ всемірной монархіи, болѣе, чѣмъ упорная борьба, которую они вели съ новымъ міровоззрѣніемъ. Ни въ какомъ другомъ случаѣ не удалось бы болѣе слабымъ государямъ добиться отъ своихъ подданныхъ столь необыкновенныхъ усилій, которыя они противопоставили австрійской державѣ; ни въ какомъ другомъ случаѣ государствамъ не удалось бы соединиться противъ общаго врага.
Никогда могущество Австріи не было такъ велико, какъ послѣ побѣды Карла V при Мюльбергѣ, гдѣ онъ разбилъ нѣмцевъ. Казалось, что съ Шмалькальденскимъ союзомъ нѣмецкая свобода погибла на вѣки; но она воскресла въ Морицѣ Саксонскомъ, ея злѣйшемъ врагѣ. Всѣ плоды побѣды при Мюльбергѣ были потеряны на конгрессѣ въ Пассау и на имперскомъ сеймѣ въ Аугсбургѣ, и всѣ мѣры, имѣющія цѣлью свѣтскій и духовный гнетъ, сводятся къ нулю мирными уступками.
Наэтомъ имперскомъ сеймѣ въ Аугсбургѣ Германія распалась на двѣ религіи и на двѣ политическія партіи, распалась лишь теперь, потому что лишь теперь это распаденіе было узаконено. До сихъ поръ на протестантовъ смотрѣли, какъ на простыхъ мятежниковъ; теперь рѣшили относиться къ нимъ, какъ къ братьямъ, не потому, чтобы ихъ признали таковыми, но потому-что были къ этому принуждены. Аугсбургское исповѣданіе могло теперь (стоять наравнѣ съ католической религіей, пользуясь, однако, лишь временнымъ равноправіемъ въ качествѣ терпимой сосѣдки. Каждый свѣтскій имперскій чинъ получилъ право объявить религію, которую онъ самъ исповѣдывалъ, господствующей и единственной, въ своихъ владѣніяхъ и преслѣдовать свободное исповѣданіе всякой другой. Каждому подданному разрѣшалось покинуть страну, гдѣ его религія была угнетена. Такимъ образомъ, теперь лишь въ первый разъ добилось ученіе Лютера положительной санкціи и если оно пресмыкалось во прахѣ гдѣ нибудь въ Баваріи или Австріи, то могло зато найти утѣшеніе въ томъ, что оно царило въ Саксоніи и въ Тюрингіи. Но только го, сударь могъ рѣшить — какая религія допускается въ его владѣніяхъ и какая изгоняется изъ нихъ; о подданномъ, который на этомъ имперскомъ сеймѣ не имѣлъ представителей, въ договорѣ не позаботились. Лишь въ духовныхъ владѣніяхъ, гдѣ католическая религія оставалась безусловно господствующей, было предоставлено протестантскимъ подданнымъ (которые уже были таковыми) свободное исповѣданіе ихъ вѣры; но и это было дано лишь въ видѣ личнаго обѣщанія короля римскаго Фердинанда, заключившаго этотъ миръ, — обѣщанія, которое, встрѣтивъ противорѣчіе съ католической стороны, было внесено въ мирный трактатъ съ оговоркой объ этомъ противорѣчіи, и потому не получило никакой законной силы.
Впрочемъ, еслибы причиной общаго несогласія были только теоретическія воззрѣнія, — какъ равнодушно смотрѣли бы всѣ на это несогласіе. Но съ этими воззрѣніями были связаны богатства, саны, права, — обстоятельства, безконечно затруднявшія раздѣлъ. Изъ двухъ братьевъ, до сихъ поръ мирно владѣвшихъ отцовскимъ достояніемъ, одинъ покидалъ теперь отцовскій домъ, — являлась необходимость подѣлиться съ оставшимся братомъ. Отецъ не сдѣлалъ никакихъ распоряженій на случай этого раздѣла, потому что онъ не могъ ничего подобнаго предвидѣть. Богатства церкви были накоплены въ теченіе цѣлаго тысячелѣтія, составившись изъ добровольныхъ пожертвованій предковъ, и эти предки принадлежали уходящему въ такой же степени, какъ и остающемуся. Соединялось право наслѣдованія съ отцовскимъ домомъ или съ отцовской кровью? Пожертвованія были сдѣланы католической церкви, потому что тогда не было еще никакой другой; первенцу — потому что тогда онъ былъ единственнымъ сыномъ. Должно-ли было въ лонѣ церкви признаваться право первородства, какъ въ дворянскихъ родахъ? Было-ли законно предпочтеніе, оказанное одной половинѣ въ тотъ моментъ, когда другой еще не существовало? Могли-ли лютеране быть лишены пользованія достояніемъ, которое скоплялось отъ пожертвованій ихъ же предковъ, — лишены лишь потому, что въ эпоху пожертвованія еще не было никакой разницы между лютеранами и католиками? Обѣ религіозныя партіи выступали другъ противъ друга въ этомъ спорномъ дѣлѣ съ довольно основательными притязаніями, выступаютъ съ ними и до сихъ поръ; но доказать свою правоту было одинаково трудно и той и другой партіи. Право располагаетъ рѣшеніями только для такихъ случаевъ, какіе можно представить себѣ заранѣе, и, быть можетъ, духовныя пожертвованія не принадлежатъ къ таковымъ, — не принадлежатъ, по крайней мѣрѣ, тогда, когда связываютъ требованія жертвователей съ догматическими положеніями; мыслимоли связывать вѣковѣчное пожертвованіе съ измѣняющимся воззрѣніемъ?
Когда право безсильно рѣшить, рѣшаетъ сила; такъ было и въ этомъ случаѣ. Одна часть удержала за собой то, чего у нея нельзя было отнять; другая защищала то, что имѣла. Всѣ епископства и аббатства, секуляризованныя до заключенія мира, остались протестантамъ; но паписты оградили себя оговоркой, что въ будущемъ секуляризацій больше не будетъ. Всякій владѣтель духовнаго учрежденія, непосредственно подчиненнаго имперіи, — курфюрстъ, епископъ или аббатъ теряетъ свои доходы и санъ, какъ только онъ отпадаетъ въ протестантство. Онъ обязанъ тотчасъ же сложить съ себя свое званіе, и капитулъ приступаетъ къ новымъ выборамъ, совершенно такъ же, какъ въ томъ случаѣ, если бы мѣсто его освободилось вслѣдствіе его смерти. На этомъ священномъ якорѣ духовной оговорки", ставившемъ все земное существованіе духовнаго владѣтеля въ зависимость отъ его вѣроисповѣданія, держится до сихъ поръ вся католическая церковь Германіи — и Богъ знаетъ, что сталось бы съ ней, еслибы этотъ якорь не выдержалъ. «Духовная оговорка» выдержала ожесточенное нападеніе протестантскихъ чиновъ, и хотя они въ концѣ концовъ включили ее въ мирный трактатъ, однако потребовали, чтобы было прямо присовокуплено, что соглашеніе обѣихъ партій по этому пункту не состоялось. Могла-ли такая прибавка имѣть для протестантской стороны болѣе обязательную силу, чѣмъ та, какую имѣло для католиковъ обѣщаніе Фердинанда обезпечить свободу протестантскихъ подданныхъ въ духовныхъ владѣніяхъ. Такимъ образомъ въ мирномъ договорѣ было два спорныхъ пункта; они и повели за собой войну.
Такъ обстояло дѣло съ свободой совѣсти и съ духовными владѣніями; въ такомъ же положеніи былъ вопросъ о правахъ и санахъ. Нѣмецкая имперская система была разсчитана на единую церковь, потому что другой не было, когда система создавалась. Въ церкви произошелъ расколъ, имперскій сеймъ распался на двѣ религіозныя партіи, — какъ могла имперская система покоиться отнынѣ исключительно на одной изъ нихъ? Всѣ императоры до сихъ поръ были сынами римской церкви, потому что до сихъ поръ римская церковь въ Германіи не имѣла соперницъ. Но что собственно составляло сущность германскаго императора — связь съ Римомъ или сама Германія, находившая въ этомъ императорѣ свое воплощеніе? Между тѣмъ ко всей Германіи принадлежитъ также и ея протестантская половина; какимъ образомъ можетъ послѣдняя находить свое воплощеніе въ непрерывномъ рядѣ католическихъ императоровъ? Въ высшемъ имперскомъ судѣ нѣмецкіе чины сами судятъ себя, потому что изъ ихъ среды набираются судьи; смыслъ этого учрежденія заключается именно въ сознаніи, что чины сами себя судятъ, что они имѣютъ всѣ равную правоспособность; будетъ-ли это сознаніе полно, если судъ будетъ состоять изъ представителей одной только религіи? То, что въ моментъ основанія этого учрежденія въ Германіи царила единая религія, было случайностью; идея воспрепятствовать одному сословію угнетать на основаніи закона другое — была основной цѣлью учрежденія. Между тѣмъ цѣль эта, очевидно, не будетъ достигнута, если одной религіозной партіи будетъ принадлежать исключительное право судить другую, — можно-ли пожертвовать основной мыслью, если измѣнились лишь случайныя обстоятельства? — Лишь съ большимъ трудомъ добыли протестанты одно мѣсто въ верховномъ судѣ для представителей своего вѣроученія, но не могли добиться равновѣсія голосовъ. Императорской короной не былъ еще увѣнчанъ ни одинъ протестантскій государь.
Вообще какого мнѣнія ни держаться о равенствѣ, установленномъ религіознымъ миромъ въ Аугсбургѣ между двумя нѣмецкими церквами, побѣдительницей была безспорно католическая. Все, что добилась лютеранская, было терпимость; все, что уступила католическая, было уступкою необходимости, но не справедливости. Здѣсь все еще не было мира между двумя равноправными силами; былъ договоръ между господиномъ и неукрощеннымъ мятежникомъ. Изъ этого принципа исходили, кажется, всѣ дѣйствія католической церкви по отношенію къ протестантской, исходятъ какъ будто и до сихъ поръ. Все еще считалось преступленіемъ перейти въ протестантство, ибо для духовнаго владѣтеля это влекло за собой тяжкія потери, опредѣленныя «духовной оговоркой». И впослѣдствіи католическая церковь предпочитала лишь уступать гнету насилія, чѣмъ добровольно и по справедливости отказаться отъ маленькой выгоды, ибо всегда оставалась надежда отобрать отнятое назадъ, и всегда потеря была представляема лишь чѣмъ-то случайнымъ; а отказъ отъ притязанія, право признанное добровольно за протестантами, потрясало самыя основы католической церкви. Даже при заключеніи религіознаго мира этотъ принципъ оставался руководящей нитью. Всѣ уступки, сдѣланныя протестантамъ въ мирномъ договорѣ, были сдѣланы съ оговорками. Все — такъ было прямо сказано въ актѣ — имѣетъ силу лишь до ближайшаго вселенскаго собора, который займется возсоединеніемъ обѣихъ церквей. Лишь тогда, когда эта послѣдняя попытка не увѣнчается успѣхомъ, получить безусловную силу религіозный миръ. Какъ ни малы были надежды на такое возсоединеніе, какъ ни мало заботились о немъ сами католики, выгода заключалась въ томъ, что значеніе мирнаго договора было ограничено хоть такой оговоркой.
Итѣкъ, этотъ религіозный миръ, который долженъ былъ навѣки затушить пламя междоусобія, былъ по существу лишь временной мѣрой, дѣломъ необходимости и уступкой насилію; онъ не былъ продиктованъ закономъ справедливости, не былъ плодомъ новыхъ идей о религіи и свободѣ совѣсти. Такого религіознаго мира не могли дать католики, и — сказать правду — до такого мира не доросли еще и протестанты. Они были далеки отъ того, чтобы выказать по отношенію къ католикамъ полную справедливость; они душили тамъ, гдѣ могли, кальвинистовъ, которые, разумѣется, заслуживали терпимости, въ этомъ лучшемъ смыслѣ, не болѣе остальныхъ, такъ какъ сами также далеки были отъ ея примѣненія. Для такого религіознаго мира не созрѣли еще тѣ времена, и были слишкомъ еще спутаны умы. Какъ могла одна сторона требовать отъ другой того, что сама она была не въ состояніи дать? Все, что спасла или выиграла та или иная религіозная партія въ Аугсбургскомъ мирѣ, было результатомъ ея силы, случайнаго взаимотношенія державъ во время заключенія мира. То, что было пріобрѣтено силой, могло быть охраняемо только силой; стало быть, это политическое равновѣсіе должно было сохраняться и на будущее время — или же миръ терялъ силу. Мечемъ были намѣчены границы между обѣими церквами; мечъ долженъ былъ охранять ихъ и въ будущемъ — или горе сторонѣ, рѣшившейся на мгновеніе положить оружіе! Страницы мирнаго трактата грозили теперь уже страшнымъ будущимъ покою Германіи.
Пока въ имперіи царила временная тишина, и непрочное согласіе какъ будто вновь объединило расторгнутыя части въ одно государственное цѣлое, такъ что на нѣкоторое время вновь возродилось чувство общаго благополучія. Но разрывъ коренился въ самыхъ нѣдрахъ, и моментъ, удобный для возстановленія согласія, промелькнулъ безвозвратно. Какъ ни точно, казалось, установлены правовыя границы обѣими сторонами, онѣ, однако, подвергались весьма разнообразнымъ толкованіямъ. Въ разгарѣ яростной борьбы договоръ опредѣлялъ для враждующихъ сторонъ лишь временное перемиріе; онъ прикрылъ пожаръ, но не погасилъ его, и неудовлетворенныя притязанія были равно удѣломъ обѣихъ партій. Католикамъ казалось, что они потеряли слишкомъ много; евангелистамъ — что они добыли слишкомъ мало. Обѣ стороны искали исхода въ томъ, что, не имѣя возможности нарушить миръ, толковали. его согласно своимъ видамъ.
То самое могучее побужденіе, благодаря которому столь многіе протестантскіе государи склонились къ принятію ученія Лютера, а именно секуляризація духовныхъ имуществъ, осталось и послѣ заключенія мира въ той же силѣ, что и раньше; и всѣ подчиненныя учрежденія, не попавшія еще въ ихъ руки, должны были перейти къ нимъ. Вся нижняя Германія была съ чрезвычайной быстротой секуляризована, и, если въ верхней Германіи дѣло обстояло иначе, то лишь благодаря живѣйшему сопротивленію католиковъ, которые здѣсь имѣли перевѣсъ. Каждая партія давила или притѣсняла сторонниковъ другой тамъ, гдѣ она была сильнѣй. Особенно тѣснили духовныхъ владѣтелей, какъ слабѣйшихъ членовъ имперіи, ихъ некатолическіе сосѣди, побуждаемые неутомимой жаждой расширять свои владѣнія. Кто былъ слишкомъ слабъ, чтобы противоставить насилію физическую силу, тотъ бѣжалъ подъ охрану закона, и жалобы на протестантскихъ владѣтелей накоплялись въ имперскомъ судѣ, который былъ готовъ преслѣдовать преступную сторону своими рѣшеніями, но былъ слишкомъ слабъ, чтобы дать имъ какую нибудь силу. Миръ, давшій чинамъ имперіи полную свободу совѣсти, до нѣкоторой степени позаботился также и о подданномъ, которому онъ даровалъ право свободно покидать страну, въ которой его религія подвергалась преслѣдованіямъ. Но отъ насилій, которымъ подвергался ненавистный подданный со стороны своего властелина, отъ невыразимыхъ мученій, какими затруднялось его переселеніе, отъ искусно разставленныхъ тенетъ, какими хитрость въ союзѣ съ силой можетъ опутать умы людей, — отъ всего этого мертвая буква мирнаго договора не могла охранить никого. Католическій подданный протестантскихъ государей громко жаловался на нарушенія религіознаго мира; евангелическій еще громче жаловался на стѣсненія, какія онъ испытывалъ отъ своихъ католическихъ государей. Ожесточеніе и озлобленіе богослововъ разжигало души и обостряло всякую мелочь, какъ бы ни была она ничтожна сама по себѣ; хорошо еще, когда эта богословская ярость изливалась на общаго религіознаго врага, не обрызгивая ядомъ своего собственнаго единовѣрца. Для того, чтобы удержать обѣ враждующія партіи въ равновѣсіи и такимъ образомъ продолжить миръ, было бы доста-точно единства протестантовъ между собой; но въ довершеніе общей смуты вскорѣ испарилось и это единство. Ученіе, распространенное Цвингли въ Цюрихѣ и Кальвиномъ въ Женевѣ, вскорѣ стало прочно водворяться и въ Германіи, и поселять раздоры между протестантами, такъ что между ними едва-ли оставалось что-либо общее кромѣ общей ненависти къ папству. Протестанты этой эпохи уже не были похожи на тѣхъ, которые полвѣка тому назадъ изложили свое исповѣданіе въ Аугсбургѣ, и причиной перемѣны является именно это самое аугсбургское исповѣданіе. Оно поставило протестантской религіи извѣстныя границы, прежде чѣмъ пробудившійся духъ изслѣдованія могъ мириться съ этими границами, и протестанты незамѣтно потеряли часть преимуществъ, которыя имъ обезпечивало отпаденіе отъ папства. Одинаковыхъ жалобъ на римскую іерархію и на злоупотребленія въ римской церкви, равнаго неодобренія римскаго ученія было бы совершенно достаточно для того, чтобы объединить протестантсткую церковь; но они искали этого объединительнаго начала въ новой положительной религіозной системѣ, полагая въ ней отличительный признакъ, преимущество, сущность ихъ церкви и относя исключительно къ ней договоръ, заключенный съ католиками. Религіозный миръ они заключили лишь въ качествѣ приверженцевъ опредѣленной религіи; одни только приверженцы этой религіи могли пользоваться благодѣяніями этого мира. Такимъ образомъ, каковъ бы ни былъ исходъ, единовѣрцамъ было равно плохо. Требованіе оказывать слѣпое повиновеніе религіознымъ постановленіямъ надолго ограничивало духъ изслѣдованія; несогласія въ толкованіи установленной формулы были гибелью объединяющаго начала. Къ несчастію, произошло и то и другое, и приходилось считаться съ печальными послѣдствіями того и другого. Одна партія держалась твердо перваго аугсбургскаго исповѣданія, и если кальвинисты отступили отъ него, то лишь для того, чтобы такимъ же образомъ замкнуться въ новомъ вѣроученіи. Протестанты не могли доставить своему общему врагу лучшаго предлога, чѣмъ это несогласіе, и болѣе утѣшительнаго зрѣлища, чѣмъ взаимное ожесточеніе, съ какимъ они преслѣдовали другъ друга. Кто могъ ставить католикамъ въ вину, что они находили смѣшной наглость, съ которой эти преобразователи вѣры выставляли себя провозвѣстниками единственно истинной религіи? Вѣдь оружіе въ борьбѣ противъ протестантовъ они брали ни у кого другого, какъ у самихъ протестантовъ; вѣдь эти противорѣчія укрѣпляли ихъ въ вѣрѣ въ авторитетъ своей религіи, за которую говорила отчасти почтенная старина и еще болѣе почтенное большинство. Но протестантамъ пришлось испытать еще болѣе серьезныя послѣдствія своихъ несогласій. Религіозный миръ имѣлъ въ виду исключительно единовѣрцевъ, и католики требовали теперь объясненія, кого же именно считаютъ протестанты своимъ единовѣрцемъ? Совѣсть не позволяла евангелистамъ принять въ свою среду реформатовъ; между тѣмъ они не могли исключать ихъ изъ нея, не превращая полезнаго друга въ опаснаго врага. Это злополучное разногласіе проложило путь махинаціямъ іезуитовъ, которые постарались посѣять недовѣріе между обѣими партіями и разрушить единство въ ихъ мѣропріятіяхъ. Связанные двойнымъ страхомъ предъ католиками и предъ своими протестантскими противниками, протестанты навсегда потеряли невозвратный моментъ, когда возможно еще было отвоевать для ихъ церкви права, равныя съ римской. И всѣхъ этихъ затрудненій они могли бы избѣжать; отпаденіе реформатовъ не причинило бы ни малѣйшаго ущерба общему дѣлу, если бы основы для соединенія искали не въ разныхъ аугсбургскихъ исповѣданіяхъ и иныхъ махинаціяхъ, а въ совмѣстномъ отдаленіи отъ папства.
Но какъ ни велики были несогласія въ разныхъ отношеніяхъ, въ одномъ однако были всѣ согласны: въ томъ, что безопасность, достигнутая посредствомъ равновѣсія силъ, можетъ быть въ будущемъ сохранена только этимъ же равновѣсіемъ. Нескончаемыя новшества въ одной партіи и противодѣйствіе другой поддерживали вниманіе обѣихъ сторонъ, и содержаніе религіознаго мира было поводомъ къ вѣчному спору. Каждый шагъ противной партіи имѣлъ въ виду нарушеніе мира, каждый шагъ, сдѣланный своими, дѣлался для сохраненія этого мира. Не всѣ дѣйствія католиковъ имѣли цѣлью нападеніе, какъ ихъ обвиняла противная партія; многое изъ того, что они дѣлали, вызывалось необходимостью. Протестанты показали недвусмысленнымъ образомъ, чѣмъ рискуютъ католики, если на ихъ долю выпадаетъ несчастье быть побѣжденной стороной. Жадные взоры протестантовъ, съ вожделѣніемъ прикованные къ духовнымъ владѣніямъ, не давали имъ никакой надежды на пощаду, ихъ собственная ненависть не дозволяла имъ надѣяться на великодушіе и терпимость.
Но и протестантовъ трудно было винить въ томъ, что они мало довѣряли честности папистовъ. Вѣроломное и варварское отношеніе къ ихъ единовѣрцамъ въ Испаніи, Франціи и Нидерландахъ, позорное обыкновеніе католическихъ государей прибѣгать къ папскому разрѣшенію отъ священнѣйшихъ клятвенныхъ обѣщаній, гнусный принципъ, по которому считалось позволительнымъ не соблюдать обѣщаній, данныхъ еретику, — лишили католическую церковь нравственнаго авторитета въ глазахъ честныхъ людей. Никакое обѣщаніе, никакая клятва въ устахъ паписта не могла успокоить протестанта. Какъ могъ сдѣлать это религіозный миръ, который іезуиты открыто провозглашали во всей Германіи лишь временной уступкой, кото рая былаторжественно отвергнута въ самомъ Римѣ?
Вселенскій соборъ, обусловленный въ мирномъ договорѣ, собрался между тѣмъ въ Тридентѣ; но, какъ и можно было ожидать, онъ не соединилъ враждующихъ религій, не сдѣлалъ ни одного шага къ этому соединенію; въ числѣ его участниковъ не было ни одного протестанта. Теперь протестанты были торжественно прокляты церковью, за представителей которой выдавали себя члены собора. Могъ-ли свѣтскій и къ тому же вынужденный силою оружія договоръ, опиравшійся на условіе, какъ будто отмѣненное заключеніемъ собора, дать протестантамъ достаточно продолжительную безопасность предъ лицомъ церковнаго проклятія? Такимъ образомъ былъ созданъ какъ бы призракъ права, на который могли опираться католики, еслибы они почувствовали себя достаточно сильными, чтобы нарушить религіозный миръ; отнынѣ протестантовъ не охраняло ничто кромѣ уваженія къ ихъ силѣ.
Къ этому присоединялись многія обстоятельства, усиливавшія недовѣріе. Испанія, на которую опиралась сила католической Германіи, вела съ Нидерландами яростную войну, привлекшую ядро испанской арміи на границы Германіи. Какъ легко могла оказаться эта армія въ предѣлахъ имперіи, еслибы рѣшительный ударъ потребовалъ здѣсь ея присутствія! Германія была тогда арсеналомъ всѣхъ европейскихъ державъ. Вслѣдствіе религіозной войны здѣсь скопилась масса солдатъ, которые во время мира сидѣли безъ хлѣба. Каждый изъ многочисленныхъ независимыхъ государей могъ легко навербовать войско, а затѣмъ изъ корыстолюбія или изъ партійности отдать его другой державѣ. Посредствомъ нѣмецкихъ войскъ велъ Филиппъ II войну съ Нидерландами, которые въ свою очередь защищались нѣмецкими войсками. Каждый такой рекрутскій наборъ въ Германіи пугалъ какую нибудь изъ религіозныхъ партій; онъ могъ имѣть цѣлью только ея притѣсненія. Странствующій посолъ, чрезвычайный папскій легатъ, съѣздъ государей, всякое необычайное явленіе, очевидно, готовило гибель той или другой сторонѣ. Въ такомъ положеніи находилась Германія въ теченіе цѣлой половины столѣтія, не отрывая руки отъ меча, въ ужасѣ вздрагивая отъ всякаго ничтожнаго шороха.
Въ эту критическую эпоху имперіей правили Фердинандъ I, король венгерскій, и его превосходный сынъ Максимильянъ II. Съ глубокой искренностью и съ терпѣніемъ поистинѣ героическимъ старался Фердинандъ заключить религіозный миръ въ Аугсбургѣ и терялъ силы надъ неудачной попыткой возсоединить церкви на тридентскомъ соборѣ. Этому императору, оставленному безъ поддержки его племянникомъ Филиппомъ испанскимъ и тѣснимому въ то же время въ Семиградьи и Венгріи побѣдоносными войсками турокъ, разумѣется не могло придти въ голову нарушить религіозный миръ и уничтожить свое созданіе, стоившее ему такихъ усилій. Громадныя издержки на нескончаемую турецкую войну не могли быть покрыты скудными доходами съ его истощенныхъ наслѣдственныхъ владѣній; ему необходима была помощь имперіи, а распавшееся государство могло быть сковано во единое цѣлое лишь религіознымъ миромъ. Съ точки зрѣнія экономическихъ потребностей, протестанты были ему не менѣе нужны, чѣмъ католики, и онъ былъ вынужденъ обращаться съ обѣими сторонами съ равной справедливостью, которая при столь противорѣчивыхъ требованіяхъ была поистинѣ непосильною задачею. Желанія его были чрезвычайно далеки отъ исполненія: его уступки протестантамъ явились лишь причиной войны, которая, пощадивъ его самого, выпала на долю его внуковъ. Не болѣе его былъ счастливъ его сынъ Максимильянъ, которому, быть можетъ, помѣшала лишь сила обстоятельствъ и не достало болѣе долгой жизни, чтобы возвести новую религію на тронъ имперіи. Отца учила щадить протестантовъ необходимость; необходимость и справедливость учили этому его сына. Внукъ дорого поплатился за то, что онъ не внялъ голосу справедливости и не покорился требованіямъ необходимости.
Шесть сыновей оставилъ Максимильянъ, но лишь старшій изъ нихъ, эрцгерцогъ Рудольфъ, унаслѣдовалъ его владѣнія и вступилъ на императорскій тронъ; остальные братья получили небольшіе удѣлы. Немногія владѣнія принадлежали боковой линіи и перешли къ ихъ дядѣ Карлу штирійскому; но и они, при его сынѣ Фердинандѣ II, соединились съ остальными наслѣдственными землями Австріи. Такимъ образомъ, не считая этихъ земель, вся могучая вотчина австрійскаго дома соединилась теперь въ одной рукѣ, — къ несчастію, совершенно безсильной.
Рудольфъ II не былъ лишенъ добродѣтелей, которыя могли снискать ему общую любовь, еслибы на долю его выпалъ жребій частнаго человѣка. Характеръ его былъ мягокъ; онъ любилъ миръ и увлекался науками — особенно астрономіей, естествовѣдѣніемъ, химіей и археологіей съ страстнымъ интересомъ, который, однако, въ тотъ моментъ, когда критическое положеніе вещей требовало его напряженнѣйшаго вниманія и его истощенные финансы дѣлали необходимой величайшую бережливость, — отвлекалъ его отъ государственныхъ дѣлъ и вызывалъ въ немъ пагубную расточительность. Его интересъ къ астрономіи терялся въ астрологическихъ мечтаніяхъ, которымъ такъ легко предается духъ меланхолическій и робкій. Это обстоятельство — въ связи съ юностью, проведенною въ Испаніи, — открывало доступъ злѣйшимъ совѣтамъ іезуитовъ и внушеніямъ испанскаго двора, которыя въ концѣ концовъ овладѣли имъ съ неограниченной силой. Увлекаемый диллетантствомъ, столь мало достойнымъ его высокаго сана, и постоянно устрашаемый смѣшными предсказаніями, онъ былъ по испанскому обычаю невидимъ для своихъ подданныхъ, скрываясь среди своихъ рѣзныхъ камней и древностей, въ своей лабораторіи, въ своей конюшнѣ — въ то время, какъ страшная вражда разрывала всѣ узы, связующія государственный организмъ Германіи, и пламя мятежа начало охватывать уже ступени его трона. Доступъ къ нему былъ закрытъ для всѣхъ безъ исключенія. Важнѣйшія дѣла лежали неразрѣшенными, надежды на богатое испанское наслѣдство погибли, потому что онъ не рѣшился предложить свою руку инфантѣ Изабеллѣ; имперіи грозила ужаснѣйшая анархія, потому что невозможно было добиться отъ него позволенія выбрать короля римскаго, хотя у него самого не было наслѣдниковъ. Австрійскіе земскіе чины отказали ему въ повиновеніи, Венгрія и Семиградье вырвались изъ-подъ его руки, и Богемія не замедлила послѣдовать ихъ примѣру. Наслѣдникамъ нѣкогда столь страшнаго Карла V грозила опасность уступить одну часть своихъ владѣній туркамъ, другую протестантамъ, и погибнуть въ борьбѣ съ страшнымъ международнымъ союзомъ, сплотившимся противъ нихъ вокругъ великаго европейскаго монарха. Въ нѣдрахъ Германіи происходило то, что искони бываетъ тамъ, гдѣ трону недостаетъ императора или императору — государственнаго ума. Обиженные или оставленные безъ помощи главой имперіи, чины обходились своими средствами, стараясь союзами замѣнить недостающій авторитетъ императора. Германія раздѣляется на двѣ партіи, стоящія другъ противъ друга въ полной боевой готовности; бездѣятельный и никому ненужный, равно неспособный разсѣять первую и властвовать надъ второй, стоитъ между обѣими партіями Рудольфъ, презираемый противникъ одной и безсильный защитникъ другой. Да и чего могла ожидать Германія отъ государя, который даже свои собственныя владѣнія не могъ охранить отъ внутренняго врага. Для того, чтобы спасти австрійскую династію отъ полной гибели, противъ него вынужденъ былъ выступить его собственный домъ, и во главѣ могущественнаго заговора становится его братъ. Изгнанный изъ всѣхъ своихъ владѣній, онъ можетъ потерять лишь одно на свѣтѣ — свой императорскій тронъ, и только своевременная смерть спасаетъ его отъ этого послѣдняго позора.
Истиннымъ несчастіемъ для Германіи было то, что какъ разъ въ эту критическую эпоху, когда лишь тонкій умъ и могучая рука могли спасти миръ имперіи, императоромъ ея оказался Рудольфъ. Въ болѣе спокойное время государственный организмъ Германіи оправился бы самъ собой, и Рудольфъ, какъ и многіе другіе, облеченные его саномъ, скрылъ бы въ таинственномъ полумракѣ свою позорную духовную наготу. Его неспособность была обнаружена лишь крайней необходимостью въ достоинствахъ, какихъ у него не было. Положеніе Германіи требовало императора, который своей силой осуществлялъ бы свои рѣшенія; между тѣмъ, какъ ни велики были собственныя владѣнія Рудольфа, они находились въ такомъ положеніи, что могли приводить своего государя лишь въ крайнее замѣшательство. Правда, австрійскіе государи были католиками и даже столпами папства; но ихъ владѣнія далеко не могли считаться католическими землями. И въ эти страны проникли новыя воззрѣнія, и, подъ покровомъ стѣсненнаго положенія Фердинанда и доброты Максимильяна, они быстро распространились здѣсь. Въ австрійскихъ земляхъ происходило въ малыхъ размѣрахъ то, что въ Германіи имѣло мѣсто въ большомъ видѣ. Большая часть дворянства и рыцарства принадлежала къ евангелическому исповѣданію, и въ городахъ протестанты также получили перевѣсъ. Послѣ того, какъ протестантамъ удалось провести нѣкоторыхъ изъ своей среды въ земское управленіе, они стали захватывать незамѣтно одинъ земскій округъ за другимъ, одну коллегію за другой, вытѣсняя отовсюду католиковъ. Противъ многочисленныхъ представителей дворянства, рыцарства и городовъ былъ въ ландтагѣ слишкомъ слабъ голосъ немногихъ священнослужителей, въ концѣ концовъ совершенно замолкшій подъ вліяніемъ непристойнаго издѣвательства и обиднаго презрѣнія остальныхъ. Такимъ образомъ весь австрійскій ландтагъ сталъ незамѣтно протестантскимъ, и реформація быстрыми шагами подвигалась къ открытому господству. Государь зависѣлъ отъ земскихъ чиновъ, потому что въ ихъ власти было отмѣнять и установлять новые налоги. Они воспользовались стѣсненнымъ денежнымъ положеніемъ, въ которомъ находились Фердинандъ и его сынъ, чтобы добиться отъ этихъ государей одной уступки за другой въ дѣлѣ свободы совѣсти. Наконецъ, Максимильянъ даровалъ дворянству и рыцарству право свободнаго исповѣданія ихъ религіи, но лишь въ предѣлахъ ихъ владѣній и замковъ. Неукротимый фанатизмъ протестантскихъ проповѣдниковъ вскорѣ переступилъ границы благоразумія. Вопреки прямому воспрещенію, многіе изъ нихъ произносили проповѣди въ провинціальныхъ городахъ и даже въ Вѣнѣ, и народъ толпами стекался слушать это новое евангеліе, лучшую приправу котораго составляли непристойности и брань. Такимъ образомъ, фанатизмъ имѣлъ постоянную пищу, и ненависть обѣихъ, столь близкихъ другъ другу церквей отравлялась ядомъ бѣшенаго изувѣрства.
Среди наслѣдственныхъ владѣній австрійскаго дома, самымъ ненадежнымъ и неустойчивымъ была Венгрія съ Семиградьемъ. Невозможность охранять обѣ эти страны отъ столь близкой и столь могущественной турецкой имперіи довела уже Фердинанда до позорнаго шага — до согласія посредствомъ взноса ежегодной дани признать верховенство Турціи надъ Семиградьемъ: пагубное признаніе своего безсилія и роковой соблазнъ для безпокойнаго дворянства, которое видѣло въ этомъ причину быть недовольнымъ своимъ господиномъ. Венгерцы подчинились австрійскому дому не безусловно; за ними оставался свободный выборъ государя, и они упорно требовали всѣхъ государственныхъ правъ, которыя неразрывно связаны съ такой свободой выбора. Близкое сосѣдство турецкой монархіи и легкость безнаказанно мѣнять своего господина укрѣпляли еще болѣе упорство магнатовъ; недовольные австрійскимъ правленіемъ, они бросались въ объятія османовъ; неудовлетворенные этими — они возвращались подъ руку нѣмецкаго государя. Частые и быстрые переходы отъ одного властелина къ другому сообщились также ихъ образу мыслей; подобно тому, какъ страна ихъ постоянно колебалась между нѣмецкимъ и оттоманскимъ верховенствомъ, блуждали и ихъ мысли между измѣной и покорностью. Чѣмъ несчастнѣе чувствовали себя обѣ страны въ приниженномъ положеніи провинцій иноземной-монархіи, тѣмъ неутолимѣе становилось желаніе быть подъ рукой властелина изъ ихъ среды; такимъ образомъ, предпріимчивый дворянинъ могъ-бы безъ особаго труда добиться ихъ присяги. Съ полной готовностью предлагалъ ближайшій турецкій наша мятежнику противъ Австріи скипетръ и корону; съ такой-же готовностью утверждали въ Австріи за другимъ провинціи, которыя онъ отнялъ у Порты, радуясь, что такимъ образомъ сохраняется хоть тѣнь верховенства и создается новый оплотъ противъ Турціи. Многіе изъ такихъ магнатовъ, Баторій, Бошкай, Рагочи, Бетленъ, перебывали такимъ образомъ королями въ Семиградьи и въ Венгріи, держась на тронѣ благодаря одной неизмѣнной политикѣ: соединяться съ врагомъ, чтобы устрашать своего властелина.
Всѣ трое владыкъ Семиградья и Венгріи: Фердинандъ, Максимильянъи Рудольфъ, высасывали сокй изъ своихъ остальныхъ земель, чтобы защитить первыя отъ нашестія турокъ и отъ внутреннихъ возстаній. Опустошительныя войны смѣнялись въ этихъ странахъ краткими перемиріями, которыя были хуже войнъ. Истощенная и ограбленная, лежалавъ изнеможеніи страна, и истерзанный гражданинъ ея терпѣлъ равно и отъ своихъ враговъ, и отъ своихъ защитниковъ. И въ эти страны проникла реформація, и подъ защитой свободы, которою пользовались чины, подъ прикрытіемъ смуты она дѣлала здѣсь замѣтные успѣхи. Теперь задали неосторожно и религію, и духъ политической крамолы сталъ опаснѣе въ связи съ религіознымъ фанатизмомъ. Подъ предводительствомъ смѣлаго мятежника Бокшая семиградское и венгерское дворянство подымаетъ знамя возстанія. Венгерскіе мятежники собирались соединиться съ недовольными протестантами Австріи, Моравіи и Богеміи и увлечь всѣ эти страны въ страшное общее возстаніе. Гибель австрійскаго дома была бы тогда несомнѣнна, гибель папства въ этихъ странахъ неизбѣжна.
Давно уже эрцгерцоги австрійскіе, братья императора, смотрѣли съ молчаливымъ недовольствомъ на упадокъ ихъ дома. Послѣднія замѣшательства опредѣлили ихъ рѣшеніе. Герцогъ Матвѣй, второй сынъ Максимильяна, намѣстникъ Венгріи и вѣроятный наслѣдникъ Рудольфа, взялъ на себя роль спасителя падающаго дома Габсбурговъ. Соблазняемый ложной жаждой славы этотъ принцъ въ юности, вопреки интересамъ своего дома, послѣдовалъ призыву нидерландскихъ мятежниковъ, которые призвали его въ свое отечество на защиту народныхъ вольностей противъ его же родственника Филиппа И. Въ отвѣтъ на этотъ призывъ Матвѣй, который въ голосѣ отдѣльной политической партіи видѣлъ ошибочно голосъ всего нидерландскаго народа, появился въ Нидерландахъ, но успѣхъ его такъ же мало соотвѣтствовалъ желаніямъ брабантцевъ, какъ и его собственнымъ ожиданіямъ, и онъ безславно отказался отъ своего неблагоразумнаго замысла. Тѣмъ почетнѣе было его новое появленіе на политической аренѣ.
Послѣ того, какъ многократныя обращенія его къ императору остались безъ всякаго дѣйствія, онъ созвалъ эрцгерцоговъ, своихъ братьевъ и родичей, въ Пресбургъ на совѣщаніе о томъ, что предпринять въ виду возрастающей опасности для ихъ дома. Единогласно ввѣрили братья ему, какъ старшему, защиту наслѣдія, расточаемаго безумнымъ братомъ. Всю свою власть и всѣ права они отдали въ руки этого старшаго, давъ ему неограниченныя полномочія распоряжаться всѣмъ по своему произволу во имя общаго блага. Матвѣй тотчасъ же началъ переговоры съ Портой и венгерскими мятежниками, и, благодаря его ловкости, удалось посредствомъ мира съ турками сохранить остатки Венгріи, а посредствомъ соглашенія съ мятежниками — права Австріи на потерянныя провинціи. Но Рудольфъ, столь же ревнивый къ своему самодержавному верховенству, сколько безсильный защитить его, замедляетъ утвержденіе мира, въ которомъ онъ видитъ преступное покушеніе на свои державныя права. Онъ обвиняетъ эрцгерцога въ заговорѣ съ непріятелемъ и въ предательскихъ разсчетахъ на венгерскую корону.
Дѣятельность Матвѣя была, въ сущности, менѣе всего свободна отъ своекорыстныхъ намѣреній; но поведеніе императора ускорило выполненіе этихъ намѣреній. Убѣжденный въ преданности благодарныхъ венгерцевъ, которымъ онъ даровалъ недавно миръ, увѣренный своими уполномоченными въ вѣрности дворянства и опираясь въ самой Австріи незначительное число сторонниковъ, онъ рѣшается открыто выступить со своими намѣреніями и съ оружіемъ въ рукахъ покончить дѣла съ императоромъ. Австрійскіе и моравскіе протестанты, давно уже готовые къ возстанію и соблазняемые свободой совѣсти, обѣщанной эрцгерцогомъ, прямо и открыто принимаютъ его сторону, и давно уже угрожавшій союзъ ихъ съ мятежными венгерцами переходитъ въ дѣйствительность. Сразу образуется страшный заговоръ противъ императора. Слишкомъ поздно рѣшается онъ исправить свою ошибку; напрасно пытается онъ уничтожить этотъ пагубный союзъ. Все взялось за оружіе. Венгрія, Австрія и Моравія принесли присягу Матвѣю, который уже находится на пути въ Богемію, чтобы здѣсь найти императора въ его замкѣ и сразу перерѣзать жизненный нервъ его могущества.
Королевство Богемское было для Австріи не болѣе спокойнымъ владѣніемъ, чѣмъ Венгрія, съ той только разницей, что здѣсь раздоръ поддерживали болѣе политическія причины, тамъ — болѣе религіозныя. Въ Богеміи за сто лѣтъ до Лютера загорѣлось первое пламя религіозной войны, въБогеміи черезъ сто лѣтъ послѣ Лютера вспыхнулъ пожаръ тридцатилѣтней войны. Секта, созданная Іоанномъ Гуссомъ, все еще жила съ тѣхъ поръ въ Богеміи въ согласіи съ римской церковью въ обрядѣ и вѣроученіи, за исключеніемъ только вопроса о причастіи, которое гусситы принимали подъ обоими видами; это право дано было на Базельскомъ соборѣ послѣдователямъ Гусса (богемскіе компактаты), и, хотя папы впослѣдствіи не признавали его, гусситы продолжали все-таки пользоваться имъ подъ охраной законовъ. Такъ какъ употребленіе чаши было единственнымъ внѣшнимъ отличительнымъ праздникомъ этой секты, то приверженцы ея были извѣстны подъ именемъ утраквистовъ (принимающихъ причастіе подъ обоими видами), и они охотно носили это имя, напоминавшее имъ Дорогое для нихъ право. Но подъ этимъ именемъ скрывалась также гораздо болѣе строгая секта богемскихъ и моравскихъ братьевъ, которые расходились съ господствующею церковью въ гораздо болѣе важныхъ пунктахъ и имѣли много общаго съ нѣмецкими протестантами. У тѣхъ и у другихъ нѣмецкія и швейцарскія религіозныя преобразованія имѣли большой успѣхъ, и названіе утраквистовъ, подъ которымъ они все еще ловко скрывали свое измѣненное вѣроученіе, спасало ихъ отъ преслѣдованій.
Собственно говоря, съ настоящими утраквистами у нихъ не было ничего общаго, кромѣ названія. Въ сущности они были настоящіе протестанты. Въ твердой надеждѣ на поддержку своихъ могущественныхъ единовѣрцевъ и на терпимость императора, они рѣшились во время правленія Максимильяна выступить открыто съ своими истинными воззрѣніями. По примѣру нѣмцевъ, они основали свое собственное вѣроученіе, въ которомъ какъ лютеране, такъ и реформаты могли узнать свои религіозныя воззрѣнія, и требовали, чтобы это новое вѣроисповѣданіе получило всѣ привилегіи прежней утраквистской церкви. Эта просьба встрѣтила сопротивленіе ихъ католическихъ согражданъ, и они вынуждены были удовлетвориться однимъ словомъ обѣщанія изъ устъ императора.
Пока жилъ Максимильянъ, они пользовались полной свободой и съ новымъ формулированіемъ своего вѣроученія; при его преемникахъ дѣло измѣнилось. Появился императорскій эдиктъ, которымъ отмѣнялась свобода вѣроисповѣданія для такъ называемыхъ богемскихъ братьевъ. Богемскіе братья ни въ чемъ не отличались отъ остальныхъ утраквистовъ; стало быть, суровый эдиктъ долженъ былъ быть распространенъ на всѣхъ ихъ чешскихъ единовѣрцевъ. Поэтому всѣ выступили въ ландтагѣ противъ императорскаго повелѣнія, но не имѣли возможности бороться съ нимъ. Императоръ и католическіе чины опирались на компактаты и на богемское земское право, гдѣ, разумѣется, не было никакихъ оговорокъ въ пользу религіи, за которую не стоялъ еще тогда голосъ народа. Но какъ многое измѣнилось съ тѣхъ поръ! То, что было тогда незначительной сектой, стало теперь господствующей церковью; и, разумѣется, желаніе держать новую религію подъ гнетомъ старыхъ узаконеній было пустой придиркой. Чешскіе протестанты ссылались на устное обѣщаніе Максимильяна и на религіозную свободу нѣмцевъ, отъ которыхъ они ни въ чемъ не хотѣли отстать. Все было напрасно, — они получили рѣшительный отказъ.
Такъ обстояли дѣла въ Богеміи, когда Матвѣй, уже властелинъ Венгріи, Австріи и Моравіи, появился у Коллина, чтобы возмутить и чеховъ противъ императора. Критическое положеніе послѣдняго достигло высшей степени. Покинутый остальными своими наслѣдственными владѣніями, онъ полагалъ послѣднюю надежду на чеховъ, которые, какъ можно было предвидѣть раньше, не могли упустить случая воспользоваться его стѣсненнымъ положеніемъ для осуществленія своихъ старыхъ требованій. Послѣ многолѣтняго промежутка онъ вновь открыто показался въ Прагѣ на ландтагѣ; для того, чтобы показать народу, что онъ дѣйствительно еще живъ, во время шествія его пришлось открыть во дворцѣ всѣ окна: лучшее свидѣтельство, до чего дошло дѣло. Случилось то, чего онъ боялся. Чины Богеміи, почувствовавъ свою силу, ни на что не соглашались, пока имъ необезпечатъ вполнѣ ихъ земскихъ привилегій и религіозной свободы. Напрасно были попытки увернуться путемъ старыхъ уловокъ; судьба императора была въ ихъ рукахъ, и онъ долженъ былъ подчиниться необходимости. Но они добились его согласія только на прочія свои требованія; дѣла религіозныя онъ откладывалъ до ближайшаго ландтага.
Теперь чехи взялись за оружіе для защитъ! императора, и кровавая усобица должна была вспыхнуть между двумя братьями. Но Рудольфъ, который ничего такъ не боялся, какъ этой рабской зависимости отъ своихъ чиновъ, не ждалъ войны, но поспѣшилъ покончить миромъ съ эрцгерцогомъ, своимъ братомъ. По формальному отреченію онъ отдавалъ ему все, чего и такъ не могъ бы получить обратно — Австрію и королевство венгерское — и признавалъ его своимъ наслѣдникомъ на богемскомъ престолѣ.
Выйдя столь дорогой цѣной изъ этого стѣснительнаго положенія, императоръ тотчасъ-же запутался снова. Религіозныя дѣла Богеміи были отложены до ближайшаго ландтага; этотъ ландтагъ былъ созванъ въ 1609 г. Здѣсь требовали той-же свободы вѣроисповѣданія, что и при прежнемъ императорѣ, собственной консисторіи, передачи протестантамъ пражской академіи и разрѣшенія выбирать изъ своей среды дефензоровъ или защитниковъ свободы. Отвѣтъ остался все тотъ-же: католическая сторона связывала всѣ рѣшенія робкаго императора. Сколько ни возобновляли чины свои многократныя требованія, сопровождаемыя угрозами, Рудольфъ упорно держался своего прежняго рѣшенія: не давать ничего сверхъ установленнаго старыми договорами. Ландтагъ разошелся, не добившись ничего, и чины, возмущенные императоромъ, рѣшили устроить собственный сеймъ въ Прагѣ, чтобы обойтись своими средствами.
Они съѣхались въ Прагѣ въ большомъ количествѣ. Вопреки воспрещенію императора, совѣщанія происходили чуть не на его глазахъ. Уступчивость, которую онъ началъ выказывать, показывала имъ. какъ ихъ боятся, и усиливала ихъ настойчивость; но въ главномъ вопросѣ онъ оставался непреклоненъ. Они исполнили свои угрозы и серьезно приняли рѣшеніе — самовластно установить вездѣ свободное исполненіе обрядовъ своей религіи и до тѣхъ поръ отказывать императору въ удовлетвореніи его требованій, пока онъ не утвердитъ этого постановленія. Они пошли дальше и выбрали дефензоровъ, въ которыхъ имъ отказывалъ императоръ. Было назначено по десять человѣкъ отъ каждаго изъ трехъ сословій; было рѣшено какъ можно скорѣе, набрать войска, причемъ генералъ-вахтмейстеромъ былъ назначенъ графъ фонъ Турнъ, глава всего движенія. Этотъ серьезный оборотъ заставилъ, наконецъ, императора согласиться, что рекомендовали ему теперь даже испанцы. Боясь, что доведенные до крайности чехи бросятся, наконецъ, въ объятія королю венгерскому, онъ подписалъ свою замѣчательную «граммату величества», которою они оправдывали передъ преемниками этого императора свое возстаніе. Богемское вѣроисповѣданіе, изложенное чинами передъ императоромъ Максимильяномъ, получало по этому документу совершенно равныя права съ католической церковью. Утраквистамъ, какъ продолжали называть себя чешскіе протестанты, предоставляется пражскій университетъ и собственная консисторія, совершенно независимая отъ архіепископа пражскаго. За ними остаются всѣ церкви, которыми они владѣли въ моментъ изданія акта въ городахъ, деревняхъ и селеніяхъ; если они будутъ имѣть необходимость въ новыхъ церквахъ, то сооруженіе ихъ не должно быть воспрещаемо городамъ, рыцарямъ и дворянству. Послѣднее мѣсто въ документѣ было причиной злополучнаго недоразумѣнія, охватившаго пожаромъ всю Европу.
Грамота величества сдѣлала протестантскую Богемію чѣмъ то вродѣ республики. Чины познали свою силу, основанную на стойкости, согласіи и единодушіи. У императора осталась одна тѣнь его державной власти. Въ лицѣ такъ называемаго «защитника свободы» духъ крамолы получилъ опасную поддержку. Примѣръ и удача Богеміи были соблазнительнымъ примѣромъ для остальныхъ владѣній Австріи, и всѣ считали себя вправѣ добыть такимъ-же путемъ такія-же привилегіи. Духъ свободы проносился изъ одной провинціи въ другую, и такъ какъ причиной удачи протестантовъ были, главнымъ образомъ, раздоры между австрійскими принцами, то позаботились поскорѣе помирить императора съ королемъ венгерскимъ.
Но примиреніе это никогда не могло быть искреннимъ. Оскорбленіе было слишкомъ тяжело, чтобы найти прощеніе, и въ глубинѣ сердца Рудольфъ продолжалъ питать неутолимую ненависть къ Матвѣю. Не могъ онъ отдѣлаться отъ болѣзненно раздражавшей его, неотвязной мысли, что въ концѣ концовъ и богемскій скипетръ перейдетъ въ ненавистныя руки, а надежда на то, что Матвѣй умретъ безъ наслѣдниковъ была для него не слишкомъ утѣшительна: тогда главой рода сдѣлается Фердинандъ, эрцгерцогъ грецскій, котораго онъ любилъ также мало. Имѣя въ виду отрѣзать ему, какъ и Матвѣю, путь къ чешскому престолу, онъ напалъ на мысль передать это наслѣдіе брату Фердинанда, эрцгерцогу Леопольду, епископу нассаусскому, который былъ самымъ любимымъ и наиболѣе преданнымъ ему изъ родственниковъ. Представленія чеховъ о свободѣ избранія своихъ королей и ихъ симпатіи къ Леопольду какъ будто благопріятствовали этому плану, при составленіи котораго на Рудольфа вліяли болѣе его партійность и мстительность, чѣмъ соображенія о благѣ его рода. Но для того, чтобы привести въ исполненіе этотъ проектъ, нужна была военная сила, которую Рудольфъ и сосредоточилъ въ епископствѣ Нассау. Никому не было извѣстно назначеніе этого отряда. Но неожиданное нападеніе солдатъ на Богемію, вызванное, задержкой жалованья и сдѣланное безъ вѣдома императора, а также безобразія, произведенныя здѣсь солдатами, возбудили все королевство; вспыхнуло возстаніе противъ императора. Напрасно послѣдній увѣрялъ чеховъ въ своей невинности — они не вѣрили ему; напрасно пытался онъ остановить своеволіе и неистовства своихъ солдатъ — они не слушались его. Подозрѣвая, что все это клонится къ отмѣнѣ грамоты величества, «защитники свободы» вооружили всю протестантскую Богемію, и Матвѣй былъ вынужденъ рѣшить споръ оружіемъ. Послѣ изгнанія его отряда изъ Пассау, императоръ оставался безпомощный въ Прагѣ, гдѣ его содержали въ его собственномъ замкѣ, какъ плѣнника и удаливъ отъ него всѣхъ его совѣтниковъ. Между тѣмъ Матвѣй среди всеобщаго ликованія торжественно вступилъ въ Прагу, гдѣ вскорѣ затѣмъ Рудольфъ съ чрезвычайнымъ малодушіемъ призналъ его королемъ чешскимъ. Жестоко наказала судьба этого императора: онъ вынужденъ былъ при жизни отдать врагу тронъ, который онъ не хотѣлъ предоставить ему послѣ смерти. Чтобы довершить его униженіе, его заставили собственноручнымъ отреченіемъ освободить всѣхъ своихъ подданныхъ въ Богеміи, Силезіи и Лузаціи отъ всѣхъ ихъ обязанностей по отношенію къ нему; и онъ сдѣлалъ это съ мучительной тоскою. Всѣ покинули его, даже тѣ, чьимъ благодѣтелемъ онъ считалъ себя. Подписавъ актъ, онъ бросилъ шляпу на землю и разгрызъ перо, которое оказало ему такую позорную службу.
Теряя одно свое наслѣдственное владѣніе за другимъ, Рудольфъ былъ не лучшимъ защитникомъ императорскаго сана. Каждая религіозная партія, на которыя распадалась Германія, продолжала стремиться улучшить свое положеніе на счетъ другой или защищаться отъ ея нападеній. Чѣмъ слабѣе была рука, въ которой покоился скипетръ имперіи и чѣмъ свободнѣе чувствовали себя протестанты и католики, тѣмъ напряженнѣе слѣдили они другъ за другомъ, тѣмъ болѣе возрастало ихъ взаимное недовѣріе. Было достаточной причиной для страха протестантовъ и достаточнымъ предлогомъ для враждебнаго отношенія ихъ то, что императоромъ правили іезуиты и испанскіе совѣты. Неразумный фанатизмъ іезуитовъ, которые и въ своихъ сочиненіяхъ и съ церковной каѳедры поселяли сомнѣнія въ дѣйствительности религіознаго мира, разжигалъ недовѣріе протестантовъ и заставлялъ ихъ въ каждомъ безразличномъ шагѣ католиковъ видѣть опасность. Все, что предпринималось въ личныхъ владѣніяхъ императора для ограниченія евангелическаго вѣроисповѣданія, возбуждало вниманіе всей протестантской Германіи, и та могучая поддержка, которую евангелическіе подданные Австріи нашли или надѣялись найти въ своихъ единовѣрцахъ въ остальной Германіи, была въ значительной степени причиной ихъ упорства и быстраго успѣха Матвѣя. Въ имперіи были увѣрены, что продолжительность религіознаго мира объясняется только стѣсненнымъ положеніемъ императора, и потому никто не спѣшилъ вывести его изъ этого тягостнаго положенія.
Почти всѣ дѣла имперскаго сейма оставались безъ движенія по безпечности императора или по винѣ протестантскихъ имперскихъ чиновъ, которые поставили себѣ за правило ничего не дѣлать для общихъ нуждъ государства, пока не будутъ удовлетворены ихъ жалобы. Эти жалобы относились главнымъ образомъ къ темнымъ сторонамъ управленія, къ нарушеніямъ религіознаго мира и къ новымъ проявленіямъ произвола со стороны придворнаго императорскаго суда, который за послѣднее царствованіе сталъ расширять свою юрисдикцію въ ущербъ правамъ имперскаго суда. До сихъ поръ всѣ процессы между чинами, не поконченные кулачнымъ правомъ, рѣшались въ незначительныхъ случаяхъ самимъ императоромъ единолично, въ болѣе важныхъ — при участіи союзныхъ государей или, наконецъ, императорскими придворными судьями по порученію императора. Въ концѣ пятнадцатаго вѣка императоры передали эту верховную судебную власть постоянному правильному трибуналу, такъ называемому каммергерихту въ Шпейерѣ, гдѣ, во избѣжаніе произвола императора, засѣдали также выборные отъ имперскихъ чиновъ, которые равнымъ образомъ выговорили себѣ право подвергать приговоры суда періодическимъ ревизіямъ. Это право чиновъ (называемое презантаціоннымъ и визитаціоннымъ правомъ) религіозный миръ распространилъ также на протестантовъ, такъ что отнынѣ въ протестантскихъ дѣлахъ приговоръ произносился при участіи протестантскихъ судей, и въ верховномъ судилищѣ водворилось видимое равновѣсіе между обѣими религіями.
Но враги реформаціи и политической свободы въ погонѣ за каждымъ обстоятельствомъ, благопріятствующимъ ихъ цѣлямъ, быстро нашли способъ уничтожить положительныя стороны этого порядка вещей. Понемногу удалось устроить такъ, что высшее правосудіе по дѣламъ имперскихъ чиновъ перешло въ руки частнаго суда императора, рейхсгофрата, первоначально предназначеннаго лишь для помощи императору въ осуществленіи его несомнѣнныхъ личныхъ императорскихъ правъ; члены этого суда, произвольно назначенные самимъ императоромъ и получавшіе жалованье исключительно отъ него, должны были сдѣлать своимъ единственнымъ руководящимъ началомъ благо католической церкви, къ которой они принадлежали, и своимъ единственнымъ закономъ — выгоды своего господина. Предъ этимъ судомъ должны были теперь рѣшаться многія дѣла между представителями разныхъ религій, право приговора надъ которыми принадлежало имперскому суду, а до учрежденія послѣдняго — совѣту государей. Нѣтъ ничего удивительнаго, что католическіе судьи и креатуры императора, жертвуя правосудіемъ интересамъ католической религіи и императора, выдавали истинное происхожденіе приговоровъ этого суда. Хотя можно думать, что всѣ имперскіе чины Германіи имѣли причины своевременно воспротивиться столь опасному злоупотребленію, — однако это было сдѣлано одними протестантами, на которыхъ оно отзывалось особенно сильно. Впрочемъ и среди нихъ даже возстали не всѣ тѣ, кого, какъ защитниковъ нѣмецкой свободы, это самовольное учрежденіе оскорбляло въ ихъ священнѣйшемъ интересѣ — въ отправленіи правосудія. Въ самомъ дѣлѣ, Германіи нечего было такъ радоваться уничтоженію кулачнаго права и учрежденію каммергерихта, если наряду съ послѣднимъ предполагалась еще произвольная юрисдикція императора. Что же выиграли нѣмецкіе имперскіе чины сравнительно съ тѣми варварскими временами, если каммергерихтъ, въ которомъ они засѣдали рядомъ съ императоромъ, изъ за котораго они отказались отъ своего державнаго права суда, переставалъ быть необходимой судебной инстанціей. Но въ умахъ этой эпохи часто мирно уживались самыя странныя противорѣчія. Съ именемъ императора, наслѣдіемъ деспотическаго Рима, соединялось въ это время понятіе полноты верховной власти, которая была самымъ комическимъ противорѣчіемъ всему государственному праву нѣмцевъ и однако защищалась юристами, распространялась сторонниками деспотизма и находила вѣру въ слабыхъ.
Къ этимъ всеобщимъ жалобамъ при соединилась мало-по-малу вереница отдѣльныхъ случаевъ, которые довели безпокойство протестантовъ до высшей степени недовѣрія. Во время испанскихъ религіозныхъ преслѣдованій въ Нидерландахъ, нѣсколько протестантскихъ семей нашло убѣжище въ католическомъ имперскомъ городѣ Ахенѣ, гдѣ они поселились и незамѣтно образовали кружокъ единовѣрцевъ. Успѣвъ хитростью провести нѣсколькихъ своихъ единовѣрцевъ въ городской совѣтъ, они потребовали для себя отдѣльной церкви и публичнаго богослуженія, и, когда въ отвѣтъ на это требованіе послѣдовалъ отказъ, добыли себѣ все это насильственно вмѣстѣ съ самимъ городскимъ управленіемъ. Видѣть столь значительный городъ въ протестантскихъ рукахъ было слишкомъ тяжелымъ ударомъ для императора и всей католической партіи. Послѣ того, какъ всѣ императорскія увѣщанія и приказанія возстановить прежнее положеніе вещей остались безплодными, по рѣшенію придворнаго совѣта императора въ Вѣнѣ, весь городъ былъ объявленъ внѣ покровительства законовъ, что было приведено въ исполненіе лишь во время слѣдующаго царствованія.
Большее значеніе имѣли двѣ другія попытки протестантовъ расширить свои владѣнія и свою силу. Курфюрстъ Кельнскій Гебгардъ, въ мірѣ Трухзессъ фонъ-Вальдбургъ, воспылалъ къ молодой графинѣ Агнесѣ фонъ-Мансфельдъ, канониссѣ въ Герессгеймѣ, страстной любовью, которая нашла взаимность. Такъ какъ взоры всей Германіи были обращены на эту связь, то братья графини, оба ревностные кальвинисты, потребовали удовлетворенія за оскорбленіе чести своего рода, которая не могла быть спасена бракомъ, пока курфюрстъ оставался католическимъ епископомъ. Они. угрожали курфюрсту смыть этотъ позоръ его кровью и кровью своей сестры, если онъ не откажется немедленно отъ всякихъ сношеній съ графиней или не возстановитъ ея честь предъ алтаремъ. Курфюрстъ, равнодушный ко всѣмъ послѣдствіямъ этого шага, внималъ одному голосу любви. Потому-ли, что онъ вообще и раньше склонялся къ новой религіи или это чудо зависѣло отъ прелестей его возлюбленной, — онъ отрекся отъ католической вѣры и предсталъ съ прекрасной Агнесой передъ алтаремъ.
Этотъ случай наводилъ на самыя серьезныя соображенія. По буквѣ духовной оговорки такое отступничество лишало курфюрста всѣхъ правъ на его духовныя владѣнія, а если для католиковъ было важно добиваться когда-либо примѣненія духовной оговорки, то это, конечно, прежде всего относилось къ случаямъ, касавшимся курфюршествъ. Съ другой стороны, отрѣшеніе отъ высшаго сана было столь суровой мѣрой, — и тѣмъ болѣе суровой для столь нѣжнаго супруга, которому такъ хотѣлось бы повысить цѣнность своего сердца и своей руки поднесеніемъ невѣстѣ цѣлаго княжества! Духовная оговорка и такъ была спорнымъ пунктомъ Аугсбургскаго мира, и всей протестантской Германіи казалось въ высшей степени важнымъ отнять у католической партіи это четвертое курфюршество. Подобные примѣры бывали уже во многихъ духовныхъ учрежденіяхъ нижней Германіи и увѣнчивались успѣхомъ. Многіе члены соборнаго капитула въ Кельнѣ были уже протестанты и стали на сторону курфюрста; въ самомъ-городѣ онъ могъ разсчитывать на значительное число протестантскихъ приверженцевъ. Всѣ эти причины, усиленныя увѣщаніями его друзей и родственниковъ и обѣщаніями многихъ нѣмецкихъ дворовъ, побудили курфюрста рѣшиться удержать свои владѣнія и послѣ перемѣны религіи.
Но весьма быстро выяснилось, что онъ началъ борьбу, которую ему не суждено было окончить. Уже свобода протестантскаго богослуженія въ кельнскихъ владѣніяхъ вызвала горячее противодѣйствіе со стороны католическихъ чиновъ и членовъ соборнаго капитула. Вмѣшательство императора и указъ изъ Рима, по которому онъ предавался проклятію, какъ вѣроотступникъ, и отрѣшался отъ всѣхъ своихъ духовныхъ и свѣтскихъ званій, вооружилъ противъ него его подданныхъ и его капитулъ. Курфюрстъ собралъ войско; члены капитула сдѣлали то же самое. Чтобы обезпечить себя скорѣе могущественнымъ сторонникомъ, они поспѣшно приступили къ выборамъ новаго курфюрста; избранникомъ ихъ оказался епископъ Люттихскій, баварскій принцъ.
Вспыхнула усобица, которая въ виду дѣятельнаго участія, какое необходимо должны были принять въ этомъ дѣлѣ обѣ религіозныя партіи Германіи, могла привести къ общему нарушенію имперскаго мира. Болѣе всего возмущало протестантовъ то, что папа, присваивая себѣ какъ-бы апостольскую власть, позволилъ себѣ отрѣшить отъ свѣтской власти одного изъ государей германской имперіи. Даже въ золотыя времена духовнаго владычества папъ это право признавалось далеко не всѣми; какое-же противодѣйствіе должно было оно встрѣтить теперь, когда авторитетъ папы для однихъ палъ совершенно, для другихъ покоился на очень слабыхъ основахъ. Всѣ протестантскіе дворы Германіи настойчиво ходатайствовали объ этомъ дѣлѣ предъ императоромъ. Генрихъ IV французскій, бывшій тогда еще королемъ наварскимъ, всѣми возможными способами старался побудить германскихъ государей не отступаться отъ своихъ правъ. Отъ этого случая зависѣла свобода Германіи. Четыре протестантскихъ голоса противъ трехъ католическихъ въ совѣтѣ курфюрстовъ давали перевѣсъ протестантской партіи и на вѣки преграждали австрійскому дому путь къ императорскому трону.
Но курфюрстъ Гебгардъ перешелъ не къ лютеранскому, но къ реформатскому вѣроисповѣданію; это обстоятельство было его несчастьемъ. Взаимное ожесточеніе двухъ протестантскихъ церквей не позволяло евангелическимъ имперскимъ чинамъ смотрѣть на курфюрста какъ на своего и настойчиво поддерживать его, какъ такового. Всѣ, правда, ободряли его и обѣщали ему помощь, но лишь одинъ второстепенный принцъ изъ пфальцскаго дома, пфальцграфъ Іоганнъ Казиміръ, ревностный кальвинистъ, сдержалъ свое слово. Не взирая на императорское запрещеніе, онъ поспѣшилъ со своимъ маленькимъ войскомъ въ Кельнскую область, но не могъ сдѣлать ничего значительнаго, такъ какъ курфюрстъ, самъ лишенный всего необходимаго, оставилъ его безъ всякой помощи. Тѣмъ успѣшнѣе дѣйствовалъ новоизбранный курфюрстъ, котораго дѣятельно поддерживали его баварскіе родственники и нидерландскіе испанцы. Войска Гебгарда, не получая жалованья отъ своего господина, сами сдавали непріятелю одно укрѣпленіе за другимъ; остальные были принуждены къ сдачѣ оружіемъ. Нѣсколько дольше держался Гебгардъ въ своихъ вестфальскихъ владѣніяхъ, пока и здѣсь вынужденъ былъ уступить силѣ. Послѣ многихъ тщетныхъ попытокъ добиться своего возстановленія, онъ удалился въ Страсбургскій монастырь, гдѣ и умеръ въ качествѣ соборнаго декана: первая жертва духовной оговорки или вѣрнѣе — раздоровъ между нѣмецкими протестантами.
Къ кельнскому недоразумѣнію вскорѣ присоединилось новое — въ Страсбургѣ. Многіе протестантскіе каноники изъ Кельна, преданные папскому проклятію вмѣстѣ съ курфюрстомъ, бѣжали въ это епископство, гдѣ у нихъ также были бенефиціи. Такъ какъ въ Страсбургѣ католическіе каноники не рѣшались позволить имъ какъ отлученнымъ пользоваться этими бенефиціями, то они овладѣли ими насильственно, а могущество ихъ протестантскихъ приверженцевъ среди страсбургскихъ гражданъ дало имъ вскорѣ преобладаніе въ епископствѣ. Католическіе каноники пересилились въ Цабернъ въ Эльзасѣ, гдѣ, подъ охраной своего епископа, продолжали вести дѣла своего капитула, какъ единственно законнаго, и объявили священнослужителей, оставшихся въ Страсбургѣ, незаконными. Между тѣмъ послѣдніе, принявъ въ свою среду многихъ протестанскихъ членовъ знатнаго происхожденія, усилились до такой степени, что послѣ смерти епископа они избрали новаго протестантскаго епископа въ лицѣ принца Бранденбургскаго Іоганна Георга. Католическіе каноники, очень мало склонные утвердить выборы, избрали носителемъ этого сана епископа Мецскаго принца Лотарингскаго, который не замедлилъ возвѣстить о своемъ избраніи враждебными дѣйствіями противъ владѣній Страсбурга.
Такъ какъ городъ Страсбургъ всталъ съ оружіемъ въ рукахъ на защиту протестантскаго капитула и принца Бранденбургскаго, а противная партія при помощи лотарингскихъ войскъ старалась завладѣть епископскими землями, то произошла тяжелая война, сопровождаемая, по обычаю того времени, варварскимъ опустошеніемъ. Напрасно старался императоръ рѣшить споръ своимъ высокимъ авторитетомъ: епископскія владѣнія разрывались долгое время еще обѣими партіями на части, пока, наконецъ, протестантскій принцъ, за умѣренное денежное вознагражденіе, не отказался отъ своихъ притязаній, и, такимъ образомъ, католическая церковь еще разъ побѣдила.
Еще гораздо опаснѣе для всей протестантской Германіи было событіе, происшедшее по окончаніи предыдущаго недоразумѣнія въ швабскомъ имперскомъ городѣ Донаувертѣ. Въ этомъ католическомъ городѣ во время правленія Фердинанда и его сына протестантская религіозная партія получила обычнымъ путемъ такой перевѣсъ, что католическіе обыватели города должны были довольствоваться капеллой въ монастырѣ Св. Креста и скрывать большинство своихъ священныхъ обрядовъ отъ раздраженія протестантовъ. Но вотъ фанатичный настоятель этого монастыря, рѣшившись пренебречь народнымъ голосомъ, вздумалъ устроить публичную процессію съ несеніемъ креста и развѣвающихся хоругвей. Его заставили отказаться отъ этого намѣренія. Когда тотъ же самый настоятель, подбодренный милостивымъ императорскимъ указомъ, черезъ годъ повторилъ крестный ходъ, народъ совершилъ насиліе. Фанатическая чернь заперла предъ возвращающимися въ городъ монахами ворота, изорвала ихъ хоругви и провожала ихъ криками и бранью. Слѣдствіемъ погрома былъ вызовъ къ суду императора, и когда возбужденный народъ рѣшился осмѣять императорскихъ комиссаровъ, когда всѣ попытки порѣшить распрю миромъ, наткнулись на сопротивленіе фанатичной толпы, послѣдовалъ формальный приговоръ противъ города; исполненіе его было возложено на герцога Максимильяна Баварскаго. Малодушіе охватило столь самонадѣянныхъ обывателей при приближеніи баварскаго войска; они сдались безъ сопротивленія. Наказаніемъ за ихъ поведеніе была полная отмѣна протестантскаго вѣроисповѣданія въ ихъ стѣнахъ. Городъ потерялъ свои привилегіи и изъ швабскаго имперскаго вольнаго города обратился въ городъ, подчиненный Баваріи.
Два обстоятельства, сопровождавшія этотъ случай, должны были обратить на себя вниманіе протестантовъ даже въ томъ случаѣ, если бы интересы религіи не играли у нихъ такой роли. Придворнымъ совѣтомъ императора въ Вѣнѣ, трибуналомъ произвольнымъ и насквозь католическимъ, давно уже вызывавшимъ яростныя нападки ихъ, былъ произнесенъ этотъ приговоръ, а выполненіе его было поручено герцогу Баварскому, начальнику чуждаго округа. Распоряженія, столь противныя имперской конституціи, показались предвѣстниками худшихъ насилій со стороны католиковъ, которыя, опираясь на тайныя соглашенія и опасный планъ, могли окончиться полнымъ подавленіемъ ихъ религіозной свободы.
Въ положеніи, гдѣ господствуетъ право силы, и на силѣ основана всякая безопасность, слабая часть будетъ всегда дѣятельно заботиться о самозащитѣ. То же самое было теперь и въ Германіи. Если католики, въ самомъ дѣлѣ, задумали что либо дурное противъ протестантовъ, то очевидно первый ударъ долженъ быть скорѣе нанесенъ въ южной, чѣмъ въ сѣверной Германіи, потому что владѣнія нижне-нѣмецкихъ протестантовъ тянулись длинной непрерывной полосой и, такимъ образомъ, легко могли помогать другъ другу; верхне-нѣмецкіе же протестанты, отрѣзанные отъ другихъ и охваченные со всѣхъ сторонъ католическими государствами, были открыты всякому нападенію. Если, далѣе, католики, какъ можно было предполагать, пожелаютъ воспользоваться внутренними раздорами протестантовъ и направятъ свои нападенія противъ отдѣльной религіозной партіи, то, очевидно, кальвинисты, какъ слабѣйшіе, и не участвующіе въ религіозномъ мирѣ, подвергались ближайшей опасности и первый ударъ долженъ пасть на нихъ.
То и другое соединялось въ Пфальцскихъ земляхъ, которыя имѣли въ герцогѣ баварскомъ весьма опаснаго сосѣда и, вслѣдствіе своего отпаденія въ кальвинизмъ, совершенно не пользовались защитой религіознаго мира и не могли надѣяться на помощь евангелическихъ чиновъ. Ни одна нѣмецкая страна не испытывала въ столь короткій промежутокъ времени столь быстрыхъ перемѣнъ религіи, какъ Пфальцъ этой эпохи. Въ теченіе всего только шестидесяти лѣтъ эта страна, злополучная игрушка своихъ властелиновъ, два раза обращалась къ ученію Лютера и два раза оставляла это ученіе для кальвинизма. Сперва курфюрстъ Фридрихъ III измѣнилъ аугсбургскому исповѣданію; его старшій сынъ и наслѣдникъ Людвигъ быстро и насильственно сдѣлалъ это исповѣданіе господствующимъ. Кальвинисты были во всей странѣ лишены церквей, ихъ проповѣдники и даже школьные учителя ихъ вѣры высланы за границу, и даже въ своемъ духовномъ завѣщаніи преслѣдовалъ ихъ этотъ ревностный евангелическій государь, назначивъ опекунами своего малолѣтняго наслѣдника лишь строго правовѣрныхъ лютеранъ. Но противозаконное завѣщаніе было уничтожено его братомъ пфальцграфомъ Іоганномъ Казиміромъ, который, согласно предписаніямъ золотой буллы, принялъ на себя опеку и управленіе всей страной. Девятилѣтній курфюрстъ (Фридрихъ IV) былъ окруженъ кальвинистскими учителями, которымъ поручено было изгнать лютеранскую ересь изъ души ихъ воспитанника хоть палками. Если такъ поступали съ государемъ, можно себѣ представить, какъ обходились съ подданнымъ.
При Фридрихѣ IV пфальцскій дворъ съ особенной ревностью возбуждалъ протестантскихъ чиновъ въ Германіи къ единодушной борьбѣ съ австрійскимъ домомъ и дѣятельно старался объ ихъ единеніи.
Не говоря о вліяніи совѣтовъ Франціи, основой которыхъ всегда была ненависть противъ Австріи, заботы о самосохраненіи заставляли пфальцскій дворъ стараться обезпечить себя отъ столь близкаго и столь могущественнаго врага хоть сомнительной защитой протестантовъ. По пути къ своему осуществленію союзъ этотъ встрѣтился съ большими трудностями, такъ какъ ненависть евангелистовъ къ реформатамъ едвали уступала ихъ общему отвращенію къ папистамъ. Поэтому попытались прежде всего соединить религіи, чтобы такимъ образомъ проложить путь политическому объединенію; но всѣ попытки не удавались и кончались обыкновенно тѣмъ, что каждая сторона лишь болѣе укрѣплялась въ своихъ воззрѣніяхъ. Оставалось одно: усилить страхъ и недовѣріе евангелистовъ и тѣмъ вызвать въ нихъ сознаніе необходимости такого союза. Преувеличивали силу католиковъ; раздували опасность; случайныя событія приписывались заранѣе обдуманному плану; незначительные случаи извращались подсказаннымъ ненавистью толкованіемъ, и всему поведенію католиковъ сообщалась преднамѣренность и обдуманность, отъ которыхъ они, вѣроятно, были очень далеки.
Имперскій сеймъ въ Регенсбургѣ, гдѣ протестанты надѣялись добиться возобновленія религіознаго мира, окончился неудачей, и къ ихъ прежнимъ жалобамъ прибавилось еще недавнее насиліе надъ Донаувертомъ. Съ невѣроятной быстротой былъ заключенъ столь долго жданный союзъ. Въ 1608 г. въ Аугаузенѣ во Франконіи, курфюрстъ Фридрихъ IV пфальцскій, пфальцграфъ Нейбургскій, два маркграфа Бранденбургскіе, маркграфъ Баденскій и герцогъ Іоганнъ Фридрихъ Вюртембергскій — стало быть, лютеране и кальвинисты — заключили между собой за себя и за своихъ наслѣдниковъ тѣсный союзъ, названный евангелической уніей. По этому договору вошедшіе въ унію князья поддерживаютъ другъ друга словомъ и дѣломъ въ вопросахъ религіи и политическихъ правъ противъ всякаго обидчика, и всѣ обязуются стоять за одного; каждый членъ уніи, вовлеченный въ войну, получаетъ отъ остальныхъ вспомогательные отряды; войскамъ его, въ случаѣ нужды, открываются области, города и замки союзниковъ, а то, что будетъ завоевано однимъ, дѣлится, соразмѣрно степени участія, между всѣми членами уніи. Управленіе всѣмъ союзомъ передается въ мирное время Пфальцу, но съ ограниченной властью; на необходимыя издержки сдѣланы взносы и образованъ фондъ. Религіозныя различія между лютеранами и кальвинистами не должны оказывать никакого вліянія на союзъ. Договоръ имѣетъ силу десять лѣтъ. Каждый членъ уніи обязуется вербовать новыхъ членовъ. Курфюршество Бранденбургское примкнуло къ уніи; курфюршество Саксонское не одобрило союза. Гессенъ не могъ принять свободнаго рѣшенія; герцоги Брауншвейгскій и Люнебургскій также не знали, на что рѣшиться. Но важнымъ пріобрѣтеніемъ для союза были три имперскіе города — Страсбургъ, Нюрнбергъ и Ульмъ, — такъ какъ союзъ нуждался въ ихъ деньгахъ и ихъ примѣръ могъ найти подражаніе во многихъ другихъ имперскихъ городахъ.
Порознь нерѣшительныя и мало внушавшія уваженіе союзныя государства, заключивъ договоръ, заговорили болѣе смѣлымъ языкомъ. Черезъ князя Ангальтскаго Христіана они представили императору свои общія жалобы и требованія, среди которыхъ первое мѣсто занимали возстановленіе самостоятельности Донауверта, отмѣна императорской придворной юрисдикціи, преобразованіе его правленія и правленія его совѣтниковъ. Для этихъ представленій они удачно выбрали моментъ, когда императоръ еле могъ вздохнуть отъ смутъ въ своихъ собственныхъ владѣніяхъ; Австрія и Венгрія были только что потеряны и его богемская корона была спасена только благодаря грамотѣ величества: наконецъ, юлихское наслѣдство грозило вдали новой войной. Нѣтъ ничего удивительнаго, что этотъ медлительный государь менѣе спѣшилъ въ своихъ рѣшеніяхъ, чѣмъ когда либо, и унія взялась за оружіе прежде, чѣмъ императоръ могъ одуматься!
Католики слѣдили за уніей съ чрезвычайнымъ недовѣріемъ. Съ такимъ же недовѣріемъ наблюдала унія за католиками и императоромъ; императоръ — за тѣми и другими. Съ обѣихъ сторонъ страхъ и взаимное озлобленіе достигли высшаго напряженія. И какъ разъ въ этотъ критическій моментъ смерть Іоганна Вильгельма герцога Юлихскаго вызвала въ высшей степени серьезный споръ о Юлихъ-Клевскомъ наслѣдствѣ.
На наслѣдство, нераздѣльность котораго была основана на торжественныхъ договорахъ, изъявили притязанія восемь соискателей; императоръ былъ не прочь овладѣть наслѣдствомъ въ качествѣ выморочнаго имперскаго лена и могъ считаться девятымъ. Четверо изъ соискателей: курфюрстъ Бранденбургскій, пфальцграфъ Нейбургскій, пфальцграфъ Цвейбрюкенскій и маркграфъ Бургаускій, австрійскій принцъ, предъявили требованія отъ имени четырехъ принцессъ, своихъ женъ, сестеръ покойнаго герцога. Два другіе, курфюрстъ саксонскій изъ Альбертинской линіи и герцоги саксонскіе линіи Эрнестинской, ссылались на давнія наслѣдственныя права, удѣленныя имъ изъ этого наслѣдства императоромъ Фридрихомъ III и утвержденныя за обоими саксонскими домами Максимиліаномъ I. Меньше вниманія было обращено на притязанія нѣсколькихъ иностранныхъ принцевъ. Ближайшія и приблизительно равныя права имѣли владѣтели Бранденбурга и Нейбурга. Тотчасъ послѣ открытія наслѣдства оба двора овладѣли имъ; началъ Бранденбургъ, за нимъ слѣдовалъ Нейбургъ. Споръ начался перомъ и окончился бы, вѣроятно, мечемъ, но вслѣдствіе вмѣшательства императора, который предпочиталъ рѣшить этотъ споръ съ высоты своего трона, а пока взять подъ секвестръ спорныя земли, обѣ враждующія стороны быстро примирились, чтобы бороться съ общей опасностью. Сошлись на томъ, что герцогствомъ будутъ править совмѣстно. Напрасно императоръ требовалъ отъ Юлихъ-Клевскихъ земскихъ чиновъ, чтобы они не присягали своимъ новымъ государямъ, напрасно послалъ онъ въ спорныя владѣнія своего родственника эрцгерцога Леопольда епископа Пассаускаго и Страсбургскаго, чтобы тамъ личнымъ присутствіемъ помогать императорской партіи. Вся страна за исключеніемъ Юлиха, подчинилась протестантскимъ государямъ и императорская партія была осаждена въ этой столицѣ.
Эта борьба имѣла важное значеніе для всей Германской имперіи и даже возбудила вниманіе многихъ европейскихъ дворовъ. Вопросъ былъ не въ томъ, кому достанется и кому не достанется Юлихское герцогство, — но въ томъ, какая изъ обѣихъ партій Германіи — католическая или протестантская — усилится столь значительнымъ пріобрѣтеніемъ, для какой изъ обѣихъ религій будетъ выиграна или потеряна эта область. Вопросъ былъ въ томъ, удастся-ли Австріи этотъ новый захватъ и удовлетворитъ-ли онъ ея жадность, или свобода Германіи и равновѣсіе ея силъ уцѣлѣетъ вопреки замысламъ Австріи. Такимъ образомъ вопросъ о Юлихскомъ наслѣдствѣ былъ удобнымъ случаемъ для всѣхъ державъ, которыя благопріятствовали свободѣ и враждебно относились въ Австріи. Въ споръ были вовлечены евангелическая унія, Голландія, Англія и особенно Генрихъ IV французскій.
Этотъ монархъ, потерявшій лучшую половину своей жизни въ борьбѣ съ австрійскимъ домомъ и Испаніей, съ непреоборимой геройской силой побѣждавшій всѣ препятствія, воздвигнутыя австрійскимъ домомъ между нимъ и французскимъ престоломъ, далеко не оставался до сихъ поръ равнодушнымъ созерцателемъ смутъ, происходящихъ въ Германіи. Именно эта борьба чиновъ съ императоромъ даровала и обезпечила миръ его Франціи. Протестанты и турки были два благодѣтельныхъ привѣска, обуздавшихъ австрійское могущество на востокѣ и западѣ, но она вновь встала бы во всей своей страшной мощи, если бы только ей позволили свергнуть съ себя эти оковы. Въ продолженіе цѣлой половины человѣческой жизни наблюдалъ Генрихъ IV зрѣлище австрійскаго властолюбія у австрійской жадности, которыхъ ни неудачи, ни даже духовное безсиліе, вообще смягчающія всѣ страсти, не могли погасить въ груди, гдѣ текла хоть капля крови Фердинанда Аррагонскаго. Уже сто лѣтъ тому назадъ австрійская стяжательность исторгла Европу изъ счастливаго мира и произвела насильственный переворотъ въ лонѣ ея лучшихъ государствъ; она лишила поля пахарей, мастерскія — художниковъ, чтобы покрыть земли гигантскими, никогда дотолѣ невиданными массами войскъ, а торговыя моря — военными флотами. Она заставила европейскихъ государей обременить трудолюбіе ихъ подданныхъ неслыханными налогами и истощать въ вынужденной оборонѣ лучшія силы своихъ государствъ, потерянныя для благосостоянія ихъ обитателей. Европа не знала мира, ея государства не знали счастья, благоденствіе народовъ не могло разсчитывать ни на что, пока этотъ опасный родъ имѣлъ силу нарушить по произволу миръ этой части свѣта.
Таковы были размышленія, омрачившія душу Генриха на закатѣ его славной жизни. Много далъ бы онъ, чтобы успокоить хаосъ, въ который ввергла Францію многолѣтняя междуусобная война, возбужденная и поддерживаемая этой самой Австріей. Всякій выдающійся человѣкъ жаждетъ сознанія, что работалъ для вѣчности, а кто могъ ручаться этому государю за долговѣчность благосостоянія, въ какомъ онъ оставлялъ Францію, пока Австрія и Испанія оставались единственной силой, которая, правда, теперь была разбита и обезсилена, но при первомъ удобномъ случаѣ могла снова организоваться въ единое цѣлое и вновь возстать въ своемъ страшномъ могуществѣ. Если онъ хотѣлъ оставить своему наслѣднику достаточно прочный тронъ и своему народу продолжительный миръ, онъ долженъ былъ предварительно на вѣки обезоружить эту опасную силу. Изъэтого источника вытекла непримиримая ненависть Генриха IV къ. австрійскому дому, — неутолимая, яростная и справедливая, какъ вражда Анибала къ народу Ромула, но облагороженная болѣе высокимъ происхожденіемъ.
Воззрѣнія Генриха раздѣлялись всѣми странами Европы, но не всѣмъ была присуща эта проницательная политика, это самоотверженное мужество, эта смѣлость дѣйствовать подъ вліяніемъ такихъ воззрѣній. Всякаго безъ различія соблазняетъ непосредственная выгода, но лишь великія души дѣйствуютъ подъ вліяніемъ отдаленнаго блага. Пока мудрость разсчитываетъ въ своихъ замыслахъ на мудрость или опирается на свои собственныя силы, она строитъ себѣ одни химерическіе планы, и мудрость подвергается опасности стать посмѣшищемъ для всего-міра; но она можетъ быть увѣрена въ счастливомъ исходѣ и можетъ разсчитывать на рукоплесканія и восхищеніе, когда она въ своихъ глубокообдуманныхъ планахъ назначаетъ опредѣленныя роли варварству, любостяжанію и суевѣрію, и обстоятельства даютъ ей возможность сдѣлать чужія корыстныя страсти орудіемъ ея прекрасныхъ цѣлей.
Въ первомъ случаѣ извѣстный проектъ Генриха — изгнать австрійскій домъ изъ всѣхъ его владѣній и подѣлить между европейскими державами награбленное имъ добро — дѣйствительно, заслуживалъ бы названія химеры, какъ его называли такъ часто и такъ охотно; но заслуживалъ-ли его планъ такую-же кличку въ другомъ случаѣ? Этому замѣчательному государю никогда не пришло бы на мысль разсчитывать встрѣтить въ исполнителяхъ своего проекта тѣ же побудительныя причины, какія одушевляли въ этомъ замыслѣ его и его помощника Сюлли. Всѣ государства, содѣйствіе которыхъ было тутъ необходимо, должны были взять на себя приличествующую имъ въ данномъ случаѣ роль по самымъ серьезнымъ мотивамъ, какіе только могутъ быть въ политическихъ событіяхъ. Отъ австрійскихъ протестантовъ не требовали ничего такого, что и безъ того не было-бы цѣлью ихъ стремленій: сверженія австрійскаго ига; отъ нидерландцевъ — ничего, кромѣ такого же сверженія испанскаго владычества; для папы и для всѣхъ итальянскихъ республикъ не было ничего важнѣе освобожденія ихъ полуострова отъ испанской тираніи; для Англіи не было ничего желательнѣе переворота, который освободилъ бы ее отъ ея непримиримаго врага. Каждая страна выигрывала при этомъ раздѣлѣ австрійской добычи землю или свободу, новыя пріобрѣтенія или безопасность для старыхъ, и такъ какъ выигрышъ былъ обезпеченъ для всѣхъ, то равновѣсіе оставалось ненарушеннымъ. Франція могла великодушно отказаться отъ всякаго участія въ дѣлежѣ, потому что она вдвойнѣ выигрывала отъ гибели Австріи и всегда бывала наиболѣе могущественной тогда, когда Австрія не была слишкомъ могущественна. Наконецъ, за освобожденіе Европы отъ ихъ присутствія потомки Габсбурговъ получали свободу распространять свои владѣнія во всѣхъ открытыхъ или могущихъ быть открытыми частяхъ свѣта. Кинжалъ Равальяка спасъ Австрію, чтобы отдалить миръ Европы на нѣсколько столѣтій.
Поглощенный этими замыслами Генрихъ необходимо долженъ былъ принять быстрое и дѣятельное участіе въ дѣлахъ евангелической уніи въ Германіи и смотрѣть на споръ изъ за юлихскаго наслѣдства, какъ на важнѣйшее событіе. Его уполномоченные вели переговоры при всѣхъ протестантскихъ дворахъ Германіи, и то немногое, что они выдавали или позволяли угадывать изъ великой политической тайны ихъ монарха, было достаточно, чтобы овладѣть душами, одушевленными столь пламенной враждой къ Австріи и обуреваемыми столь могучею жаждой стяжанія. Умѣлая политика Генриха связала унію еще тѣснѣе, и могущественная помощь, которую онъ обязался дать, возвысила мужество союзниковъ до степени непоколебимой твердости. Многочисленная французская армія подъ личнымъ начальствомъ короля должна была соединиться съ войсками уніи на берегахъ Рейна и прежде всего способствовать окончательному завоеванію юлихъ-клевскихъ владѣній, затѣмъ двинуться въ союзѣ съ нѣмцами въ Италію, гдѣ ихъ ждала могущественная помощь Савойи, Венеціи и папы, и здѣсь низвергнуть всѣ испанскіе престолы. Затѣмъ этой побѣдоносной арміи предстояло вторгнуться изъ Ломбардіи во владѣнія Габсбурговъ и здѣсь при помощи всеобщаго возстанія протестантовъ сломить австрійскій скипетръ во всѣхъ его нѣмецкихъ земляхъ, въ Богеміи, Венгріи и Семиградьи. Между тѣмъ брабанцы, и голландцы, усиленные французской помощью, свергнутъ иго испанской тиранніи, и этотъ страшный потокъ, съ такой силою вышедшій изъ береговъ, еще такъ недавно грозившій вовлечь свободу Европы въ свой мрачный водоворотъ, снова будетъ тихо и незамѣтно катиться за Пиренейскими горами.
Французы славились всегда своей быстротой; на этотъ разъ нѣмцы превзошли ихъ. Армія евангелической уніи была въ Эльзасѣ прежде, чѣмъ Генрихъ появился здѣсь, и австрійское войско, собранное здѣсь епископомъ Страсбургскимъ и Пассаускимъ и готовое двинуться въ юлихскія владѣнія, было разсѣяно. Генрихъ, IV создалъ планъ, достойный государственнаго человѣка и короля, но онъ поручилъ его выполненіе разбойникамъ. По его мнѣнію, должно было стараться, чтобы ни одинъ католическій государь не могъ принять эти военныя приготовленія на свой счетъ и отождествить дѣло Австріи съ своимъ дѣломъ; религія не должна была имѣть мѣста въ этомъ вопросѣ. Но могли ли нѣмецкіе государи изъ-за плановъ Генриха забыть свои собственныя цѣли? Ими двигала жажда увеличить свои владѣнія и религіозная ненависть — они, очевидно, должны были захватить для удовлетворенія своей алчности все, что могли. Точно хищные коршуны налетѣли они на земли духовныхъ владѣтелей, выбирая при этомъ для своего пути самыя пышныя пажити, хотя бы для этого пришлось сдѣлать большой обходъ. Точно въ вражеской странѣ налагали они контрибуціи, своевольно собирали налоги и брали силой то, чего имъ не давали добровольно. Мало того, — чтобы не оставить католиковъ въ сомнѣніи относительно истинныхъ причинъ ихъ похода, они громко и открыто говорили, какую судьбу готовятъ духовнымъ владѣніямъ. Вотъ какъ мало общаго было у Генриха IV и нѣмецкихъ государей въ данномъ случаѣ; вотъ какъ жестоко ошибся этотъ замѣчательный государь въ своихъ выполнителяхъ. Остается вѣчной истиной, что примѣненіе силы тамъ, гдѣ этого примѣненія требуетъ мудрость, никогда не должно быть довѣряемо насильнику, — что нарушить порядокъ можно довѣрить лишь тому, кому онъ дорогъ.
Поведеніе уніи, возмутившее даже многихъ евангелическихъ владѣтелей, и страхъ подвергнуться худшему насилію вызвалъ въ средѣ католиковъ нѣчто болѣе дѣйствительное, чѣмъ праздное негодованіе. Павшій авторитетъ императора не давалъ имъ никакой защиты противъ такого не пріятеля. Страшными и надменными дѣлалъ евангелистовъ, связанныхъ уніей, только ихъ союзъ; союзъ-же слѣдовало противопоставить имъ.
Планъ такого католическаго союза, отличавшагося отъ евангелическаго названіемъ лиги, былъ проектированъ епископомъ Вюрцбургскимъ. Статьи договора были почти тѣ же, что въ уніи, большинство членовъ составляли епископы; во главѣ союза стоялъ герцогъ Баварскій Максимильянъ, но такъ какъ это былъ единственный значительный свѣтскій членъ союза, то онъ имѣлъ неизмѣримо большую силу, чѣмъ глава уніи. Кромѣ того обстоятельства, что герцогъ баварскій былъ единственнымъ предводителемъ всей военной силы лигистовъ, вслѣдствіе чего операціямъ лиги сообщались быстрота и единство, невозможныя въ войскахъ уніи, лига имѣла еще то преимущество, что денежные взносы отъ богатыхъ прелатовъ притекали гораздо правильнѣе, чѣмъ отъ бѣдныхъ евангелическихъ членовъ уніи. Не предлагая участія въ своемъ союзѣ императору, какъ католическому государю Германіи, не отдавая ему, какъ императору, никакого отчета, лига встала вдругъ страшная и грозная, достаточно сильная, чтобы покончить съ уніей, и сохранить свое существованіе въ теченіе правленія трехъ императоровъ. Лига какъ будто стояла за Австрію, потому что была направлена противъ протестантскихъ государей, но вскорѣ и Австрія должна была трепетать предъ нею.
Между тѣмъ оружіе уніи въ Юлихѣ и Эльзасѣ было довольно счастливо; Юлихъ былъ обложенъ и все епископство страсбургское — въ рукахъ протестантовъ. Но теперь пришелъ конецъ ихъ блестящимъ успѣхамъ. Французское войско не явилось на берегахъ Рейна, ибо того, кто долженъ былъ вести его, кто вообще былъ душой всего этого дѣла, — Генриха IV не было болѣе на свѣтѣ. Деньги уніи приходили къ концу. Въ новыхъ отказывали ея участники, а вошедшіе въ унію имперскіе города были очень недовольны тѣмъ, что отъ нихъ все время требуютъ денегъ, но не спрашиваютъ совѣта. Особенно возмущало ихъ то, что они несли расходы по юлихскому дѣлу, которое прямо было исключено изъ общихъ дѣлъ уніи; что государи уніи получали изъ общей кассы большіе оклады; и болѣе всего то, что никто изъ государей не давалъ имъ отчета въ употребленіи ихъ денегъ.
Такимъ образомъ, унія приходила въ упадокъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда лига стала противъ нея съ новыми и свѣжими силами. Оставаться долѣе въ полѣ не позволялъ членамъ уніи тягостный недостатокъ въ деньгахъ, и все-же положить оружіе въ виду врага, готоваго къ бою, было слишкомъ страшно. Чтобы по крайней мѣрѣ обезпечить себя съ одной стороны, пришлось вступить въ соглашеніе съ старымъ врагомъ, эрцгерцогомъ Леопольдомъ, и обѣ стороны рѣшили вывести свои войска изъ Эльзаса, освободить плѣнныхъ и покрыть все прошлое забвеніемъ. Такимъ нулемъ закончились столь много обѣщавшія приготовленія.
Тѣмъ-же повелительнымъ языкомъ, какимъ, въ надеждѣ на свои силы, говорила унія съ католической Германіей, заговорила теперь лига съ уніей и ея войсками. Имъ показывали слѣды ихъ пути и клеймили самыми позорными именами, какихъ они заслуживали. Духовнымъ владѣніямъ Вюрцбурга, Бамберга, Страсбурга, Майнца, Трира и Кельна и многимъ другимъ пришлось испытать ихъ раззорительное пребываніе. Всѣхъ ихъ обязана унія вознаградить за причиненный вредъ, вновь освободить водныя и сухопутныя сообщенія (такъ какъ унія овладѣла также рейнскимъ судоходствомъ), все привести въ прежнее положеніе. Но прежде всего отъ членовъ уніи требовали прямого и опредѣленнаго объясненія, чего ожидать отъ ихъ союза. Теперь членамъ уніи приходилось уступить силѣ. На такого сильнаго врага они не разсчитывали, но они сами выдали католикамъ тайну своей прежней мощи. Ихъ гордость оскорблялась необходимостью просить мира, но они должны были считать себя счастливыми, что получили его. Одна сторона обѣщала удовлетвореніе, другая прощеніе. Обѣ сложили оружіе. Военная гроза пронеслась еще разъ и наступила временная тишина. Теперь разразилось возстаніе въ Богеміи, стоившее императору послѣдняго изъ его владѣній: но ни унія, ни лига не вмѣшивались въ эти богемскія недоразумѣнія.
Наконецъ, (1612) умеръ императоръ, смерть котораго вызвала такъ-же мало сожалѣній, какъ жизнь — радостей. Много лѣтъ спустя, когда ужасы послѣдующихъ царствованій заставили забыть ужасы его правленія, память его окружена была ореоломъ, и надъ Германіей спустилась теперь такая страшная ночь, что люди съ кровавыми слезами молились о возвращеніи хоть такого императора.
Ни какими средствами невозможно было добиться отъ Рудольфа позволенія избрать ему преемника на тронѣ, и потому всѣ съ безпокойнымъ трепетомъ ждали близкаго освобожденія императорскаго трона; но сверхъ всякаго ожиданія на него быстро и спокойно вступилъ Матвѣй. Католики дали ему свои голоса, потому что они ждали всякихъ благъ отъ оживленной дѣятельности этого государя; протестанты голосовали за него, потому что ждали всего отъ его дряхлости. Не трудно примирить это противорѣчіе. Одни полагались на то, что онъ показалъ ранѣе, другіе судили сообразно съ тѣмъ, что онъ выказывалъ теперь.
Моментъ вступленія на тронъ — всегда великая минута для надеждъ; первый, сеймъ короля тамъ, гдѣ онъ вступаетъ на престолъ по избранію, бываетъ обыкновенно его труднѣйшимъ испытаніемъ. На сцену выступаютъ всѣ старыя жалобы; къ нимъ присоединяются новыя, чтобы сдѣлать и ихъ причастными къ ожидаемымъ реформамъ; съ новымъ королемъ должна начаться новая эра. Важныя услуги, оказанныя ихъ австрійскими единовѣрцами Матвѣю во время его возстанія были свѣжи въ памяти протестантскихъ чиновъ, и они собирались поступать по тому-же способу, какимъ тѣ заставили вознаградить себя за свои услуги.
Матвѣй пролагалъ себѣ путь къ трону своего брата посредствомъ покровительства протестантамъ въ Австріи и въ Моравіи; это удалось ему; но увлекаемый своими честолюбивыми планами, онъ не сообразилъ, что они получаютъ такимъ образомъ возможность предписывать законы своему господину. Это открытіе рано вывело его изъ упоенія счастьемъ. Едва показался онъ торжественно своимъ австрійскимъ подданнымъ послѣ чешскаго похода, какъ его уже ждали почтительнѣйшія представленія, которыхъ было совершенно достаточно, чтобы испортить ему все его торжество. До принесенія присяги отъ него требовали неограниченной свободы совѣсти въ городахъ и мѣстечкахъ, полнаго равноправія католиковъ и протестантовъ и совершенно свободнаго доступа послѣднихъ ко всѣмъ должностямъ. Во многихъ мѣстностяхъ эту свободу осуществили безъ всякаго разрѣшенія и въ надеждѣ на новое правленіе своевольно возстановили евангелическое богослуженіе тамъ, гдѣ императоръ отмѣнилъ его. Матвѣй ничего не имѣлъ противъ того, чтобы воспользоваться жалобами протестантовъ какъ орудіемъ противъ императора; но ему никогда не приходило въ голову удовлетворять ихъ. Онъ разсчитывалъ твердымъ и рѣшительнымъ тономъ въ самомъ началѣ отвергнуть всѣ эти притязанія. Онъ говорилъ о своихъ наслѣдственныхъ правахъ на страну и не хотѣлъ слышать ни о какихъ условіяхъ до присяги. Такую безусловную присягу принесли эрцгерцогу Фердинанду ихъ сосѣди, чины ІІІтиріи; но имъ вскорѣ пришлось горько раскаиваться въ этомъ. Въ виду этого примѣра, австрійскіе чины настаивали на своемъ требованіи; мало того, чтобы не быть насильно принужденными къ присягѣ, они даже покинули столицу, возбуждая католическихъ владѣтелей къ такому же сопротивленію, и начали набирать войска. Они вели переговоры о возобновленіи ихъ стараго союза съ Венгріей; они добились сочувствія протестантскихъ государей Германіи и серьезно собирались добиться исполненія своего требованія съ оружіемъ въ рукахъ.
Матвѣй не задумался согласиться на гораздо болѣе значительныя требованія венгерцевъ. Но въ Венгріи государи были выборные, и республиканское устройство этой страны оправдывало требованія чиновъ предъ нимъ самимъ и его уступчивость предъ всѣмъ католическимъ міромъ. Наоборотъ, въ Австріи его предшественники пользовались неизмѣримо большими державными правами, которыхъ онъ не могъ уступить своимъ чинамъ, не позоря себя предъ всей католической Европой, не навлекая на себя недовольства Испаніи и Рима и презрѣнія своихъ собственныхъ католическихъ подданныхъ. Его строго католическіе совѣтники, среди которыхъ наибольшее вліяніе оказывалъ на него епископъ вѣнскій Мельхіоръ Клезель, убѣждали его лучше позволить протестантамъ отнять у него силой всѣ церкви, чѣмъ отдать имъ добровольно хоть одну.
Но, къ несчастью, это затрудненіе постигло его въ то время, какъ императоръ Рудольфъ еще жилъ и былъ свидѣтелемъ этого событія, когда онъ, стало быть, легко могъ впасть въ искушеніе воспользоваться противъ своего брата тѣмъ же оружіемъ, какимъ тотъ побѣдилъ его, — а именно соглашеніемъ съ его мятежными подданными. Чтобы избѣгнуть такого оборота, Матвѣй охотно принялъ предложенія моравскихъ чиновъ, которые вызвались быть посредниками между нимъ и чинами Австріи. Выборные обѣихъ сторонъ собрались въ Вѣнѣ, гдѣ австрійскіе депутаты говорили языкомъ, который поразилъ-бы даже лондонскій парламентъ. «Протестанты», говорилось въ заключеніи, «не хотятъ, чтобы съ ними въ ихъ отечествѣ обходились хуже, чѣмъ съ горстью католиковъ. Матвѣй принудилъ императора къ уступкѣ благодаря своему протестантскому дворянству; на восемьдесятъ папистовъ здѣсь можно было насчитать триста евангелическихъ бароновъ. Да послужитъ примѣръ Рудольфа предостереженіемъ Матвѣю. Какъ-бы ему не пришлось потерять земное ради небесныхъ пріобрѣтеній». Такъ какъ моравскіе чины вмѣсто того, чтобы явиться посредниками въ пользу императора, въ концѣ концовъ, сами перешли на сторону своихъ австрійскихъ единовѣрцевъ, и такъ какъ унія самымъ настойчивымъ образомъ вмѣшивалась въ это дѣло, а месть императора пугала Матвѣя, то онъ въ концѣ концовъ далъ вырвать у себя вожделѣнное заявленіе въ пользу протестантовъ.
Это поведеніе земскихъ чиновъ Австріи по отношенію къ эрцгерцогу послужило теперь примѣромъ для протестантскихъ владѣтелей Германіи въ ихъ отношеніяхъ къ императору, и они ожидали столь-же счастливаго исхода. На первомъ-же его сеймѣ въ Регенсбургѣ (1613), гдѣ рѣшенія ждали настоятельнѣйшіе вопросы, гдѣ обсуждался общій налогъ на войну противъ турокъ и противъ князя Семиградскаго Бетлена Габора, который при помощи турокъ провозгласилъ себя владыкой этой страны и даже грозилъ Венгріи, они ошеломили его совершенно новыми требованіями. Католическимъ голосамъ все еще принадлежало въ совѣтѣ государей большинство, и, такъ какъ все должно было рѣшаться по большинству голосовъ, то обыкновенно протестанты, даже когда они были вполнѣ согласны между собой, не принимались въ разсчетъ. Вотъ отъ этого перевѣса должны были теперь отказаться католики, и впредь должно было быть запрещено всякой отдѣльной религіозной партіи покрывать голоса другой своимъ неизмѣннымъ большинствомъ. И въ самомъ дѣлѣ, если евангелическая религія должна была имѣть представителей въ имперскомъ сеймѣ, то, понятно, устройство сейма не должно было отнимать у нея возможности пользоваться такимъ правомъ. Это требованіе сопровождалось жалобами на насильственную юрисдикцію императорскаго суда въ Вѣнѣ и на угнетеніе протестантовъ; къ тому-же уполномоченные чиновъ имѣли приказъ устраняться отъ участія въ общихъ преніяхъ до тѣхъ поръ, пока они не добьются благопріятнаго отвѣта на это предварительное требованіе.
Такое положеніе дѣлъ грозило разъединить имперскій сеймъ и навсегда уничтожить общія совѣщанія. Какъ ни искренно хотѣлъ императоръ, по примѣру отца своего Максимильяна, держаться благоразумной политики равновѣсія между обѣими религіями, поведеніе протестантовъ заставляло его рѣшиться на опасный выборъ. Въ виду своихъ настоятельныхъ нуждъ онъ не могъ отказаться отъ общей помощи имперскихъ чиновъ, а между тѣмъ невозможно было сдѣлать что нибудь для одной партіи, не теряя надежды на поддержку другой. Такъ какъ онъ не утвердился еще окончательно въ своихъ наслѣдственныхъ земляхъ, то малѣйшая мысль вступить въ открытую борьбу съ протестантами должна была привести его въ трепетъ. Но также мало позволяли ему мирволить протестантамъ въ ущербъ католической религіи глаза всего католическаго міра, прикованные къ его теперешнему рѣшенію, представленія католическихъ чиновъ, двора римскаго и испанскаго.
Столь трудное положеніе могло повергнуть въ смятеніе болѣе сильную мысль, чѣмъ Матвѣя, и ему едвали удалось бы выпутаться изъ него своимъ умомъ. Но выгоды католиковъ были тѣснѣйшимъ образомъ связаны съ авторитетомъ императора. Съ паденіемъ его власти духовные государи теряли всякое оружіе противъ обидъ протестантовъ. Поэтому, видя теперь императора въ нерѣшимости, они нашли, что насталъ рѣшительный моментъ подкрѣпить его падающее мужество. Они раскрыли предъ нимъ тайну образованія лиги и ознакомили его съ ея устройствомъ, силами и средствами. Какъ ни мало утѣшительно могло быть это открытіе для императора, надежда на столь могущественную защиту внушила ему нѣкоторое мужество противъ протестантовъ. Ихъ требованія были отвергнуты, и имперскій сеймъ былъ распущенъ безъ всякаго рѣшенія. Но Матвѣй палъ жертвой этого раздора. Протестанты отказали ему въ денежныхъ средствахъ и тѣмъ отомстили ему за упорство католиковъ.
Между тѣмъ, сами турки выказали склонность продолжать перемиріе, а князю Бетленъ Габору предоставили спокойно владѣть Семиградьемъ. Государство было ограждено отъ внѣшней опасности и, какъ ни опасны были внутренніе раздоры, въ немъ все-таки господствовалъ миръ. Совершенно неожиданный случай сообщилъ борьбѣ за юлихское наслѣдство необычайный оборотъ. Это герцогство было все еще занято сообща курфюрстомъ бранденбургскимъ и пфальцграфомъ нейбургскимъ. Интересу обоихъ домовъ должны были быть неразрывно связаны бракомъ между принцемъ нейбургскимъ и бранденбургской принцессой. Весь этотъ планъ былъ разрушенъ — пощечиной, которую курфюрстъ бранденбургскій имѣлъ несчастіе дать подъ вліяніемъ винныхъ паровъ своему зятю. Отнынѣ о добрыхъ отношеніяхъ между обоими домами не могло быть рѣчи. Принцъ нейбургскій перешелъ въ католичество. Наградой за отступничество была рука принцессы баварской, а естественнымъ слѣдствіемъ того и другого — могущественная защита Баваріи и Испаніи. Съ цѣлью сдѣлать пфальцграфа исключительнымъ владѣтелемъ Юлиха, въ герцогство, были направлены испанскія войска изъ Ниндерландовъ. Для того, чтобы избавиться отъ этихъ гостей, курфюрстъ бранденбургскій призвалъ въ страну голландцевъ, благосклонность которыхъ онъ постарался снискать принятіемъ реформатской вѣры. Испанскія и голландскія войска, дѣйствительно, появились въ странѣ, но, кажется, лишь для того, чтобы забрать ее себѣ.
Нидерландская война готовилась, повидимому, разыграться на нѣмецкой землѣ; сколько горючаго матеріала было здѣсь готово для нея! Съ ужасомъ смотрѣла протестанская Германія, какъ испанцы становятся твердой ногой на низовьяхъ Рейна; съ еще большимъ страхомъ смотрѣли католики на вторженіе голландцевъ. На западѣ должна была взорваться мина, давно уже прокопанная подъ всей Германіей, — за западомъ слѣдили страхъ и ожиданіе, — а взрывъ грянулъ на востокѣ.
Спокойствіе, дарованное Богеміи грамотой Рудольфа II, продолжалось въ правленіе Матвѣя лишь до тѣхъ поръ, пока наслѣдникомъ престола въ этомъ королевствѣ не былъ провозглашенъ Фердинандъ Грецскій.
Этотъ принцъ, съ которымъ мы позже познакомимся ближе подъ именемъ императора Фердинанда II, заявилъ себя насильственнымъ искорененіемъ протестанства въ своихъ владѣніяхъ, фанатичнымъ приверженцемъ папизма, и потому католическая часть чешскаго народа смотрѣла на него какъ на будущую опору своей церкви. Слабое здоровье императора приблизило этотъ моментъ и чешскіе паписты въ надеждѣ на столь могущественнаго защитника стали съ меньшей осторожностью относиться къ протестантамъ. Особенно тяжелая судьба выпала на долю евангелическихъ подданныхъ католическихъ владѣльцевъ. Къ тому-же многіе католики имѣли неосторожность слишкомъ громко говорить о своихъ надеждахъ и случайно брошенными угрозами возбудили въ протестантахъ тяжелое недовѣріе къ ихъ будущему повелителю. Но это недовѣріе никогда не перешло-бы въ дѣйствіе, еслибы противная сторона ограничилась общими выраженіями и не дала предпріимчивыхъ вожаковъ глухому недовольству народа особыми нападеніями на отдѣльныхъ членовъ протестантской церкви.
Генрихъ Матвѣй графъ фонъ-Турнъ, не чехъ по происхожденію, но лишь владѣтель нѣсколькихъ помѣстій въ этомъ королевствѣ, снискалъ, благодаря ревности къ протестантской религіи и фанатической привязанности къ своему новому отечеству, безграничное довѣріе утраквистовъ, что проложило ему путь въ высшимъ должностямъ. Онъ славно дрался съ турками и вкрадчивымъ обхожденіемъ побѣдилъ сердца толпы. Это была пылкая необузданная голова, любившая смуту, такъ какъ здѣсь въ полномъ блескѣ проявлялись ея дарованія, безумно смѣлая и достаточно безразсудная, чтобы взяться за исполненіе вещей, устрашающихъ разсудочное благоразуміе и хладнокровіе. Турнъ былъ человѣкъ достаточно свободный отъ укоровъ совѣсти, чтобы играть судьбою тысячъ людей, когда это было нужно для удовлетворенія его страстей и достаточно ловокъ, чтобы заставить плясать по своей дудкѣ такой народъ, какъ чехи этого времени. Смуты во время правленія Рудольфа имѣли въ немъ дѣятельнѣйшаго участника, и грамота величества, добытая чешскими чинами отъ императора, была главнымъ образомъ его заслугой. Какъ бургграфу карлщтейнскому дворъ вручилъ ему для сохраненія чешскую корону и указы о вольностяхъ королевства; но, облекши его въ санъ дефензора или защитника вѣры, народъ отдалъ ему нѣчто гораздо болѣе важное — самого себя. Аристократы, подъ вліяніемъ которыхъ находился императоръ, неблагоразумно отняли у него власть надъ мертвымъ, предоставивъ ему такимъ образомъ власть надъ живымъ. Они лишили его званія бургграфа, ставившаго его въ зависимость отъ милостей двора, чтобы такимъ образомъ раскрыть ему великую важность всего другого, что ему оставалось и оскорбили его тщеславіе, благодаря которому было до сихъ поръ безвредно его честолюбіе. Съ этихъ поръ жажда мести овладѣла имъ и недолго пришлось ждать случая удовлетворить ее.
Въ грамотѣ величества, добытой чехами отъ Рудольфа II, также какъ и въ религіозномъ мирѣ нѣмцевъ оставался, невыясненнымъ главный путнкъ. Всѣ права, дарованныя грамотой протестантамъ, были даны только владѣтелямъ, но не ихъ подданнымъ; лишь для подданныхъ духовныхъ владѣтелей была выговорена сомнительная свобода совѣсти. Чешская грамота говорила равнымъ образомъ только о чинахъ и о королевскихъ городахъ, магистратамъ которыхъ удалось добиться равныхъ правъ съ владѣтелями. Лишь они имѣли право строить церкви, учреждать училища и публично отправлять свое протестантское богселуженіе; во всѣхъ остальныхъ городахъ право опредѣлять предѣлы свободы совѣсти подданныхъ предоставлено было владѣтелю, подъ властью котораго они находились. Этимъ правомъ германскіе имперскіе чины пользовались въ всемъ его объемѣ. Свѣтскіе безъ противорѣчія, духовные-же, право которыхъ было объявлено спорнымъ по одному указу императора Фердинанда, не безъ основанія оспаривали обязательный характеръ этого постановленія Но то, что въ германскомъ религіозномъ мирѣ было спорнымъ пунктомъ, являлось неопредѣленнымъ въ чешской грамотѣ; тамъ не было споровъ о толкованіи, но было спорно, слѣдуетъ-ли ему повиноваться; здѣсь толкованіе закона было предоставлено чинамъ. Такимъ образомъ, подданные духовныхъ земскихъ чиновъ въ Богеміи считали, что имѣютъ тѣ права, которыя по указу Фердинанда были предоставлены подданнымъ нѣмецкихъ епископовъ; они считали себя равными подданнымъ королевскихъ городовъ, такъ какъ относили духовныя владѣнія къ короннымъ. Въ небольшомъ городкѣ Клестерграбѣ, принадлежавшемъ архіепископу Пражскому, и въ Браунау, принадлежавшемъ аббату этого монастыря, протестантскіе подданные самовольно принялись за сооруженіе церквей и, несмотря на протесты ихъ повелителей и даже неодобреніе самого императора, закончили ихъ сооруженіе.
Тѣмъ временемъ бдительность дефензоровъ нѣсколько ослабла и дворъ нашелъ, что можно рѣшиться на серьезный шагъ. По указу императора, церковь въ Клестерграбѣ была разрушена, церковь въ Браунау насильственно заперта и безпокойныя головы изъ среды гражданъ брошены въ темницу. Слѣдствіемъ этого шага было всеобщее возбужденіе среди протестантовъ; стали раздаваться крики о нарушеніи грамоты величества, и графъ Турнъ, одушевляемый местью, а еще болѣе побуждаемый своимъ саномъ дефензора, съ чрезвычайной дѣятельностью возбуждалъ умы. По его почину изъ всѣхъ округовъ королевства были созваны въ Прагу депутаты, дабы принять соотвѣтственныя мѣры противъ общей опасности. Было рѣшено подать императору прошеніе и настаивать на освобожденіи заключенныхъ. Отвѣтъ императора, очень дурно принятый чинами уже по той причинѣ, что онъ былъ обращенъ не къ нимъ непосредственно, а къ его намѣстникамъ, называлъ ихъ поведеніе противозаконнымъ и измѣнническимъ, оправдывалъ событія въ Кностерграбѣ и Браунау императорскимъ указомъ и заключалъ въ себѣ нѣсколько мѣстъ, которыя могли быть истолкованы, какъ угроза.
Графъ Турнъ не упустилъ случая усилить дурное впечатлѣніе, произведенное императорскимъ посланіемъ среди собравшихся чиновъ. Онъ указалъ имъ на опасность, какой подвергались всѣ участники ходатайства, и съумѣлъ, путемъ ожесточенія и страха, увлечь ихъ на путь насилія. Поднять ихъ непосредственно противъ императора было бы пока слишкомъ смѣлымъ шагомъ. Онъ велъ ихъ постепенно къ этой неизбѣжной цѣли. Поэтому онъ нашелъ болѣе удобнымъ направить раздраженіе противъ совѣтниковъ императора и распустилъ слухъ, что императорское посланіе составлено въ канцеляріи пражскаго намѣстничества и лишь подписано въ Вѣнѣ. Среди императорскихъ намѣстниковъ предметомъ всеобщей ненависти были коммерпрезидентъ Славата и назначенный на мѣсто Турна бургграфомъ каржитейнскимъ баронъ фонъ-Мартиницъ. Оба они достаточно ясно выказали протестантскимъ чинамъ свои враждебныя намѣренія тѣмъ, что они одни отказались принять участіе въ засѣданіи, въ которомъ грамота величества была внесена въ чешское земское уложеніе. Тогда уже имъ грозили, что вина за всякое будущее нарушеніе грамоты падетъ на нихъ и все дурное, что съ тѣхъ поръ выпало на долю протестантовъ, было — и не безъ основанія — отнесено на ихъ счетъ. Среди всѣхъ католическихъ владѣтелей эти двое были наиболѣе жестоки къ своимъ протестантскимъ подданнымъ. Ихъ обвиняли въ томъ, что они собаками загоняли протестантовъ на католическую обѣдню и отказомъ въ крещеніи, вѣнчаніи и погребеніи старались насильственно обращать ихъ въ папизмъ. Ярость народа легко могла быть направлена противъ столь ненавистныхъ начальниковъ, и они должны были пасть жертвой всеобщаго недовольства.
23 мая 1618 года депутаты, вооруженные и въ сопровожденіи многочисленной толпы, появились въ королевскомъ замкѣ и ворвались въ залъ, гдѣ находились намѣстники Штерибергъ, Мартиницъ, Лобковицъ и Славата. Съ угрозами потребовали они отъ каждаго изъ нихъ объясненія, — принималъ-ли онъ участіе въ императорскомъ отвѣтѣ и высказывался-ли за него. Штерибергъ далъ сдержанный отвѣтъ; Мартиницъ и Славата отвѣтили угрозами. Это рѣшило ихъ участь. Штерибергъ и Лобковицъ, менѣе ненавистные и болѣе опасные, были выведены изъ зала; Славату же и Мартиница поволокли къ окну и выкинули въ замковый ровъ съ высоты восьмидесяти футовъ. Ихъ креатуру, секретаря Фабриціуса, отправили вслѣдъ за ними. Какъ и слѣдовало ожидать, весь образованный міръ былъ пораженъ такимъ видомъ наказанія; чехи оправдывали его, какъ употребительный у нихъ обычай, и во всемъ этомъ случаѣ находили удивительнымъ только то, что потерпѣвшіе встали цѣлы и невредимы послѣ прыжка съ такой высоты. Навозная куча, на которую упали императорскіе намѣстники, спасла ихъ отъ всякаго вреда.
Трудно было ожидать, чтобы этотъ рѣшительный образъ дѣйствій особенно усилилъ милостивое настроеніе императора; но до этого и хотѣлъ довести чеховъ графъ фонъ-Турнъ. Если они позволили себѣ такое насиліе изъ страха предъ неопредѣленной опасностью, то теперь ожиданіе неминуемой кары и неизбѣжная необходимость прибѣгнуть къ самозащитѣ должны были увлечь ихъ еще далѣе. Это грубое насиліе должно было преградить путь всякой нерѣшимости и раскаянію; людямъ показалось, что отдѣльное преступленіе можетъ быть заглажено только цѣлымъ рядомъ новыхъ насилій. Такъ какъ случившееся было непоправимо, то необходимо было обезоружить карающую силу. Было избрано тридцать руководителей для правильнаго продолженія возстанія. Всѣ дѣла правленія и всѣ королевскіе сборы были захвачены, королевскіе чиновники и солдаты приведены къ присягѣ и къ чешскому народу обращено воззваніе, гдѣ всѣ приглашались къ участію въ общемъ дѣлѣ. Іезуиты, которыхъ всеообщая ненависть обвиняла во всѣхъ преслѣдованіяхъ, были изгнаны изъ всего королевства, и чины нашли необходимымъ оправдать это суровое рѣшеніе путемъ особаго манифеста. Всѣ эти шаги были сдѣланы во имя сохраненія королевской власти и исполненія законовъ: исконныя слова всѣхъ мятежниковъ, пока счастье не склонится открыто на ихъ сторону.
Впечатлѣніе, произведенное извѣстіемъ о чешскомъ возстаніи при императорскомъ дворѣ, было далеко не такъ сильно, какъ того заслуживалъ этотъ вызывающій образъ дѣйствій. Императоръ Матвѣй не былъ уже тѣмъ рѣшительнымъ человѣкомъ, который нѣкогда рѣшился схватить своего короля и повелителя среди его народа и свергнуть съ трехъ троновъ. Самонадѣянное мужество, одушевлявшее его при узурпаціи, покинуло его при закономѣрной защитѣ. Чешскіе мятежники вооружились первые и ему, сообразно природѣ вещей, пришлось слѣдовать за ними. Но онъ не могъ надѣяться, что война ограничится одной Богеміей. Опасная симпатія связывала протестантовъ во всѣхъ его земляхъ воедино, — общая религіозная опасность могла слишкомъ быстро объединить ихъ въ одну страшную республику. Что сможетъ онъ противопоставить такому врагу, если отъ него отдѣлится протестантская часть его подданныхъ? И развѣ не погибнутъ въ этой пагубной усобицѣ обѣ стороны? Что останется цѣло, если онъ погибнетъ, и кого-же погубитъ онъ, какъ не своихъ подданныхъ, если побѣдитъ?
Такія соображенія склонили императора и его совѣтниковъ къ уступчивости и къ мысли о мирѣ; но именно въ этой уступчивости желательно было кой-кому видѣть корень зла. Эрцгерцогъ Фердинандъ Грецскій поздравлялъ императора съ происшествіемъ, которое оправдывало всякое насиліе надъ чешскими протестантами передъ всей Европой. Непокорность — говорилъ онъ — беззаконіе и крамола шли всегда рука объ руку съ протестантствомъ. Всѣ вольности, дарованныя протестантскимъ чинамъ нынѣшнимъ и прежнимъ императорами, имѣли до сихъ поръ одно слѣдствіе: усиленіе ихъ требованій. Все поведеніе еретиковъ направлено противъ монарха; переходя постепенно отъ непокорства къ непокорству, они дошли до этого послѣдняго насилія; въ ближайшемъ будущемъ они возьмутяся за самого императора. Въ одномъ оружіи спасеніе отъ такого врага; покой и покорность могутъ быть обрѣтены только на развалинахъ ихъ опасныхъ привилегій; лишь въ полной гибели этой секты заключена безопасность католической вѣры. Правда, исходъ войны неизвѣстенъ, но несомнѣнна гибель, если уклониться отъ войны. Конфискованныя имущества мятежниковъ богато возмѣстятъ всѣ военныя издержки, а ужасъ казней быстро научитъ остальныхъ покорности". — Можно-ли было винить чешскихъ протестантовъ, если они заблаговременно старались оградить себя отъ осуществленія такихъ принциповъ? Къ томуже чешское возстаніе было направлено лишь противъ наслѣдника императора, а не противъ него самого, ибо онъ не сдѣлалъ ничего такого, что могло бы оправдать опасенія протестантовъ. Лишь для того, чтобы преградить ему. путь къ богемскому престолу, прибѣгли къ оружію въ царствованіе Матвѣя, но пока былъ живъ этотъ императоръ, слѣдовало оставаться въ границахъ видимой покорности.
Но чехи взялись за оружіе, и императоръ не могъ предложить имъ миръ, не вооружившись. Испанія дала деньги на мобилизацію и обѣщала прислать войска изъ Италіи и изъ Нидерландовъ. Главнокомандующимъ былъ назначенъ графъ де Букуа, — голландецъ, потому что своему подданному нельзя было довѣриться, — и другой иностранецъ, графъ Дампьеръ, былъ его помощникомъ. Прежде, чѣмъ двинуть эту армію, императоръ попытался посредствомъ манифеста испытать путь милости; онъ объявлялъ здѣсь чехамъ, что «грамота величества священна для него, что онъ никогда не думалъ посягать на ихъ религію или ихъ привилегіи, что даже его теперешнее вооруженіе вызвано лишь ихъ вооруженіемъ; какъ только народъ богемскій сложитъ оружіе, будетъ распущено и императорское войско». Но это милостивое посланіе не произвело никакого дѣйствія, такъ какъ предводители возстанія нашли болѣе удобнымъ скрыть отъ народа благія пожеланія императора. Вмѣсто того они распространяли съ каѳедръ и въ летучихъ листкахъ самые злокозненные слухи и пугали невѣжественный народъ призракомъ варѳоломѣевскихъ ночей, которыя существовали только въ ихъ воображеніи. Вся Богемія, за исключеніемъ трехъ городовъ: Будвейса, Круммау и Пильзена, приняла участіе въ возстаніи. Эти три города, почти исключительно католическіе, одни имѣли мужество остаться вѣрными императору, который обѣщалъ имъ помощь. Но графъ Турнъ долженъ былъ, конечно, понять, какъ опасно оставлять въ рукахъ непріятеля три пункта такой важности, открывавшіе императорскимъ войскамъ во всякое время путь въ королевство. Смѣло и рѣшительно онъ появился предъ Будвейсомъ и Круммау въ надеждѣ покорить эти города страхомъ. Круммау сдался, но Будвейсъ стойко отбилъ всѣ его нападенія.
Теперь и императоръ началъ проявлять нѣкоторую степень энергіи и дѣятельности. Букуа и Дампьеръ появились съ двумя отрядами въ Богеміи и открыли враждебныя дѣйствія. Но путь въ Прагу оказался болѣе труднымъ, чѣмъ предполагали императорскіе полководцы. Каждый проходъ, каждое незначительное укрѣпленіе пришлось брать силой, и сопротивленіе усиливалось съ каждымъ ихъ шагомъ, такъ какъ насилія ихъ войскъ, состоявшихъ главнымъ образомъ изъ венгерцевъ и валлонцевъ, доводили друга до мятежа и врага до отчаянія. Но и тогда, когда войска уже вторглись въ нѣдра Богеміи, императоръ продолжалъ проявлять мирныя намѣренія и протягивать руку чешскимъ чинамъ для полюбовнаго соглашенія. Новые виды, внезапно открывшіеся мятежникамъ, подняли ихъ мужество. Чины Моравіи стали на ихъ сторону, а изъ Германіи въ лицѣ графа Мансфельда явился къ нимъ на помощь сторонникъ столь-же неожиданный, сколь мужественный.
Главари евангелической уніи до сихъ поръ спокойно, но небездѣятельно, наблюдали зачешскимъ движеніемъ. Тѣ и другіе боролись за одно дѣло, противъ одного врага. Въ судьбахъ Богеміи они заставляли своихъ союзниковъ читать ихъ собственную судьбу и дѣло чешскаго народа изображали имъ священнѣйшимъ дѣломъ нѣмецкаго союза. Сообразно съ этимъ они ободряли мятежниковъ обѣщаніями помощи, и счистливый случай неожиданно далъ имъ возможность привести свои обѣщанія въ исполненіе.
Графъ Петръ Эрнстъ фонъ Мансфелѣдъ, сынъ заслуженнаго австрійскаго служаки Эрнста фонъ Мансфельда, который долго и славно командовалъ испанской арміей въ Нидерландахъ, сдѣлался орудіемъ униженія австрійскаго дома въ Германіи. Самъ онъ посвятилъ свои первыя силы тому-же дому и сражался подъ знаменами эрцгерцога Леопольда въ Юлихѣ и въ Эльзасѣ противъ протестантской религіи и нѣмецкой свободы. Но, усвоивъ незамѣтно начала этой религіи, онъ покинулъ повелителя, своекорыстіе котораго отказывало ему въ вознагражденіи за сдѣланныя на его службѣ издержки, и посвятилъ евангелической уніи свою энергію и свой побѣдоносный мечъ. Случилось такъ, что герцогъ Савойскій, союзникъ уніи, потребовалъ отъ нея помощи въ войнѣ съ Испаніей. Она предоставила ему свое новое пріобрѣтеніе, и на Мансфельда было возложено порученіе подготовить въ Германіи для герцога и на его счетъ отрядъ изъ четырехъ тысячъ человѣкъ. Это войско было готово къ бою, когда пламя возстанія вспыхнуло въ Богеміи, и герцогъ, теперь не нуждавшійся въ подкрѣпленіи, предоставилъ его уніи. Ничто не могло быть пріятнѣе для послѣдней, какъ возможность оказать своимъ союзникамъ въ Богеміи услугу на чужой счетъ. Графъ Мансфельдъ получилъ приказъ двинуть свой отрядъ въ предѣлы Богеміи, и призывъ чеховъ долженъ былъ скрыть отъ міра истиннаго виновника похода.
Мансфельдъ появился въ Богеміи, и взявъ укрѣпленный городъ Пильзенъ, стоявшій на сторонѣ императора, сталъ твердой ногой въ этомъ королевствѣ. Мужество мятежниковъ было возбуждено еще другой помощью, полученной ими отъ силезскихъ чиновъ. Между ними и императорскимъ войсками произошло нѣсколько незначительныхъ, но кровопролитныхъ стычекъ, которыя должны были служить прелюдіей къ болѣе рѣшительной войнѣ. Для того, чтобы ослабить энергію военныхъ дѣйствій императора, переговоры съ нимъ продолжались и было даже принято посредничество Саксоніи. Но, прежде чѣмъ исходъ посредничества могъ показать, какъ мало искренности было въ дѣйствіяхъ чеховъ, смерть унесла со сцены императора.
Что совершилъ Матвѣй, чтобы оправдать ожиданія міра, которыя онъ возбудилъ нѣкогда, свергнувъ своего предшественника; стоило-ли вступать путемъ преступленія на престолъ Рудольфа, чтобы столь дурно владѣть имъ и столь безславно покинуть его? Впродолженіе всего своего правленія Матвѣй расплачивался за неблагоразуміе, которое заставило добиваться престола. Изъ за того, чтобы получить его на нѣсколько лѣтъ ранѣе, онъ отказался отъ всей свободы своей короны. Остатокъ самостоятельности, оставленный ему усилившейся мощью имперскихъ чиновъ, былъ подъ позорнымъ гнетомъ его собственныхъ родственниковъ. Больной и бездѣтный, онъ видѣлъ, какъ вниманіе всего міра направлено на гордаго наслѣдника, который нетерпѣливо предвосхищалъ рѣшенія судьбы и началъ свое правленіе еще при жизни государя — старца.
Съ Матвѣемъ правящую линію нѣмецкаго дома Австріи можно считать угасшей, ибо изъ всѣхъ сыновей Максимильяна въ живыхъ оставался лишь бездѣтный и болѣзненный эрцгерцогъ Альберхтъ Нидерландскій, который однако уступилъ свои права на это наслѣдіе гроцской линіи. Испанскій домъ тайнымъ договоромъ также отрекся отъ всѣхъ своихъ притязаній на австрійскія владѣнія въ пользу эрцгерцога штирійскаго Фердинанда, въ лицѣ котораго германскіе Габсбурги должны были получить новый свѣжій побѣгъ и предстояло воскреснуть былому величію Австріи.
Отцомъ Фердинанда былъ младшій братъ императора Максимильяна II эрцгерцогъ Карлъ краинскій, каринтійскій и штирійскій; матерью — принцесса баварская. Потерявъ перваго на двѣнадцатомъ году, онъ былъ переданъ эрцгерцогиней ея брату герцогу Вильгельму баварскому, подъ надзоромъ котораго онъ получилъ воспитаніе и образованіе въ Іезуитской академіи въ Ингольштадтѣ. Не трудно понять, какіе принципы могъ онъ усвоить въ обществѣ государя, который отрекся во имя религіи отъ правленія. Съ одной стороны, ему указывали на склонность Максимильяновской линіи къ приверженцамъ новаго вѣроученія и на смуту въ ея земляхъ; съ другой — на благоденствіе Баваріи и непреклонную религіозность ея государей; ему предоставляли выборъ между этими двумя образцами.
Ставъ въ этой школѣ мужественнымъ бойцомъ за имя Божіе и дѣятельнымъ орудіемъ церкви, онъ оставилъ Баварію послѣ пятилѣтняго пребыванія здѣсь, чтобы вступить во владѣніе своей вотчиной. Чины Крайны, Каринтіи и Штиріи, требовавшіе, до принесенія присяги, подтвержденія ихъ религіозной свободы, получили отвѣтъ, что религіозная свобода не. касается присяги. Была потребована и дѣйствительно принесена присяга безъ всякихъ условій. Прошло много лѣтъ, прежде чѣмъ созрѣло для выполненія дѣло, предначертанное въ Ингольштадтѣ. Прежде чѣмъ выступить на свѣтъ Божій съ этимъ замысломъ, Фердинандъ лично поѣхалъ въ Лоретто испросить милость Лоретской Богоматери и у ногъ Климента VIII въ Римѣ — апостольское благословеніе.
Дѣло, однако, было нешуточное: оно заключалось въ томъ, чтобы вытѣснить протестанство изъ страны, гдѣ на его сторонѣ было большинство и гдѣ оно было узаконено формальнымъ актомъ, дарованнымъ отцомъ Фердинанда дворянскому и рыцарскому сословію области. Невозможно было, не подвергаясь опасности, отнять столь торжественно данное разрѣшеніе; но не было на свѣтѣ ничего страшнаго для благочестиваго питомца іезуитовъ. Оправданіемъ этому насилію должны были служить во-первыхъ примѣръ остальныхъ католическихъ и протестантскихъ владѣтелей, безпрепятственно осуществившихъ въ своихъ земляхъ реформаціонное право, и во-вторыхъ злоупотребленія, съ какими штирійцы пользовались своей религіозной свободой. Казалось позволительнымъ, подъ прикрытіемъ нелѣпаго положительнаго закона, презрѣть спокойно законъ разума и справедливости. Надо сказать, что въ этомъ беззаконномъ дѣлѣ Фердинандъ выказалъ поразительное мужество и похвальную стойкость; безъ шума и — надо прибавить — безъ жестокости онъ уничтожилъ протестантское богослуженіе въ одномъ городѣ за другимъ, и въ нѣсколько лѣтъ было закончено, къ изумленію всей Германіи, это опасное дѣло.
Но, между тѣмъ какъ католики съ восторгомъ привѣтствовали въ немъ героя и паладина своей церкви, — протестанты начали готовиться противъ него въ бой, какъ противъ своего опаснѣйшаго врага. Тѣмъ не менѣе просьба Матвѣя передать права преемства ему — не встрѣтила въ избирательныхъ государствахъ Австріи никакого или весьма малое противодѣйствіе, и даже чехи короновали его, какъ своего будущаго короля, на весьма выполнимыхъ условіяхъ. Лишь позже, когда они узнали о дурномъ вліяніи его совѣтовъ на правленіе императора, было возбуждено ихъ безпокойство, а различныя рукописныя произведенія его, чрезъ его враговъ попавшія въ ихъ руки и обнаружившія достаточно ясно его истинныя помышленія, — усилили ихъ страхъ до чрезвычайности. Въ особенное негодованіе привелъ ихъ тайный семейный договоръ съ Испаніей, по которому Фердинандъ передавалъ испанской коронѣ послѣ смерти наслѣдника мужского пола королевство чешское, не справляясь съ голосомъ народа, не обращая вниманія на то, что носитель ихъ короны долженъ быть ихъ избранникомъ. Многочисленные враги, которыхъ Фердинандъ пріобрѣлъ среди протестантовъ своими религіозными реформами въ Штиріи, оказали ему въ Богеміи весьма дурную услугу; особенно дѣятельно разжигали пламя возстанія бѣжавшіе сюда штирійскіе эмигранты, принесшіе въ свое новое отечество сердце, исполненное местью. Въ столь мятежномъ настроеніи нашелъ король Фердинандъ чешскій народъ, когда императоръ Матвѣй уступилъ ему мѣсто.
Столь ненормальныя отношенія между народомъ и наслѣдникомъ могли и при болѣе спокойномъ переходѣ престола явиться источникомъ смуты, а тѣмъ болѣе теперь, въ разгарѣ мятежа, когда народъ овладѣлъ своимъ былымъ верховенствомъ и возвратился къ состоянію естественнаго права, когда онъ стоялъ съ оружіемъ въ рукахъ, когда чувство единства возбуждало въ немъ одушевляющую самонадѣянность, когда мужество его возвысилось до степени твердой увѣренности, вслѣдствіе счастливыхъ успѣховъ, обѣщаній сторонней помощи и увлекательныхъ надеждъ. Не обращая вниманія на утвержденныя уже за Фердинандомъ права, чины объявили свой тронъ свободнымъ, свой выборъ ничѣмъ несвязаннымъ. Не было никакихъ надеждъ на добровольную покорность Богеміи, и если Фердинандъ хотѣлъ видѣть себя носителемъ чешской короны, то ему предстоялъ выборъ — или купить ее цѣной всего того, что дѣлаетъ корону желательной, или-же добыть ее съ мечомъ въ рукѣ.
Но какъ добыть ее? На какую изъ своихъ земель ни броситъ онъ взглядъ, все предъ нимъ объято яркимъ пламенемъ: Силезія была уже вовлечена въ богемское возстаніе; Моравія собиралась послѣдовать ея примѣру. Въ верхней и нижней Австріи, какъ и при Рудольфѣ, бурлилъ неугомонно духъ свободы, и ни одинъ земскій чинъ не желалъ приносить присягу. Венгріи грозилъ нападеніемъ князь Семиградья Бетленъ Габоръ; тайное вооруженіе турокъ приводило въ трепетъ всѣ восточныя провинціи; въ довершеніе смуты протестанты въ его наслѣдственныхъ земляхъ, возбужденные общимъ примѣромъ, также собирались поднять голову. Въ этихъ земляхъ протестанты были многочисленнѣе; въ большинствѣ земель имъ принадлежали источники доходовъ, на которые Фердинандъ долженъ былъ вести войну. Люди безразличные начали колебаться, вѣрные — приходить въ отчаяніе, и лишь мятежные умы сохраняли мужество; половина Германіи подбодряла мятежниковъ, другая бездѣятельно ожидала исхода борьбы; испанская помощь была еще далека. Мгновеніе, одарившее его всѣмъ, грозило вновь все отнять у него.
Все, что Фердинандъ ни предлагалъ теперь, подъ гнетомъ тяжкаго закона необходимости, чешскимъ мятежникамъ — всѣ его мирныя предложенія отвергнуты съ высокомѣріемъ. Графъ Турнъ, во главѣ цѣлой арміи, появляется уже въ Моравіи, чтобы рѣшить настроеніе этой единственной, еще колеблющейся, провинціи. Появленіе друзей даетъ сигналъ къ возстанію моравскихъ протестантовъ; Брюнъ взятъ; вся остальная страна сдается добровольно; во всей провинціи мѣняютъ религію и правленіе. Возрастая по пути, потокъ мятежниковъ врывается въ верхнюю Австрію, гдѣ единомышленники встрѣчаютъ его съ радостнымъ торжествомъ. — «Никакого различія между религіями, — равныя права для всѣхъ христіанскихъ церквей. Ходятъ слухи, что въ странѣ вербуютъ иноземцевъ для угнетенія Богеміи. Они не скроются, и вплоть до Іерусалима будетъ изгнанъ врагъ свободы». — Ни одна рука не поднялась на защиту эрцгерцога; наконецъ мятежники располагаются лагеремъ предъ Вѣной, осаждая своего повелителя.
Своихъ дѣтей Фердинандъ перевезъ изъ Гре(а)ца, гдѣ они не были въ безопасности, въ Тироль. Самъ онъ ожидалъ бунтовщиковъ въ своей столицѣ. Горсть солдатъ было все, что онъ могъ противопоставить яростной толпѣ. Но и у этой горсти недоставало преданности, потому что солдаты не получали жалованья и даже хлѣба. Къ долговременной осадѣ Вѣна совершенно не была готова. Преобладала въ городѣ партія протестантовъ, которые въ каждое мгновенье были готовы присоединиться къ чехамъ; тѣ, что были въ провинціи, набирали уже войско противъ него. Протестантская чернь уже утѣшила себя картиной, какъ герцогъ заключенъ въ монастырь, владѣнія его раздѣлены, его дѣти получаютъ протестантское воспитаніе. Довѣрившись тайнымъ врагамъ и окруженный явными; онъ видѣлъ, какъ каждое мгновенье предъ нимъ раскрывается пропасть, готовая поглотить всѣ его надежды, и даже его самого. Чешскія пули летали въ императорскомъ дворцѣ, гдѣ шестнадцать австрійскихъ бароновъ, ворвавшись въ его комнату, бросились къ нему съ упреками, пытаясь угрозами вынудить у него согласіе на конфедерацію съ чехами. Одинъ изъ нихъ схватилъ его за пуговицу кафтана съ возгласомъ: «Фердинандъ, подпишешь ты или нѣтъ?»
Кто не заслужилъ бы извиненія за неустойчивость въ эту страшную минуту? —
Фердинандъ подумалъ, какъ онъ хотѣлъ быть римскимъ императоромъ. Казалось, у него нѣтъ исхода: бѣжать или уступить; первое совѣтовали мужи, второе — католическіе священники. Покинуть городъ — значитъ отдать его въ руки враговъ; съ Вѣной потеряна Австрія, съ Австріей — императорскій тронъ. Фердинандъ не покинулъ своей столицы и не хотѣлъ слышать объ уступкахъ.
Эрцгерцогъ спорилъ еще съ уполномоченными баронами, какъ вдругъ во дворѣ замка раздались трубные звуки. Страхъ и изумленіе смѣняются поперемѣнно въ присутствующихъ — страшный слухъ пробѣгаетъ по замку — одинъ депутатъ исчезаетъ за другимъ. Многіе дворяне и граждане бросаются въ лагерь Турна. Причиной столь быстрой перемѣны былъ полкъ дампьеровскихъ кирасиръ, въ это важное мгновеніе вступившій въ городъ на защиту эрцгерцога. За ними слѣдовала также пѣхота; многіе католическіе граждане, въ которыхъ появленіе кирасиръ влило новое мужество, и даже студенты взялись за оружіе. Извѣстіе, принесенное изъ Богеміи, довершило спасеніе эрцгерцога. Нидерландскій генералъ Букуа разбилъ графа Мансфельда на голову при Будвейсѣ и шелъ на Прагу. Чехи поспѣшили сняться съ лагеря и бросились на защиту своей столицы.
Теперь очистились снова горные проходы, занятые до сихъ поръ непріятелемъ и не дававшіе Фердинанду возможности появиться во Франкфуртѣ на императорскихъ выборахъ. Если планы короля венгерскаго требовали его вступленія на престолъ Германскій, то теперь это было тѣмъ важнѣе, что избраніе его императоромъ должно было служить рѣшительнымъ и несомнѣннымъ свидѣтельствомъ о важности его особы, доказательствомъ справедливости его дѣла и надеждой на помощь имперіи. Но тѣ самыя козни, которыя преслѣдовали его въ его наслѣдственныхъ земляхъ, были направлены также противъ его стараній добиться императорскаго сана. Ни одинъ австрійскій принцъ не долженъ отнынѣ вступать на германскій престолъ, — меньше всѣхъ Фердинандъ, завзятый ненавистникъ ихъ религіи, рабъ Испаніи и іезуитовъ. Съ этой цѣлью еще при жизни Матвѣя пытались предложить германскую корону герцогу баварскому и по его отказѣ — герцогу савойскому. Такъ какъ съ послѣднимъ не такъ легко было столковаться объ условіяхъ, то постарались по крайней мѣрѣ затянуть выборы, пока какой нибудь рѣшительный ударъ въ Богеміи или Австріи не погубитъ всѣ надежды Фердинанда и не сдѣлаетъ его недостойнымъ высокаго сана. Члены уніи старались всѣми средствами возбудить противъ Фердинанда курфюршество саксонское, преданное австрійскимъ интересамъ, и старались представить при саксонскомъ дворѣ всѣ опасности, какими грозятъ протестантской религіи и имперіи убѣжденія этого государя и его испанскія связи. Восшествіе Фердинанда на императорскій престолъ, — говорили они далѣе, — вовлечетъ Германію въ частныя дѣла этого государя и направитъ противъ нее оружіе чеховъ. Но несмотря на всѣ интриги день выборовъ былъ назначенъ, Фердинандъ, какъ законный король чешскій, приглашенъ на нихъ, и его избирательный голосъ, вопреки тщетному противорѣчію чешскихъ чиновъ, признанъ дѣйствительнымъ. Три католическихъ голоса были за него, саксонскій былъ ему также благопріятенъ, бранденбургскій ничего не имѣлъ противъ него, и рѣшительное большинство избрало его въ 1619 г. императоромъ. Такимъ образомъ, онъ увидалъ себя носителемъ самой сомнительной изъ всѣхъ своихъ коронъ, чтобы черезъ нѣсколько дней потерять ту, которую онъ считалъ своимъ неотъемлемымъ достояніемъ. Въ то время, какъ его во Франкфуртѣ избрали императоромъ, въ Прагѣ его свергли съ чешскаго престола.
Почти всѣ его нѣмецкія наслѣдственныя владѣнія соединились, между тѣмъ, съ Богеміей въ общій грозный союзъ, дерзость котораго перешла теперь всѣ границы. 17-го августа 1619 года на государственномъ сеймѣ они объявили императора, какъ врага чешской религіи и свободы, который своими пагубными совѣтами возбуждалъ противъ нихъ покойнаго короля, давалъ войска для ихъ угнетенія, предалъ королевство на разграбленіе иноземцамъ и, наконецъ, въ тайномъ договорѣ уступилъ его Испаніи, оскорбивъ тѣмъ народное верховенство, — лишеннымъ всѣхъ правъ на чешскую корону и безъ замедленія приступили къ новымъ выборамъ. Такъ какъ приговоръ былъ произнесенъ протестантами, то выборъ, конечно, не могъ пасть на католическаго принца, хотя для приличія раздалось нѣсколько голосовъ за Баварію и Савойю. Но ожесточенная религіозная война, раздѣлявшая евангелистовъ и реформатовъ, долгое время затрудняла также выборъ протестантскаго короля, пока, наконецъ, ловкость и дѣятельность кальвинистовъ не побѣдила лютеранъ, несмотря на ихъ численность.
Среди всѣхъ принцевъ, которымъ возможно было предложить этотъ санъ, курфюрстъ пфальцскій Фридрихъ V имѣлъ наиболѣе основательныя притязанія на довѣріе и благодарность чеховъ; ни относительно кого другого частные интересы отдѣльныхъ чиновъ и любовь народа не оправдывались столь многочисленными государственными выгодами. Фридрихъ V былъ человѣкъ свободнаго и жизненнаго ума, большой доброты, королевской щедрости. Онъ былъ главой нѣмецкихъ реформатовъ, предводителемъ уніи, располагавшимъ ея силами, близкимъ родственникомъ герцога баварскаго, зятемъ короля Великобританіи, который могъ оказать ему свою могущественную помощь. Всѣ эти преимущества были умѣло и успѣшно выставлены на видъ партіей кальвинистовъ и пражскій сеймъ среди молитвъ и слезъ радости избралъ королемъ Фридриха V.
Все происшедшее на пражскомъ сеймѣ было дѣломъ слишкомъ подготовленнымъ и Фридрихъ самъ принималъ во всемъ этомъ слишкомъ дѣятельное участіе, чтобы предложеніе чеховъ могло изумить его. Но его все же испугало сіяніе этой короны, и двойное величіе преступленія и счастья привело въ трепетъ его малодушіе. По обычаю всѣхъ слабыхъ душъ, онъ сперва хотѣлъ подкрѣпиться въ своемъ намѣреніи чужими совѣтами; но надъ его страстями, когда они владѣли имъ, не было никакой силы. Саксонія и Баварія, гдѣ онъ просилъ совѣта, всѣ остальные курфюрсты, всѣ, кто сравнивалъ его намѣренія съ его способностями и силами, старались удержать его отъ пропасти, въ которую онъ бросался. Даже король Яковъ англійскій предпочиталъ видѣть своего зятя лишеннымъ короны, чѣмъ помощью столь дурному примѣру содѣйствовать оскорбленію священной власти королей. Но могъ-ли голосъ благоразумія бороться съ соблазнительнымъ блескомъ королевской короны? Въ моментъ высшаго напряженія своихъ силъ свободный народъ, свергнувъ священную вѣтвь двухсотлѣтней династіи, бросается въ его объятія; въ надеждѣ на его мужество, онъ выбираетъ его своимъ вождемъ на страшномъ пути славы и свободы; отъ него, своего прирожденнаго защитника, ждетъ порабощенная религія защиты и охраны противъ своихъ преслѣдователей. Неужто онъ малодушно признается въ своемъ страхѣ, неужто онъ трусливо предастъ вѣру и свободу? Этотъ народъ показываетъ ему къ тому же все превосходство своихъ силъ, все безсиліе своего врага: двѣ трети Австріи вооружены противъ Австріи, и воинственный семиградскій союзникъ стоитъ готовый раздѣлить жалкіе остатки вражескаго войска своимъ нападеніемъ. Какъ такимъ предложеніемъ не возбудить его самолюбія? Какъ такимъ надеждамъ не вдохнуть въ него мужество?
Нѣсколькихъ мгновеній спокойнаго размышленія было бы достаточно, чтобы показать ему всю громадность риска и всю ничтожность награды, — но соблазнъ говорилъ его чувствамъ, а предостереженія только уму. Его несчастьемъ было то, что ближайшіе и самые громкіе голоса стали на сторону его страстей. Увеличеніе власти ихъ господина открывало честолюбію и корысти всѣхъ его пфальцскихъ слугъ неизмѣримое поприще удовлетворенія. Это торжество кальвинизма должно было воодушевить всякаго ревностнаго кальвиниста. Могла ли столь слабая голова противостоять увѣщаніямъ своихъ совѣтниковъ, которые такъ же неумѣренно преувеличивали его силы и средства, какъ уменьшали силу непріятеля? Могъ-ли онъ спорить съ увѣщаніями своихъ придворныхъ проповѣдниковъ, которые выдавали ему призраки своего фанатизма за волю неба? Астрологическія мечтанія наполняли его голову химерическими надеждами; искушеніе дѣйствовало на него даже непобѣдимыми устами любви. «Какъ-же ты смѣлъ — говорила ему супруга — предложить руку королевской дочери, когда ты трепещешь принять корону, которую тебѣ добровольно подносятъ? Лучше я буду ѣсть хлѣбъ за твоимъ королевскимъ столомъ, чѣмъ роскошныя яства за твоей курфюршеской трапезой».
Фридрихъ принялъ чешскую корону. Торжество коронаціи совершено было въ Прагѣ съ безпримѣрной пышностью; народъ не жалѣлъ богатствъ, чтобы почтить свое собственное созданье. Силезія и Моравія, земли подвластныя Богеміи, послѣдовали ея примѣру и также принесли присягу. Реформація царила во всѣхъ церквахъ королевства, торжество и ликованіе было безгранично. Уваженіе къ новому королю доходило до боготворенія. Данія и Швеція, Голландія и Венеція, многія нѣмецкія государства признали его законнымъ королемъ; Фридриху оставалось только утвердиться на своемъ новомъ тронѣ.
Главныя его надежды покоились на князѣ семиградскомъ Бетленъ Габорѣ. Этотъ страшный врагъ Австріи и католической церкви, не довольствуясь своимъ государствомъ, которое онъ, при помощи турокъ, отнялъ у своего законнаго повелителя Гавріила Баторія, радостно ухватился за возможность увеличить свои владѣнія на счетъ австрійскихъ государей, которые отказывались признать его государемъ Семиградья. Онъ вступилъ въ соглашеніе съ чешскими мятежниками; рѣшено было нападеніе на Венгрію и Австрію; встрѣча войскъ должна была произойти передъ столицей. Подъ маской дружбы скрывалъ Бетленъ Габоръ истинныя цѣли своихъ военныхъ приготовленій и, полный коварства, обѣщалъ императору мнимой помощью заманить чеховъ въ западню и выдать ему живьемъ предводителей чешскаго возстанія. Но онъ вдругъ оказался въ Верхней Венгріи, не скрывая своихъ вражескихъ намѣреній; ужасъ предшествовалъ ему, опустошенія слѣдовали за его шествіемъ; все покорялось ему; въ Пресбургѣ онъ возложилъ на себя венгерскую корону. Братъ императора, намѣстникъ Вѣны, трепеталъ за судьбу столицы. Онъ поспѣшно призвалъ на помощь генерала Букуа, но отступленіе императорскихъ войскъ вновь привлекло чешскую армію къ стѣнамъ Вѣны. Подкрѣпившись двѣнадцатью тысячами трансильванцевъ и соединившись вскорѣ затѣмъ съ побѣдоноснымъ отрядомъ Бетленъ Габора, войско мятежниковъ грозило вторично овладѣть Вѣной. Окрестности столицы были опустошены Дунай запертъ, всякія сношенія, всякій подвозъ отрѣзанъ; въ виду были ужасы голода. Фердинандъ, быстро возвращенный въ свою столицу этой грозною опасностью, увидалъ себя вторично на краю гибели; недостатокъ припасовъ и суровое время года заставили, наконецъ, чеховъ двинуться во-свояси; пораженіе въ Венгріи вызвало туда Бетленъ Габора; счастье вторично спасло императора.
Въ нѣсколько недѣль все измѣнилось, и мудрая политика Фердинанда исправила его положеніе въ той же мѣрѣ, въ какой положеніе Фридриха было ухудшено его безпечностью и неудачными распоряженіями. Послѣ утвержденія ихъ привилегій чины нижней Австріи принесли присягу, а немногіе, отказавшіеся отъ присяги, были обвинены въ оскорбленіи величества и государственной измѣнѣ. Такимъ образомъ, императоръ сталъ снова твердой ногой въ одной изъ своихъ наслѣдственныхъ земель; въ то же время было сдѣлано все возможное, чтобы добиться иноземной помощи. Путемъ устныхъ переговоровъ ему удалось еще во время выборовъ во Франкфуртѣ склонить на свою сторону духовныхъ курфюрстовъ, а въ Мюнхенѣ — герцога Максимильяна Баварскаго. Отъ участія, какое собирались принять въ чешской войнѣ унія и лига, зависѣлъ весь исходъ этой войны, судьба Фридриха и императора. Несомнѣнно, для всей протестантской Германіи было выгодно поддерживать короля чешскаго; очевидно, интересы католической религіи требовали, чтобы верхъ одержалъ императоръ. Побѣда протестантовъ въ Богеміи заставляла всѣхъ католическихъ государей Германіи содрогнуться за свои владѣнія, ихъ пораженіе давало императору возможность предписывать законы протестантской Германіи. Итакъ, Фердинандъ возбудилъ дѣятельность лиги,
Фридрихъ — дѣятельность уніи. Узы родства и личная преданность императору, своему шурину, съ которымъ онъ выросъ вмѣстѣ въ Ингольштадтѣ, приверженность къ католической религіи, которая подвергалась несомнѣнной опасности, увѣренія іезуитовъ въ связи съ подозрительными движеніями уніи, — все это побудило герцога баварскаго и всѣхъ участниковъ лиги отождествить дѣло Фердинанда съ своимъ собственнымъ дѣломъ.
По договору, заключенному съ послѣднимъ и обезпечивавшему Максимильяну вознагражденіе за всѣ военные убытки и возможныя потери, герцогъ баварскій принялъ неограниченную власть надъ войсками лиги, которыя должны были поспѣшить на помощь императору противъ чешскихъ мятежниковъ. Предводители уніи вмѣсто того, чтобы какъ нибудь предотвратить опасное соединеніе лиги съ императоромъ, дѣлали все, чтобы ускорить его. Если они могли заставить католическую лигу принять открытое участіе въ чешской войнѣ, то они должны были требовать того-же отъ всѣхъ членовъ и союзниковъ уніи. Безъ прямого шага католиковъ противъ уніи не было надежды на союзъ протестантскихъ государствъ. Поэтому они воспользовались критическимъ моментомъ чешскаго возстанія для того, чтобы выставить всѣ свои прежнія жалобы и потребовать отъ католиковъ полной религіозной свободы. Обративъ это требованіе, изложенное въ угрожающемъ тонѣ, къ герцогу баварскому, какъ къ главѣ католической партіи, они заставляли его дать имъ быстрый и прямой отвѣтъ. Рѣшитъ Максимильянъ за или противъ нихъ, ихъ цѣль такъ или иначе достигнута: его уступка лишала католическую партію ея могущественнѣйшаго защитника; его упорство вооружало противъ него всю протестантскую партію и дѣлало неизбѣжной войну, въ которой они надѣялись одержать верхъ. Максимильянъ, и такъ ужъ имѣвшій много основаній быть на сторонѣ противной партіи, принялъ требованіе уніи за формальное объявленіе войны и ускорилъ военныя приготовленія. Между тѣмъ какъ Баварія и лига готовились къ войнѣ за императора, съ испанскимъ дворомъ велись переговоры о денежной помощи. Всѣ трудности, противопоставленныя этимъ переговорамъ сонливой политикой министерства, были счастливо преодолѣны императорскимъ посланникомъ въ Мадридѣ, графомъ фонъ Кевенгюллеромъ. Кромѣ пособія въ одинъ милліонъ флориновъ, которое удалось понемногу выманить у испанскаго двора, было обѣщано также нападеніе на Нижній Пфальцъ со стороны испанскихъ Нидерландовъ.
Стараясь привлечь къ союзу всѣ католическія государства, въ то же время дѣятельно старались ослабить союзъ протестантовъ. Необходимо было уничтожить въ курфюрстѣ саксонскомъ и иныхъ евангелическихъ чинахъ опасенія, вызванныя увѣреніями членовъ уніи, что военныя приготовленія лиги имѣютъ цѣлью вновь отнять у нихъ секуляризованныя имущества церкви. Письменное удостовѣреніе въ противномъ успокоило курфюрстасаксонскаго, котораго и безъ того уже склоняли на сторону Австріи личная зависть къ Пфальцу, внушенія его придворнаго проповѣдника, подкупленнаго Австріей, и недовольство чехами, которые обошли его при выборѣ короля. Лютеранскій фанатизмъ никогда не могъ простить реформатамъ, что столь многія прекрасныя земли попали, какъ выражались тогда, въ пасть кальвинизму, и римскій антихристъ только уступилъ мѣсто швейцарскому.
Между тѣмъ какъ Фердинандъ дѣлалъ все, чтобы улучшить свое неблагопріятное положеніе, Фридрихъ дѣятельно ухудшалъ свои благопріятныя обстоятельства. Заключивъ предосудительный тѣсный союзъ съ княземъ сеы и градскимъ, открытымъ союзникомъ Порты, онъ озлобилъ слабые умы, и всеобщая молва обвиняла его въ томъ, что онъ стремился къ возвышенію на счетъ христіанства, что онъ вооружаетъ турокъ противъ Германіи. Его неблагоразумный фанатизмъ къ реформатскому исповѣданію возмутилъ противъ него богемскихъ лютеранъ, его мѣры противъ иконъ — богемскихъ папистовъ. Новые тягостные налоги лишили его любви народа. Несбывшіяся ожиданія чешскихъ вельможъ охладили ихъ усердіе, — отсутствіе посторонней помощи ослабило ихъ мужество. Вмѣсто того, чтобы съ неустанной дѣятельностью посвятить себя управленію государствомъ, Фридрихъ терялъ время въ забавахъ; вмѣсто того, чтобы мудрой бережливостью увеличить свою казну, — онъ расточалъ доходы своихъ владѣній на ненужную театральную пышность и неумѣстную щедрость. Беззаботно и легкомысленно любовался онъ собой въ своемъ новомъ санѣ, и изъ-за несвоевременнаго стремленія насладиться своей короной онъ забылъ о настоятельной необходимости укрѣпить ее на своей головѣ.
Какъ ни сильно было разочарованіе въ немъ, еще сильнѣе было разочарованіе самого Фридриха въ надеждахъ на чужую помощь. Большинство членовъ уніи не смѣшивало чешскихъ дѣлъ съ истинной цѣлью своего союза; другихъ преданныхъ ему имперскихъ чиновъ сковывалъ слѣпой ужасъ передъ императоромъ. Курфюршества саксонское и гессенъ-дармштадтское перешли на сторону Фердинанда;. Нижняя Австрія, со стороны которой ждали серьезной диверсіи, принесла присягу императору; Бетленъ Габоръ заключилъ съ нимъ перемиріе. Данію вѣнскій дворъ съумѣлъ усыпить искусными переговорами, Швецію занять войной съ Польшей. Голландская республика вся ушла въ борьбу съ Испаніей; Венеція и Савойя не двигались съ мѣста; Яковъ англійскій былъ обманутъ испанскимъ коварствомъ. Одинъ другъ скрывался за другимъ, одна надежда погибала за другой. Такъ быстро измѣнилось все въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ!
Между тѣмъ, главы уніи собирали войско; императоръ и лига дѣлали то-же самое. Армія послѣдней стояла подъ знаменами Максимильяна у Донауверта; войско уніи, подъ предводительствомъ маркграфаансбахскаго, — у Ульма. Очевидно, насталъ рѣшительный моментъ, которому суждено однимъ ударомъ покончить долгіе раздоры и окончательно опредѣлить отношенія обѣихъ церквей Германіи. Все съ обѣихъ сторонъ исполнено было трепетнымъ ожиданіемъ. Велико, однако, было изумленіе, когда внезапно пришла вѣсть о мирѣ, и обѣ арміи разошлись, не обнаживъ меча.
Причиной этого мира, съ равной готовностью принятаго обѣими сторонами, было вмѣшательство Франціи. Французское министерство, неруководимое уже великимъ Генрихомъ, политика котораго была, быть можетъ, уже и непримѣнима къ новому положенію королевства, боялось теперь усиленія австрійскаго дома гораздо менѣе, чѣмъ возрастающаго могущества кальвинистовъ, котораго надо было ждать съ укрѣпленіемъ пфальцскаго дома на чешскомъ престолѣ. Вовлеченное въ опасную борьбу съ своими собственными кальвинистами, оно видѣло, что настоятельно необходимо подавить протестантскую крамолу Богеміи какъ можно скорѣе, прежде чѣмъ она послужитъ опаснымъ примѣромъ для французскихъ гугенотовъ. Чтобы такимъ образомъ дать императору возможность скорѣе справиться съ чехами, Франція явилась посредникомъ между уніей и лигой и устроила этотъ неожиданный миръ, важнѣйшимъ пунктомъ котораго было, «что унія отказывается отъ всякаго участія въ богемскихъ раздорахъ и что помощь, которую она окажетъ Фридриху V, не должна выходить за предѣлы его пфальцскихъ владѣній». Рѣшительность Максимильяна и боязнь очутиться между войсками лиги и новой императорской арміей, бывшей на пути изъ Нидерландовъ, заставили унію согласиться на этотъ позорный миръ.
Теперь въ распоряженіи императора были всѣ войска Баваріи и лиги, и онъ могъ свободно двинуть ихъ на Богемію, предоставленную своей судьбѣ ульмскимъ трактатомъ. Прежде чѣмъ тамъ могъ распространиться слухъ о событіяхъ въ Ульмѣ, Максимильянъ явился въ верхней Австріи, гдѣ ошеломленные чины, не ожидая врага, купили милость императора поспѣшной и безусловной присягой. Въ нижней Австріи къ герцогу присоединились нидерландскія войска графа Букуа, и эта императорско-баварская армія, возросшая теперь до пятидесяти тысячъ человѣкъ, вторглась безъ промедленія въ Богемію. Всѣ чешскіе отряды, разсѣянные по нижней Австріи и Моравіи, бѣжали; всѣ города, осмѣлившіеся сопротивляться, были взяты приступомъ; остальные, устрашенные слухомъ о постигшей ихъ карѣ, сдавались безъ боя; ничто не удерживало побѣдоноснаго шествія Максимильяна. Богемская армія подъ предводительствомъ храбраго князя ангальтскаго Христіана отступила къ Прагѣ, подъ стѣнами которой Максимильянъ далъ ей сраженіе.
Дурное положеніе, въ которомъ онъ разсчитывалъ застать врасплохъ армію мятежниковъ, было причиной этой быстроты герцога и обезпечивало ему побѣду. У Фридриха не было и тридцати тысячъ человѣкъ; восемь тысячъ привелъ съ собой князь ангальтскій, десять тысячъ венгерцевъ прислалъ Бетленъ Габоръ. Нападеніе курфюрста саксонскаго на лужицкія земли лишило его помощи, которой онъ ожидалъ отсюда и изъ Силезіи; успокоеніе Австріи лишило его помощи, которой онъ ожидалъ отсюда. Бетленъ Габоръ, его сильнѣйшій союзникъ, не двигался съ мѣста; унія предала его императору. Ему оставалось одно: его чехи, — у которыхъ не было ни доброй воли, ни единодушія, ни мужества. Чешскіе магнаты съ неудовольствіемъ смотрѣли на замѣну ихъ нѣмецкими генералами; графъ Мансфельдъ, отрѣзанный отъ главной квартиры чешской арміи, остался въ Пильзенѣ, чтобы не быть подъ начальствомъ князя ангальтскаго и Гогенлов. Солдатъ, лишенный средствъ къ жизни, лишился и всякаго воодушевленія, и дурное поведеніе войска вызывало въ сельскомъ населеніи ожесточенныя жалобы. Напрасно явился самъ Фридрихъ въ лагерѣ, чтобы своимъ присутствіемъ возбудить мужество въ солдатахъ, своимъ примѣромъ — соревнованіе въ дворянствѣ.
Недалеко отъ Праги на Бѣлой Горѣ начали окапываться чехи, когда на нихъ (8 ноября 1620 года) двинулись соединенныя баварско-императорскія войска. Въ началѣ сраженія кавалерія принца ангальтскаго имѣла нѣкоторый успѣхъ, но перевѣсъ непріятеля вскорѣ уничтожилъ ее. Неудержимо неслись впередъ баварцы и валлонцы, и первая обратилась въ бѣгство венгерская конница; ея примѣру послѣдовала тотчасъ чешская пѣхота; затѣмъ и нѣмцы были увлечены всеобщимъ бѣгствомъ. Десять пушекъ, составлявшихъ всю артиллерію Фридриха, попали въ руки непріятеля. Четыре тысячи чеховъ пало во время бѣгства и въ сраженіи; войска императора и лиги потеряли едва нѣсколько сотъ. Эта рѣшительная побѣда была одержана въ теченіе одного часа.
Фридрихъ сидѣлъ за обѣденнымъ столомъ въ Прагѣ, когда его армія погибала за него подъ стѣнами города. Онъ, вѣроятно, не ждалъ въ этотъ день нападенія, потому что былъ назначенъ парадный обѣдъ. Курьеръ оторвалъ его, наконецъ, отъ стола, и съ высоты крѣпостного вала раскрылась предъ нимъ вся страшная сцена. Чтобы принять какое нибудь серьезное рѣшеніе, онъ молилъ о перемиріи на двадцать четыре часа; герцогъ далъ ему всего восемь. Фридрихъ воспользовался этимъ временемъ, чтобы ночью покинуть столицу вмѣстѣ съ своею женой и начальниками своей арміи. Это бѣгство совершено было съ такой поспѣшностью, что князь ангальтскій забылъ свои секретнѣйшіе документы, а Фридрихъ свою корону. «Теперь я знаю, кто я такой, — говорилъ этотъ несчастный государь тѣмъ, которые его успокаивали, — есть добродѣтели, которымъ можетъ научить насъ только несчастіе; только въ превратностяхъ судебъ мы, государи, узнаемъ, что мы изъ себя представляемъ».
Прага еще не была потеряна безвозвратно, когда малодушіе Фридриха отказалось отъ нея. Летучій отрядъ Мансфельда стоялъ въ Пильзенѣ и не видѣлъ сраженія. Бетленъ Габоръ могъ каждую минуту открыть военныя дѣйствія и отвлечь войска императора къ венгерской границѣ. Разбитые чехи могли оправиться, болѣзни, голодъ и суровая погода ослабить непріятеля — всѣ эти надежды исчезли предъ непосредственнымъ страхомъ. Фридрихъбоялся неустойчивости чеховъ, которые легко могли впасть въ искушеніе, купить прощеніе императора выдачей его особы.
Турнъ и другіе, бывшіе въ такой же опалѣ, какъ и онъ, нашли также неблагоразумнымъ ожидать подъ стѣнами Праги рѣшенія своей участи. Они отступили въ Моравію, чтобы вслѣдъ затѣмъ искать спасенія въ Семиградьи. Фридрихъ бѣжалъ въ Бреславль, гдѣ онъ, однако, оставался лишь непродолжительное время; затѣмъ онъ искалъ убѣжища при дворѣ курфюрста бранденбургскаго и наконецъ въ Голландіи.
Сраженіе подъ Прагой рѣшило судьбы Богеміи. Прага сдалась побѣдителю на другой день; остальные города послѣдовали примѣру столицы; чины чешскіе принесли безусловную присягу; то-же самое сдѣлали чины Силезіи и Моравіи. Слѣдствіе обо всемъ совершившемся было наряжено императоромъ лишь черезъ три мѣсяца. Многіе изъ тѣхъ, которые въ страхѣ бѣжали, теперь въ надеждѣ на эту кажущуюся умѣренность, снова показались въ столицѣ. Но въ тотъ-же день и въ тотъ-же часъ разразилась буря. — Сорокъ восемь виднѣйшихъ дѣятелей мятежа были арестованы и привлечены къ суду чрезвычайной коммиссіи, составленной изъ уроженцевъ Богеміи и Австріи. Двадцать семь изъ нихъ погибли на эшафотѣ; изъ простого народа было казнено безчисленное множество. Отсутствующимъ былъ сдѣланъ вызовъ явиться, и такъ какъ никто не послѣдовалъ этому вызову, они, въ качествѣ измѣнниковъ и оскорбителей величества, были присуждены къ смерти, имущества ихъ конфискованы, имена ихъ прибиты къ висѣлицѣ. Имущество умершихъ мятежниковъ также подверглось конфискаціи. Эта тираннія была еще терпима, такъ какъ она касалась лишь отдѣльныхъ, частныхъ лицъ, и ограбленіе одного обогащало другого; тѣмъ тягостнѣе зато былъ гнетъ, спустившійся надъ всѣмъ королевствомъ безъ изъятія. Всѣ протестантскіе проповѣдники были изгнаны изъ страны; чешскіе — тотчасъ-же, нѣмецкіе — нѣсколько позже. Грамоту величества Фердинандъ изрѣзалъ своей собственной рукой и сжегъ печать. Черезъ семь лѣтъ послѣ пражскаго сраженія всякая религіозная терпимость по отношенію къ протестантамъ въ Богеміи была отмѣнена. Позволяя себѣ эти насилія надъ религіозными привилегіями чеховъ, императоръ не рѣшился коснуться ихъ политической конституціи, и, отнимая у нихъ свободу совѣсти, онъ великодушно оставилъ за ними право облагать себя налогами.
Побѣда при Бѣлой Горѣ сдѣлала Фердинанда вновь господиномъ всѣхъ его владѣній; она возвратила ему ихъ даже съ болѣе обширной властью, чѣмъ имѣли его предшественники, потому что на этотъ разъ присяга была дана безъ всякихъ ограничительныхъ условій, и его самодержавное верховенство не ограничивалось никакими грамотами величества. Такимъ образомъ, цѣль всѣхъ его законныхъ желаній была достигнута, даже превзойдя всѣ его ожиданія.
Теперь онъ могъ разстаться со своими союзниками и отозвать свои войска. Война была окончена, хотя-бы она не была справедлива. Милостивая и справедливая, она являлась также наказаніемъ. Вся судьба Германіи была теперь въ его рукахъ, и счастіе и горе многихъ милліоновъ людей зависѣли отъ его рѣшенія. Никогда еще столь важное рѣшеніе не зависѣло отъ одного человѣка; никогда ослѣпленіе одного человѣка не причиняло такихъ бѣдствій.
КНИГА ВТОРАЯ. править
Рѣшеніе, принятое теперь Фердинандомъ, дало войнѣ совершенно иное направленіе, иное мѣсто дѣйствія, иныхъ участниковъ. Изъ возстанія въ Богеміи и изъ похода для усмиренія мятежниковъ сдѣлалась нѣмецкая и вскорѣ затѣмъ обще-европейская война. Пора, такимъ образомъ, бросить взглядъ на Германію и на остальную Европу.
Какъ ни неравно были распредѣлены области нѣмецкой имперіи и права ея членовъ между католиками и протестантами, каждой партіи, однако, достаточно было лишь держаться благоразумнаго единства и только пользоваться своими особенными преимуществами, чтобы не быть побѣжденной противной стороной. Если за католиковъ были численное превосходство и особое покровительство имперской конституціи, то протестанты имѣли за себя сплошное пространство населенныхъ земель, мужественныхъ государей, воинственное дворянство, многочисленныя арміи, богатые имперскіе города, владычество на морѣ и въ худшемъ случаѣ — надежныхъ сторонниковъ во владѣніяхъ католическихъ государей. Если католики могли опереться на вооруженную помощь Испаніи и Италіи, то республики Венеціанская и Голландская, равно какъ и Англія, открывали и протестантамъ свои сокровищницы, а государства сѣвера и страшная турецкая армія были готовы немедленно оказать имъ содѣйствіе. Тремъ духовнымъ голосамъ въ совѣтѣ курфюрстовъ противопоставляли Бранденбургъ, Саксонія и Пфальцъ три значительныхъ протестантскихъ голоса, а для курфюрста богемскаго, такъ-же, какъ для эрцгерцога австрійскаго, санъ императорскій былъ бы тягостнымъ игомъ, еслибы протестантскіе чины съумѣли воспользоваться своимъ значеніемъ. Мечъ уніи могъ держать мечъ лиги въ ножнахъ или же сдѣлать сомнительнымъ исходъ войны, еслибы дѣло дошло до нея. Но, къ несчастію, частныя отношенія разорвали всеобщую политическую связь, которая должна была объединять протестантскихъ государей имперіи. Великая эпоха нашла на сценѣ лишь посредственныхъ людей, и рѣшительный моментъ остался неиспользованнымъ, такъ какъ мужественнымъ не хватало силы; сильнымъ — дальновидности, мужества и рѣшительности.
Заслуги его предка Морица, величина его владѣній и значеніе его голоса ставили курфюрста саксонскаго во главѣ всей протестантской Германіи. Отъ рѣшенія, принятаго этимъ государемъ, зависѣла участь обѣихъ враждующихъ сторонъ, и Іоаннъ Георгъ не былъ равнодушенъ къ выгодамъ, которыя обѣщало ему столь важное положеніе. Равно значительное завоеваніе для императора и для протестантскаго союза, онъ старательно избѣгалъ безвозвратно отдаться той или другой сторонѣ и непоправимымъ заявленіемъ довѣриться благодарности императора или-же отказаться отъ выгодъ, которыя можно было извлечь изъ страха предъ этимъ государемъ. Нетронутый маніей рыцарскаго и религіознаго одушевленія, увлекавшаго одного властелина за другимъ — рисковать въ опасной военной игрѣ своей короной и жизнью, — Іоаннъ Георгъ стремился къ болѣе прочной славѣ — сохранить и увеличить свое достояніе. Если современники жаловались на него, что онъ среди бури покинулъ протестантское дѣло, что онъ принесъ спасеніе отечества въ жертву усиленію своего дома, что онъ предоставилъ гибели всю евангелическую церковь Германіи, лишь бы не стать на защиту реформатовъ; если они жаловались на него, что онъ въ роли ненадежнаго друга повредилъ общему дѣлу не меньше, чѣмъ его открытые враги, — то государи, обвинявшіе Іоанна Георга, были виновны въ томъ, что не приняли за образецъ его мудрую политику. Если несмотря на эту мудрую политику саксонскій крестьянинъ стоналъ, какъ и всякій другой, подъ гнетомъ ужасовъ императорскихъ походовъ; если вся Германія была свидѣтелемъ того, какъ Фердинандъ обманывалъ своего союзника и издѣвался надъ своими обѣщаніями, если, наконецъ, самъ Іоаннъ Георгъ сталъ какъ будто замѣчать все это — тѣмъ больше стыда для имперарора, который такъ жестоко надсмѣялся надъ столь честнымъ довѣріемъ.
Если неумѣренное довѣріе къ Австріи и надежда увеличить свои владѣнія связывали руки курфюрсту саксонскому, то страхъ и боязнь Австріи лишиться своихъ владѣній держали слабаго Георга Вильгельма бранденбургскаго въ гораздо болѣе постыдныхъ узахъ. То, что ставили въ упрекъ этимъ обоимъ государямъ, могло спасти курфюрсту пфальцскому его имя и его владѣніе. Поспѣшная надежда на неиспытанныя еще силы, вліяніе французскихъ совѣтовъ и предательскій блескъ короны довели этого злополучнаго государя до отважнаго предпріятія, которому не соотвѣтствовали ни его дарованія, на политическое устройство его владѣній. Раздробленіе земель и несогласіе между ихъ владѣтелями ослабили мощь пфальцскаго дома, которая, не будь она раздроблена въ разныхъ рукахъ, могла еще надолго оставлять исходъ войны подъ сомнѣніемъ.
Такое-же раздробленіе земель ослабило и гессенскій домъ, а различіе религій поддерживало пагубные раздоры между Дармштадтомъ и Касселемъ. Дармштадтская линія, не принявшая аугсбургскаго исповѣданія, бѣжала подъ крылышко императора, который облагодѣтельствовалъ ее на счетъ кассельской линіи, державшейся реформатскаго толка. Въ то время, какъ его единовѣрцы проливали кровь за вѣру и свободу, ландграфъ дармштадскій Георгъ получалъ жалованье отъ императора. Но вполнѣ достойный своего предка, который сто лѣтъ тому назадъ отважно взялъ на себя защиту свободы Германіи противъ страшнаго Карла, Вильгельмъ кассельскій не задумался вступить на путь чести и опасности. Чуждый малодушія, склонявшаго гораздо болѣе сильныхъ государей подъ ярмо Фердинандова могущества, ландграфъ Вильгельмъ I добровольно протянулъ шведскому герою свою геройскую руку и подалъ германскимъ государямъ примѣръ, котораго никто другой подать не хотѣлъ. Какъ рѣшеніе его полно было мужества, такъ проникнуты были твердостью его дѣйствія и отвагой его подвиги. Съ смѣлой рѣшительностью сталъ онъ на защиту своей окровавленной страны и презрѣніемъ встрѣтилъ врага, руки котораго еще дымились отъ магдебургскаго погрома.
Ландграфъ Вильгельмъ достоинъ безсмертія наравнѣ съ героями эрнестинскаго рода. Не скоро насталъ для тебя день мести, злополучный Іоаннъ Фридрихъ, благородный, незабвенный государь, — долго заставилъ себя ждать, но славенъ былъ этотъ день. Возвратились твои времена и твой геройскій духъ снизошелъ на твоихъ внуковъ. Изъ глубины лѣсовъ Тюрингіи выходитъ мужественный родъ государей, безсмертные подвиги которыхъ позорятъ приговоръ, которымъ была сорвана съ твоей главы курфюршеская шапка, и умиротворяютъ твою гнѣвную тѣнь грудой кровавыхъ жертвъ. Приговоръ побѣдителя могъ отнять у нихъ твои владѣнія, но не ту патріотическую доблесть, изъ-за которой ты лишился ихъ, не рыцарскую отвагу, которая столѣтіе спустя потрясла тронъ его внука. Месть за тебя и за Германію отточила имъ священный мечъ противъ рода Габсбурговъ и непобѣдимый булатъ переходитъ по наслѣдству изъ одной геройской руки въ другую. Какъ мужи выполняютъ они то, чего не могли сдѣлать въ качествѣ государей, и умираютъ славной смертью, какъ храбрѣйшіе бойцы за свободу. Слишкомъ бѣдные землями, чтобы бороться со своимъ врагомъ своими войсками, они направляютъ на него иноземные громы и ведутъ къ побѣдѣ чужія знамена.
Преданная могущественными государями, все благосостояніе которыхъ зависѣло только отъ нея, свобода Германіи осталась подъ защитой небольшого числа владѣтелей, для которыхъ она едвали имѣла серьезное значеніе. Владѣнія и саны убили мужество; ихъ отсутствіе породило героевъ. Если Саксонія, Бранденбургъ и другія земли робко удалялись отъ боя, то Ангальтъ, Мансфельдъ, принцы Веймарскіе и другіе проливали свою кровь въ страшныхъ сраженіяхъ. Герцоги померанскіе, мекленбургскіе, вюртембергскіе, имперскіе города верхней Германіи, для которыхъ самое имя самодержца было искони страшнымъ звукомъ, боязливо уклонились отъ борьбы съ императоромъ и съ ропотомъ склонились подъ его сокрушительной рукой.
Австрія и католическая Германія нашли въ герцогѣ Максимильянѣ баварскомъ столь-же могущественнаго, сколько дальновиднаго и мужественнаго защитника. Слѣдуя въ теченіе всей этой войны одному опредѣленному, заранѣе намѣченному плану, никогда не колеблясь между государственными интересами и своей религіей, не раболѣпствуя предъ Австріей, работавшей для созданія его величія и трепетавшей предъ его спасительной рукой, Максимильянъ былъ достоинъ не изъ руки произвола получить саны и земли, послужившія ему наградой. Остальные католическіе чины, почти исключительно духовные владѣтели, слишкомъ мало воинственные, чтобы бороться съ толпами, привлеченными благосостояніемъ ихъ земель, пали одинъ за другимъ жертвами войны и довольствовались тѣмъ, что преслѣдовали въ своихъ кабинетахъи съ церковныхъ каѳедръ врага, предъ которымъ бѣжали въ открытомъ полѣ: рабы Австріи или Баваріи, всѣ они стушевывались предъ Максимильяномъ и лишь въ его рукахъ ихъ объединенная сила получила нѣкоторое значеніе.
Страшная монархія, созданная Карломъ V и его сыномъ изъ противоестественнаго соединенія Нидерландовъ, Милана, обѣихъ Сицилій, обширныхъ Остъ — и Вестъ-Индскихъ земель, склонялась уже при Филиппахъ III и IV къ упадку. Вздутая въ скороспѣлую величину посредствомъ безплоднаго золота, эта монархія погибала отъ долговременнаго истощенія, ибо ей недоставало молока государствъ — земледѣлія. Вестъ-индскія завоеванія повергли Испанію въ нищету для того, чтобы обогатить всѣ рынки Европы, и антверпенскіе, венеціанскіе и генуэзскіе мѣнялы давно уже спекулировали золотомъ, которое покоилось еще въ Перуанскихъ копяхъ. Ради Индіи опустошили Испанію, индійскія сокровища расточали на завоеваніе Голландіи, на химерическій проектъ низвергнуть французскій престолъ, на злополучный походъ противъ Англіи. Но гордыня этого дома пережила апогей его величія, ненависть его враговъ пережила его грозное могущество, и ужасъ какъ будто парилъ еще надъ покинутымъ логовищемъ льва. Недовѣріе протестантовъ приписывало министерству Филиппа III опасную политику его отца, а въ нѣмецкихъ католикахъ, подобно вѣрѣ въ чудотворную силу костей мученика, жили еще надежды на испанскую помощь. Поверхностный блескъ скрывалъ раны, отъ которыхъ истекала кровью эта монархія, и во всѣхъ сохранялась увѣренность въ ея могуществѣ потому что она не отступала отъ высокомѣрнаго тона своихъ золотыхъ дней. Рабы въ своемъ домѣ и чужаки на престолѣ, призрачные короли Испаніи диктовали законы своимъ нѣмецкимъ родственникамъ, и позволительно сомнѣваться, стоила ли помощь, оказываемая ими, той позорной зависимости, цѣною которой нѣмецкіе императоры покупали ихъ содѣйствіе. Судьбы Европы рѣшались за хребтомъ Пиринеевъ невѣжественными монахами и придворными интригами. Но и въ своемъ глубочайшемъ паденіи должна была оставаться страшной держава, не уступавшая никому по размѣрамъ, остававшаяся вѣрной — если не изъ твердой политики, то по привычкѣ — все той же государственной системѣ, обладавшая испытанными арміями и превосходными генералами, прибѣгавшая тамъ, гдѣ война была недостаточна, къ кинжалу бандитовъ и умѣвшая употреблять своихъ офиціальныхъ посланниковъ въ качествѣ поджигателей. Все, что она потеряла въ трехъ странахъ свѣта, она старалась наверстать теперь на востокѣ, и вся Европа попала бы въ ея сѣти, еслибы ей удалось ея давнишнее намѣреніе — слиться между Альпами и Адріатическимъ моремъ съ наслѣдственными владѣніями Австріи.
Къ величайшему безпокойству итальянскихъ государствъ эта неугомонная держава вторглась въ Италію, гдѣ ея безпрерывныя попытки увеличить свои владѣнія приводили въ трепетъ всѣхъ сосѣднихъ государей. Въ наиболѣе опасномъ положеніи находился папа, стиснутый испанскими вицекоролями между Неаполемъ и Миланомъ. Венеціанская республика попала въ середину между австрійскимъ Тиролемъ и испанскимъ Миланомъ, Савойя была стѣснена между Миланомъ и Франціей. Этимъ объясняется уклончивая и двуличная политика, усвоенная итальянскими государствами со временъ Карла V. Двойственный характеръ папской власти заставлялъ папъ вѣчно колебаться между двумя діаметрально противоположными государственными системами. Если намѣстникъ святого Петра почиталъ въ испанскихъ государяхъ своихъ покорнѣйшихъ сыновъ, упорнѣйшихъ защитниковъ своего престола, то монархъ Церковной Области долженъ былъ видѣть въ этихъ государяхъ своихъ худшихъ сосѣдей, своихъ опаснѣйшихъ враговъ. Если для перваго не было ничего важнѣе истребленія протестантовъ и торжества австрійскаго оружія, то послѣдній имѣлъ всѣ основанія благословлять оружіе протестантовъ, которое лишало его сосѣда возможности быть ему опаснымъ. Верхъ одерживало то одно, то другое, смотря по тому, заботились ли папы больше о своей свѣтской власти или о своемъ духовномъ владычествѣ; въ общемъ однако римская политика приспособлялась къ болѣе близкой опасности, — а извѣстно, насколько страхъ потерять то, что имѣешь, дѣйствуетъ на душу сильнѣе, чѣмъ желаніе возвратить себѣ то, что давно потерялъ. Такимъ образомъ, вполнѣ понятно, какъ намѣстникъ Христа вступалъ въ заговоръ съ австрійскимъ домомъ во имя истребленія еретиковъ и какъ тотъ-же самый намѣстникъ Христа вступалъ въ заговоръ съ тѣми же самыми еретиками во имя истребленія австрійскаго дома. Поразительно переплетаются нити всемірной исторіи! Что сталось бы съ реформаціей, что сдѣлалось бы съ свободой нѣмецкихъ государей, еслибы римскій епископъ и государь Рима имѣли всегда одинъ и тотъ-же интересъ.
Вмѣстѣ съ утратою высокодаровитаго Генриха IV Франція потеряла все свое величіе и весь свой вѣсъ на политическихъ вѣсахъ Европы. Всѣ благодѣянія прошлаго могучаго правленія были уничтожены во время бурнаго малолѣтства наслѣдника. Неспособные министры, созданія случайныхъ милостей и интриги, расточили въ немного лѣтъ сокровища, накопленныя экономіей Сюлли и бережливостью Генриха. Еле охраняя свою власть отъ внутреннихъ крамолъ, они вынуждены были отказаться отъ мысли направлять пути Европы. То самое междоусобіе, которое вооружило Германію противъ Германіи, — возстановило также Францію противъ Франціи, и Людовикъ XIII достигъ совершеннолѣтія лишь для того, чтобы воевать съ своей собственной матерью и съ своими протестантскими подданными. Не сдерживаемые теперь просвѣщенной политикой Генриха, послѣдніе, привлеченные удобнымъ случаемъ и возбуждаемые предпріимчивыми вожаками, взялись за оружіе и образовали свое собственное государство въ государствѣ, избравъ могущественный и укрѣпленный городъ Ларошель средоточіемъ своего будущаго королевства. Слишкомъ мало политикъ, чтобы благоразумной терпимостью задушить въ зародышѣ это междоусобіе, и слишкомъ мало господинъ надъ силами своего государства, чтобы править ими съ энергіей, Людовикъ XIII былъ доведенъ до постыдной необходимости купить покорность мятежниковъ громадными денежными суммами. Какъ ни вѣски были политическіе разсчеты поддержать чешскихъ мятежниковъ противъ Австріи, сынъ Генриха IV долженъ былъ равнодушно смотрѣть на ихъ гибель и считать себя счастливымъ, что его кальвинисты не послѣдовали въ неудобное для него время примѣру своихъ единовѣрцевъ по ту сторону Рейна. Могучій духъ у кормила правленія съумѣлъ бы умиротворить французскихъ протестантовъ и завоевать свободу ихъ братьямъ въ Германіи; но Генриха IV уже не было въ живыхъ, и лишь Ришелье суждено было воскресить его государственную мудрость.
Между тѣмъ какъ Франція вновь падала съ высоты своей славы, освобожденная Голландія заканчивала созданіе своего могущества. Еще не угасло мужество воодушевленія, которое, подъ вліяніемъ оранскаго рода, превратило эту торговую націю въ народъ героевъ и дало ей силу защитить свою независимость въ кровопролитной войнѣ съ Испаніей. Помня, какъ много сами они обязаны своимъ освобожденіемъ чужой помощи, эти республиканцы пылали желаніемъ помочь своимъ нѣмецкимъ братьямъ добыть себѣ такую же свободу, тѣмъ болѣе, что и тѣ и другіе боролись съ однимъ и тѣмъ-же врагомъ, и свобода Германіи была лучшимъ оплотомъ для свободы Голландіи. Но республика, еще боровшаяся за свое собственное существованіе и съ невѣроятными усиліями едва справлявшаяся съ могущественнымъ врагомъ въ своихъ собственныхъ предѣлахъ, не могла отнимать силы у необходимой самозащиты для того, чтобы великодушно расточать ихъ на защиту чужихъ государствъ.
Равнымъ образомъ и Англія, хотя и увеличенная присоединеніемъ Шотландіи, подъ властью своего слабаго Якова не имѣла уже въ Европѣ того вѣса, который умѣло сообщала ей властная политика Елизаветы. Въ твердомъ убѣжденіи, что благоденствіе ея острова покоится на безопасности протестантовъ, эта дальновидная государыня никогда не отступала отъ правила содѣйствовать всякому предпріятію, имѣвшему цѣлью ослабленіе австрійскаго могущества. Преемнику ея не хватало ни ума проникнуться этимъ принципомъ, ни силы привести его въ исполненіе. Если бережливая Елизавета не жалѣла своихъ сокровищъ для того, чтобы помогать Нидерландамъ противъ Испаніи, а Генриху IV противъ ярости лиги, то Яковъ предоставилъ свою дочь, внуковъ и зятя произволу непримиримаго побѣдителя. Истощая свою ученость для того, чтобы найти источникъ королевской власти на небѣ, этотъ король потерялъ свою власть на землѣ. Напрягая всѣ усилія своего краснорѣчія, чтобы доказать неограниченность королевскихъ правъ, онъ напоминалъ англійскому народу о народныхъ правахъ и ненужнымъ расточительствомъ потерялъ свое важнѣйшее преимущество — обходиться безъ вмѣшательства парламента и заглушить голосъ свободы. Врожденный трепетъ предъ обнаженнымъ клинкомъ дѣлалъ для него страшной самую справедливую войну; его любимецъ Бакингемъ игралъ его слабостями, а его самодовольное тщеславіе дало испанскому коварству легкій случай обойти его. Въ то время, какъ въ Германіи разоряли его зятя и жаловали другимъ наслѣдіе его внуковъ, этотъ безумный государь съ блаженнымъ самодовольствомъ упивался лестью, которую ему кадили Австрія и Испанія. Чтобы отвлечь его вниманіе отъ нѣмецкой войны, ему предложили невѣстку въ Мадридѣ, и этотъ нелѣпый отецъ самъ снаряжалъ своего эксцентричнаго сына на маскарадъ, которымъ тотъ изумилъ свою испанскую невѣсту. Испанская невѣста погибла для его сына, какъ чешская корона и пфальцскій престолъ для его зятя, и лишь смерть избавила его отъ опасности закончить свое мирное правленіе войной, вызванной тѣмъ, что онъ не имѣлъ мужества во-время пригрозить ею.
Междоусобныя бури, подготовленныя его неумѣлымъ правленіемъ, разразились при его несчастномъ сынѣ, скоро заставивъ послѣдняго послѣ нѣсколькихъ незначительныхъ попытокъ отказаться отъ всякаго участія въ нѣмецкой войнѣ, для того, что бы потушить взрывъ крамолы въ своемъ собственномъ государствѣ, жалкой жертвой которой онъ и палъ въ концѣ концовъ.
Два замѣчательныхъ короля, правда, далеко не равные личной славой, но равные могуществомъ и честолюбіемъ, внушали тогда уваженіе къ европейскому сѣверу. Во время долгаго и дѣятельнаго правленія Христіана IV, Данія выросла въ сильную державу. Личныя достоинства ея государя, превосходный флотъ, испытанныя войска, благоустроенные финансы и дальновидные союзы доставили въ совокупности этому государству цвѣтущее благосостояніе внутри и уваженіе извнѣ. Густавъ Ваза вывелъ Швецію изъ рабства, преобразовалъ путемъ мудраго законодательства и впервые вывелъ вновь созданное государство на свѣтъ всемірной исторіи. То, что этотъ великій государь намѣтилъ лишь въ грубыхъ очертаніяхъ, было приведено въ исполненіе его еще болѣе великимъ внукомъ Густавомъ Адольфомъ.
Оба государства, нѣкогда противоестественно соединенныя въ одну монархію и обезсиленныя этимъ соединеніемъ, распались во времена реформаціи, и разрывъ былъ началомъ ихъ расцвѣта. Насколько пагубно было для обоихъ государствъ насильственное соединеніе, настолько необходима была для нихъ, послѣ раздѣленія, взаимная дружба и единство. На оба государства опиралась евангелическая церковь; въ интересѣ обоихъ была охрана тѣхъ-же морей; общая выгода должна была соединить ихъ противъ одного и того-же врага. Но ненависть, благодаря которой распалась связь обоихъ государствъ, продолжала раздѣлять враждой давно разъединенные народы. Датскіе короли все еще не могли отказаться отъ своихъ притязаній на Швецію; шведское государство не могло забыть былой тираніи датчанъ. Смежныя границы обоихъ государствъ давали національной враждѣ вѣчную пищу; напряженное соперничество обоихъ королей и неизбѣжныя торговыя столкновенія въ сѣверныхъ моряхъ были постоянными источниками раздоровъ.
Изо всѣхъ средствъ, путемъ которыхъ основатель шведскаго государства, Густавъ Ваза, старался сообщить крѣпость своему созданію, однимъ изъ самыхъ дѣйствительныхъ была религіозная реформа. Основной законъ государства исключалъ всѣхъ приверженцевъ папства отъ всякихъ государственныхъ должностей и воспрещалъ всякому будущему властелину Швеціи измѣнять религію государства. Но уже второй сынъ и второй наслѣдникъ Густава Іоаннъ перешелъ опять въ католичество и сынъ его Сигизмундъ, занимавшій одновременно и престолъ польскій, позволилъ себѣ нѣкоторыя дѣйствія, имѣвшія цѣлью низверженіе конституціи и господствующей церкви. Съ Карломъ, герцогомъ зюдерманландскимъ, третьимъ сыномъ Густава во главѣ, чины оказали ему мужественное сопротивленіе, имѣвшее слѣдствіемъ открытую междоусобную войну между дядей и племянникомъ, между королемъ и народомъ. Герцогъ Карлъ, оставшійся во время отсутствія короля правителемъ государства, воспользовался долгимъ пребываніемъ Сигизмунда въ Польшѣ и справедливымъ недовольствомъ чиновъ для того, чтобы тѣснѣйшимъ образомъ привязать къ себѣ народъ и не замѣтно проложить своему собственному дому путь къ престолу. Безтактные поступки Сигизмунда были также благопріятны его намѣренію. Общій государственный сеймъ позволилъ себѣ отмѣнить въ пользу регента право перворожденнаго, введенное въ шведскіе законы Густавомъ Вазой, и возвелъ герцога зюдерманландскаго на престолъ, отъ котораго былъ торжественно отрѣшенъ Сигизмундъ со всѣмъ его потомствомъ. Сынъ новаго короля, правившаго подъ именемъ Карла IX, былъ Густавъ Адольфъ, которому, какъ сыну узурпатора, приверженцы Сигизмунда отказали въ признаніи. Но если связь между королемъ и народомъ взаимна, если государство не переходитъ изъ рукъ въ руки по наслѣдію, какъ мертвый товаръ, то націи, дѣйствующей единодушно, должно быть позволено отказать въ исполненіи своего долга вѣроломному властелину и замѣстить его болѣе достойнымъ.
Густаву Адольфу еще не минулъ семнадцатый годъ, когда шведскій престолъ освободился вслѣдствіе смерти его. отца; но ранняя зрѣлость его ума дала возможность сократить законный срокъ несовершеннолѣтія въ его пользу. Славной побѣдой надъ самимъ собой началъ онъ правленіе, которому суждено было имѣть неизмѣннымъ спутникомъ побѣду и побѣдой закончиться. Юной графинѣ Браге, дочери его подданнаго, принадлежали первые порывы его великаго сердца, и онъ искренно рѣшился раздѣлить съ нею шведскій престолъ. Но подъ гнетомъ времени и обстоятельствъ, онъ принесъ въ жертву свои чувства долгу государя, и геройская доблесть вновь овладѣла исключительно сердцемъ, не созданнымъ для того, чтобы ограничиться тихимъ семейнымъ счастьемъ.
Христіанъ IV датскій, уже бывшій королемъ въ тотъ моментъ, когда Густава еще не было на свѣтѣ, напалъ на Швецію и въ борьбѣ съ отцомъ этого героя одержалъ важныя побѣды. Густавъ Адольфъ поспѣшилъ окончить пагубную войну и благоразумными уступками купилъ миръ для того, чтобы обратить свое оружіе противъ царя московскаго. Никогда двусмысленная слава завоевателя не соблазняла его проливать кровь своихъ народовъ въ несправедливыхъ войнахъ; но отъ войны справедливой онъ никогда не уклонялся. Его борьба съ Россіей окончилась счастливо для него, и шведская держава увеличилась на востокѣ значительными областями.
Между тѣмъ Сигизмундъ, король польскій, продолжалъ питать противъ сына враждебныя намѣренія, вызванныя еще отцомъ, и всѣми уловками старался поколебать вѣрность подданныхъ Густава Адольфа, сдѣлать друзей его равнодушными, его враговъ — непримиримыми. Ни высокія доблести его соперника, ни многочисленныя доказательства преданности, которыми Швеція окружала своего обожаемаго короля, не могли излѣчить этого ослѣпленнаго государя отъ безсмысленной надежды вновь вступить на потерянный тронъ. Всѣ мирныя предложенія Густава были отвергнуты съ высокомѣріемъ. Противъ своей воли миролюбивый герой былъ вовлеченъ въ долгую и тяжкую войну съ Польшей, въ теченіе которой подъ шведское господство перешла постепенно вся Лифляндія и прусская Польша. Всегда побѣдитель, Густавъ Адольфъ всегда былъ первый готовъ протянуть руку непріятелю.
Шведскопольская война совпадаетъ съ началомъ тридцатилѣтней войны въ Германіи и находится съ ней въ связи. Король Сигизмундъ, католикъ, боролся за шведскую корону съ протестантскимъ принцемъ — этого было совершенно достаточно, чтобы быть обезпеченнымъ дѣятельнѣйшимъ сочувствіемъ Испаніи и Австріи; двойное родство съ императоромъ давало ему еще большія права на его защиту. Надежда на столь могущественную помощь и возбуждала главнымъ образомъ короля польскаго къ продолженію войны, которая оказалась столь невыгодной для него; между тѣмъ мадридскій и вѣнскій дворы не переставали подзадоривать его пустыми обѣщаніями. Теряя одну крѣпость за другой въ Лифляндіи, Курляндіи и Пруссіи, Сигизмундъ видѣлъ, что его союзникъ, переходя въ то же самое время отъ побѣды къ побѣдѣ, въ Германіи, несется на встрѣчу неограниченному господству: нѣтъ ничего удивительнаго, что его отвращеніе къ миру возрастало вмѣстѣ съ его пораженіями. Яростное увлеченіе, съ которымъ онъ преслѣдовалъ свои химерическіе планы, закрывало ему глаза на коварную политику его союзника, который старался лишь на его счетъ отвлечь шведскаго героя, чтобы тотъ не мѣшалъ ему наложить цѣпи на свободу Германіи, а затѣмъ, какъ легкой добычей, овладѣть истощеннымъ сѣверомъ. Одно лишь обстоятельство, на которое никакъ нельзя было разсчитывать — геройское величіе Густава — разорвало хитросплетенія этой безчестной политики. Восьмилѣтняя польская война, не истощивъ Швеціи ни на іоту, послужила лишь для того, чтобы воспитать военный геній Густава Адольфа, въ долгихъ походахъ закалить шведскія войска и незамѣтно ввести въ употребленіе новую тактику, благодаря которой они впослѣдствіи творили чудеса на поляхъ Германіи.
Послѣ этого необходимаго обзора тогдашняго состоянія европейскихъ государствъ я позволю себѣ снова перейти къ прерванной нити событій.
Фердинандъ вновь владѣлъ своими землями, но не тѣми суммами, которыхъ ему стоило ихъ завоеваніе. Сорока милліоновъ гульденовъ, которые были ему доставлены конфискаціями въ Богеміи и Моравіи, было бы достаточно, чтобы возмѣстить всѣ издержки его и его союзниковъ; но эта громадная сумма растаяла быстро въ рукахъ іезуитовъ и его любимцевъ. Герцогъ Максимильянъ баварскій, побѣдоносной рукѣ котораго императоръ былъ почти исключительно обязанъ своими владѣніями, который ради своей религіи и своего императора пожертвовалъ близкимъ родственникомъ, имѣлъ самыя основательныя притязанія на его благодарность, и въ договорѣ, который былъ заключенъ герцогомъ съ императоромъ еще до объявленія войны, онъ прямо выговорилъ себѣ вознагражденіе за всѣ свои издержки. Фердинандъ чувствовалъ все значеніе обязанностей, которыя налагалъ на него этотъ договоръ, и заслуги Максимиліана, но онъ не чувствовалъ никакого желанія исполнить ихъ на свой счетъ. Онъ былъ намѣренъ блистательно вознаградить герцога, но только такъ, чтобы самому ему это ничего не стоило. Это, разумѣется, лучше всего могло быть сдѣлано на средства тѣхъ государей, противъ которыхъ война позволяла сдѣлать все, что угодно, проступки которыхъ могли быть изображены въ достаточно черныхъ краскахъ, чтобы оправдать всякое насиліе надъ ними уваженіемъ къ законамъ. Итакъ, надо было продолжать преслѣдованіе Фридриха, лишить Фридриха всего, чтобы вознаградить Максимильяна, и новая война была начата для того, чтобы расплатиться за старую.
Но значеніе этой причины было усилено неизмѣримо болѣе важнымъ основаніемъ, присоединившимся теперь къ ней. До сихъ поръ Фердинандъ боролся за свое существованіе и исполнялъ одинъ лишь долгъ самозащиты; теперь-же, когда побѣда даровала ему свободу дѣйствій, онъ вспомнилъ о своихъ мнимыхъ высшихъ обязанностяхъ и подумалъ объ обѣтѣ, который онъ принесъ въ Лоретто и Римѣ своей покровительницѣ Св. Дѣвѣ — распространять ея культъ повсюду съ опасностью своей жизни и короны. Съ этимъ обѣтомъ неразрывно было связано угнетеніе протестантовъ. Трудно представить себѣ болѣе благопріятное совпаденіе обстоятельствъ для выполненія обѣта, чѣмъ теперь, по окончаніи богемской войны. Онъ не имѣлъ еще ни силы, ни призрака права для того, чтобы отдать пфальцскія земли католику, и необозримо важны были слѣдствія этой перемѣны для всей католической Германіи. Вознаг граждая герцога баварскаго добромъ, награбленнымъ у его родственника, онъ одновременно удовлетворялъ свою гнуснѣйшую страсть и исполнялъ свой возвышеннѣйшій долгъ: онъ уничтожалъ врага, котораго ненавидѣлъ, омъ спасалъ свое корыстолюбіе отъ тягостной жертвы и пріобрѣталъ вѣнецъ небесный.
Гибель Фридриха была рѣшена въ кабинетѣ императора гораздо раньше, чѣмъ судьба высказалась противъ него; но лишь послѣ того, какъ случилось послѣднее, можно было позволить себѣ разгромить его. По указу императора безъ соблюденія какихъ бы то ни было формальностей, которыя были обязательны для такого случая по закону имперіи, курфюрстъ и три другіе принца, которые сражались за него въ Силезіи и Богеміи, были объявлены оскорбителями величества и нарушителями земскаго мира и лишены сана, владѣній и покровительства законовъ. Исполненіе этого приговора противъ Фридриха, а именно: захватъ его земель, было съ такимъ-же презрѣніемъ къ имперскимъ законамъ возложено на Испанію, какъ владѣтельницу Бургундіи, герцога баварскаго и лигу. Еслибы евангелическая унія была достойна Имени, которое она носила, и дѣла, которое она защищала, то при исполненіи рѣшенія пришлось бы натолкнуться на неопреодолимыя препятствія; но жалкое войско, едвали равное испанской арміи въ Нижнемъ Пфальцѣ, должно было отказаться отъ мысли бороться съ соединенными войсками императора, Баваріи и лиги. Приговоръ, произнесенный надъ курфюрстомъ, заставилъ немедленно всѣ имперскіе города отшатнуться отъ союза, государи не замедлили послѣдовать ихъ примѣру. Радуясь, что спасли свои владѣнія, они предоставили курфюрста, своего прежняго главу, самоуправству императора, прокляли унію и поклялись никогда не возобновлять ея.
Безславно покинули нѣмецкіе государи несчастнаго Фридриха; Богемія, Силезія и Моравія преклонились предъ грозной силой императора. Одинъ лишь единственный человѣкъ, смѣльчакъ, все богатство котораго заключалось въ его мечѣ, Эрнстъ графъ фонъ Мансфельдъ осмѣлился въ чешскомъ городѣ Пильзенѣ бороться со всѣмъ могуществомъ императора. Оставленный послѣ пражскаго сраженія безъ всякой поддержки курфюрстомъ, которому онъ посвятилъ свою службу, не зная даже будетъ-ли ему Фридрихъ благодаренъ за его упорство, онъ долго еще держался одинъ, выдерживая напоръ императорскихъ войскъ, пока его войска, подъ гнетомъ денежной нужды, не продали городъ Пильзенъ императору. Не приходя въ отчаяніе отъ этог.о удара, онъ организовалъ въ верхнемъ Пфальцѣ вербовку, привлекая къ себѣ, такимъ образомъ, войска, распущенныя уніей. Вскорѣ подъ его знаменами стояло свѣжее двадцатитысячное войско, тѣмъ болѣе страшное для всѣхъ провинцій, на которыя оно бросилось, что единственнымъ средствомъ существованія для него былъ грабежъ. Въ невѣдѣніи, куда хлынетъ эта толпа, трепетали заранѣе всѣ сосѣднія епископства, богатства которыхъ могли привлечь ее. Но тѣснимый герцогомъ баварскимъ, который въ качествѣ исполнителя императорскаго приговора вторгся въ Верхній Пфальцъ, Мансфельдъ долженъ былъ удалиться изъ этой области. Ускользнувъ посредствомъ ловкаго маневра отъ преслѣдовавшаго его баварскаго генерала Тилли, онъ вдругъ появился въ Нижнемъ Пфальцѣ, подвергнувъ здѣсь рейнскія епископства тѣмъ самымъ насиліямъ, которыя готовилъ франконскимъ. Между тѣмъ какъ баварско-императорская армія наводнила Богемію, испанскій генералъ Амбросъ Спинола двинулся изъ Нидерландовъ съ значительнымъ войскомъ въ Нижній Пфальцъ, защита котораго была по Ульмскому договору предоставлена уніи. Но всѣ распоряженія были сдѣланы такъ неудачно, что одинъ городъ за другимъ попадалъ въ испанскія руки, и, наконецъ, когда унія распалась, большая часть страны была занята испанскими войсками. Вторженіе Мансфальда въ Нижній Пфальцъ заставило испанскаго генерала Кордубу, который командовалъ этими войсками послѣ ухода Спинолы, поспѣшно снять осаду Франкенталя. Но вмѣсто того, чтобы вытѣснить испанцевъ изъ этой провинціи, Мансфельдъ поспѣшилъ перейти черезъ Рейнъ, чтобы дать возможность своимъ голоднымъ войскамъ покормиться въ Эльзасѣ. Въ страшную пустыню обратились всѣ незащищенныя земли, въ которыя хлынуло это разбойничье нашествіе, и лишь громадными суммами откупались города отъ полнаго разграбленія. Набравшись новыхъ силъ въ этомъ походѣ, Мансфельдъ снова появился на Рейнѣ для защиты Нижняго Пфальца.
Пока за курфюрста Фридриха билась такая рука, онъ не погибъ еще окончательно. Новыя надежды стали являться предъ нимъ, и несчастье создало ему друзей, которые хранили молчаніе, пока онъ былъ счастливъ. Король англійскій Яковъ, равнодушно смотрѣвшій на то, какъ его зять теряетъ чешскую корону, пробудился изъ своего безразличія, когда былъ поставленъ вопросъ о самомъ существованіи его дочери и его внуковъ и когда побѣдоносный врагъ позволилъ себѣ вторгнуться въ самое курфюршество. Теперь наконецъ — хотя и слишкомъ поздно — онъ открылъ свою сокровищницу и поспѣшилъ помочь деньгами и войсками — сперва уніи, пока она защищала Нижній Пфальцъ, а затѣмъ, когда она распалась, — графу Мансфельду. Онъ побудилъ также къ дѣятельной помощи своего близкаго родственника короля датскаго Христіана. Къ томуже конецъ перемирія между Испаніей и Голландіей лишалъ императора всякой поддержки со стороны Нидерландовъ, на которую онъ разсчитывалъ. Но важнѣе всего этого была помощь, оказанная пфальцграфу Семиградьемъ и Венгріей. Едва окончилось перемиріе между Габоромъ и императоромъ, какъ этотъ страшный исконный врагъ Австріи снова вторгся въ Венгрію и возложилъ на себя въ Пресбургѣ королевскую корону. Успѣхи его были необычайно быстры, такъ что Букуа пришлось покинуть Богемію, чтобы спѣшить на защиту Венгріи и Австріи противъ Габора. Этотъ храбрый полководецъ палъ во время осады Нейгейзеля; нѣсколько ранѣе погибъ столь-же храбрый Дампьеръ подъ стѣнами Пресбурга. Неудержимо вторгся Габоръ въ предѣлы Австріи; старый графъ Турнъ и многіе знатные чехи предложили свою ненависть и свою руку этому врагу своего врага. Серьезное нападеніе со стороны Германіи въ то время, какъ Габоръ тѣснилъ императора со стороны Венгріи, могло быстро возстановить счастье Фридриха; но когда Габоръ двигался въ походъ, чехи и нѣмцы обыкновенно складывали оружіе, а когда они начинали оправляться, онъ всегда былъ уже истощенъ.
Между тѣмъ Фридрихъ поспѣшилъ броситься въ объятія своему новому защитнику Мансфельду. Переодѣтый, появился онъ въ Нижнемъ Пфальцѣ, изъ за котораго боролись теперь Мансфельдъ и баварскій генералъ Тилли. Верхній Пфальцъ былъ давно завоеванъ. Лучъ надежды блеснулъ предъ нимъ, когда изъ развалинъ уніи стали являться ему новые друзья. Съ нѣкотораго времени маркграфъ Георгъ Фридрихъ баденскій, бывшій членъ уніи, сталъ набирать войско, которое вскорѣ превратилось въ порядочную армію. Никто не зналъ, на чьей она будетъ сторонѣ, какъ вдругъ онъ двинулся въ поле и соединился съ графомъ Мансфельдомъ. Маркграфство свое онъ до выступленія въ походъ уступилъ своему сыну, чтобы этой уловкой спасти его отъ мести императора, если счастье измѣнитъ ему. Сосѣдній герцогъ вюртембергскій также сталъ увеличивать свои войска. Мужество пфальцграфа возрастало отъ всего этого, и онъ изо всѣхъ силъ старался вновь вызвать къ жизни унію. Теперь за Тилли была очередь подумать о своемъ спасеніи. Съ величайшей поспѣшностью вызвалъ онъ къ себѣ войска испанскаго генерала Кордубы. Но между тѣмъ, какъ непріятель соединялъ свои силы, Мансфельдъ и маркграфъ баденскій разстались, и послѣдній былъ разбитъ баварскимъ генераломъ при Вимифенѣ (1622 г.).
Нищій авантюристъ, самое рожденіе котораго считалось незаконнымъ, явился защитникомъ короля, котораго губилъ одинъ изъ его ближайшихъ родственниковъ и котораго оставилъ безпомощнымъ отецъ его супруги. Государь отказывался отъ своихъ владѣній, которыми онъ спокойно правилъ, для того, чтобы испытать невѣрное счастье войны ради другого, совершенно чуждаго ему государя. Новый удалецъ, бѣдный владѣніями, но богатый славными предками, берется за защиту дѣла, которое первый отказался выполнить. Герцогу Христіану брауншвейгскому, администратору гальберштадтскому, казалось, что онъ постигъ тайну графа Мансфельда, какъ содержать безъ денегъ въ боевой готовности армію въ двадцать тысячъ человѣкъ. Одушевляемый юношеской самонадѣянностью и проникнутый жаждой добыть себѣ славу и деньги на счетъ католическаго духовенства, къ которому онъ питалъ рыцарскую ненависть, онъ набралъ въ Нижней Саксоніи значительное войско, славу котораго должна была составить защита Фридриха и нѣмецкой свободы. «Богу другъ — попамъ врагъ» — таковъ былъ девизъ, который былъ выбитъ на его монетахъ, вычеканенныхъ изъ награбленнаго церковнаго серебра, — девизъ, вполнѣ оправданный его подвигами.
Путь, принятый этой шайкой разбойниковъ, былъ по обыкновенію запечатлѣнъ невѣроятнымъ опустошеніемъ. Разграбивъ нижне-саксонскіе и вестфальскіе монастыри, она набрала силы для грабежа верхнерейнскихъ епископствъ. Гонимый здѣсь друзьями и врагами, Христіанъ подошелъ у майнцскаго города Гехста къ Майну, который онъ перешелъ послѣ кровопролитнаго столкновенія съ Тилли, не дававшаго ему совершить переправу. Потерявъ половину своего отряда, онъ достигъ противоположнаго берега, гдѣ быстро собралъ остатки своего войска и съ ними присоединился къ графу фонъ Мансфельду. Преслѣдуемая Тилли, вся банда бросилась вторично на Эльзасъ, чтобы докончить опустошеніе всего, что не было разграблено въ первый разъ. Между тѣмъ, какъ курфюрстъ Фридрихъ въ роли нищаго бѣглеца влачился вслѣдъ за войскомъ, которое признавало его своимъ господиномъ и украшало себя его именемъ, друзья его дѣятельно старались примирить его съ императоромъ. Фердинандъ не хотѣлъ отнимать у нихъ всѣ надежды видѣть пфальцграфа снова на престолѣ. Исполненный хитрости и коварства, онъ выказалъ полную готовность приступить къ переговорамъ, путемъ которыхъ онъ разсчитывалъ охладить ихъ воинскій пылъ и удержать ихъ отъ крайности. Король Яковъ, какъ всегда, игрушка австрійскаго коварства, своей нелѣпой суетливостью только содѣйствовалъ уловкамъ императора. Фердинандъ требовалъ прежде всего, чтобы Фридрихъ, разъ онъ ищетъ милости монарха, положилъ оружіе, и Яковъ нашелъ это требованіе совершенно справедливымъ. По его повелѣнію, пфальцграфъ разстался со своими единственными искренними защитниками, графомъ фонъ Мансфельдомъ и Христіаномъ, и ожидалъ въ Голландіи рѣшенія своей участи и милосердія императора.
Мансфельда и герцога Христіана поставилъ въ затрудненіе только недостатокъ новаго имени; они взялись за оружіе не изъ-за интересовъ пфальцграфа, и потому его отказъ отъ ихъ услугъ не могъ заставить ихъ сложить оружіе. Война была для нихъ цѣлью, независимо отъ того, за кого они сражались. Послѣ напрасной попытки графа Мансфельда поступить на службу къ императору, оба они двинулись на Лотарингію, гдѣ безобразія ихъ войскъ распространили ужасъ вплоть до глубины Франціи. Долго стояли они здѣсь въ тщетномъ ожиданіи господина, который взялъ бы ихъ на службу, пока голландцы, тѣснимые испанскимъ генераломъ Спинолой, наняли ихъ къ себѣ. Послѣ кровопролитнаго столкновенія при Флерусѣ съ испанцами, которые хотѣли преградить имъ путь, они достигли Голландіи, гдѣ появленіе ихъ немедленно заставило испанскаго генерала снять осаду Бергенъ-омъ-Цума. Но и Голландіи скоро стали въ тягость эти неудобные гости, и она воспользовалась первымъ мгновеніемъ отдыха, чтобы избавиться отъ ихъ опасной помощи. Мансфельдъ оставилъ свои войска подкрѣпляться для новыхъ подвиговъ въ богатой провинціи восточной Фрисландіи. Герцогъ Христіанъ, исполненный страстью къ пфальцграфинѣ, которую онъ впервые узналъ въ Голландіи, и болѣе воинственный чѣмъ когда либо, увелъ свои войска въ Нижнюю Саксонію съ перчаткой этой государыни на шляпѣ и съ девизомъ: все для Бога и для нея на своихъ знаменахъ. Оба далеко еще не закончили своихъ ролей въ этой войнѣ.
Такимъ образомъ всѣ императорскія земли были наконецъ очищены отъ враговъ, унія распалась, маркграфъ баденскій, графъ Мансфельдъ и герцогъ Христіанъ выбиты изъ позицій, пфальцскія земли наполнены войсками, приводящими въ исполненіе приговоръ императора. Мангеймъ и Гейдельбергъ были въ рукахъ баварцевъ; Франкенталь также вскорѣ перешелъ въ руки испанцевъ. Въ отдаленномъ уголкѣ Голландіи пфальцграфъ ждалъ постыднаго позволенія смягчить у ногъ императора его гнѣвъ, и такъ называемый съѣздъ курфюрстовъ въ Регенсбургѣ долженъ былъ наконецъ рѣшить его судьбу. Давно уже была она рѣшена при дворѣ императора, но лишь теперь обстоятельства были достаточно благопріятны, чтобы выступить открыто съ этимъ рѣшеніемъ. Послѣ всего того, что было сдѣлано императоромъ противъ курфюрста, Фердинандъ не надѣялся на искреннее примиреніе. Лишь довершеніемъ насилія можно было сдѣлать его законнымъ. Итакъ, потеряннымъ должно было остаться то, что было потеряно; Фридриху не суждено было видѣть болѣе своихъ владѣній, а государь безъ земли и народа, понятно, не можетъ болѣе оставаться носителемъ курфюршеской шапки. Насколько тяжела была вина пфальцграфа предъ австрійскимъ домомъ, настолько высоки были заслуги герцога баварскаго. Насколько жажда мести и религіозная вражда пфальцскаго дома могли быть страшны австрійскому дому и католической церкви, настолько могли быть велики надежды послѣднихъ на благодарность и религіозное усердіе герцога баварскаго. Наконецъ, перенесеніе пфальцскихъ избирательныхъ правъ на корону баварскую обезпечивало католической религіи рѣшительный перевѣсъ въ совѣтѣ курфюрстовъ и непреходящее первенство въ Германіи.
Этого послѣдняго было достаточно, чтобы склонить трехъ духовныхъ курфюрстовъ въ пользу такого новшества; среди протестантскихъ голосовъ имѣлъ значеніе одинъ лишь голосъ Саксоніи. Но могъ ли Іоаннъ Георгъ отказывать императору въ правѣ, безъ котораго подвергалось сомнѣнію его собственное право на курфюршество? Правда, для государя, котораго его происхожденіе, его санъ и его силы ставили во главѣ протестантской церкви Германіи, ничто, казалось-бы, не могло быть священнѣе, чѣмъ защита правъ этой церкви отъ всѣхъ притязаній католиковъ; но вопросъ заключался теперь не въ томъ, какъ охранить интересы протестантской религіи отъ католиковъ, но какой изъ двухъ равно ненавистныхъ религій — кальвинистской или папской — предоставить побѣду надъ другой, какому изъ двухъ равно ненавистныхъ враговъ отдать пфальцское курфюршество? И въ борьбѣ между двумя противоположными велѣніями долга было такъ естественно предоставить рѣшеніе личной ненависти и частной выгодѣ. Прирожденный защитникъ нѣмецкой свободы и протестантской религіи подстрекалъ императора распорядиться пфальцскимъ курфюршествомъ по своему высочайшему благоусмотрѣнію и совершенно не смущаться тѣмъ, что со стороны Саксоніи, формы ради, будетъ оказано нѣкоторое противодѣйствіе его мѣропріятіямъ. Если Іоаннъ Георгъ впослѣдствіи не торопился своимъ согласіемъ, то самъ Фердинандъ изгнаніемъ евангелическихъ проповѣдниковъ изъ Богеміи подалъ поводъ къ такому измѣненію образа мыслей, и передача пфальцскаго курфюршества въ ленъ Баваріи переставала быть противозаконнымъ дѣйствіемъ послѣ того, какъ императоръ, по соглашеніи съ курфюрстомъ саксонскимъ, уступилъ ему Лузацію за шесть милліоновъ талеровъ военныхъ издержекъ.
Такимъ образомъ, не взирая на противорѣчіе всей протестантской Германіи, поступая вопреки основнымъ законамъ имперіи, которые онъ клятвенно обѣщался соблюдать, — Фердинандъ торжественно одарилъ въ Регенсбургѣ герцога баварскаго пфальцскимъ курфюршествомъ, съ тѣмъ, однако, что это пожалованіе, какъ было сказано, не касается притязаній, которыя могли предъявить на Пфальцъ родственники и потомки Фридриха. Такимъ образомъ, этотъ злополучный государь былъ теперь безвозвратно лишенъ своихъ владѣній, не будучи выслушанъ судомъ, который осудилъ его, — справедливость, въ которой не отказываютъ законы ничтожнѣйшему изъ подданныхъ и даже самому гнусному преступнику.
Это насиліе открыло, наконецъ, глаза королю англійскому, и такъ какъ въ это время какъ разъ были прерваны переговоры о бракѣ его сына съ одной изъ испанскихъ принцессъ, то Яковъ дѣятельно вступился наконецъ за своего зятя. Переворотъ во французскомъ министерствѣ передалъ всѣ дѣла въ руки кардинала Ришелье, и это глубоко падшее королевство почувствовало, наконецъ, что у кормила его стоитъ государственный мужъ. Старанія испанскаго намѣстника въ Миланѣ овладѣть Вольтелиномъ для того, чтобы такимъ путемъ придти въ непосредственное соединеніе съ надслѣдственными землями Австріи, — возбудили вновь старыя опасенія предъ этой державой, а вмѣстѣ съ нимъ и политическіе принципы великаго Генриха. Женитьба принца Уэльскаго на принцессѣ французской Генріеттѣ связала обѣ эти короны болѣе тѣсными узами, къ которымъ присоединились также Голландія, Данія и нѣсколько итальянскихъ государствъ. Было рѣшено принудить Испанію вооруженной рукой къ выдачѣ Вольтелина, а Австрію къ возстановленію Фридриха; но лишь по отношенію къ первой цѣли была проявлена нѣкоторая дѣятельность. Яковъ I скончался, и Карлъ I въ борьбѣ со своимъ парламентомъ не могъ удѣлять вниманія нѣмецкимъ дѣламъ. Савойя и Венеція отказали въ поддержкѣ, и французскій министръ нашелъ, что прежде, чѣмъ рѣшиться выступить на помощь нѣмецкимъ протестантамъ противъ ихъ императора, необходимо ранѣе усмирить гугенотовъ въ своемъ отечествѣ. Насколько велики были надежды, возбужденныя этимъ союзомъ, настолько ничтоженъ былъ его успѣхъ.
Графъ Мансфельдъ, лишенный всякой поддержки, оставался въ бездѣйствіи на нижнемъ Рейнѣ, а герцогъ Христіанъ брауншвейгскій былъ послѣ новаго неудачнаго похода изгнанъ вновь изъ Германіи. Новое нападеніе Бетленъ Габора на Моравію, безплодное вслѣдствіе отсутствія помощи со стороны Германіи, какъ и всѣ прежнія, окончилось формальнымъ миромъ съ императоромъ. Унія не существовала; ни одинъ протестантскій государь не былъ готовъ къ войнѣ, а на границахъ нижней Германіи стоялъ баварскій генералъ Тилли съ войскомъ, привыкшимъ къ побѣдамъ на протестантской землѣ. Движенія герцога Христіана брауншвейгскаго привлекли его въ эту страну, откуда онъ прошелъ уже какъ-то до нижней Саксоніи, гдѣ онъ взялъ Липпштадтъ, главную квартиру администратора края. Необходимость слѣдить за этимъ врагомъ и удерживать его отъ новыхъ нападеній должна была и теперь еще служить оправданіемъ пребыванію Тилли въ этихъ краяхъ. Между тѣмъ Мансфельдъ и Христіанъ за недостаткомъ денегъ уже распустили свои войска, и предъ арміей графа Тилли не было ни тѣни врага. Для чего же обременяла она своимъ присутствіемъ эту страну?
Трудно въ ревѣ разъяренныхъ партій различить голосъ истины, — но подозрительнымъ явилось уже то, что лига и не думала о разоруженіи. Преждевременное ликованіе катопиковъ должно было еще усилить смущеніе. Императоръ и лига, вооруженные и побѣдоносные, стояли въ Германіи, на всемъ протяженіи которой не было ни одной державы, которая могла бы оказать имъ сопротивленіе, если бы они попытались напасть на протестантскихъ государей или даже совсѣмъ положить конецъ религіозному миру. Если императоръ Фердинандъ и въ самомъ дѣлѣ былъ далекъ отъ мысли злоупотреблять своими побѣдами, то беззащитность протестантовъ должна была подсказать ему такую мысль. Устарѣлые договоры не могли связывать государя, убѣжденнаго, что онъ всѣмъ на свѣтѣ обязанъ своей религіи, и считавшаго, что религіозная цѣль освящаетъ всякое насиліе. Верхняя Германія была побѣждена, и лишь нижняя могла противиться его самодержавію. Здѣсь господствовали протестанты, здѣсь католическая церковь была лишена большинства своихъ имуществъ, и, казалось, что теперь насталъ моментъ возвратить эти потерянныя владѣнія церкви. Въ этихъ имуществахъ, присвоенныхъ нижне-нѣмецкими государями, заключалась не малая доля ихъ силы, и необходимость возвратить церкви ея достояніе являлась въ то же время превосходнымъ предлогомъ ослабить этихъ государей.
Оставаться бездѣятельнымъ въ такомъ критическомъ положеніи было бы преступнымъ нерадѣніемъ. Воспоминаніе объ ужасахъ, произведенныхъ войскомъ Тилли въ нижней Саксоніи, было слишкомъ свѣжо, чтобы не побудить государей къ самозащитѣ. Со всей возможной поспѣшностью вооружился весь нижне-саксонскій округъ. Были опредѣлены чрезвычайные военные налоги, войска набраны и магазины наполнены. Съ Венеціей, Голландіей и Англіей велись переговоры о денежной помощи. Шли совѣщанія о томъ, какая держава станетъ во главѣ союза. Короли Зунда и Балтійскаго моря, естественные союзники этого округа, не могли оставаться равнодушными зрителями того, какъ императоръ водворится здѣсь въ качествѣ побѣдителя и станетъ ихъ сосѣдомъ на берегахъ сѣверныхъ морей. Двойной интересъ религіи и политики заставлялъ ихъ положить предѣлъ движенію императора въ нижней Германіи. Христіанъ IV король датскій причислялъ себя, въ качествѣ герцога гольштинскаго, къ чинамъ этого округа; такія же побудительныя причины заставляли и Густава Адольфа шведскаго принять участіе въ союзѣ.
Оба короля соперничали въ чести стать на защиту нижне-саксонскаго края и бороться со страшной австрійской державой. Каждый предлагалъ выставить вполнѣ снаряженную армію и лично предводительствовать ею. Побѣдоносные походы противъ Москвы и Польши придавали особое значеніе обѣщанію короля шведскаго; все балтійское прибрежье было полно именемъ Густава Адольфа. Но слава соперника грызла сердце короля датскаго, и чѣмъ больше лавровъ сулилъ ему этотъ походъ, тѣмъ менѣе могъ Христіанъ IV побѣдить свою зависть и принудить себя уступить ихъ своему сосѣду. Оба предъявили свои предложенія и условія англійскому министерству, гдѣ, наконецъ, Христіану IV удалось взять верхъ надъ своимъ соперникомъ. Густавъ Адольфъ требовалъ въ видахъсвоей безопасности передачи ему въ Германіи, гдѣ самъ онъ не имѣлъ ни клочка земли, нѣсколькихъ крѣпостей, для того, чтобы въ случаѣ неудачи обезпечить своимъ войскамъ необходимое убѣжище. Христіанъ IV былъ владѣтелемъ Гольштиніи и Ютландіи и, потерпѣвъ неудачу, могъ безопасно отступить черезъ эти земли во-свояси.
Для того, чтобы опередить своего соперника, король датскій поспѣшилъ выступить въ походъ. Избранный главой нижнесаксонскаго края, онъ вскорѣ располагалъ шестидесятитысячнымъ войскомъ; администраторъ магдебургскій, герцоги брауншвейгскіе и мекленбургскіе присоединились къ нему. Помощь, обѣщанная Англіей, вдохнула въ него новое мужество, и онъ, стоя во главѣ такой силы, льстилъ себя надеждой окончить войну однимъ походомъ.
Въ Вѣну дано было знать, что вооруженіе имѣетъ цѣлью лишь защиту округа и ^сохраненіе спокойствія въ этомъ краѣ. Но переговоры съ Голландіей. Англіей и даже съ Франціей, необычайно напряженная дѣятельность въ округѣ и грозная армія, собранная здѣсь, имѣли въ виду какъ будто не только простую защиту, но полное возстановленіе въ правахъ курфюрста пфальцскаго и униженіе не въ мѣру усилившагося императора.
Послѣ того, какъ императоръ тщетно истощилъ переговоры, увѣщанія, угрозы и приказанія, чтобы принудить короля датскаго и нижне-саксонскій округъ положить оружіе, были открыты враждебныя дѣйствія, и нижняя Германія сдѣлалась театромъ войны. Графъ Тилли, подвигаясь по лѣвому берегу Везера, овладѣлъ всѣми проходами вплоть до Миндена; послѣ неудачнаго нападенія на Ніенбургъ и перехода черезъ рѣку онъ вторгся въ княжество Каленбергское и занялъ его своими войсками. На правомъ берегу Везера дѣйствовалъ король, войска котораго были расположены въ Брауншвейгѣ. Но, ослабивъ свой главный отрядъ выдѣленіемъ изъ него отдѣльныхъ отрядовъ, онъ не могъ предпринять ничего значительнаго съ остаткомъ войска. Сознавая превосходство своего противника, онъ избѣгалъ рѣшительнаго сраженія съ такимъ же стараніемъ, съ какимъ полководецъ лиги искалъ его.
До сихъ поръ императоръ велъ войну въ Германіи, — если не считать испанско-нидерландскихъ отрядовъ, напавшихъ на нижній Пфальцъ, — исключительно при помощи войскъ Баваріи и лиги. Максимильянъ велъ войну въ качествѣ исполнителя имперскаго рѣшенія, и Тилли, бывшій его полководцемъ, являлся слугою Баваріи. Всѣмъ своимъ превосходствомъ на полѣ битвы императоръ былъ обязанъ войскамъ Баваріи и лиги, въ рукахъ которыхъ покоились такимъ образомъ все его счастье и авторитетъ. Эта зависимость отъ доброй воли Баваріи и лиги не согласовалась съ широкими планами, которыми начали задаваться при императорскомъ дворѣ послѣ столь блестящихъ успѣховъ.
Какъ ни велика была готовность лиги встать на защиту императора, связанную съ ея собственнымъ благосостояніемъ, трудно было ожидать, чтобы она простерла свою готовность также на завоевательные планы императора, а если бы она впредь и согласилась дать войска для цѣлей завоеванія, то было основаніе опасаться, что она раздѣлитъ съ императоромъ одну лишь общую ненависть, — выгодами же завоеванія воспользуется сама. Лишь значительное войско, выставленное въ поле имъ самимъ, могло освободить императора отъ этой гнетущей зависимости отъ Баваріи и обезпечить ему сохраненіе его нынѣшняго могущества въ Германіи. Но война слишкомъ сильно истощила императорскія владѣнія и средствъ на громадныя издержки такой войны не было. Среди такихъ обстоятельствъ ничто не могло быть для императора пріятнѣе предложенія, которымъ изумилъ его одинъ изъ его офицеровъ.
Это былъ графъ Валленштейнъ, заслуженный офицеръ, богатѣйшій дворянинъ Богеміи. Съ ранней юности онъ служилъ императорскому дому и прославился во многихъ походахъ противъ турокъ, венеціанцевъ, чеховъ, венгерцевъ и трансильванцевъ. Онъ участвовалъ въ битвѣ подъ Прагой, будучи полковникомъ, и затѣмъ въ чинѣ генералъ-маіора разбилъ венгерскую армію въ Моравіи. Благодарность императора не уступала этимъ заслугамъ, и значительная доля имуществъ, конфискованныхъ послѣ чешскаго мятежа была его наградой. Владѣтель несмѣтнаго состоянія, возбужденный честолюбивыми планами, исполненный вѣры въ свою счастливую звѣзду, а еще болѣе — надеждъ на серьезное знакомство съ условіями времени, онъ предложилъ набрать и снарядить для императора армію на свои средства и средства своихъ друзей и даже избавить императора отъ заботъ о ея содержаніи, если ему будетъ позволено увеличить ее до пятидесяти тысячъ человѣкъ. Не было человѣка, который не издѣвался бы надъ этимъ предложеніемъ, какъ надъ химерическимъ порожденіемъ сумасбродной головы, — но попытка была бы вознаграждена богато даже въ томъ случаѣ, если бы была выполнена лишь часть обѣщанія. Ему предоставлено было нѣсколько округовъ въ Богеміи и дано было разрѣшеніе назначать офицеровъ по своему усмотрѣнію. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ подъ его знаменами стояло двадцать тысячъ человѣкъ, съ которыми онъ покинулъ австрійскіе предѣлы; вскорѣ затѣмъ онъ появился на границѣ Нижней Саксоніи уже съ тридцатью тысячами. Для всего этого предпріятія императоръ не далъ ничего, кромѣ своего имени. Слава полководца, виды на блестящее повышеніе и надежда на добычу привлекали удальцовъ со всѣхъ концовъ Германіи подъ его знамена, и даже государи подъ вліяніемъ корыстолюбія или славолюбія вызывались теперь поставлять войска для Австріи.
Такимъ образомъ теперь — въ первый разъ за эту войну — въ Германіи показалось императорское войско: страшное явленіе для протестантовъ и не болѣе утѣшительное для католиковъ. Валленштейну было приказано соединить свою армію съ войсками лиги и вмѣстѣ съ баварскимъ генераломъ двинуться на короля датскаго. Но тотъ, давно уже завидуя воинской славѣ Тилли, не выказывалъ никакого желанія дѣлить съ нимъ лавры этого похода и скрывать блескъ своей славы въ сіяніи подвиговъ Тилли. Правда, военный планъ Валленштейна служилъ поддержкой операціямъ послѣдняго, но онъ выполнялъ его совершенно независимо отъ дѣйствій Тилли. Такъ какъ у него не было тѣхъ источниковъ, на средства которыхъ Тилли содержалъ свое войско, то онъ вынужденъ былъ вести свою армію въ богатыя земли, еще не пострадавшія отъ войны. Итакъ, не присоединившись — вопреки приказу — къ войскамъ лиги, онъ двинулся въ область Гальберштадта и Магдебурга и овладѣлъ при Дессау теченіемъ Эльбы. Всѣ земли по обоимъ берегамъ этой рѣки были такимъ образомъ открыты его вымогательствамъ; онъ могъ отсюда напасть съ тыла на короля датскаго и въ случаѣ необходимости проложить себѣ даже путь въ его земли.
Христіанъ IV чувствовалъ всю опасность своего положенія въ тискахъ между двумя столь страшными арміями. Еще ранѣе онъ соединился съ возвратившимся недавно изъ Голландіи администраторомъ гальберштадтскимъ; теперь онъ открыто призвалъ также графа Мансфельда, отъ услугъ котораго до сихъ поръ отказывался, и далъ ему нѣкоторую поддержку. Мансфельдъ сторицей вознаградилъ его за эту услугу. Онъ отвлекъ войска Валленштейна и помѣшалъ имъ въ союзѣ съ Тилли напасть на короля. Не обращая вниманія на численное превосходство непріятеля, этотъ смѣлый полководецъ подошелъ даже къ Дессаускому мосту и позволилъ себѣ окопаться прямо въ виду императорскихъ укрѣпленій. Но, не выдержавъ натиска всего непріятельскаго войска съ тыла, онъ вынужденъ былъ уступить численности и покинуть свой постъ, потерявъ три тысячи человѣкъ убитыми. Послѣ этого пораженія Мансфельдъ двинулся въ Бранденбургъ, гдѣ послѣ краткаго отдыха укрѣпился новыми войсками, и затѣмъ совершенно неожиданно появился вдругъ въ Силезіи, чтобы отсюда вторгнуться въ Венгрію и въ союзѣ съ Бетленъ Габоромъ внести войну въ самыя нѣдра австрійскихъ владѣній. Такъ какъ наслѣдственныя земли императора были беззащитны противъ такого непріятеля, то Валленштейнъ получилъ приказъ оставить въ покоѣ короля датскаго для того, чтобы немедленно преградить Мансфельду путь черезъ Силезію.
Диверсія арміи Валленштейна, вызванная Мансфельдомъ, дала королю возможность отправить часть своихъ войскъ въ Вестфалію, чтобы занять здѣсь епископства Мюнстеръ и Оснабрюкъ. Въ виду этого Тилли поспѣшилъ покинуть Везеръ; но движенія герцога Христіана, который выказывалъ намѣреніе ворваться чрезъ Гессенъ въ земли лиги и перенести сюда театръ войны, заставили его какъ можно скорѣе покинуть Вестфалію. Чтобы не быть отрѣзаннымъ отъ этихъ земель и воспрепятствовать опасному соединенію ландграфа Гессенскаго съ непріятелемъ, Тилли поспѣшно овладѣлъ всѣми укрѣпленными мѣстами на Веррѣ и Фульдѣ и взялъ городъ Мюнденъ у входа въ Гессенскія горы, гдѣ обѣ рѣки впадаютъ въ Везеръ. Вслѣдъ затѣмъ онъ захватилъ Геттингенъ, ключъ къ Брауншвейгу и Гессену, и готовилъ ту же судьбу Нордгейму, но король со всей своей арміей поспѣшилъ воспрепятствовать его намѣренію. Обезпечивъ эту крѣпость всѣмъ необходимымъ для долгой осады, онъ попытался проложить себѣ путь въ земли лиги чрезъ Эйхсфельдъ и Тюрингію. Онъ прошелъ уже Дудерштадтъ, но графъ Тилли быстрыми переходами опередилъ его. Такъ какъ армія послѣдняго, подкрѣпленная нѣсколькими полками Валленштейна, численностью много превосходила его войско, то король, во избѣжаніе сраженія, повернулъ къ Брауншвейгу. Но Тилли неустанно преслѣдовалъ его на этомъ отступленіи и послѣ трехдневной перестрѣлки ему пришлось, наконецъ, дать непріятелю сраженіе при деревнѣ Луттеръ у Баренберга. Датчане начали бой съ большой храбростью; три раза водилъ ихъ мужественный король противъ непріятеля; но, наконецъ, болѣе слабая сторона должна была уступить численности и военной опытности непріятеля, — и полная побѣда выпала на долю полководца лиги. Шестьдесятъ знаменъ и вся артиллерія, обозъ и аммуниція достались побѣдителю; много благородныхъ офицеровъ и около четырехъ тысячъ рядовыхъ остались на полѣ сраженія; нѣсколько ротъ пѣхоты, бросившихся во время бѣгства въ Луттеръ, положили оружіе и сдались побѣдителю.
Король бѣжалъ со своей кавалеріей, но оправился быстро послѣ этого чувствительнаго удара. Тилли, пользуясь плодами своей побѣды, овладѣлъ Везеромъ и брауншвейгскими землями и оттѣснилъ короля обратно къ Бремену. Запуганный пораженіемъ, король собирался теперь держаться оборонительнаго образа дѣйствій, особенно для того, чтобы воспрепятствовать непріятелю перейти черезъ Эльбу. Но, отдѣливъ гарнизоны дня всѣхъ крѣпостей, онъ не могъ ничего сдѣлать съ остатками своего войска; разрозненные отряды были одинъ за другимъ разсѣяны или уничтожены непріятелемъ. Войска лиги, овладѣвъ всѣмъ теченіемъ Везера, распространились по ту сторону Эльбы и Гафеля, и датскіе отряды были выбиты изъ всѣхъ позицій. Самъ Тилли переправился черезъ Эльбу и побѣдоносно двинулся въ самыя нѣдра Бранденбурга, между тѣмъ какъ Валленштейнъ вторгся съ другой стороны въ Гольштинію, чтобы, такимъ образомъ, перенести войну въ собственныя владѣнія короля.
Онъ возвратился только что изъ Венгріи, гдѣ преслѣдовалъ графа Мансфельда, не имѣя возможности удержать его движеніе или воспрепятствовать его соединенію съ Бетленъ Габоромъ. Преслѣдуемый неустанно судьбой и всегда побѣждая свою судьбу, Мансфельдъ среди невѣроятныхъ усилій счастливо пробился чрезъ Силезію и Венгрію къ князю Семиградскому, гдѣ онъ, однако, былъ принятъ не слишкомъ радушно. Въ надеждѣ на помощь Англіи и на сильную диверсію въ нижней Саксоніи, Габоръ снова нарушилъ перемиріе съ императоромъ, — и вдругъ Мансфельдъ вмѣсто ожидаемой диверсіи привелъ ему за собой по пятамъ все войско Валленштейна и вмѣсто того, чтобы принести деньги, требовалъ ихъ отъ него. Эти нелады между протестантскими государями охладили пылъ Габора, и онъ поспѣшилъ, какъ всегда, отдѣлаться отъ грозныхъ войскъ императора поспѣшнымъ миромъ. Твердо рѣшившись нарушить этотъ миръ снова при первомъ лучѣ надежды, онъ отправилъ графа Мансфельда въ Венецію, чтобы тамъ прежде всего добыть денегъ.
Отрѣзанный отъ Германіи и совершенно лишенный возможности прокормить жалкіе остатки своихъ войскъ въ Венгріи, Мансфельдъ продалъ орудія и аммуницію и распустилъ своихъ солдатъ. Съ небольшой свитой онъ направился чрезъ Боснію и Далмацію въ Венецію; новые замыслы наполняли его мужествомъ, но поприще его было закончено. Судьба, неустанно бросавшая его повсюду при жизни, приготовила ему могилу въ Далмаціи. Недалеко отъ Зары настигла его смерть (1626 г.). Незадолго передъ тѣмъ скончался его вѣрный товарищъ Христіанъ герцогъ брауншвейгскій, — два мужа, которые были-бы достойны безсмертія, если-бы они такъ же возвышались надъ своимъ вѣкомъ, какъ надъ своей судьбой.
Король датскій и со всѣми своими войсками не могъ бороться съ однимъ Тилли; тѣмъ менѣе могъ онъ отказывать сопротивленіе обоимъ полководцамъ императора съ войсками ослабленными. Датчане уступали одну за другой свои позиціи на Везерѣ, Эльбѣ и Гафелѣ, и армія Валленштейна хлынула бурнымъ потокомъ на Бранденбургъ, Мекленбургъ, Гольштинію и Шлезвигъ. Этотъ полководецъ, слишкомъ надменный, чтобы дѣйствовать совмѣстно съ другимъ, отправилъ полководца лиги черезъ Эльбу какъ будто затѣмъ, чтобы тамъ наблюдать за голландцами, на самомъ-же дѣлѣ для того, чтобы самолично окончить войну противъ короля и, такимъ образомъ, пожать плоды побѣдъ, одержанныхъ усиліями Тилли. Христіанъ потерялъ всѣ крѣпости въ своихъ нѣмецкихъ владѣніяхъ, кромѣ Глюкштадта, войска его были разбиты или разсѣяны, Германія не давала ему никакой помощи, Англія — очень мало утѣшенія, его союзники въ нижней Саксоніи были отданы въ жертву ярости побѣдителя. Ландграфа гессенъ-кассельскаго Тилли заставилъ вслѣдъ за побѣдой при Луттерѣ отказаться отъ союза съ Даніей. Грозное появленіе Валленштейна предъ Берлиномъ заставило курфюрста бранденбургскаго покориться и принудило его признать Максимиліана баварскаго законнымъ курфюрстомъ. Большая часть Мекленбурга была наводнена теперь войсками императора, оба герцога въ качествѣ сторонниковъ короля датскаго наказаны имперской опалой и изгнаны изъ ихъ владѣній. Защита нѣмецкой свободы отъ незаконныхъ захватовъ оказалась преступленіемъ, которое влекло за собой потерю всѣхъ сановъ и владѣній. И все это было лишь началомъ вопіющихъ насилій, которыя должны были послѣдовать впредь.
Теперь выяснилась тайна, какимъ способомъ Валленштейнъ предполагалъ привести въ исполненіе свои хвастливыя обѣщанія. Онъ научился атому у графа Мансфельда; но ученикъ превзошелъ учителя. Сообразно съ принципомъ, что война должна питать войну, Мансфельдъ и герцогъ Христіанъ содержали свои войска на средства, добытыя путемъ вымогательствъ, безразлично отъ друга или отъ врага; но этотъ разбойничій пріемъ и сопровождался всѣми неудобствами и опасностями разбойничьяго существованія. Подобно бѣглымъ ворамъ, приходилось имъ пробираться межъ бдительныхъ и ожесточенныхъ враговъ, бѣжать изъ одного конца Германіи въ другой, трепетно ждать удобнаго случая и избѣгать именно самыхъ богатыхъ земель, которыя находились подъ охраной болѣе сильныхъ войскъ. Если Мансфельдъ и герцогъ Христіанъ, въ борьбѣ съ столь страшными препятствіями, успѣли все таки сдѣлать такъ удивительно много, то чего нельзя было сдѣлать, если стать выше всѣхъ этихъ препятствій, — если армія, собранная теперь, была достаточно многочисленна, чтобы привести въ ужасъ самаго сильнаго изъ государей имперіи порознь, если имя императора обезпечивало безнаказанность, словомъ, если подъ прикрытіемъ высшаго авторитета имперіи и во главѣ могущественной арміи слѣдовать тому-же плану, который придумали тѣ два авантюриста за свой страхъ и рискъ съ случайно набранной бандой.
Все это имѣлъ въ виду Валленштейнъ, дѣлая императору свое смѣлое предложеніе, которое теперь никто не найдетъ слишкомъ самоувѣреннымъ. Чѣмъ сильнѣе было войско, тѣмъ менѣе надо было заботиться о его содержаніи, потому что тѣмъ болѣе трепетали предъ нимъ всѣ противники; чѣмъ страшнѣе были насилія, тѣмъ безнаказаннѣе можно ихъ было творить. Противъ враждебно настроенныхъ имперскихъ чиновъ у нихъ было видимое право; дѣйствуя противъ вѣрныхъ, они могли сослаться на мнимую необходимость. Неравномѣрное распредѣленіе этого гнета препятствовало опасному единству между чинами; истощеніе ихъ земель лишало ихъ средствъ сопротивленія. Такимъ образомъ, вся Германія стала провіантнымъ магазиномъ для войскъ императора и онъ могъ хозяйничать во всѣхъ земляхъ, какъ въ своихъ наслѣдственныхъ владѣніяхъ. Всеобщія мольбы о правосудіи неслись къ трону императора, но можно было считать себя огражденнымъ отъ мести обиженныхъ государей, пока они добивались правосудія. Общее неудовольствіе распредѣлилось между императоромъ, во имя котораго совершались всѣ эти ужасы, и полководцемъ, который переступилъ границы своихъ полномочій и открыто употреблялъ во зло авторитетъ своего господина. Прибѣгали къ императору, чтобы добиться отъ него защиты отъ его полководца; но какъ только Валленштейнъ почувствовалъ, что благодаря своимъ войскамъ онъ всемогущъ, онъ сбросилъ съ себя узы покорности императору.
Полное истощеніе врага давало возможность ожидать близкаго мира; тѣмъ не менѣе Валленштейнъ продолжалъ все усиливать императорскія войска и наконецъ довелъ ихъ численность до ста тысячъ человѣкъ. Безчисленные полковничьи и офицерскіе патенты, королевскій штатъ генерала, громадныя подачки его креатурамъ (онъ не дарилъ никогда менѣе тысячи гульденовъ), невѣроятныя суммы на подкупы при дворѣ, чтобы сохранить здѣсь свое вліяніе, — и все это безъ всякаго обремененія для императорской казны. Всѣ эти гигантскія суммы были добыты путемъ контрибуцій въ нижне-нѣмецкихъ областяхъ; не дѣлалось никакого различія между врагомъ и другомъ, — вездѣ самовольные проходы и расквартировки во владѣніяхъ всѣхъ государей, вездѣ одинаковые вымогательства и насилія. Если вѣрить одному преувеличенному указанію того времени, то Валленштейнъ въ теченіе семилѣтняго командованія собралъ посредствомъ контрибуцій съ одной только половины Германіи шестьдесятъ милліоновъ талеровъ. Чѣмъ невѣроятнѣе были вымогательства, тѣмъ обширнѣе были его военные запасы, тѣмъ охотнѣе, стало быть стекались подъ его знамена; весь міръ гонится за счастьемъ. Его войска увеличивались, а земли, по которымъ они проходили, увядали. Но что было ему до проклятій провинцій, до жалобъ государей? Его войско боготворило его, и самое преступленіе давало ему возможность смѣяться надъ всѣми его послѣдствіями.
Было-бы несправедливостью ставить всѣ эти безобразія императорскихъ армій на счетъ самому императору. Если-бы Фердинандъ ранѣе зналъ, что онъ отдаетъ въ жертву своему полководцу всѣ государства Германіи, то онъ неизбѣжно понялъ-бы, какъ много самъ онъ рискуетъ при такомъ неограниченно могущественномъ полководцѣ. Чѣмъ тѣснѣе были узы между арміей и ея предводителемъ, отъ котораго исходило всякое счастье, всякое повышеніе, тѣмъ болѣе ослаблялись эти узы между ними обоими съ одной стороны и императоромъ съ другой. Правда, все дѣлалось во имя послѣдняго; но Валленштейнъ пользовался величіемъ главы имперіи лишь для того, чтобы добиться уничтоженія всякаго другого авторитета въ Германіи. Отсюда — усвоенное этимъ человѣкомъ правило явно унижать германскихъ государей, уничтожать постепенно всѣ ступени и ранги между этими государями и главою имперіи и возвысить авторитетъ послѣдняго сверхъ всякаго сравненія. Если императоръ будетъ единственной законодательной силой въ Германіи, кто сравнится тогда съ визиремъ, котораго онъ избралъ въ исполнители своей воли? Самого императора изумила высота, на которую возвелъ его Валленштейнъ, но это величіе господина было твореніемъ его слуги, и созданіе Валленштейна неминуемо должно было погибнуть, разъ его не поддерживала рука его создателя. Не напрасно возмущалъ онъ всѣхъ государей Германіи противъ императора — чѣмъ яростнѣе была ихъ вражда противъ Фердинанда, тѣмъ необходимѣе былъ для императора тотъ человѣкъ, который одинъ имѣлъ возможность охранить его отъ ихъ злыхъ намѣреній. Его планъ состоялъ, очевидно, въ томъ, чтобы его повелитель не боялся во всей Германіи никого, кромѣ одного человѣка — того, кому онъ былъ обязанъ этимъ могуществомъ.
Шагомъ къ этой цѣли было требованіе Валленштейна предоставить ему въ качествѣ временнаго залога только что завоеванный Мекленбургъ, пока ему будутъ возмѣщены издержки, понесенныя имъ для императора до сихъ поръ. Еще ранѣе Фердинандъ, очевидно для того, чтобы дать своему полководцу преимущество предъ баварскимъ, возвелъ его въ санъ герцога Фридландскаго; но обыкновенная награда не могла, конечно, насытить самолюбіе и честолюбіе Валленштейна. Напрасно подымались въ императорскомъ совѣтѣ недовольные голоса противъ этого новаго повышенія на счетъ двухъ государей имперіи; напрасно протесгвовали даже испанцы, которыхъ давно уже оскорбляла надменность Валленштейна. Сильная партія приверженцевъ среди совѣтниковъ императора, державшая его сторону подъ вліяніемъ подкупа, одержала верхъ; какимъ бы то ни было образомъ Фердинандъ хотѣлъ во что бы то ни стало связать благодарностью этого необходимаго слугу. Придравшись къ незначительному проступку, вышвырнули изъ ихъ наслѣдія представителей одного изъ старѣйшихъ владѣтельныхъ домовъ Германіи, чтобы ихъ достояніемъ вознаградить императорскую креатуру (1628 г.).
Вскорѣ затѣмъ Валленштейнъ сталъ именовать себя морскимъ и сухопутнымъ генералиссимусомъ императора. Городъ Висмаръ былъ взятъ, и такимъ образомъ пріобрѣтена точка опоры на балтійскомъ побережьи. Отъ Польши и ганзейскихъ городовъ были потребованы корабли, для того, чтобы перенести войну по ту сторону Балтійскаго моря, преслѣдовать датчанъ въ самыхъ нѣдрахъ ихъ государства и принудить ихъ къ миру, который долженъ былъ повести къ еще болѣе важнымъ завоеваніямъ. Связь нижне-нѣмецкихъ чиновъ съ сѣверными государствами была бы разорвана, если бы императору удалось стать между ними и отъ Адріатическаго моря вплоть до Зунда окружить Германію непрерывной цѣпью своихъ земель (лежавшая по пути Польши зависѣла отъ него). Если таковы были намѣренія императора, то у Валленштейна были свои основанія преслѣдовать ту же цѣль. Остзейскія владѣнія должны были послужить краеугольнымъ камнемъ могущества, мечтами о которомъ давно тѣшилось его честолюбіе и которое должно было дать ему возможность обходиться впредь безъ своего господина.
Чтобы добиться этой цѣли было въ высшей степени важно овладѣть городомъ Штральзундомъ на балтійскомъ побережьи. Его превосходная гавань и легкая переправа отсюда на шведскій и датскій берега дѣлали его въ высшей степени пригоднымъ складочнымъ мѣстомъ въ случаѣ войны съ обоими государствами. Городъ этотъ, шестой въ ганзейскомъ союзѣ, пользовался подъ охраной герцога померанскаго весьма важными привилегіями; не имѣя никакихъ связей съ Даніей, онъ не принималъ въ текущей войнѣ ни малѣйшаго участія. Но ни этотъ нейтралитетъ, ни привилегіи не могли спасти его отъ вожделѣній Валленштейна.
Предложеніе Валленштейна принять императорскій гарнизонъ было съ мужественной твердостью отвергнуто штральзундскимъ магистратомъ; было отказано также въ коварной просьбѣ пропустить императорское войско. Тогда Валленштейнъ началъ осаду города.
Для обоихъ сѣверныхъ королей было равно важно сохранить независимость Штральзунда, безъ которой свобода плаванія по Бельту не могла считаться безопасной. Общая опасность побѣдила, наконецъ, личную вражду, давно уже разъединявшую обоихъ королей. По договору въ Копенгагенѣ (1628 г.) они обязались взаимно защищать Штральзундъ соединенными силами и сообща бороться со всякой иноземной державой, которая съ враждебными намѣреніями покажется у Балтійскаго моря. Христіанъ IV отправилъ тотчасъ же въ Штральзундъ достаточный гарнизонъ и личнымъ пребываніемъ воодушевилъ мужество гражданъ. Нѣсколько военныхъ кораблей, присланныхъ на помощь императорскому полководцу королемъ польскимъ Сигизмундомъ, были пущены датскимъ флотомъ ко дну, и такъ какъ городъ Любекъ отказалъ ему дать свои корабли, то генералиссимусу морскому и сухопутному не хватило кораблей даже для того, чтобы запереть гавань одного лишь города.
Очевидно, ничто не можетъ быть причудливѣе желанія взять превосходно укрѣпленную морскую крѣпость, оставляя открытымъ ея портъ. Валленштейнъ, до сихъ поръ не знавшій сопротивленія, хотѣлъ на этотъ разъ преодолѣть также природу и побѣдить непобѣдимое. Штральзундъ, открытый съ моря, продолжалъ безъ всякихъ препятствій получать жизненные припасы и подкрѣпляться новыми войсками, тѣмъ не менѣе Валленштейнъ обложилъ его съ суши и старался хвастливыми угрозами замѣнить недостатокъ болѣе дѣйствительныхъ средствъ., я возьму этотъ городъ, хотя-бы онъ былъ прикованъ цѣпями къ небу" — говорилъ онъ. Самъ императоръ, быть можетъ, раскаиваясь въ предпріятіи, которое не могло окончиться для него славнымъ исходомъ, съ удовольствіемъ воспользовался мнимой покорностью и нѣкоторыми подходящими предложеніями гражданъ Штральзунда, чтобы приказать своему полководцу отступить отъ города. Валленштейнъ пренебрегъ этимъ приказомъ и продолжалъ неустанно штурмовать осажденныхъ. Такъ какъ датскій гарнизонъ, значительно уменьшившись, не имѣлъ возможности справиться съ массой безпрестанной работы, а король не имѣлъ никакой возможности отправить въ этотъ городъ больше войска, то Штральзундъ, съ разрѣшенія Христіана, обратился за помощью къ королю шведскому. Датскій комендантъ, оставивъ крѣпость, уступилъ мѣсто шведскому, который продолжалъ оборону съ большимъ успѣхомъ. Счастье Валленштейна разбилось объ этотъ городъ, и въ первый разъ въ жизни его гордости пришлось испытать чувствительное пораженіе: послѣ цѣлаго ряда потерянныхъ мѣсяцевъ и съ урономъ въ двѣнадцать тысячъ человѣкъ отказаться отъ своего намѣренія. Но необходимость прибѣгнуть къ шведской помощи вслѣдствіе осады вызвала тѣсный союзъ между Густавомъ Адольфомъ и Штральзундомъ, что впослѣдствіи не мало облегчило появленіе шведовъ въ Германіи.
До сихъ поръ счастье сопровождало оружіе лиги и императора, и Христіанъ IV, побѣжденный въ Германіи, вынужденъ былъ искать убѣжища на своихъ островахъ; но Балтійское море остановило это завоевательное движеніе. Недостатокъ въ корабляхъ не только воспрепятствовалъ продолжать преслѣдованіе короля, но даже грозилъ побѣдителю потерей уже сдѣланныхъ завоеваній. Опаснѣе всего было возможное соединеніе обоихъ сѣверныхъ монарховъ, которое совершенно лишало императора и его полководцевъ возможности играть какую либо роль на Балтійскомъ морѣ или сдѣлать высадку въ Швеціи. Если бы, однако, удалось разъединить интересы обоихъ государей и особенно обезпечить себя дружбой датскаго короля, то можно было надѣяться легко уничтожить обособленную шведскую державу. Страхъ предъ вмѣшательствомъ чужеземныхъ государствъ, крамола протестантовъ въ его наслѣдственныхъ владѣніяхъ, гигантскія издержки текущей войны и болѣе всего буря, которая грозила разразиться во всей протестантской Германіи, склоняли императора къ миру, а его полководецъ, по совершенно противоположнымъ побужденіямъ, спѣшилъ исполнить это желаніе. Весьма мало склонный желать мира, который долженъ былъ изъ блеска величія и могущества повергнуть его во тьму частной жизни, онъ хотѣлъ только перенести войну на новый театръ и путемъ этого односторонняго мира затянуть лишь всеобщую смуту. Дружба Даніи, сосѣдомъ которой онъ сдѣлался въ качествѣ герцога мекленбургскаго, была весьма важна для его широкихъ плановъ, и онъ рѣшилъ, хотя бы и во вредъ своему повелителю, связать благодарностью короля датскаго.
Договоромъ въ Копенгагенѣ Христіанъ IV обязался не заключать безъ участія Швеціи отдѣльнаго мира съ императоромъ. Несмотря на это, предложеніе, сдѣланное ему Валленштейномъ, было принято съ готовностью. На конгрессѣ въ Любекѣ (1629 г.), участіе въ которомъ шведскихъ пословъ, явившихся ходатайствовать за Мекленбургъ, было съ намѣреннымъ пренебреженіемъ отклонено Валленштейномъ, датчане получили отъ императора обратно всѣ отнятыя у нихъ земли. Король обязался впредь вмѣшиваться въ дѣла Германіи лишь настолько, насколько даетъ ему на то право званіе герцога гольштинскаго, ни въ какомъ случаѣ не присваивать нижне-нѣмецкихъ духовныхъ владѣній и, наконецъ, предоставить мекленбургскихъ герцоговъ ихъ судьбѣ. Христіанъ самъ вовлекъ этихъ обоихъ государей въ войну съ императоромъ; теперь онъ жертвовалъ ими, чтобы сдѣлать одолженіе тому, кто похитилъ ихъ владѣнія. Среди побудительныхъ причинъ, заставившихъ его начать войну съ императоромъ, быть можетъ, важнѣйшей было возстановленіе курфюрста пфальцскаго, его родственника, на престолѣ, — и объ этомъ государѣ не было упомянуто въ любекскомъ мирномъ договорѣ ни единымъ звукомъ; наоборотъ, въ одной изъ статей его была признана законность баварскаго курфюршества. Столь безславно сошелъ Христіанъ IV со сцены.
Теперь покой Германіи былъ вторично въ рукахъ Фердинанда, и отъ него только зависѣло превратить миръ съ Даніей въ миръ всеобщій. Изо всѣхъ областей Германіи неслись къ его трону стоны несчастныхъ, молившихъ его положить конецъ ихъ терзаніямъ; неистовства его солдатъ, корыстолюбіе его полководцевъ перешли всѣ границы. Наводненная опустошительными бандами Мансфельда и Христіана брауншвейгскаго и страшными отрядами Тилли и Валленштейна, Германія лежала въ крови, въ безсиліи и опустошеніи и молила о покоѣ. Горячо было стремленіе къ миру у всѣхъ чиновъ государства, могуче было оно у самого императора, который, втянувшись въ верхней Италіи въ войну съ Франціей, былъ обезсиленъ текущей войной въ Германіи и боялся разсчетовъ, которые его ожидали. Но, къ несчастію, условія, на которыхъ обѣ религіозныя партіи соглашались вложить мечъ въ ножны, были прямо противоположны. Католики хотѣли окончить войну съ выгодой для себя; протестанты хотѣли того-же; императоръ, вмѣсто того, чтобы съ мудрой увѣренностью согласовать требованія обѣихъ партій, сталъ сторонникомъ одной изъ нихъ, — и Германія снова была повергнута въ ужасы страшной войны.
Ужъ послѣ прекращенія чешскаго возстанія Фердинандъ занялся искорененіемъ реформаціи въ своихъ наслѣдственныхъ владѣніяхъ; изъ уваженія къ нѣкоторымъ евангелическимъ чинамъ мѣропріятія эти проводились съ умѣренностью. Но побѣды полководцевъ императора въ нижней Германіи дали ему мужество сбросить съ себя всякія узы. Сообразно съ этимъ, всѣмъ протестантамъ въ его наслѣдственныхъ владѣніяхъ было предложено отказаться отъ своей религіи или отъ своего отечества — страшный, безчеловѣчный выборъ, вызвавшій ужасное возмущеніе среди австрійскихъ крестьянъ. Въ пфальцскихъ владѣніяхъ, вскорѣ послѣ изгнанія Фридриха V, реформатское богослуженіе было уничтожено и преподаватели, исповѣдывавшіе эту религію, были изгнаны изъ Гейдельбергскаго университета.
Эти нововведенія были лишь преддверіемъ къ болѣе серьезнымъ новшествамъ. На собраніи курфюрстовъ въ Мюльгаузенѣ католики потребовали отъ императора, чтобы онъ возвратилъ католической церкви всѣ перешедшія со времени религіознаго мира въ Аугсбургѣ къ протестантамъ архіепископства, епископства самостоятельныя и подчиненныя, аббатства и монастыри, и, такимъ образомъ, вознаградилъ католическіе чины за всѣ потери и непріятности, которыя они претерпѣли въ текущей войнѣ. Такой намекъ, сдѣланный столь строго католическому государю, какъ Фердинандъ, не могъ остаться безъ результата; но онъ находилъ еще несвоевременнымъ возмущать всю протестантскую Германію столь рѣшительнымъ шагомъ. Не было протестантскаго государя, для котораго отнятіе духовныхъ владѣній не было потерей части его земель. Тамъ, гдѣ доходы съ нихъ шли не вполнѣ на свѣтскія цѣли, они обращались въ пользу протестантской церкви. Многіе государи обязаны были этимъ поступленіямъ значительной частью своихъ доходовъ и своей силы. Всѣхъ безъ исключенія должно было возмутить до крайности отнятіе духовныхъ владѣній. Религіозный миръ не лишалъ ихъ права на нихъ, хотя и не ставилъ его внѣ всякихъ сомнѣній. Не долгое, у многихъ длившееся почти цѣлое столѣтіе, владѣніе ини, молчаніе четырехъ смѣнившихъ до сихъ поръ другъ друга императоровъ, законъ справедливости, который давалъ имъ равное право съ католиками на наслѣдіе ихъ предковъ, — все это было ими приведено, какъ полное основаніе ихъ права. Кромѣ дѣйствительной потери, которую претерпѣвало вслѣдствіе возстановленія духовныхъ учрежденій ихъ могущество и юрисдикція, кромѣ необозримой смуты и неописуемыхъ затрудненій, которыя должны были быть слѣдствіемъ всего этого, не малымъ вредомъ было для нихъ и то, что вновь назначенные католическіе епископы, очевидно, должны были усилить католическую партію въ имперскомъ сеймѣ такимъ-же количествомъ новыхъ голосовъ. Столь чувствительныя потери протестантовъ давали императору поводъ ожидать самаго упорнаго сопротивленія съ ихъ стороны, и прежде чѣмъ пламя войны въ Германіи не будетъ погашено совершенно, онъ не хотѣлъ возбуждать противъ себя несвоевременно цѣлую партію, столь опасную въ своемъ единствѣ и имѣвшую могущественную опору въ лицѣ курфюрста Саксонскаго. Поэтому онъ сдѣлалъ раньше опытъ въ малыхъ размѣрахъ, чтобы испытать, какъ будетъ это принято въ большихъ Нѣсколько имперскихъ городовъ въ верхней Германіи и герцогъ Вюртембергскій получили приказаніе передать католикамъ различныя духовныя учрежденія.
Положеніе вещей въ Саксоніи дало императору возможность сдѣлать здѣсь нѣкоторыя еще болѣе смѣлыя попытки. Въ епископствахъ магдебургскомъ и гальберштадтскомъ протестантскіе каноники позволили себѣ выбрать епископа своего вѣроисповѣданія. Оба епископства, за исключеніемъ города Магдебурга, были теперь переполнены войсками Валленштейна. Случайно епископство гальберштадтское было свободно теперь, вслѣдствіе смерти администратора, герцога Христіана брауншвейгскаго, а Магдебургъ, вслѣдствіе отрѣшенія Христіана Вильгельма, бранденбургскаго принца. Фердинандъ воспользовался этими обоими обстоятельствами, чтобы вручить Гальберштадтское епископство католику, да еще принцу изъ своего-же дома. Чтобы предупредить такое насиліе, Магдебургскій капитулъ поспѣшилъ выбрать архіепископомъ сына курфюрста Саксонскаго. Но папа, вмѣшавшись самовольно въ это дѣло, присудилъ магдебургскую каѳедру австрійскому принцу; и нельзя было не удивляться ловкости Фердинанда, который при всей священной ревности къ дѣламъ вѣры не забывалъ заботиться о благѣ своихъ родственниковъ.
Наконецъ любекскій миръ обезпечилъ императора отъ вражды Даніи, германскіе протестанты были какъ будто совершенно разгромлены, а требованія лиги становились все громче и настоятельнѣе. Фердинандъ подписалъ пользующійся такой печальной извѣстностью эдиктъ о возвращеніи духовныхъ владѣній (1629 г.), отдавъ его предварительно на утвержденіе каждаго изъ четырехъ католическихъ курфюрстовъ. Во введеніи онъ говоритъ, что имѣетъ право, въ силу своихъ императорскихъ полномочій, давать толкованіе смыслу религіознаго мира, различное пониманіе котораго до сихъ поръ служило предлогомъ всякихъ смутъ, и въ качествѣ высшаго посредника и судьи выступать въ роли примирителя между обѣими враждующими партіями. Это право онъ основывалъ на обычаѣ его предковъ и на давнишнемъ согласіи самихъ протестантскихъ чиновъ. Курфюршество Саксонское, дѣйствительно, признало за императоромъ это право; теперь выяснилось, какъ много вреда причинилъ этотъ дворъ протестантскому дѣлу своей приверженностью Австріи. Если, однако, буква религіознаго мира въ самомъ дѣлѣ могла явиться предметомъ различныхъ толкованій, что въ достаточной степени доказали вѣковые раздоры обѣихъ религіозныхъ партій, то, разумѣется, императоръ, который самъ былъ католическимъ или протестантскимъ членомъ имперіи и, такимъ образомъ, самъ принадлежалъ къ одной изъ партій, никоимъ образомъ не могъ рѣшать религіознаго спора между католическими и протестантскими чинами, не нарушая важнѣйшаго постановленія религіознаго мира. Онъ не могъ быть судьей въ своемъ собственномъ дѣлѣ, не обращая свободу нѣмецкой имперіи въ пустой звукъ.
А между тѣмъ въ силу этого незаконно присвоеннаго права толковать религіозный миръ, Фердинандъ издалъ постановленіе, по которому «всякое обращеніе протестантами въ свою собственность какъ самостоятельнаго, такъ и подчиненнаго духовнаго учрежденія, произведенное по заключеніи мира, противорѣчитъ смыслу этого мира и, какъ нарушеніе такового, подлежитъ отмѣнѣ». Онъ опредѣлялъ далѣе, что «религіозный миръ не обязываетъ католическаго государя разрѣшать своему протестантскому подданному что либо, кромѣ свободнаго выѣзда изъ его владѣній». Сообразно этому рѣшенію, всѣ незаконные владѣтели духовныхъ учрежденій — стало быть всѣ протестантскіе чины имперіи безъ различія — подъ страхомъ имперской опалы — обязаны были безъ замедленія выдать это незаконное достояніе императорскимъ комиссарамъ.
Въ спискѣ значилось два архіепископства, двѣнадцать епископствъ и безчисленное множество монастырей, присвоенныхъ протестантами. Этотъ эдиктъ былъ громовымъ ударомъ для всей протестантской Германіи; страшный уже тѣмъ, что онъ отнималъ въ самомъ дѣлѣ, онъ былъ еще страшнѣе тѣмъ, на что указывалъ въ будущемъ и предвѣстникомъ чего являлся. Теперь протестанты не сомнѣвались, что императоръ и католическая лига рѣшились стереть съ лица земли ихъ религію, а вслѣдъ затѣмъ погибнетъ нѣмецкая свобода. Вопреки всякимъ представленіямъ, были назначены комиссары и собрана армія, чтобы обезпечить имъ повиновеніе. Дѣло начали съ Аугсбурга, гдѣ заключенъ былъ миръ; городъ долженъ былъ возвратиться подъ юрисдикцію своего епископа, и шесть протестантскихъ церквей было закрыто. Такимъ же образомъ былъ принужденъ герцогъ Вюртембергскій выдать свои монастыри. Этотъ энергичный образъ дѣйствій повергъ въ ужасъ всѣхъ евангелическихъ владѣтелей имперіи, но не могъ воодушевить ихъ къ дѣятельному сопротивленію. Слишкомъ могущественъ былъ страхъ предъ мощью императора; большая часть начала уже склоняться къ уступкамъ. Надежда достигнуть мирнымъ путемъ исполненія своего желанія побудила въ виду этого католиковъ продлить еще на годъ приведеніе эдикта въ исполненіе, и это спасло протестантовъ. Прежде чѣмъ истекъ срокъ, успѣхи шведскаго оружія совершенно измѣнили положеніе вещей.
На собраніи курфюрстовъ въ Регенсбургѣ, гдѣ лично присутствовалъ Фердинандъ (1630 г.), были сдѣланы всѣ усилія совершенно успокоить Германію и удовлетворить всѣ жалобы; послѣднія исходили отъ католиковъ не въ меньшемъ количествѣ, чѣмъ отъ протестантовъ, — какъ ни увѣрялъ себя Фердинандъ, что онъ достаточно облагодѣтельствовалъ всѣхъ членовъ лиги эдиктомъ о возстановленіи, а предводителя ея дарованіемъ курфюршескаго сана и пожалованіемъ большей части пфальцскихъ владѣній. Хорошія отношенія между императоромъ и государями лиги поколебались очень сильно со времени появленія Валленштейна. Привыкнувъ играть въ Германіи роль законодателя и даже распоряжаться судьбою императора, гордый курфюрстъ Баварскій замѣтилъ, что полководецъ императора разомъ сдѣлалъ его совершенно ненужнымъ и что все его прежнее значеніе исчезло вмѣстѣ съ авторитетомъ лиги. Другому суждено было пожать плоды его побѣдъ и покрыть забвеніемъ всѣ его прежнія заслуги. Надменный характеръ герцога Фридландскаго, которому ничто не приносило столько сладкихъ минутъ какъ возможность относиться съ пренебреженіемъ къ сану государей и давать злостное распространеніе авторитету своего господина, не мало способствовалъ усиленію раздраженія въ курфюрстѣ. Недовольный императоромъ, исполненный недовѣрія къ его замысламъ, онъ вступилъ въ союзъ съ Франціей, въ которомъ были эаподозрѣны и остальные государи лиги. Страхъ предъ завоевательной политикой императора, недовольство вопіющими злоупотребленіями заглушали въ нихъ всякое чувство благодарности. Вымогательства Валленштейна стали совершенно невыносимы. Бранденбургъ цѣнилъ свои убытки въ двадцать милліоновъ, Померанія — въ десять, Гессенъ — въ семь, остальные — въ той же пропорціи. Отовсюду неслись всеобщія мольбы о помощи; напрасны были всякія представленія; въ этомъ единственномъ вопросѣ между католиками и протестантами разногласій не было. Испуганный императоръ былъ забросанъ массою петицій, направленныхъ противъ Валленштейна, и совершенно ошеломленъ невѣроятными описаніями всевозможныхъ насилій. Фердинандъ не былъ варваромъ. Если онъ и былъ отчасти виновенъ въ гнусностяхъ, которыя творились отъ его имени въ Германіи, онъ все-же не зналъ размѣровъ ихъ и потому, не долго думая, уступилъ требованіямъ государей и распустилъ восемнадцать тысячъ кавалеріи изъ своихъ войскъ. Во время этого уменьшенія арміи шведы дѣятельно готовились къ походу въ Германію, и большая часть распущенныхъ императоромъ солдатъ поспѣшила стать подъ ихъ знамена.
Эта уступчивость Фердинанда дала лишь поводъ курфюрстру баварскому выступить съ болѣе рѣшительными требованіями. Торжество надъ авторитетомъ императора было неполно, пока герцогъ Фридландскій оставался главнокомандующимъ. Жестоко мстили теперь государи этому полководцу за высокомѣріе, гнетъ котораго чувствовали всѣ они безъ различія. Поэтому отставки его требовали единодушно всѣ курфюрсты и даже испанцы съ единодушіемъ и яростію, изумившими императора. Но именно единодушіе и ярость, съ которой враги императора настаивали на отставкѣ Валлеи штейна, должны были убѣдить его въ значеніи этого слуги. Валленштейнъ, увѣдомленный объ интригахъ, которыя ковались противъ него въ Регенсбургѣ, не замедлилъ выяснить императору истинные замыслы курфюрста Баварскаго. Онъ появился самъ въ Регенсбургѣ, но съ такой пышностью, которая затмила самого императора и дала лишь новую пищу ненависти его враговъ. Долго не могъ рѣшиться императоръ. Тяжела была жертва, которой отъ него требовали. Всѣмъ своимъ превосходствомъ онъ былъ обязанъ герцогу Фридландскому; онъ чувствовалъ, какъ много онъ теряетъ, жертвуя Валленштейномъ ненависти государей. Но, къ несчастію, онъ самъ нуждался теперь въ благосклонности курфюрстовъ. Онъ задумалъ передать свой императорскій престолъ сыну своему Фердинанду, избранному королемъ венгерскимъ, для чего ему необходимо было согласіе Максимиліана. Это обстоятельство было для него въ высшей степени важно, и онъ не поколебался предать своего лучшаго слугу, чтобы снискать благоволеніе курфюрста Баварскаго. На томъ-же съѣздѣ курфюрстовъ въ Регенсбургѣ присутствовали также французскіе послы, уполномоченные предотвратить войну, которая грозила вспыхнуть между императоромъ и ихъ повелителемъ въ Италіи. Герцогъ Мантуанскій и Монферратскій Виченцо умеръ, не оставивъ наслѣдниковъ. Его ближайшій родственникъ, Карлъ герцогъ Неверскій поспѣшилъ овладѣть наслѣдствомъ, не исполняя своего долга по отношенію къ императору, какъ ленному сюзерену этихъ герцогствъ. Опираясь на французскую и венеціанскую помощь, онъ упорно отказывался отдать эти земли императорскимъ комиссарамъ впредь до рѣшенія его права. Фердинандъ, подстрекаемый испанцами, для которыхъ, въ качествѣ владѣтелей Милана, близкое сосѣдство французскаго вассала было въ высшей степени нежелательно, и которые съ удовольствіемъ встрѣтили возможность сдѣлать при помощи императора кой-какія пріобрѣтенія въ этой части Италіи, взялся за оружіе. Вопреки всѣмъ усиліямъ папы Урбана VIII-го, который старался не допустить войны въ этихъ странахъ, императоръ отправилъ черезъ Альпы нѣмецкую армію, внезапное появленіе которой привело въ ужасъ всѣ итальянскія государства. Въ то время какъ все это происходило въ Италіи, его оружіе одерживало побѣду за побѣдой во всей Германіи, — все преувеличивающій страхъ видѣлъ тутъ внезапное возрожденіе старыхъ замысловъ Австріи — стать всемірной монархіей. Ужасы нѣмецкой войны распространились теперь также на благословенныя пажити, орошаемыя рѣкою По; городъ Мантуа былъ взятъ приступомъ и вся окрестная страна была обречена терпѣть опустошительное пребываніе необузданныхъ полчищъ. Къ проклятіямъ, окружавшимъ по всей Германіи имя императора, присоединились теперь проклятія Италіи, и даже въ конклавѣ раздавались тихія моленія объ успѣхѣ протестантскаго оружія.
Испуганный всеобщею ненавистью, навлеченной на него итальянскимъ походомъ и утомленный настоятельными требованіями курфюрстовъ, ревностно поддерживавшихъ представленія французскихъ министровъ, императоръ принялъ предложенія Франціи и обѣщалъ утвердить въ ленѣ новаго герцога Мантуанскаго.
Столь важная услуга со стороны Баваріи заслуживала благодарности Франціи. Заключеніе трактатовъ дало уполномоченнымъ Ришелье удобный случай опутать императора во время ихъ пребыванія въ Регенсбургѣ коварнѣйшими интригами, возбудить противъ него еще болѣе недовольныхъ государей лиги и дать всѣмъ рѣшеніямъ собранія курфюрстовъ неблагопріятное для императора направленіе. Превосходнымъ орудіемъ этихъ козней явился капуцинскій патеръ Іосифъ, присоединенный Ришелье къ посольству въ качествѣ совершенно незамѣтнаго спутника. Одной изъ первыхъ инструкцій, данныхъ ему, было — сдѣлать все для отставки Валленштейна. Съ такимъ полководцемъ, умѣвшимъ вести ихъ только къ побѣдѣ, австрійскія войска теряли большую часть своей силы; цѣлыя арміи не могли замѣнить потери одного этого человѣка. Главной уловкой политики Ришелье было такимъ образомъ: въ тотъ моментъ, когда побѣдоносный король, неограниченный хозяинъ своихъ военныхъ предпріятій, готовился къ бою противъ императора, — отнять у императорскихъ войскъ единственнаго полководца, который былъ равенъ ему по воинской опытности и авторитету. Войдя въ соглашеніе съ курфюрстомъ баварскимъ, патеръ Іосифъ постарался преодолѣть нерѣшительность императора, который и такъ былъ точно осажденъ испанцами и всѣмъ собраніемъ курфюрстовъ. «Было-бы хорошо — такъ полагалъ онъ — угодить въ этомъ отношеніи государямъ и такимъ образомъ заручиться ихъ согласіемъ на передачу римской короны сыну императора. Пусть только пройдетъ буря, — а Валленштейнъ всегда будетъ готовъ опять занять свое прежнее мѣсто». — Хитрый капуцинъ былъ слишкомъ увѣренъ въ своемъ духовномъ сынѣ, чтобы чѣмъ нибудь рисковать при такомъ доводѣ.
Голосъ монаха былъ для Фердинанда II голосомъ Божіимъ. «Ничто на землѣ не было для него священнѣе особы священнося ужителя — пишетъ его собственный духовникъ. — Онъ часто говорилъ, что если бы онъ встрѣтилъ въ одномъ мѣстѣ одновременно члена духовнаго ордена и ангела, то онъ раньше поклонился-бы монаху, а затѣмъ ангелу». Отставка Валленштейна была рѣшена.
Въ благодарность за его благочестивое довѣріе, капуцинъ съ такою ловкостью дѣйствовалъ въ Регенсбургѣ противъ императора, что всѣ его старанія обезпечить своему сыну, королю венгерскому, римскую корону, окончились полной неудачей. Въ особой статьѣ только что заключеннаго договора французскіе министры во имя этой короны обязались сохранять полный нейтралитетъ по отношенію ко всѣмъ врагамъ императора, — между тѣмъ какъ Ришелье уже велъ переговоры съ королемъ шведскимъ, подстрекалъ его къ войнѣ и навязывалъ ему содѣйствіе своего государя. Но и отъ этой лжи онъ отказался, какъ только она перестала быть ему необходимой, и патеръ Іосифъ долженъ былъ искупать въ монастырскомъ заточеніи смѣлость, съ которой онъ якобы превысилъ свои полномочія. «Дрянной капуцинъ — сказалъ онъ однажды — обезоружилъ меня своими четками и уложилъ цѣлыхъ шесть курфюршескихъ шапокъ въ свой капюшонъ».
Обманъ и козни торжествовали такимъ образомъ надъ императоромъ въ тотъ самый моментъ, какъ его считали въ Германіи всемогущимъ, чѣмъ онъ и былъ въ самомъ дѣлѣ, благодаря своему оружію. Бѣднѣе на пятнадцать тысячъ солдатъ, лишившись полководца, который возмѣщалъ для него потерю цѣлаго войска, онъ покинулъ Регенсбургъ, не добившись исполненія желанія, ради котораго онъ принесъ всѣ жертвы. Прежде чѣмъ шведы успѣли разбить его въ полѣ битвы, Максимиліанъ Баварскій и патеръ Іосифъ нанесли ему неизлечимую рану. На этомъ самомъ достопамятномъ съѣздѣ въ Регенсбургѣ была рѣшена война со Швеціей и покончена война съ Мантуей. Напрасно ходатайствовали здѣсь государи за герцоговъ мекленбургскихъ; столь же напрасно просили англійскіе послы о назначеніи ежегоднаго содержанія пфальцграфу Фридриху.
Валленштейнъ стоялъ во главѣ почти стотысячной арміи, обожавшей его, когда до него дошла вѣсть о его отставкѣ. Большинство офицеровъ были всѣмъ обязаны ему, его мановеніе было приговоромъ судьбы для простого солдата. Безгранично было его честолюбіе, непреклонна его гордость; его властный духъ не былъ способенъ претерпѣть оскорбленіе, не отомстивъ за него. Одинъ мигъ низвергалъ его теперь съ высоты всемогущества во прахъ частнаго существованія. Привести въ исполненіе такой приговоръ противъ преступника требовало не менѣе искусства чѣмъ добиться его осужденія отъ судьи. Поэтому доставить эту дурную вѣсть Валленштейну предусмотрительно поручили двумъ лучшимъ его друзьямъ, которые должны были по возможности смягчить ее самыми льстивыми увѣреніями въ неизмѣнной благосклонности императора.
Когда посланные императора явились къ Валленштейну, смыслъ ихъ порученія былъ давно извѣстенъ ему. Онъ имѣлъ достаточно времени придти въ себя и на лицѣ его была написана радость, тогда какъ ярость и горе бушевали въ его груди. Но онъ рѣшилъ повиноваться. Приговоръ захватилъ его врасплохъ, прежде чѣмъ обстоятельства доказали ему возможность сдѣлать рѣшительный шагъ. Его обширныя владѣнія были разсѣяны въ Богеміи и Моравіи; конфискаціей ихъ императоръ могъ перерѣзать жизненный нервъ его могущества. Отъ будущаго онъ ждалъ удовлетворенія, и въ этой надеждѣ укрѣпляли его пророчества одного итальянскаго астролога, который водилъ этотъ необузданный духъ на помочахъ подобно ребенку. — Сени — такъ было его имя — прочиталъ въ звѣздахъ, что блестящее поприще его покровителя далеко еще не окончено, что будущее хранитъ для него лучезарныя свѣтила счастья. Можно было и не безпокоить звѣзды, чтобы предсказать съ достаточной вѣроятностью, что такой врагъ, какъ Густавъ Адольфъ, не позволитъ оставить въ бездѣйствіи такого полководца, какъ Валленштейнъ.
«Императора обошли — отвѣтилъ Валленштейнъ посламъ, — я жалѣю его, но прощаю ему. Онъ очевидно во власти высокомѣрнаго баварца. Правда, мнѣ жаль, что онъ такъ легко предалъ меня, но я повинуюсь». Онъ наградилъ пословъ по царски и въ покорномъ письмѣ просилъ императора не лишать его своей милости и сохранить за нимъ пожалованный ему санъ. Всеобщій ропотъ арміи сопровождалъ вѣсть объ отставкѣ полководца, и лучшая часть офицеровъ покинула тотчасъ-же императорскую службу. Многіе послѣдовали за нимъ въ его богемскія и моравскія владѣнія; другихъ онъ привязалъ къ себѣ большими окладами, чтобы при случаѣ имѣть возможность немедленно воспользоваться ихъ услугами.
Удаляясь въ тишину частнаго существованія, онъ меньше всего имѣлъ цѣлью дѣйствительное спокойствіе. Королевская пышность окружала его въ этомъ уединеніи, какъ-бы смѣясь надъ унизительнымъ приговоромъ. Шесть воротъ вело ко дворцу, въ которомъ онъ жилъ въ Прагѣ; сотни домовъ были разрушены, чтобы очистить мѣсто для замковаго двора. Такіе же дворцы были выстроены въ его остальныхъ многочисленныхъ помѣстьяхъ. Представители благороднѣйшихъ домовъ добивались чести служить ему; императорскіе каммергеры возвращали свой золотой ключъ, чтобы исполнять тѣ-же обязанности при Валленштейнѣ. Онъ держалъ шестьдесятъ пажей, обученныхъ лучшими преподавателями; его прихожую охраняли всегда пятьдесятъ драбантовъ. Его обычный столъ состоялъ не меньше, чѣмъ изъ ста блюдъ, его гофмейстеръ былъ важный сановникъ. Во время путешествій свита и багажъ, слѣдовавшіе за нимъ, занимали сто шести- и четырехконныхъ упряжекъ; его дворъ слѣдовалъ за нимъ въ шестидесяти каретахъ съ пятьюдесятью выносными лошадьми. Великолѣпіе ливрей, блескъ экипажей и убранство комнатъ соотвѣтствовали прочей обстановкѣ. Шесть бароновъ и столько же рыцарей окружали неизмѣнно его особу, чтобы исполнять каждое его мановеніе; двѣнадцать патрулей совершали обходъ вокругъ его дворца, чтобы вездѣ царила мертвая тишина. Его вѣчно работавшая голова нуждалась въ этой тишинѣ; шумъ экипажей не долженъ былъ доноситься до его жилища и для этого улицы нерѣдко преграждались цѣпями. Безмолвіе, окружавшее его, царило и въ его обращеніи. Мрачный, замкнутый, непонятный, онъщадилѣсвои слова гораздо больше, чѣмъ свои подарки, и то немногое, что онъ говорилъ, произносилось крайне непріятнымъ тономъ. Онъ никогда не смѣялся, и соблазны чувственности были неизвѣстны его ледяной крови. Всегда занятый, всегда поглощенный обширными замыслами, онъ отказался отъ всякихъ пустыхъ развлеченій, на которыя у другихъ уходитъ вся драгоцѣнная жизнь. Своей обширной перепиской, охватывавшей всю Европу, онъ занимался самъ; большинство писемъ онъ писалъ собственноручно, чтобы какъ можно менѣе довѣрять молчаливости другихъ. Онъ былъ высокъ и тощъ, съ желтоватымъ лицомъ, рыжеватыми короткими волосами, маленькими, но блестящими глазами. Страшная, тягостная мрачность лежала на его челѣ, и лишь его расточительная щедрость удерживала трепещущую толпу его челяди.
Въ этой крикливой безвѣстности тихо, но дѣятельно ожидалъ Валленштейнъ рѣшительнаго часа и близкаго момента мести; вскорѣ побѣдоносное шествіе Густава Адольфа дало ему предвкушеніе этого счастья. Онъ не отказался ни отъ одного изъ своихъ самоувѣренныхъ плановъ; неблагодарность императора освободила его честолюбіе отъ всякихъ тягостныхъ узъ. Ослѣпительное сіяніе его частной жизни выдавало гордый полетъ его замысловъ, и расточительный точно монахъ, онъ какъ будто считалъ вожделѣнныя блага уже своимъ безспорнымъ достояніемъ.
Послѣ отставки Валленштейна и появленія Густава Адольфа надо было назначить новаго главнокомандующаго; въ то же время было, очевидно, необходимо соединить въ одной рукѣ до сихъ поръ раздѣленную власть надъ войсками императора и лиги. Максимиліанъ баварскій мечталъ объ этомъ назначеніи, которое дѣлало его властелиномъ императора; но именно потому-то послѣдній старался доставить этотъ постъ королю венгерскому, своему старшему сыну. Въ концѣ концовъ, для того, чтобы отдѣлаться отъ обоихъ соискателей и не обидѣть никого, главнокомандующимъ назначили полководца лиги Тилли, который тѣмъ временемъ перемѣнилъ баварскую службу на австрійскую. Войска Фердинанда въ Германіи по отдѣленіи отрядовъ Валленштейта состояли изъ сорока тысячъ человѣкъ; почти столько-же насчитывала армія лиги; оба войска были поручены превосходнымъ офицерамъ, испытаны многолѣтними походами и горды длиннымъ рядомъ побѣдъ. Во главѣ такого войска можно было тѣмъ менѣе бояться появленія короля шведскаго, что войска эти занимали Померанію и Мекленбургъ, единственные проходы, черезъ которые онъ могъ вторгнуться въ Германію.
Послѣ злополучной попытки короля датскаго остановить успѣхи императора, Густавъ Адольфъ оставался единственнымъ государемъ въ Европѣ, въ которомъ погибающая свобода могла надѣяться найти спасеніе, и въ то же время — единственнымъ человѣкомъ, котораго побуждали къ тому серьезнѣйшія политическія причины, кому давали на это право вынесенныя оскорбленія и силу — личныя способности, вполнѣ соотвѣтствовавшія его рискованному предпріятію. Важныя государственныя соображенія, общія съ Даніей, еще до начала войны въ нижней Саксоніи, побудили его предложить свое искусство и свои войска для защиты Германіи; тогда — къ своему несчастію — его отстранилъ король датскій. Съ тѣхъ поръ надменность Валленштейна и деспотическое высокомѣріе императора достаточно раздражали его лично и указывали, въ чемъ его королевскій долгъ. Императорскія войска помогали королю польскому Сигизмунду защищать Пруссію отъ шведовъ. Король, который жаловался Валленштейну на эти враждебныя дѣйствія, получилъ отвѣтъ: "У императора слишкомъ много солдатъ, — онъ помогаетъ своимъ добрымъ друзьямъ**. Тотъ же Валленштейнъ съ оскорбительнымъ упорствомъ настаивалъ на удаленіи шведскихъ пословъ съ Любекскаго конгресса, и когда они не испугались этого, пригрозилъ имъ обойтись съ ними по своему, хотя бы и съ нарушеніемъ международнаго права. Фердинандъ позволилъ оскорбить шведскій флагъ и перехватить депеши короля въ Семиградье. Онъ продолжалъ затруднять заключеніе мира между Польшей и Швеціей, поддерживалъ притязанія Сигизмунда на шведскій престолъ и отказывать Густаву Адольфу въ королевскомъ титулѣ. Настойчивыя представленія Густава онъ не удостаивалъ вниманіемъ и вмѣсто того, чтобы дать ему удовлетвореніе за нанесенныя старыя оскорбленія, присоединялъ къ нимъ новыя.
Столь многія личныя побудительныя причины, соединенныя съ важнѣйшими государственными и религіозными соображеніями и подкрѣпляемыя настоятельными призывами изъ Германіи, должны были произвести могучее впечатлѣніе на душу государя, который тѣмъ болѣе склоненъ былъ относиться ревниво къ своей королевской чести, чѣмъ болѣе были склонны оспаривать ее у него, который страстно жаждалъ добиться славы защитника угнетенныхъ и пылко любилъ войну, какъ истинную стихію своего генія. Но прежде чѣмъ перемиріе или миръ съ Польшей не дали ему полной свободы, онъ не могъ серьезно думать о новой и опасной войнѣ.
Заслуга перемирія съ Польшей принадлежитъ кардиналу Ришелье. Этотъ великій государственный человѣкъ, держа въ одной рукѣ кормило Европы, а другою укрощая ярость крамолы и высокомѣріе вельможъ въ нѣдрахъ Франціи, непоколебимо среди заботъ бурнаго правленія преслѣдовалъ свой планъ — остановить гордый бѣгъ возрастающаго могущества Австріи. Но обстоятельства, окружавшія его, ставили исполненію этихъ замысловъ не малыя препятствія, ибо и великому духу не проходитъ безнаказанно презрѣніе къ предразсудкамъ своего времени. Министръ католическаго короля и, въ санѣ кардинала, сановникъ римской церкви, онъ не осмѣливался еще въ союзѣ съ врагомъ своей церкви открыто нападать на державу, которая съумѣла предъ лицомъ толпы освятить притязанія своего честолюбія именемъ религіи. Уступки, которыя Ришелье вынужденъ былъ дѣлать ограниченнымъ воззрѣніямъ своихъ современниковъ, ограничивали также его политическую дѣятельность, которая могла проявляться лишь въ осторожныхъ попыткахъ дѣйствовать тайно и исполнять замыслы его свѣтлой головы чужой рукой. Послѣ напрасныхъ стараній воспрепятствовать заключенію мира между Даніей и императоромъ, онъ прибѣгнулъ къ Густаву Адольфу, герою своего вѣка. Не щадили ничего, чтобы заставить этого короля рѣшиться и вмѣстѣ съ тѣмъ дать ему средства для выполненія его рѣшенія? Шарнасъ, не возбуждавшій подозрѣній агентъ кардинала, появился въ прусской Польшѣ, гдѣ Густавъ Адольфъ велъ войну съ Сигизмундомъ, и, переѣзжая отъ одного короля къ другому, старался довести ихъ до перемирія или мира. Густавъ Адольфъ давно былъ готовъ на миръ; наконецъ, французскому министру удалось выяснить и королю Сигизмунду его истинные интересы и коварную политику императора. Между обоими королями заключено было шестилѣтнее перемиріе, въ силу котораго Густавъ сохранялъ за собой всѣ свои завоеванія и, наконецъ, получалъ вожделѣнную свободу обратить свое оружіе противъ императора. Французскій агентъ предложилъ ему для этого союзъ своего короля и значительную субсидію, которую не легко было отвергнуть. Но Густавъ Адольфъ не безъ основанія боялся, что, принявъ деньги, онъ очутится въ зависимости отъ Франціи, которая, пожалуй, наложитъ на него свою руку среди его побѣдъ, а также опасался возбудить союзомъ съ католической державой недовѣріе протестантовъ.
Насколько необходима и справедлива была эта война, настолько были благопріятны обстоятельства, при которыхъ Густавъ Адольфъ начиналъ ее. Правда, страшно было имя императора, неистощимы источники его силъ, непреодолимо доселѣ его могущество; всякаго другого устрашила бы столь рискованная игра, — но не Густава. Густавъ предвидѣлъ всѣ препятствія и всѣ опасности, стоявшія на пути его предпріятію; но онъ зналъ также средства, которыми онъ надѣялся побѣдить все это. Не велика была его армія, но превосходно дисциплинирована, закалена суровымъ климатомъ и долгими походами, пріучена въ польской войнѣ къ побѣдамъ. Бѣдная деньгами и людьми и истомленная свыше силъ восьмилѣтней войной, Швеція была предана своему королю съ энтузіазмомъ, который давалъ ему надежду на самоотверженную поддержку своихъ чиновъ. Въ Германіи имя императора было по меньшей мѣрѣ столь же ненавистно, сколько страшно. Протестантскіе государи ждали только появленія освободителя, чтобы сбросить невыносимое иго тиранніи и открыто стать на сторону Швеціи. Даже и католическимъ чинамъ могло быть пріятно появленіе противника, который ограничивалъ чрезмѣрное могущество императора. Первая побѣда, одержанная на германской почвѣ, рѣшала успѣхъ его дѣла, — она должна была опредѣлить рѣшеніе еще колеблющихся государей, поднять мужество его сторонниковъ, усилить притокъ солдатъ къ его знаменамъ и открыть богатыя средства для продолженія войны. Если большинство нѣмецкихъ земель весьма пострадало отъ всякихъ бѣдствій, то богатые ганзейскіе города были избавлены отъ нихъ и ничѣмъ не рисковали, предотвращая общее раззореніе незначительнымъ добровольнымъ пожертвованіемъ. Чѣмъ большее количество земель освобождалось отъ императорскихъ войскъ, тѣмъ болѣе должны были уменьшаться въ численности эти войска, которыя могли жить лишь странами, гдѣ стояли. Несвоевременная отправка войскъ въ Италію и Нидерланды и безъ того ослабила силы императора; Испанія, обезсиленная потерей своего американскаго серебрянаго флота и занятая рѣшительной войной съ Нидерландами, могла дать ему лишь незначительную помощь. Наоборотъ, Великобританія обѣщала королю шведскому значительныя субсидіи, а Франція, только что достигшая внутренняго умиротворенія, встрѣтила его предпріятіе самыми выгодными предложеніями.
Но лучшее ручательство за счастливый исходъ своихъ замысловъ нашелъ Густавъ Адольфъ въ самомъ себѣ. Благоразуміе требовало обезпечить себя всѣми внѣшними источниками помощи и такимъ образомъ оградить свое предпріятіе отъ упрека въ самонадѣянности; но лишь въ своемъ сердцѣ черпалъ онъ свое мужество и свою отвагу. Густавъ Адольфъ былъ безспорно первымъ полководцемъ своего вѣка и храбрѣйшимъ солдатомъ въ своемъ войскѣ, которое онъ самъ создалъ. Хорошо знакомый съ тактикой грековъ и римлянъ, онъ былъ изобрѣтателемъ новаго военнаго искусства, которое послужило образцомъ величайшимъ полководцамъ послѣдующихъ временъ. Большіе неповоротливые эскадроны онъ раздѣлилъ на мелкіе отряды, чтобы сдѣлать движенія кавалеріи легче и быстрѣе; для той же цѣли онъ увеличилъ разстояніе между баталіонами. Онъ располагалъ свою армію не одной линіей, какъ дѣлали до сихъ поръ, а двойной, такъ что если первая шеренга начинала уступать, вторая могла двинуться впередъ. Недостаточную численность конницы онъ исправлялъ тѣмъ, что ставилъ пѣхотинцевъ между кавалеристами, что часто рѣшало побѣду; боевое значеніе пѣхоты Европа научилась цѣнить отъ него. Вся Германія изумлялась дисциплинѣ, которой такъ славно выдавались шведскія войска въ началѣ своего пребыванія на нѣмецкой землѣ. Всякое распутство преслѣдовалось строжайшимъ образомъ, а строже всего — богохульство, воровство, игра и дуэли. Шведскіе военные законы требовали умѣренности, и въ шведскомъ лагерѣ, не исключая палатки короля, не было видно ни золота, ни серебра. Полководецъ также внимательно заботился о. нравственности солдатъ, какъ и о храбрости. Каждый полкъ сходился для утренней и вечерней молитвы вокругъ своего пастора, и богослуженіе отправлялось подъ открытымъ небомъ. Во всемъ этомъ законадатель былъ также первымъ образцомъ. Естественно живая богобоязнь возвышала его мужество, одушевлявшее его великую душу. Равно свободный отъ грубаго невѣрія, разнуздывающаго дикія похоти варвара, и отъ пресмыкающагося лицемѣрія Фердинанда, которое ползаетъ червемъ предъ божествомъ и дерзко попираетъ выю человѣчества, онъ и въ упоеніи своимъ счастьемъ оставался всегда человѣкомъ и христіаниномъ, и въ смиреніи своей молитвы — героемъ и королемъ. Всѣ тяготы войны онъ переносилъ наравнѣ съ послѣднимъ рядовымъ; въ черномъ дыму сраженій въ душѣ его царилъ свѣтъ; вездѣ присутствуя своимъ взглядомъ, онъ забывалъ смерть, окружавшую его; на пути къ страшнѣйшей опасности можно было всегда найти его. Его природная горячность слишкомъ часто заставляла его забывать, что онъ долженъ дорожить собой, какъ полководецъ, и смерть рядового положила конецъ этой царственной жизни. Но вслѣдъ за такимъ полководцемъ трусъ шелъ подобно храбрецу къ побѣдѣ, и отъ его лучезарнаго орлинаго взгляда не скрывался ни одинъ геройскій подвигъ, вдохновленный его примѣромъ. Слава повелителя охватывала весь народъ воодушевляющимъ самосознаніемъ; гордясь своимъ королемъ, финляндскій и готландскій крестьянинъ охотно забывалъ свою бѣдность, солдатъ радостно проливалъ свою кровь, и высокое одушевленіе, сообщенное духомъ одного человѣка всему народу, пережило еще надолго своего творца:
Какъ всѣ были согласны относительно того, что война необходима, такъ расходились всѣ относительно способа, какимъ должно ее вести. Наступательная война казалась слишкомъ смѣлой даже мужественному канцлеру Оксенштирнѣ, силы бѣднаго и честнаго короля слишкомъ слабыми сравнительно съ необъятными богатствами деспота, который распоряжался всей Германіей, какъ своимъ достояніемъ. Осторожныя опасенія министра были опровергнуты дальновидными соображеніями героя.
«Если ждать непріятеля въ Швеціи — говорилъ Густавъ — то, потерявъ одно сраженіе, мы потеряемъ все; наоборотъ, если мы начнемъ счастливо въ Германіи, то мы побѣдили. Море велико, и въ Швеціи намъ придется охранять ея обширное побережье. Если непріятельскій флотъ проскользнетъ мимо насъ или нашъ флотъ будетъ разбитъ, то мы ничѣмъ не сможемъ воспрепятствовать высадкѣ непріятеля. Нашей цѣлью должна быть охрана Штральзунда. Пока эта гавань въ нашихъ рукахъ, мы удерживаемъ наше главенство на Балтійскомъ морѣ и будемъ всегда имѣть свободное сообщеніе съ Германіей. Но для того, чтобы защищать Штрапьзундъ, намъ не годится прятаться въ Швеціи, но необходимо переправиться съ арміей въ Померанію. Поэтому не говорите мнѣ ничего объ оборонительной войнѣ, въ которой мы потеряемъ наши лучшія преимущества. Швеція не должна видѣть въ своихъ предѣлахъ непріятельскаго знамени; вашимъ планомъ мы успѣемъ воспользоваться тогда, когда насъ побьютъ въ Германіи».
Рѣшено было такимъ образомъ движеніе въ Германію и нападеніе на императора. Приготовленія дѣлались самымъ энергичнымъ образомъ, и мѣры, принятыя Густавомъ, обличали столько же благоразумія, сколько смѣлости и величія было въ его рѣшеніи. Прежде всего необходимо было въ виду войны въ столь дальнихъ предѣлахъ обезпечить самое Швецію отъ подозрительныхъ намѣреній ея ближайшихъ сосѣдей. При личномъ свиданіи съ королемъ датскимъ въ Маркаредѣ Густавъ получилъ увѣреніе въ дружбѣ этого монарха; московскія границы были прикрыты войсками; Польшу, если бы ей вздумалось нарушить перемиріе, можно было пугнуть изъ Германіи. Шведскій агентъ Фалькенбергъ, объѣзжавшій Голландію и нѣмецкіе дворы, привезъ своему господину самыя льстивыя увѣренія со стороны многихъ протестантскихъ государей, хотя никто еще не имѣлъ достаточно мужества и самоотверженія, чтобы вступить съ нимъ въ формальный союзъ. Города Любекъ и Гамбургъ выказали готовность помочь деньгами и принимать въ уплату шведскую мѣдь. Довѣренныя лица были посланы также къ князю Семиградскому, чтобы побудить этого непримиримаго врага Австріи поднять оружіе противъ императора.
Между тѣмъ въ Нидерландахъ и Германіи была открыта шведская вербовка, пополнены старые полки, сформированы новые, построены корабли, флотъ приведенъ въ полную исправность, жизненные припасы, военныя принадлежности и деньги собраны въ возможно большемъ количествѣ. Вскорѣ тридцать военныхъ кораблей были готовы къ отплытію, армія въ пятьдесятъ тысячъ человѣкъ стояла подъ ружьемъ, и двѣсти транспортныхъ судовъ ждали ее для переправы. Большаго количества войскъ Густавъ Адольфъ не хотѣлъ переправлять въ Германію; къ тому же содержаніе ихъ было бы не по силамъ его королевству. Но какъ ни мала была эта армія, составъ ея былъ превосходенъ по дисциплинѣ, воинскому мужеству и опытности и, достигнувъ Германіи и одержавъ первую побѣду, могъ явиться крѣпкимъ ядромъ большаго войска. Оксенштирна, полководецъ и канцлеръ одновременно, стоялъ съ десятью тысячами человѣкъ въ Пруссіи, съ цѣлью защищать эту провинцію отъ Польши. Нѣкоторое количество регулярныхъ войскъ и порядочный корпусъ земской милиціи, служившій питомникомъ для главной арміи, оставались въ Швеціи, чтобы вѣроломный сосѣдъ въ случаѣ неожиданнаго нападенія не нашелъ королевство беззащитнымъ.
Такимъ образомъ безопасность государства была обезпечена. Не меньшую предусмотрительность проявилъ Густавъ Адольфъ въ заботахъ о внутреннемъ управленіи. Регентство было вручено государственному совѣту, финансы пфальцграфу Іоанну Казиміру, шурину короля; супруга его, столь нѣжно любимая имъ, была удалена отъ всѣхъ государственныхъ дѣлъ, важности которыхъ не соотвѣтствовали ея ограниченныя способности. Точно на смертномъ одрѣ, распоряжался онъ своимъ достояніемъ. 20 мая 1630 года, закончивъ всѣ приготовленія и совершенно готовый къ отплытію, король появился на сеймѣ въ Стокгольмѣ сказать послѣднее прости государственнымъ чинамъ. Держа на рукахъ свою четырехлѣтнюю дочь Христину, уже въ колыбели объявленную его наслѣдницей, онъ показалъ ее чинамъ, какъ ихъ будущую государыню, заставилъ ихъ, на случай, если ему не суждено вернуться, возобновить ихъ присягу и приказалъ прочитать указъ о регентствѣ во время его отсутствія или малолѣтства его дочери. Все собраніе разразилось рыданіями, и король не сразу могъ придти въ себя, чтобы обратиться съ прощальной рѣчью къ земскимъ чинамъ.
«Не съ легкимъ сердцемъ — такъ началъ онъ — повергаю я снова себя и васъ въ эту опасную войну. Всемогущій Богъ свидѣтель, что я воюю не изъ удовольствія. Императоръ самымъ безжалостнымъ образомъ оскорбилъ меня въ лицѣ моихъ пословъ, онъ поддерживаетъ моихъ враговъ, онъ преслѣдуетъ моихъ друзей и братьевъ, онъ топчетъ ногой мою вѣру и протягиваетъ руку къ моей коронѣ. Слезно молятъ насъ о помощи угнетенные чины Германіи, и, если Богу угодно, мы поможемъ имъ.
Я знаю опасности, которымъ подвергается моя жизнь. Я никогда не избѣгалъ ихъ, но, вѣрно, въ концѣ концовъ не избѣгну. Правда, до сихъ поръ Всемогущій чудесно хранилъ меня, но мнѣ суждено умереть, защищая мое отечество. Вручаю васъ покровительству Господа Бога. Будьте справедливы, будьте честны, храните правду, — и мы встрѣтимся въ вѣчности.
Къ вамъ, мои совѣтники, обращаюсь я прежде всего! Да просвѣтитъ васъ Господь Богъ и наполнитъ васъ мудростью вести по пути блага мое королевство. Васъ, храбрые дворяне, поручаю я небесной защитѣ. Будьте попрежнему достойными потомками тѣхъ готскихъ героевъ, мужество которыхъ повергло въ прахъ древній Римъ. Васъ, служителей церкви, призываю къ терпимости и согласію; будьте сами образцомъ добродѣтелей, которыя вы проповѣдуете и не употребляйте во зло ваше всемогущество надъ сердцами моего народа. На васъ, представители гражданъ и крестьянъ, призываю я благословеніе неба; да увѣнчаются ваши труды радостнымъ успѣхомъ, да будутъ полны ваши житницы, да насладитесь вы всѣми благами жизни. За всѣхъ васъ, отсутствующіе и присутствующіе, возсылаю я искреннія моленія къ небу. Всѣмъ вамъ со всей нѣжностью говорю прости, — быть можетъ, навѣки».
Въ Эльснабенѣ, гдѣ стоялъ флотъ, были посажены войска на корабли; безчисленная толпа народа стеклась сюда, чтобы быть свидѣтелемъ этого столь же величественнаго, сколь трогательнаго зрѣлища. Сердца зрителей были исполнены различныхъ чувствъ, смотря по тому, что больше привлекало ихъ вниманіе, — величіе подвига или величіе героя. Среди важнѣйшихъ офицеровъ, командовавшихъ этимъ войскомъ, многіе добыли себѣ безсмертную славу; таковы Густавъ Горнъ, графъ Отто Людвигъ, графъ Генрихъ Матвѣй Турнъ, Ортенбургъ, Баудиссенъ, Баннеръ. Тейфель, Тоттъ, Мутсенфаль, Фалькенбергъ, Книпгаузенъ и другіе. Флотъ, задержанный противнымъ вѣтромъ, лишь въ іюнѣ могъ поднять паруса и 24-го числа достигъ острова Рудена у береговъ Помераніи.
Густавъ Адольфъ первый вступилъ здѣсь на землю. Предъ лицомъ своихъ спутниковъ онъ преклонилъ колѣни на нѣмецкой почвѣ, благодаря небо за сохраненіе своей арміи и флота. На островахъ Воллинѣ и Узедомѣ онъ высадилъ свои войска; при ихъ приближеніи императорскіе гарнизоны поспѣшили покинуть укрѣпленія и бѣжали. Первый шагъ его въ Германіи былъ уже побѣдой. Съ быстротой молніи появился онъ предъ Штетиномъ, чтобы овладѣть этой крѣпостью ранѣе, чѣмъ его успѣютъ предупредить императорскія войска. Богуславу XIV-му, герцогу Померанскому, болѣзненному и старому государю, давно уже были въ тягость неистовства императорскихъ войскъ въ его странѣ; но, безсильный противиться имъ, онъ съ тихимъ ропотомъ склонился предъ силой. Появленіе спасителя не только не вдохнуло въ него мужество, но внушило ему страхъ и сомнѣнія. Какъ ни истекала кровью его страна отъ ранъ, нанесенныхъ ей императорскими войсками, онъ все не могъ рѣшиться открытымъ союзомъ съ шведами навлечь на себя месть императора Густавъ Адольфъ, расположившись лагеремъ предъ штетинскими пушками, потребовалъ отъ города принятія шведскаго гарнизона. Богуславъ самъ явился въ лагерь короля, чтобы отклонить принятіе гарнизона. "Я являюсь къ вамъ другомъ, « не врагомъ, — отвѣтилъ Густавъ. — „Не съ Помераніей и не съ Германіей веду я войну, а съ ихъ врагами. Въ моихъ рукахъ я буду свято хранить это герцогство, и по окончаніи похода вы получите его отъ меня обратно въ большей сохранности, чѣмъ отъ кого либо другого. Посмотрите на слѣды императорскихъ войскъ въ вашей странѣ и сравните ихъ съ пребываніемъ моей арміи въ Узедомѣ и выбирайте, кого вы хотите имѣть другомъ — меня или императора. Чего вы ждете отъ императора, когда онъ овладѣетъ вашей столицей? Будетъ онъ милостивѣе, чѣмъ я? Или вы хотите положить предѣлъ моимъ побѣдамъ? Время не терпитъ; примите опредѣленное рѣшеніе и не вынуждайте меня прибѣгнуть къ болѣе рѣшительнымъ средствамъ“.
Тягостенъ былъ выборъ для герцога Померанскаго. Здѣсь, у воротъ его столицы — король шведскій съ страшной арміей; тамъ — неизбѣжная месть императора и ужасающій примѣръ многочисленныхъ нѣмецкихъ государей, которые скитаются жалкими жертвами этой мести. Болѣе близкая опасность порѣшила его колебанія. Ворота Штетина были открыты королю, шведскія войска вошли въ городъ и такимъ образомъ опередили императорскую армію, которая поспѣшно подвигалась впередъ усиленными переходами. Занятіе Штетина дало королю твердую точку опоры въ Помераніи, господство надъ теченіемъ Одера и арсеналъ для арміи. Герцогъ Богуславъ не замедлилъ оправдать сдѣланный шагъ предъ императоромъ необходимостью и напередъ избѣгнуть упрека въ измѣнѣ; но, убѣжденный въ безпощадности этого монарха, онъ вступилъ съ своимъ новымъ защитникомъ въ тѣсный союзъ, чтобы обезпечить себя шведской дружбой отъ австрійской мести. Этимъ союзомъ съ Помераніей король пріобрѣталъ въ Германіи важнаго сторонника, который закрывалъ его съ тылу и обезпечилъ ему свободное сообщеніе съ Швеціей.
Густавъ Адольфъ считалъ себя свободнымъ отъ обычныхъ формальностей по отношенію къ Фердинанду, который первый напалъ на него въ Пруссіи и безъ объявленія войны открылъ враждебныя дѣйствія. Предъ европейскими государями онъ оправдывалъ свое поведеніе въ особомъ манифестѣ, гдѣ онъ приводилъ всѣ вышеуказанныя причины, заставившія его взяться за оружіе. Между тѣмъ успѣхи его въ Помераніи продолжались, войска увеличивались съ каждымъ днемъ. Толпами стекались подъ его побѣдоносныя знамена офицеры и солдаты изъ войскъ, сражавшихся подъ предводительствомъ Мансфельда, герцога Христіана брауншвейгскаго, короля датскаго и Валленштейна.
Нападеніе короля шведскаго не было удостоено при императорскомъ дворѣ того вниманія, котораго оно, какъ вскорѣ оказалось, заслуживало. Австрійская надменность, доведенная неслыханнымъ счастьемъ до крайней степени, смотрѣла съ презрѣніемъ на государя, который явился съ кучкой солдатъ изъ глухого угла Европы и всѣми своими успѣхами — такъ думали въ Австріи — былъ обязанъ исключительно неумѣнію непріятеля, еще болѣе слабаго, чѣмъ онъ. Пренебрежительное описаніе шведской арміи, не безъ намѣренія сдѣланное Валленштейномъ, усилило увѣренность императора; какъ могъ онъ относиться съ уваженіемъ къ врагу, котораго его полководецъ предлагалъ прогнать изъ Германіи розгами. Даже быстрые успѣхи Густава Адольфа въ Помераніи не могли побѣдить этихъ предразсудковъ, которымъ иронія придворныхъ куртизановъ давала новую пищу. Въ Вѣнѣ его называли снѣжнымъ величествомъ, которое держится благодаря холодамъ сѣвера, но несомнѣнно, растаетъ, какъ только приблизится къ югу. Даже курфюрсты, собравшіеся въ Регенсбургѣ, не удостоили его представленія ни малѣйшимъ вниманіемъ и изъ слѣпой угодливости къ Фердинанду отказали ему даже въ королевскомъ титулѣ. Въ то время какъ въ Регенсбургѣ и Вѣнѣ издѣвались надъ Густавомъ Адольфомъ, въ Помераніи и Мекленбургѣ одна крѣпость за другой переходила въ его руки.
Несмотря на это пренебреженіе, императоръ выказалъ готовность уладить переговорами недоразумѣнія съ Швеціей и для этой цѣли отправилъ въ Данцигъ уполномоченныхъ. Но изъ ихъ инструкцій было ясно видно, какъ не серьезны его намѣренія, такъ какъ онъ попрежнему отказывалъ Густаву въ королевскомъ титулѣ. Его намѣренія, очевидно, заключались въ томъ лишь, чтобы свалить съ себя отвѣтственность перваго нападенія на короля шведскаго и тѣмъ скорѣе разсчитывать на помощь имперскихъ чиновъ. Какъ и слѣдовало ожидать, конгрессъ въ Данцигѣ оказался вполнѣ безуспѣшнымъ, и ожесточеніе обѣихъ сторонъ возросло до крайности, подъ вліяніемъ обмѣна рѣзкихъ нотъ.
Между тѣмъ императорскій полководецъ Торквато Конти, командовавшій арміей въ Помераніи, тщетно старался вырвать Штетинъ изъ рукъ шведовъ. Императорскія войска сдавали одну крѣпость за другой; Даммъ, Старгардъ, Каминъ, Вольгастъ перешли одинъ за другимъ въ руки короля. Чтобы отомстить герцогу Померанскому, императорскія войска по приказу своего командира, производили во время отступленія вопіющія неистовства противъ жителей Помераніи, и такъ уже невѣроятно истерзанной его алчностью. Все опустошалось и уничтожалось якобы для того, чтобы отнять у шведовъ всѣ жизненные припасы, и часто, когда императорскія войска, не имѣя возможности держаться долѣе въ какой нибудь мѣстности, отступали, они сжигали здѣсь все, чтобы врагу не досталось ничего, кромѣ пепла. Но всѣ эти варварства служили лишь для того, чтобы тѣмъ ярче оттѣнить противоположное поведеніе шведовъ и покорить всѣ сердца ихъ человѣколюбивому королю. Шведскій солдатъ платилъ за все, что ему было нужно, и во время побѣдоноснаго шествія шведовъ чужое достояніе оставалось неприкосновеннымъ. Города и села принимали поэтому шведовъ съ распростертыми объятіями; императорскіе солдаты, попавшіе въ руки померанскихъ крестьянъ, избивались безпощадно. Многіе померанцы вступили въ ряды шведскихъ войскъ, и чины этой истощенной страны съ радостью предложили королю контрибуцію въ сто тысячъ гульденовъ.
Не имѣя возможности вытѣснить короля шведскаго изъ Штетина, Торквато Конти, — при всей жестокости своего характера превосходный полководецъ, — старался сдѣлать этотъ городъ безполезнымъ для короля. Онъ окопался въ Гарцѣ, выше Штетина по теченію Одера, чтобы господствовать надъ этой рѣкой и отрѣзать городу всякую возможность сообщаться по рѣкѣ съ остальной Германіей. Ничто не могло заставить его вступить въ открытый бой съ королемъ, который превосходилъ его численностью войскъ; тѣмъ менѣе могло послѣднему удасться взять штурмомъ неприступные окопы императорской арміи. По недостатку войскъ и денегъ, Торквато не могъ и думать о наступательныхъ движеніяхъ противъ короля, но разсчитывалъ при помощи этой операціи дать графу Тилли время поспѣшить на защиту Помераніи и тогда уже вмѣстѣ съ этимъ полководцемъ двинуться на короля шведскаго. Онъ воспользовался даже однажды отсутствіемъ короля и попытался внезапнымъ нападеніемъ овладѣть Штетиномъ. Но онъ не засталъ шведовъ въ расплохъ. Неожиданное нападеніе императорскихъ войскъ было отбито съ большой стойкостью, и Торквато отступилъ съ большимъ урономъ. Нельзя отрицать, что такимъ счастливымъ началомъ Густавъ Адольфъ былъ столько же обязанъ счастью, сколько своей военной опытности Послѣ отставки Валленштейна императорскія войска въ Помераніи дошли до крайняго упадка. Жестоко мстили имъ теперь за себя ихъ неистовства; опустошенная, истощенная страна не могла больше содержать ихъ. Дисциплина исчезла, приказы офицеровъ встрѣчали полное неуваженіе; число ихъ уменшалось съ каждымъ днемъ вслѣдствіе частыхъ побѣговъ и громадной смертности, причиненной рѣзкими холодами въ этомъ непривычномъ для нихъ климатѣ. При такихъ обстоятельствахъ императорскій полководецъ могъ стремиться только къ покою, чтобы дать своимъ войскамъ отдыхъ на зимнихъ квартирахъ; но онъ имѣлъ дѣло съ врагомъ, для котораго подъ нѣмецкимъ небомъ зимы вовсе не было. Солдаты Густава были предусмотрительно снабжены овчинами, и самое суровое время года могли проводить на воздухѣ. Императорскіе уполномоченные, явившіеся для переговоровъ о перемиріи, получили неутѣшительный отвѣтъ: Шведы всегда солдаты — зимою какъ и лѣтомъ — и совсѣмъ не склонны высасывать соки изъ бѣднаго крестьянина. Императорскія войска могутъ дѣлать, какъ имъ угодно, а шведы не собираются сидѣть сложа руки». Послѣ этого Торквато Конти сложилъ съ себя свое званіе, отъ котораго нельзя было ожидать больше ни славы, ни денегъ.
При такомъ неравенствѣ перевѣсъ естественнымъ образомъ склонился на сторону шведовъ. Императорскія войска испытывая и непрестанныя нападенія въ своихъ зимнихъ квартирахъ. Грейфенгагенъ, важная крѣпость на Одерѣ, взята приступомъ и, наконецъ, города Гарцъ и Пирицъ также оставлены императорскими войсками. Во всей Помераніи въ ихъ рукахъ оставались только Грейфсвальде, Демминъ и Кольбергъ, къ осадѣ которыхъ король готовился съ величайшей энергіей. Отступавшій непріятель бѣжалъ по направленію къ Бранденбургу, теряя массами артиллерію, обозы и людей, которые попадали въ руки шведамъ.
Взятіе проходовъ при Рыбницѣ и Даммгартенѣ открыло Густаву путь въ герцогство Мекленбургское, подданные котораго предварительно были призваны особымъ манифестомъ возвратиться подъ власть ихъ законныхъ государей и изгнать все, что носило имя Валленштейна. Но императорскимъ войскамъ удалось обманомъ овладѣть важнымъ городомъ Ростокомъ, который мѣшалъ королю, неохотно дробившему свое войско, въ его дальнѣйшемъ движеніи. Между тѣмъ изгнанные герцоги мекленбургскіе тщетно искали въ Регенсбургѣ милости императора при помощи ходатайства курфюрстовъ; напрасно для снисканія благосклонннсти императора они отвергали союзъ со шведами и всякій путь къ самостоятельности. Но доведенные упорнымъ отказомъ императора до отчаянія, они теперь стали открыто на сторону короля шведскаго, набрали войско и вручили начальство надъ нимъ герцогу Францу-Карлу Саксенъ-Лауэнбургскому. Послѣдній, дѣйствительно, овладѣлъ нѣсколькими крѣпостями на Эльбѣ, но вскорѣ вынужденъ былъ уступить ихъ посланному противъ него императорскому полководцу Паппенгейму. Осажденный вскорѣ затѣмъ этимъ послѣднимъ въ городѣ Рацебургѣ, онъ вынужденъ былъ, послѣ неудачной попытки бѣжать, сдаться въ плѣнъ со всѣмъ своимъ отрядомъ. Такъ снова исчезла у этихъ не счастныхъ государей надежда на возстановленіе ихъ владѣнія, и лишь побѣдоносной десницѣ Густава Адольфа суждено было оказать имъ эту блистательную справедливость.
Бросившись въ Бранденбургъ, бѣжавшія императорскія войска сдѣлали его ареной своихъ звѣрствъ. Не довольствуясь произвольными контрибуціями и насильственными постоями, эти чудовища перерывали всю домашнюю обстановку, разбивали и взламывали все, что было заперто, забирали всѣ запасы, подвергая невѣроятнымъ мученіямъ всякаго, кто осмѣливался оказать имъ сопротивленіе, насиловали женщинъ даже въ церквяхъ. И все это происходило не въ непріятельской странѣ — все это совершалось надъ подданными государя, который ничѣмъ не обидѣлъ императора, который даже далъ послѣднему обѣщаніе поднять оружіе противъ короля шведскаго. Зрѣлища этихъ отвратительныхъ неистовствъ, на которыя они по недостатку авторитета и денежныхъ средствъ должны были смотрѣть сквозь пальцы, возмутило, наконецъ даже императорскихъ генераловъ, и ихъ главнокомандующій графъ Шаумбургъ хотѣлъ отъ стыда подать въ отставку. Слишкомъ бѣдный солдатами, чтобы защищать свою страну и оставленный безъ помощи императоромъ, который отвѣчалъ молчаніемъ на самыя энергичныя представленія, курфюрстъ Бранденбургскій приказалъ, наконецъ, своимъ подданнымъ особымъ указомъ противопоставить силу силѣ и безпощадно убивать всякаго императорскаго солдата, который будетъ уличенъ въ грабежѣ. Ужасы преступленія и безсиліе правительства дошли до такой крайности, что государю не оставалось ничего, кромѣ отчаяннаго средства, — рекомендовать своимъ подданнымъ месть.
Императорскія войска привлекли за собой въ Бранденбургъ шведовъ, и лишь отказъ курфюрста открыть королю крѣпость Кюстринъ удержалъ его отъ осады Франкфурта на Одерѣ. Онъ отступилъ, чтобы закончить завоеваніе Помераніи взятіемъ Деммина и Кольберга; въ это время на защиту Бранденбурга двинулся фельдмаршалъ Тилли.
Этотъ полководецъ, который могъ похвастать тѣмъ, что не проигралъ еще ни одного сраженія, побѣдитель Мансфельда, Христіана брауншвейгскаго, маркграфа Баденскаго и короля датскаго, долженъ былъ теперь наконецъ встрѣтить достойнаго соперника въ лицѣ короля шведскаго. Тилли происходилъ изъ знатнаго люттихскаго рода и получилъ воинское воспитаніе въ Нидерландской войнѣ, тогдашней школѣ полководцевъ. Вскорѣ затѣмъ онъ имѣлъ случай проявить свои дарованія въ правленіе императора Рудольфа II въ Венгріи, гдѣ онъ быстро возвышался отъ одной ступени къ другой. По заключеніи мира, онъ перешелъ на службу къ Максимиліану баварскому, который назначилъ его главнокомандующимъ съ неограниченной властью. Организаторъ превосходнаго устройства баварской арміи, Тилли былъ ея создателемъ и ему главнымъ образомъ былъ обязанъ Максимиліанъ своимъ военнымъ превосходствомъ. По окончаніи чешской войны ему было поручено начальство надъ войсками лиги, а теперь, послѣ отставки Валленштейна, высшая власть надъ всей императорской арміей. Столь же суровый къ своимъ войскамъ, столь же мстительный по отношенію къ врагу, столь же мрачный какъ Валленштейнъ, онъ далеко превосходилъ послѣдняго своей скромностью и самоотверженностью. Слѣпой религіозный фанатизмъ и кровожадная нетерпимость въ соединеніи съ природной дикостью его характера сдѣлали его ужасомъ протестантовъ. Странная и ужасающая внѣшность соотвѣтствовала его внутреннему міру. Маленькій, тощій съ впавшими щеками, длиннымъ носомъ, широкимъ морщинистымъ лбомъ, торчащими усами и заостреннымъ подбородкомъ, онъ ходилъ обыкновенно въ испанскомъ камзолѣ изъ свѣтло-зеленаго атласа съ разрѣзными рукавами, въ маленькой шляпѣ съ краснымъ перомъ, сдвинутой на затылокъ. Весь видъ его напоминалъ укротителя Фландріи, герцога Альбу, и поведеніе его не шло въ разрѣзъ съ этимъ впечатлѣніемъ. Такимъ былъ полководецъ, стоявшій теперь противъ сѣвернаго героя.
Тилли былъ далекъ отъ пренебреженія къ своему сопернику. Король шведскій — такъ говорилъ онъ на собраніи курфюрстовъ въ Регенсбургѣ, — это врагъ великой мудрости и такой же храбрости, закаленный въ войнѣ, въ разцвѣтѣ силъ. Его распоряженія превосходны, его средства весьма не малы, его подданные выказали чрезвычайную преданность ему. Его армія, состоящая изъ шведовъ, нѣмцевъ, лифляндцевъ, финновъ, шотландцевъ и англичанъ, слѣпымъ повиновеніемъ объединена въ одну націю. Это игрокъ, въ игрѣ съ которымъ не потерять — уже значитъ много выиграть".
Успѣхи короля шведскаго въ Бранденбургѣ и Помераніи заставили новаго главнокомандующаго не терять времени, тѣмъ болѣе, что командовавшіе тамъ генералы настоятельно требовали его присутствія. Съ возможной быстротой собралъ онъ императорскія войска, разсѣянныя по всей Германіи; но прошло много времени, пока ему удалось заготовить необходимые военные припасы въ опустошенныхъ и истощенныхъ провинціяхъ. Наконецъ, среди зимы онъ явился во главѣ двадцатитысячной арміи предъ Франкфуртомъ на Одерѣ, гдѣ онъ соединился съ остатками войскъ Шаумбурга. Поручивъ этому полководцу оборону Франкфурта съ достаточно сильнымъ гарнизономъ, онъ самъ поспѣшилъ въ Померанію, чтобы спасти Демминъ и освободить Кольбергъ, уже доведенный шведами до крайности. Но, прежде чѣмъ онъ успѣлъ выйти изъ предѣловъ Бранденбурга, Демминъ, въ высшей степени неудачно защищаемый герцогомъ Савелли, сдался королю, и Кольбергъ, послѣ пятимѣсячной осады, тоже вынужденъ былъ уступить вслѣдствіе голода. Такъ какъ проходы въ переднюю Померанію были заняты крѣпкими отрядами и лагерь короля при Шведтѣ оказался неприступнымъ, то Тилли отказался отъ своего первоначальнаго плана — вести наступательную войну — и двинулся обратно по Эльбѣ, для того чтобы осадить Магдебургъ.
Взятіе Деммина давало королю возможность вторгнуться безпрепятственно въ предѣлы Мекленбурга; но болѣе важное предпріятіе отвлекло его оружіе въ другую сторону. Едва Тилли началъ свое отступленіе, какъ король вдругъ снялся съ лагеря въ Шведтѣ и со всѣми своими войсками двинулся на Франкфуртъ. Этотъ городъ былъ укрѣпленъ очень плохо, но имѣлъ гарнизонъ въ восемь тысячъ человѣкъ, по преимуществу изъ остатковъ тѣхъ неистовыхъ бандъ, которыя грабили Померанію и Бранденбургъ. Нападеніе велось съ большой энергіей, и уже на третій день городъ былъ взятъ приступомъ. Увѣренные въ побѣдѣ шведы отвергли капитуляцію, хотя непріятель два раза предлагалъ сдаться, и воспользовались страшнымъ правомъ возмездія. Дѣло въ томъ, что Тилли, явившись въ эту страну, захватилъ въ Нейбранденбургѣ запоздавшій шведскій гарнизонъ и, раздраженный энергичнымъ сопротивленіемъ, приказалъ изрубить его до послѣдняго человѣка. Объ этой жестокости вспомнили шведы, ворвавшись въ Франкфуртъ. «Нейбранденбургъі» — отвѣчали каждому императорскому солдату, молившему о пощадѣ и безсердечно убивали его. Нѣсколько тысячъ было избито или взято въ плѣнъ, многіе утонули въ Одерѣ, остатки бѣжали въ Силезію; вся артиллерія попала въ руки шведовъ. Уступая возбужденію своихъ солдатъ, Густавъ Адольфъ вынужденъ былъ разрѣшить трехчасовой грабежъ.
Между тѣмъ какъ король переходилъ отъ одной побѣды къ другой, а мужество протестантовъ возрастало и сопротивленіе ихъ становилось все энергичнѣе, императоръ продолжалъ раздражать ихъ до крайности исполненіемъ эдикта о возстановленіи и чрезмѣрными требованіями. Теперь онъ по необходимости долженъ былъ держаться того пути насилія, на который вступилъ первоначально лишь изъ высокомѣрія; затрудненій, въ которыя повергло его своеволіе, онъ не могъ избѣгнуть теперь ничѣмъ инымъ, кромѣ новаго своеволія. Но въ столь искусственно созданномъ государственномъ организмѣ, какимъ былъ нѣмецкій, рука деспотизма необходимо должна была вызвать разложеніе. Съ изумленіемъ смотрѣли государи на то, какъ понемногу измѣняется все государственное устройство и какъ новый естественный порядокъ вещей приводитъ ихъ къ самопомощи, единственному средству спасенія при естественномъ состояніи. Наконецъ, открытые шаги императора противъ евангелической церкви сбросили съ глазъ Іоанна Георга повязку, которая такъ долго скрывала отъ него коварную политику этого государя. Устраненіемъ его сына отъ архіепископства магдебургскаго Фердинандъ лично оскорбилъ его, а фельдмаршалъ фонъ Арнгеймъ, его новый любимецъ и министръ, старался всѣми способами растравить эту обиду. Бывшій императорскій генералъ подъ командой Валленштейна и все еще преданный другъ послѣдняго, онъ старался теперь отомстить императору за своего стараго благодѣтеля и за себя и отвлечь курфюрста Саксонскаго отъ содѣйствія австрійскимъ интересамъ. Появленіе шведовъ въ Германіи должно было доставить ему средства для этого. Съ присоединеніемъ протестантскихъ государей къ Густаву Адольфу онъ сталъ-бы непобѣдимъ, и ничто не безпокоило императора болѣе этого. Примѣръ Саксоніи могъ увлечь за собой другихъ, и судьба императора была въ извѣстномъ смыслѣ въ рукахъ Іоанна Георга. Хитрый временщикъ съумѣлъ выяснить честолюбію своего господина все значеніе его положенія и посовѣтовалъ ему пугнуть императора угрозой вступить въ союзъ со шведами и добиться отъ испуга этого государя того, чего нельзя было ожидать отъ его благодарности. Онъ, однако, былъ того мнѣнія, что не слѣдуетъ заключать со шведами дѣйствительный союзъ, чтобы сохранить свое значеніе и свободу. Онъ вдохновлялъ его гордыми замыслами (которые нуждались только въ болѣе умѣломъ исполнителѣ) стать средоточіемъ всей партіи протестантовъ, образовать въ Германіи третью силу и, оставаясь по срединѣ между Швеціей и Австріей, поставить рѣшеніе въ зависимость отъ своей воли.
Этотъ планъ льстилъ тѣмъ болѣе самолюбію Іоанна-Георга, что ему было равно невыносимо стать въ зависимость отъ Швеціи и оставаться дольше подъ тиранніей императора. Онъ не могъ равнодушно смотрѣть, какъ руководительство нѣмецкими дѣлами переходитъ къ иноземному государю, и какъ ни мало былъ онъ способенъ играть первую роль, самолюбіе его все-таки не мирилось съ второстепеннымъ положеніемъ. Онъ рѣшилъ поэтому извлечь возможно большія выгоды изъ успѣховъ шведскаго короля, но тѣмъ не менѣе продолжать свою собственную политику независимо отъ послѣдняго. Для этой цѣли онъ вошелъ въ соглашеніе съ курфюрстомъ Бранденбургскимъ, который по такимъ же соображеніямъ былъ озлобленъ на императора и недовѣрялъ шведамъ. Увѣрившись на сеймѣ въ Торгау въ преданности своихъ земскихъ чиновъ, согласіе которыхъ было необходимо для выполненія его плана, онъ созвалъ всѣхъ евангелическихъ владѣтелей имперіи на сеймъ, который былъ открытъ въ Лейпцигѣ 6 февраля 1631 года. Бранденбургъ, Гессенъ-Кассель, многіе государи, графы, имперскіе чины, протестантскіе епископы явились сами или чрезъ уполномоченныхъ на этомъ собраніи, которое было открыто Саксонскимъ придворнымъ проповѣдникомъ докторомъ Гоэ фонъ Гогенеггомъ громовой проповѣдью. Напрасно старался императоръ распустить этотъ самовольный съѣздъ, который, очевидно, имѣлъ въ виду самопомощь и, вслѣдствіе присутствія шведовъ въ Германіи, былъ въ высшей степени опасенъ. Съѣхавшіеся государи, одушевленные успѣхами Густава Адольфа, настаивали на своихъ правахъ и по истеченіи двухъ мѣсяцевъ разошлись, сдѣлавъ замѣчательное постановленіе, повергнувшее императора въ чрезвычайно затруднительное положеніе. Содержаніе этого постановленія заключалось въ слѣдующемъ: настоятельно просить императора въ общемъ прошеніи объ отмѣнѣ реституціоннаго эдикта, объ удаленіи его войскъ изъ ихъ резиденцій и крѣпостей, о пріостановкѣ поборовъ и о вознагражденіи за всѣ злоупотребленія; покаже постановлено собрать сорокатысячную армію, чтобы своими силами отстоять свое право и справедливость, если императоръ въ этомъ откажетъ.
Къ этому присоединилось еще одно обстоятельство, въ не малой степени способствовавшее рѣшимости протестантскихъ государей. Побѣдивъ, наконецъ, опасенія, удерживавшія его отъ соглашенія съ Франціей, король шведскій 13 января того-же 1631 года вступилъ въ формальный союзъ съ этой державой. Послѣ весьма серьезнаго разногласія относительно будущей судьбы католическихъ государей имперіи, которыхъ Франція принимала подъ свою защиту, а Густавъ, наоборотъ, хотѣлъ подвергнуть дѣйствію закона возмездія, и послѣ менѣе важнаго спора относительно титула величества, въ которомъ французское высокомѣріе отказывало шведской гордости, Ришелье уступилъ, наконецъ, по второму пункту, Густавъ Адольфъ по первому, и договоръ былъ подписанъ въ Беервальдѣ въ Неймаркѣ. Обѣ державы обязывались помогать другъ другу вооруженной рукой, защищать своихъ общихъ друзей, возстановлять на престолахъ изгнанныхъ имперскихъ государей, и какъ на границахъ, такъ и внутри Германіи возстановить все въ томъ же видѣ, какъ оно было до наступленія войны. Для этой цѣли Швеція обязывалась содержать на свой счетъ въ Германіи тридцатитысячную армію, а Франція — выдавать шведамъ ежегодное пособіе въ четыреста тысячъ талеровъ. Если счастье будетъ благопріятствовать оружію Густава, то въ завоеванныхъ мѣстностяхъ онъ долженъ свято соблюдать свободу католической религіи и имперскіе законы и ничего не предпринимать ни противъ первой, ни противъ послѣднихъ; всѣмъ чинамъ и государямъ, даже католическимъ, внутри и внѣ Германіи разрѣшается свободно вступать въ этотъ союзъ; одна сторона безъ вѣдома и согласія другой не имѣетъ права заключать съ непріятелемъ отдѣльный миръ; срокъ дѣйствія договора опредѣляется въ пять лѣтъ.
Какъ не легко было королю шведскому принимать отъ Франціи жалованье и отказаться отъ полной свободы въ веденіи войны, такъ рѣшителенъ былъ этотъ союзъ съ французами для его положенія въ Германіи. Лишь теперь, когда онъ опирался на самую значительную державу Европы, начали нѣмецкіе имперскіе чины питать довѣріе къ его замыслу, за успѣхъ котораго они до сихъ поръ трепетали — и не безъ основанія. Лишь теперь становился онъ страшенъ для императора. Даже католическіе государи, желавшіе униженія Австріи, смотрѣли съ меньшимъ недовѣріемъ на его успѣхи въ Германіи, потому что союзъ съ католической державой обязывалъ его относиться съ терпимостью къ ихъ религіи. Какъ появленіе Густава Адольфа было защитой евангелической религіи и нѣмецкой свободы противъ непомѣрнаго могущества императора Фердинанда, такъ теперь вмѣшательство Франціи являлось охраной католической религіи и нѣмецкой свободы отъ того-же Густава Адольфа, — если бы упоеніе счастьемъ увлекло его за предѣлы умѣренности.
Король шведскій поспѣшилъ сообщить участникамъ лейпцигскаго союза о договорѣ своемъ съ Франціей и вмѣстѣ съ тѣмъ пригласить ихъ къ сближенію. Франція также поддерживала его въ этомъ предложеніи и не жалѣла никакихъ представленій для того, чтобы побѣдить нерѣшимость курфюрста саксонскаго. Если протестантскіе государи считали теперь еще слишкомъ рискованнымъ для себя вступать съ нимъ открыто въ союзъ, Густавъ Адольфъ соглашался удовольствоваться хоть тайной помощью. Многіе государи подали надежду на принятіе его предложеній, какъ только они смогутъ вздохнуть свободнѣе; Іоаннъ Георгъ, все еще исполненный зависти и недовѣрія къ королю шведскому и все еще поглощенный своей своекорыстной политикой, никакъ не могъ принять опредѣленное рѣшеніе.
Постановленіе лейпцигскаго конгресса и союзъ между Франціей и Швеціей — таковы были два извѣстія, равно тягостныя для императора. Противъ перваго онъ прибѣгнулъ къ громамъ своихъ императорскихъ приговоровъ, и лишь недостатокъ арміи мѣшалъ ему выказать всю силу своего неудовольствія противъ Франціи. Участники лейпцигскаго союза получили посланія, строжайшимъ образомъ воспрещавшія имъ вербовать войска. Они отвѣтили горячими жалобами, оправдывали свое поведеніе естественнымъ правомъ и продолжали дѣятельно готовиться къ войнѣ.
Между тѣмъ императорскіе полководцы недостаткомъ войскъ и денегъ были доведены до непріятнаго выбора — оставить безъ вниманія или короля шведскаго, или нѣмецкихъ государей, потому что они не могли, раздробивъ свои войска, бороться одновременно и со шведами и съ нѣмецкими протестантами. Движеніе протестантовъ сосредоточивало ихъ вниманіе на внутреннихъ областяхъ имперіи; успѣхи короля въ Бранденбургѣ, угрожавшіе уже наслѣдственнымъ владѣніямъ императора, заставляли ихъ обратить свое оружіе въ эту сторону. Послѣ взятія Франкфурта, король двинулся противъ Ландсберга на Вартѣ, и Тилли, послѣ запоздавшей попытки спасти городъ, вынужденъ былъ возвратиться въ Магдебургъ продолжать серьезно начатую осаду.
Богатое архіепископство, средоточіемъ котораго былъ городъ Магдебургъ, было издавна достояніемъ евангелическихъ принцевъ изъ бранденбургскаго дома, которые ввели сюда свою религію. За связи съ Даніей, Христіанъ Вильгельмъ, послѣдній администраторъ, былъ лишенъ покровительства законовъ, вслѣдствіе чего соборный капитулъ, во избѣжаніе мести императора, формально отрѣшилъ его отъ сана. На мѣсто его былъ предложенъ второй сынъ курфюрста саксонскаго, принцъ Іоаннъ Августъ, но императоръ отвергъ его, желая доставить архіепископство своему сыну Леопольду. Тщетно раздавались при императорскомъ дворѣ безсильныя жалобы курфюрста саксонскаго; Христіанъ Вильгельмъ бранденбургскій принялъ болѣе дѣйствительныя мѣры. Убѣжденный въ преданности народа и магистрата магдебургскаго и возбужденный химерическими надеждами, онъ разсчитывалъ побѣдить всѣ препятствія, противопоставленныя его возстановленію приговоромъ капитула, соперничествомъ двухъ могущественныхъ соискателей и реституціоннымъ эдиктомъ. Онъ совершилъ путешествіе въ Швецію и старался обѣщаніемъ важной деверсіи въ Германіи обезпечить себѣ поддержку Густава. Король отпустилъ его не безъ нѣкоторыхъ надеждъ на свою дѣятельную защиту, но требовалъ отъ него благоразумнаго поведенія.
Едва узнавъ о высадкѣ своего защитника въ Помераніи, Христіанъ Вильгельмъ, переодѣвшись, тайно проникъ въ Магдебургъ. Неожиданно появившись въ городскомъ собраніи, онъ напомнилъ магистрату обо всѣхъ притѣсненіяхъ, испытанныхъ городомъ, и страной отъ императорскихъ войскъ, о пагубныхъ замыслахъ Фердинанда, объ опасности, грозящей евангелической Церкви. Послѣ этого вступленія онъ объяснилъ имъ, что насталъ часъ ихъ освобожденія и что Густавъ Адольфъ предлагаетъ имъ свой союзъ и всякое содѣйствіе. Магдебургъ, одинъ изъ богатѣйшихъ городовъ Германіи, пользовался подъ управленіемъ своего магистрата республиканской свободой, которая одушевляла его гражданъ геройскимъ мужествомъ. Славныя доказательства этого дали они въ борьбѣ противъ Валленштейна, который, соблазнившись богатствомъ Магдебурга, поставилъ имъ самыя невыполнимыя требованія. Вся ихъ область испытала, правда, разрушительную ярость его войскъ, но самъ Магдебургъ избѣжалъ его мести. Такимъ образомъ администратору было не трудно склонить на свою сторону умы, еще полные свѣжаго воспоминанія объ испытанныхъ злодѣяніяхъ. Между городомъ и королемъ шведскимъ былъ заключенъ союзъ, по которому Магдебургъ предоставлялъ королю свободное движеніе чрезъ свою область и городъ и разрѣшалъ производить вербовку солдатъ въ своихъ владѣніяхъ; за это ему была обѣщана серьезная поддержка въ его борьбѣ за свою религію и свободу.
Администраторъ тотчасъ же набралъ войска и открылъ военныя дѣйствія, прежде чѣмъ Густавъ Адольфъ явился ему на помощь. Ему удалось разбить нѣсколько императорскихъ отрядовъ по сосѣдству, сдѣлать нѣсколько мелкихъ завоеваній и даже напасть врасплохъ и захватить Галле. Но приближеніе императорскаго войска тотчасъ же заставило его съ большой поспѣшностью и не безъ потерь отступить къ Магдебургу. Густавъ Адольфъ, правда, недовольный этой поспѣшностью, прислалъ ему въ лицѣ Дитриха фонъ Фапькенберга опытнаго офицера, чтобы руководить военными дѣйствіями и помогать администратору своими совѣтами. Этого Фалькенберга магистратъ избралъ комендантомъ города на все время войны. Войско принца, увеличиваясь съ каждымъ днемъ, вслѣдствіе скопленія людей изъ сосѣднихъ городовъ, одержало нѣсколько побѣдъ надъ императорскими полками, посланными противъ него, и въ продолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ вело партизанскую войну съ значительнымъ успѣхомъ.
Наконецъ, окончивъ походъ противъ герцога саксенъ-лауенбургскаго, къ городу подошелъ графъ фонъ Паппенгеймъ; вытѣснивъ очень быстро войска администратора изъ всѣхъ окоповъ, онъ такимъ образомъ отрѣзалъ ему всякія сношенія съ Саксоніей и серьезно занялся осадой города. Явившійся послѣ него Тилли потребовалъ въ грозномъ письмѣ къ администратору не противиться болѣе реституціонному эдикту, покориться волѣ императора и сдать Магдебургъ. Отвѣтъ принца, горячій и смѣлый, заставилъ императорскаго полководца показать ему всю силу оружія.
Осада, вслѣдствіе успѣховъ короля шведскаго, отвлекавшаго къ себѣ вниманіе императорскихъ полководцевъ, замедлилась, а раздоры командовавшихъ въ отсутствіи Тилли генераловъ дали Магдебургу еще нѣсколько мѣсяцевъ отдыха. 30 марта 1631 года Тилли появился наконецъ вновь, чтобы теперь приняться серьезно за осаду.
Въ непродолжительномъ времени были взяты всѣ внѣшнія укрѣпленія, и Фалькенбергъ вынужденъ былъ стянуть въ городъ гарнизоны, которыхъ нельзя уже было спасти иначе, и разрушить мостъ на Эльбѣ. Такъ какъ войскъ для защиты этой обширной крѣпости съ предмѣстіями было недостаточно, то пришлось предмѣстія Зуденбургъ и Нейштадтъ предоставить непріятелю, который не замедлилъ обратить ихъ въ пепелъ. Паппенгеймъ отдѣлился отъ Тилли, перешелъ при Шенебекѣ черезъ Эльбу, чтобы подступить къ городу съ другой стороны.
Гарнизонъ, ослабленный прежними стычками въ наружныхъ укрѣпленіяхъ, едва доходилъ до двухъ тысячъ пѣхоты и нѣсколькихъ сотенъ кавалеріи — весьма слабая защита для столь обширной и притомъ столь неправильно построенной крѣпости. Для восполненія этого недостатка вооружили гражданъ — отчаянное мѣропріятіе, принесшее гораздо больше вреда, чѣмъ пользы. Граждане, уже сами по себѣ весьма посредственные солдаты, довели своими раздорами городъ до гибели. Бѣдный былъ недоволенъ тѣмъ, что на него взваливаютъ всѣ трудности, предоставляютъ его всѣмъ тягостямъ, всѣмъ опасностямъ войны, въ то время какъ богатый, высылая на стѣны города свою челядь, наслаждался у себя дома. Неудовольствіе перешло въ концѣ концовъ въ открытый ропотъ; одушевленіе смѣнилось равнодушіемъ, бдительность и осторожность — безпечностью и нерадивостью. Эти раздоры въ связи съ возрастающей нуждой дали мѣсто малодушнымъ соображеніямъ, и многіе начали пугаться смѣлости своего предпріятія и трепетать предъ могуществомъ императора, съ которымъ городъ дерзко вступилъ въ бой. Но религіозный фанатизмъ, пламенная любовь къ свободѣ, непреодолимая ненависть къ имени императора, близкая надежда на выручку — отгоняли всякую мысль о сдачѣ; и какъ ни велики были раздоры въ всемъ остальномъ, въ одномъ всѣ были единодушны: въ рѣшеніи защищаться до крайности.
Надежды осажденныхъ на помощь были, повидимому, вполнѣ основательны. Они знали о вооруженіи лейпцигскаго союза, о приближеніи Густава Адольфа; для тѣхъ и другихъ было равно важно отстоять Магдебургъ, а король шведскій могъ въ нѣсколько переходовъ явиться подъ стѣнами города. Все это было очень хорошо извѣстно и графу Тилли, и потому то онъ такъ спѣшилъ какимъ бы то ни было образомъ овладѣть Магдебургомъ. Онъ посылалъ уже къ администратору, къ коменданту и магистрату герольда съ различными предложеніями сдаться, но получилъ въ отвѣтъ, что граждане предпочитаютъ лучше умереть, чѣмъ сдаться. Бодрая вылазка гражданъ показала ему, что мужество осажденныхъ не охладѣло ни на іоту, и появленіе короля въ Потсдамѣ и движенія шведовъ вплоть до Цербста должны были наполнить его безпокойствомъ, а обывателей Магдебурга — радостными надеждами. Второй герольдъ, явившійся къ нимъ, и смягченный тонъ его предложеній усилилъ ихъ надежды — лишь для того однако, чтобы повергнуть ихъ въ еще большую безпечность.
Между тѣмъ осаждающіе приблизились своими окопами къ городскому рву и обстрѣливали изъ своихъ батарей валъ и башни. Одна башня была совершенно разрушена, но не облегчила этимъ нападеніе, такъ какъ свалилась не въ ровъ, но на валъ. Несмотря на безпрерывное бомбардированіе, валъ пострадалъ очень мало, и дѣйствіе ядеръ, которыя должны были зажечь городъ, было предотвращено удачными мѣрами предосторожности. Но запасы пороха въ осажденномъ городѣ приходили къ концу, и орудія крѣпости понемногу переставали отвѣчать осаждающимъ. Необходимо было взять Магдебургъ прежде, чѣмъ будетъ приготовленъ новый порохъ, или проститься съ нимъ. Теперь надежды города были напряжены до крайности, и всѣ взгляды обращались съ страстнымъ вожделѣніемъ на окрестности, гдѣ должны были показаться шведскія знамена. Густавъ Адольфъ былъ такъ близко, что могъ на третій день явиться подъ Магдебургомъ. Съ надеждой возрастаетъ увѣренность, и все усиливаетъ ее. 9-го мая непріятельская канонада неожиданно умолкаетъ: изъ многихъ батарей увозятъ пушки. Въ императорскомъ лагерѣ царитъ мертвая тишина. Все убѣждаетъ осажденныхъ, что спасеніе близко. Большая часть караульныхъ гражданъ и солдатъ оставляетъ рано утромъ свой постъ на валу, чтобы послѣ долгихъ трудовъ насладиться, наконецъ, сладкимъ сномъ: но дорого обошелся сонъ — и страшно было пробужденіе.
Отказавшись окончательно отъ надежды овладѣть городомъ до прибытія шведовъ путемъ осады, Тилли рѣшилъ снять осаду, но ранѣе испробовать общій приступъ. Трудности были чрезвычайно велики, такъ какъ бреши въ стѣнѣ не было, и укрѣпленія были еще почти не тронуты. Но военный совѣтъ, собранный Тилли, высказался за приступъ, ссылаясь при этомъ на примѣръ Мастрихта, который былъ взятъ штурмомъ рано утромъ, когда граждане и солдаты удалились на покой. Приступъ долженъ начаться одновременно съ четырехъ сторонъ: вся ночь съ 9-го на 10-е была проведена въ необходимыхъ приготовленіяхъ. Всѣ были наготовѣ и, какъ былоусловлено, ждали ровно въ пять часовъ пушечнаго выстрѣла. Знакъ былъ данъ, но на два часа позже, такъ какъ Тилли, все еще неувѣренный въ успѣхѣ, собралъ новый военный совѣтъ. Паппенгеймъ получилъ приказъ сдѣлать нападеніе на укрѣпленныя предмѣстья; ему помогалъ въ этомъ отлогій валъ и сухой, не слишкомъ глубокій ровъ. Большая часть гражданъ и солдатъ ушли со стѣнъ, а немногіе часовые покоились въ глубокомъ снѣ. Такимъ образомъ, этотъ полководецъ первый поднялся безъ особеннаго труда на валъ.
Фалькенбергъ, услыхавъ выстрѣлы мушкетовъ, бросился изъ ратуши, гдѣ онъ былъ занятъ отвѣтомъ на второе посланіе къ Тилли, съ кучкой солдатъ къ нейштадтскимъ воротамъ, уже взятымъ непріятелемъ. Отбитый здѣсь, храбрый полководецъ летитъ въ другую сторону, гдѣ другой непріятельскій отрядъ взбирается на валъ. Напрасное сопротивленіе! Въ самомъ началѣ стычки онъ падаетъ, сраженный непріятельской пулей. Страшная пальба мушкетовъ, звонъ колоколовъ, все увеличивающійся шумъ даютъ, наконецъ, проснувшимся гражданамъ понять всю силу грозящей имъ опасности. Они поспѣшно одѣваются, хватаются за оружіе, бросаются въ безсознательномъ ослѣпленіи на врага. Есть еще надежда отбить его, — но комендантъ убитъ, плана въ нападеніи нѣтъ, нѣтъ конницы, чтобы ворваться въ ряды непріятеля, нѣтъ, наконецъ, пороха, для того, чтобы продолжать огонь. Остальныя двое воротъ, до сихъ поръ нетронутыя, покинуты защитниками, чтобы отвратить въ городѣ еще большую опасность. Не теряя времени, непріятель пользуется возникшимъ отъ этого безпорядкомъ и занимаетъ эти позиціи. Упорное сопротивленіе продолжается до тѣхъ поръ, пока четыре императорскихъ полка, овладѣвъ валомъ, не нападаютъ на гражданъ съ тылу и такимъ образомъ не довершаютъ ихъ пораженіе. Храбрый офицеръ по имени Шмидтъ, который среди всеобщаго замѣшательства ведетъ еще разъ горсть смѣльчаковъ противъ врага и счастливо заставляетъ его отступить до воротъ, падаетъ смертельно раненый, а съ нимъ и послѣдняя надежда Магдебурга. До полудня взяты всѣ укрѣпленія, городъ въ рукахъ враговъ.
Теперь штурмующіе открываютъ двое воротъ предъ главной арміей и Тилли впускаетъ въ городъ часть своей пѣхоты. Она занимаетъ тотчасъ же главныя улицы, и пушки, разставленныя здѣсь, загоняютъ гражданъ въ дома ожидать здѣсь рѣшенія своей участи. Недолго оставляютъ ихъ въ неизвѣстности; два слова графа Тилли рѣшаютъ судьбу Магдебурга. И болѣе человѣчный полководецъ напрасно предписалъ бы такимъ войскамъ пощаду; а Тилли даже и не пытался это сдѣлать. Сдѣланный вслѣдствіе молчанія своего полководца властелиномъ надъ жизнью гражданъ, солдатъ врываетсяво внутрь домовъ, чтобы здѣсь удовлетворить всѣ необузданныя вожделѣнія своей скотской души. Быть можетъ, молящая невинность находила кое-гдѣ пощаду предъ нѣмецкимъ ухомъ, но не предъ нѣмымъ ожесточеніемъ валлонцевъ изъ войска Паппенгейма. Едва началась эта рѣзня, какъ распахнулись всѣ остальныя ворота и на несчастный городъ бросилась вся остальная кавалерія и страшныя банды кроатовъ.
Началась страшная рѣзня, для воспроизведенія которой нѣтъ языка у исторіи, нѣтъ кисти у искусства. Ни невинный дѣтскій возрастъ, ни безпомощная старость, ни юность, ни полъ, ни положеніе, ни красота не могли обезоружить ярость побѣдителя. Женщинъ насиловали въ присутствіи ихъ мужей, дочерей у ногъ ихъ отцовъ, и безпомощный полъ имѣлъ одно преимущество — быть жертвой удвоенной ярости. Ничто — ни потаенность мѣста, ни святость его — не могло спасти отъ всюду проникавшей жадности. Въ одной церкви нашли пятьдесятъ три обезглавленныхъ женщинъ. Кроаты забавлялись тѣмъ, что бросали дѣтей въ огонь; валлонцы Паппенгейма прокалывали младенцевъ у груди матерей. Нѣкоторые офицеры лиги, возмущенные этими невѣроятными неистовствами, позволили себѣ напомнить графу Тилли, что слѣдовало бы прекратить рѣзню. «Придите черезъ часъ — отвѣтилъ онъ — я посмотрю, что можно будетъ сдѣлать. Надо же вознаградить солдата за его труды и опасности». Ужасы продолжались безъ перерыва, пока наконецъ дымъ и пламя не остановили грабежъ. Для того, чтобы усилить замѣшательство и сломить сопротивленіе гражданъ, еще съ самаго начала въ нѣкоторыхъ мѣстахъ прибѣгли къ поджогу. Теперь поднялась буря, разнесшая огонь по всему городу, и пожаръ съ страшной быстротой охватилъ все. Ужасна была сутолока среди чада и труповъ, между сверкающихъ мечей, среди обрушивающихся домовъ и потоковъ крови. Атмосфера накалилась и невыносимый жаръ заставилъ, наконецъ, убійцъ искать убѣжища въ своемъ лагерѣ. менѣе чѣмъ въ двѣнадцать часовъ этотъ многолюдный, укрѣпленный большой городъ, одинъ изъ лучшихъ городовъ Германіи, былъ обращенъ въ пепелъ, за исключеніемъ двухъ церквей и нѣсколькихъ хижинъ. Администраторъ Христіанъ Вильгельмъ, весь израненный, былъ взятъ въ плѣнъ вмѣстѣ съ тремя бургомистрами; многіе храбрые офицеры и члены магистрата нашли завидную смерть на полѣ битвы. Четыреста богатѣйшихъ гражданъ были спасены отъ смерти благодаря корыстолюбію офицеровъ, которые разсчитывали получить отъ нихъ богатый выкупъ. Это человѣколюбіе выказали главнымъ образомъ офицеры лиги, и въ сравненіи съ безпощадной рѣзней императорскихъ солдатъ ихъ поведеніе заставляло смотрѣть на нихъ, какъ на ангеловъ-хранителей.
Едва успокоилась ярость пожара, какъ толпы императорскихъ солдатъ явились съ новой жаждой добычи, чтобы искать ея въ пеплѣ и развалинахъ. Многіе задохлись отъ дыма, многіе поживились хорошо, такъ какъ граждане попрятали свое добро въ погреба. Наконецъ, 13 мая, послѣ того какъ главныя улицы были очищены отъ труповъ, въ городѣ появился самъ Тилли. Невѣроятно, возмутительно, страшно было зрѣлище, представшее здѣсь предъ человѣчествомъ. Оставшіеся въ живыхъ выползали изъ груды труповъ, дѣти искали родителей съ разрывающими душу воплями, младенцы сосали мертвыя груди своихъ матерей. Чтобы очистить улицы, пришлось выбросить въ Эльбу болѣе шести тысячъ труповъ; неизмѣримо большее количество живыхъ и мертвыхъ пало жертвой огня; общее число убитыхъ простиралось до тридцати тысячъ.
Вступленіе генерала, послѣдовавшее 14 мая, положило конецъ грабежу, и всему, что спаслось до сихъ поръ, была дарована жизнь. Изъ собора было выпущено около тысячи человѣкъ, которые провели здѣсь въ непрестанномъ страхѣ смерти и безъ всякой пищи три дня и двѣ ночи. Тили объявилъ имъ прощеніе и приказалъ дать хлѣба. На слѣдующій день въ этомъ соборѣ отслужена была торжественная месса и подъ громъ пушечныхъ выстрѣловъ «къ небу вознеслись священные гимны „Тебя Бога хвалимъ“. Полководецъ императора проѣхалъ по всѣмъ улицамъ города, чтобы въ качествѣ личнаго свидѣтеля имѣть возможность сообщить своему повелителю, что съ разрушенія Трои и Іерусалима не было видано такой побѣды. И въ этомъ сравненіи не было никакого преувеличенія, если величину, благосостояніе и значеніе погибшаго города сопоставить съ яростью его разрушителей.
Слухъ о страшной судьбѣ Магдебурга распространилъ ликованіе по всей католической Германіи и повергъ въ трепетъ и страхъ всю протестантскую ея половину. Но всеобщее недовольство и негодованіе обвиняли особенно короля шведскаго, который, несмотря на свою близость и силу, оставилъ союзный городъ безъ помощи. Даже при самомъ безпристрастномъ отношеніи трудно было оправдать бездѣятельность короля, и Густавъ Адольфъ, во избѣжаніе полной потери сочувствія народа, для освобожденія котораго онъ явился сюда, былъ вынужденъ въ особомъ посланіи изложить міру причины своего поведенія.
Онъ только что напалъ на Ландсбергъ и взялъ его 16 апрѣля, когда до него дошла вѣсть объ опасномъ положеніи Магдебурга. Онъ тотчасъ же принялъ рѣшеніе освободить осажденный городъ и поэтому двинулся со всей своей кавалеріей и десятью полками пѣхоты по направленію къ Шире. Положеніе, въ которомъ находился этотъ король въ Германіи, ставило ему неизмѣннымъ закономъ благоразумія — не дѣлать ни шагу впередъ, не защитивъ себя съ тылу. Лишь съ недовѣріемъ и предосторожностями могъ онъ двигаться по странѣ, гдѣ онъ былъ окруженъ двусмысленными друзьями и могущественными открытыми врагами, гдѣ одинъ поспѣшный шагъ могъ отрѣзать его отъ его королевства. Курфюрстъ бранденбургскій уже открылъ разъ свою крѣпость Кюстринъ предъ бѣгущими императорскими солдатами, закрывъ ее предъ преслѣдовавшими ихъ шведами. Если-бы Густава теперь постигла въ борьбѣ съ Тилли неудача, то этотъ самый курфюрстъ могъ опять открыть императорскимъ войскамъ свои крѣпости, и тогда король, окруженный врагами спереди и съ тылу, погибъ бы безвозвратно. Чтобы не рисковать такимъ оборотомъ вещей при своемъ теперешнемъ предпріятіи, онъ требовалъ, чтобы курфюрстъ, прежде чѣмъ онъ двинется къ Магдебургу, впустилъ его въ свои крѣпости Кюстринъ и Шпандау до тѣхъ поръ, пока онъ освободитъ Магдебургъ.
Ничто, казалось, не могло быть справедливѣе этого требованія. Важная услуга, которую Густавъ Адольфъ оказалъ недавно курфюрсту, изгнавъ изъ его владѣній императорскія войска, казалось, давало ему право на его благодарность, а поведеніе, котораго шведы держались до сихъ поръ въ Германіи, оправдывали его притязанія на довѣріе курфюрста. Но передачей этихъ крѣпостей курфюрстъ дѣлалъ короля шведскаго въ извѣстной степени господиномъ своей страны, не говоря уже о томъ, что онъ этимъ окончательно разрывалъ связь съ императоромъ и обрекалъ свои владѣнія на неминуемую месть императорскихъ войскъ. Долго выдерживалъ Георгъ Вильгельмъ тягостную борьбу съ самимъ собою, но малодушіе и эгоизмъ взяли, наконецъ, верхъ. Нетронутый судьбою Магдебурга, равнодушный къ религіи и къ нѣмецкой свободѣ, онъ видѣлъ предъ собою лишь свои опасности, и эта трусливость была доведена до крайности его министромъ фонъ Шварценбергомъ, получившимъ отъ императора тайное вознагражденіе. Между тѣмъ шведскія войска приблизились къ Берлину, и король остановился у курфюрста. Замѣтивъ малодушныя колебанія этого государя, онъ не могъ воздержаться отъ выраженія своего неудовольствія. Путь мой лежитъ на Магдебургъ — сказалъ онъ — не для моей пользы, но въ интересахъ протестантовъ. Если никто мнѣ не поможетъ, то я тотчасъ же отступаю, предлагаю императору мирное соглашеніе и отправляюсь обратно въ Стокгольмъ. Я убѣжденъ, что какія бы я условія мира ни поставилъ, императоръ согласится на нихъ; но если Магдебургъ погибнетъ и императоръ перестанетъ бояться меня, то вы увидите, что съ вами будетъ». Эта угроза, брошенная во-время, а, быть можетъ, и видъ шведской арміи, которая была достаточно сильна, чтобы доставить королю путемъ оружія то, въ чемъ ему отказывали добромъ, сломили, наконецъ, сопротивленіе курфюрста, и онъ передалъ королю Шпандау.
Теперь предъ королемъ лежало два пути на Магдебургъ; одии-£ изъ нихъ — западный — проходилъ поистощенной странѣ и среди непріятельскихъ войскъ, которыя могли помѣшать ему переправиться чрезъ Эльбу. Другой — южный — проходилъ чрезъ Дессау или Виттенбергъ, гдѣ были мосты для перехода черезъ Эльбу и гдѣ можно было получать изъ Саксоніи жизненные припасы. Но все это требовало разрѣшенія курфюрста саксонскаго, къ кото рому Густавъ питалъ основательное недовѣріе. Поэтому, прежде чѣмъ двинуться въ походъ, онъ просилъ курфюрста разрѣшить ему свободный пропускъ и доставить необходимые для его войскъ жизненные припасы за наличныя деньги. Въ этой просьбѣ ему было отказано, и никакія представленія не могли заставить курфюрста отказаться отъ своего строгаго нейтралитета. Пока тянулись переговоры, пришло извѣстіе о страшной судьбѣ Магдебурга.
Тилли тономъ побѣдителя объявлялъ о ней всѣмъ протестантскимъ государямъ и, не теряя ни минуты, спѣшилъ воспользоваться всеобщимъ ужасомъ. Авторитетъ императора, значительно ослабленный успѣхами Густава, выросъ сразу грознѣе, чѣмъ когда либо, послѣ этого рѣшительнаго событія, и перемѣна положенія нашла наиболѣе рѣзкое выраженіе въ повелительномъ языкѣ, которымъ онъ заговорилъ теперь съ протестантскими чинами. Постановленія Лейпцигскаго союза были отмѣнены императорскимъ рѣшеніемъ, особымъ декретомъ распущенъ самый союзъ, всѣмъ непокорнымъ чинамъ пригрозили судьбой Магдебурга. Въ качествѣ исполнителя императорскаго указа, Тилли отправилъ тотчасъ-же свои войска противъ епископа Бременскаго, который былъ членомъ лейпцигскаго союза и набиралъ солдатъ. Устрашенный епископъ поспѣшилъ передать ихъ тотчасъ же въ руки Тилли и подписалъ отмѣну лейпцигскихъ постановленій. Императорская армія, возвращавшаяся въ это самое время изъ Италіи подъ предводительствомъ графа фонъ Фюрстенберга, поступила такимъ же образомъ съ администраторомъ Вюртембергскимъ. Герцогъ принужденъ былъ подчиниться возстановительному эдикту и всѣмъ декретамъ императора и кромѣ того обязался дѣлать ежемѣсячный взносъ въ сто тысячъ талеровъ на содержаніе императорскихъ войскъ. Такая же дань была наложена на города Ульмъ и Нюрнбергъ и на округа франконскій и швабскій. Страшенъ былъ гнетъ императора въ Германіи. Внезапный перевѣсъ, достигнутый имъ, благодаря паденію Магдебурга, болѣе кажущійся, чѣмъ дѣйствительный, завелъ его за предѣлы прежней умѣренности и заставилъ совершить нѣсколько поспѣшныхъ и насильственныхъ шаговъ, которые, наконецъ, побѣдили нерѣшительность нѣмецкихъ государей въ пользу Густава Адольфа. Какъ ни печальны были, такимъ образомъ, ближайшія слѣдствія гибели Магдебурга для протестантовъ, слѣдствія болѣе отдаленныя были благодѣтельны для нихъ. Первое изумленіе очень быстро уступило мѣсто дѣятельному негодованію; отчаяніе сообщало силы, и нѣмецкая свобода воскресла изъ пепла Магдебурга.
Среди государей, заключившихъ лейпцигскій союзъ, курфюрстъ саксонскій и ландграфъ гессенскій были неизмѣримо опаснѣе другихъ, и власть императора въ ихъ странахъ не могла считаться устойчивой, пока небыя и обезоружены эти два государя. Тилл и обратилъ свое оружіе прежде всего противъ ландграфа и прямо отъ Магдебурга двинулся въ Тюрингію. Саксонско-эрнестинскія и шварцбургскія земли испытали во время этого похода страшное разореніе, Франкгаузенъ былъ на глазахъ Тилли безнаказанно разграбленъ и обращенъ его солдатами въ пепелъ; страшно поплатился злополучный крестьянинъ за то, что его повелитель благопріятствовалъ шведамъ. Эрфурту, ключу Саксоніи и Франконіи, пригрозили осадой, отъ которой онъ откупился добровольной поставкой провіанта и денежной суммой. Отсюда Тилли отправилъ посла къ ландграфу кассельскому съ требованіемъ немедленно распустить свои войска, отказаться отъ участія въ лейпцигскомъ союзѣ, впустить императорскіе полки въ свою страну и въ свои крѣпости, уплатить контрибуцію и опредѣленно заявить себя другомъ или врагомъ. Такъ обходился слуга императора съ нѣмецкимъ государемъ! Но это чрезмѣрное требованіе получало страшный вѣсъ въ связи съ военной силой, которая его сопровождала, а свѣжая память о трагической судьбѣ Магдебурга должна была усилить его впечатлѣніе. Тѣмъ большей похвалы достойно мужество, съ которымъ ландграфъ отвѣтилъ на это предложеніе: «Впускать въ свои крѣпости и въ свою столицу чужихъ солдатъ онъ не собирался и не собирается: войска его нужны ему самому; отъ нападенія онъ съумѣетъ защититься. Если у генерала Тилли не хватаетъ денегъ и жизненныхъ припасовъ, то пусть отправляется въ Мюнхенъ: тамъ много того и другого». Ближайшимъ слѣдствіемъ этого вызывающаго отвѣта было вторженіе двухъ императорскихъ отрядовъ въ Гессенъ; но ландграфъ такъ встрѣтилъ ихъ, что они не могли сдѣлать ничего особеннаго. Когда же самъ Тилли двинулся вслѣдъ за ними со всѣмъ своимъ войскомъ, то, конечно, несчастной странѣ пришлось бы дорого заплатить за мужество своего государя, если бы движенія короля шведскаго не отвлекли во-время императорскаго полководца.
Густавъ Адольфъ принялъ вѣсть, о гибели Магдебурга съ чрезвычайною скорбью, которая усилилась еще вслѣдствіе того, что теперь Георгъ Вильгельмъ, согласно договору, требовалъ возвращенія крѣпости Шпандау. Между тѣмъ потеря Магдебурга скорѣе усилила, нежели ослабила причины, по которымъ для короля было такъ важно владѣть этой крѣпостью; и чѣмъ ближе приближалась необходимость рѣшительнаго боя между нимъ и Тилли, тѣмъ тяжелѣе было ему отказаться отъ единственнаго убѣжища на случай несчастнаго исхода. Истощивъ напрасно всевозможныя представленія и просьбы предъ курфюрстомъ бранденбургскимъ, упорство котораго возрастало съ каждымъ днемъ, онъ отдалъ, наконецъ, своему коменданту приказъ очистить Шпанг дау, но одновременно заявилъ, что съ этого дня будетъ относиться къ курфюрсту, какъ къ непріятелю.
Чтобы придать вѣсъ своему заявленію, онъ появился со всей своей арміей предъ стѣнами Берлина. «Я не хочу, чтобы со мной обходились хуже, чѣмъ съ генералами императора — отвѣтилъ онъ посланнымъ ошеломленнаго курфюрста, когда они явились въ его лагерь — вашъ повелитель принялъ ихъ въ свои владѣнія, снабдилъ всѣми жизненными припасами, передалъ имъ всѣ крѣпости, какія они хотѣли, и путемъ всѣхъ этихъ любезностей не могъ добиться даже того, чтобы они обходились человѣчнѣе съ его народомъ. Все, чего я отъ него требую, это обезпеченіе моего движенія, немного денегъ и хлѣба для моихъ войскъ;за это я обѣщаю ему охранять его владѣнія и избавить его отъ войны. Но я настаиваю на моихъ требованіяхъ, и пусть братъ мой курфюрстъ поскорѣе рѣшитъ, хочетъ онъ имѣть меня своимъ другомъ или предать свою столицу опустошенію». Этотъ рѣшительный тонъ произвелъ впечатлѣніе, а пушки, направленныя на городъ, побѣдили всѣ колебанія Георга Вильгельма. Черезъ нѣсколько дней былъ подписанъ договоръ, по которому курфюрстъ обязался вносить ежемѣсячно тридцать тысячъ талеровъ, оставлялъ Шпандау въ рукахъ короля и обѣщалъ всегда, когда понадобится, впускать его войска и въ Кюстринъ. Это рѣшительное соединеніе курфюрста бранденбургскаго со шведами нашло въ Вѣнѣ не лучшій пріемъ, чѣмъ раньше такое же рѣшеніе герцога померанскаго; но неблагопріятный оборотъ счастья, вскорѣ испытанный оружіемъ императора, не позволилъ ему выразить свое раздраженіе чѣмъ либо, кромѣ словъ.
Удовольствіе короля по поводу этого счастливаго событія было вскорѣ усилено еще пріятнымъ извѣстіемъ, что Грейфсвальдъ, единственная крѣпость въ Помераніи, остававшаяся въ рукахъ императорскихъ войскъ, перешла къ нему, и теперь вся страна очищена отъ непріятеля. Явившись снова въ герцогствѣ, онъ насладился чуднымъ зрѣлищемъ всеобщаго народнаго ликованія, причиной котораго былъ онъ самъ. Прошелъ годъ съ тѣхъ поръ, какъ Густавъ вступилъ на нѣмецкую почву, и годовщина этого событія была отпразднована во всемъ герцогствѣ померанскомъ всеобщимъ торжествомъ. Нѣсколько ранѣе царь московскій привѣтствовалъ его черезъ своихъ пословъ, предлагая возобновить дружбу и даже помочь войсками. Миролюбивыя намѣренія русскихъ были тѣмъ болѣе пріятны для короля, что въ той опасной войнѣ, которой онъ шелъ навстрѣчу, для него было въ высшей степени важно не безпокоиться о враждебныхъ сосѣдяхъ. Вскорѣ затѣмъ въ Помераніи высадилась его супруга королева Марія Элеонора съ подкрѣпленіемъ въ восемь тысячъ шведовъ; необходимо упомянуть также о прибытіи шести тысячъ англичанъ подъ предводительствомъ маркиза Гамильтона, такъ какъ кромѣ этого событія исторіи ничего не приходится сообщить о подвигахъ англичанъ въ тридцатилѣтнюю войну.
Во время тюрингенскаго похода Тилли, Паппенгеймъ занималъ область Магдебурга, но не могъ помѣшать шведамъ перейти въ нѣсколькихъ мѣстахъ Эльбу, уничтожить нѣсколько императорскихъ отрядовъ и взять много укрѣпленныхъ мѣстъ. Самъ онъ, испуганный приближеніемъ короля, настойчиво звалъ графа Тилли назадъ и дѣйствительно заставилъ его быстрыми переходами возвратиться поскорѣе въ Магдебургъ. Тилли расположился лагеремъ по сю сторону рѣки въ Вольмирштедтѣ; Густавъ Адольфъ разбилъ свой лагерь съ той же стороны у Вербена, недалеко отъ впаденія Гафеля въ Эльбу. Уже самое прибытіе его въ эти страны не предвѣщало Тилли ничего хорошаго. Шведы разсѣяли три его полка, расположенные въ деревняхъ далеко отъ главной арміи, отняли половину ихъ обоза и сожгли другую. Напрасно приближался Тилли съ своей арміей на разстояніе пушечнаго выстрѣла къ лагерю короля, вызывая его на бой; Густавъ, вдвое слабѣе Тилли, благоразумно избѣгалъ сраженія; его лагерь укрѣпленъ былъ слишкомъ хорошо, чтобы нападеніе непріятеля могло быть удачно. Пришлось ограничиться канонадой и нѣсколькими стычками, въ которыхъ побѣдителями неизмѣнно оставались шведы. Во время отступленія въ Вольмирштедтъ, армія Тилли уменьшилась отъ частыхъ побѣговъ. Послѣ магдебургской рѣзни счастье оставило его.
Тѣмъ неизмѣннѣе сопровождало оно теперь короля шведскаго. Пока онъ стоялъ лагеремъ въ Вербенѣ, его генералъ Тоттъ и герцогъ Адольфъ Фридрихъ завоевали почти весь Мекленбургъ, и онъ испыталъ царственное наслажденіе — возстановить на престолѣ обоихъ герцоговъ. Онъ отправился самъ въ Гюстровъ, гдѣ совершено было торжество, чтобы своимъ присутствіемъ усилить блескъ этого обряда. Съ своимъ спасителемъ посрединѣ, окруженные блестящей свитой, появились оба герцога въ торжественномъ шествіи, обращенномъ радостью подданныхъ въ трогательное празднество. Вскорѣ послѣ возвращенія его въ Вербенъ появился въ его лагерѣ ландграфъ гессенъ-кассельскій, чтобы заключить съ нимъ тѣсный оборонительный и наступательный союзъ; это былъ первый государь Германіи, свободно и открыто ставшій на сторону врага императора; правда, онъ имѣлъ на это болѣе чѣмъ достаточное основаніе. Ландграфъ Вильгельмъ обязался бороться съ врагами короля, какъ съ своими собственными, открыть ему свои города и всю свою страну, доставлять ему жизненные припасы и все необходимое. Король въ свою очередь провозглашалъ себя его другомъ и защитникомъ и обѣщалъ не заключать мира, не доставивъ ландграфу полнаго удовлетворенія отъ императора. Обѣ стороны честно сдержали слово. Гессенъ-Кассель вплоть до конца этой долгой войны оставался вѣренъ шведскому союзу, и онъ имѣлъ основанія хвалиться въ вестфальскомъ мирномъ трактатѣ шведской дружбой.
Тилли, отъ котораго не могъ оставаться тайной смѣлый шагъ ландграфа, отправилъ противъ него графа Фуггера съ нѣсколькими полками; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ пытался посредствомъ подметныхъ писемъ возмутить гессенскихъ подданныхъ противъ ихъ государя. Его письма принесли такъ же мало пользы, какъ и его полки, недостатокъ которыхъ онъ вскорѣ затѣмъ испыталъ очень чувствительно въ брейтенфельдскомъ сраженіи. Гессенскіе земскіе чины не могли ни минуту колебаться между защитникомъ своего достоянія и его грабителемъ.
Но гораздо болѣе, чѣмъ Гессенъ-Кассель, безпокоило императорскаго генерала двусмысленное поведеніе курфюрста саксонскаго, который, вопреки императорскому приказу, продолжалъ свои военныя приготовленія и не отказывался отъ лейпцигскаго союза. Теперь, въ виду близости короля шведскаго, когда каждую минуту могло грянуть рѣшительное сраженіе, ему казалось въ высшей степени опаснымъ позволить Саксоніи оставаться вооруженной, готовой каждое мгновеніе стать на сторону врага. Усилившись двадцатью пятью тысячами солдатъ изъ испытанныхъ войскъ, приведенныхъ ему Фюрстенбергомъ, и твердо вѣруя въ свою мощь, Тилли былъ убѣжденъ, что онъ сможетъ однимъ страхомъ своего прибытія обезоружить курфюрста или по крайней мѣрѣ безъ труда разбить его. Но, прежде чѣмъ покинуть свой лагерь, онъ потребовалъ чрезъ уполномоченныхъ отъ короля открыть свои владѣнія императорской арміи, распустить свои войска или соединить ихъ съ арміей императора и въ союзѣ съ ними изгнать короля шведскаго изъ Германіи. Онъ напомнилъ ему, что изъ всѣхъ нѣмецкихъ странъ больше всѣхъ щадили до сихъ поръ Саксонію и пригрозилъ ему въ случаѣ упорства самымъ ужаснымъ опустошеніемъ.
Тилли выбралъ весьма неблагопріятный моментъ для своего грознаго предложенія. Преслѣдованія, испытанныя его единовѣрцами и союзниками, разрушеніе Магдебурга, неистовства императорскихъ солдатъ въ Лузаціи, — все соединилось для того, чтобы возбудить въ курфюрстѣ крайнее негодованіе противъ императора. Какъ ни мало имѣлъ онъ права на защиту Густава Адольфа, близость этого государя наполняла его мужествомъ. Онъ воспретилъ императорскимъ солдатамъ пребываніе въ его странѣ и твердо объявилъ, что не намѣренъ приступить къ разоруженію. Какъ ему ни странно — прибавилъ онъ — видѣть, что императорская армія идетъ на его владѣнія въ тотъ моментъ, когда она и безъ того занята изгнаніемъ короля шведскаго, онъ однако не ожидаетъ, что вмѣсто обѣщанныхъ и заслуженныхъ наградъ ему заплатятъ неблагодарностью и разореніемъ его страны". Посламъ Тилли онъ послѣ роскошнаго пріема далъ еще болѣе ясный отвѣтъ. Господа, — сказалъ онъ, — я вижу, что рѣшили, наконецъ, подать на столъ саксонское угощеніе, которое берегли такъ долго. Но въ него обыкновенно входятъ всякіе орѣхи и иныя показныя сласти, которые раскусить очень не легко; смотрите, какъ бы вамъ не пришлось сломать о нихъ зубы".
Теперь Тилли, снявшись съ лагеря, двинулся, сопровождаемый страшнымъ опустошеніемъ, къ Галле и отсюда возобновилъ свое предложеніе курфюрсту въ еще болѣе настойчивомъ и угрожающемъ тонѣ. Если вспомнить все предыдущее поведеніе этого государя, который подъ вліяніемъ личныхъ симпатій и внушеній своихъ подкупленныхъ министровъ былъ преданъ интересамъ императора, даже на счетъ своихъ священнѣйшихъ обязанностей, — котораго до сихъ поръ удавалось съ такой легкостью удерживать въ полномъ бездѣйствіи, то остается удивляться ослѣпленію императора или его министровъ, которые именно въ такой критическій моментъ отказывались отъ прежней политики и насиліемъ доводили этого податливаго государя до крайности. Или это, быть можетъ, и было цѣлью Тилли? Быть можетъ, онъ считалъ нужнымъ превратить двусмысленнаго друга въ явнаго врага, чтобы такимъ образомъ освободиться отъ необходимости щадить землю этого государя, къ чему онъ былъ до сихъ поръ принужденъ тайнымъ приказомъ императора. Или, быть можетъ, самъ императоръ намѣренно доводилъ курфюрста до враждебнаго шага, чтобы такимъ образомъ разомъ расквитаться съ нимъ и получить возможность разорвать неоплаченный счетъ. Но и въ такомъ случаѣ нельзя не удивляться наглому высокомѣрію Тилли, который не. боялся предъ лицомъ страшнаго непріятеля создавать себѣ новаго врага, и той безпечности, съ которой этотъ полководецъ позволилъ безпрепятственно соединиться обоимъ своимъ противникамъ.
Доведенный до отчаянія вторженіемъ Тилли въ Саксонію, Іоганнъ Георгъ не безъ большой борьбы бросился въ объятія королю шведскому.
Тотчасъ послѣ отъѣзда перваго посольства Тилли онъ поспѣшно отправилъ своего фельдмаршала фонъ Арнгейма въ лагерь Густава, обращаясь съ просьбой о скорѣйшей помощи къ тому самому монарху, которымъ онъ такъ долго пренебрегалъ. Король скрылъ внутреннюю радость, испытанную при этомъ вожделѣнномъ оборотѣ событій. «Мнѣ очень жаль курфюрста», отвѣтилъ онъ послу съ дѣланной холодностью. «Если бы онъ во-время обратилъ вниманіе на мои неоднократныя представленія, то страна его не видала бы непріятеля, и Магдебургъ былъ-бы цѣлъ и невредимъ. А теперь, когда иного исхода нѣтъ, обращаются къ королю шведскому. Нѣтъ, скажите ему, что я совсѣмъ не собираюсь губить себя и своихъ союзниковъ ради курфюрста саксонскаго. Да и кто поручится мнѣ за вѣрность государя, министры котораго состоятъ на австрійской службѣ и который покинетъ меня, какъ только императоръ скажетъ ему ласковое слово и отзоветъ свои войска отъ его границъ. Войска Тилли получили за послѣднее время значительное подкрѣпленіе, но это не помѣшаетъ мнѣ смѣло пойти на него, какъ только я буду прикрытъ съ тыла».
Въ отвѣтъ на эти упреки саксонскій министръ не съумѣлъ сказать ничего, кромѣ того, что хорошо покрыть былое забвеніемъ. Онъ настоятельно просилъ короля объявить условія, на которыхъ тотъ соглашается помочь Саксоніи, и напередъ ручался за принятіе таковыхъ. «Я требую, — отвѣтилъ Густавъ, — чтобы курфюрстъ уступилъ мнѣ крѣпость Виттенбергъ, вручилъ мнѣ своего старшаго сына въ качествѣ заложника, уплатилъ моимъ войскамъ трехмѣсячное жалованье и выдалъ мнѣ предателей изъ министерства. На этихъ условіяхъ я готовъ оказать ему помощь».
«Не только Виттенбергъ», воскликнулъ курфюрстъ, получивъ этотъ отвѣтъ и поспѣшно отправляя своего министра въ шведскій лагерь, — «не только Виттенбергъ открою я ему, но и Торгау и всю Саксонію; въ заложники я отдамъ ему хоть всю мою семью; а если ему этого мало, то я самъ буду заложникомъ. Поспѣшите къ нему и передайте ему, что я готовъ выдать ему измѣнниковъ, которыхъ онъ мнѣ назоветъ, что я буду платить жалованье его войскамъ и что отдамъ жизнь и все мое достояніе за правое дѣло».
Король хотѣлъ только испытать новое настроеніе Іоанна Георга; тронутый этою искренностью, онъ отказался отъ своихъ тяжелыхъ требованій. «Недовѣріе, выказанное мнѣ, когда я хотѣлъ придти на помощь Магдебургу, — сказалъ онъ, — вызвало мое недовѣріе; нынѣшнее довѣріе курфюрста заслуживаетъ, чтобы я отвѣтилъ тѣмъ-же. Я доволенъ буду, если онъ уплатитъ мѣсячное жалованье моей арміи и надѣюсь, что за это вознагражденіе смогу охранить его».
Тотчасъ по заключеніи союза король перешелъ черезъ Эльбу и на слѣдующій день соединился съ саксонцами. Между тѣмъ Тилли, съ цѣлью воспрепятствовать этому соединенію, двинулся къ Лейпцигу и потребовалъ, чтобы городъ принялъ императорскій гарнизонъ. Въ надеждѣ на скорую помощь комендантъ города Гансъ фонъ деръ Пфорта сталъ готовиться къ оборонѣ и для этой цѣли приказалъ сжечь гальское предмѣстіе. Но дурное состояніе укрѣпленій сдѣлало сопротивленіе невозможнымъ и на второй день осады ворота были открыты. Тилли расположился квартирой въ домѣ одного могильщика, — единственномъ, который остался цѣлъ во всемъ предмѣстіи; здѣсь онъ подписалъ капитуляцію и здѣсь было рѣшено нападеніе на короля шведскаго. При взглядѣ на нарисованные черепа и скелеты, которыми хозяинъ дома украсилъ свой домъ, Тилли измѣнилъ себѣ. Противъ всякаго ожиданія съ Лейпцигомъ обошлись милостиво.
Между тѣмъ въ Торгау король шведскій и курфюрстъ саксонскій въ присутствіи курфюрста бранденбургскаго собрались на большой военный совѣтъ. Необходимо было принять рѣшеніе, отъ котораго зависѣла судьба Германіи и евангелической вѣры, благоденствіе многихъ народовъ и участь ихъ государей. Чувство жуткости, охватывающее и души героевъ предъ важнымъ рѣшеніемъ, какъ будто затмило на мгновеніе высокій духъ Густава Адольфа. «Рѣшаясь на сраженіе, — сказалъ онъ, — мы ставимъ теперь на карту одну корону и двѣ курфюршескихъ шапки. Счастье измѣнчиво, и неисповѣдимыя рѣшенія неба могутъ, грѣховъ нашихъ ради, даровать побѣду врагу. Правда, моя держава, даже потерявъ меня и мое войско, еще не погибла. Далекая отъ непріятеля, хранимая большимъ флотомъ, защищаемая своими границами и храбрымъ народомъ, она по крайней мѣрѣ не подвергается опасности окончательной гибели. Но что спасетъ васъ, тѣснимыхъ врагомъ, если жребій выпадетъ противъ насъ?»
Здѣсь Густавъ Адольфъ проявилъ скромное сомнѣніе героя, отъ котораго сознаніе силы не скрываетъ размѣровъ опасности; Іоганнъ Георгъ выказалъ самонадѣянность безсилія, которое знаетъ, что на его сторонѣ стоитъ герой. Полный нетерпѣнія по возможности скорѣе очистить свои владѣнія отъ двухъ тягостныхъ армій онъ жаждалъ боя, въ которомъ не рисковалъ потерять старые лавры. Онъ хотѣлъ самъ двинуться съ своими саксонцами на Лейпцигъ и сразиться съ Тилли. Наконецъ Густавъ Адольфъ согласился съ нимъ, и было рѣшено безъ замедленія напасть на непріятеля, прежде чѣмъ онъ соединится съ подкрѣпленіями, которыя вели ему генералы Альтрингеръ и Тифенбахъ. Соединенная Шведско-саксонская армія перешлачерезъМульду; курфюрстъ бранденбургскій уѣхалъ домой.
Рано утромъ 7 сентября 1631 года сошлись непріятельскія арміи. Тилли, не успѣвъ уничтожить саксонскую армію до ея соединенія съ шведами, рѣшившись ждать спѣшившія къ нему вспомогательныя войска, разбилъ у Лейпцига укрѣпленный и удобный лагерь, гдѣ — онъ надѣялся — никому не удастся принудить его къ бою. Буйное поведеніе Паппенгейма заставило его однако при наступленіи непріятельскихъ войскъ перемѣнить свое положеніе и двинуться лѣвой стороной къ холмамъ, которые тянутся отъ деревни Варенъ вплоть до Линденталя. У подножія этихъ высотъ выстроилась его армія въ одну линію; его артиллерія, расположенная по холмамъ, могла обстрѣливать всю Бретенфельдскую равнину. Отсюда приближалась построенная въ двѣ колонны шведско-саксонская армія, которая должна была у Подельвица, села, расположеннаго предъ фронтомъ Тилли, перейти Лоберъ. Съ цѣлью затруднить ей переходъ черезъ этотъ ручей, сюда былъ отправленъ Паппенгеймъ съ двумя тысячами кирасиръ, но лишь послѣ долгаго сопротивленія Тилли и съ строгимъ приказомъ ни въ какомъ случаѣ не вступать въ бой. Несмотря на это запрещеніе, Паппенгеймъ вступилъ въ стычку съ шведскимъ авангардомъ, но послѣ краткаго сопротивленія вынужденъ былъ отступить. Чтобы удержать непріятеля, онъ зажегъ Подельвицъ, что однако не воспрепятствовало обѣимъ арміямъ продолжать наступленіе и выстроиться въ боевой порядокъ.
Справа расположились шведы, раздѣленные на два отряда, посрединѣ пѣхота въ маленькихъ батальонахъ, легко подвижныхъ и способныхъ производить самыя быстрыя движенія безъ нарушенія порядка; на крыльяхъ — кавалерія, раздѣленная такимъ же образомъ на маленькіе эскадроны въ перемежку съ мелкими отрядами мушкетеръ, которые скрывали ея малочисленность и должны были обстрѣливать непріятельскую конницу. Центромъ командовалъ полковникъ Тейфель, лѣвымъ крыломъ Густавъ Горнъ, правымъ самъ король, напротивъ графа Паппенгейма.
Саксонцы были отдѣлены отъ шведовъ широкимъ промежуткомъ, — по требованію Густава, которое впослѣдствіи было оправдано исходомъ сраженія. Боевую диспозицію составилъ курфюрстъ самъ вмѣстѣ съ своимъ фельдмаршаломъ, король удовлетворился согласіемъ на нее. Онъ какъ будто старался обособить шведскую доблесть отъ саксонской, и счастье не смѣшало ихъ.
На западныхъ высотахъ растянулись непріятельскіе ряды необозримой линіей, вполнѣ достаточной для того, чтобы окружить шведскую армію; пѣхота раздѣлена была на большіе баталіоны, конница на столь же большіе, неповоротливые эскадроны. Орудія непріятеля были расположены за нимъ на высотахъ и такимъ образомъ онъ былъ выстроенъ подъ своими же ядрами, перелетавшими черезъ него. Изъ такого положенія артиллеріи, — если вообще можно довѣрять этому извѣстію, — было видно, что Тилли намѣренъ былъ скорѣе ожидать врага, чѣмъ наступать, такъ какъ такое расположеніе его войскъ дѣлало на возможнымъ подвигаться впередъ, не стано вясь жертвой своихъ собственныхъ пушекъ. Тилли командовалъ центромъ, Паппенгеймъ лѣвымъ крыломъ, графъ фонъ Фюрстенбергъ правымъ. Численность всѣхъ войскъ императора и лиги не превышала въ этотъ день тридцати четырехъ — тридцати пяти тысячъ человѣкъ; столько же было приблизительно и въ соединенной шведскосаксонской арміи.
Но если бы ихъ стояли и милліоны другъ противъ друга — этотъ день не могъ бы быть кровавѣе, важнѣе, рѣшительнѣе. Ради этого дня Густавъ Адольфъ переплылъ Балтійское море, подвергался опасностямъ въ чужой странѣ, вручилъ невѣрному счастью свою жизнь и державу. Два величайшихъ полководца своего времени, оба до сихъ поръ непобѣдимые, подвергались послѣднему испытанію въ сраженіи, котораго избѣгали такъ долго; одинъ изъ нихъ долженъ былъ разстаться на этомъ полѣ битвы съ своей славой. Со страхомъ и трепетомъ ждали обѣ половины Германіи наступленія рокового дня; съ содроганіемъ ждетъ весь міръ его исхода и отдаленное потомство будетъ его благословлять или проклинать.
Рѣшимость, никогда не оставлявшая графа Тилли, покинула его въ этотъ день. Не было ни твердаго рѣшенія вступить въ бой съ королемъ, ни твердой рѣшимости избѣгнуть сраженія. Паппенгеймъ увлекъ его противъ его воли. Невѣдомыя до сихъ поръ колебанія бушевали въ его груди. Черное предчувствіе тяготѣло надъ его свободнымъ челомъ. Духъ Магдебурга виталъ надъ нимъ.
Двухчасовая канонада открыла сраженіе. Дулъ западный вѣтеръ и гналъ въ лицо шведамъ съ свѣже-обработанныхъ сухихъ полей густыя облака пыли и пороховаго дыма. Это заставило короля незамѣтно передвинуться къ сѣверу, и быстрота, съ которой былъ произведенъ маневръ, помѣшала непріятелю воспрепятствовать ему.
Наконецъ Тилли, покинувъ свои холмы, рѣшился двинуться на шведовъ; но, отбитый ихъ яростнымъ огнемъ, онъ двинулся направо и напалъ на саксонцевъ съ такимъ бѣшенствомъ, что части ихъ раздѣлились, отряды ихъ дрогнули и смятеніе охватило все войско. Самъ курфюрстъ опомнился лишь въ Эйленбургѣ; немногіе полки держались еще нѣкоторое время стойко на полѣ битвы и своимъ мужественнымъ сопротивленіемъ спасли честь саксонцевъ. Едва водворился между ними безпорядокъ, какъ кроаты накинулись на добычу и были готовы уже гонцы въ Мюнхенъ и Вѣну съ вѣстью о побѣдѣ.
На правое крыло шведовъ обрушился всей силой своей кавалеріи графъ Паппенгеймъ, но не могъ сдвинуть его съ мѣста. Здѣсь командовалъ самъ король, и — подъ его начальствомъ — генералъ Баннеръ. Семь разъ возобновлялъ Паппенгеймъ свою атаку, и семь разъ она была отбита. Онъ бѣжалъ съ большими потерями, оставивъ поле битвы непріятелю.
Между тѣмъ Тилли, опрокинувъ остатокъ саксонской арміи, бросился съ своими побѣдоносными полками на лѣвое крыло шведовъ. Но король, замѣтивъ безпорядокъ въ саксонской арміи, съ быстрой сообразительностью отправилъ сюда на помощь три полка, чтобы прикрыть флангъ, обнаженный бѣгствомъ саксонцевъ. Густавъ Горнъ, командовавшій здѣсь, оказалъ непріятельскимъ кирасирамъ стойкое сопротивленіе, не мало облегченное распредѣленіемъ пѣхоты между эскадронами. Непріятель начиналъ уже изнемогать, когда здѣсь появился Густавъ Адольфъ, чтобы дать рѣшительный толчекъ исходу боя. Лѣвое крыло императорскихъ войскъ было разбито, и его солдаты, уже не имѣвшіе предъ собой врага, могли быть лучше употреблены въ дѣло гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Поэтому онъ повернулъ своимъ правымъ крыломъ и главнымъ отрядомъ налѣво по направленію къ холмамъ, на которыхъ была расположена непріятельская артиллерія. Вскорѣ она была въ его рукахъ, и непріятель долженъ былъ испытать огонь своихъ собственныхъ пушекъ.
Обстрѣливаемое съ боку артиллеріей, тѣснимое спереди страшнымъ напоромъ шведовъ, дрогнуло непобѣдимое войско. Поспѣшное отступленіе было все, что оставалось Тилли; но самое отступленіе должно было теперь быть произведено чрезъ непріятельскіе ряды. Смятеніе овладѣло теперь всей арміей, за исключеніемъ четырехъ полковъ сѣдыхъ закаленныхъ солдатъ, которые никогда до сихъ поръ не бѣжали съ поля битвы и теперь не хотѣли бѣжать. Сомкнутыми кучками пробились они чрезъ ряды побѣдителей и съ оружіемъ въ рукахъ достигли маленькаго лѣска, гдѣ снова выстроились противъ шведовъ и бились до наступленія ночи, пока число ихъ уменьшилось до шести сотъ человѣкъ. Съ ними бѣжали остатки арміи Тилли и исходъ сраженія былъ рѣшенъ.
Среди раненыхъ и убитыхъ бросился Густавъ Адольфъ на колѣни, и пламенная радость побѣды вылилась у него прежде всего въ горячую молитву. Бѣгущаго врага преслѣдовала его кавалерія вплоть до наступленія глубокой ночи. Колоколъ набата поднялъ во всѣхъ окрестныхъ деревняхъ народъ, — и горе несчастному, который попадалъ въ руки озлобленному крестьянину. Съ остальнымъ войскомъ король расположился лагеремъ между полемъ битвы и Лейпцигомъ, такъ какъ невозможно было напасть въ ту же ночь на городъ. Семь тысячъ непріятельскихъ солдатъ осталось на мѣстѣ, болѣе пяти тысячъ попало въ плѣнъ или ранено. Вся непріятельская артиллерія, весь лагерь, болѣе ста знаменъ и штандартовъ досталось побѣдителю. Саксонцы потеряли двѣ тысячи, шведы не болѣе семи сотъ человѣкъ. Пораженіе императорскихъ войскъ было такъ велико, что Тилли во время своего бѣгства въ Галле и Гальберштадтъ не могъ собрать болѣе шести сотъ человѣкъ, Паппенгеймъ — не болѣе тысячи четырехсотъ. Такъ быстро исчезло это страшное войско, приводившее еще такъ недавно въ ужасъ всю Италію и Германію.
Самъ Тилли былъ обязанъ своимъ спасеніемъ только случайности. Покрытый множествомъ ранъ, онъ не хотѣлъ сдаться въ плѣнъ шведскому ротмистру, который, схвативъ его, готовъ уже былъ съ нимъ покончить, когда выстрѣлъ изъ пистолета во-время поразилъ его. Но неизмѣримо страшнѣе смертной опасности и ранъ было для него тягостное сознаніе, что онъ пережилъ свою славу и въ одинъ день потерялъ всѣ труды своей долгой жизни. Всѣ прошлыя его побѣды обращались въ ничто, разъ была потеряна та, которая должна была увѣнчать всѣ остальныя. Отъ всѣхъ его блестящихъ подвиговъ оставались ему одни проклятія человѣчества, которыми они сопровождались. Съ этого дня веселье не возвращалось къ Тилли, и счастье на вѣки покинуло его. Даже послѣдняго его утѣшенія, мести, лишилъ его строгій приказъ его повелителя: не осмѣливаться болѣе вступать въ рѣшительный бой. — Тремя ошибками объясняется неудача этого дня: тѣмъ, во-первыхъ, что Тилли расположилъ свою артиллерію за арміей на холмахъ, тѣмъ, во-вторыхъ, что онъ удалился затѣмъ отъ этихъ холмовъ и, наконецъ, въ третьихъ, тѣмъ, что онъ позволилъ непріятелю выстроиться въ боевой порядокъ. Но какъ легко можно было исправить эти ошибки, если бы не холодное благоразуміе и не геніальное дарованіе его противника. — Тилли бѣжалъ изъ Галле въ Гальберштадтъ, гдѣ онъ, едва дождавшись заживленія своихъ ранъ, поспѣшилъ къ Везеру, чтобы подкрѣпиться императорскими гарнизонами въ нижней Саксоніи.
Король саксонскій не замедлилъ по минованіи опасности явиться въ шведскомъ лагерѣ. Король поблагодарилъ его за совѣтъ вступить въ бой, и Іоганнъ Георгъ, пораженный этимъ благодушнымъ пріемомъ, въ чаду первой радости обѣщалъ ему римскую корону. Предоставивъ курфюрсту заботиться о возвращеніи Лейпцига, Густавъ двинулся на слѣдующій день къ Мерзебургу. Пять тысячъ императорскихъ солдатъ, собравшихся снова и по дорогѣ попавшихъ ему въ руки, были частью изрублены, частью взяты въ плѣнъ; большинство послѣднихъ вступило въ его армію. Мерзебургъ сдался тотчасъ же, вслѣдъ затѣмъ взятъ былъ Галле, куда къ королю явился послѣ взятія Лейпцига курфюрстъ саксонскій сговориться съ нимъ относительно дальнѣйшаго плана дѣйствій.
Побѣда была одержана, но лишь умѣлое пользованіе ею могло сдѣлать ее рѣшительной. Императорская армія была разбита, въ Саксоніи не оставалось ни одного непріятельскаго солдата, и бѣжавшій Тилли скрылся въ Брауншвейгѣ. Преслѣдовать его здѣсь значило бы возобновить войну въ Нижней Саксоніи, которая едва успѣла оправиться отъ бѣдствій предыдущей войны. Было поэтому рѣшено перенести войну въ непріятельскія земли, которыя, открытыя и незащищенныя вплоть до самой Вѣны, звали къ себѣ побѣдителя. Можно было двинуться направо на земли католическихъ государей, можно было направиться налѣво, вторгнуться въ наслѣдственныя владѣнія императора и привести его въ трепетъ въ его столицѣ. Было рѣшено сдѣлать то и другое, и вопросъ заключался теперь лишь въ распредѣленіи ролей. Во главѣ побѣдоносной арміи Густавъ Адольфъ не нашелъ бы сопротивленія по пути отъ Лейпцига къ Прагѣ, Вѣнѣ и Прессбургу; Богемія, Моравія, Австрія, Венгрія были покинуты ихъ защитниками;угнетенные протестанты этихъ странъ жаждали перемѣны; самъ императоръ не могъ считать себя въ безопасности въ своемъ замкѣ; въ страхѣ перваго нападенія Вѣна раскрыла бы свои ворота предъ побѣдителемъ. Съ странами, отнятыми у непріятеля, послѣдній лишался также средствъ, на которыя онъ велъ войну, и Фердинандъ охотно согласился бы на миръ, удаляющій столь страшнаго врага изъ самыхъ нѣдръ его владѣній. Завоевателю улыбнулся бы этотъ смѣлый военный планъ, и, быть можетъ, счастливый исходъ оправдалъ бы его. Но Густавъ Адольфъ, столь же осторожный, сколько смѣлый, и болѣе государственный человѣкъ, чѣмъ завоеватель, отказался отъ этого плана, потому что онъ имѣлъ въ виду болѣе высокія цѣли, потому что онъ не хотѣлъ довѣрить исходъ борьбы лишь счастью и отвагѣ.
Если бы Густавъ выбралъ походъ на Богемію, то Франконія и верхній Рейнъ должны были быть предоставлены курфюрсту саксонскому. Но Тилли началъ уже изъ остатковъ свой разбитой арміи, изъ гарнизоновъ въ нижней Саксоніи и подкрѣпленій, доставленныхъ ему, собирать новую армію, во главѣ которой онъ конечно не замедлилъ бы двинуться противъ непріятеля. Противопоставить столь опытному полководцу какого нибудь Арнгейма, о способностяхъ котораго дала весьма двусмысленное свидѣтельство битва при Лейпцигѣ, было невозможно. Но какую пользу принесли бы королю самые быстрые и блестящіе успѣхи въ Богеміи и Австріи, если бы Тилли снова сталъ могучъ въ имперскихъ земляхъ, если бы онъ новыми побѣдами вдохнулъ мужество въ католиковъ и обезоружилъ союзниковъ короля? Къ чему послужитъ изгнаніе императора изъ его наслѣдственныхъ владѣній, если Тилли завоюетъ ему всю Германію? Онъ конечно не могъ надѣяться стѣснить императора болѣе, чѣмъ его стѣснило двѣнадцать лѣтъ тому назадъ богемское возстаніе, которое не поколебало же упорства этого государя, не истощило его средствъ, — изъ котораго онъ вышелъ могущественнѣе и страшнѣе, чѣмъ прежде.
Менѣе блестящи, но гораздо болѣе основательны были выгоды, которыхъ король могъ ожидать отъ личнаго нападенія на владѣнія лиги. Рѣшительнымъ являлось здѣсь его вооруженное появленіе. Государи въ это время собрались по поводу реституціоннаго эдикта на имперскомъ сеймѣ во Франкфуртѣ, гдѣ Фердинандъ истощалъ всѣ уловки своей коварной политики, чтобы склонить устрашенныхъ протестантовъ къ поспѣшному и пагубному для нихъ соглашенію. Лишь приближеніе ихъ защитника могло вдохнуть въ нихъ стойкое сопротивленіе и уничтожить замыслы императора.
Густавъ Адольфъ могъ надѣяться своимъ побѣдоноснымъ присутствіемъ объединить всѣхъ этихъ недовольныхъ государей, остальныхъ же страхомъ своего оружія оторвать отъ императора. Здѣсь, въ средоточіи Германіи, слѣдовало перерѣзать жизненный нервъ императорскаго могущества, которое не могло держаться безъ помощи лиги. Здѣсь онъ могъ вблизи слѣдить за своимъ двусмысленнымъ союзникомъ, Франціей; и если для достиженія его сокровенныхъ замысловъ ему необходима была дружба католическихъ курфюрстовъ, то онъ долженъ былъ прежде всего стать владыкой ихъ судьбы, чтобы великодушной пощадой пріобрѣсти право на ихъ благодарность.
Поэтому онъ выбралъ путь къ Франконіи и Рейну, предоставивъ курфюрсту саксонскому покореніе Богеміи.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. править
Славное сраженіе при Лейпцигѣ произвело громадную перемѣну какъ во всемъ дальнѣйшемъ поведеніи Густава Адольфа, такъ и въ воззрѣніяхъ его враговъ и друзей. Онъ помѣрился съ величайшимъ полководцемъ своего времени, онъ испыталъ силу своей тактики и мужество своихъ шведовъ въ борьбѣ съ ядромъ императорскихъ войскъ, лучшихъ въ Европѣ, — и побѣдилъ въ этомъ единоборствѣ. Начиная съ этого момента, онъ сталъ питать твердую вѣру въ себя, а вѣра — мать великихъ подвиговъ. Съ этихъ поръ во всѣхъ воинскихъ замыслахъ короля шведскаго замѣтенъ болѣе смѣлый и увѣренный размахъ, въ самыхъ тяжелыхъ положеніяхъ — большая рѣшимость, болѣе самоувѣренное презрѣніе къ опасности, болѣе гордая рѣчь съ непріятелемъ, болѣе самостоятельности въ отношеніяхъ съ союзниками и даже въ его мягкости больше снисхожденія повелителя. Его природное мужество поддерживалось мечтательнымъ полетомъ его воображенія; онъ легко смѣшивалъ свое дѣло съ дѣломъ неба, онъ видѣлъ въ пораженіи Тилли рѣшающій приговоръ Господа Бога, осуждающій его противника, въ себѣ-же — орудіе божеской мести. Оставивъ далеко за собой свою державу, свое отечество, онъ несся теперь на крыльяхъ побѣды вглубь Германіи, которая на протяженіи многихъ столѣтій не видала въ своихъ нѣдрахъ иноземнаго побѣдителя. Мужество ея гражданъ, бдительность ея многочисленныхъ государей, искусная связь ея государствъ, множество ея неприступныхъ замковъ, быстрота ея многочисленныхъ рѣкъ — съ незапамятныхъ временъ сдерживали жадность сосѣдей; и какъ ни часты были бури въ предѣлахъ этого обширнаго организма, глубинъ его не коснулось чужеземное вторженіе. Издавна пользовалась эта страна двусмысленнымъ преимуществомъ быть самой своимъ худшимъ врагомъ и оставаться непобѣдимой извнѣ. Да и теперь лишь раздоры ея составныхъ частей и изувѣрская нетерпимость проложили шведскому побѣдителю путь во внутрь государства. Давно уже распались узы согласія между чинами, дѣлавшія государство непобѣдимымъ, и въ самой Германіи Густавъ Адольфъ почерпалъ силы, которыми онъ покорилъ Германію. Съ такимъ же умѣніемъ, какъ и мужествомъ, онъ пользовался тѣмъ, что ему давалъ благопріятный моментъ, и равно умѣлый въ кабинетѣ и въ полѣ битвы, онъ разрывалъ сѣти коварной политики съ такой же легкостью, какъ разрушалъ стѣны городовъ громами своей артиллеріи. Неудержимо переходилъ онъ отъ побѣды къ побѣдѣ, отъ одной границы Германіи къ другой, не теряя нити Аріадниной, которая обезпечивала ему обратный путь, и на берегахъ Рейна, такъ же, какъ у устья Леха, онъ неизмѣнно старалсяоставаться поближе къ своимъ владѣніямъ.
Ужасъ императора и католической лиги, вызванный пораженіемъ Тилли при Лейпцигѣ, былъ едва ли больше, чѣмъ изумленіе и смущеніе шведскихъ союзниковъ по поводу неожиданной удачи короля. Она была больше, чѣмъ ожидали, больше чѣмъ было желательно. Однимъ ударомъ было уничтожено страшное войско, останавливавшее его успѣхи, ограничивавшее его честолюбіе, ставившее его въ зависимость отъ ихъ благосклонности. Одинъ, безъ соперника, безъ равнаго ему противника, онъ стоялъ теперь лагеремъ въ сердцѣ Германіи; ничто не могло удержать его въ его движеніи, ничто не могло ограничить его требованія, если бы онъ въ упоеніи успѣхами попытался бы злоупотреблять ими. Если прежде трепетали предъ могуществомъ императора, то теперь не менѣе серьезны были причины въ виду произвола чужеземнаго побѣдителя бояться за цѣлость государства, въ виду религіозной ревности протестантскаго короля — за католическую церковь въ Германіи. Вновь воскресли недовѣріе и зависть нѣкоторыхъ союзниковъ, усыпленныя на нѣкоторое время еще большимъ страхомъ предъ императоромъ, и едва Густавъ Адольфъ своимъ мужествомъ и своими успѣхами успѣлъ оправдать ихъ довѣріе, какъ уже начали стараться о ниспроверженіи всѣхъ его замысловъ. Въ неустанной борьбѣ съ коварствомъ враговъ и недовѣріемъ своихъ собственныхъ союзниковъ, приходилось ему добывать свои побѣды; но его рѣшительное мужество, его проницательный умъ побѣдили всѣ эти опасности. Въ то время какъ счастье, сопровождавшее его оружіе, внушало безпокойство его могущественнымъ союзникамъ, Франціи и Саксоніи, оно одушевляло мужествомъ болѣе слабыхъ, которые теперь лишь осмѣлились выступить на свѣтъ Божій съ своими истинными помышленіями и открыто принять его сторону. Не соперничая съ величіемъ Густава Адольфа и не боясь его честолюбія, они ожидали тѣмъ болѣе отъ великодушія этого могущественнаго друга, который обогащалъ ихъ достояніемъ ихъ враговъ и охранялъ ихъ отъ гнета сильныхъ. Его могущество скрывало ихъ безсиліе, и, незначительные сами по себѣ, они получили значеніе въ союзѣ съ шведскимъ героемъ. Такъ было съ большинствомъ имперскихъ городовъ и особенно съ болѣе слабыми протестантскими владѣніями. Они указали путь королю во-внутрь Германіи и закрывали его съ тыла. Они снабжали его войска жизненными припасами, принимали его отряды въ свои крѣпости, проливали за него свою кровь въ его сраженіяхъ. Его дальновидно мягкое отношеніе къ нѣмецкой гордости, его откровенность, нѣсколько блестящихъ образцовъ справедливости, его уваженіе къ законамъ — увлекали опасливый духъ нѣмецкихъ протестантовъ, а вопіющія злодѣянія императорскихъ солдатъ, испанцевъ и лотарингцевъ оттѣняли самымъ благопріятнымъ образомъ умѣренность его и его войскъ.
Если Густавъ Адольфъ былъ почти всѣмъ обязанъ своему собственному генію, то нельзя отрицать и того, что не мало ему благопріятствовали счастье и стеченье обстоятельствъ. На его сторонѣ было два большихъ преимущества, дававшихъ ему рѣшительный перевѣсъ надъ непріятелемъ. Перенося театръ войну въ земли лиги, привлекая въ ряды своихъ войскъ всю молодежь, обогащаясь добычей и распоряжаясь доходами бѣжавшихъ государей, какъ своею собственностью, онъ отнималъ у непріятеля всякую возможность бороться съ нимъ и получалъ полную возможность вести дорогую войну съ ничтожными издержками. Если затѣмъ его противники, государи лиги, враждующіе между собой, руководимые совершенно различными, часто противоположными интересами, дѣйствовали безъ единодушія, а потому и безъ успѣха; если ихъ полководцамъ недоставало власти, ихъ войскамъ — дисциплины, ихъ разсѣяннымъ арміямъ — единства, если полководецъ не имѣлъ ничего общаго съ законодателемъ и съ государственнымъ человѣкомъ, то все это, наоборотъ, соединялось въ Густавѣ Адольфѣ; онъ былъ единственнымъ источникомъ, изъ котораго истекала всякая власть, единственной цѣлью, на которую обращены были въ сраженіи взоры воиновъ, онъ былъ душой всей партіи, создателемъ военнаго плана и въ то же время исполнителемъ его. Въ немъ такимъ образомъ дѣло протестантовъ получало единство и гармонію, которыхъ недоставало противной партіи. Нѣтъ ничего удивительнаго, что имѣя такія преимущества, стоя во главѣ такой арміи, одаренный такимъ умѣніемъ пользоваться ею и руководимый такой политической мудростью, Густавъ Адольфъ былъ непобѣдимъ.
Съ мечомъ въ одной рукѣ и милостью въ другой онъ проносится по всей Германіи изъ конца въ конецъ, какъ побѣдитель, законодатель и судья; проносится въ такое короткое время, какое другой употребилъ бы на обозрѣніе ея во время увеселительной поѣздки; точно законному государю, подносятъ ему ключи города и крѣпости. Нѣтъ для него неприступнаго замка, рѣки не останавливаютъ его побѣдоноснаго шествія, часто онъ побѣждаетъ однимъ звукомъ своего страшнаго имени. Вдоль всего Майна развѣваются шведскія знамена, нижній Пфальцъ очищенъ, испанцы и лотарингцы выбиты за Рейнъ и Мозель. Точно бурный потокъ, хлынули шведы и гессенцы на майнцскія, вюрцбургскія и бамбергскія владѣнія, и три бѣжавшихъ епископа вдали отъ своихъ престоловъ искупаютъ свою злополучную преданность императору. Наконецъ, наступаетъ очередь за предводителемъ лиги Максимиліаномъ испытать въ своихъ владѣніяхъ бѣдствія, которыя онъ готовилъ другимъ. Ни страшная судьба его союзниковъ, ни мягкія предположенія Густава, который среди своихъ завоеваній протягивалъ руку для заключенія мира, не могли сломить упорство этого государя. Черезъ трупъ Тилли, который подобно ангелу хранителю стоитъ у входа въ Баварію, хлынула война въ ея предѣлы. Подобно берегамъ Рейна, кишатъ теперь берега Леха и Дуная шведскими солдатами; укрывшись въ своихъ замкахъ, предоставляетъ разбитый курфюрстъ свои беззащитныя земли непріятелю, котораго благословенныя, еще не тронутыя войной поля могли соблазнить къ грабежу, а изувѣрство баварскаго крестьянина — къ такимъ же насиліямъ. Самъ Мюнхенъ открываетъ свои ворота предъ непобѣдимымъ королемъ и бѣжавшій пфальцграфъ Фридрихъ V въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній утѣшается въ потерѣ своихъ владѣній, сидя въ покинутой резиденціи своего соперника.
Между тѣмъ какъ Густавъ Адольфъ расширяетъ свои завоеванія на югѣ имперіи и съ непреодолимой силой уничтожаетъ всякаго непріятеля, его союзники и полководцы одерживаютъ такія же побѣды въ остальныхъ провинціяхъ. Нижняя Саксонія свергаетъ съ себя императорское иго; непріятель покидаетъ Мекленбургъ; оба берега Везера и Эльбы очищены отъ австрійскихъ гарнизоновъ. Въ Вестфаліи на Верхнемъ Рейнѣ все бѣжитъ предъ ландграфомъ гессенскимъ Вильгельмомъ, въ Тюрингіи — предъ герцогами веймарскими, въ курфюршествѣ трирскомъ — предъ французами; на востокѣ вся почти Богемія перешла въ руки саксонцевъ. Турки готовятся уже къ походу на Венгрію, а въ австрійскихъ владѣніяхъ готово вспыхнуть страшное возстаніе. Безутѣшно бросаетъ императоръ Фердинандъ взоры ко всѣмъ дворамъ Европы, ища поддержки противъ столь многочисленныхъ враговъ. Напрасно призываетъ онъ испанскія войска, отвлеченныя нидерландскимъ мужествомъ по ту сторону Рейна; тщетно побуждаетъ онъ вступиться за него римскій дворъ и всю католическую церковь. Оскорбленный папа точно издѣвается своими пышными процессіями и безсильными проклятіями надъ тягостнымъ положеніемъ Фердинанда, а вмѣсто просимыхъ денегъ ему указываютъ на опустошенныя равнины Мантуи.
Со всѣхъ сторонъ своей обширной монархіи онъ окруженъ вражескимъ оружіемъ. Отъ смежныхъ съ нимъ государствъ лиги, уже наводненныхъ непріятелемъ, его не отдѣляютъ уже никакіе окопы, за которыми такъ долго чувствовала себя въ безопасности австрійская держава, и пламя войны свирѣпствуетъ уже у ея беззащитныхъ границъ. Разбиты его преданнѣйшіе союзники; его могущественнѣйшая опора, Максимиліанъ Баварскій, еле держится самъ. Его войска, ослабленныя побѣгами и частыми пораженіями и удрученныя долгими неудачами, забыли подъ командой разбитыхъ генераловъ о той военной отвагѣ, которая, будучи плодомъ побѣды, обезпечиваетъ напередъ новую побѣду. Опасность дошла до крайней степени; лишь чрезвычайное средство можетъ спасти могущество императора отъ столь глубокаго униженія. Нужнѣе всего — полководецъ, а между тѣмъ интриги зависти лишили власти единственнаго полководца, отъ котораго можно ожидать возстановленія прежней славы. Такъ глубоко палъ грозный императоръ, что онъ вынужденъ теперь предлагать позорные договоры своему оскорбленному слугѣ и подданному и навязывать надменному герцогу Фридландскому власть, которую онъ самъ у него постыдно отнялъ. Новый духъ начинаетъ оживлять полумертвое тѣло австрійской державы, и быстрый переворотъ въ ходѣ событій выдаетъ твердую руку, которая руководитъ ими. Неограниченному королю шведскому противопоставленъ теперь столь же неограниченный полководецъ, побѣдоносный герой — побѣдоносному герою. Обѣ силы вновь вступаютъ въ отчаянный бой, и побѣда, на половину уже добытая Густавомъ Адольфомъ, снова колеблется въ тяжкой борьбѣ. Предъ Нюрнбергомъ грозно останавливаются другъ противъ друга двѣ тучи, чреватыя бурей — двѣ враждующія арміи; обѣ глядятъ другъ на друга съ трепетнымъ уваженіемъ, обѣ жаждутъ мгновенія, обѣ боятся мгновенія, которое въ пылу битвы сольетъ ихъ воедино. Взоры всей Европы со страхомъ и любопытствомъ прикованы къ роковому полю битвы, и трепетный Нюрнбергъ ожидаетъ, что дастъ имъ зрѣлище еще болѣе рѣшительнаго сраженія, чѣмъ битва при Лейпцигѣ. Но вдругъ расходятся тучи, военная буря исчезаетъ изъ Франконіи, чтобы тѣмъ ужаснѣе разразиться на равнинахъ Саксоніи. Недалеко отъ Люцена раздается грохотъ громовъ, грозившихъ Нюрнбергу, и наполовину потерянная побѣда вновь добыта цѣной трупа короля. Счастье, никогда не покидавшее короля на всемъ его поприщѣ, даровало ему на смертномъ одрѣ рѣдкую милость, — умереть во всей полнотѣ своей славы, во всей чистотѣ своего имени. Ангелъ хранитель спасъ его посредствомъ своевременной смерти отъ неизбѣжной судьбы человѣка, — на вершинахъ счастья забыть о скромности, на высотѣ могущества — забыть о справедливости. Позволительно усомниться, заслужилъ ли бы при долгой жизни Густавъ Адольфъ тѣ слезы, которыми Германія оплакала его кончину, то удивленіе, которымъ потомство почтило единственнаго въ мірѣ справедливаго завоевателя. Въ случаѣ ранней смерти крупнаго вождя есть основаніе опасаться гибели цѣлой партіи, — Но для силы, правящей міромъ, нѣтъ незамѣнимыхъ людей. Два великихъ политика, Аксель Оксенштирна въ Германіи и Ришелье во Франціи, принимаютъ кормило войны, выпавшее изъ рукъ усопшаго героя; надъ его прахомъ свершаются неизмѣнныя судьбы и еще цѣлыхъ шестнадцать лѣтъ пламя войны свирѣпствуетъ надъ давно забытой могилой.
Я позволю себѣ дать краткій очеркъ побѣдоноснаго шествія Густава Адольфа, всего театра войны, на которомъ онъ остается единственнымъ героемъ, и затѣмъ уже, когда будетъ выяснено, какъ счастье шведовъ дошло до высшаго предѣла и въ рядѣ неудачъ вновь измѣнило имъ, а Австрія, удрученная рядомъ неудачъ, съ высоты своей надменности унизилась до унизительныхъ средствъ безвыходнаго отчаянія, — опять привести нить исторіи къ императору.
Не сразу былъ рѣшенъ планъ войны королемъ шведскимъ и курфюрстомъ саксонскимъ въ Галле, и опредѣлено было, что первый нападаетъ на Богемію, а послѣдній вторгается во владѣнія лиги; не сразу были заключены союзы съ сосѣдними государями Веймара и Ангальта и сдѣланы приготовленія къ освобожденію Магдебурга; все это было сдѣлано лишь тогда, когда король двинулся уже въ имперію. Онъ шелъ на встрѣчу серьезному непріятелю. Императоръ былъ еще могущественъ въ Германіи; по всей Франконіи, Швабіи и Пфальцу крѣпости были заняты императорскими гарнизонами, всякую значительную населенную мѣстность приходилось отнимать съ мечомъ въ рукѣ. По Рейну его ждали испанцы, заполнившіе всѣ земли изгнаннаго пфальцграфа, занявшіе всѣ крѣпости и не дававшіе ему перейти черезъ рѣку. Въ тылу его былъ Тилли, уже набиравшій новое войско; лотарингскіе вспомогательные отряды готовы уже были стать подъ знамена послѣдняго. Въ груди каждаго паписта ожидалъ его ожесточеннѣйшій врагъ, религіозная ненависть; и однако его отношенія къ Франціи не позволяли ему дѣйствовать вполнѣ свободно противъ католиковъ. Густавъ Адольфъ ясно видѣлъ всѣ эти препятствія, но онъ видѣлъ также средства побѣдить ихъ. Императорскія войска были разсѣяны по всей странѣ, а онъ имѣлъ то преимущество, что нападалъ на нихъ соединенными силами сплоченной арміи. Если религіозный фанатизмъ католиковъ и страхъ мелкихъ имперскихъ чиновъ былъ противъ него, то онъ могъ ожидать дѣятельной помощи отъ расположенія протестантовъ и отъ ихъ ненависти къ австрійскому гнету. Злодѣянія императорскихъ и испанскихъ войскъ въ этихъ странахъ проложили ему путь; давно уже истерзанный крестьянинъ и горожанинъ порывались къ освободителю и многимъ даже перемѣна этого ига на новое уже казалась облегченіемъ. Были посланы впередъ агенты съ порученіемъ склонить на сторону шведовъ важнѣйшіе имперскіе города, Нюрнбергъ и Франкфуртъ. Эрфуртъ былъ первой крѣпостью, пріобрѣтеніе которой было въ высшей степени важно и которую король не могъ оставить въ тылу, пока она была въ рукахъ непріятеля. Договоръ съ гражданами — протестантами открылъ ему безъ помощи меча ворота города и крѣпости. Здѣсь, какъ и во всякомъ другомъ значительномъ населенномъ мѣстѣ, впослѣдствіи попадавшемъ ему въ руки, онъ прежде всего заставилъ обывателей принести ему присягу, а съ своей стороны обезпечилъ ихъ достаточно сильнымъ гарнизономъ. Его союзнику, герцогу веймарскому Вильгельму, было вручено командованіе войсками, которыя тотъ долженъ былъ набрать въ Тюрингіи. Городу Эрфурту онъ ввѣрилъ также свою супругу и далъ обѣщаніе увеличить его привилегіи. Затѣмъ шведская армія прошла двумя отрядами черезъ Готу и Ариштадтъ весь Тюрингенскій лѣсъ, вырвала мимоходомъ графство Геннебергское изъ рукъ императорскихъ войскъ и на третій день вновь соединилась у Кенигсгофена на границѣ Франконіи.
Францъ, епископъ вюрцбургскій, ожесточеннѣйшій врагъ протестантовъ и ревностнѣйшій участникъ католической лиги, былъ первый, испытавшій тяжелую руку Густава Адольфа. Нѣсколькихъ словъ угрозы было достаточно для того, чтобы въ руки шведовъ перешла его пограничная крѣпость Кенигсгофенъ, а съ нею ключъ ко всей области. Извѣстіе объ этомъ внезапномъ захватѣ ошеломило всѣхъ католическихъ владѣтелей округа; епископы вюрцбургскій и бамбергскій содрогнулись въ своихъ замкахъ. Они видѣли уже, какъ колеблются ихъ престолы, осквернены ихъ храмы, повержена во прахъ ихъ вѣра. Злоба враговъ короля шведскаго распространила ужаснѣйшіе слухи о его нетерпимости и о поведеніи его войскъ; ни многократныя увѣренія короля, ни самые яркіе примѣры человѣчности и терпимости не могли разсѣять вполнѣ эти слухи. Боялись испытать отъ другого то, что сдѣлали бы сами въ подобномъ случаѣ. Многіе богатые католики спѣшили уже теперь скрыть отъ кровожаднаго изувѣрства шведовъ свое имущество, свою вѣру и свою особу. Примѣромъ для подданныхъ служилъ самъ епископъ. Среди бѣдствія, причиненнаго его нелѣпымъ фанатизмомъ, онъ предоставилъ свои земли врагу и бѣжалъ въ Парижъ, чтобы попытаться возстановить французское министерство противъ общаго религіознаго врага.
Между тѣмъ успѣхи, сопровождавшіе дальнѣйшее движеніе Густава Адольфа въ епископствѣ, соотвѣтствовали вполнѣ счастливому началу. Покинутый императорскимъ гарнизономъ сдался ему Швейнфуртъ, а затѣмъ Вюрцбургъ; Маріенбергъ былъ взятъ приступомъ. Въ эту крѣпость, считавшуюся неприступной, укрыли массу жизненныхъ припасовъ и военныхъ снарядовъ; все это досталось теперь непріятелю. Чрезвычайной находкой для короля была богатая библіотека Іезуитовъ, которую онъ отправилъ въ Упсалу, еще болѣе пріятнымъ открытіемъ для его солдатъ — роскошные винные погреба прелата. Сокровища свои епископъ успѣлъ увезти во-время. Примѣру столицы послѣдовало вскорѣ все епископство; все покорилось шведамъ. Король заставилъ всѣхъ подданныхъ епископа принести присягу, и за отсутствіемъ законнаго правителя назначилъ регентство, наполовину состоявшее изъ протестантовъ. Въ каждой католической мѣстности, переходившей къ Густаву Адольфу, онъ давалъ свободу протестантской религіи, не мстя однако папистамъ за гнетъ, подъ которымъ они такъ долго держали его единовѣрцевъ. Лишь къ тѣмъ, которые сопротивлялись ему съ оружіемъ въ рукахъ, примѣнялось страшное право войны; за отдѣльныя злодѣянія, которыя позволяла себѣ иногда въ ярости и ослѣпленіи разнузданная кучка солдатъ, нельзя конечно дѣлать отвѣтственнымъ гуманнаго полководца. Беззащитный и покорный встрѣчалъ самое милостивое обращеніе. Священнѣйшимъ завѣтомъ Густава Адольфа было щадить кровь враговъ такъ же, какъ своихъ.
Тотчасъ за первымъ извѣстіемъ о вторженіи шведовъ епископъ Вюрцбургскій, не взирая на трактатъ, который онъ для выигрыша времени заключилъ съ королемъ шведскимъ, взмолился къ полководцу лиги скорѣе спасти епископство отъ враговъ. Разбитый Тилли, собравъ въ это время на Везерѣ остатки своей разсѣянной арміи, подкрѣпился императорскими гарнизонами нижней Саксоніи и соединился въ Гессенѣ съ двумя своими подчиненными, Альтрингеромъ и Фуггеромъ. Во главѣ этой значительной арміи графъ Тилли горѣлъ нетерпѣніемъ смыть съ себя блестящей побѣдой позоръ своего перваго пораженія. Въ лагерѣ своемъ на Фульдѣ, куда онъ двинулся со своимъ войскомъ, онъ ждалъ съ вожделѣніемъ отъ герцога баварскаго разрѣшенія вступить въ бой съ Густавомъ Адольфомъ. Но, потерявъ армію Тилли, лига оставалась совершенно беззащитной, а Максимиліанъ былъ слишкомъ остороженъ, чтобы рисковать всей судьбой своей партіи въ игрѣ случайностей. Со слезами на глазахъ принялъ Тилли приказъ своего господина, повелѣвавшій ему оставаться въ бездѣйствіи. Походъ этого полководца въ Франконію былъ такимъ образомъ замедленъ, и Густавъ Адольфъ имѣлъ время овладѣть всѣмъ епископствомъ. Напрасно Тилли, подкрѣпившись въ Ашафенбургѣ двѣнадцатью тысячами лотарингцевъ, спѣшилъ съ сильнымъ войскомъ освободить городъ. Городъ и цитадель были уже въ рукахъ шведовъ, и общій голосъ, быть можетъ, не вполнѣ незаслуженный, обвинялъ Максимиліана баварскаго, что онъ своими колебаніями ускорилъ гибель всего епископства. Вынужденный избѣгать сраженія, Тилли удовольствовался тѣмъ, что не мѣшалъ непріятелю двигаться впередъ; но ему удалось отбить у отваги шведовъ лишь очень немногія крѣпости. Послѣ напрасной попытки подкрѣпить слабый императорскій гарнизонъ города Ганау, переходъ котораго къ королю давалъ ему слишкомъ большой перевѣсъ, онъ перешелъ при Зелигенштадтѣ черезъ Майнъ и двинулся по горной дорогѣ, чтобы защитить пфальцскія владѣнія отъ вторженія побѣдителя.
Графъ Тилли былъ не единственнымъ врагомъ, котораго нашелъ на своемъ пути и гналъ предъ собой Густавъ Адольфъ въ Франконіи. Герцогъ лотарингскій Карлъ, знаменитый въ лѣтописяхъ тогдашней Европы своимъ непостояннымъ характеромъ, своими тщеславными замыслами и своими неудачами, поднялъ также свою безсильную руку на шведскаго героя, чтобы выслужить себѣ у императора Фердинанда II курфюршескую шапку. Не внимая указаніямъ разумной политики, онъ слѣдовалъ лишь внушеніямъ своего буйнаго честолюбія, раздражилъ содѣйствіемъ императору своего страшнаго сосѣда, Францію, и, гоняясь въ чужихъ странахъ за призраками, вѣчно отъ него убѣгавшими, онъ открылъ непріятелю свои владѣнія, въ которыя, подобно бурному потоку, вторглась французская армія. Въ Австріи ему не отказывали въ признаніи высокой заслуги, что онъ подобно другимъ государямъ лиги разоряется для блага императорскаго дома. Упоенный, тщеславными надеждами, этотъ принцъ собралъ войско въ семнадцать тысячъ человѣкъ, во главѣ котораго думалъ двинуться на шведовъ. Если его солдаты уступали шведскимъ войскамъ въ дисциплинѣ и мужествѣ, то они привлекали глаза блестящей внѣшностью; и, скрывая предъ лицомъ врага свою храбрость, они тѣмъ щедрѣе проявляли ее по отношенію къ беззащитному горожанину и крестьянину, на защиту которыхъ они были вызваны. Противъ беззавѣтной отваги и суровой дисциплины шведовъ не могла устоять эта франтовская армія. Паническій страхъ охватилъ ее, когда на нее ринулась шведская кавалерія; лотарингцы были легко выбиты изъ ихъ квартиръ въ вюрцбургской области. Неудача нѣсколькихъ полковъ вызвала всеобщее бѣгство остальныхъ войскъ, и жалкіе остатки арміи поспѣшили укрыться отъ мужественныхъ сѣверянъ въ нѣкоторыхъ городахъ по ту сторону Рейна. Подъ градомъ насмѣшекъ и покрытый позоромъ, проскакалъ ея предводитель чрезъ Страсбургъ домой и былъ болѣе, чѣмъ счастливъ, когда ему удалось униженнымъ извинительнымъ письмомъ умиротворить гнѣвъ своего побѣдителя, который сперва разбилъ его въ сраженіи, а затѣмъ потребовалъ у него отчета въ его враждебныхъ дѣйствіяхъ. Говорятъ, что какой-то мужикъ изъ одной прирейнской деревни простеръ свою смѣлость до того, что ударилъ лошадь герцога, когда тотъ во время бѣгства скакалъ мимо него. «Живѣй, баринъ, — сказалъ мужикъ, — надо бѣжать скорѣй, если вы удираете отъ великаго шведскаго короля».
Неудачный примѣръ сосѣда внушилъ епископу бамбергскому болѣе благоразумное поведеніе. Чтобы избѣгнуть опустошенія своихъ земель, онъ явился къ королю съ мирными предложеніями, которыя, однако, предназначены были для того, чтобы замедлить движенія его войскъ, пока явится помощь. Густавъ Адольфъ, самъ слишкомъ честный, чтобы бояться чужого коварства, охотно принялъ предложеніе епископа и опредѣлилъ условія, на которыхъ онъ можетъ пощадить епископство отъ всякихъ непріязненныхъ дѣйствій. Онъ выказалъ тѣмъ большую склонность къ миру, что онъ и безъ того не собирался терять время на завоеваніе Бамберга, а остальные его планы призывали его. въ прирейнскія земли; поспѣшность, съ какой онъ выполнялъ эти планы, вызвала недостатокъ въ деньгахъ, которыя онъ при долгомъ пребываніи въ Франконіи могъ бы легко добыть отъ безпомощнаго епископа, ибо этотъ хитрый священнослужитель поспѣшилъ прекратить переговоры, какъ только военная буря удалилась отъ его границъ. Едва успѣлъ Густавъ Адольфъ повернуться къ нему тыломъ, онъ бросился въ объятія къ графу Тилли и предоставилъ императорскимъ войскамъ тѣ самые города и крѣпости, которые онъ только что предлагалъ королю шведскому. Но этимъ коварствомъ онъ не надолго отсрочилъ опустошеніе своего епископства; оставшійся во Франконіи шведскій полководецъ рѣшилъ наказать епископа за такое предательство, и потому епископство сдѣлалось злополучнымъ театромъ войны, который равно опустошали и друзья и враги.
Бѣгство императорскихъ войскъ, грозное присутствіе которыхъ до сихъ поръ лежало гнетомъ на рѣшеніяхъ франконскихъ чиновъ, и гуманное обращеніе короля побудили дворянство и города этой области встрѣтить шведовъ благопріятно. Нюрнбергъ торжественно отдался подъ покровительство короля; благосклонность франконскаго рыцарства онъ снискалъ льстивыми манифестами, въ которыхъ онъ унизился до извиненія въ своемъ вражескомъ появленіи въ ихъ странѣ. Благосостояніе Франконіи и совѣстливость, съ которой шведскій государь относился къ гражданамъ страны, принесли изобиліе въ королевскій лагерь. Благосклонность дворянства всей области, изумленіе и почтеніе, возбуждаемое блестящими подвигами короля даже въ рядахъ непріятеля, богатая добыча, которую можно было ждать на службѣ неизмѣннаго побѣдителя, все это было ему весьма полезно при наборѣ войскъ, необходимомъ въ виду распредѣленія большей части арміи по гарнизонамъ. Со всѣхъ странъ Франконіи стекались толпы, какъ только гдѣ либо раздавался барабанъ вербовщика.
Король не могъ терять на занятіе Франконіи больше времени, чѣмъ нужно было на то, чтобы поспѣшно пройти по ней; закончить покореніе всей области и сохранить за собой завоеванное было поручено Густаву Горну, одному изъ лучшихъ полководцевъ Густава Адольфа, съ восьми тысячнымъ отрядомъ. Самъ король съ главной арміей, усиленной вербовками во Франконіи, поспѣшилъ къ Рейну, чтобы на границѣ Германіи оградить себя отъ испанцевъ, обезоружить духовныхъ курфюрстовъ и добыть въ этихъ богатыхъ земляхъ новыя средства для продолженія войны. Онъ шелъ по теченію Майна; Зелингенштадтъ, Ашафенбургъ, Штейнгеймъ, вся страна по обѣ стороны рѣки покорилась ему. Рѣдко ждали императорскіе гарнизоны его появленія; на сопротивленіе они никогда не рѣшались. Еще ранѣе его полководцу удалось внезапнымъ нападеніемъ отбить у императорскихъ войскъ городъ и цитадель Ганау, о сохраненіи которыхъ такъ заботился графъ Тилли; радуясь избавленію отъ невыносимаго гнета солдатъ Тилли, владѣтельный графъ Ганау охотно подчинился менѣе тягостному игу шведскаго короля.
Вниманіе Густава Адольфа, который вездѣ въ Германіи неизмѣнно соблюдалъ правило содѣйствіемъ и занятіемъ большихъ городовъ прикрывать себя съ тылу, сосредоточено было на городѣ Франкфуртѣ. Франкфуртъ былъ одинъ изъ первыхъ имперскихъ городовъ, которые король еще изъ Саксоніи подготовлялъ къ своему прибытію, и теперь онъ еще разъ отправилъ изъ Оффенбаха пословъ съ просьбой разрѣшить ему пройти черезъ городъ и принять его гарнизонъ. Городъ съ радостью уклонился бы отъ тягостнаго выбора между королемъ шведскимъ и императоромъ, ибо на какую сторону онъ бы ни сталъ, онъ долженъ былъ бояться за свои привилегіи и свою торговлю. Тяжкимъ ударомъ палъ бы на него гнѣвъ императора, если бы онъ слишкомъ поспѣшно покорился королю шведскому, а послѣдній оказался бы недостаточно сильнымъ, чтобы защитить своихъ нѣмецкихъ приверженцевъ отъ императора. Но гораздо страшнѣе было неудовольствіе непреодолимаго побѣдителя, который стоялъ съ страшной арміей у самыхъ воротъ города и могъ наказать его за упорство уничтоженіемъ всей его торговли и благосостоянія. Напрасно городскіе послы ссылались на опасности, грозящія ихъ ярмаркамъ, ихъ привилегіямъ и быть можетъ даже ихъ свободѣ, если они, примкнувъ къ шведамъ, навлекутъ на городъ гнѣвъ императора. Густавъ Адольфъ выразилъ удивленіе, что городъ Франкфуртъ въ столь важномъ дѣлѣ, какъ свобода всей Германіи и судьба протестантской церкви, говоритъ о своихъ ярмаркахъ и жертвуетъ своимъ земнымъ выгодамъ великое дѣло родины и совѣсти. «До сихъ поръ, — прибавилъ онъ съ угрозой, — онъ находилъ ключи ко всѣмъ крѣпостямъ и городамъ отъ острова Рюгена до Майна, найдетъ ихъ и къ городу Франкфурту. Единственная цѣль его вооруженнаго появленія — благо Германіи и свобода протестантской церкви; въ сознаніи справедливости своего дѣла онъ, конечно, не позволитъ какому нибудь препятствію преградить ему путь. Онъ видитъ, что франкфуртцы хотятъ протянуть ему одинъ палецъ; но ему нужна вся рука, чтобы было за что держаться». Онъ слѣдовалъ со всей своей арміей за депутатами города, несшими его отвѣтъ, и въ полномъ боевомъ порядкѣ ждалъ у Саксенгаузена окончательнаго рѣшенія городского совѣта.
Если городъ Франкфуртъ колебался подчиниться шведамъ, то онъ дѣлалъ это только изъ страха предъ императоромъ; личная склонность гражданъ не позволяла имъ колебаться между угнетателемъ нѣмецкой свободы и ея спасителемъ. Грозныя приготовленія, при содѣйствіи которыхъ Густавъ Адольфъ требовалъ теперь ихъ рѣшенія, могли смягчить въ глазахъ императора преступность ихъ измѣны и видимостью подневольнаго согласія оправдать шагъ, которому въ глубинѣ души они были очень рады. Итакъ предъ королемъ шведскимъ распахнулись ворота и его армія въ чудномъ порядкѣ и блескѣ великолѣпія торжественно вошла въ императорскій городъ. Шестьсотъ человѣкъ были оставлены въ Саксенгаузенѣ; самъ король съ остальной арміей двинулся въ тотъ же вечеръ ча майнцскій городъ Гехстъ, который былъ взятъ до наступленія ночи.
Пока Густавъ Адольфъ дѣлалъ эти завоеванія по теченію Майна, успѣхъ увѣнчалъ дѣйствія его генераловъ и союзниковъ въ сѣверной Германіи. Ростокъ, Висмаркъ и Демицъ, единственныя крѣпости въ герцогствѣ Мекленбургскомъ, еще томившіяся подъ игомъ императорскихъ гарнизоновъ, были покорены ихъ законнымъ владѣтелемъ, герцогомъ Іоанномъ Альбрехтомъ, подъ руководствомъ шведскаго полководца Ахація Тотта. Напрасно пытался императорскій полководецъ, графъ Вольфъ фонъ-Мансфельдъ, отнять у шведовъ епископство Гальбердштадтское, захваченное ими вслѣдъ за Лейпцигской побѣдой; онъ вынужденъ былъ также оставить въ ихъ рукахъ Магдебургъ. Шведскій полководецъ Баннеръ, оставленный съ восьмитысячнымъ отрядомъ на Эльбѣ, держалъ Магдебургъ въ осадѣ и разбилъ уже не одинъ императорскій отрядъ, присланный на помощь дтому городу. Его защищалъ самъ графъ Мансфельдъ съ чрезвычайной стойкостью; но, слишкомъ слабый для того, чтобы оказывать долгое сопротивленіе многочисленному войску осаждающихъ, онъ подумывалъ объ условіяхъ, на которыхъ сдастъ городъ, когда на помощь ему явился генералъ Паппенгеймъ, отвлекшій непріятельскія войска въ другую сторону. Тѣмъ не менѣе, Магдебургъ или, вѣрнѣе, жалкія хижины, печально глядѣвшія изъ развалинъ нѣкогда большого города, были впослѣдствіи добровольно очищены императорскими войсками и тотчасъ же заняты шведскимъ гарнизономъ.
И чины нижней Саксоніи, въ виду счастливыхъ дѣйствій короля, осмѣлились, наконецъ, поднять голову отъ удара, нанесеннаго имъ Валленштейномъ и Тилли въ злополучную датскую войну. Они собрались въ Гамбургѣ, гдѣ постановлено было набрать три полка, съ помощью которыхъ они разсчитывали избавиться отъ невыносимо тягостныхъ императорскихъ гарнизоновъ. Не удовольствовавшись этимъ, епископъ бременскій, родственникъ шведскаго короля, набралъ для себя особое войско и приводилъ имъ въ страхъ беззащитныхъ поповъ и монаховъ, но, къ несчастію, былъ вскорѣ разбитъ императорскимъ полководцемъ графомъ фонъ Гройсфельдомъ. Равнымъ образомъ перешелъ на сторону Густава Адольфа Георгъ герцогъ Люнебургскій, бывшій нѣкогда полковникомъ въ войскахъ Фердинанда, и набравъ нѣсколько полковъ, отвлекалъ императорскія войска въ нижней Саксоніи къ большой выгодѣ короля.
Еще болѣе важныя услуги оказывалъ королю Вильгельмъ ландграфъ гессенъ-касельскій, побѣдоносныя войска котораго привели въ трепетъ большую часть Вестфаліи и нижней Саксоніи, епископство Фульдское и даже курфюршество Кельнское. Выше было уже указано, что послѣ союза, заключеннаго между ландграфомъ и Густавомъ Адольфомъ въ Вербенскомъ лагерѣ, были отправлены графомъ Тилли въ Гессенъ два императорскихъ полководца Фуггеръ и Альтрингеръ съ порученіемъ наказатьландграфа за его отпаденіе отъ императора. Но этотъ государь мужественно противостоялъ непріятельскому оружію, такъ же, какъ его земскіе чины — прокламаціямъ графа Тилли, призывавшимъ ихъ къ мятежу, а вскорѣ затѣмъ битва подъ Лейпцигомъ избавила его отъ этихъ разбойничьихъ шаекъ. Онъ воспользовался ихъ уходомъ столь-же смѣло, какъ рѣшительно, быстро овладѣлъ Фахомъ, Мюнденомъ и Гекстеромъ и быстрыми успѣхами привелъ въ трепетъ Фульду, Падерборнъ и другія смежныя съ Гессеномъ епископства. Повергнутыя въ ужасъ эти области спѣшили своевременной покорностью положить предѣлъ его побѣдоносному движенію и спасались отъ грабежа большими суммами, добровольно поднесенными ему въ видѣ выкупа. Послѣ этикъ удачъ ландграфъ соединилъ свое побѣдоносное войско съ главной арміей Густава Адольфа, а самъ явился во Франкфуртъ къ шведскому монарху сговориться съ нимъ о дальнѣйшемъ планѣ дѣйствій.
Одновременно съ нимъ прибыли во Франкфуртъ многіе государи и иноземные послы преклониться предъ величіемъ Густава Адольфа, молить его о милости или смягчить его гнѣвъ. Замѣчательнѣйшимъ среди нихъ былъ изгнанный король богемскій и курфюрстъ пфальцскій Фридрихъ V, поспѣшившій сюда изъ Голландіи, чтобы броситься въ объятія своему мстителю и защитнику. Густавъ Адольфъ оказалъ ему безплодную честь, принявъ его, какъ коронованную особу, и старался благороднымъ участіемъ облегчить его горе. Но какъ ни велики были виды Фридриха на могущество и счастье своего защитника, какъ ни велики были его разсчеты на его справедливость и великодушіе, безконечно ничтожны были надежды на возстановленіе этого несчастнаго на его потерянномъ престолѣ. Бездѣйствіе и безсмысленная политика англійскаго двора охладили пылъ Густава Адольфа, и раздраженіе, котораго онъ не могъ подавить въ себѣ, заставляло его въ этомъ случаѣ забыть о славномъ призваніи защитника угнетенныхъ, которое онъ такъ громко провозгласилъ при своемъ первомъ появленіи въ Германіи. Страхъ предъ непреодолимымъ могуществомъ и неизбѣжной местью короля побудилъ къ своевременной покорности также ландграфа гессенъ-дармштадтскаго Георга. Отношеніе этого государя къ императору и его малое усердіе къ дѣлу протестанской религіи не были тайной для короля, но онъ довольствовался презрѣніемъ къ столь безсильному врагу. Такъ какъ ландграфъ былъ достаточно мало знакомъ и съ собственными силами и съ политическимъ положеніемъ Германіи, чтобы съ такимъ же невѣжествомъ, какъ наглостью, взять на себя роль посредника между обѣими партіями, то Густавъ Адольфъ обыкновенно называлъ его съ насмѣшкой, «миротворецъ». Часто, играя съ ландграфомъ и выигрывая у него, король говорилъ, что радуется вдвойнѣ — «во-первыхъ потому, что это выигрышъ, а во-вторыхъ потому, что это — императорская монета». Лишь своему родству съ курфюрстомъ саксонскимъ, къ которому Густавъ Адольфъимѣлъ причины относиться осторожно, обязанъ былъ ландграфъ Георгъ тѣмъ, что шведскій король удовлетворился взятіемъ его крѣпости Рюссельсгейма и обѣщаніемъ соблюдать въ теченіе этой войны строгій нейтралитетъ. Явились къ королю во Франкфуртъ также графы Вестервальда и Веттерау, чтобы вступить съ нимъ въ союзъ и предложить ему свою помощь противъ испанцевъ, которая впослѣдствіи была ему очень полезна. Франкфуртъ имѣлъ всѣ основанія быть вполнѣ довольнымъ пребываніемъ монарха, который своей королевской властью охранялъ его торговлю и энергичными мѣрами возстановилъ безопасность ярмарокъ, весьма пострадавшихъ отъ войны.
Шведская армія теперь усилилась десятью тысячами гессенцевъ, которыхъ привелъ королю ландграфъ кассельскій Вильгельмъ. Густавъ Адольфъ приказалъ уже наступать на Кенигштейнъ; Костгеймъ и Флерсгеймъ сдались ему послѣ непродолжительной осады; онъ былъ теперьгосподиномъ всего теченія Майна, и въ Гехстѣ поспѣшно сооружались суда для переправы войскъ черезъ Рейнъ. Эти приготовленія привели въ трепетъ курфюрста майнцскаго Ансельма Казиміра, который ни минуты не сомнѣвался, что надъ нимъ первымъ разразятся ужасы войны. Въ качествѣ приверженца императора и одного изъ дѣятельнѣйшихъ участниковъ католической лиги, онъ не могъ разсчитывать на лучшую участь, чѣмъ та, которая постигла уже обоихъ его собратьевъ сепископа вюрцбургскагоибамбергскаго. Положеніе его владѣній у Рейна дѣлало ихъ не обходимыми для непріятеля; къ тому же этотъ благословенный клочекъ земли былъ непреодолимымъ соблазномъ для истомленнаго войска. Но слишкомъ мало знакомый съ своими силами и силами противника, курфюрстъ льстилъ себя надеждой противопоставить силу силѣ и неприступностью своихъ окоповъ сломить шведское мужество. Онъ приказалъ поспѣшно исправить укрѣпленія своей резиденціи, обезпечилъ ее всѣмъ необходимымъ для долговременной осады и впустилъ въ свой городъ двѣ тысячи испанцевъ подъ начальствомъ испанскаго генерала дона Филиппа де Сильва. Чтобы преградить путь шведскимъ судамъ, онъ приказалъ загородить устье Майна множествомъ вбитыхъ свай, грудами камня и цѣлыми кораблями, здѣсь затопленными. Самъ онъ вмѣстѣ съ епископомъ вормскимъ и своими лучшими сокровищами бѣжалъ въ Кельнъ, предоставивъ городъ и страну грабежу неистоваго гарнизона. Всѣ эти приготовленія, обличавшія не столько истинное мужество, сколько безсильное упрямство, не помѣшали шведской арміи двинуться на Майнцъ и серьезно готовиться къ нападенію на городъ. Между тѣмъ какъ часть войскъ, разсѣявшись у Рейна, уничтожала испанскія войска и собирала громадныя контрибуціи, другая сжигала католическіе города Вестервальда и Веттерау; главная армія расположилась уже у Кастеля противъ Майнца и герцогъ веймарскій Бернгардъ взялъ на противоположномъ берегу Рейна Мышиную башню и замокъ Эренфельсъ. Густавъ Адольфъ дѣятельно готовился къ переправѣ черезъ Рейнъ и къ осадѣ города со стороны суши, но успѣхи графа Тилли заставили его поспѣшно снять осаду и дали курфюрсту кратковременный покой.
Стѣсненное положеніе Нюрнберга, которому графъ Тилли во время отсутствія Густава Адольфа грозилъ осадой и — въ случаѣ сопротивленія — страшной судьбой Магдебурга, заставило короля шведскаго поспѣшно удалиться отъ Майнца. Чтобы не подвергнуться вторично упрекамъ всей Германіи, что онъ покинулъ союзный городъ въ жертву неистовству жестокаго врага, онъ спѣшилъ ускоренными переходами освободить этотъ важный имперскій городъ, но уже во Франкфуртѣ, узнавъ о стойкомъ сопротивленіи нюренбергцевъ и отступленіи Тилли, не теряя ни мгновенія, обратился опять къ Майнцу. Такъ какъ ему не удалось переправиться черезъ Рейнъ у Кастеля подъ пушечными выстрѣлами осажденныхъ, то онъ направилъ свой путь по горной дорогѣ, чтобы подступить къ городу съ другой стороны, и явился вторично на берегахъ Рейна у Штокштадта между Герисгеймомъ и Оппенгеймомъ. Весь нагорный путь былъ очищенъ отъ испанцевъ, но противоположную сторону Рейна они продолжали защищать съ большимъ упорствомъ. Для этой цѣли они частью сожгли, частью потопили всѣ суда по сосѣдству и стояли по ту сторону рѣки, готовясь къ отчаянному сопротивленію, если бы король рѣшился здѣсь переправиться черезъ рѣку.
Мужество короля подвергло его въ этомъ случаѣ чрезвычайной опасности — попасть въ руки непріятеля. Для того, чтобы осмотрѣть противоположный берегъ, онъ переплылъ въ маленькомъ челнокѣ рѣку; но едва онъ вышелъ на берегъ, какъ на него бросилась кучка испанскихъ солдатъ, изъ рукъ которыхъ его спасло только поспѣшное бѣгство. Наконецъ, ему удалось добыть у сосѣднихъ корабельщиковъ нѣсколько судовъ; на двухъ изъ нихъ онъ отправилъ графа де Браге съ тремя стами шведовъ. Не успѣлъ послѣдній окопаться на противоположномъ берегу, какъ на него бросились четырнадцать ротъ испанскихъ драгунъ и кирасировъ. Какъ ни великъ былъ перевѣсъ на сторонѣ непріятеля, графъ Браге мужественно защищался съ своимъ маленькимъ отрядомъ и его геройское сопротивленіе дало королю возможность лично поддержать его во-время съ свѣжими войсками. Теперь испанцы, потерявъ шестьсотъ человѣкъ убитыми, обратились въ бѣгство; одни бросились въ укрѣпленный городъ Оппенгеймъ, другіе укрылись въ Майнцѣ. Мраморный левъ на высокой колоннѣ съ обнаженнымъ мечемъ въ правой лапѣ и съ шлемомъ на головѣ еще семьдесятъ лѣтъ спустя указывалъ путнику то мѣсто, гдѣ безсмертный король переплылъ мать нѣмецкихъ рѣкъ.
Тотчасъ вслѣдъ за этой удачей Густавъ Адольфъ переправилъ чрезъ Рейнъ артиллерію и большую часть войскъ и осадилъ Оппенгеймъ, который былъ взятъ приступомъ 8 декабря 1631 года послѣ отчаяннаго сопротивленія. Пятьсотъ испанцевъ, съ такой храбростью защищавшихъ городъ, пали всѣ до одного жертвой бѣшенства шведовъ. Извѣстіе о переходѣ Густава черезъ Рейнъ привело въ трепетъ всѣхъ испанцевъ и лотарингцевъ, расположенныхъ по ту сторону Рейна и считавшихъ себя огражденными отъ мести шведовъ рѣкою. Поспѣшное бѣгство было ихъ единственнымъ спасеніемъ; всякое ненадежное укрѣпленіе покидалось какъ можно скорѣе. Послѣ длинной вереницы насилій надъ беззащитными гражданами лотарингцы очистили городъ Вормсъ, ограбивъ его предъ уходомъ въ послѣдній разъ съ безобразной жестокостью. Испанцы спѣшили укрыться въ Франкенталѣ, такъ какъ надѣялись, что эта крѣпость устоитъ противъ побѣдоноснаго оружія Густава Адольфа.
Теперь король, не теряя времени, принялся за осуществленіе своихъ намѣреній относительно Майнца, гдѣ скрывалась главная часть испанскихъ войскъ. Пока онъ подступалъ къ этому городу по ту сторону Рейна, ландграфъ гессенъ-кассельскій подошелъ къ нему по эту сторону рѣки, овладѣвъ по дорогѣ многими укрѣпленными городами. Осажденные испанцы, запертые съ обѣихъ сторонъ, сперва выказали много мужества и рѣшимости не сдаваться ни въ какомъ случаѣ, и непрерывный градъ бомбъ въ продолженіе нѣсколькихъ дней осыпалъ шведскій лагерь, что лишило короля не одного храбраго солдата. Но несмотря на это мужественное сопротивленіе, шведы все подвигались впередъ и, наконецъ, подошли такъ близко къ городскому рву, что стали серьезно готовиться къ штурму. Тогда мужество покинуло осажденныхъ. Они основательно содрогались при мысли о бѣшеной ярости шведскихъ солдатъ, страшный образецъ которой послѣдніе представили въ Маріенбергѣ близъ Вюрцбурга. Ужасный жребій ожидалъ городъ Майнцъ, если бы онъ былъ взятъ приступомъ, и непріятель легко могъ впасть въ искушеніе отомстить этой богатой и великолѣпной столицѣ католическаго государя за трагическую судьбу Магдебурга. Не столько ради спасенія собственной жизни, сколько ради города, сдался на четвертый день испанскій гарнизонъ, получивъ отъ великодушнаго короля свободу и охрану до Люксембурга; но большинство испанцевъ, какъ бывало не разъ и раньше, вступили въ шведскую армію.
13 декабря 1631 года король шведскій совершилъ торжественный въѣздъ въ покоренный городъ и помѣстился во дворцѣ курфюрста. Восемьдесятъ пушекъ досталось ему въ видѣ военной добычи, и граждане откупились отъ грабежа, поднеся ему восемьдесятъ тысячъ гульденовъ. Этотъ выкупъ не касался евреевъ и духовенства, которые должны были внести за себя увеличенныя суммы. Завладѣвъ библіотекой курфюрста, король подарилъ ее своему канцлеру Оксенштирнѣ, который въ свою очередь передалъ ее гимназіи въ Вестерезѣ; но корабль, перевозившій библіотеку въ Швецію, цогибъ, и Балтійское море поглотило это безцѣнное сокровище.
Послѣ потери Майнца неудачи продолжали преслѣдовать испанцевъ въ прирейнскихъ странахъ. Незадолго до взятія этого города ландграфъ-гессенъ-кассельскій овладѣлъ также Фалькенштейномъ и Рейфенбергомъ; крѣпость Кенигштейнъ сдалась гессенцамъ; рейнскій графъ Отто Людвигъ, одинъ изъ полководцевъ короля, разбилъ девять испанскихъ эскадроновъ, подходившихъ къ Франкенталю, и овладѣлъ важнѣйшими городами по теченію Рейна отъ Боппарта до Бахараха. Послѣ того какъ графы Веттерау, при помощи шведовъ, взяли крѣпость Браунфельдъ, испанцы потеряли послѣднюю опору въ Веттерау, а во всемъ Пфальцѣ они могли — за исключеніемъ Франкенталя — спасти лишь очень немного городовъ. Ландау и Кронвейсенбургъ открыто перешли на сторону шведовъ. Шпейеръ предлагалъ набирать войска для короля. Мангеймъ былъ взятъ, благодаря благоразумію молодого герцога веймарскаго Бернгарда и нерадивости тамошняго коменданта, который, вслѣдствіе этой неудачи, былъ привлеченъ въ Гейдельбергѣ къ военному суду и обезглавленъ.
Король продлилъ военныя дѣйствія вплоть до глубокой зимы, и, очевидно, сама суровость этого времени года была причиной постояннаго превосходства шведскихъ солдатъ надъ непріятелемъ. Но теперь истомленныя войска нуждались въ отдыхѣ на зимнихъ квартирахъ, почему Густавъ Адольфъ и разрѣшилъ имъ послѣ взятія Майнца расположиться въ окрестной странѣ. Самъ онъ, воспользовавшись вынужденной временемъ года остановкой военныхъ дѣйствій, занимался со своимъ канцлеромъ политическими дѣлами, велъ съ непріятелемъ переговоры о нейтралитетѣ и улаживалъ нѣкоторыя политическія недоразумѣнія съ союзной державой, вызванныя его поведеніемъ. Своимъ зимнимъ мѣстопребываніемъ и средоточіемъ этихъ государственныхъ дѣлъ онъ выбралъ городъ Майнцъ, къ которому вообще чувствовалъ большую склонность, чѣмъ это мирилось съ интересами нѣмецкихъ государей и съ кратковременнымъ визитомъ, который онъ предполагалъ сдѣлать Германіи. Не довольствуясь новыми укрѣпленіями города, онъ заложилъ противъ него на углу, образованномъ сліяніемъ Майна и Рейна, новую крѣпость, названную по имени ея основателя Густавсбургъ, но болѣе извѣстную подъ названіемъ Пфафенраубъ или Пфафенцвангъ.
Между тѣмъ какъ Густавъ Адольфъ, ставъ властелиномъ Рейна, грозилъ своимъ побѣдоноснымъ оружіемъ тремъ пограничнымъ курфиршествамъ, его бдительные враги старались въ Парижѣ и Сенъ-Жерменѣ всѣми уловками политики лишить его содѣйствія Франціи и по возможности даже вовлечь его въ войну съ этой державой. Самъ онъ неожиданнымъ и двусмысленнымъ поворотомъ своего оружія къ Рейну изумилъ своихъ друзей и далъ своимъ противникамъ средства возбудить опасное недовѣріе къ его намѣреніямъ. Послѣ покоренія епископства вюрцбургскаго и большей части Франконіи онъ имѣлъ полную возможность вторгнуться чрезъ Бамбергъ и Верхній Пфальцъ въ Баварію и Австрію; и столь-же распространенно, сколько естественно было ожиданіе, что онъ не замедлитъ напасть на императора и герцога баварскаго въ средоточіи ихъ силъ и, побѣдивъ этихъ двухъ главныхъ враговъ, скоро окончитъ войну. Но, къ немалому изумленію обѣихъ враждующихъ сторонъ, Густавъ Адольфъ покинулъ предуказанный ему общественнымъ мнѣніемъ путь и, вмѣсто того, чтобы обратить свое оружіе направо, двинулъ войска налѣво, чтобы дать почувствовать свое могущество менѣе виновнымъ и менѣе опаснымъ прирейнскимъ государямъ, давая двумъ важнѣйшимъ своимъ врагамъ возможность собраться съ новыми силами. Казалось, что ничто, кромѣ намѣренія, изгнавъ испанцевъ, прежде всего возстановить на престолѣ злосчастнаго пфальцграфа Фридриха V, не можетъ объяснить этого непонятнаго шага, и надежда на скорое возстановленіе Фридриха заставила въ самомъ дѣлѣ сначала умолкнуть подозрѣнія его друзей и клеветы его враговъ. Но теперь Нижній Пфальцъ былъ совершенно очищенъ отъ враговъ, а Густавъ Адольфъ не отказывался отъ новыхъ завоевательныхъ плановъ по Рейну и не передавалъ завоеваннаго Пфальца его законному владѣтелю. Напрасно напоминалъ побѣдителю посолъ короля англійскаго о томъ, чего требуетъ отъ него справедливость, и что онъ своимъ торжественнымъ обѣщаніемъ сдѣлалъ долгомъ своей чести. Густавъ Адольфъ отвѣчалъ на это предложеніе горькими жалобами на бездѣйствіе англійскаго двора и энергично готовился двинуть въ ближайшемъ будущемъ свои побѣдоносныя войска въ Эльзасъ и даже въ Лотарингію.
Теперь недовѣріе къ шведскому монарху прорвалось наружу, а ненависть его противниковъ съ величайшей энергіей заботилась о распространеніи самыхъ злокозненныхъ слуховъ относительно его намѣреній. Давно уже министръ Людовика XIII, Ришелье, смотрѣлъ съ безпокойствомъ на. приближеніе короля къ французскимъ границамъ, а недовѣрчивый духъ его господина становился слишкомъ легкой жертвой непріязненныхъ предположеній, которыя дѣлались по этому поводу. Франція была въ это время вовлечена въ междоусобную войну съ протестантской частью своихъ гражданъ, и можно было въ самомъ дѣлѣ не безъ основанія бояться, что приближеніе побѣдоноснаго короля, принадлежащаго къ ихъ партіи, снова вдохнетъ мужество во французскихъ протестантовъ и воодушевитъ ихъ къ непримиримѣйшему сопротивленію. Это могло имѣть мѣсто даже и въ томъ случаѣ, если бы Густавъ Адольфъ былъ безконечно далекъ отъ того, чтобы подавать имъ какія либо надежды и въ самомъ дѣлѣ измѣнить своему союзнику, королю французскому. Но мстительность епископа вюрцбургскаго, который старался при французскомъ дворѣ возмѣстить потерю своихъ владѣній, ядовитое краснорѣчіе іезуитовъ и дѣятельныя старанія баварскаго министра представили этотъ опасный союзъ между гугенотами и королемъ шведскимъ уже несомнѣннымъ и съумѣли запугать боязливый духъ Людовика самыми ужасными опасеніями. Не только глупые политиканы, но и многіе благоразумные католики совершенно серьезно вѣрили, что король въ ближайшемъ будущемъ вторгнется во внутрь Франціи и, соединившись съ гугенотами, уничтожитъ католическую религію во всемъ королевствѣ. Фанатичные изувѣры видѣли уже, какъ онъ перебирается съ арміей черезъ Альпы и свергаетъ въ Италіи съ престола своего намѣстника Христа. Какъ ни невѣроятны были эти фантастическія предположенія, все же нельзя было отрицать, что военныя дѣйствія Густава на Рейнѣ даютъ опасное основаніе подозрительности его противниковъ и до нѣкоторой степени оправдываютъ подозрѣніе, что его оружіе направлено не столько противъ императора и герцога баварскаго, сколько противъ католической религіи вообще.
Всеобщій крикъ негодованія противъ союза Франціи съ врагами церкви, поднятый подъ вліяніемъ іезуитовъ католическими дворами, заставилъ, наконецъ, кардинала Ришелье сдѣлать рѣшительный шагъ къ обезпеченію своей религіи и сообщить всему католическому міру одновременно о глубокой преданности Франціи своей вѣрѣ и о своекорыстной политикѣ духовныхъ чиновъ имперіи. Въ полномъ убѣжденіи, что намѣренія короля шведскаго такъ же. какъ его собственныя, направлены лишь противъ австрійскаго дома, онъ безъ всякаго колебанія обѣщалъ государямъ лиги полный нейтралитетъ Швеціи, какъ только они откажутся отъ союза съ императоромъ и отзовутъ свои войска. Какое бы рѣшеніе ни приняли теперь государи, цѣль Ришелье была достигнута. Съ отпаденіемъ ихъ отъ Австріи Фердинандъ оставался беззащитнымъ въ полномъ одиночествѣ противъ соединенныхъ войскъ Франціи и Швеціи, и Густавъ Адольфъ, освободившись отъ всѣхъ своихъ остальныхъ враговъ въ Германіи, могъ со всей своей арміей вторгнуться въ наслѣдственныя владѣнія императора. Паденіе австрійскаго дома было бы въ такомъ случаѣ неизбѣжно, и эта великая конечная цѣль всѣхъ стараній Ришелье была-бы достигнута безъ ущерба для католической церкви. Неизмѣримо меньше былъ бы, наоборотъ, успѣхъ въ томъ случаѣ, если бы государи лиги вздумали упорствовать и оставались и впредь вѣрными союзу съ Австріей. Но тогда всей Европѣ было бы очевидно, что Франція, доказавшая свою преданность католической религіи, исполнила долгъ, лежащій на каждомъ членѣ римской церкви. Государи лиги явились бы въ такомъ случаѣ единственными виновниками всякихъ злоключеній, въ какія неминуемо повергало католическую Германію продолженіе войны; они одни своей упрямой приверженностью къ императору сдѣлали напрасными всѣ старанія своего защитника, повергнувъ церковь въ крайнюю опасность и погубивъ самихъ себя.
Ришелье тѣмъ дѣятельнѣе преслѣдовалъ этотъ планъ, чѣмъ настойчивѣе преслѣдовалъ его курфюрстъ баварскій просьбами о помощи. Мы указывали уже, что этотъ государь, давно уже питая недовѣріе къ замысламъ императора, вступилъ въ тайный союзъ съ Франціей, чѣмъ разсчитывалъ укрѣпить за собой пфальцское курфюршество въслучаѣ возможной перемѣны симпатій Фердинанда. Какъ ни ясно было уже изъ происхожденія этого договора, противъ какого врага онъ направленъ, Максимиліанъ довольно произвольно распространялъ теперь его постановленія и на походъ короля шведскаго и безъ всякаго стыда требовалъ помощи, обѣщанной ему лишь противъ Австріи, также противъ союзника Французской державы, короля шведскаго. Поставленный въ затрудненіе этимъ противорѣчивымъ союзомъ съ двумя враждебными державами, Ришелье могъ выпутаться изъ него только постаравшись какъ можно скорѣе прекратить военныя дѣйствія, и столь же мало склонный пожертвовать Баваріей, сколько поставленный въ невозможность, вслѣдствіе своего договора съ шведами, защищать ее, онъ со всей энергіей хлопоталъ о нейтралитетѣ, какъ единственномъ средствѣ, которое могло бы примирить его противорѣчивые союзы. Особый посолъ, маркизъ де Брезъ, былъ отправленъ имъ къ королю шведскому въ Майнцъ, чтобы ознакомиться съ его воззрѣніями на этотъ счетъ и чтобы добиться у него благопріятныхъ условій для союзныхъ государей. Но насколько основательны были причины, заставлявшія Людовика XIII добиваться этого нейтралитета, настолько серьезны были основанія Густава Адольфа желать противоположнаго. Убѣжденный многочисленными примѣрами, что отвращеніе государей лиги къ протестантской религіи непреодолимо, ихъ ненависть къ чужеземному владычеству шведовъ неугасима, ихъ преданность австрійскому дому неистребима, — онъ не такъ боялся ихъ открытой вражды, какъ не довѣрялъ нейтралитету, такъ сильно противорѣчившему ихъ сокровеннымъ склонностямъ. Такъ какъ онъ, кромѣ того, своимъ положеніемъ въ Германіи былъ вынужденъ продолжать войну на счетъ непріятеля, то онъ, очевидно, терялъ въ томъ случаѣ, когда, не пріобрѣтая новыхъ друзей, уменьшалъ число своихъ открытыхъ враговъ. Поэтому не удивительно, что Густавъ Адольфъ весьма мало былъ склоненъ жертвовать уже пріобрѣтенными выгодами для снисканія нейтралитета католическихъ государей, который приносилъ ему такъ мало пользы.
Условія, на которыхъ онъ разрѣшалъ курфюрсту баварскому нейтралитетъ, были чрезвычайно тягостны и вполнѣ соотвѣтствовали вышеуказаннымъ воззрѣніямъ его. Онъ требовалъ отъ лиги полнаго бездѣйствія, отдѣленія ея войскъ отъ императорской арміи и удаленія ихъ изъ всѣхъ укрѣпленныхъ мѣстъ, изъ всѣхъ протестантскихъ владѣній. Кромѣ того онъ требовалъ уменьшенія войскъ лиги до самой незначительной численности. Всѣ владѣнія лиги должны быть недоступны для императорскихъ войскъ; лига обязуется не снабжать Австрію ни людьми, ни жизненными припасами, ни аммуниціей. Какъ ни тягостны были эти условія, предложенныя побѣдителемъ побѣжденному, французскій посредникъ не терялъ надежды, что убѣдитъ курфюрста баварскаго согласиться на нихъ. Для облегченія переговоровъ Густавъ Адольфъ согласился дать послѣднему перемиріе на четырнадцать дней. Но въ то самое время, какъ шведскій монархъ получалъ отъ французскаго агента непрестанныя увѣренія въ успѣшномъ ходѣ переговоровъ, въ его руки попало письмо курфюрста къ генералу Паппенгейму въ Вестфалію, обнаружившее все коварство этого государя, который путемъ переговоровъ старался только выиграть время для защиты. Очень мало склонный связывать договоромъ со шведами свои военныя дѣйствія, вѣроломный курфюрстъ ускорялъ военныя приготовленія, пользуясь спокойствіемъ, дарованнымъ ему непріятелемъ, для того, чтобы дѣятельнѣе готовиться къ оборонѣ. Такимъ образомъ всѣ разговоры о нейтралитетѣ не привели ни къ какому результату, послуживъ лишь къ тому, что военныя дѣйствія между Баваріей и Швеціей возобновились съ еще большимъ ожесточеніемъ.
Увеличеніе войскъ Тилли, которыми онъ собирался наводнить Франконію, настоятельно требовало присутствія короля въ этой области; но предварительно необходимо было очистить Рейнъ отъ испанцевъ и лишить ихъ возможности дѣйствовать противъ нѣмецкихъ провинцій изъ Нидерландовъ. Съ этой цѣлью Густавъ Адольфъ предложилъ курфюрсту трирскому Филиппу фонъ Цельтернъ нейтралитетъ съ условіемъ, что тотъ передастъ ему трирскую крѣпость Германштейнъ и разрѣшитъ шведскимъ войскамъ свободное движеніе черезъ Кобленцъ. Но какъ ни тяжело было курфюрсту видѣть свои земли въ рукахъ испанцевъ, тѣмъ менѣе онъ могъ рѣшиться вручить ихъ подозрительной охранѣ еретика и сдѣлать шведскаго побѣдителя властелиномъ своей судьбы. Однако, не имѣя все-таки никакой возможности сохранить свою независимость межъ двухъ столь страшныхъ соперниковъ, онъ попытался укрыться отъ обоихъ подъ могучимъ крыломъ Франціи. Съ обычной дальновидностью воспользовался Ришелье затруднительнымъ положеніемъ курфюрста для того, чтобы увеличить могущество Франціи и доставить ей важнаго союзника на границѣ Германіи. Многочисленная французская армія должна была охранять трирскія владѣнія, а крѣпость Эренбрейтштейнъ — принять французскій гарнизонъ. Но намѣреніе, побудившее курфюрста рѣшиться на такой рискованный шагъ, не могло быть приведено въ исполненіе, такъ какъ раздраженный Густавъ Адольфъ успокоился только тогда, когда и шведскимъ войскамъ было разрѣшено свободное движеніе чрезъ трирскія владѣнія.
Между тѣмъ какъ велись эти переговоры съ Триромъ и Франціей, полководцы короля очистили все архіепископство майнцское отъ остатка испанскихъ гарнизоновъ, а самъ Густавъ Адольфъ взятіемъ Крейцнаха лично закончилъ покореніе всей области. Для охраны завоеванныхъ владѣній былъ оставленъ на среднемъ теченіи Рейна канцлеръ Оксенштирна съ частью арміи, а главное войско подъ предводительствомъ самого короля двинулось противъ непріятеля во Франконію.
Изъ-за этой страны боролись съ перемѣннымъ счастіемъ графъ Тилли и шведскій генералъ фонъ Горнъ, котораго Густавъ Адольфъ оставилъ здѣсь съ восьмитысячнымъ отрядомъ. Епископство бамбергское было одновременно предметомъ ихъ спора и ареной ихъ опустошеній. Отвлеченный отъ своихъ остальныхъ плановъ къ берегамъ Рейна, король предоставилъ своему полководцу наказаніе епископа, возбудившаго его гнѣвъ своимъ предательскимъ поведеніемъ, и выборъ короля былъ оправданъ дѣятельностью Горна. Въ весьма короткое время онъ подчинилъ шведскому оружію большую часть епископства, и сама столица, покинутая императорскимъ гарнизономъ, досталась ему послѣ яростнаго приступа. Изгнанный епископъ молилъ о помощи курфюрста баварскаго, который, наконецъ, рѣшился сократить бездѣйствіе Тилли. Уполномоченный повелѣніемъ своего государя возстановить права епископа, Тилли собралъ свои войска, разсѣянныя въ верхнемъ Пфальцѣ, и подступилъ къ Бамбергу съ двадцатитысячной арміей. Густавъ Горнъ, твердо рѣшившись не уступать завоеваннаго города, несмотря на численное превосходство непріятеля, ожидалъ за стѣнами Бамберга, но долженъ былъ отдать авангарду Тилли то, что онъ надѣялся отстоять отъ всей его арміи. Замѣшательство среди его войскъ, которое не удалось прекратить присутствію духа самого полководца, предало въ руки непріятеля городъ, такъ что едва удалось спасти войска, багажъ, обозъ и орудія. Плодомъ этой побѣды было завоеваніе всего Бамберга: но, несмотря на всю быстроту преслѣдованія, графу Тилли не удалось догнать шведскаго полководца, который въ полномъ порядкѣ переправился черезъ Майнъ. Появленіе во Франконіи шведскаго короля, которому Густавъ Горнъ привелъ въ Кицингенѣ остатокъ своего отряда, быстро положило конецъ успѣхамъ Тилли, заставивъ его искать спасенія въ быстромъ отступленіи.
Въ Ашафенбургѣ король произвелъ общій смотръ своимъ войскамъ, численность которыхъ по соединеніи съ Густавомъ Горномъ, Баннеромъ и герцогомъ Веймарскимъ простиралась почти до сорока тысячъ. Ничто не мѣшало теперь его походу черезъ Франконію, такъ какъ Тилли, слишкомъ слабый, чтобы ожидать столь сильнаго врага, быстрыми переходами скрылся за Дунаемъ. Богемія и Баварія были теперь въ равномъ разстояніи отъ короля, и Максимиліанъ, оставаясь въ неизвѣстности, куда направить свой путь побѣдитель, не могъ принять никакого рѣшенія. Путь, по которому направился Тилли, долженъ былъ теперь рѣшить выборъ короля и судьбу обѣихъ земель. Опасно было въ виду приближенія столь страшнаго врага оставить беззащитной Баварію для того чтобы прикрыть границы Австріи; еще опаснѣе было, впустивъ Тилли въ Баварію, привлечь за нимъ въ эту страну непріятеля и сдѣлать ее ареной опустошительной войны. Заботливость государя побѣдила, наконецъ, колебанія политика, и Тилли получилъ приказъ защищать со всей своей арміей границы Баваріи, что-бы изъ этого ни воспослѣдовало.
Съ ликованіемъ и торжествомъ принялъ имперскій городъ Нюрнбергъ защитника протестантской вѣры и нѣмецкой свободы, и необузданный энтузіазмъ гражданъ вылился при видѣ его въ трогательныя проявленія радости и восхищенія. Самъ Густавъ Адольфъ не могъ скрыть изумленія, что онъ видитъ себя въ этомъ городѣ, средоточіи Германіи, гдѣ онъ никогда не надѣялся водрузить свои знамена. Его прекрасная, благородная наружность увѣнчивала впечатлѣніе, произведенное его славными подвигами, а благосклонность, съ которой онъ отвѣчалъ на привѣтствія горожанъ, въ нѣсколько мгновеній покорила ему всѣ сердца. Теперь онъ лично подтвердилъ союзъ, заключенный съ городомъ еще на берегахъ Балтійскаго моря, и вдохновилъ всѣхъ гражданъ къ пламенному самоотверженію и братскому единодушію противъ общаго врага. Послѣ кратковременнаго пребыванія въ стѣнахъ Нюрнберга онъ послѣдовалъ за своей арміей къ Дунаю и появился предъ пограничной крѣпостью Донаувертомъ, прежде чѣмъ здѣсь могли ждать врага. Многочисленный баварскій гарнизонъ защищалъ это укрѣпленіе, и комендантъ его, Рудольфъ Максимиліанъ герцогъ саксенъ-лауенбургскій, выказывалъ сначала мужественную рѣшимость держаться до прихода Тилли. Но настойчивость, съ которой Густавъ Адольфъ приступилъ къ осадѣ, заставила его вскорѣ подумать о быстромъ и вѣрномъ отступленіи, что онъ удачно выполнилъ подъ бѣшенымъ огнемъ шведскихъ орудій.
Взятіе Донауверта открыло королю противоположный берегъ Дуная, и отъ Баваріи его отдѣлялъ лишь ничтожный Лехъ. Близкая опасность, грозящая его владѣніямъ, пробудила всю дѣятельность Максимиліана; и если онъ до сихъ поръ облегчалъ непріятелю приближеніе къ самому порогу его страны, то тѣмъ большую рѣшительность выказывалъ онъ теперь, въ стараніяхъ затруднить ему послѣдній шагъ. По ту сторону Леха у небольшого городка Райна расположился Тилли укрѣпленнымъ лагеремъ, который, будучи окруженъ тремя рѣками, казался неприступнымъ. Всѣ мосты черезъ Лехъ были уничтожены, все теченіе рѣки, начиная отъ Аугсбурга, охранялось войсками, а вѣрность этого имперскаго города, который уже давно съ нетерпѣніемъ собирался послѣдовать примѣру Нюрнберга и Франкфурта, была обезпечена размѣщеніемъ здѣсь баварскаго гарнизона и обезоруженіемъ его гражданъ. Самъ курфюрстъ со всѣми войсками, которыя ему удалось собрать, заперся въ лагерѣ Тилли, какъ будто съ этимъ единственнымъ укрѣпленіемъ связаны были всѣ его надежды и какъ будто счастье шведовъ должно было разбиться объ этотъ пограничный оплотъ.
Вскорѣ на берегу, какъ разъ противъ баварскихъ окоповъ, показался Густавъ Адольфъ, уже захватившій всю окружающую Аугсбургъ, страну по сю сторону Леха и открывшій своимъ войскамъ обильный притокъ жизненныхъ припасовъ изъ этой области. Былъ мартъ, когда рѣка Лехъ отъ частыхъ дождей и снѣга, тающаго въ Тирольскихъ горахъ, подымается до необычайной высоты и несется межъ крутыхъ береговъ съ бѣшеной быстротой. Вѣрная могила ожидала отчаяннаго смѣльчака въ его волнахъ, а на противоположномъ берегу зіяли предъ нимъ страшныя пасти непріятельскихъ пушекъ. Если же ему удалась-бы эта почти невозможная переправа чрезъ яростныя волны подъ огнемъ непріятеля, то на другой сторонѣ истощенныя войска ждалъ свѣжій и мужественный врагъ въ неприступномъ лагерѣ, готовя имъ бой вмѣсто отдыха. Истощивъ всѣ свои силы, они должны были-бы карабкаться на непріятельскія укрѣпленія, крѣпость которыхъ какъ будто смѣялась надъ всякимъ нападеніемъ. Потерпѣвъ пораженіе на этомъ берегу, они погибли-бы безвозвратно; потому что та самая рѣка, которая затрудняетъ имъ путь къ побѣдѣ, преграждаетъ имъ всѣ пути къ бѣгству, если счастье покинетъ ихъ.
Шведскій военный совѣтъ, собранный королемъ, настаивалъ на всей важности этихъ основаній, чтобы удержать короля отъ столь рискованнаго предпріятія. Храбрѣйшіе колебались, и почтенное собраніе посѣдѣвшихъ въ бояхъ воиновъ не стыдилось сознаться въ своихъ опасеніяхъ. Но рѣшеніе короля было неизмѣнно. «Какъ? — сказалъ онъ Густаву Горну, говорившему отъ лица другихъ: — чрезъ Балтійское море, чрезъ столь многія большія рѣки Германіи мы могли перейти, а предъ такимъ ручьемъ, какъ этотъ Лехъ, мы откажемся отъ своего предпріятія»? Осматривая мѣстность, — что онъ совершилъ съ опасностью для жизни, — онъ сдѣлалъ уже открытіе, что этотъ берегъ замѣтно выше противоположнаго, что даетъ перевѣсъ шведской артиллеріи надъ непріятельской. Быстро и сообразительно воспользовался онъ этимъ обстоятельствомъ. Онъ приказалъ немедленно расположить на томъ мѣстѣ, гдѣ лѣвый берегъ Леха приближается къ правому, три батареи, и семьдесятъ два орудія открыли перекрестный огонь по непріятелю. Между тѣмъ какъ эта яростная канонада отдалила баварцевъ отъ противоположнаго берега, онъ приказалъ какъ можно скорѣе навести мостъ черезъ Лехъ… Густой дымъ, подымавшійся изъ зажженныхъ кучъ хвороста и сырой соломы, долго скрывалъ отъ глазъ непріятеля это сооруженіе, а непрерывный грохотъ орудій заглушалъ стукъ плотничьихъ топоровъ. Своимъ личнымъ примѣромъ возбуждалъ король мужество въ войскахъ и собственной рукой отправилъ болѣе шестидесяти снарядовъ. Съ такой-же энергіей отвѣчали въ продолженіе двухъ часовъ на канонаду баварцы, но съ гораздо меньшимъ успѣхомъ, такъ какъ батареи шведовъ обстрѣливали противоположный низкій берегъ съ высоты, которая къ тому же прикрывала ихъ отъ непріятельскихъ выстрѣловъ. Напрасно старались баварцы разрушить съ берега непріятельскія сооруженія; сильная артиллерія шведовъ держала ихъ въ отдаленіи, и они должны были видѣть, какъ на ихъ глазахъ заканчивается постройка моста. Въ этотъ страшный день Тилли напрягалъ крайнія усилія вдохнуть мужество въ свои войска, и никакая опасность не могла удалить его отъ берега. Наконецъ, его настигла смерть, которой онъ искалъ. Снарядъ изъ Фальконета раздробилъ ему ногу, а вслѣдъ за нимъ былъ опасно раненъ въ голову также Альтрингеръ, его храбрый соратникъ. Покинутые одушевляющимъ присутствіемъ обоихъ полководцевъ, дрогнули, наконецъ, баварцы и самъ Максимиліанъ противъ своего желанія былъ вынужденъ принять малодушное рѣшеніе. Поддавшись убѣжденіямъ умирающаго Тилли, обычная твердость котораго была «Побѣждена приближеніемъ смерти, онъ преждевременно счелъ потеряннымъ свой неприступный постъ, а открытіе шведами брода, чрезъ который ихъ конница собиралась переправиться черезъ рѣку, ускорило его малодушное отступленіе. Въ ту же ночь, прежде чѣмъ хоть одинъ непріятельскій солдатъ перешелъ черезъ Лехъ, онъ покинулъ свой лагерь и, не давъ королю времени потревожить его во время отступленія, онъ въ полномъ порядкѣ двинулся въ Нейбургъ и Ингольштадтъ. Велико было изумленіе Густава Адольфа, когда перейдя на другой день черезъ рѣку, онъ нашелъ непріятельскій лагерь пустымъ, и бѣгство курфюрста еще болѣе поразило его, когда онъ ознакомился съ неприступностью покинутаго лагеря. Да если бы я былъ баварцемъ — воскликнулъ онъ съ удивленіемъ, — то никогда — хоть бы мнѣ бомба оторвала бороду и подбородокъ — никогда я не покинулъ бы такого укрѣпленія, какъ это, и не открылъ бы путь непріятелю въ мои земли!»
Такимъ образомъ, Баварія была открыта теперь побѣдителю, и военная буря, бушевавшая до сихъ поръ лишь по границамъ этой страны, пронеслась впервые по ея благословеннымъ равнинамъ, щадимымъ до сихъ поръ военной непогодой. Но прежде чѣмъ король рѣшился на завоеваніе всей враждебной страны, онъ освободилъ имперскій городъ Аугсбургъ отъ баварскаго ига, принялъ присягу его гражданъ и обезпечилъ себѣ ихъ вѣрность своимъ гарнизономъ. Затѣмъ поспѣшными переходами онъ двинулся на Ингольштадтъ, чтобы взятіемъ этой важной крѣпости, которую защищалъ самъ курфюрстъ съ большей частью своего войска, прикрыть свои пріобрѣтенія въ Баваріи и стать твердой ногой на Дунаѣ.
Вскорѣ послѣ прибытія своего въ Ингольштадтъ окончилъ раненый Тилли въ стѣнахъ этого города свой жизненный путь, испытавъ всѣ прихоти невѣрнаго счастія. Уничтоженный могучимъ воинскимъ геніемъ Густава Адольфа, онъ видѣлъ на закатѣ своихъ дней, какъ вянутъ всѣ лавры его прежнихъ побѣдъ и длинной вереницей несчастій удовлетворилъ справедливость судьбы и гнѣвную тѣнь погибшаго Магдебурга. Въ немъ армія императора и лиги теряла незамѣнимаго руководителя, католическая религія — ревностнѣйшаго изъ своихъ поборниковъ, а Максимиліанъ баварскій преданнѣйшаго изъ своихъ слугъ, жизнью заплатившаго за свою вѣрность, и на смертномъ одрѣ исполнявшаго обязанности полководца. Послѣднимъ его завѣтомъ, обращеннымъ къ курфюрсту, было увѣщаніе занять городъ Регенсбургъ, чтобы оставаться господиномъ Дуная и не терять связи съ Богеміей.
Съ самоувѣренностью, обычнымъ плодомъ столь многихъ побѣдъ, приступилъ Густавъ Адольфъ къ осадѣ города, въ надеждѣ натискомъ перваго приступа побѣдить всякое сопротивленіе. Но неприступность укрѣпленій и мужество гарнизона противопоставили ему препятствія, съ какими ему не приходилось бороться съ брейтенфельдскаго сраженія, и окопы Ингольштадта едва не сдѣлались предѣломъ его подвиговъ. Во время развѣдокъ крѣпости двадцати-четырехъ фунтовый снарядъ убилъ подъ нимъ лошадь, а затѣмъ осколкомъ ядра поразилъ подлѣ него его любимца, молодого маркграфа баденскаго. Не теряя присутствія духа, король вскочилъ на ноги и, продолжая свой путь на новомъ конѣ, успокоилъ своихъ испуганныхъ солдатъ.
Занятіе баварцами Регенсбурга, хитростью захваченнаго курфюрстомъ по совѣту Тилли и охраняемаго крѣпкимъ гарнизономъ, быстро измѣнило военный планъ короля. Онъ самъ льстилъ себя надеждой захватить этотъ имперскій городъ, склонный къ протестантству, и найти въ немъ не менѣе преданнаго союзника, чѣмъ Нюрнбергъ, Аугсбургъ и Франкфуртъ. Переходъ Регенсбурга къ баварцамъ отдалилъ на долгое время исполненіе его завѣтнаго желанія — овладѣть Дунаемъ и отрѣзать своему противнику всякую помощь со стороны Богеміи. Онъ быстро покинулъ Ингольштадтъ, у окоповъ котораго такъ безцѣльно приходилось тратить людей и время, и вторгся въ средину Баваріи, чтобы выманить курфюрста на защиту его владѣній и такимъ образомъ лишить берега Дуная ихъ защитниковъ.
Вся сторона до самаго Мюнхена была открыта побѣдителю. Ему покорились Моосбургъ, Ландсгутъ, все епископство фрейзингенское; ничто не могло противиться его оружію. Но если на своемъ пути онъ не встрѣчалъ организованныхъ войскъ, то тѣмъ болѣе непримиримаго врага находилъ онъ въ груди каждаго баварца, — религіозный фанатизмъ. Солдаты, не вѣрящіе въ папу, были въ этой странѣ явленіемъ неслыханнымъ; слѣпое изувѣрство патеровъ рисовало ихъ крестьянину чудовищами, исчадьями ада, а ихъ полководца — антихристомъ. Нѣтъ ничего удивительнаго, что люди считали себя свободными отъ всякихъ естественныхъ обязанностей и человѣчности по отношенію къ этимъ дѣтищамъ сатаны и позволяли себѣ самыя невѣроятныя злодѣйства. Горе одинокому шведскому солдату, который попадался въ руки этихъ звѣрей. Несчастная жертва подвергалась всѣмъ пыткамъ, какія можетъ измыслить изобрѣтательная ярость, и видъ ихъ обезображенныхъ тѣлъ вызывалъ въ шведской арміи жажду страшной мести. Лишь Густавъ Адольфъ не запятналъ своего геройскаго характера ни единымъ поступкомъ, подсказаннымъ местью, и недовѣріе баварцевъ къ его христіанскимъ чувствамъ не только не освобождало его отъ исполненія завѣтовъ человѣколюбія по отношенію къ этому несчастному народу, но, наоборотъ, вмѣняло ему въ священнѣйшій долгъ прославлять свою вѣру строжайшей умѣренностью.
Приближеніе короля распространило страхъ и ужасъ въ столицѣ; покинутая защитниками и знатнѣйшими жителями, она могла искать спасенія только въ великодушіи побѣдителей; она разсчитывала успокоить его гнѣвъ безусловнымъ добровольнымъ подчиненіемъ и выслала къ нему въ Фрейзингенъ пословъ, — положить у ногъ его ключи отъ города. Какъ ни былъ раздраженъ король безчеловѣчіемъ баварцевъ и враждебными намѣреніями ихъ повелителя, какъ ни сильны были побужденія воспользоваться со всей жестокостью правами завоевателя, какъ ни настоятельно требовали отъ него даже нѣмцы отомстить за судьбу Магдебурга столицѣ его губителя, — его великое сердце отвергло съ презрѣніемъ эту низкую месть, и беззащитность врага обезоружила его гнѣвъ. Довольствуясь благороднымъ тріумфомъ, — торжественно введя пфальцграфа Фридриха въ резиденцію государя, бывшаго главнымъ орудіемъ его паденія и захватившаго его владѣнія, — онъ возвысилъ великолѣпіе своего въѣзда чуднымъ блескомъ мягкости и доброты.
Король нашелъ въ Мюнхенѣ лишь пустой дворецъ, такъ какъ всѣ сокровища курфюрста спрятаны были въ Верфенѣ. Великолѣпіе замка поразило его, и онъ спросилъ смотрителя, показывавшаго ему комнаты, кто строилъ замокъ. «Самъ курфюрстъ», — отвѣтилъ тотъ. — «Съ удовольствіемъ взялъ бы такого строителя и отправилъ-бы въ Стокгольмъ» — сказалъ король. Онъ не дастся", — возразилъ смотритель. Въ цейхгаузѣ нашли только лафеты безъ пушекъ. Послѣднія были такъ искусно спрятаны подъ поломъ, что ихъ невозможно было найти, и если бы не измѣна одного работника, то обманъ не былъ бы раскрытъ., Возстаньте изъ мертвыхъ — воскликнуль король — и придите на судъ!" --Полъ былъ сорванъ и подъ нимъ нашли около сорока орудій; нѣкоторыя изъ нихъ, захваченныя по преимуществу въ Пфальцѣ и Богеміи, были огромной величины. Тридцать тысячъ дукатовъ, скрытыхъ въ одной изъ самыхъ большихъ пушекъ, увѣнчали удовольствіе, доставленное королю такой драгоцѣнной находкой.
Но гораздо болѣе пріятнымъ событіемъ было бы для него появленіе самой баварской арміи; онъ вѣдь вторгся въ нѣдра Баваріи лишь для того, чтобы выманить ее изъ укрѣпленій. Въ этой надеждѣ король обманулся; непріятель не появлялся; самыя настоятельныя мольбы подданныхъ курфюрста не могли заставить его рискнуть въ сраженіи послѣдними остатками своей силы. Запершись въ Регенсбургѣ, онъ ждалъ помощи, которую ему долженъ былъ доставить изъ Богеміи герцогъ фридландскій, а въ ожиданіи ея пытался прервать дѣятельность непріятеля новыми переговорами о нейтралитетѣ. Но короля обманывали слишкомъ часто, чтобы эта цѣль могла быть достигнута, а умышленная медленность Валленштейна дѣлала Баварію добычей шведовъ.
Такъ далеко зашелъ Густавъ Адольфъ, переходя отъ побѣды къ побѣдѣ, отъ завоеванія къ завоеванію и не встрѣтивъ на своемъ пути равнаго себѣ врага. Часть Баваріи и Швабіи, франконскія епископства, нижній Пфальцъ, архіепископство майнцское были въ его власти; непрерывное счастье сопровождало его вплоть до самыхъ границъ австрійской монархіи, и блестящій успѣхъ былъ оправданіемъ операціоннаго плана, начертаннаго имъ послѣ брейтенфельдскаго сраженія. Если ему и не удалось, какъ онъ разсчитывалъ, организовать союзъ протестантскихъ государей, то онъ обезоружилъ или ослабилъ участниковъ католической лиги, велъ войну главнымъ образомъ на ихъ счетъ, уменьшилъ средства императора, усилилъ мужество слабыхъ чиновъ и проложилъ себѣ путь въ земли Австріи чрезъ владѣнія императорскихъ союзниковъ, обложенныхъ данью. Тамъ, гдѣ онъ не могъ принудить къ повиновенію силой оружія, оказывала ему важнѣйшія услуги дружба имперскихъ городовъ, которые онъ умѣлъ привязать къ себѣ двойными узами политики и религіи, и, пока длилось его военное превосходство, онъ могъ всего ожидать отъ ихъ преданности. Его побѣды на Рейнѣ отрѣзали отъ нижняго Пфальца испанцевъ, если-бы нидерландская война оставила имъ еще возможность принимать участіе въ нѣмецкой; равнымъ образомъ и герцогъ лотарингскій послѣ своего неудачнаго похода предпочелъ оставаться въ нейтралитетѣ. Какъ ни многочисленны были гарнизоны, оставленные королемъ въ теченіе его похода въ Германіи, они не уменьшили численности его арміи; столь же свѣжая, какъ въ самомъ началѣ похода, стояла она теперь въ глубинѣ Баваріи, готовая духомъ и тѣломъ перенести войну въ сердце Австріи.
Между тѣмъ какъ Густавъ Адольфъ велъ съ такимъ счастіемъ войну въ Германіи, не меньшіе успѣхи сопровождали на другомъ театрѣ войны его союзника, курфюрста саксонскаго. Мы знаемъ, что на совѣщаніи въ Галле послѣ лейпцигскаго сраженія между обоими государями было рѣшено, что курфюрстъ саксонскій приступитъ къ завоеванію Богеміи, а король направитъ путь въ земли лиги. Первымъ плодомъ этой побѣды при Брейтенфельдѣ, доставшемся королю, было возвращеніе Лейпцига, за которымъ вскорѣ послѣдовало освобожденіе всей области отъ императорскихъ гарнизоновъ. Подкрѣпившись солдатами, перешедшими къ нему изъ непріятельскихъ войскъ, саксонскій генералъ фонъ Арнгеймъ направилъ свой путь въ Лузацію, которую занялъ арміей императорскій полководецъ Рудольфъ фонъ Тифенбахъ для того, чтобы наказать курфюрста саксонскаго за его переходъ на сторону непріятеля. Онъ приступилъ уже къ обычному опустошенію этой беззащитной области, захватилъ многіе города и своимъ грознымъ приближеніемъ привелъ въ трепетъ самый Дрезденъ. Но эти быстрые успѣхи были внезапно прекращены рѣшительнымъ и неоднократнымъ повелѣніемъ императора прекратить военныя дѣйствія въ саксонскихъ владѣніяхъ.
Слишкомъ поздно понялъ Фердинандъ ошибки политики, благодаря которой онъ довелъ курфюрста саксонскаго до крайности и чуть не насильно доставилъ королю шведскому этого важнаго союзника. То, что онъ прежде испортилъ несвоевременнымъ упорствомъ, хотѣлъ онъ исправить столь же неумѣстной мягкостью и, желая загладить первую ошибку, совершилъ вторую. Чтобы лишить своего непріятеля столь сильнаго союзника, онъ возобновилъ при посредствѣ испанцевъ переговоры съ курфюрстомъ, а для облегченія ихъ хода Тифенбаху приказано было немедленно очистить всѣ саксонскія земли. Но это самоуниженіе императора не только не произвело желательнаго дѣйствія, но, наоборотъ, выяснило курфюрсту стѣсненное положеніе его врага и его собственное значеніе и заставило его лишь энергичнѣе пользоваться уже достигнутыми преимуществами. Да могъ ли онъ, не совершая позорной неблагодарности, отречься отъ союзника, которому принесъ клятвенныя увѣренія въ своей вѣрности, которому былъ обязанъ спасеніемъ своихъ государствъ и даже своего куфюршескаго сана.
Саксонская армія, освобожденная такимъ образомъ отъ похода въ Лузацію, двинулась въ Богемію, гдѣ побѣда была для нея какъ будто напередъ обезпечена совпаденіемъ благопріятныхъ обстоятельствъ. Искра раздора все еще тлѣла подъ пепломъ въ этомъ королевствѣ, первомъ театрѣ всей пагубной войны, а неустанный гнетъ тираніи давалъ каждый день новую пищу раздраженію народа. Куда ни обратить взоръ, повсюду носила эта несчастная страна слѣды печальныхъ перемѣнъ. Цѣлые округа перемѣнили своихъ владѣтелей и стонали подъ ненавистнымъ игомъ католическихъ господъ, которыхъ милость императора и іезуитовъ одарила достояніемъ изгнанныхъ протестантовъ. Другіе воспользовались общественнымъ бѣдствіемъ для того, чтобы скупить по дешевой цѣнѣ конфискованныя имѣнія изгнанниковъ. Кровь лучшихъ бойцовъ за свободу была пролита на плахѣ, а тѣ, которыхъ своевременное бѣгство спасло отъ гибели, скитались въ нищетѣ, вдали отъ родины, между тѣмъ какъ податливые рабы деспотизма расточали ихъ наслѣдіе. Но невыносимѣе гнета этихъ мелкихъ тирановъ было насиліе надъ совѣстью, тяготѣвшее надъ всей протестантской партіей королевства безъ различія. Ни внѣшняя опасность, ни отчаянное сопротивленіе народа, ни поучительный опытъ не могли обуздать яростный прозелитизмъ іезуитовъ. Гдѣ были безполезны мирные пути, тамъ загоняли заблудшихъ овецъ въ церковь при помощи солдатъ. Тягостнѣе всего поразила эта ревность обитателей Іоахимсталя въ пограничныхъ горахъ между Богеміей и Мейсеномъ. Два императорскихъ коммиссара, подкрѣпленныхъ такимъ же количествомъ іезуитовъ и пятнадцатью мушкетерами, появились въ мирной долинѣ, чтобы учить еретиковъ евангелію. Тамъ, гдѣ было недѣйствительно краснорѣчіе первыхъ, старались достигнуть цѣли насильственнымъ размѣщеніемъ въ домахъ поселянъ солдатъ, угрозами изгнанія, денежными штрафами. Но на этотъ разъ правда побѣдила и мужественное сопротивленіе этого маленькаго народца заставило императора съ позоромъ отмѣнить свой указъ. Примѣръ двора служилъ путеводной нитью для поведенія католиковъ во всемъ королевствѣ и оправданіемъ для всевозможныхъ угнетеній, какому подвергались отъ нихъ протестанты. Нѣтъ ничего удивительнаго, что угнетенная партія была поборницей перемѣны и съ вожделѣніемъ ждала своего освободителя, который теперь показался на границѣ.
Саксонская армія подходила уже къ Прагѣ. Императорскіе гарнизоны бѣжали отовсюду, гдѣ она появлялась. Шлукенау, Тетшенъ, Ауссигъ, Лейтмерицъ перешли одинъ за другимъ въ руки непріятеля, всякая католическая мѣстность дѣлалась жертвою грабежа. Ужасъ объялъ всѣхъ папистовъ королевства и, помня о своихъ злодѣяніяхъ, жертвой которыхъ были протестанты, они не посмѣли ожидать карающаго появленія протестантскаго войска. Все, что носило имя католика и могло потерять что либо, спѣшило укрыться въ столицѣ, чтобы съ такою же быстротой покинуть и ее. Сама Прага совершенно не была готова къ появленію непріятеля и слишкомъ бѣдна гарнизономъ, чтобы выдержать долгую осаду. Слишкомъ поздно рѣшились при вѣнскомъ дворѣ послать на защиту столицы фельдмаршала Тифенбаха. Прежде чѣмъ приказъ императора достигъ главной квартиры этого полководца въ Силезіи, саксонцы были уже неподалеку отъ Праги. Полупротестантское населеніе ея обѣщало очень мало настойчивости, а на долгое сопротивленіе слабаго гарнизона разсчитывать было невозможно. Въ этомъ опасномъ положеніи католическіе граждане Праги ждали спасенія отъ Валленштейна, который жилъ въ стѣнахъ города въ качествѣ частнаго человѣка. Но совершенно не собираясь воспользоваться своей военной опытностью и значеніемъ своего авторитета для спасенія города, онъ, наоборотъ, обрадовался удобному случаю удовлетворить свою месть. Если не онъ привлекъ саксонцевъ въ Прагу, то, несомнѣнно, его образъ дѣйствій облегчилъ имъ взятіе этого города. Какъ ни мало былъ послѣдній готовъ къ долгому сопротивленію, онъ все же не былъ лишенъ возможности защищаться до прибытія помощи, и одинъ императорскій полковникъ, графъ Марадасъ, въ самомъ дѣлѣ, предполагалъ взять на себя оборону. Но, не имѣя приказа и подвигнутый къ этому рискованному предпріятію лишь своимъ пыломъ и храбростью, онъ не рѣшался приступить къ дѣлу за свой страхъ и рискъ безъ одобренія старшаго. Онъ просилъ поэтому совѣта у герцога фридландскаго, одобреніе котораго могло служить замѣной императорскаго полномочія и къ которому, по прямому приказу двора, должно было обращаться въ крайнихъ случаяхъ чешское военное начальство. Но, коварно сославшись на свою отставку и полное удаленіе отъ политическихъ дѣлъ, Валленштейнъ поколебалъ рѣшимость подчиненнаго опасеніями, на которыя онъ какъ власть имущій, указалъ ему. Всеобщій упадокъ духа дошелъ до послѣдней степени, когда герцогъ покинулъ со всѣмъ своимъ дворомъ городъ, при взятіи котораго непріятелемъ онъ лично такъ мало рисковалъ; и городъ погибъ именно оттого, что онъ погубилъ его своимъ отъѣздомъ. Его примѣру послѣдовало все католическое дворянство, военное начальство вмѣстѣ съ войсками, все духовенство, всѣ чиновники; вся ночь прошла въ бѣгствѣ и спасеніи имущества. Всѣ дороги вплоть до Вѣны были покрыты бѣглецами, которые оправились отъ своего ужаса лишь въ стѣнахъ столицы. Самъ Марадасъ, потерявъ надежду на спасеніе Праги, послѣдовалъ за остальными и перевелъ свой маленькій отрядъ въ Таборъ, гдѣ хотѣлъ ждать исхода.
Глубокая тишина царила въ Прагѣ, когда саксонцы на другое утро появились подъ ея стѣнами; не было видно никакихъ приготовленій къ защитѣ, ни одинъ выстрѣлъ съ укрѣпленій не возвѣстилъ объ оборонѣ гражданъ. Вокругъ саксонцевъ собралась толпа зрителей, которыхъ привлекло изъ города любопытство взглянуть на непріятельское войско; и мирная довѣрчивость, съ которой они приближались, походила болѣе на дружественное привѣтствіе, чѣмъ на непріязненный отпоръ. Изъ согласныхъ показаній этихъ людей узнали, что солдатъ въ городѣ нѣтъ, а начальство бѣжало въ Будвейсъ. Это неожиданное и необъяснимое отсутствіе сопротивленія возбудило недовѣріе Арнгейма, тѣмъ болѣе, что поспѣшное приближеніе помощи изъ Силезіи не было для него тайной и саксонская армія была слишкомъ малочислена и недостаточно снабжена осадными орудіями, чтобы осадить такой большой городъ. Боясь засады, Арнгеймъ удвоилъ свою бдительность; и онъ оставался въ колебаніи, пока гофмейстеръ герцога фридландскаго, котораго онъ замѣтилъ въ толпѣ, не подтвердилъ невѣроятнаго извѣстія. «Городъ нашъ безъ взмаха меча!» воскликнулъ Арнгеймъ въ изумленіи своимъ офицерамъ и немедленно приказалъ трубачу потребовать сдачи.
Граждане Праги, постыдно покинутые своими защитниками, давно приняли рѣшеніе; вопросъ былъ только въ томъ, какъ бы обезпечить выгодной капитуляціей свободу и достояніе обывателей. Какъ только капитуляція была подписана полководцемъ саксонскимъ отъ имени его государя, ворота города были немедленно открыты, и 11 ноября 1631 года армія торжественно вступила въ городъ. За нею послѣдовалъ вскорѣ самъ курфюрстъ, чтобы лично принять присягу своихъ новыхъ подъ-опечныхъ, — потому что только подъ этимъ названіемъ сдались ему три пражскихъ города; такимъ образомъ оставалась неразрывной ихъ связь съ австрійской монархіей. Какъ великъ былъ страхъ папистовъ предъ репрессаліями саксонцевъ, такъ пріятно поразила ихъ снисходительность курфюрста и дисциплина въ его войскахъ. Съ особенной настойчивостью выказывалъ въ этомъ случаѣ фельдмаршалъ фонъ Арнгеймъ свою преданность герцогу фридландскому. Не довольствуясь тѣмъ, что онъ въ походѣ приказалъ щадить всѣ помѣстья послѣдняго, онъ приставилъ теперь стражу къ его дворцу, чтобы отсюда ничто не было похищено. Католикамъ города была дана полная свобода совѣсти и изъ всѣхъ церквей, отнятыхъ ими у протестантовъ, послѣднимъ было возвращено всего четыре. Лишь на іезуитовъ, которыхъ общій голосъ обвинялъ во всѣхъ прежнихъ обидахъ, не распространены были блага этой терпимости, и они были изгнаны изъ королевства.
Даже въ качествѣ побѣдителя Іоаннъ Георгъ не отрекся отъ смиренія и покорности, которыя внушало ему имя императора, и онъ не позволилъ себѣ поступать въ Прагѣ съ императоромъ такъ, какъ несомнѣнно поступилъ бы съ нимъ въ Дрезденѣ императорскій генералъ вродѣ Тилли или Валленштейна. Онъ старательно отличалъ непріятеля, съ которымъ велъ войну, отъ главы государства, которому былъ обязанъ почетомъ. Онъ не позволилъ себѣ коснуться утвари второго, но безъ всякихъ колебаній забралъ, какъ хорошую добычу, пушки перваго и отправилъ ихъ въ Дрезденъ. Слишкомъ скромный, чтобы поселиться въ комнатѣ того, у кого онъ отнималъ королевство, онъ жилъ не въ императорскомъ дворцѣ, а въ домѣ Лихтейнштейновъ. Если бы мы встрѣтили эту черту въ великомъ человѣкѣ и героѣ, разсказъ о ней справедливо привелъ бы насъ въ восхищеніе. Но характеръ государя, о которомъ это сообщаютъ, даетъ намъ право усомниться, должны ли мы почтить въ этой умѣренности прекрасную побѣду скромности или пожалѣть о мелкихъ помышленіяхъ слабаго духа, который даже счастье не окрыляетъ смѣлостью и даже свобода не освобождаетъ отъ привычныхъ цѣпей.
Взятіе Праги, за которымъ вскорѣ послѣдовала сдача большинства городовъ, вызвало важную и быструю перемѣну во всемъ королевствѣ. Многіе протестантскіе дворяне, скитавшіеся въ нищетѣ по свѣту, появились снова въ своемъ отечествѣ, и графъ Турнъ, ославленный зачинщикъ чешскаго возстанія, имѣлъ удовольствіе явиться побѣдителемъ на быломъ поприщѣ своего преступленія и наказанія. По тому же мосту, на которомъ головы его приверженцевъ, вздѣтыя на копья, рисовали ему страшную картину его неминуемой участи, совершилъ онъ теперь торжественный въѣздъ въ столицу, и первымъ дѣломъ его было — удалить эти страшные символы. Изгнанникамъ были возвращены ихъ помѣстья, собственники которыхъ обратились въ бѣгство. Не заботясь о томъ, кто возмѣститъ послѣднимъ затраченныя суммы, они захватили все, что было нѣкогда ихъ достояніемъ, даже въ томъ случаѣ, когда сами продали его, и не одинъ изъ нихъ имѣлъ полное основаніе воздать хвалу умѣлому управленію своего предшественника. Поля и стада улучшились въ новыхъ рукахъ. Комнаты блистали дорогой утварью, погреба, которые они оставили пустыми, были полны, конюшни населены, кладовыя набиты добромъ. Но, не вѣря счастію, которое такъ неожиданно хлынуло на нихъ, они спѣшили отдѣлаться отъ этого невѣрнаго достоянія, превратить недвижимое добро въ движимую собственность.
Присутствіе саксонцевъ вдохнуло мужество во всѣхъ склонныхъ къ протестантству, и во всемъ королевствѣ, какъ и въ столицѣ, цѣлыя толпы народа спѣшили во вновь открытыя евангелическія церкви. Многіе, которыхъ въ покорности папству удерживалъ лишь страхъ, обратились теперь открыто къ новому ученію, и многіе изъ новообращенныхъ католиковъ съ радостью отказались отъ насильно навязанной имъ вѣры, чтобы слѣдовать своимъ прежнимъ убѣжденіямъ. Несмотря на всю терпимость новаго правительства, нельзя было сдержать въ угнетенномъ народѣ взрывъ справедливаго негодованія противъ губителей его священнѣйшей свободы. Страшно воспользовался народъ своими новыми правами, и ненависть къ навязанной религіи была во многихъ мѣстностяхъ умиротворена лишь кровью ея проповѣдниковъ.
Между тѣмъ вспомогательныя войска, которыя вели изъ Силезіи императорскіе полководцы Гецъ и Тифенбахъ, явились въ Богемію, гдѣ къ нимъ присоединилось нѣсколько полковъ графа Тилли изъ Верхняго Пфальца. Для того, чтобы разсѣять это войско, прежде чѣмъ оно усилится, Арнгеймъ двинулся на него изъ Праги съ частью своей арміи и при Нимбургѣ на Эльбѣ произвелъ смѣлое нападеніе на его окопы. Послѣ горячаго боя ему удалось, наконецъ, не безъ большого урона выбить непріятеля изъ его укрѣпленнаго лагеря, принудить своимъ огнемъ отступить обратно за Эльбу и уничтожить мостъ, по которому перешелъ непріятель. Но онъ не могъ воспрепятствовать императорскимъ войскамъ нанести ему уронъ во многихъ мелкихъ стычкахъ, а набѣги кроатовъ доходили даже до стѣнъ Праги. Какъ ни было блестяще и важно начало чешскаго похода саксонцевъ, успѣхъ ихъ совершенно не оправдалъ ожиданій Густава Адольфа. Вмѣсто того, чтобы, воспользовавшись добытыми преимуществами, пробиться съ неудержимой силой чрезъ покоренную Богемію навстрѣчу шведской арміи и вмѣстѣ съ нею напасть на средоточіе императорскаго могущества, саксонцы истощали свои силы въ длительной малой войнѣ, гдѣ выгода была не всегда на ихъ сторонѣ, а время, предназначенное для великаго дѣла, расточалось безцѣльно. Но дальнѣйшій образъ дѣйствій Іоанна Георга раскрылъ побудительныя причины, мѣшавшія ему воспользоваться своимъ перевѣсомъ надъ императоромъ и цѣлесообразной дѣятельностью способствовать исполненію плановъ короля шведскаго.
Большая часть Богеміи погибла теперь для императора, и саксонцы двигались отсюда на Австрію, между тѣмъ какъ шведскій король пролегалъ себѣ путь въ наслѣдственныя земли императора чрезъ Франконію, Швабію и Баварію. Долгая война поглотила силы австрійской монархіи, истощила земли, уменьшила армію. Исчезла слава ихъ побѣдъ, духъ непобѣдимости, повиновеніе и дисциплина войскъ, — все то, что давало столь рѣшительный перевѣсъ шведскому полководцу. Союзники императора были разбиты или подъ натискомъ грозной опасности поколебались въ своей вѣрности. Самъ Максимиліанъ баварскій, могущественнѣйшая опора Австріи, какъ будто склонялся на соблазнительныя предложенія хранить нейтралитетъ; подозрительный союзъ этого государя съ Франціей давно уже поселилъ въ императорѣ опасенія. Епископы вюрцбургскій и бамбергскій, курфюрстъ майнцскій, герцогъ лотарингскій были изгнаны изъ своихъ владѣній или трепетали подъ дамокловымъ мечомъ; Триръ собирался перейти подъ французское покровительство. Испанскія войска, изгнанныя Густавомъ
Адольфомъ изъ прирейнскихъ странъ, были отвлечены мужествомъ голландцевъ въ Нидерланды. Польша была связана перемиріемъ съ королемъ шведскимъ. Венгерскимъ границамъ угрожалъ семиградскій князь Рагоци, преемникъ Бетленъ Габора и наслѣдникъ его безпокойнаго духа; даже Порта была занята подозрительными приготовленіями, въ разсчетѣ воспользоваться благопріятнымъ моментомъ. Большинство протестантскихъ чиновъ, набравшихся храбрости подъ вліяніемъ успѣха ихъ защитника, открыто и дѣятельно приняли сторону противниковъ императора. Всѣ средства, которыя въ былое время добывала въ этихъ земляхъ наглость Тилли и Валленштейна посредствомъ насилія и вымогательства, теперь истощились; всѣ эти центры вербовки, эти склады, эти убѣжища были потеряны для императора, и войну нельзя было вести, какъ нѣкогда, на чужой счетъ. Къ довершенію его стѣснительнаго положенія въ земляхъ за Инномъ вспыхиваетъ опасное возстаніе. Несвоевременный прозелитизмъ правительства вооружаетъ протестантское крестьянство, и фанатизмъ потрясаетъ своимъ факеломъ въ то время, какъ непріятель врывается уже въ ворота государства. Послѣ столь долгаго счастія, послѣ столь блестящаго ряда побѣдъ и столь великихъ завоеваній, послѣ столькихъ потоковъ безцѣльно пролитой крови, австрійскій монархъ видитъ себя вторично на краю той пропасти, въ которую онъ едва не былъ ввергнутъ при вступленіи своемъ на тронъ. Если Баварія согласится на нейтралитетъ, Саксонія будетъ противостоять соблазнамъ, а Франція рѣшится напасть на испанцевъ одновременно въ Нидерландахъ, Италіи и Каталоніи, — то налеталъ конецъ гордому величію Австріи, союзныя державы подѣлятся добычей и полный поворотъ ждетъ государственный организмъ Германіи.
Длинная вереница этихъ несчастій началась брейтенфельдской битвой, злополучный исходъ который сдѣлалъ очевиднымъ давно рѣшенное паденіе австрійскаго могущества, прикрытаго лишь обманчивымъ блескомъ великаго имени. Если вдуматься въ причины, доставившія шведамъ столь страшный перевѣсъ въ полѣ битвы, то ихъ не трудно найти главнымъ образомъ въ неограниченной власти ихъ предводителя, который объединялъ въ одной десницѣ всѣ силы своей партіи, и не связанный въ своихъ дѣйствіяхъ никакимъ высшимъ авторитетомъ, неограниченный властелинъ каждаго благопріятнаго момента, владѣлъ всѣми средствами для осуществленія своей цѣли и принималъ повелѣнія только отъ самаго себя. Но съ отставки Валленштейна и пораженія Тилли на сторонѣ императора и лиги мы видимъ полную противоположность всему этому. Генераламъ недоставало власти надъ войсками и столь необходимой свободы дѣйствій, солдатамъ — повиновенія и дисциплины, разсѣяннымъ отрядамъ — единодушнаго дѣйствія, чинамъ — энергіи и доброй воли, начальствующимъ — согласія, быстроты въ принятіи рѣшеній и твердости въ ихъ исполненіи. Не численное превосходство, но лучшее употребленіе своихъ силъ, — вотъ что давало врагамъ императора столь рѣшительный перевѣсъ. Не средствъ недоставало лигѣ и императору, но таланта, который умѣлъ и могъ-бы примѣнить ихъ. Если бы даже графъ Тилли и не утратилъ своей славы, то недовѣріе къ Баваріи не позволило бы вручить судьбы монархій человѣку, который никогда не отрицалъ своей преданности баварскому дому. Такимъ образомъ болѣе всего былъ Фердинанду необходимъ полководецъ, достаточно опытный, чтобы создать и повести въ бой армію, и въ то же время слѣпо преданный австрійскому дому.
Избраніе такого полководца было давно самымъ важнымъ занятіемъ тайнаго совѣта императора и предметомъ раздоровъ среди его членовъ. Для того, чтобы противопоставить государю государя и своимъ личнымъ присутствіемъ возбудить мужество въ войскахъ, Фердинандъ въ первомъ порывѣ одушевленія рѣшился самъ вести свои войска; но не трудно было заставить его отказаться отъ рѣшенія, внушеннаго отчаяньемъ и отвергнутаго спокойнымъ размышленіемъ. Но то, что было недоступно императору вслѣдствіе его сана и бремени правленія, лежащаго на немъ, было вполнѣ возможно для его сына, способнаго и мужественнаго юноши, на котораго граждане Австріи взирали съ радостными надеждами. Самимъ рожденіемъ предназначенный для защиты монархіи, изъ коронъ которой онъ былъ увѣнчанъ двумя, Фердинандъ III, король Богемскій и Венгерскій, соединилъ съ прирожденнымъ саномъ наслѣдника уваженіе войскъ и любовь народа, помощь которыхъ была ему такъ необходима для веденія войны. Лишь любимый народомъ наслѣдникъ могъ позволить себѣ возложить на обремененнаго подданнаго новыя тяготы; лишь его личное присутствіе въ арміи могло подавить пагубныя соперничества военачальниковъ и силой своего имени возвратить къ прежней строгости упавшую дисциплину распущенныхъ войскъ. Если юношѣ этому не доставало необходимой зрѣлости сужденій, разсудительности и военной опытности, которыя пріобрѣтаются только временемъ, то этотъ недостатокъ могъ быть возмѣщенъ счастливымъ выборомъ совѣтниковъ и помощниковъ, снабженныхъ высшей властью подъ прикрытіемъ его имени.
Какъ ни сильны были доводы, которыми поддерживали это предложеніе нѣкоторые министры, недовѣріе, а, быть можетъ, даже и зависть императора въ связи съ критическимъ положеніемъ вещей поставили на пути къ его осуществленію большія трудности. Какъ опасно въ самомъ дѣлѣ вручить судьбу цѣлаго государства юношѣ, который самъ не можетъ обойтись безъ чужого руководства. Какъ рискованно противопоставить величайшему полководцу своего времени новичка, способности котораго въ этомъ важномъ дѣлѣ не испытаны до сихъ поръ никакимъ опытомъ, имя котораго, не отмѣченное еще славой, слишкомъ безсильно, чтобы напередъ поручиться потерявшей мужество арміи за побѣду. Какія громадныя новыя тяготы для подданнаго представляетъ собой необходимость содержать дорогой штатъ свиты, соотвѣтствующій сану такого полководца и неразрывно связанный — по предразсудкамъ того времени — съ его присутствіемъ при войскѣ. Какъ страшно, наконецъ, для самаго принца открыть свое политическое поприще должностью, дѣлающей его бичемъ своего народа и угнетателемъ странъ, надъ которыми ему суждено впослѣдствіи властвовать.
Къ тому же мало было найти полководца для арміи; надо было еще найти армію для полководца. Послѣ насильственнаго удаленія Валлейнштейна императоръ защищался болѣе при помощи лиги и Баваріи, чѣмъ посредствомъ своихъ войскъ, и именно этой зависимости отъ двусмысленныхъ друзей желали теперь избѣгнуть посредствомъ назначенія собственнаго главнокомандующаго. Но какимъ образомъ безъ всемогущей силы золота и безъ одушевляющаго имени побѣдоноснаго полководца воззвать къ жизни армію — и такую армію, — которая могла бы по дисциплинѣ, по воинскому духу и по опытности сравняться съ превосходными войсками сѣвернаго побѣдителя? Во всей Европѣ былъ одинъ человѣкъ, способный на этотъ подвигъ, и этого единственнаго человѣка оттолкнули смертельнымъ оскорбленіемъ.
Насталъ, наконецъ, моментъ, давшій неслыханное удовлетвореніе оскорбленной гордости герцога фридландскаго. Сама судьба взяла на себя роль мстителя, и непрерывный рядъ несчастій, постигшихъ Австрію со дня его отставки, вырвалъ, наконецъ, у самого императора признаніе, что съ этимъ полководцемъ онъ лишился правой руки. Каждое новое пораженіе его войскъ растравляло эту рану, каждое потерянное укрѣпленіе бросало обманутому монарху упрекъ въ слабости и неблагодарности. Онъ былъ бы счастливъ, если бы потерялъ въ оскорбленномъ полководцѣ лишь предводителя своихъ войскъ, лишь защитника своихъ владѣній, — но онъ нашелъ въ немъ врага, врага, быть можетъ, опаснѣйшаго изъ всѣхъ, ибо ничто не могло удержать его отъ измѣны.
Удаленный съ театра войны и осужденный на мучительное бездѣйствіе въ то время, какъ его соперники пожинали лавры на поляхъ славы, гордый герцогъ съ притворнымъ равнодушіемъ смотрѣлъ на перемѣну счастія и въ сверкающемъ великолѣпіи театральнаго героя скрывалъ мрачные замыслы своего неутомимаго духа. Снѣдаемый всепожирающей страстью, но выставляя на видъ дѣланное спокойствіе и безпечность, онъ носился втайнѣ съ страшными замыслами мести и честолюбія, и медленно, но вѣрно приближался къ цѣли. Погасло въ его памяти все, чѣмъ онъ былъ обязанъ императору; лишь то, что онъ сдѣлалъ для императора, сверкало огненными чертами въ его воспоминаніи. Его неутолимой жаждѣ величія и могущества была кстати неблагодарность императора, какъ будто дававшая ему возможность порвать свое обязательство и освобождавшая его отъ всякаго долга по отношенію къ виновнику своего счастія. Правыми и безгрѣшными казались ему теперь замыслы его честолюбія въ оболочкѣ справедливаго возмездія. Міръ его надеждъ возрасталъ по мѣрѣ того, какъ съуживались предѣлы его внѣшней дѣятельности, и его мечтательное воображеніе терялось въ безбрежныхъ планахъ, рождаемыхъ во всякой другой душѣ лишь безуміемъ. Его заслуги вознесли его такъ высоко, какъ только могутъ поднять человѣка его собственныя силы; все, доступное для частнаго человѣка и гражданина въ предѣлахъ его обязанностей, было дано ему счастіемъ. Вплоть до самаго момента его отставки желанія его не знали отказа, его честолюбіе не встрѣчало преградъ; ударъ, псразившій его на регенсбургскомъ сеймѣ, показалъ ему разницу между властью самостоятельной и заимствованной и разстояніе, отдѣляющее подданнаго отъ повелителя. Пробужденный этимъ ошеломляющимъ толчкомъ судьбы изъ прежней дремоты своего величія, онъ сталъ сравнивать ту власть, которою онъ обладалъ, съ тою, которая его лишила его могущества, и честолюбіе его легко замѣтило тѣ ступени, по которымъ онъ могъ подняться еще выше по лѣстницѣ счастія. Лишь послѣ того, какъ онъ съ тягостной несомнѣнностью испыталъ на себѣ весь гнетъ насилія высшей власти, онъ жадно протянулъ къ ней руки; грабежъ, жертвой котораго онъ сталъ, сдѣлалъ его грабителемъ. Нераздраженный оскорбленіемъ, онъ послушно совершалъ бы свой путь вокругъ престола, довольный гордымъ сознаніемъ, что онъ — самый блестящій изъ его хранителей; лишь послѣ того, какъ его насильно столкнули съ его орбиты, онъ спуталъ систему, къ которой принадлежалъ, и ринулся сокрушающей громадой на свое солнце.
Густавъ Адольфъ побѣдоносно прошелъ весь сѣверъ Германіи; одинъ городъ за другимъ переходилъ въ его руки, и при Лейпцигѣ было уничтожено ядро императорской арміи. Слухъ объ этихъ пораженіяхъ быстро донесся до Валленштейна, который, скрываясь во тьмѣ частной жизни, наблюдалъ изъ спокойнаго отдаленія грозу военной непогоды. То, что наполняло сердце каждаго католика тревогой, возвѣщало ему счастіе и силу; лишь для него работалъ Густавъ Адольфъ. Едва началъ послѣдній обращать на себя всеобщее вниманіе своими военными подвигами, герцогъ фридландскій, не теряя ни мгновенія, поспѣшилъ предложить ему свою дружбу, чтобы стать заодно съ счастливымъ врагомъ Австріи. Изгнанный графъ Турнъ, давно уже поступившій на службу къ королю шведскому, взялся передать королю поздравленія Валленштейна и предложеніе вступить въ союзъ съ герцогомъ. Лишь пятнадцать тысячъ человѣкъ желалъ получить отъ короля Валленштейнъ, который брался за это при помощи этого отряда и арміи, которую онъ обязывался набрать самъ, покорить Богемію и Моравію, напасть на Вѣну и изгнать въ Италію своего повелителя. Какъ ни неожиданно было это предложеніе, какъ ни велико было недовѣріе Густава Адольфа, возбужденное этимъ неожиданнымъ предложеніемъ и явно преувеличенными обѣщаніями, онъ. однако, былъ слишкомъ проницательнымъ цѣнителемъ чужихъ заслугъ, чтобы попросту отвергнуть столь важнаго сторонника. Но когда Валленштейнъ, ободренный благопріятнымъ исходомъ этой первой попытки, возобновилъ вслѣдъ за брейтенфельдскимъ сраженіемъ свое предложеніе, требуя опредѣленнаго отвѣта, осторожный король не рѣшился связать свою славу съ химерическими планами этого сумасброднаго ума и честности человѣка, который являлся къ нему въ качествѣ измѣнника, вручить столь многочисленный отрядъ. Сославшись на слабость своей арміи, которой по пути въ Австрію должно повредить столь значительное уменьшеніе, король вслѣдствіе чрезмѣрной осторожности потерялъ, быть можетъ, случай покончить войну однимъ взмахомъ. Впослѣдствіи онъ пытался возобновить прерванные переговоры, — но было слишкомъ поздно: благопріятный моментъ прошелъ, и оскорбленная гордость Валленштейна никогда не могла простить ему этого пренебреженія.
Но отказъ короля, очевидно, лишь ускорилъ разрывъ, неизбѣжный между этими двумя натурами. Оба рожденные повелѣвать, а не исполнять чужія велѣнія, они никакъ не могли дѣйствовать заодно въ одномъ дѣлѣ, болѣе чѣмъ какое нибудь другое требующемъ уступчивости и взаимныхъ жертвъ. Валленштейнъ былъ ничѣмъ, разъ онъ переставалъ быть всѣмъ; онъ долженъ былъ дѣйствовать съ самой неограниченной свободой или не дѣйствовать совсѣмъ. Такъ же страстно ненавидѣлъ и Густавъ Адольфъ всякую зависимость; и онъ едва не отказался отъ столь важнаго союза съ французскимъ дворомъ, лишь потому, что требованія послѣдняго связывали его самостоятельную натуру. Первый погибъ для партіи, разъ онъ не могъ стать во главѣ ея; второй былъ еще менѣе способенъ ходить на помочахъ. Если повелительныя требованія этого союзника были бы столь тягостны для герцога фридландскаго при ихъ совмѣстныхъ дѣйствіяхъ, то они стали бы совершенно невыносимы для него, когда дѣло дошло бы до раздѣла добычи. Гордый король могъ снизойти до принятія помощи мятежнаго подданнаго противъ императора и съ королевской щедростью вознаградить за эту важную услугу; но онъ никогда не могъ бы забыть до такой степени свой санъ и санъ всѣхъ королей, чтобы согласиться на ту награду, которой осмѣливалось требовать необузданное честолюбіе герцога: онъ никогда не рѣшился бы заплатить за выгодную измѣну — короной. Отъ него, стало быть, даже въ случаѣ молчаливаго согласія всей Европы, могъ ожидать Валленштейнъ страшнаго противорѣчія, протягивая руку къ богемской коронѣ — и король шведскій былъ во всей Европѣ единственнымъ человѣкомъ, который могъ сообщить дѣйствительную силу такому запрещенію. Возведенный рукой Валленштейна въ санъ диктатора Германіи, онъ могъ обратить свое оружіе противъ него и считать себя свободнымъ отъ всякаго долга благодарности по отношенію къ измѣннику. Очевидно, наряду съ такимъ союзникомъ не было мѣста для такого человѣка, какъ Валленштейнъ, и, вѣроятно, именно на это обстоятельство, а не на свои сомнительные виды на императорскій престолъ намекалъонъ въ своихъ извѣстныхъ словахъ, сказанныхъ послѣ смерти короля: «Счастье для него и для меня, что онъ умеръ: Германіи не нужны были двѣ такія головы».
Первая попытка отомстить австрійскому дому не удалась; но рѣшеніе оставалось неизмѣннымъ и перемѣна коснулась лишь средствъ. Онъ разсчитывалъ добыть съ меньшими трудностями и большими выгодами отъ курфюрста саксонскаго то, что ему не удалось получить отъ короля шведскаго, руководить которымъ было такъ же немыслимо, какъ легко управлять курфюрстомъ. Въ неизмѣнномъ согласіи съ Арнгеймомъ, своимъ старымъ другомъ, онъ старался теперь заключить союзъ съ Саксоніей, путемъ котораго онъ разсчитывалъ стать равно страшнымъ для императора и для короля. Онъ могъ разсчитывать тѣмъ легче склонить Іоанна Георга на сторону проекта, который, въ случаѣ удачи, лишалъ шведскаго короля его вліянія въ Германіи, что зависть саксонскаго государя была уже раздражена могуществомъ Густава Адольфа и его расположеніе къ шведскому королю, и такъ весьма уже слабое, было охлаждено непомѣрными требованіями короля. Еслибы ему удалось порвать связь между Швеціей и Саксоніей и въ союзѣ съ послѣдней образовать третью партію въ имперіи, то исходъ войны былъ бы въ его рукахъ и ему удалось бы одновременно удовлетворить свою месть императору, отомстить за пренебреженіе королю шведскому и на гибели ихъ обоихъ основать свое собственное величіе.
Но какимъ бы путемъ онъ ни шелъ къ исполненію своихъ замысловъ, онъ не могъ выполнять ихъ безъ содѣйствія вполнѣ преданной ему арміи. Эту армію однако нельзя набирать тайно, такъ чтобы не возбудить при императорскомъ дворѣ подозрѣній и чтобы планы его не были разсѣяны въ самомъ ихъ возникновеніи. Эта армія сама до поры до времени не должна была знать ничего о своемъ противозаконномъ назначеніи, такъ какъ нельзя было ожидать, что она захочетъ повиноваться зову измѣнника и сражаться противъ своего законнаго властелина. Такимъ образомъ Валленштейну необходимо было набирать войско открыто и отъ имени императора, и отъ самого императора получить право неограниченной власти надъ этимъ войскомъ. Это, очевидно, можетъ произойти лишь въ томъ случаѣ, если ему будутъ возвращены его полномочія и всецѣло предоставлено веденіе войны. Между тѣмъ ни его гордость, ни его интересы не позволяли ему искать этого поста и просить у милости императора ограниченную власть, когда было необходимо вынудить у него страхомъ власть неограниченную. Чтобы диктовать условія, на которыхъ онъ принимаетъ власть надъ войсками, Валленштейнъ долженъ былъ ждать, пока императоръ попроситъ его принять ее. Таковъ былъ совѣтъ, данный ему Арнгеймомъ, и къ этой цѣли онъ стремился съ неустанной энергіей и тонкими подходами.
Убѣжденный, что лишь крайняя необходимость можетъ побѣдить нерѣшительность императора и преодолѣть противодѣйствіе Баваріи и Испаніи, его жесточайшихъ враговъ, онъ старался теперь изо всѣхъ силъ помочь успѣхамъ непріятеля и ухудшить тягостное положеніе своего государя. Весьма вѣроятно, что по его приглашенію и увѣщанію саксонцы, двинувшіеся уже въ Лузацію и Силезію, повернули въ Богемію и наводнили своими войсками это беззащитное королевство. Ихъ быстрые успѣхи въ этомъ королевствѣ были равнымъ образомъ дѣломъ его рукъ. Малодушіе, внушенное имъ, подавило всякую мысль о сопротивленіи, а его поспѣшный отъѣздъ отдалъ столицу въ руки побѣдителя. Во время одного свиданія съ саксонскимъ генераломъ, якобы для мирныхъ переговоровъ, очевидно были рѣшены окончательно подробности заговора, и завоеваніе Богеміи было первымъ плодомъ этой интриги. Способствуя по мѣрѣ силъ увеличенію злоключеній Австріи и имѣя въ этомъ дѣятельную помощь шведовъ, быстро подвигавшихся по Рейну, онъ при посредствѣ своихъ добровольныхъ и нанятыхъ приверженцевъ въ Вѣнѣ старался раздуть общественное бѣдствіе, причемъ единственной причиной испытанныхъ пораженій выставлялась отставка прежняго полководца. «Будь Валленштейнъ у дѣлъ, до этого никогда не дошло бы», — взывали теперь тысячи голосовъ, и это мнѣніе находило пламенныхъ сторонниковъ даже въ тайномъ совѣтѣ императора.
Но не нужны были эти назойливыя убѣжденія, чтобы выяснить удрученному монарху всѣ заслуги его полководца и опрометчивость его удаленія. Зависимость отъ Баваріи и лиги давно уже стала для него невыносима; но эта зависимость не позволяла ему выказать свое недовѣріе и раздражать курфюрста возстановленіемъ власти герцога фридландскаго. Но теперь, когда затрудненія возрастали съ каждымъ днемъ, а слабость баварской помощи становилась все очевиднѣе, онъ уже не колебался выслушивать друзей герцога и, склоняясь на ихъ убѣжденія, призвать къ власти этого полководца. Его несмѣтныя богатства, всеобщее уваженіе, которымъ онъ пользовался, быстрота, съ которой онъ шесть лѣтъ назадъ выставилъ въ поле сорокатысячное войско, ничтожныя издержки, которыхъ требовало содержаніе этого многочисленнаго войска, подвиги, совершенные имъ во главѣ послѣдняго, наконецъ, самоотверженность и вѣрность, высказанныя имъ императору, — все это было еще живо въ памяти монарха, и герцогъ показался ему лучшимъ орудіемъ для того, чтобы возстановить равновѣсіе между враждующими сторонами, спасти Австрію и сохранить господствующее положеніе католической религіи. Какъ ни тягостно и ни унизительно было для императора дать столь прямое признаніе въ своей прежней ошибкѣ и нынѣшней нуждѣ, какъ ни трудно было ему съ высоты своего величія снизойти до просьбъ, какъ ни подозрительна была вѣрность столь жестоко оскорбленнаго и столь непримиримаго человѣка, какъ ни громко и настоятельно было, наконецъ, неодобреніе, открыто выражаемое испанскими министрами и курфюрстомъ баварскимъ противъ этого шага, — безвыходность положенія побѣдила всякія другія соображенія, и друзьямъ герцога было поручено освѣдомиться о его настроеніи и намекнуть ему на возможность его новаго назначенія.
Зная обо всемъ, что говорилось въ кабинетѣ императора въ его пользу, Валленштейнъ достаточно овладѣлъ собой, чтобы скрыть свое внутреннее торжество и сыграть роль равнодушнаго. Пробилъ часъ мести, и его гордое сердце ликовало при мысли о томъ, что императору съ процентами будетъ возвращено его оскорбленіе. Съ чрезвычайнымъ краснорѣчіемъ распространился онъ о блаженствѣ частной жизни, какое онъ испытываетъ послѣ удаленія съ политической арены. Онъ слишкомъ долго наслаждался прелестями независимости и досуга, чтобы жертвовать ими ничтожному призраку славы и невѣрной милости государей. Угасли всѣ его стремленія къ величію и могуществу, и покой — единственная цѣль его желаній. Чтобы не выказать нетерпѣнія, онъ не принялъ приглашенія явиться ко двору, но переѣхалъ въ Цнаймъ въ Моравіи, чтобы удобнѣе было вести переговоры съ дворомъ.
Сначала пытались ограничить его власть, приставивъ къ нему особаго контролера, и этой уловкой успокоить курфюрста баварскаго. Уполномоченнымъ короля, фонъКвестенбергу и Верденбергу, черезъ которыхъ, какъ старыхъ друзей герцога, велись эти щекотливые переговоры, было поручено упомянуть въ своихъ предложеніяхъ о королѣ венгерскомъ, которыйбудетъ также находиться при арміи съ цѣлью изученія военнаго искусства подъ руководствомъ Валленштейна. Но одно упоминаніе объ этомъ имени чуть не прервало всѣ переговоры. Герцогъ заявилъ, что «никогда и ни въ какомъ случаѣ онъ не потерпитъ въ своемъ дѣлѣ помощника, хоть бы самъ Богъ хотѣлъ раздѣлить съ нимъ его власть». Но даже и тогда, когда отказались отъ этого взволновавшаго Валленштейна условія, любимецъ императора и министръ князь фонъЭггенбергъ, дѣятельный сторонникъ и защитникъ Валленштейна, лично присланный къ нему, долго истощалъ напрасно все свое краснорѣчіе, чтобы побѣдить притворный отказъ герцога. «Монархъ потерялъ въ Валленштейнѣ драгоцѣннѣйшій камень изъ своей короны, — сознавался министръ, — лишь подъ чужимъ вліяніемъ и противъ своей воли сдѣлалъ онъ этотъ шагъ, въ которомъ не переставалъ раскаиваться. Его уваженіе къ герцогу неизмѣнно, его благосклонность къ нему все та же. Рѣшительнымъ доказательствомъ этого можетъ служить исключительное довѣріе, которое онъ теперь питаетъ къ его вѣрности и дарованіямъ, считая его способнымъ исправить ошибки его предшественниковъ и измѣнить весь ходъ событій. Великодушно и благородно будетъ пожертвовать своимъ справедливымъ негодованіемъ благу отечества; великодушно и достойно его побѣдить коварные наговоры противниковъ удвоеннымъ пыломъ своей преданности. „Эта побѣда надъ собой, — говорилъ въ заключеніе Эггенбергъ, — увѣнчаетъ его прежнія безцѣнныя заслуги и сдѣлаетъ его величайшимъ человѣкомъ своего времени“.
Столь постыдныя признанія, столь льстивыя увѣренія какъ будто обезоружили наконецъ гнѣвъ герцога; но лишь освободивъ свое сердце отъ всѣхъ упрековъ противъ императора, распространившись съ хвастливой торжественностью о всемъ величіи своихъ заслугъ и унизивъ до конца монарха, который теперь нуждался въ его помощи, сталъ онъ выслушивать соблазнительныя предложенія министра. Якобы уступая лишь силѣ убѣжденій, онъ съ надменнымъ великодушіемъ согласился на то, что было завѣтнымъ желаніемъ его души, и осчастливилъ посла лучомъ надежды. Но, совсѣмъ не склонный вывести императора сразу изъ его затруднительнаго положенія безусловнымъ и полнымъ согласіемъ, онъ добился исполненія одной части своихъ требованій, чтобы повысить другую половину. Онъ принималъ начальство, но лишь на три мѣсяца; онъ брался набрать армію, но отказывался предводительствовать ею. Онъ хотѣлъ лишь этимъ созданіемъ арміи представить доказательство своего умѣнія и силы и показать императору размѣры той помощи, которую ему можетъ при желаніи оказать одинъ Валленштейнъ. Убѣжденный, что армія, призванная къ жизни однимъ его именемъ, возвратится въ небытіе безъ своего творца, онъ пользовался ею лишь какъ приманкой, чтобы вырвать у своего повелителя болѣе важныя уступки; и однако Фердинандъ радовался, что добился хоть этого.
Не долго медлилъ Валленштейнъ исполненіемъ своего обѣщанія, надъ химеричностью котораго издѣвалась вся Германія и которое самъ Густавъ Адольфъ находилъ чрезмѣрнымъ. Но давно уже было подготовлено это предпріятіе и теперь онъ привелъ лишь въ дѣйствіе махинаціи, которыя подготовлялъ въ теченіе многихъ лѣтъ для этой цѣли. Едва успѣлъ распространиться слухъ о томъ, что Валленштейнъ набираетъ войско, со всѣхъ сторонъ австрійской монархіи стали стекаться толпы удальцовъ, чтобы попытать счастіе подъ знаменами этого опытнаго полководца. Многіе, уже ранѣе сражавшіеся въ его войскахъ, бывшіе восторженными свидѣтелями его величія и испытавшіе его великодушіе, выступили при этомъ зовѣ изъ тьмы неизвѣстности, чтобы снова дѣлить съ нимъ славу и добычу. Размѣры обѣщаннаго жалованья привлекал и тысячи солдатъ, и богатое содержаніе, которое они получали на счетъ крестьянина, было для послѣднягонепреодолимымѣсоблазномъ лучше вступить самому въ ряды войска, чѣмъ страдать подъ его гнетомъ. Всѣ австрійскія провинціи были обременены налогами на этотъ дорогой походъ; никто не былъ освобожденъ отъ обложенія; ни саны, ни привилегіи не спасали отъ подушнаго налога. Испанскій дворъ и король венгерскій согласились дать значительную субсидію; министры дѣлали чрезвычайныя издержки и Валленштейнъ самъ издержалъ двѣсти тысячъ талеровъ изъ своихъ денегъ для ускоренія вооруженія. Бѣдныхъ офицеровъ онъ содержалъ на свои средства, а болѣе богатыхъ заставлялъ своимъ примѣромъ, блестящимъ движеніемъ по службѣ и еще болѣе блестящими обѣщаніями набирать войска на свой счетъ. Всякій, собравшій на свои деньги отрядъ, становился его командиромъ. Религія не играла при назначеніи офицеровъ никакой роли; важнѣе вѣры были — богатство, храбрость и опытность. Это безпристрастіе по отношенію къ различнымъ вѣроисповѣданіямъ, а еще болѣе заявленія, что теперешній походъ не имѣетъ ничего общаго съ религіей, успокоили протестантскаго подданнаго и побудили его принять равное участіе въ общихъ издержкахъ. Въ то же время герцогъ, не теряя времени, велъ отъ своего имени переговоры съ иноземными государствами на счетъ войскъ и денегъ. Онъ снова соблазнилъ герцога лотарингскаго выступить за императора; Польша должна была доставить ему казаковъ, Италія — военные припасы. Не прошло трехъ мѣсяцевъ, какъ армія, собранная въ Моравіи, простиралась до сорока тысячъ человѣкъ, набранныхъ главнымъ образомъ въ остальной части Богеміи, Моравіи, Силезіи и въ нѣмецкихъ владѣніяхъ австрійскаго дома. Въ короткое время, къ изумленію всей Европы, Валленштейнъ сдѣлалъ то, что всѣмъ казалось неисполнимымъ. Обаяніе его имени, его денегъ, его генія собрали подъ его знамена столько тысячъ солдатъ, сколькихъ сотенъ не могло ожидать общее мнѣніе. Съ избыткомъ снабженное всѣмъ необходимымъ, подъ начальствомъ опытныхъ офицеровъ, одушевленное многообѣщающимъ энтузіазмомъ, это новорожденное войско ждало лишь мановенія своего вождя, чтобы подвигами отваги стать достойнымъ его.
Герцогъ исполнилъ свое обѣщаніе, — армія стояла, готовая къ бою; теперь онъ отступилъ на второй планъ, предоставляя императору назначить ей руководителя. Но дать ей въ предводители кого-либо кромѣ Валленштейна было такъ же трудно, какъ создать вторую армію наряду съ первой. Это многообѣщающее войско, послѣдняя надежда императора, обращалось въ призракъ, разъ рушились бы чары, призвавшія его къ жизни; Валленштейнъ былъ причиной его бытія и безъ него оно исчезало въ прежнее небытіе, какъ созданіе волшебства. Офицеры были его должниками или тѣснѣйшимъ образомъ связаны съ его интересами, съ его могуществомъ — въ качествѣ его кредиторовъ; полками командовали его родственники, его креатуры, его любимцы. Лишь онъ одинъ могъ сдержать предъ войсками тѣ чрезмѣрныя обѣщанія, которыя привлекали всѣхъ на его службу. Его слово было единственной порукой, единственнымъ ручательствомъ за исполненіе смѣлыхъ ожиданій каждаго; слѣпая вѣра въ его могущество была единственной связью, объединявшей разнообразныя побужденія въ живой духъ единодушія. Каждому приходилось разстаться съ мыслію о выгодахъ, разъ не было того, кто за нихъ ручался.
Какъ ни притворны были отказы герцога, они послужили серьезнымъ средствомъ для того, чтобы припугнуть императора и вынудить у него согласіе на чрезмѣрныя требованія Валленштейна. Успѣхи непріятеля дѣлали положеніе опаснѣе съ каждымъ днемъ, а помощь была такъ близка; отъ одного человѣка зависѣло разомъ положить конецъ всеобщему бѣдствію. И князь фонъ Эггенбергъ получилъ въ третій и послѣдній разъ приказъ побудить своего друга во что бы то ни стало принять власть надъ войсками.
Въ Цнаймѣ въ Моравіи нашелъ онъ его, пышно окруженнаго войсками, которыми онъ соблазнялъ императора. Точно ничтожнаго просителя принялъ гордый подданный посла своего повелителя. „Никогда — отвѣтилъ онъ — не сталъ бы онъ довѣрять возвращенію своей власти, которымъ обязанъ лишь крайности, а не справедливости императора. Теперь, правда, когда стѣсненное положеніе достигло крайней степени и спасенія можно ждать только отъ его руки, идутъ къ нему; но, оказавъ помощь, онъ будетъ снова забытъ, и минованіе опасности приведетъ къ прежнимъ несправедливостямъ. Если онъ обманетъ надежды, возлагаемыя на него, онъ рискуетъ всей своей славой; онъ рискуетъ своимъ счастьемъ и своимъ покоемъ, если ему удастся удовлетворить ихъ. Вновь воскреснетъ старая зависть къ нему и государь, покорный чужому вліянію, не задумается снова пожертвовать особымъ соображеніямъ слугой, въ которомъ больше не нуждается. Лучше онъ теперь и по своей волѣ покинетъ постъ, съ котораго его рано или поздно свергнутъ интриги его враговъ. Лишь въ тишинѣ частной жизни обрѣтетъ онъ безопасность и спокойствіе и лишь ради императора уклонился онъ на нѣкоторое время противъ своей воли отъ этого счастливаго покоя“.
Утомленный этой продолжительной комедіей, министръ принялъ теперь болѣе серьезный тонъ и пригрозилъупрямому полководцу гнѣвомъ монарха, если онъ будетъ дольше настаивать на своемъ отказѣ. Достаточно унижено величіе монарха, — сказалъ онъ, — и вмѣсто того, чтобы тронуть великодушіе Валленштейна, это униженіе лишь раздразнило его гордыню и усилило его упрямство. Если и эта великая жертва окажется напрасной, то министръ боится, какъ бы проситель не превратился въ повелителя, и какъ бы монархъ не отмстилъ за свое оскорбленное достоинство непокорному подданному. Какъ бы ни провинился Фердинандъ, императоръ не теряетъ право на покорность; человѣкъ можетъ совершить ошибку, но властелинъ не долженъ сознаваться въ своей опрометчивости. Если герцогъ фридландскій пострадалъ отъ незаслуженнаго приговора, то всякая потеря можетъ быть возмѣщена, и государь можетъ исцѣлить всѣ раны, нанесенныя имъ. Если герцогъ требуетъ обезпеченія его особы и его сана, то справедливость императора не откажетъ ни въ какомъ справедливомъ требованіи. Но никакое раскаяніе не можетъ загладить оскорбленіе величества, и непокорность повелителю уничтожаетъ самыя блестящія заслуги. Императоръ нуждается въ услугахъ герцога и требуетъ ихъ въ качествѣ императора. Какой бы цѣны за это ни потребовали, императоръ согласенъ заранѣе; но онъ требуетъ повиновенія или тяжесть его негодованія сокрушить непокорнаго слугу».
Валленштейнъ, обширныя владѣнія котораго, разсѣянныя по Австріи, были въ полной власти императора, чувствовалъ всю силу этой угрозы; но не страхъ побѣдилъ, наконецъ, его притворное упорство. Именно этотъ повелительный тонъ выдавалъ ему слишкомъ ясно слабость и отчаяніе, изъ которыхъ онъ вытекалъ, а готовность императора согласиться на всѣ его требованія убѣждала его, что онъ — у цѣли своихъ желаній. Онъ согласился, какъ бы убѣжденный краснорѣчіемъ Эггенберга, и оставилъ его, чтобы формулировать свои требованія.
Не безъ трепета ожидалъ министръ посланія, въ которомъ надменнѣйшій изъ подданныхъ рѣшался ставить требованія самому гордому изъ государей. Но какъ ни слабо было его довѣріе къ умѣренности своего друга, чрезмѣрныя условія, заключавшіяся въ посланіи, превзошли его боязливыя ожиданія. Валленштейнъ требовалъ неограниченной власти надъ всѣми нѣмецкими войсками австрійскаго и испанскаго дома и чрезвычайныхъ полномочій карать и награждать по своему усмотрѣнію. Не только король венгерскій, но и самъ императоръ должны отказаться отъ права являться въ армію, а тѣмъ болѣё давать ей какія бы то ни было распоряженія. Императоръ не имѣетъ права ни дѣлать назначенія въ арміи, ни раздавать награды; его жалованная грамота не имѣетъ значенія безъ утвержденія Валленштейна. Всякимъ достояніемъ, конфискованнымъ или завоеваннымъ въ имперіи, распоряжается герцогъ фридландскій единолично, безъ вмѣшательства всѣхъ императорскихъ или имперскихъ судовъ. Въ качествѣ обыкновеннаго вознагражденія ему должно быть передано одно изъ личныхъ владѣній императора, въ видѣ чрезвычайнаго подарка — одна изъ земель, завоеванныхъ въ имперіи. Всякая австрійская провинція должна быть въ случаѣ нужды открыта для его убѣжища. Кромѣ всего этого, онъ требовалъ, чтобы ему обезпечили при будущемъ мирѣ герцогство Мекленбургское и формально извѣстили его заблаговременно объ отставкѣ, если сочтутъ нужнымъ лишить его вторично власти надъ арміей.
Тщетно убѣждалъ его министръ умѣрить свои требованія, лишавшія императора всѣхъ его верховныхъ правъ надъ арміей, унижавшія его до степени креатуры его же полководца. Слишкомъ очевидно было для него, что безъ него обойтись немыслимо, и онъ чувствовалъ за собой силу назначить цѣну, за которую должны быть куплены его услуги. Если сила обстоятельствъ заставила императора согласиться на эти требованія, то не одни побужденія мстительности и надменности заставляли герцога ставить ихъ. Планъ будущаго возмущенія былъ готовъ, и при этомъ невозможно было отказаться отъ преимуществъ, которыми Валленштейнъ хотѣлъ обезпечить себя въ договорѣ съ дворомъ. Этотъ планъ требовалъ, чтобы императоръ былъ лишенъ всякаго авторитета въ Германіи, и власть его перешла въ руки его полководца. Эта цѣль достигнута, разъ Фердинандъ согласится на условія герцога. Употребленіе, какое Валленштейнъ задумалъ сдѣлать изъ своей арміи, разумѣется, безконечно далекое отъ той цѣли, для которой она была ему подчинена — требовало вполнѣ нераздѣльной власти, а тѣмъ болѣе отсутствія при арміи всякой власти надъ нимъ. Чтобы быть единственнымъ господиномъ ихъ помышленій, онъ долженъ былъ быть для войскъ единственнымъ рѣшителемъ судебъ; для того, чтобы незамѣтно занять мѣсто своего повелителя и перенести на себя всѣ верховныя права, лишь на время уступленныя ему высшей властью, онъ долженъ былъ старательно отдалять послѣднюю отъ взоровъ арміи. Вотъ истинная причина его упорнаго сопротивленія позволить какому либо принцу австрійскаго дома быть при арміи. Свобода распоряжаться по своему усмотрѣнію всѣмъ конфискованнымъ и завоеваннымъ въ Германіи имуществомъ, давала ему страшныя средства пріобрѣтать приверженцевъ и покорныя орудія своихъ замысловъ и играть въ Германіи роль диктатора съ большей властью чѣмъ та, какую имѣлъ императоръ въ мирное время. Право пользоваться въ случаѣ нужды убѣжищемъ въ австрійскихъ земляхъ давало ему полную возможность держать императора чуть не въ плѣну въ его собственномъ государствѣ и посредствомъ его собственной арміи высасывать всѣ соки этихъ земель и подрывать въ корнѣ основы австрійскаго могущества. Что бы потомъ ни произошло, — условія, которыя онъ вынудилъ у императора, обезпечивали его достаточно хорошо. Если бы обстоятельства оказались благопріятными его дерзновеннымъ замысламъ, то этотъ договоръ съ императоромъ облегчалъ ихъ исполненіе; если бы обстоятельства сдѣлали ихъ осуществленіе невозможнымъ, то этотъ самый договоръ вознаграждалъ его наилучшимъ образомъ. Но какъ онъ могъ считать дѣйствительнымъ договоръ, исторгнутый силой у государя и основанный на преступленіи? Какъ могъ онъ надѣяться связать императора условіями, которыя были смертнымъ приговоромъ для того, кто имѣлъ дерзость продиктовать ихъ? И все же этотъ достойный казни преступникъ былъ теперь необходимѣйшимъ человѣкомъ во всей монархіи, и Фердинандъ, искушенный въ притворствѣ, согласился на все, чего требовалъ Валленштейнъ.
Наконецъ, императорская армія получила главу, заслуживающаго этого имени. Всякая другая власть въ войскахъ, не исключая власти самого императора, теряла силу въ тотъ самый моментъ, какъ Валленштейну былъ врученъ жезлъ главнокомандующаго, и все, проистекавшее не отъ его особы, было лишено всякаго значенія. Отъ береговъ Дуная до Везера и Одера почувствовали животворное появленіе новаго созвѣздія. Новый духъ одушевляетъ солдатъ императора; начинается новая эпоха войны. Свѣжія надежды ободряютъ папистовъ и протестантскій міръ взираетъ съ тревогой на перемѣну обстоятельствъ.
Чѣмъ выше было вознагражденіе, цѣной котораго пришлось купить новаго полководца, тѣмъ большія надежды питалъ императорскій дворъ; но герцогъ не спѣшилъ заботиться объ осуществленіи этихъ надеждъ. Ему нужно было лишь появиться вблизи Богеміи съ своимъ грознымъ войскомъ, чтобы уничтожить ослабленныя войска саксонцевъ и блистательно открыть свое новое поприще возвращеніемъ этого королевства подъ власть императора. Но удовлетворяясь ничего не рѣшающими стычками кроатовъ съ непріятелемъ, онъ предоставилъ въ жертву его грабежамъ лучшую часть государства и шелъ мѣрными и тихими шагами къ своей завѣтной цѣли. Не уничтожать саксонцевъ, но соединиться съ ними — таковъ былъ его планъ. Поглощенный этимъ важнымъ замысломъ, онъ не брался пока за оружіе, чтобы тѣмъ вѣрнѣе побѣдить путемъ переговоровъ. Всевозможными способами старался онъ порвать союзъ курфюрста со шведами, и самъ Фердинандъ, все еще склонный къ миру съ Саксоніей, одобрялъ этотъ образъ дѣйствій. Но громадныя услуги, оказанныя шведами, были еще слишкомъ свѣжи въ памяти саксонцевъ, чтобы позволить имъ столь позорную измѣну и если бы они въ самомъ дѣлѣ чувствовали себя склонными къ этому, то двуличіе Валленштейна и дурная слава австрійской политики не внушили бы имъ никакого довѣрія къ искренности его обѣщаній. Слишкомъ извѣстный въ качествѣ вѣроломнаго политика, онъ не нашелъ вѣры именно въ томъ единственномъ случаѣ, когда по всѣмъ вѣроятіямъ не собирался обмануть; но обстоятельства еще не позволяли ему раскрытіемъ своихъ истинныхъ мотивовъ поставить внѣ всякаго сомнѣнія искренность своихъ предложеній. Такимъ образомъ онъ противъ своей воли рѣшился добыть силой оружія то, чего не удалось достигнуть посредствомъ переговоровъ. Быстро собравъ войска, онъ появился предъ Прагой, прежде чѣмъ саксонцы могли спасти столицу. Послѣ непродолжительной обороны осажденныхъ, предательство капуциновъ открыло одному изъ его полковъ входъ въ городъ и укрывшійся въ замкѣ гарнизонъ положилъ оружіе на позорныхъ условіяхъ. Въ качествѣ господина столицы, онъ разсчитывалъ на болѣе благопріятный ходъ переговоровъ съ саксонскимъ дворомъ, но при этомъ, Возобновляя переговоры съ генераломъ фонъ Арнгеймомъ, не приминулъ подкрѣпить ихъ вѣсъ рѣшительнымъ ударомъ. Для того, чтобы отрѣзать саксонской арміи отступленіе на родину, онъ приказалъ поспѣшно занять проходы между Ауссигомъ и Пирной, но быстрота Арнгейма счастливо избавила саксонцевъ отъ опасности. Послѣ отступленія этого генерала сдались побѣдителю послѣднія убѣжища саксонцевъ, Эгеръ и Лейтмерицъ, и Богемія была возвращена своему законному государю еще скорѣе, чѣмъ была потеряна.
Занятый не столько интересами своего государя, сколько осуществленіемъ своихъ собственныхъ плановъ, Валленштейнъ собирался теперь перенести войну въ предѣлы Саксоніи, чтобы опустошеніемъ курфюршества заставить курфюрста заключить отдѣльный договоръ съ императоромъ или вѣрнѣе съ герцогомъ фридландскимъ. Но какъ ни мало привыкъ онъ покорять свою волю гнету обстоятельствъ, онъ понялъ теперь всю необходимость временно отказаться отъ своего сокровеннаго замысла для болѣе важнаго дѣла. Въ то время какъ онъ изгонялъ саксонцевъ изъ Богеміи, Густавъ Адольфъ одерживалъ вышеописанныя побѣды на Рейнѣ и на Дунаѣ и черезъ Швабію и Франконію перенесъ уже войну къ границамъ Баваріи. Разбитый на Лехѣ и смертью графа Тилли лишенный своей лучшей опоры, Максимиліанъ молилъ императора какъ можно скорѣе прислать ему на помощь изъ Богеміи герцога фридландскаго и защитой Баваріи отвратить опасность отъ самой Австріи. Обратившись съ этой просьбой къ самому Валленштейну, онъ настоятельно убѣждалъ его до самоличнаго появленія съ главной арміей прислать ему пока на помощь хоть нѣсколько полковъ. Фердинандъ поддерживалъ эту просьбу всей силой своего авторитета, и одинъ курьеръ за другимъ летѣлъ теперь къ Валленштейну, чтобы заставить его двинуться къ Дунаю.
Но теперь-то выяснилось, какую долю своей власти принесъ въ жертву императоръ, передавъ въ руки Валленштейна войска и начальство надъ ними. Равнодушный къ мольбамъ Максимиліана, глухой къ многократнымъ повелѣніямъ императора, онъ оставался въ полномъ бездѣйствіи въ Богеміи, предоставляя курфюрста его судьбѣ. Память о томъ, какъ нѣкогда на регенсбургскомъ сеймѣ Максимиліанъ старался объ его удаленіи, запечатлѣлась глубоко въ непримиримомъ сердцѣ герцога, и новыя старанія курфюрста воспрепятствовать его назначенію также не остались для него тайной. Теперь насталъ часъ мести за это оскорбленіе, и тяжело отплатилъ курфюрстъ за то, что онъ возстановилъ противъ себя мстительнѣйшаго человѣка на свѣтѣ. По словамъ Валленштейна, невозможно было оставить Богемію беззащитной и Австрія будетъ защищена лучше всего въ томъ случаѣ, если шведская армія растратитъ свои силы предъ баварскими крѣпостями. Такъ наказывалъ онъ рукою шведовъ своего врага, и между тѣмъ, какъ одна крѣпость за другой переходила въ ихъ руки, онъ предоставлялъ курфюрсту тщетно жаждать въ Регенсбургѣ его прибытія. Лишь тогда, когда полное покореніе Богеміи лишило его послѣднихъ оправданій и завоеванія Густава Адольфа въ Баваріи стали грозить близкой опасностью самой Австріи, онъ снизошелъ къ просьбамъ курфюрста и императора и рѣшился на давно желанное соединеніе съ первымъ, которое по ожиданіямъ всѣхъ католиковъ должно было рѣшить судьбу всей войны.
Самъ Густавъ Адольфъ, слишкомъ слабый, чтобы бороться съ одной арміей Валленштейна, боялся соединенія двухъ столь сильныхъ армій, и вполнѣ справедливо удивляются, почему онъ не постарался болѣе энергично воспрепятствовать этому соединенію. Кажется, онъ слишкомъ разсчитывалъ на ненависть, раздѣлявшую обоихъ предводителей и не дававшую никакой надежды на сліяніе ихъ войскъ для общей цѣли, и было слишкомъ поздно исправлять эту ошибку, когда его предположеніе было опровергнуто событіями. Правда при первомъ несомнѣнномъ извѣстіи объ ихъ намѣреніяхъ, онъ поспѣшилъ въ Верхній Пфальцъ, чтобы преградить путь курфюрсту, но тотъ предупредилъ его, и соединеніе произошло подъ Эггеромъ.
Этотъ пограничный городъ избралъ Валленштейнъ ареной торжества надъ своимъ надменнымъ противникомъ. Не довольствуясь тѣмъ, что видѣлъ его у своихъ ногъ въ роли просителя, онъ заставилъ еще его оставить свои земли беззащитными, придти издалека на поклонъ къ своему защитнику, и этимъ долгимъ путемъ дать унизительное признаніе въ своей нуждѣ и тягостномъ положеніи. И такому униженію подчинялся покорно гордый государь. Тяжелой борьбы стоило ему прибѣгнуть къ спасающей рукѣ того, кто никогда не имѣлъ бы этой власти, если бы все шло согласно желаніямъ курфюрста; но разъ рѣшившись, онъ имѣлъ достаточно мужества перенести всякое оскорбленіе, вытекавшее изъ его рѣшенія, и достаточно владѣлъ собой, чтобы отнестись съ презрѣніемъ къ мелкимъ страданіямъ, если это было нужно для достиженія великой цѣли.
Но если такой дорогой цѣной куплена была лишь возможность этого соединенія, то еще труднѣе было сговориться относительно условій, на которыхъ оно будетъ имѣть мѣсто и силу. Для достиженія цѣли соединенія было необходимо вручить власть надъ соединенными войсками одному человѣку, а между тѣмъ обѣ стороны были одинаково мало склонны подчиняться чужому авторитету. Если Максмиліанъ опирался на свой курфюршескій санъ, на знатность своего происхожденія, на свое значеніе въ имперіи, то Валленштейнъ основывалъ свои притязанія на своей военной славѣ и неограниченной власти, врученной ему императоромъ. Насколько царственная гордость перваго возмущалась необходимостью подчиняться приказамъ императорскаго слуги, настолько льстила высокомѣрію герцога мысль отдавать повелѣнія такому надменному повелителю. Упорныя пререканія окончились взаимнымъ соглашеніемъ въ пользу Валленштейна. Ему предоставлялась высшая власть надъ обѣими арміями, вполнѣ неограниченная, а курфюрстъ отказывался отъ права мѣнять не только диспозицію, но и маршрутъ арміи. Ему оставалось только право наказывать и награждать своихъ собственныхъ солдатъ и свободно пользоваться ими въ томъ случаѣ, если они не заняты совмѣстными дѣйствіями съ императорскими войсками.
Послѣ этихъ приготовленій будущіе союзники рѣшились наконецъ увидѣться лично другъ съ другомъ, но не ранѣе чѣмъ дано было взаимное обѣщаніе предать полному забвенію все происшедшее и были точнѣйшимъ образомъ опредѣлены всѣ внѣшнія формальности обряда примиренія. Согласно условію оба обнялись предъ лицомъ своихъ войскъ, давая другъ другу взаимныя обѣщанія хранить дружбу, въ то время какъ сердца ихъ кипѣли злобой. Максимиліанъ, опытный въ наукѣ притворства, владѣлъ достаточно собой, чтобы ни однимъ движеніемъ не проявить своихъ истинныхъ чувствъ; но въ глазахъ Валленштейна сверкало злобное торжество, и принужденность во всемъ его поведеніи обнаруживала явно всю силу страстей, владѣвшихъ его высокомѣрнымъ сердцемъ.
Соединенныя императорско-баварскія войска составляли армію почти въ шестьдесятъ тысячъ, большею частью закаленныхъ солдатъ, предъ которыми шведскій монархъ не смѣлъ показаться въ полѣ. Послѣ того какъ попытка воспрепятствовать ихъ соединенію не удалась, онъ поспѣшно отступилъ въ Франконію и ожидалъ здѣсь рѣшительнаго движенія врага, чтобы сообразоваться съ его дѣйствіями. Положеніе, занятое соединенной арміей между границами Саксоніи и Баваріи, оставляло нѣкоторое время неизвѣстнымъ, перенесетъ ли она театръ войны въ первую изъ этихъ странъ или постарается изгнать шведовъ съ Дуная, чтобы освободить Баварію. Саксонія была лишена войскъ Арнгеймомъ, который завоевалъ въ это время Силезію, — какъ многіе его обвиняли, не безъ тайнаго замысла облегчить герцогу Фридландскому вторженіе въ курфюршество и дать нерѣшительному духу Іоанна Георга рѣшительный толчокъ къ договору съ императоромъ. Самъ Густавъ Адольфъ, въ твердомъ ожиданіи, что намѣренія Валленштейна будутъ обращены противъ Саксоніи, чтобы не оставить своего союзника безъ помощи, поспѣшно отправилъ туда значительное подкрѣпленіе, твердо рѣшившись послѣдовать сюда со всѣми своими войсками, какъ только позволятъ обстоятельства. Но движенія арміи Валленштейна не замедлили открыть ему, что она идетъ на него самого, а походъ герцога чрезъ Верхній Пфальцъ поставилъ это внѣ всякаго сомнѣнія. Насталъ часъ подумать о своей собственной безопасности, биться не за владычество въ Германіи, а за свое существованіе, и искать средствъ къ спасенію въ силѣ своего генія. Приближеніе непріятеля застигло его врасплохъ, прежде чѣмъ ему удалось стянуть къ себѣ свои войска, разсѣянныя по всей Германіи, и призвать на помощь своихъ союзниковъ. Слишкомъ слабый, чтобы удержать надвигающагося непріятеля, онъ имѣлъ предъ собой выборъ: или броситься въ Нюрнбергъ и подвергнуться опасности быть запертымъ въ этомъ городѣ всей арміей Валленштейна и погибнуть отъ голода — или, пожертвовавъ этимъ городомъ, ожидать подъ пушками Донауверта подкрѣпленій. Равнодушный ко всякимъ опасностямъ, разъ подымала голосъ человѣчность и повелѣвала честь, онъ безъ колебаній выбралъ первое, твердо рѣшившись скорѣе похоронить себя со всей своей арміей подъ развалинами Нюрнберга, чѣмъ купить свое спасеніе гибелью этого союзнаго города.
Тотчасъ приступили къ укрѣпленію города со всѣми его предмѣстьями непрерывной цѣпью окоповъ, а внутри его стали устраивать укрѣпленный лагерь. Многія тысячи рукъ принялись немедленно за трудноисполнимое дѣло, и всѣхъ обитателей Нюрнберга одушевляло геройское усердіе отдать за общее спасеніе кровь, жизнь и достояніе. Вся линія укрѣпленій была окружена рвомъ въ восемь футовъ глубины и двѣнадцать ширины; линіи защищались редутами и бастіонами, входы — полумѣсяцами. Рѣка Пегницъ, протекающая чрезъ Нюрнбергъ, раздѣляла весь лагерь на два полукруга, соединенныхъ многими мостами. Около трехсотъ орудій высилось на городскихъ стѣнахъ и окопахъ лагеря. Крестьяне изъ окрестныхъ селеній и граждане Нюрнберга работали вмѣстѣ со шведскими солдатами, и уже на седьмой день армія могла занять лагерь, а на четырнадцатый была закончена вся гигантская работа.
Между тѣмъ какъ это происходило за стѣнами города, магистратъ Нюрнберга былъ занятъ наполненіемъ магазиновъ и снабженіемъ города всѣми военными и жизненными припасами, какіе могли понадобиться для продолжительной осады. О здоровьи жителей, которое отъ скопленія множества людей легко могло подвергнуться опасности, позаботились при помощи строгихъ санитарныхъ постановленій. Для того, чтобы имѣть возможность въ случаѣ нужды подкрѣпить короля, городская молодежь пріучалась владѣть оружіемъ, городская милиція была значительно усилена и вооруженъ новый полкъ изъ двадцати четырехъ названій по буквамъ старой азбуки. Самъ Густавъ требовалъ между тѣмъ вспомогательныхъ войскъ отъ своихъ союзниковъ, герцога Вильгельма веймарскаго и ландграфа гессенъ-кассельскаго, и разослалъ приказы своимъ генераламъ на Рейнѣ, въ Тюрингіи и нижней Саксоніи поспѣшно двинуться въ путь, чтобы соединиться съ его войсками у Нюрнберга. Армія его, расположенная внутри укрѣпленій этого имперскаго города, насчитывала нѣсколько болѣе шестнадцати тысячъ человѣкъ, — стало быть не достигала и трети непріятельскаго войска.
Между тѣмъ послѣднее, медленно подвигаясь впередъ, дошло до Неймарка, гдѣ герцогъ фридландскій произвелъ общій смотръ. Увлеченный видомъ этой могучей силы, онъ не могъ воздержаться отъ дѣтской хвастливости. «Черезъ четыре дня будетъ рѣшено, воскликнулъ онъ, кто изъ насъ двоихъ будетъ владыкой міра — я или король шведскій». Но, несмотря на все превосходство своихъ войскъ, онъ не дѣлалъ ничего, чтобы привести въ исполненіе это высокомѣрное обѣщаніе, и даже упустилъ случай разбить непріятеля на-голову, когда тотъ осмѣлился двинуться ему на встрѣчу изъ своихъ окоповъ. «Довольно было битвъ, — отвѣтилъ онъ тѣмъ, которые возбуждали его къ нападенію — пора держаться иного метода». Уже здѣсь выяснилось преимущество вождя, упроченная слава котораго не нуждается въ рискованныхъ предпріятіяхъ, которыми другіе по необходимости спѣшатъ, чтобы составить себѣ имя. Убѣжденный, что мужество отчаянія заставитъ непріятеля очень дорого продать побѣду, а неудача, испытанная въ этихъ мѣстахъ, безвозвратно погубитъ императора, Валленштейнъ удовлетворился рѣшеніемъ истощить воинскій пылъ своего противника долговременной осадой и, лишивъ его всякой возможности увлечься необузданностью этого пыла, отнять у него то преимущество, которое до сихъ поръ дѣлало его столь непобѣдимымъ. Не предпринимая поэтому никакихъ дѣйствій, онъ расположился по ту сторону Редница напротивъ Нюрнберга укрѣпленнымъ лагеремъ и этимъ удобнымъ положеніемъ отрѣзалъ какъ городу, такъ и шведскому лагерю всякій подвозъ припасовъ изъ Франконіи, Швабіи и Тюрингіи. Такимъ образомъ онъ осадилъ короля вмѣстѣ съ городомъ и льстилъ себя надеждой медленно, но вѣрно истомить голодомъ мужество противника, которое онъ совсѣмъ не жаждалъ испытать въ сраженіи.
Но слишкомъ мало знакомый съ средствами и силами своего противника, онъ недостаточно позаботился о томъ, чтобы оградить самого себя отъ той судьбы, которую онъ готовилъ королю. Крестьяне со своими запасами покинули всю окрестную страну, а за скудные остатки провіанта герцогскимъ фуражирамъ приходилось драться со шведскими. Король щадилъ городскіе запасы, пока возможно было получать провіантъ изъ окрестныхъ деревень, и эти обоюдные набѣги поддерживали неустанныя столкновенія между кроатами и шведскими солдатами, пагубные слѣды чего оставались на всей сосѣдней странѣ. Съ мечомъ въ рукѣ приходилось добывать жизненные припасы, и безъ значительнаго вооруженнаго прикрытія обѣ стороны не рѣшались отправляться на фуражировку. При наступленіи нужды, городъ Нюрнбергъ открылъ королю свои кладовыя, а Валленштейнъ вынужденъ былъ добывать продовольствіе для своихъ войскъ издалека. Большой обозъ съѣстныхъ припасовъ, закупленныхъ въ Баваріи, подвигался къ нему и тысяча человѣкъ были отправлены для того, чтобы конвоировать его до лагеря. Увѣдомленный объ этомъ, Густавъ Адольфъ поспѣшилъ отправить конный полкъ овладѣть этимъ транспортомъ, а темнота ночи помогла успѣху экспедиціи. Весь обозъ вмѣстѣ съ городомъ, гдѣ онъ остановился, попалъ въ руки шведовъ; императорское прикрытіе было изрублено, тысяча двѣсти воловъ угнаны, а тысяча телѣгъ съ хлѣбомъ, которыя невозможно было увезти, сожжены. Семь полковъ, двинутыхъ герцогомъ фридландскимъ къ Альтдорфу на защиту этого нетерпѣливо ожидаемаго обоза, были разбиты королемъ, который выступилъ тоже, чтобы прикрыть возвращеніе своихъ солдатъ, и вынуждены были послѣ упорнаго боя укрыться въ императорскомъ лагерѣ съ урономъ въ 400 человѣкъ. Эти злоключенія и неожиданная стойкость короля заставили герцога фридландскаго раскаиваться, что онъ упустилъ случай къ сраженію. Теперь неприступность шведскаго лагеря дѣлала всякое нападеніе невозможнымъ, а вооруженная молодежь Нюрнберга служила королю неистощимымъ питомникомъ, изъ котораго онъ пополнялъ всякую потерю въ людяхъ. Недостатокъ съѣстныхъ припасовъ, который чувствовался въ императорскомъ лагерѣ не менѣе, чѣмъ въ шведскомъ, дѣлалъ по крайней мѣрѣ весьма сомнительнымъ, какая изъ обѣихъ сторонъ принудитъ другую ранѣе къ отступленію.
Прошло ужъ двѣ недѣли, какъ обѣ арміи подъ охраной равно неприступныхъ укрѣпленій стояли лицомъ къ лицу, не рѣшаясь на что либо, кромѣ легкихъ набѣговъ и незначительныхъ стычекъ. Съ обѣихъ сторонъ заразительныя болѣзни, естественныя слѣдствія дурного питанія и скопленія народа, уменьшили численность армій болѣе чѣмъ непріятельскій мечъ, и бѣдствія эти возрастали съ каждымъ днемъ. Наконецъ, въ шведскомъ лагерѣ появились долгожданныя вспомогательныя войска и значительныя подкрѣпленія позволили теперь королю повиноваться голосу своего природнаго мужества и разбить оковы, связывавшія его до сихъ поръ.
Согласно его требованію герцогъ веймарскій Вильгельмъ поспѣшно составилъ изъ гарнизоновъ нижней Саксоніи и Тюрингіи отрядъ, къ которому присоединились у Швейнфурта въ Франконіи четыре саксонскихъ полка, а вслѣдъ затѣмъ у Кицингена рейнскія войска, отправленныя на помощь королю ландграфомъ гессенъ-кассельскимъ Вильгельмомъ и пфальцграфомъ биркенфельдскимъ. Канцлеръ Оксенштирна взялся вести этотъ корпусъ къ мѣсту назначенія. Соединившись въ Виндсгеймѣ съ герцогомъ веймарскимъ Бернгардомъ и шведскимъ генераломъ Баннеромъ, онъ двинулся ускореннымъ маршемъ къ Бруку и Эльтерсдорфу, гдѣ переправился черезъ Редницъ и счастливо достигъ шведскаго лагеря. Это подкрѣпленіе насчитывало до пятидесяти тысячъ человѣкъ съ шестьюдесятью орудіями и обозомъ въ четыре тысячи подводъ. Такимъ образомъ Густавъ Адольфъ увидалъ себя во главѣ почти семидесятитысячной арміи, не считая ополченія города Нюрнберга, который могъ въ случаѣ нужды выставить въ поле тридцать тысячъ гражданъ: страшная сила, которой противостояла другая, не менѣе страшная. Вся Война какъ будто сосредоточилась въ одномъ сраженіи, чтобы здѣсь, наконецъ, получить послѣднее рѣшеніе.
Трепетно взирала раздѣленная на партіи Европа на это поле битвы, гдѣ, точно въ фокусѣ, грозно скопились всѣ силы обѣихъ враждующихъ сторонъ.
Но если еще до прибытія подкрѣпленія была велика нужда въ съѣстныхъ припасахъ, то это бѣдствіе достигло теперь въ лагеряхъ (такъ какъ Валленштейнъ тоже получилъ новое подкрѣпленіе изъ Баваріи) до ужасающихъ размѣровъ. Кромѣ ста двадцати тысячъ солдатъ, стоявшихъ другъ противъ друга съ оружіемъ въ рукахъ, кромѣ массы — болѣе пятидесяти тысячъ — лошадей въ обѣихъ арміяхъ, кромѣ жителей Нюрнберга, далеко превосходившихъ численностью шведское войско, въ одномъ лагерѣ Валленштейна было до пятнадцати тысячъ женщинъ и столько же погонщиковъ и слугъ, и не менѣе того — въ шведскомъ. По обычаю того времени, солдатъ могъ брать, съ собой въ походъ все свое семейство. За императорскимъ войскомъ слѣдовало безчисленное множество незамужнихъ женщинъ, а строгій надзоръ за нравами въ шведскомъ лагерѣ, гдѣ не былъ терпимъ никакой развратъ, много способствовалъ по той же причинѣ законнымъ бракамъ. Для молодыхъ поколѣній, которымъ этотъ лагерь служилъ отечествомъ, были устроены настоящія походныя школы, гдѣ воспитывались превосходные солдаты, такъ что арміи во время продолжительной войны могли пополняться своими средствами. Нѣтъ ничего удивительнаго, что эти кочующіе народы истощали всякую страну, гдѣ они разбивали свой станъ, и жизненные припасы подымались до чрезвычайности въ цѣнѣ, вслѣдствіе этого ненужнаго придатка". Всѣ мельницы вокругъ Нюрнберга не успѣвали молоть муку, которую онъ поглощалъ каждый день, и пятьдесятъ тысячъ фунтовъ хлѣба, которые городъ ежедневно поставлялъ въ лагерь, лишь возбуждали голодъ, но не удовлетворяли его. Поистинѣ поразительная заботливость Нюрнбергскаго магистрата не могла спасти большинство лошадей отъ гибели вслѣдствіе недостатка фуража, а возрастающая ярость заразы уносила каждый день болѣе ста человѣкъ.
Чтобы положить конецъ этому бѣдствію, Густавъ Адольфъ, въ надеждѣ на превосходство своихъ силъ, покинулъ на пятьдесятъ пятый день свои окопы, двинулся въ полномъ боевомъ порядкѣ на непріятеля и открылъ огонь по лагерю Валленштейна изъ трехъ батарей, расположенныхъ по берегу Редница. Но герцогъ оставался неподвиженъ въ своихъ укрѣпленіяхъ, удовлетворяясь тѣмъ, что издали отвѣчалъ на этотъ вызовъ ружейнымъ и пушечнымъ огнемъ. Онъ рѣшился взять короля бездѣйствіемъ и побѣдить его упорство голодомъ, и ни представленія Максимиліана, ни порывы его арміи, ни издѣвательства непріятеля не могли поколебать этого рѣшенія. Обманутый въ своей надеждѣ и тѣснимый возрастающей нуждой, Густавъ Адольфъ рѣшился на невозможное: взять приступомъ лагерь, неприступный вдвойнѣ — вслѣдствіе соединенныхъ усилій природы и искусства.
Поручивъ охрану своего лагеря нюрнбергскому ополченію, въ день Св. Варфоломея, пятьдесятъ восьмой съ тѣмъ поръ, какъ онъ вошелъ съ арміей въ укрѣпленія, онъ двинулся впередъ въ полномъ боевомъ порядкѣ и перешелъ у Фюрта черезъ Редницъ, гдѣ безъ труда заставилъ отступить непріятельскіе форпосты. Главныя силы непріятеля были расположены на крутыхъ высотахъ между Биберомъ и Редницемъ подъ названіемъ «Старыя Крѣпости» и «Альтенбергъ», а самъ лагерь тянулся необозримо по полямъ у подножія холмовъ. Вся артиллерія была расположена на этихъ холмахъ. Глубокіе рвы окружали неприступныя укрѣпленія, частыя засѣки и острые палисады загромождали доступъ къ крутой горѣ, съ вершины которой Валленштейнъ, спокойный и увѣренный, какъ Богъ, метая свои молніи сквозь черныя облака дымъ. За брустверомъ ждалъ штурмующаго смѣльчака коварный огонь мушкетовъ, и вѣрная смерть смотрѣла изъ сотенъ пушечныхъ пастей на него. На этомъ опасномъ пунктѣ сосредоточилъ Густавъ Адольфъ нападеніе, и пятьсотъ мушкетеровъ, подкрѣпленныхъ незначительнымъ количествомъ пѣхоты (большее количество не могло въ этой тѣснотѣ дѣйствовать разомъ), имѣли незавидное преимущество броситься первыми въ открытую пучину смерти. Яростенъ былъ приступъ, страшенъ отпоръ; подъ напоромъ всего бѣшенства непріятельскаго оружія, безъ прикрытія, разъяренные видомъ неизбѣжной гибели, эти безстрашные воины взбираются на холмъ, который въ одно мгновеніе превращается въ пылающую Геклу и съ грохотомъ извергаетъ на нихъ желѣзный градъ. Въ то же время тяжелая кавалерія врывается въ бреши, сдѣланныя непріятельскими ядрами въ сомкнутыхъ колонахъ, ряды разрываются и непоколебимые герои, побѣжденные двойными усиліями природы и людей, обращаются въ бѣгство, оставя на мѣстѣ сотню убитыхъ. Нѣмцамъ предоставило кровавую честь перваго нападенія пристрастіе Густава Адольфа. Раздраженный ихъ отступленіемъ, король повелъ на приступъ своихъ финляндцевъ, чтобы ихъ сѣверной отвагой пристыдить нѣмецкую трусость. Но и его финны, принятые такимъ же огненнымъ дождемъ, уступаютъ численности, и свѣжій полкъ, смѣняющій ихъ, возобновляетъ нападеніе такъ же безуспѣшно. Его смѣняетъ четвертый, пятый, нестой, такъ что въ продолженіе десятичасоваго боя всѣ полки постепенно смѣняютъ другъ друга, и всѣ, истерзанные и изрубленные, отступаютъ съ поля битвы. Тысячи изувѣченныхъ труповъ покрываютъ мѣсто побоища, и у ставъ, не побѣжденный, продолжаетъ нападеніе, а Валленштейнъ непоколебимо защищаетъ свои окопы.
Между тѣмъ между императорской конницей и лѣвымъ крыломъ шведовъ, расположеннымъ въ чащѣ у Редница, завязывается яростный бой, гдѣ непріятель съ перемѣннымъ счастьемъ становится то побѣжденнымъ, то побѣдителемъ и на обѣихъ сторонахъ равно струятся моря крови, равно свершаются чудеса храбрости. Подъ герцогомъ фридландскимъ и принцемъ веймарскимъ Бернгардомъ убиты кони; у короля осколокъ ядра отрываетъ подошву отъ сапога. Съ неустанной яростью возобновляется нападеніе и отпоръ, пока, наконецъ, надъ полемъ битвы не спускается мракъ ночной, призывая ожесточенныхъ бойцовъ къ покою. Но шведы слишкомъ уже подвинулись впередъ, чтобы начать безопасное отступленіе. Между тѣмъ какъ король ищетъ офицера, чтобы передать черезъ него полкамъ приказъ объ отступленіи, ему встрѣчается полковникъ Гебронъ, храбрый шотландецъ, котораго одно природное мужество выгнало изъ лагеря, чтобы раздѣлить опасности этого дня. Разгнѣванный на короля, который недавно при одномъ опасномъ порученіи предпочелъ ему младшаго офицера, онъ поспѣшилъ дать клятву, что никогда не обнажитъ своей шпаги за короля. Къ нему обращается теперь Густавъ Адольфъ и, сопровождая свою просьбу похвалами его мужеству, поручаетъ ему вести полки обратно. "Государь, — отвѣчаетъ храбрый солдатъ, — вотъ единственная услуга, въ которой я не могу отказать вашему величеству: тутъ есть чѣмъ рисковать,*1--и тотчасъ же покидаетъ короля, чтобы исполнить это порученіе. Хотя въ пылу сраженія герцогъ веймарскій Бернгардъ овладѣлъ одной изъ высотъ надъ «Старыми Крѣпостями», откуда можно было обстрѣливать городъ и весь лагерь, однако, проливной дождь, лившій всю ночь, сдѣлалъ склонъ горы такимъ скользкимъ, что невозможно было втащить наверхъ пушки, и такимъ образомъ пришлось добровольно покинуть эту позицію, купленную потоками крови. Не довѣряя счастію, покинувшему его въ этотъ критическій день, король не рѣшился возобновить съ истощенными войсками приступъ на слѣдующій день, и побѣжденный впервые, потому что впервые не былъ побѣдителемъ, — онъ отвелъ свои войска обратно за Редницъ. Двѣ тысячи убитыхъ, оставленныхъ имъ на мѣстѣ, свидѣтельствовали о его потеряхъ, а герцогъ фридландскій остался непоколебимъ въ своихъ окопахъ.
Еще цѣлыхъ двѣ недѣли послѣ этого столкновенія обѣ арміи стояли лагеремъ другъ противъ друга, каждая въ разсчетѣ принудить другую выступить ранѣе. Чѣмъ болѣе уменьшались съ каждымъ днемъ скудные жизненные припасы, тѣмъ ужаснѣе возрастали бѣдствія голода, тѣмъ болѣе ожесточался солдатъ и терпѣли сосѣдніе крестьяне отъ его безчеловѣчнаго хищничества. Возрастающая нужда расторгла всѣ узы порядка и дисциплины въ шведскомъ лагерѣ; особенно отличались насиліями надъ другомъ и недругомъ безъ различія нѣмецкіе полки. Безсильная рука одного человѣка не могла править беззаконіемъ, получавшимъ кажущееся одобреніе въ молчаніи низшихъ начальниковъ и даже поощреніе въ ихъ собственномъ пагубномъ примѣрѣ. Больно было королю это позорное разложеніе военной дисциплины, которою онъ до сихъ поръ такъ справедливо гордился, и сила, съ которой онъ упрекалъ нѣмецкихъ офицеровъ въ ихъ халатности, указываетъ на всю ярость негодованія. «Вы, нѣмцы, — воскликнулъ онъ, — вы грабите ваше собственное отечество и терзаете вашихъ единовѣрцевъ. Богъ свидѣтель, — я презираю васъ, я чувствую къ вамъ отвращеніе, и сердце мое переполняется желчью, когда я взгляну на васъ. Вы не исполняете моихъ приказаній, вы причина того, что міръ проклинаетъ меня, что меня преслѣдуютъ слезы неповинной нищеты, что я открыто долженъ слышать: король, нашъ другъ, приноситъ намъ больше горя, чѣмъ наши злѣйшіе враги. Ради васъ я лишился моей казны и издержалъ болѣе сорока бочекъ золота, а отъ вашего нѣмецкаго царства не получилъ даже на жалкую одеженку. Я отдалъ вамъ все, чѣмъ Богъ надѣлилъ меня, и съ радостью раздѣлилъ между вами все, что онъ можетъ мнѣ пожаловать въ будущемъ, лишь бы вы только слушались моихъ повелѣній. Ваше неповиновеніе убѣждаетъ меня, что вы замышляете недоброе, хотя я не могу не похвалить вашего мужества».
Несмотря на чрезвычайныя усилія Нюрнберга кормить въ теченіе одиннадцати недѣль невѣроятную массу народа, скопившуюся въ его стѣнахъ, — всѣ средства, наконецъ, изсякли и король, какъ сторона болѣе многочисленная, долженъ былъ первый рѣшиться на отступленіе. Нюрнбергъ похоронилъ болѣе десяти тысячъ своихъ жителей, а у Густава Адольфа война и зараза отняли болѣе двадцати тысячъ солдатъ. Всѣ окрестныя поля были вытоптаны, деревни обращены въ пепелъ, ограбленный народъ умиралъ отъ истощенія на улицахъ, міазмы отравляли воздухъ, пагубная зараза, вызванная недостаточнымъ питаніемъ и скопленіемъ такой массы народа и множествомъ гніющихъ труповъ, свирѣпствовала среди людей и животныхъ, и долго еще послѣ ухода арміи бѣдствія и нищета лежали тяжкимъ гнетомъ на странѣ. Тронутый общимъ бѣдствіемъ и потерявъ надежду преодолѣть упорство герцога фридландскаго, король снялся 8 сентября съ лагеря и покинулъ Нюрнбергъ, оставивъ здѣсь, на случай приступа, достаточный гарнизонъ. Въ полномъ боевомъ порядкѣ прошелъ онъ мимо непріятеля, который остался недвижимъ и не сдѣлалъ ни шагу, чтобы помѣшать его отступленію. Онъ направился къ Нейштадту у Аиша и Винцдсгейма, гдѣ остановился на пять дней, чтобы дать отдыхъ своимъ войскамъ и быть поблизости отъ Нюрнберга въ случаѣ, если непріятель вздумаетъ предпринять что нибудь противъ этого города. Но Валленштейнъ, не менѣе нуждавшійся въ отдыхѣ, ждалъ лишь отступленія шведовъ, чтобы двинуться въ путь со своими войсками. Черезъ пять дней онъ покинулъ и свой лагерь у Цирндорфа, обративъ его предварительно въ пепелъ. Сотни клубовъ дыма, вздымавшихся изъ подожженныхъ деревень въ окрестностяхъ, возвѣстили о его отступленіи и показали успокоенному городу, какой участи избѣгнулъ онъ самъ. Походъ по направленію къ Форгейму былъ ознаменованъ невѣроятнѣйшими опустошеніями; но Валленштейнъ былъ уже слишкомъ далекъ, чтобы королю удалось настигнуть его. Тогда послѣдній раздѣлилъ свою армію, которую не могла прокормить истощенная страна, на двѣ части, чтобы одну оставить для защиты Франконіи, а съ другой продолжать лично свои завоеванія въ Баваріи.
Между тѣмъ императорско-баварская армія двинулась въ епископство бамбергское, гдѣ герцогъ фридландскій произвелъ ей вторичный смотръ. Это шестидесятитысячное войско вслѣдствіе побѣговъ, войны и болѣзней сократилось до двадцати четырехъ тысячъ человѣкъ, четвертую часть которыхъ составляли баварцы. Такимъ образомъ, пребываніе у Нюрнберга ослабило обѣ стороны болѣе чѣмъ два большихъ пораженія, ни на іоту не приблизивъ войну къ окончанію и ни единымъ значительнымъ событіемъ не удовлетворивъ напряженныхъ ожиданій Европейскаго міра. Правда, диверсія у Нюрнберга на нѣкоторое время остановила завоеванія короля въ Баваріи и даже обезпечила Австрію отъ его вторженія, но отступленіе императорскихъ войскъ отъ Нюрнберга возвратило ему полную возможность снова сдѣлать Баварію театромъ войны. Не заботясь о судьбѣ этой страны и тяготясь принужденіемъ, налагаемымъ на него союзомъ съ курфюрстомъ, герцогъ фридландскій съ жадностью ухватился за возможность отдѣлаться отъ неудобнаго спутника и съ новымъ жаромъ отдаться своимъ сокровеннымъ замысламъ. Все еще настаивая на своемъ первомъ намѣреніи отдѣлить Саксонію отъ Швеціи, онъ избралъ первую страну для зимняго пребыванія своихъ войскъ, надѣясь этимъ тягостнымъ присутствіемъ принудить курфюрста къ отдѣльному миру.
Обстоятельства благопріятствовали такому плану въ высшей степени. Саксонцы вторглись въ Силезію, гдѣ они въ союзѣ съ бранденбургскими и шведскими войсками одерживали надъ императорской арміей побѣду за побѣдой. Отвлекая курфюрста въ его собственныя владѣнія, можно было спасти Силезію, и это предпріятіе было тѣмъ легче, что Саксонія вслѣдствіе силезской войны была лишена защитниковъ и открыта непріятелю со всѣхъ сторонъ. Необходимость спасти наслѣдственное владѣніе Австріи отвергала всѣ возраженія курфюрста баварскаго, которымъ можно было безопасно пожертвовать подъ маской патріотическаго вниманія къ интересамъ императора. Оставляя въ добычу королю шведскому богатую Баварію, можно было надѣяться, что онъ не будетъ мѣшать военнымъ дѣйствіямъ въ Саксоніи, а возрастающая холодность между нимъ и саксонскимъ дворомъ и безъ того позволяла не бояться, что онъ выкажетъ особенное усердіе къ спасенію Іоанна Георга. Такимъ образомъ снова покинутый своимъ коварнымъ защитникомъ, курфюрстъ въ Бамбергѣ отдѣлился отъ Валленштейна, чтобы съ жалкими остатками своихъ войскъ защищать свою беззащитную страну, а императорская армія подъ предводительствомъ Валленштейна двинулась чрезъ Байрейтъ и Кобургъ къ Тюрингенскому лѣсу.
Императорскій генералъ фонъ Голькъ съ шеститысячнымъ отрядомъ былъ отправленъ уже впередъ въ Фохтландъ, для опустошенія этой беззащитной провинціи огнемъ и мечемъ. Вслѣдъ за нимъ былъ посланъ второй полководецъ герцога и столь же вѣрное орудіе его безчеловѣчныхъ приказаній, Галласъ. Наконецъ, изъ нижней Саксоніи былъ вызванъ графъ Паппенгеймъ, чтобы подкрѣпить ослабленную армію герцога и довершить бѣдствія Саксоніи. Разрушенныя церкви, сожженныя деревни, уничтоженныя жатвы, ограбленныя семьи, трупы убитыхъ обозначали путь этихъ варварскихъ ордъ: вся Тюрингія, Фохтландъ и Мейссенъ пали подъ ударами этого тройного бича. Но они были лишь предвѣстниками гораздо большаго бѣдствія, которымъ грозилъ злополучной Саксоніи самъ герцогъ съ главной арміей. Оставивъ на пути своемъ чрезъ Франконію и Тюрингію чудовищные слѣды своего неистовства, онъ появился со всѣмъ своимъ войскомъ подъ Лейпцигомъ, и послѣ кратковременной осады принудилъ городъ сдаться. Онъ предполагалъ идти къ Дрездену и, покоривъ всю страну, стать повелителемъ курфюрста. Онъ приближался уже къ Мульдѣ, чтобы раздавить своимъ численнымъ превосходствомъ саксонскую армію, шедшую на него по направленію къ Торгау; но появленіе короля въ Эрфуртѣ положило неожиданный предѣлъ его завоевательнымъ планамъ. Стиснутый саксонскими и шведскими войсками, которыя грозилъ еще подкрѣпить изъ нижней Саксоніи герцогъ люнебургскій Георгъ, Валленштейнъ поспѣшно отступилъ къ Мерзебергу, чтобы соединиться здѣсь съ графомъ Паппенгеймомъ и выбить отсюда наступающихъ шведовъ. Съ чрезвычайной тревогой слѣдилъ Густавъ Адольфъ за уловками Испаніи и Австріи, употреблявшихъ всѣ усилія, чтобы отвлечь отъ него союзника. Насколько важенъ былъ для него союзъ Саксоніи, настолько основательны были причины бояться непостоянства Іоанна Георга. Между нимъ и курфюрстомъ не было никогда искреннихъ дружескихъ отношеній. Для государя, гордаго своимъ политическимъ значеніемъ и привыкшаго стоять во главѣ своей партіи, было, конечно, весьма подозрительно и тягостно вмѣшательство сторонней власти въ дѣла имперіи, и недовольство, съ которымъ онъ смотрѣлъ на успѣхи незваннаго иноземца, лишь крайне стѣсненнымъ положеніемъ его государства могло быть побѣждено на нѣкоторое время. Возрастающій авторитетъ короля въ Германіи, его рѣшающее вліяніе на протестантскихъ государей, недвусмысленныя доказательства его честолюбивыхъ замысловъ, достаточно подозрительныя для того, чтобы возбудить всю бдительность имперскихъ чиновъ, породили въ курфюрстѣ тысячи тревогъ, которыя съумѣли искусно поддержать и усилить агенты императора. Каждый самостоятельный шагъ короля, каждое — хотя бы самое справедливое — требованіе, обращенное имъ къ германскимъ государямъ, служило для курфюрста поводомъ къ горькимъ жалобамъ, которыя явно предвѣщали близкій разрывъ. Даже между полководцами обѣихъ сторонъ, какъ только имъ приходилось дѣйствовать совмѣстно, являлись постоянно слѣды раздоровъ, царившихъ между ихъ государями. Врожденное отвращеніе Іоанна Георга къ войнѣ и не вполнѣ подавленная привязанность его къ Австріи благопріятствовали стараніямъ Арнгейма, который, не прерывая сношеній съ Валленштейномъ, неустанно старался склонить своего государя къ отдѣльному договору съ императоромъ; и если его представленія долгое время оставались безуспѣшными, то исходъ событій показалъ впослѣдствіи, что они все-таки произвели свое дѣйствіе.
Густавъ Адольфъ, справедливо опасавшійся слѣдствій, какія должно было имѣть отпаденіе столь важнаго союзника для всего его пребыванія въ Германіи, старался всѣми способами удержать курфюрста отъ этого опаснаго шага, и до сихъ поръ его представленія производили нѣкоторое дѣйствіе на курфюрста. Но грозное войско, которымъ императоръ подкрѣплялъ свои соблазнительныя предложенія, и бѣдствія, какими онъ грозилъ Саксоніи въ случаѣ дальнѣйшаго сопротивленія, должны были, наконецъ, преодолѣть твердость курфюрста, оставленнаго безъ помощи въ жертву врагамъ; и равнодушіе къ столь важному союзнику могло разомъ и навсегда уничтожить довѣріе всѣхъ остальныхъ друзей Швеціи къ ихъ защитнику. Это соображеніе заставило короля вторично уступить настоятельнымъ просьбамъ стѣсненнаго курфюрста и пожертвовать всѣми своими блестящими надеждами ради спасенія союзника. Онъ рѣшилъ уже двинуться вторично На Ингольштадтъ, и слабость курфюрста баварскаго давала ему основаніе надѣяться, что теперь его истощенный врагъ будетъ наконецъ вынужденъ согласиться на нейтралитетъ. Крестьянское возстаніе въ Верхней Австріи откроетъ ему затѣмъ путь въ эту страну, и прежде чѣмъ Валленштейнъ успѣетъ явиться на помощь, резиденція императора будетъ въ его рукахъ. Но всѣмъ этимъ блестящимъ надеждамъ онъ предпочелъ спасеніе союзника, который не стоилъ такой жертвы ни по своимъ заслугамъ, ни по своимъ намѣреніямъ, который въ моментъ, требовавшій только единодушія, съ мелочнымъ эгоизмомъ думалъ только о своихъ выгодахъ, который былъ важенъ не съ точки зрѣнія пользы, которую могъ принести, но съ точки зрѣнія вреда, котораго можно было отъ него ожидать. И кто можетъ воздержаться отъ негодованія, узнавъ, что на пути къ спасенію этого государя великій король нашелъ предѣлъ своимъ подвигамъ!
Быстро собравъ свои войска въ Франконіи, онъ послѣдовалъ за арміей Валленштейна чрезъ Тюрингію. Герцогъ веймарскій Бернгардъ, высланный противъ Паппенгейма, присоединился у Ариштадта къ королю, который увидалъ себя теперь во главѣ двадцатитысячнаго испытаннаго войска. Въ Эрфуртѣ онъ простился со своей супругой, которой суждено было вновь увидать его лишь въ Вейсенфельсѣ — уже въ гробу; грустное, поспѣшное прощаніе было какъ бы предвѣстникомъ вѣчной разлуки. Онъ прибылъ въ Наумбургъ 1 ноября 1632 года, прежде чѣмъ отправленный сюда отрядъ герцога фридландскаго могъ овладѣть этимъ городомъ. Толпами стекался сюда народъ изъ окрестностей взглянуть на героя, на мстителя, на великаго короля, который годъ тому назадъ явился здѣсь подобно ангелу хранителю. Клики ликованія сопровождали его вездѣ, гдѣ. онъ появлялся; съ молитвами повергалось все предъ нимъ на колѣни; спорили изъ-за счастья коснуться ноженъ его шпаги, краевъ его платья. Скромнаго героя возмущала эта невинная дань искренней благодарности и восхищенія. «Этотъ народъ, кажется, хочетъ сдѣлать меня Богомъ, — говорилъ онъ своимъ спутникамъ, — дѣла наши идутъ хорошо; но я боюсь, что небесное возмездіе покараетъ меня за святотатственную комедію и слишкомъ рано раскроетъ безумной толпѣ, что я лишь слабый, смертный человѣкъ». Въ какомъ симпатичномъ свѣтѣ является предъ нами Густавъ, въ моментъ, когда мы навсегда съ нимъ прощаемся! Даже на высотѣ своего счастія, преклоняясь предъ судомъ Немезиды, онъ отвергаетъ поклоненіе, подобающее лишь безсмертнымъ, и его право на наши слезы удваивается именно тогда, когда онъ близокъ къ тому, чтобы вызвать ихъ.
Между тѣмъ герцогъ фридландскій двинулся на встрѣчу приближающемуся королю вплоть до Вейсенфельса, для того чтобы сохранить за собой зимнія квартиры въ Саксоніи, хотя бы цѣной сраженія. Его бездѣйствіе подъ стѣнами Нюрнберга навлекло на него подозрѣніе, будто онъ не рѣшается помѣриться силами съ сѣвернымъ героемъ и вся слава его была въ опасности, если бы онъ вторично уклонился отъ сраженія. Численное превосходство его войскъ, правда, далеко не столь значительное, какъ въ первое время пребыванія подъ Нюрнбергомъ, давало ему большія надежды на побѣду, если бы ему удалось вызвать короля на бой до его соединенія съ саксонцами. Но нынѣшняя увѣренность его покоилась не столько на численности его войска, сколько на увѣреніяхъ его астролога Сени, который прочиталъ въ звѣздахъ, что счастье шведскаго короля закатится въ ноябрѣ. Къ тому же непрерывная горная цѣпь и протекающая вблизи Заала образуютъ между Камбургомъ и Вейсенфельсомъ тѣсные проходы, чрезвычайно затруднявшіе шведской арміи дальнѣйшее движеніе впередъ; немного войскъ требовалось, чтобы запереть ихъ совершенно. Тогда у короля не было бы другого выбора, какъ съ величайшею опасностью пробиться чрезъ эти тѣснины или предпринять тяжелое отступленіе чрезъ Тюрингію, теряя значительную часть своихъ войскъ въ опустошенной землѣ, совершенно лишенной жизненныхъ припасовъ. Быстрота, съ которой Густавъ Адольфъ взялъ Наумбургъ, уничтожила этотъ планъ и теперь ждать нападенія пришлось самому Валленштейну.
Но онъ обманулся въ этомъ ожиданіи, когда король, вмѣсто того, чтобы двинуться на него къ Вейсенфельсу, началъ окапываться у Наумбурга, ожидая здѣсь подкрѣпленій, которыя долженъ былъ доставить ему герцогъ люнебургскій. Въ колебаніи, что предпринять, — идти ли на короля чрезъ тѣснины между Вейсенфельсомъ и Наумбургомъ или оставаться въ бездѣйствіи въ своемъ лагерѣ, онъ собралъ военный совѣтъ, чтобы освѣдомиться о мнѣніи своихъ испытанныхъ генераловъ. Никто изъ нихъ не находилъ полезнымъ нападеніе на короля въ его выгодномъ положеніи, а энергія, съ которой укрѣпляли его лагерь, указывала достаточно ясно, что онъ вовсе не собирается покинуть его такъ скоро. Но приближеніе зимы не позволяло затягивать долѣе кампанію и истощать столь утомленную армію продолженіемъ военныхъ дѣйствій. Всѣ были единогласно за окончаніе похода, тѣмъ болѣе, что важному городу Кельну на Рейнѣ серьезно угрожали нидерландскія войска, а успѣхи непріятеля въ Вестфаліи и на нижнемъ Рейнѣ настоятельно требовали помощи въ этихъ мѣстностяхъ. Признавъ всю важность выслушанныхъ доводовъ, герцогъ фридландскій, убѣжденный, что король не рѣшится на нападеніе въ это время года, далъ своимъ войскамъ зимній отпускъ, но такъ, что они могли быть немедленно собраны, если бы непріятель противъ всякаго ожиданія рѣшился сдѣлать нападеніе. Графъ Паппенгеймъ былъ поспѣшно отправленъ съ большей частью войска на помощь городу Кельну съ порученіемъ овладѣть по дорогѣ крѣпостью Морицбургомъ. Отдѣльные корпуса расположились зимними квартирами въ наиболѣе подходящихъ окрестныхъ городахъ, чтобы имѣть возможность отовсюду наблюдать за движеніемъ непріятеля. Графъ Коллоредо стоялъ съ гарнизономъ въ замкѣ Вейсенфельсѣ, а Валленштейнъ самъ съ остальными войсками остановился не подалеку отъ Мерзебурга между каналомъ Флосграбеномъ и Заалой, откуда онъ предполагалъ двинуться чрезъ Лейпцигъ, чтобы отрѣзать саксонцевъ отъ шведскаго войска.
Но едва Густавъ Адольфъ получилъ вѣсть объ уходѣ Паппенгейма, онъ внезапно покинулъ свой лагерь у Наумбурга, чтобы со всѣмъ своимъ войскомъ атаковать на половину ослабленнаго непріятеля. Форсированнымъ маршемъ двинулся онъ на Вейсенфельсъ, откуда слухъ о его наступленіи быстро дошелъ до непріятеля, повергнувъ герцога фридландскаго въ величайшее изумленіе. Но здѣсь было необходимо поспѣшное рѣшеніе, и герцогъ не замедлилъ сдѣлать необходимыя распоряженія. Хотя двадцатитысячному войску непріятеля возможно было противопоставить лишь двѣнадцать тысячь человѣкъ, однако можно было надѣяться удержаться до возвращенія Паппенгейма, который могъ уйти — самое большее — на пять миль по направленію къ Галле. Полетѣли гонцы, чтобы воротить его, асамъ Валленштейнъ перешелъ въ неширокую равнину между Флосграбеномъ и Люценомъ, гдѣ въ полномъ боевомъ порядкѣ ожидалъ короля, отрѣзавъ его такимъ образомъ отъ Лейпцига и саксонцевъ.
Три пушечныхъ выстрѣла, сдѣланные графомъ Коллоредо съ Вейсенфельскаго замка, возвѣстили о приближеніи короля и по этому условному сигналу форпосты Валленштейна стянулись подъ начальствомъ предводителя кроатовъ Изолани, чтобы занять лежащія у Риппаха деревни. Ихъ слабое сопротивленіе не остановило приближающагося непріятеля, который у деревни
Риппахъ перешелъ черезъ рѣчку того же имени и расположился ниже Люцена противъ боевой линіи императорской арміи. Большая дорога изъ Вейсенфельса въ Лейпцигъ перерѣзана между Люценомъ и Маркранштедтомъ каналомъ Флосграбеномъ, который тянется отъ Цейца до Мерзебурга, соединяя Эльстеръ съ Заалой. Къ этому каналу примыкало лѣвое крыло императорскихъ войскъ и правое — короля шведскаго, но такимъ образомъ, что кавалерія обѣихъ сторонъ стояла по ту сторону канала. На сѣверъ за Люценомъ расположено было правое крыло Валленштейна, а на югъ отъ этого городка — лѣвое крыло шведовъ. Фронтъ обѣихъ армій былъ обращенъ къ дорогѣ, проходившей посрединѣ между ними и отдѣлявшей одну боевую линію отъ другой. Но вечеромъ наканунѣ сраженія Валленштейнъ, къ большому ущербу для непріятеля, занялъ эту дорогу, приказавъ углубить окаймляющія ее съ обѣихъ сторонъ канавы, и расположилъ въ нихъ стрѣлковъ, такъ что переходъ чрезъ дорогу былъ сопряженъ съ чрезвычайными трудностями и опасностями. За дорогой возвышалась батарея изъ семи большихъ пушекъ съ цѣлью подкрѣпить огонь мушкетовъ изъ канавъ, а у вѣтряныхъ мельницъ за Люценомъ было расположено четырнадцать полевыхъ орудій меньшаго калибра, изъ которыхъ можно было обстрѣливать большую часть равнины. Пѣхота, раздѣленная на пять большихъ и неповоротливыхъ колоннъ, стояла въ боевомъ порядкѣ въ трехстахъ шагахъ за дорогой, а конница прикрывала фланги. Чтобы не мѣшать движеніямъ войска, весь обозъ былъ отправленъ въ Лейпцигъ, и лишь боевые припасы стояли въ подводахъ за войсками* Чтобы скрыть слабость арміи, посадили на коней и присоединили къ лѣвому крылу всѣхъ погонщиковъ и слугъ, но лишь до прибытія отряда Паппенгейма. Все это было сдѣлано во мракѣ ночи и уже до наступленія разсвѣта все было готово къ встрѣчѣ непріятеля.
Въ тотъ же вечеръ на противоположной сторонѣ равнины появился Густавъ Адольфъ, располагая свои войска къ сраженію. Боевой порядокъ былъ тотъ же, благодаря которому годъ тому назадъ была одержана побѣда при Лейпцигѣ. Пѣхота перемежалась небольшими эскадронами; среди кавалеріи были тамъ и сямъ расположены группы стрѣлковъ. Вся армія выстроена была двумя линіями, имѣя Флоссграбенъ по правую руку и позади себя, дорогу предъ собой и городъ Люценъ налѣво. Въ центрѣ находилась пѣхота подъ начальствомъ графа де Браге, кавалерія — на правомъ и лѣвомъ крылѣ; артиллерія — предъ фронтомъ. Германскому герою, герцогу веймарскому Бернгарду, была поручена нѣмецкая кавалерія лѣваго крыла, а на правомъ самъ король предводительствовалъ своими шведами, въ разсчетѣ возбудить соревнованіе обоихъ народовъ въ этомъ благородномъ поединкѣ. Такимъ же образомъ расположена была вторая линія войскъ, за которой стоялъ вспомогательный корпусъ подъ начальствомъ шотландца Гендерсона.
Приготовясь такимъ образомъ, ждали войска кровавой зари, чтобы приступить къ бою, ужасному и замѣчательному не столько важностью возможныхъ слѣдствій, сколько долгимъ ожиданіемъ его, не столько количествомъ, сколько качествомъ войскъ. Напряженныя ожиданія Европы, обманутыя подъ стѣнами Нюрнберга, должны были разрѣшиться на равнинахъ Люцена. Два такихъ полководца, столь равные авторитетомъ, славой и дарованіемъ, не имѣли еще въ теченіе всей этой войны случая помѣриться силами въ открытомъ бою; никогда еще мужество не стояло предъ такимъ состязаніемъ, никогда еще столь чрезвычайная награда не одушевляла надежды. Завтрашній день откроетъ Европѣ ея величайшаго полководца и дастъ побѣдителя непобѣдимому. Завтрашній день долженъ рѣшить окончательно, геній ли Густава Адольфа или только бездарность его противниковъ давали ему побѣды у Леха и Лейпцига. Завтра побѣда Фридланда оправдаетъ выборъ императора и величіемъ героя перевѣситъ цѣну, за которую онъ былъ купленъ. Ревниво раздѣлялъ каждый солдатъ обоихъ войскъ славу своего вождя, и подъ каждымъ панцыремъ смѣнялись тѣ же чувства, что бушевали въ груди полководца. Сомнительна была побѣда, но внѣ всякаго сомнѣнія — труды и кровь, которыхъ она должна была стоить и побѣдителю и побѣжденному. Каждой сторонѣ былъ вполнѣ знакомъ непріятель, съ которымъ предстояло столкнуться, и трепетъ, который тщетно старались подавить, являлся славнымъ свидѣтелемъ его мощи.
Наконецъ занимается роковая заря; но непроницаемый туманъ, покрывающій все поле битвы, оттягиваетъ нападеніе до полудня. Колѣнопреклоненный предъ фронтомъ творитъ король молитву; вся армія, упавъ на колѣни, оглашаетъ въ то же время поля трогательнымъ пѣснопѣніемъ, и военная музыка сопровождаетъ священный гимнъ. Затѣмъ король садится на коня, и въ одномъ кожанномъ колетѣ и суконномъ кафтанѣ (старая рана не позволяла ему носить панцырь), онъ объѣзжаетъ ряды, чтобы поднять отвагу войскъ до степени твердой самоувѣренности, которой нѣтъ въ его собственной пророческой груди. «Съ нами Богъ!» --таковъ боевой кличъ шведовъ; « Іисусъ, Марія!» возглашаютъ императорскіе солдаты. Къ одиннадцати часамъ начинаютъ расходиться туманы, и непріятель становится виденъ. Глазамъ открывается объятый огнемъ Люценъ, подожженный по приказу герцога, чтобы съ этой стороны нельзя было бы на него напасть. Гремитъ сигналъ, — конница мчится на врага, пѣхота движется ко рвамъ.
Встрѣченные страшнымъ огнемъ мушкетовъ и расположенныхъ за дорогой тяжелыхъ орудій, эти храбрые батальоны продолжаютъ наступать съ непоколебимымъ мужествомъ; непріятельскіе стрѣлки покидаютъ свою позицію; канавы уже остались позади, батарея взята и тотчасъ же направлена на непріятеля. Съ неудержимой силой продолжаютъ они идти впередъ; первая изъ пяти колоннъ Валленштейна опрокинута, за ней слѣдуетъ вторая, и третья обращается уже въ бѣгство, но не теряющій присутствія духа герцогъ останавливаетъ ихъ напоръ. Съ быстротою молніи является онъ здѣсь, возстановляя порядокъ своей пѣхоты, и его могучему слову удается удержать бѣгущихъ. Подкрѣпленныя тремя конными полками, уже разбитыя колонны снова выстраиваются противъ непріятеля и бурнымъ, натискомъ разрываютъ его ряды. Загорается смертельный бой: близость непріятеля не позволяетъ дѣйствовать огнемъ, ярость нападенія не даетъ заряжать оружіе, бьются въ рукопашную, одинъ на одинъ, безполезное ружье смѣняется мечомъ и пикой, и искусство — бѣшенствомъ. Уступая численности, истомленные шведы отступаютъ, наконецъ, за рвы, причемъ взятая уже батарея переходитъ обратно къ непріятелю. Тысячи изувѣченныхъ труповъ покрываютъ уже землю — и никто не подвинулся еще впередъ ни на одну пядь.
Между тѣмъ правое крыло короля подъ его личнымъ предводительствомъ бросается на лѣвое крыло непріятеля. Уже первый могучій натискъ тяжелыхъ финскихъ кирасиръ разсѣялъ легкую кавалерію поляковъ и кроатовъ, примыкающихъ къ этому крылу, и ихъ безпорядочное бѣгство вызываетъ страхъ и замѣшательство въ рядахъ остальной конницы. Въ это мгновеніе доносятъ королю, что его пѣхота отступила за канавы и что его лѣвое крыло, подъ страшными выстрѣлами непріятельскихъ орудій съ вѣтряныхъ мельницъ, также дрогнуло. Съ быстрой рѣшительностью онъ поручаетъ генералу Горну преслѣдовать разбитое уже лѣвое крыло непріятеля, а самъ во главѣ полка Штейнбока мчится, чтобы возстановить порядокъ во своемъ лѣвомъ крылѣ. Стрѣлою мчитъ его благородный конь черезъ рвы, но переходъ этотъ дается труднѣе слѣдующимъ за нимъ эскадронамъ, и лишь немногимъ всадникамъ, среди которыхъ особенно отличился Францъ Альбертъ герцогъ сексенъ-лауенбургскій, удалось остаться при немъ. Онъ скачетъ прямо къ тому мѣсту, гдѣ особенно стѣснена его пѣхота, и между тѣмъ какъ онъ ищетъ глазами вокругъ, стараясь высмотрѣть болѣе слабое мѣсто во вражескихъ рядахъ, чтобы сюда направить нападеніе, — его близорукость заводитъ его слишкомъ близко къ непріятелю. Императорскій ефрейторъ, замѣтивъ, что все почтительно разступается предъ этимъ офицеромъ, тотчасъ велитъ прицѣлиться въ него. Стрѣляй въ того, — кричитъ онъ, — это должно быть важный баринъ!« Солдатъ спускаетъ курокъ и раздробляетъ королю лѣвую руку. Въ это мгновеніе являются его эскадроны и крикъ: король въ крови — король убитъ!» распространяетъ страхъ и ужасъ среди прибывшихъ. «Ничего — за мной!» восклицаетъ король, собравъ всѣ свои силы; но ослабѣвъ отъ боли и теряя сознаніе, онъ проситъ по французски герцога лауенбургскаго вывести его незамѣтно изъ тѣсноты. Между тѣмъ какъ послѣдній, стараясь скрыть это удручающее зрѣлище отъ упавшей духомъ пѣхоты, дѣлаетъ большой объѣздъ и поворачиваетъ съ раненымъ къ правому крылу, новый выстрѣлъ, поражающій короля въ спину, лишаетъ его послѣднихъ силъ."Конецъ, братъ! — восклицаетъ онъ слабѣющимъ голосомъ: — спасай свою жизнь". Свалившись съ лошади, пораженный еще нѣсколькими выстрѣлами и покинутый всѣми своими спутниками, онъ испускаетъ духъ подъ разбойничьими руками кроатовъ. Вскорѣ его окровавленный конь, несущійся безъ всадника, приноситъ шведской конницѣ вѣсть о кончинѣ короля, и она неистово бросается впередъ, чтобы вырвать изъ рукъ жаднаго врага эту священную добычу. Кровопролитный бой завязывается вокругъ его трупа, и изувѣченное тѣло погребено подъ кучей убитыхъ.
Страшная вѣсть проносится быстро по всему шведскому войску; но вмѣсто того, чтобы убить отвагу этихъ храбрыхъ солдатъ, она зажигаетъ въ нихъ новое бѣшеное, всепожирающее пламя. Жизнь теряетъ цѣну, такъ какъ погибла священнѣйшая изъ всѣхъ жизней, и смерть не пугаетъ солдата послѣ того, какъ ея жертвой пала коронованная глава. Съ львиной яростью бросаются вторично упландскіе, смаландскіе, финскіе, остготскіе и вестготскіе полки на лѣвое крыло непріятеля, едва державшееся противъ генерала Горна и теперь совершенно выбитое изъ позиціи. Въ то же время осиротѣвшее войско шведовъ получаетъ въ лицѣ герцога веймарскаго Бернгарда даровитаго вождя, и духъ Густава Адольфа ведетъ въ бой снова его побѣдоносные полки. Лѣвое крыло быстро приведено въ порядокъ и съ могучимъ натискомъ атакуетъ правое крыло императорскихъ войскъ. Орудія у вѣтряныхъ мельницъ, осыпавшія шведовъ столь убійственнымъ огнемъ, переходятъ въ ихъ руки, и громы ихъ обращены теперь противъ самаго непріятеля. И въ центрѣ шведская пѣхота, подъ начальствомъ Бернгарда и Книпгаузена, снова движется къ дорогѣ, счастливо переходитъ чрезъ канавы и вторично овладѣваетъ семипушечной батареей. Съ удвоеннымъ остервенѣніемъ бросаются теперь шведы на тяжелые батальоны непріятельскаго центра; они противостоятъ все слабѣе и слабѣе, и даже случай вступаетъ въ союзъ съ шведскими войсками, чтобы довершить пораженіе Валленштейна. Огонь охватываетъ императорскіе зарядные ящики, и куча гранатъ и бомбъ разрывается съ страшнымъ грохотомъ. Ошеломленный непріятель считаетъ себя обойденнымъ съ тылу, между тѣмъ какъ шведскія войска атакуютъ его спереди. Мужество покидаетъ его. Его лѣвое крыло разбито, правое близко къ пораженію, орудія въ рукахъ непріятеля. Битва клонится къ исходу; судьба всего дня зависитъ отъ одного мгновенія — и вдругъ на полѣ битвы появляется Паппенгеймъ съ кирасирами и драгунами; все добытое шведами погибло, и начинается совершенно новое сраженіе.
Приказъ, призывавшій Паппенгейма обратно въ Люценъ, настигъ его въ Галле, въ тотъ моментъ, какъ его солдаты были заняты еще разграбленіемъ этого города. Немыслимо было собрать разсѣянную пѣхоту съ той быстротой, какой требовалъ спѣшный приказъ и нетерпѣніе этого воина. Не ожидая сборовъ, онъ приказалъ восьми полкамъ кавалеріи сѣсть на коней и во главѣ ихъ понесся въ карьеръ къ Люцену, чтобы принять участіе въ кровавомъ празднествѣ. Онъ прискакалъ во-время, чтобы быть свидѣтелемъ бѣгства лѣваго крыла императорскихъ войскъ, разбитаго Густавомъ Горномъ, и быть сначала даже участникомъ этого бѣгства. Но, не теряя присутствія духа, онъ вновь собираетъ бѣгущихъ солдатъ и снова ведетъ ихъ на непріятеля. Увлеченный своей бѣшеной отвагой и нетерпѣніемъ сразиться съ самимъ королемъ, который, по его предположенію, предводительствуетъ этимъ крыломъ, онъ съ страшной мощью врывается въ малочисленные и истомленные побѣдой шведскіе полки, которые имѣютъ только силу пасть послѣ мужественнаго сопротивленія подъ этимъ потокомъ враговъ. Угасшее мужество императорской пѣхоты вспыхиваетъ вновь вслѣдствіе неожиданнаго появленія Паппенгейма, и герцогъ фридландскій пользуется благопріятнымъ мгновеніемъ, чтобы снова выстроить ряды въ боевой порядокъ. Тѣсно сомкнутые шведскіе батальоны опять оттѣснены послѣ кровопролитнаго боя и дважды потерянныя пушки снова вырваны изъ ихъ рукъ. Весь желтый полкъ, лучшій изъ всѣхъ, давшихъ въ этотъ кровавый день доказательства своей геройской отваги, ложится костьми на полѣ битвы, покрывая его въ томъ же прекрасномъ боевомъ порядкѣ, въ какомъ онъ съ такимъ мужествомъ и стойкостью защищалъ его при жизни. Та же участь постигла другой, синій полкъ, уничтоженный послѣ бѣшенаго сопротивленія графомъ Пикколомини съ императорской конницей. Семь разъ возобновлялъ атаку этотъ замѣчательный полководецъ; семь лошадей пало подъ нимъ и шесть пуль пронзили его. Но онъ покинулъ поле битвы лишь тогда, когда его увлекло отступленіе всей арміи. Самъ герцогъ, не пугаясь града пуль, спокойно проѣзжалъ ряды, всегда готовый дать помощь стѣсненному, наградить похвалой храбреца и покарать грознымъ взглядомъ труса. Вокругъ него падаютъ его солдаты и плащъ его пронизанъ множествомъ пуль; но боги мести охраняютъ сегодня его грудь, аля которой уже отточенъ иной мечъ; на смертномъ одрѣ Густава Адольфа не смѣетъ разстаться съ преступной жизнью какой нибудь Валленштейнъ.
Не такъ счастливъ былъ Паппенгеймъ, Теламонидъ арміи, страшнѣйшій воинъ австрійскаго дома и церкви. Пламенное желаніе встрѣтиться въ бою съ самимъ королемъ увлекло неистовство графа въ средину кроваваго побоища, гдѣ онъ надѣялся непремѣнно найти своего благороднаго врага. И Густавъ тоже питалъ пламенное желаніе сойтись съ этимъ уважаемымъ противникомъ, но ихъ вражеское тяготѣніе другъ къ другу не нашло осуществленія, и лишь смерть соединила примиренныхъ героевъ. Двѣ мушкетныя пули пробили изрубленную грудь Паппенгейма, и окружающіе должны были насильно вынести его изъ сраженія. Въ то время какъ его уносили за боевую линію, до слуха его донеслась вѣсть, что тотъ, кого онъ искалъ, палъ на полѣ битвы. Когда подтвердилась справедливость этого слуха, лицо его просвѣтлѣло, и послѣдній огонь сверкнулъ въ его взорѣ. Такъ передайте герцогу фриндландскому, — сказалъ онъ, — что я лежу поверженный, безъ надежды на жизнь, но радостно разстаюсь съ нею, ибо знаю, что въ одинъ день со мною палъ этотъ непримиримый врагъ моей вѣры".
Съ Паппенгеймомъ покинуло счастье ряды императорскихъ войскъ. Потерявъ своего побѣдоноснаго вождя, разъ уже разбитая и имъ спасенная кавалерія лѣваго крыла считаетъ все потеряннымъ и съ малодушнымъ отчаяніемъ обращается въ бѣгство. Такое же смятеніе охватываетъ лѣвое крыло за исключеніемъ немногихъ полковъ, удержанныхъ въ строю мужествомъ ихъ предводителей: Геца, Терцкаго, Коллоредо и Пикколомини. Шведская пѣхота съ быстрой рѣшительностью пользуется смятеніемъ непріятеля. Чтобы заполнить прорѣхи, сдѣланныя въ ихъ переднихъ рядахъ смертью, обѣ линіи смыкаются въ одну для послѣдняго, рѣшительнаго натиска. Въ третій разъ переходятъ шведскія войска черезъ канавы, и въ третій разъ расположенныя за ними орудія — въ ихъ рукахъ. Солнце склоняется уже къ закату, когда оба войска снова сталкиваются. Яростнѣе кипитъ бой при концѣ, послѣднія силы борются съ послѣдними силами, опытность и ожесточеніе совершаютъ крайнія усилія, чтобы въ послѣднія драгоцѣнныя минуты возвратить то, что потеряно за весь день. Напрасно; въ отчаяніи превосходитъ себя каждая сторона, но никто не можетъ побѣдить, никто не хочетъ уступить и тактика истощаетъ здѣсь свои чудеса, чтобы примѣнить тамъ новые никогда невиданные, никому неизвѣстные образцы искусства. Наконецъ туманъ и ночь полагаютъ конецъ битвѣ, которую не давало окончить бѣшенство, и нападеніе прекращается, потому что невозможно найти непріятеля. Обѣ арміи расходятся по молчаливому соглашенію, раздаются радостные звуки трубъ, и каждое войско, объявляя себя непобѣжденнымъ, покидаетъ поле сраженія.
За отсутствіемъ разбѣжавшихся лошадей, артиллерія обѣихъ сторонъ оставалась всю ночь на полѣ битвы, являясь одновременно наградой и свидѣтельствомъ побѣды для того, кто овладѣлъ бы полемъ битвы. Но въ поспѣшности, съ которой герцогъ фридландскій покинулъ Лейпцигъ и Саксонію, онъ забылъ забрать свое достояніе съ поля битвы. Вскорѣ по окончаніи битвы показалась въ количествѣ шести полковъ пѣхота Паппенгейма, которая не могла догнать своего спѣшившаго полководца; но все было кончено. Нѣсколько часовъ ранѣе это значительное подкрѣпленіе рѣшило бы, вѣроятно, бой въ пользу императора и даже теперь, овладѣвъ полемъ битвы, спасло бы артиллерію герцога и захватило бы шведскую. Но, не получивъ никакого приказа и не зная ничего о результатѣ сраженія, эти полки направились къ Лейпцигу, гдѣ разсчитывали присоединиться къ главной арміи.
Сюда отступилъ герцогъ фридландскій; безъ пушекъ, безъ знаменъ и почти безъ всякаго оружія послѣдовали за нимъ на слѣдующее утро разсѣянные остатки его войска. Повидимому, между Люценомъ и Вейсенфельсомъ герцогъ Бернгардъ далъ шведской арміи отдыхъ отъ трудовъ этого кроваваго дня, въ достаточно близкомъ разстояніи отъ поля битвы, чтобы помѣшать всякой попыткѣ непріятеля овладѣть имъ. Болѣе девяти тысячъ человѣкъ изъ обѣихъ армій осталось на мѣстѣ; еще неизмѣримо больше было число раненыхъ, особенно среди императорскихъ солдатъ, между которыми не было почти ни одного, не пострадавшаго въ сраженіи. Вся равнина отъ Люцена до Флосграбена была покрыта ранеными, умирающими, убитыми. Съ обѣихъ сторонъ пали многіе представители знатнѣйшихъ родовъ; заплатилъ смертью за свое любопытство и за свое неумѣстное усердіе къ дѣламъ вѣры аббатъ фульдскій, вмѣшавшійся въ битву въ качествѣ зрителя. О плѣнныхъ исторія умалчиваетъ — еще одно доказательство остервененія армій, не дававшихъ или не просившихъ пощады.
Паппенгеймъ скончался на слѣдующій день въ Лейпцигѣ отъ ранъ — незамѣнимая потеря для императорской арміи, которую такъ часто водилъ къ побѣдѣ этотъ замѣчательный воинъ. Пражское сраженіе, въ которомъ онъ участвовалъ въ чинѣ полковника вмѣстѣ съ Валленштейномъ, открыло его геройское поприще. Опасно раненый, онъ благодаря бѣшенству своей атаки опрокинулъ съ небольшимъ отрядомъ цѣлый полкъ непріятеля и впродолженіе многихъ часовъ лежалъ на полѣ сраженія подъ лошадью среди труповъ, пока его солдаты, грабившіе мертвецовъ, не нашли его. Съ небольшимъ войскомъ онъ усмирилъ сорокъ тысячъ мятежниковъ въ Верхней Австріи, разбивъ ихъ въ трехъ сраженіяхъ; въ битвѣ подъ Лейпцигомъ онъ долгое время своей храбростью задерживалъ пораженіе Тилли и доставилъ рядъ побѣдъ оружію императора на Эльбѣ и Везерѣ. Дикій, бѣшеный пылъ его отваги, презиравшій самую несомнѣнную опасность и едва склонявшійся предъ невозможнымъ, дѣлалъ его страшнѣйшимъ орудіемъ въ рукахъ полководца, но совершенно неспособнымъ для роли главнокомандующаго. Если вѣрить словамъ Тилли, битва при Лейпцигѣ была потеряна, благодаря его бѣшеной горячности. И онъ омылъ свои руки въ крови Магдебурга. Умъ его, развитый раннимъ юношескимъ прилежаніемъ и многочисленными путешествіями, одичалъ въ военной средѣ. На лбу его виднѣлись два красныхъ, подобныхъ мечамъ, рубца, которыми природа отмѣтила его при самомъ рожденіи. И въ зрѣлыхъ лѣтахъ, всякій разъ когда страсть волновала его кровь, эти пятна появлялись снова на его челѣ, и суевѣріе легко вѣрило, что грядущее призваніе этого человѣка отмѣчено было уже на дѣтскомъ челѣ. Такой слуга имѣлъ самое несомнѣнное право на благодарность обѣихъ австрійскихъ линій; но онъ не дожилъ до блестящаго выраженія этой благодарности. Гонецъ, везшій ему изъ Мадрида орденъ Золотого Рука, былъ въ пути, когда смерть постигла его въ Лейпцигѣ.
Хотя во всѣхъ австрійскихъ и испанскихъ земляхъ отслужены были благодарственные молебны за одержанную побѣду, но уже поспѣшностью, съ которой Валленштейнъ покинулъ Лейпцигъ, а затѣмъ всю Саксонію, отказавшись отъ зимнихъ квартиръ въ этой странѣ, онъ сознавался громко и открыто въ своемъ пораженіи. Правда, онъ сдѣлалъ еще слабую попытку захватить украдкой славу побѣды, выславъ на другое утро кроатовъ объѣхать поле сраженія; но видъ шведскаго войска, стоявшаго здѣсь въ полномъ боевомъ порядкѣ, разсѣялъ мгновенно эти легкія толпы, и герцогъ Бернгардъ, занявъ поле сраженія, за которымъ вскорѣ послѣдовало также занятіе Лейпцига, вступилъ въ безспорное владѣніе всѣми правами побѣдителя.
Но — какая дорогая побѣда, какое печальное торжество! Лишь теперь, когда остыла ярость сраженія, становится понятной вся громадность потери и ликованіе побѣдителей угасаетъ въ тоскливомъ мрачномъ отчаяніи. Не вернулся съ боя тотъ, кто велъ ихъ къ побѣдамъ! Тамъ, на полѣ выиграннаго сраженія, лежитъ онъ въ кучѣ простыхъ мертвецовъ. Послѣ долгихъ напрасныхъ исканій находятъ, наконецъ, прахъ короля подлѣ большого камня, между Флосграбеномъ и Дюпеномъ, извѣстнаго уже сотни лѣтъ, но послѣ достопамятнаго несчастія этого дня получившаго названіе Шведскаго камня. Изувѣченный ранами и залитый кровью до неузнаваемости, истоптанный лошадьми и лишенный разбойничьими руками своихъ украшеній и одежды, онъ лежитъ подъ кучей мертвецовъ, откуда его вытаскиваютъ, переносятъ въ Вейсенфельсъ и передаютъ стенаніямъ войска и послѣднимъ объятіямъ его жены. Первой дани требовало возмездіе, и кровь текла въ жертву монарху; теперь любовь вступаетъ въ свои права, — и тихія слезы льются о человѣкѣ. Общее горе поглощаетъ всякія личныя страданія. Еще не пришедшіе въ себя отъ ошеломляющаго удара окружаютъ его гробъ вожди въ безсознательномъ оцѣпенѣніи, и никто не можетъ измѣрить всю громадность этой потери.
«Императоръ. — повѣствуетъ Кевенгиллеръ, — при видѣ окровавленнаго колета, снятаго съ короля и отправленнаго въ Вѣну, выказалъ приличное случаю волненіе, которое нельзя заподозрить въ неискренности. Охотно пожелалъ бы я долгой жизни и радостнаго возвращенія на родину этому несчастному, — воскликнулъ онъ, — лишь бы въ Германіи воцарился миръ!» Новѣйшій католическій писатель съ признанными заслугами находитъ это доказательство не вполнѣ еще подавленныхъ человѣческихъ чувствъ, вызываемое просто внѣшнимъ приличіемъ, вынуждаемое даже у безчувственнѣйшаго сердца простымъ эгоизмомъ, невозможное лишь въ самой одичавшей душѣ, достойнымъ высшей похвалы и сопоставляетъ его съ великодушнымъ отношеніемъ Александра къ памяти Дарія. Но этими преувеличенными похвалами онъ возбуждаетъ въ насъ лишь глубокое недовѣріе къ остальнымъ достоинствамъ своего героя или — еще хуже — къ своему собственному идеалу нравственнаго достоинства. Однако и такая похвала много значитъ для того, кого приходится оправдывать отъ подозрѣнія въ цареубійствѣ.
Едва ли возможно было ожидать, чтобы непобѣдимая склонность людей къ необыкновенному позволила обычному ходу вещей покончить славную жизнь Густава Адольфа. Смерть этого страшнаго противника была слишкомъ важнымъ событіемъ для императора, чтобы не возбудить въ противной партіи столь естественной мысли, что императоръ приложилъ старанія, чтобы устроить то, что было ему такъ нужно. Но для исполненія этого мрачнаго дѣянія императору нужна была чужая рука, и этотъ исполнитель былъ найденъ общимъ мнѣніемъ въ лицѣ Франца Альберта герцога саксенъ-лауенбургскаго. Его санъ давалъ ему свободный доступъ къ шведскому королю, не возбуждая подозрѣній, и именно это-то почетное положеніе должно было служить для того, чтобы поставить его внѣ всякихъ заподозриваній, въ столь гнусномъ преступленіи. Надо стало быть доказать, прежде всего, что этотъ принцъ былъ способенъ на такое злодѣяніе и что онъ имѣлъ достаточныя побужденія дѣйствительно совершить его.
Францъ Альбертъ, младшій изъ четырехъ сыновей Франца II, герцога лауенбургскаго, связанный чрезъ свою мать узами родства съ династіей Вазы, былъ въ юности весьма радушно принятъ при шведскомъ дворѣ. Неприличная выходка, которую онъ позволилъ себѣ въ комнатѣ королевы-матери по отношенію къ Густаву Адольфу, разсказываютъ, получила возмездіе въ видѣ пощечины отъ пылкаго королевича; правда, онъ тотчасъ же раскаялся и далъ обиженному полное удовлетвореніе, но въ мстительной душѣ герцога зародилась непримиримая ненависть къ Густаву. Впослѣдствіи Францъ Альбертъ, вступивъ въ ряды императорской арміи, гдѣ онъ командовалъ полкомъ, сошелся очень близко съ герцогомъ фридландскимъ, и на него возложено порученіе, дѣлавшее мало чести его сану — вести тайные переговоры при саксонскомъ дворѣ. Затѣмъ, оставивъ безъ достаточныхъ причинъ австрійскія войска, онъ неожиданно является въ Нюрнбергѣ въ лагерѣ короля, предлагая ему услуги въ качествѣ добровольца. Усердіемъ къ дѣлу протестантовъ и Вкрадчивымъ обращеніемъ онъ овладѣваетъ сердцемъ короля, который, несмотря на тщетныя предостереженія Оксенштирны, расточаетъ свою дружбу и милости этому подозрительному пришельцу. Вскорѣ затѣмъ происходитъ сраженіе при Лгоценѣ, гдѣ Францъ Альбертъ неизмѣнно, точно злой духъ, остается при королѣ и покидаетъ его лишь послѣ его гибели. Самъ онъ остается невредимъ среди непріятельскихъ выстрѣловъ, потому что носитъ зеленую перевязь, — цвѣтъ императорскихъ войскъ. Онъ первый сообщаетъ своему другу, герцогу фридландскому, вѣсть о гибели короля. Тотчасъ вслѣдъ за этимъ сраженіемъ онъ мѣняетъ шведскую службу на саксонскую и, привлеченный къ суду послѣ убійства Валленштейна въ качествѣ сообщника герцога, онъ избѣгаетъ казни лишь отреченіемъ отъ своей вѣры. Наконецъ, онъ появляется снова въ роли командующаго императорской арміей въ Силезіи и умираетъ при Швейдницѣ отъ ранъ. Въ самомъ дѣлѣ, трудно безъ нѣкоторой борьбы съ собой поручиться за невиновность человѣка, прожившаго такъ свою жизнь; но если нравственная и физическая возможность столь отвратительнаго поступка и можетъ быть съ извѣстнымъ основаніемъ выведена изъ вышеуказанныхъ фактовъ, то уже поверхностное разсмотрѣніе ихъ указываетъ, что они не даютъ, все таки, никакого права на безспорное убѣжденіе въ его виновности. Извѣстно, что Густавъ Адольфъ подвергался опасности, какъ послѣдній рядовой въ его войскѣ, и, конечно, онъ могъ легко найти смерть тамъ, гдѣ гибли тысячи. Какъ онъ нашелъ ее, — остается неразъясненной тайной; но здѣсь болѣе, чѣмъ гдѣ либо, имѣетъ примѣненіе принципъ, что нельзя позорнымъ обвиненіемъ унижать достоинство человѣческой природы тамъ, гдѣ для полнаго объясненія вполнѣ достаточно обычнаго хода вещей.
Но отъ какой бы руки ни палъ король, эта необыкновенная судьба должна быть для насъ проявленіемъ могучей силы естественнаго хода вещей. Исторія, столь часто обреченная на одно безотрадное повѣствованіе объ однообразной игрѣ человѣческихъ страстей, иногда получаетъ награду въ явленіяхъ, которыя подобно нежданному удару съ налета вмѣшиваются въ размѣренный механизмъ человѣческихъ замысловъ и указываютъ и убѣждаютъ мыслителя въ существованіи высшаго порядка вещей. Такъ поражаетъ насъ неожиданное исчезновеніе со сцены Густава Адольфа, однимъ ударомъ останавливающее весь ходъ политической машины и сводящее къ нулю всѣ разсчеты человѣческой мудрости. Вчера еще — всеоживляющій духъ, великій и единственный двигатель своего творенія, сегодня неумолимо сраженный въ своемъ орлиномъ полетѣ, вырванный изъ міра замысловъ, грубо отторгнутый отъ восходящей жатвы своихъ надеждъ, — онъ оставляетъ за собой осиротѣвшихъ и безутѣшныхъ союзниковъ, — и въ грудѣ развалинъ лежитъ гордое зданіе его былого величія. Съ трудомъ отвыкаетъ протестантскій міръ отъ надеждъ, возложенныхъ на этого непобѣдимаго вождя и страшится похоронить съ нимъ всѣ свои прежніе успѣхи. Но ужъ не благодѣтель Германіи палъ подъ Люценомъ; благодѣтельную половину своего поприща свершилъ Густавъ Адольфъ, и величайшая услуга, какую онъ могъ оказать еще свободѣ Германіи, это было — умереть. Всепоглощающая мощь одного человѣка распадается, и многіе испытываютъ свои силы; двусмысленная помощь всемогущаго защитника смѣняется болѣе почетной самопомощью германскихъ чиновъ, которые, переставъ быть орудіями его успѣховъ, лишь теперь начинаютъ работать для самихъ себя. Въ своемъ собственномъ мужествѣ находятъ они теперь средства къ спасенію, которыя безъ опасности не могли быть получены изъ рукъ могучаго государя, и шведская держава, лишенная возможности выродиться въ угнетательницу, возвращается къ скромной роли союзницы.
Честолюбіе шведскаго монарха, несомнѣнно, искало въ Германіи могущества, несовмѣстимаго съ свободой чиновъ, и постояннаго владѣнія въ центрѣ имперіи. Цѣлью его былъ императорскій тронъ, и этотъ санъ, подкрѣпленный его силой и дѣятельностью и наполненный содержаніемъ, могъ явиться въ его рукахъ источникомъ гораздо худшихъ злоупотребленій, чѣмъ тѣ, какихъ можно было ожидать отъ австрійской династіи. Рожденный въ чужой землѣ, воспитанный въ идеяхъ неограниченнаго самодержавія, благочестивый протестантъ и потому отъявленный ненавистникъ папистовъ, онъ не былъ созданъ для роли хранителя сокровища германскихъ законовъ и не могъ питать достаточнаго уваженія къ свободѣ чиновъ. Подозрительная присяга, которую — не говоря о многихъ другихъ городахъ — долженъ былъ принести шведской коронѣ имперскій городъ Аугсбургъ, очевидно исходила не столько отъ защитника имперіи, сколько отъ завоевателя; и этотъ городъ, гордившійся болѣе названіемъ королевскаго города, чѣмъ славными преимуществами имперской свободы, льстилъ себѣ заранѣе мыслью явиться столицей его новаго государства. Недостаточно скрытыя притязанія его на архіепископство майнцское, которое онъ сначала предназначалъ принцу бранденбургскому въ качествѣ приданаго своей дочери Кристины, а затѣмъ своему канцлеру и другу Оксенщтирнѣ, показывали съ достаточной ясностью, какъ много могъ онъ себѣ позволить въ нарушеніи основныхъ законовъ имперіи. Протестантскіе государи, заключившіе съ нимъ союзъ, требовали отъ него благодарности, которая могла получить удовлетвореніе лишь на счетъ другихъ владѣтелей, особенно на счетъ непосредственныхъ духовныхъ владѣній, и быть можетъ, былъ готовъ уже проектъ раздѣленія завоеванныхъ владѣній, какъ общей добычи между его нѣмецкими и шведскими соратниками по примѣру тѣхъ древнихъ варваровъ, орды которыхъ нѣкогда хлынули на римскую имперію. По отношенію къ пфальцграфу Фридриху онъ отрекся совершенно отъ великодушія героя и священной роли защитника: Пфальцъ былъ въ его рукахъ и долгъ справедливости и чести требовалъ возвращенія этой захваченной испанцами провинціи ея законному собственнику въ неприкосновенномъ видѣ. Но уловками, недостойными великаго человѣка и позорящими славное имя защитника угнетенныхъ, онъ увернулся отъ этой обязанности. Онъ смотрѣлъ на Пфальцъ, какъ на добычу, доставшуюся ему отъ врага, и считалъ себя вправѣ распоряжаться имъ по своему произволу. Поэтому онъ передалъ Пфальцграфу его владѣнія не изъ сознанія долга, но изъ милости, въ видѣ лена шведской короны, на условіяхъ, на половину уменьшенныхъ ихъ цѣнность и низводившихъ этого государя на степень ничтожнаго вассала Швеціи. Одно изъ условій, предписанныхъ пфальцграфу — по окончаніи войны содержать часть шведскихъ войскъ по примѣру другихъ государей — позволяетъ намъ предвидѣть достаточно ясно судьбу, грозившую Германіи при дальнѣйшихъ успѣхахъ короля. Его внезапная кончина обезпечивала Германіи свободу, а ему самую лучшую славу, избавивъ его отъ огорченія видѣть своихъ союзниковъ идущими на него и потерявъ всѣ плоды своихъ побѣдъ въ невыгодномъ мирѣ. Саксонія уже склонялась къ разрыву съ нимъ, Данія съ тревогой и завистью смотрѣла на его величіе, и даже Франція, его важнѣйшая союзница, встревоженная грознымъ ростомъ его могущества и все болѣе гордымъ его тономъ, искала новыхъ союзниковъ уже тогда, когда онъ только переходилъ черезъ Лехъ, и старалась остановить побѣдоносное шествіе этого гота, чтобы возстановить политическое равновѣсіе Европы.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. править
Слабыя узы единодушія, въ которыхъ Густавъ Адольфъ едва удерживалъ протестантскихъ членовъ имперіи, распались послѣ его смерти; союзники возвратились къ прежней свободѣ или же должны были искать единства въ новомъ союзѣ. Первое лишало ихъ всѣхъ выгодъ, добытыхъ ими цѣной потоковъ крови и подвергало ихъ неизбѣжной опасности пасть жертвой врага, сравнить съ которымъ и даже сдѣлать сильнѣе котораго могло ихъ только единство. Отдѣльно ни Швеція, ни какой бы то ни было государь Германіи не могъ бы бороться съ императоромъ и лигой, и потому въ случаѣ мира, принятаго при такихъ обстоятельствахъ, пришлось бы соглашаться на всякія условія, поставленныя непріятелемъ. Союзъ, стало быть, былъ равно необходимымъ условіемъ въ случаѣ заключенія мира, какъ и въ случаѣ продолженія войны. Но миръ въ этомъ положеніи могъ быть заключенъ не иначе какъ во вредъ союзнымъ государствамъ. Въ смерти Густава Адольфа черпалъ непріятель новыя надежды, и какъ ни шатко было его положеніе послѣ битвы при Люценѣ, гибель этого опаснѣйшаго противника была слишкомъ пагубнымъ для союзниковъ и слишкомъ благопріятнымъ для императора обстоятельствомъ, чтобы не породить въ немъ самыхъ блестящихъ надеждъ и не побудить его къ продолженію войны. Неизбѣжнымъ слѣдствіемъ гибели короля шведскаго долженъ былъ быть по крайней мѣрѣ временный разрывъ между союзниками, — а какъ выгоденъ былъ для императора и для лиги такой разрывъ въ средѣ непріятеля! Чрезвычайными выгодами, какихъ можно было ожидать при теперешнемъ оборотѣ дѣлъ, онъ не могъ пожертвовать для мира, въ которомъ онъ не выигрывалъ больше другихъ; да и союзники не могли согласиться на такой миръ. Естественнымъ рѣшеніемъ было такимъ образомъ — продолженіе войны, а неизбѣжнымъ средствомъ для этого — союзъ.
Но какъ возобновить этотъ союзъ и гдѣ набрать силъ для продолженія войны? Не могущество Швеціи, но лишь дарованія и личный авторитетъ ея усопшаго властелина доставили ему преобладающее вліяніе въ Германіи и столь огромную власть надъ умами; и даже ему лишь послѣ безконечныхъ трудностей удалось связать государей слабыми и невѣрными узами. Съ нимъ исчезало все, что было обязано своимъ происхожденіемъ лишь его личнымъ качествамъ, и связь между чинами рушилась вмѣстѣ съ надеждами, на которыхъ она была основана. Многіе изъ чиновъ нетерпѣливо свергаютъ съ себя узы, которыя они несли противъ своей воли; другіе спѣшатъ схватиться за кормило, которое они съ неудовольствіемъ видѣли въ рукахъ Густава, но не имѣли достаточно силы бороться изъ за него при жизни короля. Одни, искушенные соблазнительными обѣщаніями императора, покидаютъ общій союзъ; другіе, удрученные тяготами четырнадцатилѣтней войны, малодушно ищутъ какого бы то ни было, хоть пагубнаго для нихъ мира. Предводители армій, главнымъ образомъ нѣмецкіе государи, не могутъ сговориться о назначеніи одного главнокомандующаго, и никто не хочетъ унизиться до исполненія приказаній другого. Нѣтъ согласія ни въ совѣтѣ, ни въ полѣ битвы, и общему дѣлу грозитъ опасность погибнуть вслѣдствіе такого духа раздора.
Густавъ не оставилъ въ Швеціи преемника мужского пола; естественной наслѣдницей его престола была его шестилѣтняя дочь Христина. Неизбѣжные недостатки регентства не мирились съ силой и рѣшительностью, какія Швеція должна была выказать въ этотъ критическій моментъ. Могучій геній Густава Адольфа опредѣлилъ слабому и незамѣтному государству такое мѣсто въ ряду европейскихъ державъ, какое оно не могло сохранить безъ удачъ и генія своего создателя и отъ котораго не могло отказаться безъ позорнѣйшаго признанія въ своемъ безсиліи. Несмотря на то, что нѣмецкая война велась главнымъ образомъ на средства Германіи, уже и та незначительная прибавка людьми и деньгами, какую должна была давать Швеція изъ своихъ средствъ, истощила это бѣдное государство, и крестьянинъ изнемогалъ подъ бременемъ тяготъ, которыя были вынуждены наложить на него. Богатства, добытыя въ Германіи, обогащали лишь нѣкоторыхъ дворянъ и солдатъ, но Швеція сама была по прежнему бѣдна. Правда, нѣкоторое время слава отечества примиряла польщеннаго подданнаго съ тяготами, и на налоги, платимые имъ, можно было смотрѣть какъ на заемъ, который приноситъ прекрасные проценты въ счастливой рукѣ Густава Адольфа и будетъ возвращенъ съ приростомъ этимъ благодарнымъ государемъ по заключеніи славнаго мира. Но надежды испарились со смертью короля, и обманутый народъ съ грознымъ единодушіемъ требовалъ облегченія отъ удручавшаго его бремени.
Но духъ Густава Адольфа жилъ еще въ тѣхъ выдающихся людяхъ, которымъ онъ ввѣрилъ управленіе государствомъ. Какъ ни страшна была для нихъ внезапная вѣсть о его гибели, она не лишила ихъ мужества, и духъ древняго Рима эпохи Бренна и Ганнибала одушевляетъ это благородное собраніе. Чѣмъ дороже пришлось уплатить за добытые выгоды, тѣмъ менѣе возможно добровольно отказаться отъ нихъ; даромъ терять короля никто не согласенъ. Шведскій государственный совѣтъ, стѣсненный необходимостью рѣшиться на бѣдствія сомнительной и истощающей войны или на полезный, но позорный миръ, мужественно выбираетъ путь опасности и славы, и міръ съ радостнымъ изумленіемъ взираетъ на этихъ почтенныхъ старцевъ, возстающихъ со всей бодростью юности. Окруженный дѣятельными врагами, внутренними и внѣшними, обуреваемый опасностями на всѣхъ границахъ государства, сенатъ вооружается противъ нихъ съ дальновидностью и мужествомъ и заботится о расширеніи границъ государства, едва имѣя силы сохранить его существованіе.
Кончина короля и малолѣтство его дочери Христины дали новый толчекъ старымъ притязаніямъ Польши на шведскій престолъ и сынъ Сигизмунда король Владиславъ старался всѣми средствами пріобрѣсти сторонниковъ въ Швеціи. Поэтому регенты, не теряя ни минуты, провозглашаютъ въ Стокгольмѣ государыней шестилѣтнюю королеву и учреждаютъ регентство. Всѣ состоящіе на службѣ должны присягнуть новой повелительницѣ; всякая переписка съ Польшей воспрещена, и всѣ заявленія предыдущихъ королей, направленныя противъ потомства Сигизмунда, подтверждены торжественнымъ актомъ. Предусмотрительно возобновляется дружба съ царемъ московскимъ, чтобы посредствомъ оружія этого государя держать въ тискахъ враждебную Польшу. Зависть Даніи потушена смертью Густава Адольфа, и нѣтъ больше опасеній, стоявшихъ ранѣе на пути къ доброму согласію между сосѣдями. Старанія враговъ вооружить противъ Швеціи Христіана IV не встрѣтили теперь сочувствія, а живѣйшее желаніе сочетать бракомъ своего сына Ульриха съ юной королевой, въ связи съ соображеніями дальновидной политики, удержали его въ нейтралитетѣ. Въ то же время Англія, Голландія и Франція передаютъ шведскому государственному совѣту пріятныя увѣренія въ неизмѣнной дружбѣ и содѣйствіи, единогласно поощряя его продолжать энергично столь славную войну. Насколько основательны были для Франціи причины радоваться смерти шведскаго героя, настолько ясна была необходимость оставаться въ союзѣ съ Швеціей. Не подвергаясь величайшей опасности, нельзя было допустить паденіе этой державы въ Германіи. Недостатокъ собственныхъ средствъ принуждалъ Францію или рѣшиться на немедленный и пагубный миръ съ Австріей, при которомъ она лишалась плодовъ всѣхъ усилій, направленныхъ на ограниченіе этой опасной силы, — или же нужда и отчаяніе научили бы армію содержать себя своими средствами во владѣніяхъ католическихъ государей, и Франція явилась бы измѣнницей предъ государствами, которыя отдались подъ ея могучую защиту. Смерть Густава Адольфа не только не разорвала связи Франціи съ Швеціей, но сдѣлала эту связь еще болѣе необходимой для обоихъ государствъ и гораздо болѣе выгодной для Франціи. Теперь лишь, когда не стало того, кто простеръ свою руку надъ Германіей и охранялъ предѣлы этого государства отъ жадности французовъ, могла Франція безпрепятственно осуществить свои виды на Эльзасъ и дорогой цѣной продать свою помощь нѣмецкимъ протестантамъ.
Усиленные этими союзами, обезпеченные внутри и защищенные извнѣ пограничными войсками и флотами, правители Швеціи ни на мгновеніе не колебались продолжать войну, въ которой Швеція, не рискуя ничѣмъ, могла, въ случаѣ удачи своего оружія, получить одну изъ германскихъ областей какъ вознагражденіе за издержки или въ качествѣ военной добычи. Не боясь ничего среди своихъ морей, она рисковала одинаково мало какъ въ случаѣ изгнанія ея войскъ изъ Германіи, такъ и въ случаѣ добровольнаго ихъ удаленія оттуда; между тѣмъ первое было столь же почетно, сколько второе постыдно. Чѣмъ больше смѣлости выказывала она, тѣмъ болѣе она внушала довѣрія союзникамъ и уваженія врагамъ, тѣмъ больше были выгоды, которыхъ можно было ожидать при заключеніи мира. Если она и была слишкомъ слаба, чтобы привести въ исполненіе необъятные замыслы Густава, то во имя его великой памяти она должна была сдѣлать все, что въ ея силахъ, покоряясь одному лишь препятствію — необходимости. Жаль только, что своекорыстныя побужденія были главнымъ двигателемъ достославнаго рѣшенія и это не позволяетъ восхищаться имъ безъ оговорокъ! Тѣмъ, кто, не испытавъ бѣдствій войны, наоборотъ, обогащался ею, конечно, было весьма не трудно подать голосъ за ея продолженіе — въ концѣ концовъ всѣ тягости войны падали вѣдь на одну Германію, и дешево должны были достаться Швеціи тѣ области, на которыя она разсчитывала, если принять во вниманіе, что численность войскъ, которыя она отнынѣ употребляла на войну, была ничтожна, что она только ставила во главѣ войскъ изъ нѣмецкихъ солдатъ своихъ полководцевъ и ограничивалась почетнымъ наблюденіемъ за веденіемъ войны и переговоровъ.
Но именно это наблюденіе не мирилось съ отдаленностью шведскаго регентства отъ театра войны и съ медленностью, неизбѣжной при коллегіальномъ управленіи дѣлами. Одному всеобъемлющему уму должно было вручить власть заботиться объ интересахъ Швеціи въ Германіи, по своему произволу распоряжаться миромъ и войной, необходимыми союзами, сдѣланными пріобрѣтеніями. Необходимо было облечь этого чрезвычайнаго сановника диктаторскими полномочіями и окружить всѣмъ обаяніемъ власти, которую онъ воплощалъ, чтобы поддерживать ея достоинство, чтобы согласовать общія дѣйствія, чтобы сообщить авторитетъ ея распоряженіямъ и такимъ образомъ во всѣхъ отношеніяхъ замѣнить государя, котораго онъ замѣщалъ. Такой человѣкъ былъ найденъ въ лицѣ канцлера Оксенштирны, перваго министра и, что еще важнѣе, друга покойнаго короля; посвященный во всѣ тайны своего повелителя, хорошо знакомый со всѣми дѣлами Германіи и другихъ европейскихъ государствъ, онъ безспорно былъ лучшимъ исполнителемъ замысловъ Густава Адольфа во всемъ ихъ объемѣ.
Оксенштирна былъ на пути въ верхнюю Германію, гдѣ предполагалъ собрать четыре верхнихъ округа, когда въ Ганау его настигла вѣсть о кончинѣ короля. Этотъ страшный ударъ, поразившій мягкое сердце друга, лишилъ сознанія государственнаго человѣка; онъ потерялъ все, къ чему была привязана его душа. Швеція потеряла лишь короля, Германія — только защитника, а Оксенштирна потерялъ творца своего счастія, друга своей души, создателя своихъ идеаловъ. Но пораженный всѣхъ тягостнѣе общимъ несчастіемъ, онъ первый овладѣлъ своими силами, такъ какъ никто кромѣ него не могъ исправить того, что произошло. Его проницательный взглядъ видѣлъ всѣ препятствія по пути къ исполненію его замысловъ: малодушіе чиновъ, интриги непріятельскихъ дворовъ, раздоры въ средѣ союзниковъ, зависть вождей, отвращеніе имперскихъ государей къ чужеземному владычеству. Но именно это проникновеніе въ положеніе вещей, раскрывшее предъ нимъ всю громадность зла, показало ему также средства справиться съ нимъ. Все дѣло было въ томъ, чтобы поднять упавшее мужество болѣе слабыхъ имперскихъ чиновъ, справиться съ тайными происками враговъ, умиротворить зависть болѣе могущественныхъ союзниковъ, добиться энергичной помощи дружественныхъ державъ, а особенно Франціи, но прежде всего собрать воедино осколки нѣмецкаго союза и тѣсными и прочными узами связать разсѣянныя силы партіи. Смятеніе, въ какое повергла нѣмецкихъ протестантовъ гибель ихъ вождя, могло съ такой же легкостью побудить ихъ къ болѣе тѣсному союзу со Швеціей, какъ и къ поспѣшному миру съ императоромъ, и лишь отъ дальнѣйшаго поведенія зависѣлъ ихъ выборъ между этими двумя рѣшеніями. Все погибло при малѣйшемъ признакѣ малодушія; лишь увѣренность Швеціи въ своихъ силахъ можетъ возбудить въ нѣмцахъ благородную надежду на себя. Всѣ старанія австрійскаго двора отвлечь нѣмцевъ отъ союза со Швеціей будутъ безцѣльны, когда удастся выяснить имъ ихъ истинныя выгоды и побудить ихъ къ открытому и формальному разрыву съ императоромъ.
Конечно, прежде чѣмъ эти мѣры были приняты и заключено было необходимое соглашеніе между правительствомъ и его министромъ, пропало много времени, драгоцѣннаго для дѣйствій шведской арміи, чѣмъ посчастливилось превосходно воспользоваться непріятелю. Если бы императоръ внялъ мудрымъ совѣтамъ герцога фридландскаго, онъ имѣлъ бы въ этотъ моментъ полную возможность совершенно уничтожить силу шведовъ въ Германіи. Валленштейнъ совѣтовалъ ему объявить полную амнистію и порадовать протестантскихъ государей благопріятными предложеніями. Въ чаду перваго страха, охватившаго всю партію подъ вліяніемъ смерти Густава Адольфа, такое заявленіе произвело бы рѣшающее дѣйствіе и возвратило бы менѣе непримиримыхъ государей къ стопамъ императора. Но ослѣпленный неожиданнымъ счастьемъ и сведенный съ пути наускиваніями Испаніи, онъ ожидалъ большаго успѣха отъ оружія и вмѣсто того, чтобы внять мирнымъ предложеніямъ, спѣшилъ усилить свои войска. Испанія, обогащенная десятиной съ духовныхъ имуществъ, дарованной ей папой, поддерживала императора значительными субсидіями, вела за него переговоры съ саксонскимъ дворомъ и поспѣшно вербовала въ Италіи войска для военныхъ дѣйствій въ Германіи. Курфюрстъ баварскій также значительно усилилъ свои войска, и герцогу лотарингскому его неспокойный духъ тоже не позволялъ оставаться въ бездѣйствіи при этомъ счастливомъ оборотѣ судьбы. Но въ то время, какъ непріятель столь дѣятельно старался воспользоваться несчастіемъ шведовъ, Оксенштирна употреблялъ всѣ усилія разсѣять его пагубныя послѣдствія.
Боясь не столько открытаго врага, сколько зависти союзныхъ державъ, онъ покинулъ верхнюю Германію, обезпеченную завоеваніями и союзами, и лично отправился въ путь съ цѣлью удержать нижне-нѣмецкихъ государей отъ полнаго разрыва или образованія частнаго союза между ними, что было бы для Швеціи не менѣе пагубно. Оскорбленный дерзостью, съ которой канцлеръ бралъ на себя руководство дѣлами и до крайности раздраженный мыслью, что ему приходится принимать приказанія отъ шведскаго дворянина, курфюрстъ саксонскій снова рѣшился на опасный разрывъ съ Швеціей, и вопросъ былъ лишь въ томъ, примириться ли совершенно съ императоромъ или сдѣлаться главой протестантовъ, чтобы вмѣстѣ съ ними, образовать третью партію въ Германіи. Такія же намѣренія имѣлъ герцогъ бранденбургскій Ульрихъ, достаточно обнаружившій ихъ, воспретивъ шведамъ производить наборъ войскъ въ своихъ владѣніяхъ и пригласивъ чиновъ нижней Саксоніи въ Люнебургъ для заключенія союза. Одинъ лишь курфюрстъ бранденбургскій, изъ зависти къ вліянію, какое могла получить Саксонія въ нижней Германіи, выказывалъ нѣкоторую преданность интересамъ шведской короны, которую онъ въ мечтахъ своихъ видѣлъ уже на головѣ своего сына. Хотя Оксенштирну ожидалъ самый почетный пріемъ при дворѣ Іоганна Георга, неуловимыя увѣренія въ неизмѣнной дружбѣ были все, чего ему удалось добиться отъ этого государя, несмотря на личное ходатайство, курфюрста бранденбургскаго. Счастливѣе былъ онъ у герцога брауншвейгскаго, съ которымъ онъ говорилъ гораздо рѣшительнѣе. Швеція владѣла тогда архіепископствомъ магдебургскимъ, епископъ котораго имѣлъ право собирать нижне-саксонскій сеймъ. Канцлеръ настоялъ на этомъ верховномъ правѣ своей державы и благодаря его энергическому заявленію — на этотъ разъ опасное собраніе не состоялось. Но общаго союза протестантовъ, — главной цѣли его путешествія и всѣхъ его дальнѣйшихъ усилій, — ему не удалось добиться ни теперь, ни впослѣдствіи: и онъ вынужденъ былъ удовлетвориться отдѣльными непрочными союзами въ саксонскихъ округахъ и еще болѣе слабой помощью верхней Германіи.
Въ виду твердаго положенія, которое занимали баварцы на Дунаѣ, собраніе четырехъ верхнихъ округовъ, мѣстомъ котораго былъ обыкновенно Ульмъ, было перенесено въ Гейльброннъ, куда прибыли представители двѣнадцати имперскихъ городовъ и блестящая толпа докторовъ, графовъ и князей. Прислали своихъ уполномоченныхъ также иностранныя державы, Франція, Англія и Голландія, и Оксенштирна появился на немъ со всей пышностью короны, державность которой ему предстояло воплощать. Онъ самъ дѣлалъ доклады, которыми руководился ходъ совѣщаній. Получивъ отъ всѣхъ собравшихся здѣсь чиновъ увѣренія въ непоколебимой вѣрности, преданности и единодушіи, онъ потребовалъ отъ нихъ формальнаго и торжественнаго объявленія императора и лиги своими врагами. Но насколько для шведовъ было важно довести дурныя отношенія между императоромъ и чинами до формальнаго разрыва, настолько мало были склонны чины рѣшительнымъ шагомъ отрѣзать себѣ всякую возможность примиренія и такимъ образомъ отдать всю свою судьбу въ руки шведовъ. Они находили, что формальное объявленіе войны, давно уже начатой фактически, безполезно и ненужно, и ихъ стойкое сопротивленіе заставило канцлера умолкнуть. Еще болѣе оживленные споры вызвалъ третій и важнѣйшій пунктъ совѣщанія, которымъ опредѣлялись источники для продолженія войны и взносы чиновъ на содержаніе войскъ. ПравилоОксенштирны — взваливать по возможности наибольшую часть общихъ тяготъ на нѣмецкихъ чиновъ — не мирилось съ принципомъ чиновъ — давать какъ можно меньше. Здѣсь познакомился шведскій канцлеръ съ той непріятной истиной, которую до него испытали тридцать императоровъ, что изъ всѣхъ трудныхъ дѣлъ нѣтъ на свѣтѣ дѣла труднѣе, какъ получать отъ нѣмцевъ деньги. Вмѣсто того, чтобы согласиться давать необходимыя для вновь набираемыхъ войскъ деньги, ему краснорѣчиво исчисляли всѣ бѣдствія, причиненныя существующими арміями, и требовали облегченія отъ прежнихъ тяготъ въ тотъ моментъ, когда надо было взять на себя новыя. Дурное настроеніе, вызванное денежнымъ требованіемъ канцлера отъ чиновъ, породило тысячи жалобъ, и злоупотребленія войскъ во время переходовъ и постоевъ были изображены съ страшной правдивостью.
На службѣ у двухъ неограниченныхъ государей Оксенштирна не привыкъ къ формальностямъ и медленному ходу республиканскихъ совѣщаній и изощрять свое терпѣніе на противорѣчіяхъ. Всегда готовый къ дѣйствію, когда этого требовала необходимость, и непоколебимый въ рѣшеніи, разъ оно уже принято, онъ не понималъ непослѣдовательности большинства людей, которые жаждутъ цѣли и ненавидятъ средства. Настойчивый и горячій отъ природы, онъ являлся таковымъ здѣсь по принципу, ибо теперь все зависѣло отъ того, чтобы твердымъ и самоувѣреннымъ языкомъ прикрыть безсиліе Швеціи и, усвоивъ себѣ повелительный тонъ, стать въ самомъ дѣлѣ повелителемъ. Нѣтъ ничего удивительнаго, что онъ съ пріемами такого рода чувствовалъ себя среди нѣмецкихъ ученыхъ и чиновъ совсѣмъ не въ своей сферѣ, и былъ доведенъ до отчаянія нѣмецкой обстоятельностью — характерной чертой нѣмцевъ во всѣхъ ихъ общественныхъ дѣлахъ.
Не обращая вниманія на обычный порядокъ, которому принуждены были подчиняться могущественнѣйшіе императоры, онъ отвергъ всѣ письменныя разсужденія, столь любезныя нѣмецкой медлительности; онъ не понималъ, какъ можно десять дней разсуждать о статьѣ, которая казалась ему почти рѣшенной при одномъ предложеніи. Но какъ ни суровы были его отношенія къ чинамъ, онъ нашелъ ихъ вполнѣ готовыми и склонными согласиться на четвертый пунктъ, касавшійся его самого. Когдаонъ перешелъ къ необходимости дать учреждаемому союзу главу и руководителя, эта честь была единогласно присуждена Швеціи и его всепокорнѣйше просили послужить общему дѣлу своимъ просвѣщеннымъ умомъ и взвалить на себя бремя высшаго надзора. Но чтобы обезпечить себя отъ злоупотребленія высшей властью, которую этимъ назначеніемъ отдавали въ его руки, — къ нему, не безъ внушеній Франціи, приставили, подъ названіемъ помощниковъ, нѣкоторое число контролеровъ, которые должны были завѣдывать кассой союза и имѣли голосъ въ вопросахъ наборовъ, движенія и расположенія войскъ. Оксенштирна энергично возсталъ противъ такого ограниченія своей власти, затруднявшаго выполненіе каждаго предначертанія, требующаго быстроты или тайны, и лишь съ большимъ трудомъ добылъ себѣ полную свободу поступать въ военныхъ дѣлахъ по своему усмотрѣнію. Наконецъ, канцлеръ коснулся также щекотливаго вопроса о вознагражденіи, какого Швеція можетъ ждать отъ благодарности своихъ союзниковъ по окончаніи войны, и ласкалъ себя надеждой, что ему укажутъ Померанію, на которую были обращены взоры Швеціи, и обѣщаютъ могучее содѣйствіе чиновъ для пріобрѣтенія этой области. Но все ограничилось общими и ненадежными увѣреніями, что при предстоящемъ мирѣ всѣ будутъ отстаивать другъ друга. Что сдержанность чиновъ въ этомъ вопросѣ не проистекала изъ уваженія къ имперской конституціи, доказывается той щедростью, какую предполагали выказать канцлеру на счетъ священнѣйшихъ законовъ имперіи. Ему едва не предложили архіепископство майнцское, которымъ онъ и такъ владѣлъ по праву завоеванія, и лишь съ трудомъ удалось французскому послу предотвратить этотъ шагъ, столь-же не политичный, сколько постыдный. Какъ ни мало соотвѣтствовало исполненіе желаніямъ Оксенштирны, онъ достигъ своей важнѣйшей цѣли — верхное главенство надъ всѣмъ дѣломъ было вручено ему и его родинѣ. Чины четырехъ верхнихъ округовъ были связаны болѣе тѣе ными и прочными узами, а на содержаніе арміи было опредѣлено ежегодное пособіе въ два съ половиною милліона талеровъ.
Такая уступчивость со стороны чиновъ заслуживала благодарности со стороны Швеціи. Черезъ нѣсколько недѣль послѣ смерти Густава Адольфа тоска положила конецъ печальной жизни пфальцграфа Фридриха. Этотъ достойный сожалѣнія государь въ теченіе восьми мѣсяцевъ увеличивалъ придворный штатъ своего покровителя и, гоняясь за нимъ повсюду, расточалъ жалкіе остатки своего достоянія. Казалось, онъ приблизился къ цѣли своихъ желаній и болѣе свѣтлое будущее раскрылось предъ нимъ, когда вдругъ смерть унесла его покровителя. Но то, что ему казалось величайшимъ несчастіемъ, имѣло самыя благопріятныя послѣдствія для его наслѣдника. Густавъ Адольфъ могъ позволить себѣ медлить возвращеніемъ его владѣній и омрачить этотъ подарокъ тягостными оговорками; Сксенштирна, для котораго дружба Англіи и Бранденбурга и вообще доброе расположеніе протестантскихъ чиновъ было неизмѣримо важнѣе, вынужденъ былъ исполнить долгъ справедливости. Поэтому на томъ же собраніи въ Гейльбронѣ онъ передалъ наслѣдникамъ Фридриха всѣ завоеванныя уже и могущія быть завоеванными въ будущемъ пфальцскія земли, за исключеніемъ лишь Манигейма, который былъ занятъ шведами до возмѣщенія военныхъ издержекъ. Канцлеръ не ограничивалъ своей любезности пфальцскимъ домомъ; другіе союзные государи, правда нѣсколько позже, также получили доказательства признательности Швеціи, также стоившія этой державѣ очень мало.
Долгъ безпристрастія священнѣйшій долгъ историка, обязываетъ его сдѣлать признаніе, не дѣлающее чести защитникамъ нѣмецкой свободы. Какъ ни хвалились протестантскіе государи справедливостью своего дѣла и чистотой своего одушевленія, они дѣйствовали главнымъ образомъ подъ вліяніемъ корысти; и возобновить враждебныя дѣйствія, по крайней мѣрѣ столько же побуждало ихъ корыстолюбіе, сколько страхъ сдѣлаться жертвой чужого корыстолюбія. Густавъ Адольфъ легко замѣтилъ, что эти нечистыя побужденія могутъ дать ему гораздо больше, чѣмъ патріотическія настроенія, и постарался воспользоваться ими. Каждому изъ государей, заключившихъ съ нимъ союзъ, онъ обѣщалъ ту или другую, уже отнятую у непріятеля или могущую быть отнятой область, и лишь смерть помѣшала ему исполнить эти обѣщанія. То, что для короля было завѣтомъ благоразумія, являлось для его преемника велѣніемъ необходимости; и если для послѣдняго было важно продолжать войну, то онъ долженъ былъ дѣлиться добычей съ союзными государями и обѣщать имъ выгоды отъ смуты, которую онъ дѣятельно поддерживалъ. Такимъ образомъ онъ обѣщалъ ландграфу гессенскому епископства Падерборнъ, Кореей, Мюнстеръ и Фульду, герцогу веймарскому Бернгарду — франконскія епископства, герцогу вюртембергскому — расположенныя въ его земляхъ духовныя владѣнія и австрійскія графства, — все въ видѣ шведскаго лена. Канцлера самого удивляла эта странная, столь мало почетная для нѣмцевъ раздача, и онъ едва могъ скрыть свое презрѣніе. «Пусть сохранится въ нашемъ архивѣ, для вѣчнаго воспоминанія, — сказалъ онъ какъ-то, — что нѣмецкій государь могъ требовать чего либо подобнаго отъ шведскаго дворянина и что шведскій дворянинъ жаловалъ нѣчто подобное нѣмецкому государю на нѣмецкой землѣ».
Послѣ столь удачныхъ приготовленій можно было съ честью выступить въ походъ и съ новой энергіей возобновить войну. Вскорѣ послѣ побѣды при Люценѣ саксонскія и люнебургскія войска соединяются съ шведской арміей, и въ короткое время во всей Саксоніи не остается ни одного императорскаго солдата. Затѣмъ эта соединенная армія раздѣляется. Саксонцы направляются въ Лузацію и Силезію, чтобы здѣсь вмѣстѣ съ графомъ Турномъ дѣйствовать противъ австрійцевъ; одну часть шведской арміи ведетъ герцогъ Бернгардъ во Франконію, другую — Георгъ герцогъ брауншвейгскій въ Вестфалію и Нижнюю Саксонію.
Завоеванія по теченію Леха и Дуная защищались отъ баварцевъ во время похода Густава Адольфа въ Саксонію пфальцграфомъ биркенфельдскимъ и шведскимъ генераломъ Баннеромъ. Но будучи слишкомъ малосильны, чтобы удержать успѣхи баварцевъ, поддерживаемыхъ военной опытностью и храбростью императорскаго полководца фонъ Альтрингера, они вынуждены были призвать на помощь изъ Эльзаса шведскаго генерала Горна. Покоривъ шведамъ города Бенфельдъ, Шлетштадтъ, Кольмаръ и Гагенау, этотъ опытный полководецъ поручилъ защиту ихъ рейнграфу Отто Людвигу, а самъ поспѣшилъ черезъ Рейнъ на помощь Баннеру. Но несмотря на то, что войско послѣдняго возросло теперь до шестнадцати тысячъ человѣкъ, ему не удалось помѣшать непріятелю стать твердой ногой на швабской границѣ, взять Кемитенъ и подкрѣпиться семью полками изъ Богеміи. Для защиты важныхъ береговъ Леха и Дуная пришлось оставить беззащитнымъ Эльзасъ, гдѣ Отто Людвигу по уходѣ Горна едва удалось защититься отъ возмутившагося народа. И онъ вынужденъ былъ подкрѣпить своими войсками дунайскую армію, а когда и это подкрѣпленіе оказалось недостаточнымъ, то обратились къ герцогу веймарскому Бернгарду съ настоятельной просьбой обратить свое оружіе въ эту область.
Въ началѣ похода 1633 года Бернгардъ овладѣлъ городомъ Бамбергомъ и епископствомъ того же имени и готовилъ ту же судьбу Вюрцбургу. По приглашенію Густава Горна онъ немедленно выступилъ въ походъ на Дунай, разбивъ по дорогѣ баварское войско подъ начальствомъ Іоанна фонъ Верта и соединился съ шведами подъ Донаувертомъ. Эта многочисланная армія подъпредводительствомъ превосходныхъ полководцевъ грозила страшнымъ вторженіемъ Баваріи. Все епископство Эйхштетское занято войсками и одинъ измѣнникъ обѣщаетъ предать шведамъ даже Инигольштадъ. Дѣятельность Альтрингера связана строгими приказами герцога фридландскаго, и потому покинутый безъ помощи со стороны Богеміи, онъ не можетъ противостоять натиску непріятельской арміи. Стеченіе благопріятнѣйшихъ обстоятельствъ обезпечиваетъ шведскому оружію побѣду въ этой странѣ, какъ вдругъ дѣятельность арміи пріостанавливается возмущеніемъ офицеровъ.
Всѣми успѣхами въ Германіи шведы были обязаны одному оружію; даже самое величіе Густава Адольфа было дѣломъ арміи, плодомъ ея дисциплины, ея отваги, ея неизмѣннаго мужества среди безконечныхъ опасностей и трудностей. Какъ ни искусны были планы, составляемые въ кабинетѣ, исполнительницей ихъ была лишь армія, и по мѣрѣ того, какъ расширялись предначертанія вождей, увеличивались ея тяготы. Важнѣйшіе успѣхи за всю эту войну были результатомъ по истинѣ геройскаго самопожертвованія солдатъ въ зимнихъ походахъ, форсированныхъ маршахъ, приступахъ и открытыхъ сраженіяхъ; правиломъ Густава Адольфа было не отказываться отъ побѣды, если она стоила ему однихъ людей. Не долго могло быть скрыто отъ солдата его значеніе, и онъ съ правомъ требовалъ своей доли въ добычѣ, пріобрѣтенной его кровью. Но въ большинствѣ случаевъ ему едва уплачивали слѣдуемое ему жалованье, и корыстолюбіе отдѣльныхъ вождей или потребности государства обыкновенно поглощали большую часть добытыхъ денегъ и владѣній. За всѣ трудности, испытанныя имъ, ему оставались лишь сомнительныя надежды на грабежъ или на повышеніе; и въ томъ и въ другомъ ему слишкомъ часто приходилось уступать мѣсто другимъ. Правда, пока жилъ Густавъ Адольфъ, страхъ и надежда удерживали взрывъ неудовольствія; но послѣ его кончины общее раздраженіе прорвалось наружу, и солдатъ воспользовался самымъ опаснымъ мгновеніемъ, чтобы вспомнить о своемъ значеніи. Два офицера, Пфуль и Митшефаль, извѣстные уже при жизни короля, какъ безпокойныя головы, подали въ дунайскомъ лагерѣ примѣръ, которому въ теченіе нѣсколькихъ дней послѣдовали почти всѣ офицеры арміи. Дана была общая взаимная клятва не повиноваться приказаніямъ начальства, пока не будетъ уплачено слѣдуемое за мѣсяцы и годы жалованье, и кромѣ того не назначено будетъ каждому соотвѣтственное вознагражденіе деньгами или недвижимымъ имуществомъ. «Громадныя суммы, — говорилось при этомъ, — добываются ежедневно посредствомъ контрибуціи, и всѣ эти деньги таютъ въ рукахъ немногихъ. Въ снѣга и стужу гонятъ солдатъ, а благодарности за эту нескончаемую работу не видно никогда! Въ Гейльбронѣ вопили о своеволіи солдатъ, — объ ихъ заслугахъ никто не думалъ. Ученые разсуждаютъ о завоеваніяхъ и побѣдахъ, а кто одержалъ всѣ эти побѣды, какъ не солдатскіе кулаки?» Число недовольныхъ увеличивается съ каждымъ днемъ; посредствомъ писемъ, къ счастью перехваченныхъ, они пытаются возмутить также рейнскія и саксонскія войска. Ни убѣжденія Бернгарда веймарскаго, ни суровые упреки его строгаго помощника не могли подавить это броженіе, а горячность послѣдняго даже усилила упорство бунтовщиковъ. Они требовали, чтобы каждому полку были назначены опредѣленные города въ возмѣщеніе задержаннаго жалованья. Шведскому канцлеру былъ данъ четырехнедѣльный срокъ для отвѣта на эти требованія; въ случаѣ отказа они грозили самовольно получить вознагражденіе и не обнажать никогда меча за Швецію.
Это рѣшительное требованіе, предъявленное въ моментъ полнаго истощенія военной казны и паденія кредита, должно было повергнуть канцлера въ величайшее затрудненіе; а выдти изъ него надо было раньше, чѣмъ эта зараза охватитъ остальныя войска, и придется сразу остаться среди враговъ безъ всякой арміи. Изъ всѣхъ шведскихъ полководцевъ одинъ только пользовался авторитетомъ и уваженіемъ среди солдатъ, достаточнымъ для того, чтобы прекратить это недоразумѣніе. Герцогъ Бернгардъ былъ любимцемъ арміи; его благоразумная умѣренность доставила ему довѣріе солдатъ, а его военная опытность ихъ глубочайшее восхищеніе. Онъ взялся успокоить взволнованную армію; но, сознавая свое значеніе, онъ не упустилъ этого благопріятнаго случая для того, чтобы позаботиться прежде всего о самомъ себѣ и воспользоваться стѣсненнымъ положеніемъ шведскаго канцлера для осуществленія своихъ собственныхъ замысловъ.
Еще Густавъ Адольфъ подавалъ ему надежды на созданіе для него герцогства франконскаго, которое должно было составиться изъ двухъ епископствъ — бамбергскаго и вюрцбургскаго; теперь герцогъ Бернгардъ потребовалъ исполненія этого обѣщанія. Онъ требовалъ вмѣстѣ съ тѣмъ высшей военной власти и назначенія его шведскимъ генералиссимусомъ. Эта попытка герцога употребить во зло свое значеніе привело Оксенштирну въ такое бѣшенство, что онъ въ порывѣ негодованія отказалъ ему отъ шведской службы. Но затѣмъ онъ опомнился и, прежде чѣмъ пожертвовать столь важнымъ полководцемъ, рѣшился во что бы то ни стало связать его съ шведскими интересами. Поэтому онъ отдалъ ему въ качествѣ лена шведской короны франконскія епископства, удержавъ однако крѣпости Вюрцбургъ и Кенигсгофенъ, которыя должны были быть заняты шведами; при этомъ онъ отъ имени своей короны обязался охранять герцога во владѣніи дарованными землями. Въ главномъ начальствѣ надъ всей шведской арміей ему было отказано подъ благовиднымъ предлогомъ. Герцогъ Бернгардъ поспѣшилъ отблагодарить за полученное; своимъ вліяніемъ и дѣятельностью онъ быстро успокоилъ бунтъ въ арміи. Большія суммы наличными деньгами были распредѣлены между офицерами, которые получили еще болѣе значительныя вознагражденія помѣстьями, цѣнность которыхъ достигала пяти милліоновъ талеровъ и на которыя Швеція не имѣла никакого права, кромѣ права завоеванія. Между тѣмъ, время удобное для осуществленія важныхъ предначертаній, было потеряно, и союзные вожди раздѣлились, чтобы бороться съ непріятелемъ въ другихъ мѣстахъ.
Вторгшись на нѣкоторое время въ предѣлы верхняго Пфальца и овладѣвъ Неймаркомъ, Густавъ Горнъ направился къ швабской границѣ, гдѣ императорскія войска успѣли за это время значительно усилиться и грозили Вюртембергу опустошительнымъ нашествіемъ. Испуганныя его приближеніемъ, они двинулись къ Боденскому озеру, но лишь для того, чтобы указать шведамъ путь въ эту страну, еще незнакомую имъ. Имѣть крѣпость у вратъ Швейцаріи было въ высшей степени важно для шведовъ, и городъ Констанцъ, казалось, былъ особенно удобенъ для сношеній съ швейцарцами. Поэтому Густавъ Горнъ немедленно приступилъ къ его осадѣ; но, не имѣя орудій, которыя онъ долженъ былъ выписать изъ Вюртемберга, онъ не могъ вести осаду съ достаточной быстротой, такъ что непріятель имѣлъ достаточно времени, чтобы подать городу помощь, которую и такъ легко было получать со стороны озера. Поэтому, послѣ безуспѣшной попытки взять городъ, Горнъ оставилъ его для того, чтобы на берегахъ Дуная столкнуться съ грозной опасностью.
По вызову императора, кардиналъ инфантъ, братъ Филиппа IV испанскаго и намѣстникъ миланскій, собралъ армію въ четырнадцать тысячъ человѣкъ, предназначенную для дѣйствій на Рейнѣ и защиты Эльзаса, независимо отъ распоряженій Валленштейна. Эта армія появилась теперь въ Баваріи подъ начальствомъ испанца герцога Феріа; а для того, чтобы тотчасъ же обратить ее противъ шведовъ, Альтрингеру было приказано немедленно присоединиться къ ней со своими войсками. Услышавъ о ея появленіи, Густавъ Горнъ поспѣшилъ вызвать къ себѣ съ береговъ Рейна пфальцграфа биркенфельдскаго и, соединившись съ нимъ въ Штокахѣ, отважно двинулся навстрѣчу тридцатитысячной арміи императора Непріятель направился черезъ Дунай въ Швабію, гдѣ Густавъ Горнъ подошелъ къ нему однажды такъ близко, что обѣ арміи раздѣляло разстояніе не болѣе полумили. Но вмѣсто того, чтобы принять этотъ вызовъ на бой, императорскія войска двинулись въ Брейсгау и Эльзасъ, куда они прибыли достаточно своевременно, чтобы спасти Брейзахъ и положить конецъ побѣдоносному движеніюрейнграфаОттоЛюдвига. Послѣднійнезадолго передъ тѣмъ овладѣлъ лѣсными городами и при момощи пфальцграфа биркенфельдскаго, освободившаго Нижній Пфальцъ и разбившаго герцога лотарингскаго, снова доставилъ въ этихъ мѣстахъ перевѣсъ шведскому оружію. Правда, теперь онъ вынужденъ былъ уступить численному превосходству непріятеля, но вскорѣ Горнъ и Биркенфельдъ явились къ нему на помощь, и послѣ непродолжительнаго успѣха императорскія войска оказались снова въ Эльзасѣ. Суровая осень, застигшая ихъ въ этомъ несчастномъ походѣ, погубила большую часть итальянцевъ, и самого ихъ предводителя, герцога Феріа, убила тоска объ этомъ неудачномъ походѣ.
Между тѣмъ герцогъ веймарскій Бернгардъ занялъ съ восемнадцатью полками пѣхоты и ста сорока эскадронами кавалеріи позицію на Дунаѣ, чтобы прикрыть Франконію и наблюдать за движеніями баварско-императорской арміи по берегамъ этой рѣки. Едва Альтрингеръ покинулъ эти границы, чтобы присоединиться къ итальянскимъ войскамъ герцога Феріа, Бернгардъ, воспользовавшись его уходомъ, поспѣшилъ черезъ Дунай и съ быстротой молніи очутился подъ Регенсбургомъ. Обладаніе этимъ городомъ рѣшало судьбу всѣхъ дѣйствій шведовъ въ Баваріи и Австріи; оно давало имъ точку опоры на Дунаѣ и вѣрное убѣжище въ случаѣ неудачи; оно одно упрочивало ихъ пріобрѣтенія въ этихъ странахъ. Сохранить Регенсбургъ было послѣднимъ настойчивымъ совѣтомъ, который былъ данъ умирающимъ Тилли курфюрсту баварскому, и Густавъ Адольфъ считалъ невозмѣстимой неудачей то, что баварцы ранѣе его заняли этотъ городъ. Неописуемъ былъ поэтому ужасъ Максимиліана, когда герцогъ Бернгардъ напалъ внезапно на Регенсбургъ и сталъ дѣятельно готовиться къ его осадѣ.
Всего пятнадцать ротъ, главнымъ образомъ, изъ новобранцевъ, составляли гарнизонъ города — число, болѣе чѣмъ достаточное для того, чтобы утомить сильнѣйшаго непріятеля, если гарнизонъ поддерживаютъ дѣятельные и воинственные граждане. Но послѣдніе и были опаснѣйшимъ врагомъ баварскаго гарнизона. Протестантскіе жители Регенсбурга, равно преданные своей вѣрѣ и своей политической свободѣ, со недовольствомъ склоняли свою выю подъ баварскимъ гнетомъ и давно уже съ нетерпѣніемъ ждали освободителя. Появленіе Бернгарда подъ стѣнами ихъ города исполнило ихъ живѣйшею радостью, и можно было очень бояться, какъ-бы они внутреннимъ мятежомъ не стали поддерживать дѣйствія непріятеля. Въ этомъ стѣсненномъ положеніи курфюрстъ обращается къ императору и къ герцогу фридландскому съ мольбами помочь ему всего пятью тысячами человѣкъ. Семь гонцовъ одинъ за другимъ отправлены Фердинандомъ съ этимъ порученіемъ къ Валленштейну, который обѣщаетъ немедленную помощь и дѣйствительно извѣщаетъ курфюрста о скоромъ прибытіи двѣнадцати тысячъ человѣкъ подъ командой Галласа, но подъ страхомъ смертной казни воспрещаетъ этому полководцу двинуться въ путь. Между тѣмъ баварскій комендантъ Регенсбурга, въ разсчетѣ на скорую помощь, сдѣлалъ всѣ приготовленія къ оборонѣ, вооружилъ католическихъ крестьянъ, лишилъ оружія протестантскихъ гражданъ и бдительно слѣдилъ за ними, чтобы они не могли предпринять ничего опаснаго для гарнизона. Но такъ какъ помощь не явилась, а непріятельскія орудія съ неустанной яростью бомбардировали укрѣпленія, то онъ позаботился о себѣ и гарнизонѣ посредствомъ соотвѣтственной капитуляціи, а баварскихъ чиновниковъ и духовенство предоставилъ милости побѣдителя.
Съ занятіемъ Регенсбурга планы герцога Бернгарда расширяются, и даже Баварія становится слишкомъ тѣснымъ поприщемъ для его отваги. Онъ хочетъ переступить предѣлы Австріи, возмутить протестантскихъ крестьянъ противъ императора и возвратить имъ прежнюю свободу совѣсти. Онъ захватилъ уже Штраубингъ, между тѣмъ какъ другой шведскій полководецъ покоряетъ сѣверный берегъ Дуная. Несмотря на суровую погоду, онъ во главѣ своихъ шведовъ доходитъ до устья Изара и, на глазахъ баварскаго генерала фонъ Верта, расположившагося здѣсь лагеремъ, переправляетъ черезъ рѣку свои войска. Теперь трепещутъ Пассау и Линцъ, и повергнутый въ ужасъ императоръ удваиваетъ увѣщанія и приказы Валленштейну спѣшить на выручку стѣсненной Баваріи. Но здѣсь побѣдоносный Бернгардъ добровольно полагаетъ предѣлъ своимъ завоеваніямъ. Имѣя предъ собой Иннъ, охраняемый рядомъ крѣпостей, въ тылу — двѣ императорскія арміи, враждебную страну и Изаръ, гдѣ ни одно укрѣпленіе не прикрываетъ его съ тыла, а замерзшая земля не позволяетъ окопаться, въ страхѣ столкнуться со всей арміей Валленштейна, который наконецъ рѣшился двинуться къ Дунаю, онъ избѣгаетъ путемъ своевременнаго отступленія опасности быть отрѣзаннымъ отъ Регенсбурга и окруженнымъ врагами. Онъ спѣшитъ черезъ Изаръ и Дунай, чтобы спасти отъ Валленштейна свои пріобрѣтенія въ верхнемъ Пфальцѣ, и даже не уклоняется отъ сраженія съ этимъ полководцемъ. Но Валленштейнъ, который и не собирался гнаться за лаврами на Дунаѣ, не ждетъ его приближенія и, прежде чѣмъ баварцы успѣли порадоваться его приближенію, опять исчезаетъ въ Богеміи. Тогда Бернгардъ заканчиваетъ свой славный походъ и даетъ своимъ войскамъ заслуженный отдыхъ на зимнихъ квартирахъ въ непріятельской странѣ.
Между тѣмъ какъ Густавъ Горнъ въ Швабіи, пфальцграфъ беркенфельдскій, генералъ Баудисенъ и рейнграфъ Отто Людвигъ на верхнемъ и нижнемъ Рейнѣ, а герцогъ Бернгардъ на Дунаѣ съ такимъ успѣхомъ ведутъ войну, слава шведскаго оружія въ Нижней Саксоніи и Вестфаліи съ такимъ же блескомъ поддерживается герцогомъ люнебургскимъ и ландграфомъ гессенъ-кассельскимъ. Крѣпость Гамельнъ взята герцогомъ Георгомъ послѣ упорнаго сопротивленія, а надъ императорскимъ генераломъ фонъ Гронсфельдомъ, командующимъ на Везерѣ, одержана соединенной арміей шведовъ и гессенцевъ блистательная побѣда при Ольдендорфѣ. Въ этомъ сраженіи показалъ себя достойнымъ своего происхожденія графъ фонъ Вазабургъ, побочный сынъ Густава Адольфа. Шестнадцать пушекъ, весь императорскій обозъ и семьдесятъ четыре знамени достались шведамъ; около трехъ тысячъ непріятелей осталось на мѣстѣ и почти столько же было взято въ плѣнъ. Городъ Оснабрюкъ былъ взятъ шведскимъ полковникомъ Книпгаузеномъ, а Падербонъ ландграфомъ гессенъ-касельскимъ; но зато шведы должны были уступить императорскимъ войскамъ весьма важный городъ Бюкебургъ. Почти на всѣхъ концахъ Германіи торжество было насторонѣ шведскаго оружія и годъ, прошедшій послѣ смерти Густава Адольфа, не обнаруживалъ никакихъ слѣдовъ потери, понесенной въ лицѣ великаго вождя.
При повѣствованіи о важнѣйшихъ событіяхъ, ознаменовавшихъ военныя дѣйствія 1633 года, должно вызвать справедливое изумленіе бездѣйствіе человѣка, возбуждавшаго наибольшія ожиданія. Среди всѣхъ полководцевъ, дѣянія которыхъ занимали насъ въ эту кампанію, никто не могъ сравниться по опытности, дарованіямъ и военной славѣ съ Валленштейномъ, и между тѣмъ именно онъ скрывается изъ виду послѣ люценскаго сраженія. Гибель его великаго противника представляетъ ему нераздѣльно все поприще славы; все вниманіе Европы приковано съ нетерпѣніемъ къ подвигамъ, которымъ суждено изгладить память о его пораженіи и показать міру его воинскій геній. А онъ остается въ Богеміи, не подавая ни признака жизни, въ то время какъ пораженія императора въ Баваріи, въ нижней Саксоніи, на Рейнѣ настоятельно требуютъ его присутствія, — равно непроницаемая тайна для друга и недруга, ужасъ и въ то же время послѣдняя надежда для императора. Съ непонятной поспѣшностью онъ удалился послѣ пораженія при Люценѣ въ Богемію, гдѣ назначилъ строжайшее слѣдствіе объ образѣ дѣйствій своихъ офицеровъ въ этомъ сраженіи. Тѣ, кого военный судъ призналъ виновными, были съ неумолимой суровостью приговорены къ смертной казни; тѣ, которые отличились, награждены съ королевской щедростью, а память усопшихъ увѣковѣчена великолѣпными монументами. Всю зиму онъ угнеталъ императорскія провинціи невѣроятными контрибуціями и зимними квартирами, которыя онъ съумысломъ занялъ не въ непріятельскихъ земляхъ, чтобы высосать всѣ соки изъ австрійскихъ владѣній. Вмѣсто того, чтобы съ своей отдохнувшей и отборной арміей открыть военныя дѣйствія прежде всѣхъ при наступленіи весны 1633 года, чтобы возстать во всемъ величіи своего военнаго генія, онъ появился въ полѣ послѣднимъ и театромъ войны сдѣлалъ наслѣдственную землю императора.
Изъ всѣхъ австрійскихъ провинцій Силезія подвергалась наибольшей опасности. Три различныя арміи — шведская подъ начальствомъ графа Турна, саксонская подъ начальствомъ Арнгейма и герцога лауенбургскаго и бранденбургская подъ командой Боргсдорфа — одновременно начали кампанію въ этой провинціи. Они овладѣли уже важнѣйшими крѣпостями, и даже Бреславль перешелъ на сторону союзниковъ. Но именно это множество военачальниковъ и армій сохранило императору эту область, ибо зависть генераловъ и взаимная ненависть шведовъ и саксонцевъ не позволяла имъ дѣйствовать согласно. Арнгеймъ и Турнъ враждовали изъ-за первенства; бранденбургцы и саксонцы дѣйствовали единодушно противъ шведовъ, на которыхъони смотрѣли какъ на тягостныхъ иноземцевъ и которымъ, по возможности, старались вредить. Наоборотъ, саксонцы были въ очень хорошихъ отношеніяхъ съ императорскими войсками, и нерѣдко офицеры обѣихъ враждующихъ армій обмѣнивались визитами и устраивали другъ другу пиры. Императорскимъ войскамъ позволялось безпрепятственно увозить свои имущества, и многіе саксонцы не скрывали даже, что получаютъ изъ Вѣны большія суммы. Среди такихъ двуличныхъ союзниковъ шведы чувствовалисебя проданными и преданными; думать о серьезныхъ дѣйствіяхъ при такихъ раздорахъ было невозможно. Генералъ Арнгеймъ отсутствовалъ почти все время, а когда онъ наконецъ снова явился въ арміи, Валленштейнъ съ страшной арміей уже приблизился къ границѣ.
Онъ наступалъ съ сорокатысячнымъ войскомъ, а союзники могли выставить противъ него не болѣе двадцати четырехъ тысячъ человѣкъ. Они, однако, хотѣли рискнуть на сраженіе и появились у Мюнстерберга, гдѣ онъ расположился укрѣпленнымъ лагеремъ. Но Валленштейнъ продержалъ ихъ здѣсь цѣлую недѣлю, не дѣлая ни малѣйшаго движенія; затѣмъ, покинувъ свои укрѣпленія, онъ гордымъ, спокойнымъ шагомъ прошелъ мимо ихъ лагеря. И послѣ выступленія, когда расхрабрившійся непріятель слѣдовалъ за нимъ по пятамъ, онъ не воспользовался случаемъ. Настойчивость, съ которой онъ уклонялся отъ сраженія, объясняли страхомъ; но Валленштейнъ, въ виду своей многолѣтней военной славы, могъ спокойно подвергнуться такому упреку. Самолюбіе союзниковъ скрывало отъ нихъ, что онъ играетъ ими и что великодушно отказывается отъ побѣды надъ ними, потому что пораженіе ихъ было теперь для него безполезно. Но чтобы показать имъ, что онъ господинъ положенія и что не страхъ удерживаетъ его въ бездѣятельности, онъ приказалъ заколоть коменданта одного укрѣпленнаго замка, попавшаго ему въ руки, за то, что тотъ не сразу сдалъ укрѣпленіе, которое нельзя было защищить.
Девять дней стояли обѣ арміи другъ противъ друга на разстояніи мушкетнаго выстрѣла, какъ вдругъ изъ лагеря Валленштейна появился въ лагерѣ союзниковъ графъ Терцкій съ трубачемъ, чтобы пригласить Арнгейма на совѣщаніе. Совѣщаніе заключалось въ томъ, что Валленштейнъ, несмотря на свое превосходство, предлагалъ шестинедѣльное перемиріе. Онъ говорилъ, что пришелъ для того, чтобы заключить вѣчный миръ со шведами и нѣмецками государями, заплатить солдатамъ и дать каждому удовлетвореніе. Все зависитъ отъ него, и если въ Вѣнѣ не захотятъ подтвердить это соглашеніе, то онъ соединится съ союзниками и (это, правда, онъ шепнулъ Арнгейму только на ухо) отправитъ императора ко всѣмъ чертямъ". На второмъ свиданіи онъ высказался предъ графомъ Турномъ еще опредѣленнѣе. «Всѣ привилегіи, заявилъ онъ будутъ подтверждены на-ново, всѣ чешскіе изгнанники возвращены на родину и получатъ все свое достояніе; онъ самъ первый возвратитъ имъ свою часть. Іезуиты, какъ виновники всѣхъ прежнихъ притѣсненій, будутъ изгнаны, съ Швеціей разсчитаются деньгами, платежи которыхъ будутъ разсрочены на извѣстное время, всѣ остальныя войска обѣихъ сто ронъ будутъ отправлены противъ турокъ». Послѣдній пунктъ содержалъ ключъ ко всей загадкѣ. «Если онъ станетъ носителемъ чешской короны, то всѣ изгнанники будутъ славить его великодушіе, во всемъ королевствѣ воцарится полная свобода совѣсти, пфальцскій домъ будетъ возстановленъ въ своихъ прежнихъ правахъ и маркграфство моравское вознаградитъ герцога за потерянный Мекленбургъ. Затѣмъ союзныя арміи идутъ подъ его начальствомъ на Вѣну, чтобы съ оружіемъ въ рукахъ заставить императора подтвердить этотъ договоръ».
Итакъ, спалъ покровъ съ сокровеннаго замысла, надъ которымъ герцогъ трудился цѣлые годы въ таинственномъ мракѣ. Сами обстоятельства указывали, что пора приступить къ его осуществленію. Лишь слѣпое довѣріе къ военному счастію и несравненному генію герцога фридландскаго внушило императору твердость, съ которой онъ, вопреки всѣмъ представленіямъ Баваріи и Испаніи, въ ущербъ своему собственному значенію, вручилъ этому властолюбивому человѣку столь неограниченную власть. Но эта вѣра въ непобѣдимость Валленштейна была давно потрясена его долгимъ бездѣйствіемъ и почти совершенно разрушена послѣ его пораженія при Люценѣ. Снова закопошились его прежніе враги при дворѣ Фердинанда, и недовольство императора, обманувшагося въ своихъ надеждахъ, давало ихъ наговорамъ желательный пріемъ у государя. Все поведеніе герцога было подвергнуто язвительной критикѣ, настойчиво отмѣчено его надменное упорство и неповиновеніе приказамъ императора, на помощь привлечены жалобы австрійскихъ подданныхъ на его невѣроятные грабежи, подвергнута сомнѣнію его вѣрность и брошенъ страшный намекъ на его тайныя намѣренія. Эти обвиненія, находившія убѣдительныя доказательства во всемъ образѣ дѣйстэій герцога, не замедлили пустить глубокіе корни въ душѣ Фердинанда; но шагъ былъ сдѣланъ, — и громадная власть, которой облеченъ былъ герцогъ, не могла быть у него отнята безъ большой опасности. Урѣзать ее незамѣтно — вотъ все, что могъ сдѣлать императоръ; для того, чтобы выполнить это съ нѣкоторымъ успѣхомъ, необходимо было раздѣлить ее и прежде всего постараться выйти изъ зависимости отъ его произвола. Но этого права лишалъ императора договоръ, заключенный съ Валленштейномъ, котораго собственноручная подпись императора защищала отъ всякой попытки дать ему въ товарищи другого полководца или отдавать непосредственныя приказанія его арміи. Такъ какъ невозможно было ни соблюдать, ни уничтожить этотъ пагубный договоръ, то оставалось вывернуться коварной уловкой. Валленштейнъ былъ императорскимъ главнокомандующимъ въ Германіи, но далѣе предѣлы его власти не простирались, и онъ не могъ изъявить притязаній на начальство надъ иноземной арміей. Поэтому набираютъ въ Миланѣ испанскую армію и отправляютъ ее въ Германію подъ начальствомъ испанскаго генерала. Валленштейнъ перестаетъ такимъ образомъ быть безусловно необходимымъ, ибо онъ уже пересталъ быть единственнымъ, и въ случаѣ нужды есть кого обратить противъ него.
Быстро и глубоко почувствовалъ герцогъ, откуда исходитъ и къ чему стремится этотъ ударъ. Напрасно онъ протестовалъ предъ кардиналомъ инфантомъ противъ такого противнаго договора новшества; итальянская армія двинулась въ Германію, и его принудили послать ей на помощь генерала Альтрингера съ подкрѣпленіемъ. Правда, ему удалось строгими предписаніями такъ связать руки послѣднему, что итальянская армія въ Эльзасѣ и Швабіи снискала очень мало славы; но этотъ самовольный поступокъ двора лишилъ его прежняго спокойствія и предупредилъ его о надвигающейся опасности. Чтобы не разстаться вторично со своей властью, а вмѣстѣ съ нею съ плодами всѣхъ своихъ стараній, онъ долженъ былъ не медлить выполненіемъ своихъ замысловъ. Устранивъ подозрительныхъ офицеровъ и щедро награждая остальныхъ, онъ обезпечилъ себѣ преданность своихъ войскъ. Всѣми остальными сословіями государства, всѣми завѣтами справедливости и человѣчности пожертвовалъ онъ благу арміи — и онъ разсчитывалъ на ея признательность. Замышляя дать міру неслыханный примѣръ неблагодарности къ творцу своего счастія, онъ основывалъ все свое благополучіе на благодарности, которую должны были выказать ему другіе.
Предводители силезскихъ армій не имѣли отъ своихъ правителей такихъ полномочій, которыя давали бы имъ возможность самостоятельно согласиться на чрезвычайныя предложенія Валленштейна, и даже требуемое имъ перемиріе рѣшились заключить не долѣе, какъ на четырнадцать дней.
Прежде чѣмъ герцогъ рѣшился высказаться предъ шведами и саксонцами, онъ счелъ полезнымъ обезпечить себя въ своемъ отважномъ предпріятіи содѣйствіемъ Франціи. Съ этой цѣлью велись при посредствѣ графа Кинскаго тайные, но весьма осторожные переговоры съ французскимъ уполномоченнымъ въ Дрезденѣ Фекьеромъ, исходъ которыхъ вполнѣ соотвѣтствовалъ желаніямъ герцога. Фекьеръ получилъ отъ своего двора приказаніе обѣщать всякую помощь со стороныфранціи и въ случаѣ нужды предложить герцогу значительную денежную субсидію.
Но именно эти перемудренныя старанія обезпечить себя со всѣхъ сторонъ погубили герцога. Съ величайшимъ изумленіемъ узналъ французскій посолъ, что замыселъ, болѣе чѣмъ какой либо другой нуждающійся въ тайнѣ, открытъ шведамъ и саксонцамъ. Саксонское министерство, какъ было всѣмъ извѣстно, было предано интересамъ императора; условія, предложенныя шведамъ, соотвѣтствовали ихъ ожиданіямъ слишкомъ мало, чтобы вызвать ихъ согласіе. Поэтому Фекьеръ считалъ совершенно непонятнымъ, какъ герцогъ можетъ серьезно разсчитывать на поддержку первыхъ и молчаніе послѣднихъ. Онъ открылъ свои сомнѣнія и опасенія шведскому канцлеру, который питалъ столь же большое недовѣріе къ намѣреніямъ Валленштейна и еще меньше приходилъ въ восторгъ отъ его предложеній. Хотя для. него не было тайной, что герцогъ и ранѣе велъ такіе же переговоры съ Густавомъ Адольфомъ, но онъ не могъ понять, какимъ образомъ ему удастся склонить къ измѣнѣ цѣлую армію и исполнить свои неисполнимыя обѣщанія. Столь фантастическій планъ и столь безразсудный образъ дѣйствій не согласовался, по его мнѣнію, съ замкнутымъ и недовѣрчивымъ характеромъ герцога, и все это было объяснено притворствомъ и обманомъ, ибо скорѣе можно было сомнѣваться въ честности герцога, чѣмъ въ его умѣ. Колебанія Оксенштирны сообщились, наконецъ, самому Арнгейму, который, въ полномъ довѣріи къ искренности Валленштейна, отправился къ канцлеру въ Гельнгаузенъ, чтобы убѣдить его отдать въ распоряженіе герцога свои лучшіе полки. Явилось подозрѣніе, что все предложеніе есть лишь искусная западня, разставленная для того, чтобы обезоружить союзниковъ и отдать лучшую часть ихъ войскъ въ руки императора. Всѣмъ достаточно извѣстная нравственная личность Валленштейна не противорѣчила этому подозрѣнію, а противорѣчія, въ которыя онъ запутался впослѣдствіи, вызвали въ концѣ концовъ полное недовѣріе къ нему. Стараясь привлечь на свою сторону шведовъ и даже требуя отъ нихъ ихъ лучшихъ войскъ, онъ говорилъ Арнгейму, что надо начать съ изгнанія шведовъ изъ Германіи; а въ то время какъ саксонскіе офицеры, довѣряя безопасности перемирія, гостили у него въ большомъ числѣ, онъ сдѣлалъ неудачную попытку захватить ихъ въ плѣнъ. Онъ первый нарушилъ перемиріе, которое нѣсколько мѣсяцевъ спустя возобновилъ лишь съ большими усиліями. Всякое довѣріе къ нему исчезло и въ концѣ концовъ во всемъ его образѣ дѣйствій стали видѣть одну сѣть обмановъ и гнусныхъ уловокъ для того, чтобы ослабить союзниковъ и усилиться самому. Этого онъ, правда, достигъ, такъ какъ его армія увеличивалась съ каждымъ днемъ, а войска союзниковъ уменьшились больше, чѣмъ на половину, вслѣдствіе побѣговъ и дурного содержанія. Но онъ не сдѣлалъ изъ своего перевѣса того употребленія, какого ждали въ Вѣнѣ. Въ то время, когда всѣ разсчитывали на рѣшительный ударъ, онъ вдругъ возобновилъ переговоры; а когда перемиріе вполнѣ успокоило союзниковъ, онъ вдругъ началъ военныя дѣйствія. Всѣ эти противорѣчія коренились въ двойственномъ и непримиримомъ намѣреніи разомъ погубить императора и шведовъ и заключить съ саксонцами отдѣльный миръ.
Недовольный неудачами переговоровъ, онъ рѣшилъ наконецъ проявить свою силу, тѣмъ болѣе, что стѣсненное положеніе имперіи и возрастающее неудовольствіе при вѣнскомъ дворѣ не позволяли ему оставаться долѣе въ бездѣйствіи. Еще до заключенія послѣдняго перемирія генералъ, фонъ Голькъ вторгся изъ Богеміи въ Мейсенъ, уничтожая огнемъ и мечомъ все, что лежало на его пути, загналъ курфюрста въ. его крѣпости и взялъ Лейпцигъ. Но перемиріе въ Силезіи остановило его грабежи, а послѣдствія его распутства свели его въ могилу въ Адорфѣ. По окончаніи перемирія Валленштейнъ снова какъ будто собирался напасть чрезъ Лузацію на Саксонію и распустилъ слухи, что Пикколомини уже вторгся туда. Узнавъ объ этомъ, Арнгеймъ оставляетъ свой лагерь въ Силезіи и спѣшитъ вслѣдъ за нимъ на помощь курфюршеству. Но этимъ онъ оставляетъ безъ прикрытія шведовъ, стоявшихъ въ небольшомъ. числѣ у Штейнау на Одерѣ подъ начальствомъ графа Турна; это именно и было желательно герцогу. Заставивъ саксонскаго генерала отойти на шестнадцать миль въ Мейсенскій округъ, онъ неожиданно повернулъ обратно къ Одеру, гдѣ ошеломилъ своимъ появленіемъ шведскую армію. Шведская кавалерія была разбита посланнымъ впередъ генераломъ Шафготшемъ, а пѣхота окружена при Штейнау слѣдовавшей за нимъ арміей герцога. Валленштейнъ далъ графу Турну полчаса на размышленіе, рѣшается ли онъ съ двумя съ половиною тысячами человѣкъ драться противъ двадцати тысячъ или сдается на милость побѣдителя. При такихъ обстоятельствахъ колебаться было невозможно. Вся армія сдается, и безъ пролитія капли крови одержана полная побѣда. Знамена, обозъ и орудія достаются побѣдителю, офицеры взяты подъ арестъ, рядовые распредѣлены по полкамъ. И вотъ наконецъ послѣ четырнадцатилѣтнихъ скитаній, послѣ безчисленныхъ превратностей судьбы зачинщикъ чешскаго возстанія, чуть не первый виновникъ всей этой пагубной войны, ославленный графъ Турнъ — въ рукахъ своихъ враговъ. Съ кровожаднымъ нетерпѣніемъ ожидаютъ въ Вѣнѣ прибытія этого страшнаго преступника и въ злобномъ торжествѣ наслаждаются заранѣе предстоящимъ закланіемъ такой жертвы на алтарѣ справедливости. Но лишить іезуитовъ этого наслажденія было торжествомъ гораздо болѣе сладостнымъ — и Турнъ былъ выпущенъ на свободу. Къ счастью для него, онъ зналъ больше, чѣмъ должны были знать въ Вѣнѣ, и враги Валленштейна были также и его врагами. Пораженіе простили бы герцогу въ Вѣнѣ; этой обманутой надежды не могли ему простить никогда. «Да что мнѣ было дѣлать съ этимъ сумасшедшимъ?» — пишетъ онъ съ злобнымъ издѣвательствомъ министрамъ, требовавшимъ объясненія по поводу столь неумѣстнаго великодушія. «Дай Богъ, чтобы у непріятеля всѣ генералы были вродѣ этого! Во главѣ шведскихъ войскъ онъ намъ будетъ болѣе полезенъ, чѣмъ въ темницѣ».
За побѣдой при Штейнау слѣдовало непосредственно взятіе Лигнина, Гросъ-Глогау и наконецъ Франкфурта на Одерѣ. Шафготшъ, оставшійся въ Силезіи для того, чтобы закончить покореніе этой провинціи, осадилъ Бригъ и тщетно тѣснилъ Бреславль, такъ какъ этотъ вольный городъ дорожилъ своими привилегіями и оставался вѣренъ шведамъ. Полковниковъ Илло и Геца Валленштейнъ отправилъ къ Вартѣ съ приказомъ вторгнуться въ Померанію вплоть до береговъ Балтійскаго моря, и они въ самомъ дѣлѣ овладѣли ключомъ Помераніи, Ландсбергомъ. Между тѣмъ какъ курфюрстъ бранденбургскій и герцогъ померанскій трепетали за свои владѣнія, самъ Валленштейнъ вторгся съ остальной арміей въ Лузацію, гдѣ онъ взялъ приступомъ Герлицъ и принудилъ къ сдачѣ Бауценъ. Но онъ намѣренъ былъ, не пользуясь добытыми "преимуществами, лишь напугать курфюрста саксонскаго, и съ мечомъ въ рукѣ продолжалъ дѣлать Бранденбургу и Саксоніи мирныя предложенія, не увѣнчавшіяся успѣхомъ по прежнему, такъ какъ онъ длиннымъ рядомъ противорѣчій погубилъ всякое довѣріе къ себѣ. Теперь Валленштейнъ могъ обратить всѣ свои силы противъ злополучной Саксоніи и достигъ бы, наконецъ, своей цѣли посредствомъ оружія, но обстоятельства заставили его покинуть эти земли. Побѣды герцога Бернгарда на Дунаѣ, грозившія серьезной опасностью самой Австріи, настоятельно требовали его присутствія въ Баваріи, а изгнаніе саксонцевъ и шведовъ изъ Силезіи лишало его всякаго предлога противиться долѣе императорскимъ приказаніямъ и оставлять безъ помощи курфюрста баварскаго. Итакъ онъ двинулся съ главной арміей къ верхнему Пфальцу, и его отступленіе избавило навсегда верхнюю Саксонію отъ этого страшнаго врага.
Пока было возможно, Валленштейнъ затягивалъ спасеніе Баваріи и издѣвался надъ повелѣніями императора посредствомъ самыхъ неосновательныхъ увертокъ. Правда, послѣ многократныхъ просьбъ онъ послалъ наконецъ изъ Богеміи нѣсколько полковъ на помощь графу Альтрингеру, который старался отстоять Лехъ и Дунай отъ Горна и Бернгарда, но съ неизмѣннымъ приказаніемъ не выступать изъ оборонительнаго положенія. Въ отвѣтъ на всѣ мольбы императора и курфюрста онъ указывалъ на Альтрингера, который, какъ онъ утверждалъ оффиціально, получилъ отъ него неограниченныя полномочія, но на самомъ дѣлѣ былъ связанъ строжайшими инструкціями, которыя не смѣлъ нарушить подъ угрозой смертной казни. Вслѣдъ за появленіемъ герцога Бернгарда подъ стѣнами Регенсбурга и вслѣдствіе новыхъ настоятельныхъ просьбъ императора и курфюрста о помощи, онъ посулилъ было прислать на Дунай генерала Галласасъ значительнымъ войскомъ; и о и. это не было сдѣлано, и вслѣдъ за епископствомъ эйхштетскимъ перешли къ шведамъ теперь Регенсбургъ, Штраубингъ и Хамъ. Но когда уклоняться отъ исполненія настойчивыхъ приказаній двора стало рѣшительно невозможно, онъ сталъ съ возможной медленностью подвигаться къ баварской границѣ, гдѣ обложилъ взятый шведами Хамъ. Услышавъ, однако, что, шведы дѣятельно стараются отвлечь его при посредствѣ саксонцевъ въ Богемію, онъ воспользовался этимъ слухомъ, чтобы возможно скорѣе и не сдѣлавъ ровно ничего возвратиться въ Богемію. Прежде всего — утверждалъ онъ — охрана и защита императорскихъ владѣній; и потому онъ оставался точно прикованный въ Богеміи и охранялъ это королевство, какъ будто оно было уже его собственностью. Императоръ повторилъ еще болѣе настойчивымъ тономъ приказаніе двинуться къ Дунаю и воспрепятствовать опасному пребыванію герцога веймарскаго на австрійскихъ границахъ, но Валленштейнъ закончилъ уже кампанію этого года и снова расположилъ свои войска на зимнихъ квартирахъ въ изнемогшемъ королевствѣ.
Столь продолжительное упорство, столь безпримѣрное пренебреженіе ко всѣмъ приказаніямъ императора, столь умышленное невниманіе къ общему благу, въ связи съ столь двусмысленнымъ образомъ дѣйствій по отношенію къ непріятелю, должно было наконецъ убѣдить императора въ справедливости предосудительныхъ слуховъ, давно уже наполнявшихъ всю Германію Долго удавалось Валленштейну прикрывать призракомъ законности свои преступные переговоры съ непріятелемъ и убѣждать всегда благосклоннаго къ нему императора, что цѣлью этихъ тайныхъ сношеній служитъ миръ Германіи. Но какъ ни былъ онъ убѣжденъ, что замыслы его непроницаемы, весь его образъ дѣйствій въ своей совокупности вполнѣ оправдывалъ обвиненія, которыми его противники неустанно осаждали вниманіе императора. Чтобы удостовѣриться въ основательности или неосновательности этихъ обвиненій на мѣстѣ, императоръ не разъ уже посылалъ шпіоновъ въ лагерь Валленштейна, но они возвращались съ одними предположеніями, такъ какъ герцогъ остерегался дать что либо письменное. Но когда наконецъ сами министры, неизмѣнные защитники Валленштейна при дворѣ, владѣнія которыхъ герцогъ разорялъ наравнѣ съ прочими, стали на сторону его противниковъ, когда курфюрстъ баварскій бросилъ угрозу, что онъ примирится со шведами, если Валленштейнъ не будетъ отставленъ, когда, наконецъ, его отставки настоятельно потребовалъ испанскій посолъ, грозя въ случаѣ отказа прекращеніемъ субсидій отъ своего двора, — императоръ вторично счелъ себя вынужденнымъ отставить Валленштейна.
Самовластныя и непосредственныя распоряженія императора по арміи не замедлили показать герцогу, что договоръ съ нимъ считается уничтоженнымъ и что отставка его неизбѣжна. Одинъ изъ его помощниковъ въ Австріи, которому Валленштейнъ подъ угрозой смертной казни запретилъ повиноваться двору, получилъ непосредственно отъ императора приказъ присоединиться къ курфюрсту баварскому, и самому Валленштейну передано было повелѣніе послать нѣсколько полковъ на помощь къ кардиналу-инфанту, шедшему съ арміей изъ Италіи. Всѣ эти распоряженія указывали герцогу, что принято твердое рѣшеніе — мало-по-малу обезоружить его, а затѣмъ, слабаго и беззащитнаго, уничтожить однимъ ударомъ.
Во имя собственнаго спасенія онъ долженъ былъ теперь спѣшить съ осуществленіемъ замысла, первоначально предназначеннаго лишь для его возвышенія. Онъ медлилъ его исполненіемъ дольше, чѣмъ предписывало благоразуміе, потому что онъ все еще не могъ дождаться благопріятнаго сочетанія звѣздъ или, — какъ онъ обыкновенно успокаивалъ нетерпѣніе своихъ друзей, — «потому что еще не настало время». Время не настало и теперь, но критическое положеніе не позволяло ему ожидать благосклонности звѣздъ. Прежде всего было необходимо удостовѣриться въ вѣрности главныхъ начальниковъ, а затѣмъ испытать преданность войскъ, которую онъ считалъ столь безграничной. Три вождя, полковники Кинскій, Терцкій и Илло, давно уже были участниками заговора, а первые два были связаны съ его интересами узами родства. Равное честолюбіе, равная ненависть къ правительству и надежда на неслыханныя награды связывали ихъ тѣснѣйшими узами съ Валленштейномъ, который не пренебрегалъ гнуснѣйшими средствами для увеличенія числа своихъ приверженцевъ. Полковника Илло онъ какъ-то убѣдилъ ходатайствовать въ Вѣнѣ о графскомъ титулѣ, обѣщая ему при этомъ свою могущественную помощь. Но въ тайнѣ онъ написалъ министру, чтобы тотъ отказалъ въ просьбѣ Илло, такъ какъ иначе, по его словамъ, явятся еще многіе, имѣющіе такія же заслуги, — и станутъ требовать такой-же награды. По возвращеніи Илло въ армію, Валленштейнъ прежде всего спросилъ объ исходѣ его ходатайства, и когда тотъ сообщилъ ему о полной неудачѣ, герцогъ разразился страшнымъ негодованіемъ противъ двора. «Вотъ чего добились мы за нашу вѣрную службу, — воскликнулъ онъ, — вотъ какъ цѣнятъ мои просьбы: за ваши заслуги отказываютъ въ такой ничтожной наградѣ!' Кто захочетъ далѣе служить такому неблагодарному повелителю. Нѣтъ, что до меня, то я отнынѣ отъявленный врагъ австрійскаго дома». Илло согласился, — и тѣсный союзъ былъ заключенъ между ними.
Но что было извѣстно этимъ тремъ наперсникамъ герцога, долго оставалось непроницаемой тайной для остальныхъ, и увѣренность, съ которой Валленштейнъ говорилъ о преданности своихъ офицеровъ, основывалась исключительно на благодѣяніяхъ, которыя онъ имъ оказывалъ, и на ихъ недовольствѣ дворомъ. Но прежде чѣмъ снять маску и рѣшиться на открытый шагъ противъ императора, это шаткое предположеніе необходимо было обратить въ увѣренность. Графъ Пикколомини, тотъ самый, который въ битвѣ при Люценѣ выказалъ столь безпримѣрное мужество, былъ первымъ, чья вѣрность подвергнута была испытанію. Герцогъ обязалъ этого генерала большими подарками и оказывалъ ему предпочтеніе, потому что Пикколомини родился подъ однимъ созвѣздіемъ съ нимъ. Онъ объяснилъ ему, что вслѣдствіе неблагодарности императора и неизбѣжной опасности, онъ принялъ неизмѣнное рѣшеніе покинуть сторону Австріи, перейти съ лучшей частью арміи къ непріятелю, напасть со всѣхъ сторонъ на Австрію и бороться съ ней, до тѣхъ поръ пока австрійскій домъ будетъ искорененъ совершенно. Въ этомъ дѣлѣ онъ разсчитываетъ прежде всего на Пикколомини и давно уже придумывалъ для него блистательнѣйшую награду. — Когда тотъ, чтобы скрыть замѣшательство, вызванное въ немъ столь ошеломляющимъ предложеніемъ, заговорилъ о препятствіяхъ и опасностяхъ, связанныхъ съ столь рискованнымъ предпріятіемъ, Валленштейнъ посмѣялся надъ его страхомъ. Въ такихъ рискованныхъ дѣлахъ, — воскликнулъ онъ, — тяжело только начало; звѣзды ему благопріятствуютъ, лучшихъ обстоятельствъ нельзя желать — немножко надо довѣрять и счастью. Его рѣшеніе неизмѣнно и если иначе не выйдетъ, то онъ готовъ искать спасенія хоть во главѣ тысячи всадниковъ. Пикколомини не рѣшился долгимъ противорѣчіемъ раздражать недовѣріе герцога и съ дѣланною готовностью уступилъ его доводамъ. Такъ велико было ослѣпленіе герцога, что онъ, несмотря на всѣ предостереженія графа Терцкаго, ни на минуту не усомнился въ искренности человѣка, который, не теряя ни мгновенія, поспѣшилъ сообщить объ этомъ чрезвычайномъ открытіи въ Вѣну.
Чтобы сдѣлать, наконецъ, рѣшительный шагъ къ цѣли, Валленштейнъ въ январѣ 1634 года созвалъ всѣхъ военачальниковъ въ Пильзенъ, гдѣ онъ расположился послѣ своего отступленія изъ Баваріи. Послѣднія требованія императора избавить его землю отъ военныхъ постоевъ, возвратить Регенсбургъ въ это суровое время года и уменьшить армію на шесть тысячъ человѣкъ кавалеріи ради подкрѣпленія кардинала-инфанта, — были достаточно важными обстоятельствами, чтобы подвергнуться обсужденію всего военнаго совѣта и этотъ благовидный предлогъ скрывалъ отъ любопытныхъ истинную цѣль съѣзда. Сюда же тайно были приглашены также шведы и саксонцы для мирныхъ переговоровъ съ герцогомъ фридландскимъ; съ начальниками болѣе отдаленныхъ отрядовъ предполагалось снестись письменно. Изъ приглашенныхъ командировъ явилось двадцать; но въ числѣ ихъ не было самыхъ важныхъ: Галласа, Колоредо и Альтрингера. Герцогъ послалъ имъ новое, болѣе настойчивое приглашеніе, а пока, въ ожиданіи ихъ скораго прибытія, приступилъ къ дѣлу.
Не легкая задача предстояла ему теперь: признать способнымъ на позорнѣйшую измѣну гордое, мужественное и дорожащее своею честью дворянство, явиться сразу негодяемъ, соблазнителемъ, мятежникомъ въ глазахъ тѣхъ, которые доселѣ привыкли чтить въ немъ отблескъ верховной власти, судью своихъ поступковъ, хранителя законовъ. Не легко было поколебать въ основахъ законную, укрѣпленную вѣками, освященную религіей и законами власть, разрушить всѣ чары воображенія и чувствъ, — грозныхъ хранителей законнаго престола, насильственной рукой искоренить тѣ неистребимыя чувства долга, которыя такъ громко и такъ мощно говорятъ въ груди каждаго подданнаго за природнаго государя. Но ослѣпленный блескомъ короны, Валленштейнъ не замѣтилъ пропасти, разверзшейся у его ногъ, и въ живомъ сознаніи своего могущества онъ забылъ — обычный удѣлъ могучихъ и отважныхъ душъ — оцѣнить по достоинству и обдумать всѣ препятствія. Валленштейнъ не видѣлъ предъ собой ничего кромѣ арміи, отчасти равнодушной ко двору, отчасти раздраженной противъ него, — арміи, привыкшей слѣпо преклоняться предъ его властью, дрожать предъ нимъ, какъ предъ своимъ законодателемъ и судьей, съ трепетнымъ благоговѣніемъ исполнять его приказанія подобно велѣніямъ рока. Въ безграничной лести, расточаемой его всемогуществу, въ дерзкихъ издѣвательствахъ надъ дворомъ и правительствомъ, которыя позволяла себѣ разнузданная военщина и извиняла лагерная распущенность, ему слышались истинныя помышленія арміи, а смѣлость, съ которой рѣшались порицать дѣйствія самого монарха, казалось ему порукой въ готовности войскъ отказаться отъ вѣрности столь презрѣнному властелину. Но страшнѣйшимъ противникомъ явилось предъ нимъ именно то, что онъ считалъ такимъ легкимъ; всѣ его разсчеты разбились о вѣрность его войскъ своему долгу. Опьяненный могуществомъ надъ этими необузданными толпами, онъ приписывалъ все своему личному величію, не различая, въ какой степени онъ обязанъ самому себѣ и въ какой — своему сану. Все трепетало предъ нимъ, потому что онъ былъ носителемъ законной власти, потому что повиновеніе ему было долгомъ, потому что его авторитетъ былъ связанъ съ величіемъ престола. Величіе само по себѣ можетъ вызвать изумленіе и страхъ, но лишь законное величіе вызываетъ благоговѣніе и покорность. Этого незамѣнимаго преимущества онъ лишалъ себя съ того мгновенія, какъ открыто объявлялъ себя преступникомъ.
Фельдмаршалъ Илло взялся развѣдать настроеніе командировъ и подготовить ихъ къ шагу, котораго отъ нихъ ожидали. Онъ началъ съ того, что изложилъ предъ ними послѣднія требованія, предъявленныя дворомъ къ герцогу и арміи, и неблагопріятнымъ истолкованіемъ этихъ требованій онъ безъ труда воспламенилъ негодованіе всего собранія. Послѣ такого подходящаго вступленія, онъ съ большимъ краснорѣчіемъ распространился о заслугахъ арміи и ея вождя и о неблагодарности, которой императоръ платитъ за это. "Каждый шагъ двора подсказанъ Испаніей, — говорилъ онъ, — министерство получаетъ жалованье отъ Испаніи; лишь герцогъ фридландскій боролся до сихъ поръ съ этой тиранніей и тѣмъ навлекъ на себя смертельную ненависть испанцевъ. Давно уже, — продолжалъ онъ, — завѣтной цѣлью ихъ стремленій было добиться его отставки или совсѣмъ избавиться отъ него, а пока имъ удастся то или другое, они стараются лишить его власти надъ войскомъ. Вотъ почему такъ старались передать начальство королю венгерскому, — лишь для того чтобы по своему произволу водить на помочахъ этого принца, который всегда былъ покорной игрушкой чужихъ внушеній, и тѣмъ тверже укрѣпить испанское владычество въ Германіи. Лишь съ цѣлью уменьшить армію требуютъ отиравки шести тысячъ человѣкъ къ кардиналу-инфанту; лишь для того, чтобы истощить ее зимнимъ походомъ настаиваютъ на завоеваніи Регенсбурга въ это суровое время года. Урѣзываютъ средства на содержаніе арміи, въ то время какъ іезуиты и министры обогащаются потомъ провинцій и расточаютъ деньги, предназначенныя для войскъ. Герцогъ сознается въ своемъ безсиліи сдержать слово, данное арміи, потому что дворъ ставитъ ему препятствія. За всѣ услуги, оказанныя имъ въ теченіе двадцати лѣтъ австрійскому дому, за всѣ трудности, понесенныя имъ, за всѣ богатства, истраченныя имъ ради интересовъ императора, его ждетъ теперь вторично позорная отставка. Но онъ заявилъ, что не допуститъ этого. Онъ добровольно отказывается отъ начальства прежде, чѣмъ у него вырвутъ изъ рукъ власть. «Вотъ что, — продолжалъ ораторъ, — поручилъ мнѣ герцогъ передать командирамъ. Пусть каждый самъ спроситъ себя, желательно-ли лишаться такого полководца. Пусть каждый подумаетъ, кто возмѣститъ ему суммы, издержанныя на императорской службѣ, и гдѣ получитъ онъ заслуженную награду за свою храбрость, — когда не будетъ того, на чьихъ глазахъ онъ выказалъ ее?».
Общій крикъ, что отставка герцога невозможна, прервалъ оратора. Четверо старѣйшихъ изъ присутствующихъ, были избраны для того, чтобы передать герцогужеланіе собранія и молить его не покидать арміи. Послѣ притворнаго отказа и второй депутаціи — герцогъ сдался. Эта уступчивость съ его стороны, очевидно, заслуживала нѣкоторой благодарности отъ нихъ. Такъ какъ онъ обязался не подавать въ отставку безъ вѣдома и согласія командировъ, то онъ съ своей стороны потребовалъ отъ нихъ письменнаго обѣщанія сохранять вѣрность ему, никогда не разлучаться съ нимъ, не позволять разлучить его съ ними и не щадить за него послѣдней капли крови. А тотъ, кто откажется отъ союза, будетъ считаться предателемъ и измѣнникомъ и остальные будутъ съ нимъ обходиться, какъ съ общимъ врагомъ. Прямая оговорка — "пока Валленштейнъ будетъ употреблять армію на службу императора*--удаляла всякое недоумѣніе, и никто изъ собравшихся командировъ не усомнился одобрить безусловно столь невинное съ виду и столь справедливое требованіе.
Чтеніе документа происходило предъ банкетомъ, даннымъ фельдмаршаломъ Илло исключительно съ этой цѣлью; по окончаніи пиршества должны были приступить къ его подписанію. Хозяинъ постарался притупить сознаніе своихъ гостей крѣпкими напитками и подалъ бумагу къ подписи лишь тогда, когда замѣтилъ, что они совершенно одурманены винными парами.. Большинство легкомысленно начертало свое имя, не разбирая, что подписываетъ. Лишь немногіе, болѣе любопытные или болѣе подозрительные, пробѣжали еще разъ актъ и съ изумленіемъ открыли, что прибавка — «пока Валленштейнъ будетъ употреблять армію на службу императора» — пропущена. Дѣйствительно, Илло съ ловкостью опытнаго фокусника подмѣнилъ первый экземпляръ другимъ, гдѣ этой оговорки не было. Обманъ раскрылся, и многіе отказывались теперь дать свою подпись. Пикколомини, понимавшій этотъ обманъ и присутствовавшій здѣсь лишь для того, чтобы сообщить обо всемъ двору, забылся подъ вліяніемъ винныхъ паровъ до такой степени, что предложилъ тостъ за здоровье императора. Но когда всталъ графъ Терцкій и объявилъ всякаго, кто теперь откажется, — гнуснымъ предателемъ, его угрозы, мысль о неизбѣжной опасности, сопряженной съ дальнѣйшимъ сопротивленіемъ, примѣръ толпы и краснорѣчіе Илло побѣдили въ концѣ концовъ колебанія — и документъ былъ подписанъ всѣми безъ Исключенія.
Итакъ Валленштейнъ достигъ своей цѣли; но совершенно неожиданное сопротивленіе командировъ исторгло его сразу изъ сладостныхъ мечтаній, въ которыхъ онъ виталъ до сихъ поръ. Къ тому же большинство именъ было нацарапано такъ неразборчиво, что въ этомъ нельзя было не. видѣть дурного умысла. Но вмѣсто того, чтобы подъ вліяніемъ этого предостерегающаго перста судьбы отдаться размышленію, онъ излилъ свое раздраженіе въ недостойныхъ жалобахъ и проклятіяхъ. Созвавъ къ себѣ командировъ на слѣдующее утро, онъ лично изложилъ имъ все содержаніе рѣчи, которую вчера держалъ предъ ними Илло. Изливъ свое негодованіе противъ двора въ яростныхъ упрекахъ и насмѣшкахъ, онъ напомнилъ имъ объ ихъ вчерашнемъ сопротивленіи и заявилъ, что вчерашнее открытіе заставляетъ его взять свое обѣщаніе назадъ. Безмолвно и удрученно разошлись командиры, но послѣ непродолжительнаго совѣщанія вновь явились въ пріемной, извиняясь во вчерашнемъ поведеніи и предлагая подписаться снова.
Теперь оставалось получить такое же обѣщаніе и отъ неявившихся генераловъ или же въ случаѣ сопротивленія лишить ихъ свободы. Поэтому Валленштейнъ возобновилъ свое приглашеніе, настойчиво побуждая ихъ поспѣшить пріѣздомъ. Но прежде, чѣмъ они прибыли, до нихъ дошла молва о томъ, что случилось въ Пильзенѣ; это пріостановило ихъ поспѣшность. Альтрингеръ подъ предлогомъ болѣзни остался въ крѣпости Фрауенбергѣ, Галласъ же, хотя явился, но лишь для того, чтобы въ качествѣ очевидца дать императору болѣе точныя свѣдѣнія о грозящей ему опасности. Сообщеніе его и Пикколомини сразу превратили опасенія двора въ ужасную увѣренность. Такія же открытія, сдѣланныя въ то же время въ другихъ мѣстахъ, не давали болѣе мѣста сомнѣніямъ, а быстрая смѣна комендантовъ въ силезскихъ и австрійскихъ крѣпостяхъ какъ будто указывала на весьма подозрительный оборотъ дѣлъ. Опасность была велика и требовала неотложныхъ мѣропріятій. Однако находя неудобнымъ начать съ исполненія приговора, собирались поступить по справедливости. Поэтому главнымъ начальникамъ, на преданность которыхъ полагались вполнѣ, были переданы тайные приказы взять какимъ бы то ни было образомъ герцога фридландскаго вмѣстѣ съ его приверженцами Илло и Терцкимъ подъ стражу и отправить въ безопасное мѣсто, гдѣ они могли бы быть допрошены и дать отчетъ въ своихъ поступкахъ. Если же будетъ невозможно выполнить это мирнымъ путемъ, то въ видахъ общественной безопасности они должны быть схвачены живыми или мертвыми. Въ то же время генералъ Галласъ получилъ открытый листъ, коимъ доводилось до свѣдѣнія всѣхъ командировъ и офицеровъ это императорское распоряженіе, вся армія освобождалась отъ своихъ обязанностей по отношенію къ измѣннику и до назначенія новаго главнокомандующаго поручалась генералъ-лейтенанту Галласу. Чтобы облегчить обманутымъ и отпавшимъ возвращеніе къ исполненію обязанностей, не повергая въ отчаяніе провинившихся, было объявлено полное прощеніе за все, что совершено было въ Пильзенѣ противъ его величества.
Генералу Галласу было не по себѣ отъ чести, которую ему оказывали. Онъ находился въ Пильзенѣ, на глазахъ того, чья судьба зависѣла отъ него, во власти врага, въ распоряженіи котораго были сотни глазъ для того, чтобы слѣдить за нимъ. Если Валленштейнъ откроетъ тайну порученія, возложеннаго на него, то ничто въ мірѣ не спасетъ его отъ мести и отчаянія герцога. Если такъ трудно было скрывать такое порученіе, то неизмѣримо страшнѣе было привести его въ исполненіе. Настроеніе командировъ было неизвѣстно, и можно было по крайней мѣрѣ сомнѣваться, захотятъ ли они, сдѣлавши уже такой шагъ, повѣрить увѣреніямъ императора и разомъ отказаться отъ всѣхъ блестящихъ надеждъ, возложенныхъ ими на Валленштейна. И, наконецъ, какое дерзновенное дѣяніе — наложить руку на священную особу сановника, который до сихъ поръ считался неприкосновеннымъ, который долговременнымъ отправленіемъ высшей власти, повиновеніемъ, обратившимся въ привычку, сдѣлался предметомъ глубочайшаго благоговѣнія и былъ вооруженъ всѣмъ, что можетъ дать внѣшній блескъ и внутреннее величіе, одинъ взглядъ котораго внушалъ рабскій трепетъ и кто однимъ мановеніемъ рѣшалъ жизнь и смерть! Схватить, какъ простого преступника, такого человѣка среди тѣлохранителей, окружающихъ его, въ стѣнахъ города, очевидно, слѣпо ему преданнаго, предметъ исконнаго глубокаго преклоненія обратить разомъ въ предметъ жалости или издѣвательства, — предъ такимъ порученіемъ могъ остановиться и храбрѣйшій человѣкъ. Такъ глубоко затаены были въ груди его солдатъ страхъ и преклоненіе предъ нимъ, что даже такое чудовищное преступленіе, какъ государственная измѣна, не могло вырвать съ корнемъ эти чувства.
Галласъ понялъ невозможность исполнить свое порученіе на глазахъ герцога и завѣтнѣйшимъ желаніемъ его было, прежде чѣмъ рѣшиться на какой нибудь шагъ къ исполненію, предварительно переговорить съ Альтрингеромъ. Такъ какъ продолжительное отсутствіе послѣдняго начало уже возбуждать подозрѣніе герцога, то Галласъ вызвался лично отправиться въ Фрауенбергъ и заставить Альтрингера, какъ своего родственника, явиться въ Пильзенъ. Валленштейнъ принялъ это доказательство его усердія съ такою благосклонностью, что отправилъ его въ своемъ экипажѣ. Весьма довольный успѣхомъ своей уловки, Галласъ поспѣшилъ оставить Пильзенъ, поручивъ Пикколомини слѣдить за дѣйствіями Валленштейна; самъ однако не преминулъ, гдѣ возможно, сдѣлать употребленіе изъ императорскаго указа, который былъ принятъ войсками гораздо благопріятнѣе, чѣмъ онъ могъ ожидать. Вмѣсто того, чтобы привезти съ собой своего друга въ Пильзенъ, онъ отправилъ его въ Вѣну для охраны императора отъ угрожающаго ему нападенія, а самъ направился въ верхнюю Австрію, гдѣ приближеніе герцога веймарскаго Бернгарда вызывало чрезвычайную тревогу. Въ Богеміи города Будвейсъ и Таборъ были снова заняты войсками императора и приняты всѣ мѣры для того, чтобы быстро и энергично отразить всякій шагъ измѣнника.
Такъ какъ и Галласъ, очевидно, не думалъ о возвращеніи, то Пикколомини рѣшился еще разъ испытать легковѣріе герцога. Онъ испросилъ позволеніе поѣхать за Галласомъ, и Валленштейнъ дался второй разъ въ обманъ. Это непонятное ослѣпленіе является для насъ теперь естественнымъ порожденіемъ его гордости, которая никогда не позволяла ему отказаться отъ разъ составленнаго мнѣнія о человѣкѣ и. не сознавалась даже самой себѣ въ возможности ошибиться. Графа Пакколомини онъ отправилъ также въ своемъ экипажѣ въ Линцъ, гдѣ тотъ не только не замедлилъ послѣдовать примѣру Галласа, но сдѣлалъ еще одинъ шагъ далѣе. Онъ обѣщалъ Валленштейну возвратиться; онъ и возвратился — но во главѣ цѣлой арміи, для того, чтобы напасть на герцога въ Пильзенѣ. Другое войско подъ начальствомъ генерала Суйса спѣшило въ Прагу, чтобы занять этотъ городъ для императора и охранить его отъ нападенія мятежниковъ. Въ то же время Галласъ возвѣщаетъ всѣмъ разсѣяннымъ арміямъ Австріи, что отнынѣ онъ является единственнымъ вождемъ, отъ котораго всѣ имѣютъ получать приказанія. Во всѣхъ императорскихъ лагеряхъ распространяются указы, въ которыхъ герцогъ вмѣстѣ съ четырьмя приверженцами объявленъ внѣ закона и арміи освобождены отъ всякихъ обязательствъ по отношенію къ измѣннику.
Примѣру, поданному въ Линцѣ, слѣдуютъ всѣ: память измѣнника предана проклятію; всѣ арміи отпадаютъ отъ него. Наконецъ, когда ужъ и Пикколомини не возвращается, падаетъ повязка съ глазъ Валленштейна, и въ ужасѣ пробуждается онъ отъ своего сна. Но и теперь еще онъ вѣритъ въ правдивость звѣздъ и въ преданность арміи. Въ отвѣтъ на извѣстіе объ отпаденіи Пикколомини онъ объявляетъ во всеуслышаніе, что впредь не должно повиноваться никакому приказанію, не исходящему отъ него непосредственно или отъ Терцкаго или Илло. Онъ поспѣшно готовится къ выступленію въ Прагу, гдѣ предполагаетъ, наконецъ, сбросить маску и объявить себя открыто врагомъ императора. Подъ Прагой должны собраться всѣ войска и отсюда съ быстротой молніи броситься на Австрію. Герцогъ Бернгардъ, принявшій участіе въ заговорѣ, долженъ поддержать шведскими войсками дѣйствія герцога и сдѣлать диверсію на Дунаѣ. Уже Терцкій спѣшилъ въ Прагу и лишь недостатокъ въ лошадяхъ мѣшалъ герцогу послѣдовать за нимъ съ остальными вѣрными полками. Но съ нетерпѣніемъ ожидая извѣстій изъ Праги, онъ узнаетъ, что городъ этотъ потерянъ, его генералы измѣнили ему, его войска бѣжали, весь его заговоръ раскрытъ, и Пикколомини, поклявшійся погубить его, быстро идетъ на него. Стремительно и страшно было паденіе всѣхъ его замысловъ, разочарованіе во всѣхъ надеждахъ. Одинокій стоитъ онъ, покинутый всѣми, кого онъ облагодѣтельствовалъ, преданный всѣми, на кого онъ надѣялся. Но въ такихъ положеніяхъ узнаются великія натуры. Обманувшись во всѣхъ своихъ надеждахъ, онъ не отказывается ни отъ одного изъ своихъ замысловъ; онъ ничто не считаетъ потеряннымъ, потому что не погибъ еще онъ самъ! Теперь насталъ моментъ, когда невозможно обойтись безъ вожделѣнной помощи шведовъ и саксонцевъ и когда исчезло всякое сомнѣніе въ искренности его намѣреній. И убѣдившись въ серьезности его дѣйствій и въ затруднительности его положенія, Оксенштирна и Арнгеймъ также не колеблятся долѣе воспользоваться благопріятнымъ случаемъ и обѣщаютъ ему поддержку. Со стороны саксонцевъ поручено герцогу Францу Альберту саксенъ-лауенбургскому доставить ему четыре тысячи, отъ шведовъ онъ долженъ получить чрезъ герцога Бернгарда и пфальцграфа биркенфельдскаго Христіана шесть тысячъ человѣкъ испытанныхъ войскъ. Покинувъ Пильзенъ съ полкомъ Терцкаго и немногими окружающими, которые остались или притворялись вѣрными ему, Валленштейнъ поспѣшилъ чрезъ Эгеръ къ границѣ королевства, чтобы быть ближе къ верхнему Пфальцу и тѣмъ легче соединиться съ герцогомъ Бернгардомъ. Приговоръ, объявлявшій его открытымъ врагомъ и измѣнникомъ, не былъ еще ему извѣстенъ; лишь въ Эгерѣ громомъ поразилъ его этотъ ударъ. Онъ разсчитывалъ еще на армію генерала Шафготша, стоявшую въ Силезіи, и по прежнему льстилъ себя надеждою, что многіе, даже изъ тѣхъ, которые измѣнили ему, вновь возвратятся къ нему при первомъ проблескѣ удачи. Даже во время бѣгства въ Эгеръ — такъ мало обуздало страшное испытаніе его отчаянную душу — еще занималъ его чудовищный планъ свергнуть
императора съ престола. При этихъ обстоятельствахъ одинъ изъ окружающихъ попросилъ позволенія подать ему совѣтъ. «Для императора, — началъ онъ, — ваше высочество остаетесь извѣстнымъ, великимъ и весьма уважаемымъ сановникомъ: для непріятеля вы — сомнительный король. Благоразумно-ли рисковать извѣстнымъ ради неизвѣстнаго? Непріятель воспользуется вашей особой, потому что ему это удобно, но ваше высочество останетесь для него всегда въ подозрѣніи и онъ всегда будетъ бояться, что вы съ нимъ когда-нибудь поступите такъ же, какъ теперь съ императоромъ. Поэтому возвратитесь, пока не поздно». «Чтожъ будетъ тогда?» возразилъ герцогъ. «У васъ въ сундукахъ сорокъ тысячъ „солдатъ“ (золотыхъ съ вычеканенными на нихъ латниками), отвѣтилъ тотъ. Захвативъ ихъ, прямо отправьтесь къ императорскому двору. Объясните тамъ, что вы поступали до сихъ поръ такимъ образомъ исключительно для того, чтобы испытать вѣрность императорскихъ слугъ и отличить благонамѣренныхъ отъ подозрительныхъ. И, такъ какъ многіе оказались склонными къ измѣнѣ, то вы и явились предостеречь его императорское величество отъ этихъ опасныхъ людей. Такимъ образомъ каждаго, кто хочетъ васъ сдѣлать преступникомъ, вы сдѣлаете измѣнникомъ. При императорскомъ дворѣ васъ съ сорока тысячами золотыхъ примутъ, разумѣется, съ распростертыми объятіями, ивы снова станете важной особой». Совѣтъ не дуренъ — отвѣтилъ Валленштейнъ послѣ нѣкотораго раздумья — да чортъ его знаетъ къ чему онъ приведетъ!«
Между тѣмъ какъ герцогъ дѣятельно велъ изъ Эгера переговоры съ непріятелемъ, совѣщайся съ звѣздами и отдавался новымъ надеждамъ, чуть не на его глазахъ оттачивался кинжалъ, положившій конецъ его жизни. Императорскій приговоръ, объявлявшій его внѣ покровительства законовъ, возымѣлъ свое дѣйствіе и мстительная Немезида приговорила неблагодарнаго пасть подъ ударами неблагодарности. Среди своихъ офицеровъ Валленштейнъ отличалъ особой благосклонностью одного ирландца по имени Лесли, вполнѣ облагодѣтельствовавъ этого человѣка. Вотъ кто почувствовалъ призваніе привести въ исполненіе смертный приговоръ надъ герцогомъ и выслужить кровавую награду. Едва этотъ Лесли успѣлъ появиться въ свитѣ герцога въ Эгерѣ, онъ поспѣшилъ раскрыть коменданту этого города, полковнику Буттлеру и лейтенанту Гордону, — шотландцамъ и протестантамъ — всѣ коварные замыслы герцога, который легкомысленно довѣрилъ ему ихъ по пути. Въ нихъ Лесли нашелъ двухъ человѣкъ, способныхъ на рѣшительный шагъ. Предстоялъ выборъ между измѣной и долгомъ, между законнымъ повелителемъ и бѣглымъ, всѣми покинутымъ предателемъ; то, что послѣдній былъ всеобщимъ благодѣтелемъ, не могло ни на мгновеніе поколебать ихъ выборъ. Они даютъ другъ другу торжественную клятву хранить непоколебимо вѣрность императору, а это требуетъ рѣшительныхъ дѣйствій противъ общаго врага. Обстоятельства благопріятны, — и злой духъ герцога самъ отдаетъ его въ руки мести. Но, чтобы не лишать правосудіе его законной жертвы, рѣшено предоставить ее суду живою и заговорщики разстаются, принявъ отважное рѣшеніе схватить полководца живымъ. Глубокая тайна облекаетъ этотъ мрачный заговоръ, и Валленштейнъ, не помышляя о нависшей надъ нимъ гибели, льститъ себя увѣренностью, что въ Эгерскомъ гарнизонѣ найдетъ своихъ храбрѣйшихъ и вѣрнѣйшихъ защитниковъ.
Въ то-же время ему вручаютъ императорскіе указы, содержащіе его приговоръ и обнародованные во всѣхъ лагеряхъ. Теперь онъ сознаетъ размѣры опасности, угрожающей ему, всю невозможность отступленія, весь ужасъ своего одиночества, всю необходимость сдаться на произволъ непріятеля. Все раздраженіе своей раненой души онъ изливаетъ предъ Лесли, и ярость изступленія бѣшенства исторгаетъ у него его послѣднюю тайну. Онъ открываетъ этому офицеру свое рѣшеніе сдать пфальцграфу биркинфельдскому ключи королевства, Эгеръ и Эльбогенъ, и въ то же время сообщаетъ ему о предстоящемъ вскорѣ прибытіи въ Эгеръ герцога Бернгарда, о чемъ онъ получилъ спѣшное извѣстіе въ минувшую ночь. Это открытіе, поспѣшно сообщенное Лесли участникамъ заговора, измѣняетъ ихъ первоначальное рѣшеніе. Близкая опасность не оставляетъ мѣста пощадѣ. Эгеръ можетъ каждую минуту перейти въ руки непріятеля и внезапный переворотъ вновь дастъ свободу ихъ плѣннику. Во избѣжаніе этой неудачи они рѣшаютъ въ слѣдующую ночь лишить его жизни вмѣстѣ съ его преверженцами.
Чтобы совершить это какъ можно тише, рѣшено было покончить дѣло во время пиршества, даннаго полковникомъ Буттлеромъ въ егерскомъ замкѣ. Всѣ прочіе явились; лишь Валленштейнъ, слишкомъ взволнованный, чтобы принять участіе въ веселомъ обществѣ, прислалъ извиненіе. Пришлось такимъ образомъ по отношенію къ нему перемѣнить планъ; съ остальными рѣшено было поступить по уговору. Безъ всякаго подозрѣнія явились всѣ трое, — Илло. Терцкій и Вильгельмъ Кинскій, а съ ними также ротмистръ Нейманъ, весьма способный офицеръ, которомуТерцкій обыкновенно поручалъ всякое замысловатое дѣло, требовавшее сообразительности. До ихъ прибытія, въ замокъ ввели надежнѣйшихъ солдатъ изъ гарнизона, также участвовавшаго въ заговорѣ, заняли всѣ выходы, а въ каморкѣ у столовой спрятали шесть буттлеровскихъ драгунъ, которые поусловному знаку должны были выскочить и убить измѣнниковъ. Не помышляя объ опасности, уже висѣвшей надъ ихъ головами, предались безпечные гости наслажденіямъ пиршества и полными бокалами пили за здоровье Валленштейна, — уже не царскаго слуги, а самодержавнаго государя. Вино вызвало ихъ на откровенность, и Илло съ чрезвычайной самоувѣренностью заявилъ имъ, что черезъ три дня здѣсь будетъ армія, равной которой не было еще подъ рукой Валленштейна. „Да, — прервалъ Нейманъ — и тогда мы омоемъ руки въ австрійской крови“. Среди этихъ разговоровъ подаютъ десертъ, и Лесли даетъ условный знакъ занять подъемный мостъ и беретъ всѣ ключи отъ замка. Столовая вдругъ наполняется вооруженными людьми, которые съ нежданнымъ привѣтствіемъ — „да здравствуетъ Фердинандъ!“ становятся за креслами намѣченныхъ гостей. Ошеломленные, всѣ четверо, въ предчувствіи гибели, вскакиваютъ изъ-за стола. Кинскаго и Терцкаго закалываютъ сразу, прежде чѣмъ они успѣли схватиться за оружіе; Нейману удается во время смятенія бѣжать во дворъ, гдѣ однако часовые узнаютъ его и немедленно убиваютъ. Лишь Илло сохранилъ достаточно присутствія духа для защиты. Прислонившись къ окну, онъ осыпалъ горькими упреками въ предательствѣ Гордона, вызывая его на честный и рыцарскій бой. Лишь послѣ мужественной защиты, убивъ двоихъ изъ своихъ враговъ, онъ палъ, подавленный численностью нападающихъ и пораженный десятью ударами. Тотчасъ послѣ этого Лесли поспѣшилъ въ городъ, чтобы предупредить возможные безпорядки. Увидя, какъ онъ бѣжитъ задыхаясь, часовые у воротъ замка выстрѣлили въ него, думая, что это одинъ изъ измѣнниковъ, но не попали. Эти выстрѣлы встревожили стражу во всемъ городѣ, и лишь благодаря скорому прибытію Лесли успокоились караульные. Онъ разсказалъ имъ послѣдовательно весь ходъ заговора герцога и мѣры, которыя приняты противъ него, судьбу четырехъ измѣнниковъ и участь, ожидающую самого предводителя. Найдя въ солдатахъ полную готовность содѣйствовать ему, онъ снова заставилъ ихъ присягнуть оставаться вѣрными императору и жить и умереть за правду. Послѣ этого изъ замка въ городъ отправлено сто буттлеровскихъ драгунъ съ порученіемъ объѣхать всѣ улицы, чтобы запугать приверженцевъ герцога и предотвратить всякую смуту. Въ тоже время всѣ ворота города заняты и всякій доступъ къ замку герцога, выходившему на рынокъ, прегражденъ многочисленнымъ и надежнымъ отрядомъ, такъ что герцогъ не можетъ ни ускользнуть, ни получить помощь извнѣ.
Но прежде чѣмъ приступить къ дѣлу, заговорщики долго еще совѣщались въ замкѣ, убить ли въ самомъ дѣлѣ герцога или удовлетвориться его арестомъ. Обагренные кровью, и при видѣ труповъ зарѣзанныхъ сообщниковъ Валленштейна, эти свирѣпыя сердца содрогнулись предъ чудовищнымъ дѣяніемъ — покончить столь славную жизнь. Они видѣли его вождемъ въ сраженіи, въ дни его счастья, окруженнаго его побѣдоносной арміей, въ полномъ блескѣ своего властнаго величія, — и снова привычный страхъ охватываетъ ихъ трепетныя сердца. Но мысль объ угрожающей имъ опасности подавляетъ эту мимолетную слабость. На память приходятъ угрозы, высказанныя за столомъ Илло и Нейманомъ; предъ взоромъ ихъ саксонцы и шведы приближаются уже къ Эгеру съ страшной арміей и единственное спасеніе — въ немедленной гибели измѣнника. Первоначальное рѣшеніе остается такимъ образомъ неизмѣннымъ и приготовленному убійцѣ, ирландцу капитану Деверу, отданъ кровавый приказъ.
Между тѣмъ какъ въ Эггерскомъ замкѣ три заговорщика рѣшали участь Валленштейна, самъ онъ совѣщаясь съ Сени, старался прочитать ее въ звѣздахъ. Опасность не миновала», — изрекъ пророчески астрологъ. Опасности нѣтъ", — отвѣтилъ герцогъ, точно желая подчинить само небо своей волѣ. «Но что ты въ ближайшемъ будущемъ очутишься въ темницѣ, — продолжалъ
онъ также пророчески, — это, другъ мой Сени, написано въ звѣздахъ». Разставшись съ астрологомъ, Валленштейнъ былъ уже въ постели, когда капитанъ Деверу явился предъ его дворцомъ съ шестью аллебардистами и свободно былъ впущенъ въ замокъ часовыми, которые не разъ видѣли его входящимъ къ генералу въ необычное время и выходящимъ отъ него. Встрѣтивъ на лѣстницѣ пажа, который хотѣлъ закричать, его закололи пикой. Въ комнатѣ у спальни убійцы натыкаются на камердинера, который, выйдя изъ спальни своего господина, заперъ ее только что на ключъ. Приложивъ палецъ къ устамъ, испуганный рабъ подаетъ имъ знакъ не шумѣть, такъ какъ герцогъ только что заснулъ. «Другъ мой, — восклицаетъ Деверу, — теперь можно шумѣть!» Съ этими словами онъ бросается къ запертымъ дверямъ, припертымъ изнутри засовомъ и выбиваетъ ихъ ударомъ ноги.
Пробужденный ружейнымъ выстрѣломъ отъ перваго сна, Валленштейнъ бросился къ окну, чтобы позвать стражу. Въ этотъ моментъ изъ оконъ смежнаго флигеля доносятся до него рыданія и вопли графинь Терцкой и Кинской, только что получившихъ извѣстіе объ убійствѣ ихъ мужей. Прежде чѣмъ онъ могъ подумать объ этомъ страшномъ событіи, Деверу съ убійцами былъ уже въ комнатѣ. Въ одной рубашкѣ, какъ онъ вскочилъ съ постели, Валленштейнъ стоялъ у окна, прислонившись къ столу. «А, это ты, негодяй, вздумалъ предать врагу войско императора и сорвать корону съ главы его величества? — кричитъ Деверу. — Такъ умри-же!» Онъ останавливается на нѣсколько мгновеній, какъ бы ожидая отвѣта; но изумленіе и надменность замыкаютъ уста герцога. Съ распростертыми руками онъ принимаетъ смертельный ударъ сѣкирой въ грудь и падаетъ въ крови, не издавъ ни звука.
На слѣдующій день является отъ герцога лауенбургскаго гонецъ съ извѣстіемъ о немедленномъ прибытіи этого принца. Его арестуютъ и отправляютъ къ герцогу другого слугу въ ливреѣ Валленштейна, чтобы заманить принца въ Эгеръ. Хитрость удается и Францъ Альбертъ попадаетъ въ руки непріятеля. Герцогъ Бернгардъ Веймарскій, уже находившійся на пути въ Эгеръ, еле избѣжалъ такой-же участи. Къ счастью, онъ во-время получилъ извѣстіе о гибели Валленштейна и быстрымъ отступленіемъ ушелъ отъ опасности. Фердинандъ пролилъ слезу надъ участью своего полководца и приказалъ отслужить въ Вѣнѣ три тысячи панихидъ по убитомъ; при этомъ онъ однако не забылъ вознаградить убійцъ золотыми цѣпями, каммергерскими ключами, почестями и рыцарскими помѣстьями.
Такъ окончилъ Валленштейнъ, пятидесяти лѣтъ отъ роду, свою славную и необыкновенную жизнь; вознесенный честолюбіемъ и честолюбіемъ повергнутый во прахъ, великій при всѣхъ своихъ недостаткахъ, онъ былъ бы достоинъ удивленія и совершенно неподражаемъ, если бы зналъ мѣру. Добродѣтели повелителя и героя, мудрость, справедливость, твердость и мужество выступаютъ въ его натурѣ въ колоссальномъ величіи; но онъ былъ лишенъ простыхъ добродѣтелей человѣка, которыя украшаютъ героя и пріобрѣтаютъ любовь повелителю. Страхъ былъ его волшебнымъ жезломъ; не зная мѣры ни въ наказаніяхъ, ни въ наградахъ, онъ умѣлъ держать рвеніе своихъ подчиненныхъ въ неустанномъ напряженіи, и такимъ повиновеніемъ, какое оказывали ему, не можетъ похвастать ни одинъ полководецъ древнихъ и новыхъ вѣковъ. Покорность своимъ велѣніемъ онъ цѣнилъ выше храбрости, такъ какъ вторая есть орудіе солдата, а первая — орудіе полководца. Онъ упражнялъ повиновеніе своихъ войскъ сумасбродными приказаніями и награждалъ послушаніе даже въ ничтожныхъ мелочахъ съ расточительной щедростью, потому что онъ цѣнилъ самую покорность выше ея цѣли. Однажды онъ подъ страхомъ смертной казни запретилъ всей арміи носить какія либо другія перевязи кромѣ красныхъ. Одинъ ротмистръ, услышавъ объ этомъ приказѣ, сбросилъ съ себя затканную золотомъ перевязь и растопталъ ее ногами. Узнавъ объ этомъ, Валленштейнъ тотчасъ же произвелъ его въ полковники. Взглядъ его былъ всегда направленъ на всю совокупность вещей, и при всей кажущейся произвольности, онъ никогда не терялъ изъ виду принципа цѣлесообразности. Грабежи солдатъ въ дружественныхъ земляхъ вызвали строгіе приказы противъ мародеровъ, и каждому, уличенному въ кражѣ, грозила висѣлица. И вотъ однажды Валленштейнъ, встрѣтивъ въ полѣ солдата, безъ всякаго разслѣдованія приказалъ схватить его, какъ нарушителя закона, и обычнымъ страшнымъ словечкомъ, не допускавшимъ противорѣчія — «повѣсить бестію!» — приговорилъ его къ смерти. Солдатъ клянется и доказываетъ свою невиновность — но невозвратный приговоръ произнесенъ. «Такъ пусть тебя повѣсятъ безъ вины — произноситъ безчеловѣчный — тѣмъ больше будутъ трепетать виновные». Уже готовятся исполнить приговоръ, какъ солдатъ, видя неминуемую гибель, рѣшается въ отчаяніи отомстить передъ смертью. Въ неистовствѣ бросается онъ на своего судью, но прежде чѣмъ успѣлъ привести въ исполненіе свой замыселъ, онъ обезоруженъ окружающими." Теперь отпустите его, — говоритъ герцогъ, — ужъ теперь будутъ бояться". — Его щедрость питалась громадными доходами, доходившими до трехъ милліоновъ ежегодно, не считая несмѣтныхъ суммъ, получавшихся подъ предлогомъ контрибуцій. Его свободный духъ и проницательная мысль ставили его выше религіозныхъ предразсудковъ его времени, и іезуиты никогда не могли простить ему того, что онъ насквозь понималъ ихъ систему и видѣлъ въ папѣ лишь римскаго епископа.
Но со временъ пророка Самуила никто изъ бывшихъ въ раздорѣ съ церковью не кончалъ счастливо, — и Валленштейнъ также умножилъ число ея жертвъ. Происки монаховъ лишили его въ Регенсбургѣ власти надъ арміей и въ Эгерѣ — жизни; монашескія козни лишили его, быть можетъ, того, что дороже и жизни и власти, — его честнаго имени и доброй славы въ потомствѣ. Ибо въ концѣ концовъ должно во имя справедливости признаться, что исторія этого необыкновеннаго человѣка передана намъ не вполнѣ честными перьями; что сообщенія объ измѣнѣ герцога и его видахъ на корону Богеміи опираются не на строго доказанныхъ фактахъ, но на сомнительныхъ предположеніяхъ. Пока не отысканъ еще документъ, который съ исторической достовѣрностью обнаружилъ бы тайныя пружины его дѣйствій, а между извѣстными, вполнѣ достовѣрными его поступками нѣтъ ни одного, который не могъ бы истекать изъ совершенно невиннаго источника. Многіе изъ наиболѣе порицаемыхъ его шаговъ доказываютъ лишь неподдѣльную склонность его къ миру, а большинство другихъ объясняется и оправдывается вполнѣ понятнымъ недовѣріемъ къ императору и извинительнымъ стараніемъ сохранить свое значеніе. Правда, его отношенія къ курфюрсту баварскому свидѣтельствуютъ о неблагородной мстительности и злопамятности; но ни одинъ изъ его поступковъ не даетъ намъ права считать его измѣну доказанной. Если, наконецъ, тягостное положеніе и отчаяніе заставили его дѣйствительно заслужить приговоръ, павшій на невиннаго, то это не можетъ служить оправданіемъ самому приговору. Такъ палъ Валленштейнъ, — не потому что былъ мятежникомъ, но сталъ мятежникомъ, по тому что палъ. Горе живому, который избралъ своимъ врагомъ побѣдоносную партію; горе мертвому, что этотъ врагъ пережилъ его и написалъ его исторію.
КНИГА ПЯТАЯ. править
Смерть Валленштейна вызвала необходимость въ новомъ главнокомандующемъ, и императоръ уступилъ наконецъ убѣжденіямъ испанцевъ облечь въ этотъ санъ сына своего Фердинанда, короля венгерскаго. Подъ номинальной властью принца начальство принадлежало графу Галласу, который исполнялъ обязанности фельдмаршала, между тѣмъ какъ принцъ собственно лишь украшалъ этотъ постъ своимъ именемъ и авторитетомъ. Вскорѣ подъ знаменами Фердинанда собирается значительная армія; герцогъ лотарингскій лично ведетъ ему вспомогательныя войска, а изъ Италіи является на помощь кардиналъ-инфантъ съ подкрѣпленіемъ въ десять тысячъ человѣкъ. Чтобы вытѣснить непріятеля съ береговъ Дуная, новый полководецъ предпринимаетъ то, чего нельзя было добиться отъ его предшественника — осаду Регенсбурга. Напрасно герцогъ веймарскій Бернгардъ поспѣшно вторгается въ самыя нѣдра Баваріи, чтобы отвлечь непріятеля отъ этого города. Фердинандъ ведетъ осаду съ непреклонной настойчивостью, и послѣ упорнаго сопротивленія имперскій городъ открываетъ предъ нимъ свои ворота. Вскорѣ Донаувертъ постигаетъ такая же участь; затѣмъ приступаютъ къ осадѣ Нердлингена въ Швабіи. Потеря столь многихъ имперскихъ городовъ была тѣмъ чувствительнѣе для шведской партіи, что дружба ихъ была до сихъ поръ столь необходима для успѣховъ шведскаго оружія; тѣмъ менѣе могло быть оправдано равнодушіе къ ихъ судьбѣ. Неизгладимымъ позоромъ покрыли бы себя шведы, покинувъ своихъ союзниковъ въ этомъ тягостномъ положеніи и отдавъ ихъ въ жертву мести неумолимаго побѣдителя. Вслѣдствіе такихъ причинъ шведская армія подъ предводительствомъ Горна и Бернгарда Веймарскаго направляется къ Нердлингеру, рѣшившись спасти городъ хотя бы цѣной сраженія.
Трудно было надѣяться на удачу, такъ какъ перевѣсъ былъ явно на сторонѣ непріятеля; при этихъ обстоятельствахъ уклониться отъ боя было тѣмъ благоразумнѣе, что непріятельскія войска должны были вскорѣ раздѣлиться, такъ какъ итальянскіе отряды были предназначены для Нидерландовъ. Пока же можно было занять такую позицію, которая прикрывала бы Нердлингенъ и отрѣзала непріятелю подвозъ припасовъ. На этихъ соображеніяхъ настаивалъ Густавъ Горнъ въ шведскомъ военномъ совѣтѣ, но представленія его не нашли отклика въ умахъ, опьяненныхъ продолжительнымъ военнымъ счастіемъ и поэтому видѣвшихъ въ совѣтахъ благоразумія лишь внушенія страха. Уступая по необходимости авторитету герцога Бернгарда, Густавъ Горнъ вынужденъ былъ противъ воли согласиться на сраженіе, несчастный исходъ котораго предвѣщало ему заранѣе мрачное предчувствіе.
Исходъ боя зависѣлъ очевидно отъ занятія высотъ, господствовавшихъ надъ императорскимъ лагеремъ. Попытка взобраться на нихъ ночью не удалась, такъ какъ затруднительное движеніе орудій чрезъ просѣки и тропинки задерживало движеніе войскъ. Когда къ полуночи подошли сюда, непріятель уже занялъ холмъ и укрѣпилъ его сильными окопами. Пришлось ждать дня, чтобы взять укрѣпленіе штурмомъ. Неукротимая отвага шведовъ проложила себѣ путь чрезъ всѣ препятствія; полукруглые шанцы были взяты всѣми назначенными частями; но такъ какъ оба отряда вторгаются въ укрѣпленія одновременно съ обѣихъ сторонъ, то они бросаются другъ на друга и приходятъ въ замѣшательство. Въ это злополучное мгновеніе взлетаетъ на воздухъ пороховая бочка, что производитъ страшное смятеніе въ шведскихъ войскахъ. Императорская кавалерія врывается въ разорванные ряды, и все обращается въ бѣгство. Никакія увѣщанія вождя не могутъ заставить бѣгущихъ вернуться къ нападенію.
Тогда для сохраненія этой важной позиціи онъ рѣшаетъ двинуть сюда свѣжія войска; но она уже занята нѣсколькими испанскими полками и всякая попытка овладѣть ею отбивается геройскимъ мужествомъ этихъ войскъ. Семь разъ идетъ на приступъ одинъ изъ посланныхъ Бернгардомъ полковъ и семь разъ отступаетъ. Вскорѣ ущербъ, причиненный потерей этой позиціи, даетъ себя знать. Огонь непріятельской артиллеріи производитъ съ холма страшное опустошеніе въ смежномъ крылѣ шведовъ, и Густавъ Горнъ, командующій имъ, вынужденъ отступить. Вмѣсто того, чтобы прикрыть отступленіе и удержать преслѣдующаго врага, герцогъ Бернгардъ самъ вытѣсненъ численнымъ превосходствомъ непріятеля на равнину, гдѣ его бѣгущая кавалерія производитъ сумятицу въ войскахъ Горна и тѣмъ довершаетъ общее пораженіе и бѣгство. Почти вся пѣхота взята въ плѣнъ или уничтожена; болѣе двѣнадцати тысячъ человѣкъ осталось на полѣ битвы, восемьдесятъ орудій, около четырехъ тысячъ телѣгъ и триста штандартовъ и знаменъ достаются непріятелю. Самъ Густавъ Горнъ вмѣстѣ съ тремя другими генералами взятъ въ плѣнъ. Съ трудомъ спасаетъ герцогъ Бернгардъ жалкіе остатки арміи, которые вновь собираются подъ его знаменами лишь во Франкфуртѣ.
Нердлингское пораженіе стоило канцлеру Оксенштирнѣ второй безсонной ночи въ Германіи. Необозримыми были потери, причиненныя ею. Однимъ ударомъ шведы утратили свое боевое превосходство, а вмѣстѣ съ нимъ довѣріе всѣхъ союзниковъ, опиравшееся лишь на военные успѣхи шведовъ. Опасный разрывъ грозилъ гибелью всему протестантскому союзу. Страхъ и ужасъ охватилъ всю партію, и католики съ высокомѣрнымъ торжествомъ поднялись изъ своего глубокаго упадка. Швабія и смежныя земли испытали первыя слѣдствія нердлингенскаго пораженія и Вюртембергъ терпѣлъ особенно отъ побѣдоносныхъ войскъ. Всѣ члены гейльбрбискаго союза трепетали при мысли о мести императора; все, что могло бѣжать, спасалось въ Страсбургъ, и беззащитные имперскіе города ждали съ содроганіемъ рѣшенія своей участи. Нѣкоторая мягкость по отношенію къ побѣжденнымъ возвратила-бы болѣе слабыхъ подъ власть императора. Но суровость, съ которой обошлись даже съ тѣми, которые подчинились добровольно, довела остальныхъ до отчаянія и одушевила ихъ къ дѣятельнѣйшему сопротивленію.
Все въ этомъ тягостномъ положеніи искало совѣта и помощи у Оксенштирны. Оксенштирна искалъ того-же у нѣмецкихъ чиновъ. Не было армій; не было денегъ для созданія новаго войска и для уплаты жалованья, котораго настоятельно требовали старыя войска. Оксенштирна обращается къ курфюрсту саксонскому, который отрекается отъ шведовъ и вступаетъ съ императоромъ въ Пирнѣ въ переговоры о мирѣ. Онъ требуетъ помощи отъ нижнесаксонскихъ чиновъ; но они давно уже, истощенные денежными требованіями и претензіями шведовъ, заботятся теперь лишь о себѣ, а герцогъ люнебургскій Георгъ вмѣсто того, чтобы спѣшить на помощь въ верхнюю Германію, осаждаетъ Минденъ, чтобы сохранить его за собой. Покинутый своими нѣмецкими союзниками, канцлеръ старается заручиться помощью иностранныхъ державъ. Онъ проситъ денегъ и войскъ у Англіи, Голландіи, Венеціи и, подъ гнетомъ крайней необходимости, онъ рѣшается на тягостный шагъ, котораго избѣгалъ такъ долго — броситься въ объятія Франціи.
Насталъ моментъ, котораго такъ долго съ жаднымъ нетерпѣніемъ ждалъ Ришелье. Лишь полная невозможность спастись иначе могла заставить протестантскихъ государей Германіи поддерживать притязанія Франціи на Эльзасъ. Это безвыходное положеніе наступило; Франція была необходима и заставила дорого заплатить себѣ за дѣятельное участіе, которое она отнынѣ принимаетъ въ нѣмецкой войнѣ. Съ честью и славой вступаетъ она на политическое поприще. Уже Оксенштирна, которому ничего не стоило жертвовать правами и землями Германіи, уступилъ Ришелье имперскую крѣпость Филиписбургъ и другія потребованныя Франціей укрѣпленія; теперь и верхне-германскіе протестанты отправили отъ своего имени особое посольство, предлагая отдать подъ покровительство Франціи Эльзасъ, крѣпость Брейзахъ, которою еще предстояло завладѣть, и всѣ укрѣпленія на верхнемъ Рейнѣ, служившія ключомъ къ Германіи. Что означало французское покровительство, — показывала судьба епископствъ мецскаго, тульскаго и верденскаго, которыя Франція охраняла уже нѣсколько столѣтій — даже отъ ихъ законныхъ владѣтелей. Трирская область была уже занята французскими гарнизонами; Лотарингія могла считаться завоеванной, такъ какъ каждую минуту могла быть наводнена французскими войсками, не имѣя никакой возможности тягаться своими силами съ страшнымъ сосѣдомъ. Теперь Франція питала большія надежды присоединить къ своимъ обширнымъ владѣніямъ также Эльзасъ, а затѣмъ, — въ виду предстоящаго раздѣла испанскихъ Нидерландовъ между французами и голландцами, — сдѣлать Рейнъ своей естественной границей со стороны Германіи. Такъ позорно были проданы права Германіи нѣмецкими чинами этой вѣроломной, жадной державѣ, которая подъ маской безкорыстной дружбы стремилась лишь къ расширенію своихъ владѣній и, нагло присваивая себѣ почетное званіе защитницы, думала только о томъ, какъ бы раскинуть свои сѣти и пользоваться на счетъ общей смуты.
За эти важныя уступки Франція обязывалась войной, съ испанцами доставить диверсію шведскимъ войскамъ и, въ случаѣ открытаго разрыва съ самимъ императоромъ, держать по сю сторону Рейна армію въ двѣнадцать тысячъ человѣкъ, которая въ союзѣ со шведами и нѣмцами будетъ дѣйствовать противъ Австріи. Желательный предлогъ для войны съ испанцами былъ поданъ ими самими. Они напали изъ Нидерландовъ на городъ Триръ, изрубили французскій гарнизонъ, расположенный здѣсь, овладѣли, вопреки международному праву, особой курфюрста, бывшаго подъ покровительствомъ Франціи, и отправили его, какъ плѣнника, во Фландрію. Когда кардиналъ-инфантъ, въ качествѣ намѣстника испанскихъ Нидерландовъ, не далъ королю французскому удовлетворенія и отказался освободить плѣннаго курфюрста, то Ришелье по старинному обычаю объявилъ ему формально чрезъ герольда въ Брюсселѣ войну, которая, дѣйствительно, была начата одновременно тремя французскими арміями въ Миланѣ, Вельтелинѣ и Фландріи. Меньшее значеніе придавалъ очевидно французскій министръ войнѣ съ императоромъ, которая сопровождалась меньшими выгодами и гораздо большими трудностями. Тѣмъ не менѣе въ Германію была отправлена, подъ начальствомъ кардинала де-ла-Валетта, черезъ Рейнъ четвертая армія, которая, соединившись съ войсками герцога Бернгарда, двинулась безъ предварительнаго объявленія войны на императора.
Гораздо болѣе чувствительнымъ ударомъ, чѣмъ даже пораженіе подъ Нердлингеномъ, было для шведовъ примиреніе курфюрста саксонскаго съ императоромъ, которое, послѣ многократныхъ попытокъ съ обѣихъ сторонъ воспрепятствовать или содѣйствовать ему, совершилось наконецъ въ 1634 году въ Пирнѣ, а въ маѣ слѣдующаго года было закрѣплено формальнымъ миромъ въ Прагѣ. Курфюрстъ саксонскій никогда не могъ примириться съ положеніемъ шведовъ въ Германіи, и его отвращеніе къ этой иноземной державѣ, предписывавшей законы германской имперіи, возростало съ каждымъ новымъ требованіемъ, обращеннымъ Оксенштирной къ имперскимъ чинамъ Германіи. Это нерасположеніе къ шведамъ находило сильнѣйшую поддержку въ стараніяхъ испанскаго двора примирить Саксонію съ императоромъ. Истомленный неудачами столь долгой и опустошительной войны, печальной ареной которой были главнымъ образомъ саксонскія земли, тро нутый всеобщимъ страшнымъ бѣдствіемъ, въ какое враги и друзья безъ различія повергали его подданныхъ и склоненный соблазнительными предложеніями австрійскаго дома, курфюрстъ покинулъ общее дѣло и, мало помышляя объ участи другихъ чиновъ и о нѣмецкой свободѣ, онъ думалъ лишь о томъ, какъ бы поправить свои дѣла, хотя бы на счетъ блага Германіи.
И по-истинѣ, бѣдствія въ Германіи достигли столь крайняго предѣла, что милліоны языковъ молили лишь о мирѣ, и самый невыгодный миръ казался ужъ благодѣяніемъ. Пустыни простирались тамъ, гдѣ нѣкогда кишѣли тысячи бодрыхъ и дѣятельныхъ людей, гдѣ природа изливала свои благостные дары, гдѣ царили богатства и благосостояніе. Въ полномъ запущеніи лежали одичавшія поля, покинутыя трудолюбивой рукой пахаря, и гдѣ прежде всходили молодые побѣги или привѣтливо склонялась жатва, тамъ одинъ военный маневръ уничтожалъ труды цѣлаго года, послѣднюю надежду изнемогшаго народа. Сожженные замки, запущенныя поля, погорѣвшія деревни тянулись на протяженіи многихъ миль, являя картину страшнаго разрушенія, между тѣмъ какъ ихъ ограбленные обитатели умножали число разбойничьихъ шаекъ, страшными насиліями вымещая на своихъ спасшихся согражданахъ то, отъ чего пострадали сами. Не было иного спасенія отъ угнетенія. Было одно спасеніе отъ мученій — стать самому мучителемъ. Города стенали подъ бичемъ разнузданныхъ разбойничьихъ гарнизоновъ, поглощавшихъ достояніе гражданина и съ невѣроятнымъ своеволіемъ осуществлявшихъ вольности войны, преимущества своего занятія и права необходимости. Если отъ одного непродолжительнаго похода цѣлыя области становились пустынями, если другія нищали отъ зимнихъ квартиръ или истощались контрибуціями, то все это были лишь преходящія бѣдствія, и прилежаніе одного года могло изгладить слѣды нѣсколькихъ мучительныхъ мѣсяцевъ. Но не знали этого отдыха тѣ, въ жилищахъ которыхъ или по сосѣдству былъ расположенъ гарнизонъ, и ихъ злополучная судьба не могла быть исправлена даже перемѣной военнаго счастья, потому что по стопамъ побѣжденнаго являлся на его мѣсто побѣдитель; и другъ и недругъ были равно безжалостны. Запущенныя поля, уничтоженныя жатвы, все увеличивающіяся арміи, проносившіяся бурей по истерзаннымъ землямъ, имѣли неизбѣжнымъ слѣдствіемъ голодъ и дороговизну, а въ послѣдніе годы всѣ эти ужасы были довершены еще неурожаемъ. Скопленіе людей въ лагеряхъ и постояхъ, недостатокъ на одной сторонѣ и пресыщеніе на другой породили моровую язву, опустошавшую земли болѣе, чѣмъ мечъ и пламя. Всѣ узы порядка были расторгнуты въ этомъ долгомъ разложеніи, исчезло уваженіе къ человѣческимъ правамъ, страхъ предъ законами, чистота нравовъ, сгинули вѣра и вѣрность и лишь сила царила одна съ своимъ желѣзнымъ скипетромъ; пышно разрослись подъ покровомъ анархіи и безнаказанности всѣ пороки, и люди одичали вмѣстѣ съ пажитями. Никакое положеніе не внушало уваженія необузданному своеволію, никакое достояніе не было священно для нужды и алчности. Солдатъ — вотъ слово, въ одномъ звукѣ выражающее всѣ бѣдствія этого времени — солдатъ царилъ повсюду и нерѣдко могущество этого грубѣйшаго изъ деспотовъ давало себя знать даже его начальникамъ. Полководецъ былъ болѣе важной особой въ странѣ, гдѣ онъ появлялся, чѣмъ ея законный государь, которому нерѣдко приходилось прятаться въ своихъ замкахъ. Вся Германія кишѣла такими маленькими тиранами, и земли ея одинаково жестоко страдали какъ отъ своихъ враговъ, такъ и отъ своихъ защитниковъ. Всѣ эти раны причиняли тѣмъ большія страданія, что Германія страдала отъ алчности иноземныхъ державъ, которыя нарочно затягивали бѣдствія войны для достиженія своихъ корыстнихъ цѣлей. Для обогащенія и завоеваній Швеціи исходила кровью Германія подъ бичемъ войны; ради величія Ришелье во Франціи долженъ былъ неугасимо пылать въ Германіи факелъ раздора.
Но не только своекорыстные голоса высказывались противъ мира, и если шведы, какъ и нѣмецкіе имперскіе чины, желали продолженія войны изъ нечистыхъ видовъ, то за нее говорила и здравая политика. Можно ли было послѣ Нердлингенскаго пораженія ждать отъ императора справедливаго мира? И если невозможно, то неужели впродолженіе семнадцати лѣтъ сносили всѣ тяготы войны, истощали всѣ силы лишь для того, чтобы въ концѣ концовъ не пріобрѣсти ничего или даже выйти изъ войны съ ущербомъ? За что пролита вся эта кровь, если все останется по старому, если не будетъ никакого удовлетворенія правъ и требованій, если все, добытое съ такимъ трудомъ, будетъ потеряно вслѣдствіе мира? Не лучше ли сносить еще два-три года такъ долго несенныя тяготы, чтобы пожать наконецъ плоды двѣнадцатилѣтнихъ страданій? Между тѣмъ невозможно сомнѣваться въ выгодномъ мирѣ, если только шведы и нѣмецкіе протестанты въ полѣ битвы и въ политикѣ будутъ твердо стоять другъ за друга и заботиться о своихъ общихъ интересахъ съ взаимнымъ участіемъ, съ соединенными усиліями. Лишь ихъ раздоры сдѣлали врага сильнымъ и отдаляли надежду на продолжительный и благостный миръ. И это величайшее зло причинилъ протестантскому дѣлу курфюрстъ саксонскій, примирившись отдѣльнымъ договоромъ съ Австріей.
Еще до нердлингенскаго сраженія онъ началъ переговоры съ императоромъ; но несчастный исходъ сраженія ускорилъ заключеніе договора. Исчезла вѣра въ шведовъ, и явилось сомнѣніе, съумѣютъ ли они оправиться отъ этого тяжкаго удара. Раздоры между ихъ вождями, неповиновеніе въ войскахъ и истощеніе шведскаго государства не позволяли болѣе ожидать отъ нихъ какихъ либо подвиговъ. Тѣмъ настойчивѣе были побужденія воспользоваться великодушіемъ императора, который и послѣ нердлингенской побѣды не отказывался отъ своихъ предложеній. Оксенштирна, собравшій чины во Франкфуртѣ, предъявлялъ требованія; императоръ, наоборотъ, давалъ; не много надо было думать, чтобы рѣшить, на чью сторону стать.
Но между тѣмъ не хотѣлось произвести такое впечатлѣніе, будто отступаютъ отъ общаго дѣла во имя своихъ собственныхъ выгодъ. Всѣ нѣмецкіе имперскіе чины и даже шведы были приглашены содѣйствовать этому миру и принять въ немъ участіе, хотя курфюршество саксонское и императоръ были единственными участниками договора, самовольно объявлявшими себя такимъ образомъ законодателями для всей Германіи. Въ договорѣ шла рѣчь о жалобахъ протестантскихъ чиновъ; ихъ отношенія и права опредѣлялись этимъ самовластнымъ судомъ, и даже участь религій рѣшалась здѣсь безъ участія заинтересованныхъ тутъ элементовъ. Это долженъ былъ быть всеобщій миръ, поставленный въ законъ всей имперіи; онъ долженъ былъ быть обнародованъ въ качествѣ такового и приведенъ въ исполненіе, какъ законное имперское постановленіе, имперскимъ экзекуціоннымъ войскомъ. Кто отказывался отъ него, становился врагомъ имперіи, и такимъ образомъ всякій, вопреки всѣмъ правамъ чиновъ, обязанъ былъ признать законъ, изданный помимо него. Такимъ образомъ уже по формѣ пражскій миръ являлся созданіемъ произвола; тѣмъ же былъ онъ и по своему содержанію.
Главной причиной разрыва между курфюршествомъ саксонскимъ и императоромъ былъ реституціонный эдиктъ; поэтому при ихъ примиреніи должно было главное вниманіе обратить на него. Не уничтожая его прямо и формально, пражскій миръ постановлялъ, что всѣ непосредственныя духовныя владѣнія, а изъ несамостоятельныхъ тѣ, которыми овладѣли протестанты послѣ пассаускаго договора, еще въ теченіе сорока лѣтъ останутся въ томъ положеніи, въ какомъ засталъ ихъ реституціонный эдиктъ, но безъ голоса въ имперскомъ сеймѣ. Еще до истеченія этихъ сорока лѣтъ коммиссія, составленная изъ равнаго числа представителей обоихъ исповѣданій, должна мирно и законно распорядиться ими, и, если и тогда не будетъ постановленъ окончательный приговоръ, то обѣ стороны вступятъ снова въ тѣ права, которыми пользовались до изданія реституціоннаго эдикта. Такимъ образомъ соглашеніе, весьма далекое отъ того, чтобы подавить пламя раздора, лишь отдаляло на время его пагубныя проявленія, и искра новой войны таилась уже въ этомъ постановленіи пражскаго мира.
Архіепископство магдебургское было укрѣплено за принцемъ Августомъ саксонскимъ, а гальберштадтское — за эрцгерцогомъ Леопольдомъ Вильгельмомъ. Отъ магдебургскихъ земель отрѣзано четыре округа и подарено Саксоніи; съ администраторомъ магдебургскимъ Христіаномъ Вильгельмомъ бранденбургскимъ разсчитываются инымъ образомъ. Герцогамъ мекленбургскимъ, въ случаѣ ихъ присоединенія къ этому миру, возвращаются ихъ земли, которыми они, къ счастью, давно уже владѣли по милости Густава Адольфа; Донауверту возвращены его имперскія вольности. Несмотря на всю важность избирательнаго голоса пфальцскихъ наслѣдниковъ для протестантскихъ партій имперіи, настойчивое требованіе ихъ совершенно обойдено въ договорѣ, потому что лютеранскій государь не обязанъ справедливостью по отношенію къ реформату. Все, завоеванное протестантскими чинами, лигой и императоромъ въ этой войнѣ другъ у друга, возвращено первоначальнымъ владѣтелямъ; все присвоенное иноземными государствами — Швеціей и Франціей — должно быть у нихъ отнято сообща. Войска обѣихъ договаривающихся сторонъ соединяются въ одну имперскую армію, которая, получая отъ имперіи содержаніе и жалованье, должна вооруженной рукой привести въ исполненіе постановленія этого мира.
Такъ какъ пражскій мирный трактатъ имѣлъ значеніе общеимперскаго закона, то тѣ статьи его, которыя не касались имперіи, были присоединены къ нему въ видѣ особаго договора. Здѣсь курфюрстъ саксонскій получалъ Лузацію въ качествѣ лена Богеміи, и опредѣлялась религіозная свобода въ этой странѣ и въ Силезіи.
Всѣ евангелическіе чины были приглашены принять участіе въ пражскомъ мирѣ и подъ этимъ условіемъ получали амнистію, — за исключеніемъ государей Виртемберга и Бадена, земли которыхъ было нежелательно возвратить безъ всякихъ условій, — подданныхъ Австріи, поднявшихъ оружіе на своего государя и тѣхъ чиновъ, которые подъ предсѣдательствомъ Оксенштирны принимали участіе въ съѣздѣ верхненѣмецкихъ округовъ; это было сдѣлано не для того, чтобы продолжать съ ними войну, но для того, чтобы подороже продать миръ, ставшій для нихъ необходимымъ. Земли ихъ удерживались въ качествѣ залога до повсемѣстнаго принятія мира, когда все будетъ возвращено и все приведено въ прежнее положеніе. Равная справедливость ко всѣмъ, быть можетъ, возстановила бы взаимное довѣріе между главой и членами, между протестантами и папистами, между реформаторами и лютеранами, и шведы, покинутые всѣми своими союзниками, должны были бы позорно удалиться изъ Германіи. Но это неравное отношеніе укрѣпило недовѣріе и упорство обойденныхъ чиновъ и дало шведамъ возможность поддержать пламя войны и сохранить своихъ приверженцевъ въ Германіи.
Пражскій миръ, какъ и слѣдовало ожидать, встрѣтилъ весьма различный пріемъ въ Германіи. Стараясь сблизить обѣ партіи, удалось только навлечь на себя упреки обѣихъ. Протестанты жаловались на ограниченія, навязанныя имъ этимъ миромъ; католики находили, что съ отвратительной сектой обходятся слишкомъ хорошо на счетъ истинной церкви. По ихъ мнѣнію нерушимыя права церкви были нарушены тѣмъ, что евангелики получали сорокалѣтнее пользованіе духовными имуществами; съ точки зрѣнія первыхъ, протестантскую церковь предали тѣмъ, что не отстояли религіозной свободы ихъ единовѣрцевъ въ австрійскихъ владѣніяхъ. Но самыя горькія порицанія обрушились на курфюрста саксонскаго, котораго старались изобразить въ печатныхъ произведеніяхъ вѣроломнымъ перебѣжчикомъ, предателемъ религіи и имперской свободы и сообщникомъ императора.
Но курфюрстъ находилъ утѣшеніе въ томъ, что большая часть евангелическихъ чиновъ поневолѣ должна была согласиться на этотъ миръ. Курфюрстъ бранденбургскій, герцогъ веймарскій Вильгельмъ, князья ангальтскіе, герцоги мекленбургскіе, герцоги брауншвейгъ люнебургскіе, ганзейскіе и большинство имперскихъ городовъ присоединились къ нему. Ландграфъ гессенскій Вильгельмъ колебался или притворялся колеблющимся нѣкоторое время для того, чтобы выиграть время и принять свои мѣры, смотря по ходу событій. Съ мечомъ въ рукѣ онъ овладѣлъ богатыми землями въ Вестфаліи, изъ которыхъ онъ черпалъ лучшія силы для веденія войны и которыя въ силу мирнаго договора долженъ былъ возвратить. На герцога Бернгарда веймарскаго, владѣнія котораго существовали только на бумагѣ, смотрѣли не какъ не ведущую войну сторону, но какъ на воюющаго полководца; въ обѣихъ роляхъ онъ долженъ былъ съ негодованіемъ отвергнуть пражскій миръ. Все его богатство было въ его храбрости, всѣ его владѣнія — въ его шпагѣ. Лишь война дѣлала его сильнымъ и значительнымъ; лишь война могла осуществить замыслы его честолюбія.
Но изъ всѣхъ возставшихъ противъ пражскаго мира громче всѣхъ заговорили шведы и яикто не имѣлъ болѣе основательныхъ причинъ для этого. Призванные въ Германію самими нѣмцами, спасители протестантской церкви и государственной свободы, которые были добыты ими цѣной потоковъ крови и священной жизни ихъ короля, они видѣли себя теперь позорно покинутыми, обманутыми во всѣхъ своихъ замыслахъ, изгоняемыми безъ вознагражденія, безъ благодарности изъ страны, за которую они проливали кровь, и преданными на издѣвательство врагамъ тѣми самыми государями, которые были имъ всѣмъ обязаны. Объ удовлетвореніи ихъ, о возмѣщеніи ихъ убытковъ, о вознагражденіи за завоеванія, которыхъ они теперь лишались, не было упомянуто въ пражскомъ мирѣ ни единымъ словомъ. Бѣднѣе, чѣмъ пришли, должны были они теперь уйти или, въ случаѣ сопротивленія, быть изгнаны изъ Германіи тѣми самыми руками, которыя ихъ сюда призвали. Правда, въ концѣ концовъ курфюрстъ саксонскій бросилъ словечко о вознагражденіи, исключительно денежномъ, — и всего въ два съ половиной милліона гульденовъ. Но шведы издержали гораздо больше изъ своихъ денегъ; это позорное удовлетвореніе одними деньгами должно было уязвить ихъ своекорыстіе и возмутить ихъ гордость. Курфюрсты баварскій и саксонскій, — отвѣчаетъ Оксенштирна, въ вознагражденіе за помощь, которую они по обязанности, въ качествѣ вассаловъ, оказали императору, заставили себѣ уплатить значительными областями, а насъ, шведовъ, отдавшихъ за Германію своего короля, хотятъ выпроводить домой жалкими двумя съ половиною милліонами". Обмануться въ своихъ надеждахъ было для шведовъ тѣмъ больнѣе, чѣмъ тверже были ихъ разсчеты получить въ вознагражденіе герцогство Померанское, нынѣшній владѣтель котораго былъ старъ и не имѣлъ преемниковъ. Но Померанія была по пражскому миру обѣщана курфюрсту бранденбургскому; къ тому же противъ водворенія шведовъ на этой границѣ имперіи протестовали всѣ сосѣднія государства.
Никогда въ теченіе всей войны не было положеніе шведовъ хуже, чѣмъ въ 1635 году, непосредственно вслѣдъ за обнародованіемъ пражскаго мира. Многіе изъ ихъ союзниковъ, особенно среди имперскихъ городовъ, покинули ихъ сторону, чтобы насладиться благами мира; другіе были принуждены къ этому побѣдоноснымъ оружіемъ императора. Аугсбургъ, побѣжденный голодомъ, покорился на тяжелыхъ условіяхъ; Вюрцбургъ и Кобургъ достались австрійцамъ. Гейльбронскій союзъ былъ формально уничтоженъ. Почти вся верхняя Германія, средоточіе шведскихъ войскъ, признала главенство императора. Саксонія, опираясь на пражскій миръ, потребовала освобожденія отъ войскъ Тюрингіи, Гальберштадта, Магдебурга. Филиписбургъ, складочное мѣсто французской арміи, былъ захваченъ врасплохъ австрійцами, со всѣми запасами, и эта важная потеря ослабила дѣятельность Франціи. Къ довершенію стѣснительнаго положенія Швеціи какъ разъ теперь окончилось перемиріе съ Польшей. Вести одновременно войну съ Польшей и Германіей было совсѣмъ не по силамъ Швеціи, которой предстоялъ выборъ, отъ кого изъ этихъ двухъ непріятелей избавиться. Гордость и честолюбіе рѣшили за продолженіе «Нѣмецкой войны, какъ бы ни были тяжелы жертвы по отношенію къ Польшѣ; но для того, чтобы внушить должное уваженіе Польшѣ и при переговорахъ о перемиріи и мирѣ не потерять совершенно своей свободы, все-таки необходима была армія.
Со всѣми этими несчастіями, одновременно постигшими Швецію, мужественно боролся непреклонный, неистощимый въ средствахъ духъ Оксенштирны, и его проницательный умъ показалъ ему, какъ обратить злоключенія, низвергшіяся на него, въ свою же пользу. Отпаденіе столь многихъ имперскихъ чиновъ отъ шведской партіи лишало его правда большинства его прежнихъ союзниковъ, но оно въ то же время избавляло его отъ необходимости щадить ихъ; и чѣмъ больше становилось число его враговъ, тѣмъ больше было земель, по которымъ могли распространяться его арміи, тѣмъ больше запасовъ открывалось ему. Вопіющая неблагодарность чиновъ и высокомѣрное презрѣніе императора, который не удостоилъ его даже непосредственныхъ переговоровъ о мирѣ, зажгли въ немъ отвагу отчаянія и благородную настойчивость довести дѣло до крайности. Отъ самой неудачной войны дѣла шведовъ не могли стать хуже, чѣмъ они были теперь, несли ужъ суждено очистить Германію, то приличнѣе и славнѣе сдѣлать это по крайней мѣрѣ съ мечомъ въ рукѣ, уступая силѣ, а не страху.
Въ отчаянномъ положеніи, въ которое были повергнуты шведы предательствомъ своихъ союзниковъ, они обратили прежде всего свои взоры къ Франціи, поспѣшившей отвѣтить имъ самыми ободряющими предложеніями. Интересы обѣихъ державъ были связаны тѣснѣйшими узами, и Франція, давая погибнуть вліянію шведовъ въ Германіи, повредила бы себѣ самой. Совершенно безпомощное положеніе шведовъ являлось для Франціи поводомъ соединиться съ ними тѣснѣе и принять болѣе дѣятельное участіе въ германской войнѣ. Уже съ заключенія со шведами договора въ Бервальде въ 1631 году Франція при посредствѣ оружія Густава Адольфа воевала съ императоромъ безъ открытаго и формальнаго разрыва, лишь путемъ денежной помощи, которую она оказала противникамъ императора, и стараній увеличить число ихъ. Но, неожиданно встревоженная быстрыми и чрезвычайными успѣхамишведскаго оружія, она какъ будто упустила изъ виду на нѣкоторое время свою первоначальную цѣль, чтобы возстановить равновѣсіе силъ, нарушенное превосходствомъ шведовъ. Она старалась договорами о нейтралитетѣ защитить католическихъ государей Германіи отъ шведскаго побѣдителя, и когда эти попытки завершились неудачей, собиралась сама вступить въ борьбу съ нимъ. Но едва смерть Густава Адольфа и безпомощность шведовъ разсѣяли эти опасенія, какъ Франція съ энергіей вернулась къ своему первоначальному замыслу и щедро даровала несчастнымъ ту помощь, въ которой она отказывала счастливымъ. Не натыкаясь на противодѣйствіе, оказываемое ея завоевательнымъ планамъ честолюбіемъ и бдительностью Густава Адольфа, она пользуется благопріятнымъ моментомъ нердлингенскаго пораженія, чтобы присвоить себѣ руководство войною и предписывать законы тѣмъ, кто нуждается въ ея могущественномъ покровительствѣ. Обстоятельства благопріятствуютъ ея смѣлымъ замысламъ и то, что недавно было лишь прекрасной химерой, дѣлается отнынѣ обдуманной и вполнѣ оправдываемой обстоятельствами цѣлью. Итакъ, теперь Франція посвящаетъ нѣмецкой войнѣ все свое вниманіе и, обезпечивъ договоромъ съ нѣмцами свои частныя цѣли, она является на политической аренѣ дѣйствующей и господствующей силой. Между тѣмъ какъ участники войны истощили свои силы въ многолѣтней борьбѣ, она щадила свои силы и въ теченіе десяти лѣтъ вела войну лишь своими деньгами; теперь, когда обстоятельства призываютъ ее къ непосредственной дѣятельности, она берется за мечъ и позволяетъ себѣ предпріятіе, повергающее въ изумленіе всю Европу. Она одновременно высылаетъ въ моря два флота и отправляетъ шесть различныхъ армій, содержа на свои деньги цѣлую державу и многихъ нѣмецкихъ государей. Оживленные надеждой на ея могущественную защиту, возстаютъ шведы и нѣмцы изъ своего глубокаго унынія, въ надеждѣ съ мечомъ въ рукѣ добыть болѣе славный миръ, чѣмъ пражскій. Покинутые прежними союзниками, примирившимися съ императоромъ, они тѣмъ тѣснѣе соединяются съ Франціей, которая съ возрастающей нуждой удваиваетъ свою помощь, принимая въ нѣмецкой войнѣ все большее, хотя все еще тайное участіе, пока наконецъ не сбрасываетъ маску и не нападаетъ прямо и открыто на императора.
Чтобы дать шведамъ полную свободу дѣйствій противъ Австріи, Франція начала съ того, что освободила ихъ отъ войны съ Польшей. При помощи своего посла, графа д’Аво, она склонила обѣ стороны заключить въ Штумсдорфѣ въ Пруссіи дальнѣйшее перемиріе на двадцать шесть лѣтъ, правда, не безъ большого ущерба для Швеціи, которая однимъ взмахомъ пера лишилась почти всей польской Пруссіи, пріобрѣтенія, столь дорого стоившаго Густаву Адольфу. Бервальдскій договоръ съ нѣкоторыми перемѣнами, которыхъ требовали обстоятельства, былъ возобновленъ на болѣе долгій срокъ сперва въ Компьенѣ, затѣмъ въ Висмарѣ и Гамбургѣ. Еще въ маѣ 1635 года произошелъ разрывъ съ Испаніей и энергичное нападеніе на эту державу лишило императора сильной помощи изъ Нидерландовъ; содѣйствіе оказанное ландграфу кассельскому Вильгельму и Бернгарду Веймарскому, дало большую свободу шведскому оружію на Эльбѣ и Дунаѣ, а сильная диверсія на Рейнѣ принудила императора раздробить свои силы.
Такимъ образомъ яростнѣе прежняго возгорѣлась война, и императоръ, уменьшивъ пражскимъ миромъ число своихъ противниковъ внутри Германіи, увеличилъ жаръ и энергію своихъ внѣшнихъ враговъ. Онъ пріобрѣлъ неограниченную власть въ Германіи и сдѣлался, если не считать нѣкоторыхъ чиновъ, повелителемъ всего государственнаго организма и его силъ, такъ что могъ отнынѣ дѣйствовать снова въ качествѣ императора и владыки Германіи. Первымъ слѣдствіемъ этого было возведеніе его сына Фердинанда III въ санъ короля римскаго, рѣшенное подавляющимъ, несмотря на противорѣчіе Трира и пфальцскихъ наслѣдниковъ, большинствомъ голосовъ. Но онъ довелъ шведовъ до отчаяннаго сопротивленія, вооружилъ противъ себя всю мощь Франціи и вовлекъ ее въ интимнѣйшія дѣла Германіи. Отнынѣ обѣ державы составляютъ вмѣстѣ съ своими нѣмецкими союзниками одну цѣльную, самодовлѣющую силу, а императоръ съ преданными ему нѣмецкими государствами — другую. Отнынѣ шведы не выказываютъ уже прежней умѣренности, потому что теперь они бьются уже не за Германію, а за собственное существованіе. Они дѣйствуютъ быстрѣе, свободнѣе и смѣлѣе, потому что избавлены отъ необходимости справляться съ желаніями своихъ нѣмецкихъ союзниковъ и отдавать имъ отчетъ въ своихъ намѣреніяхъ. Битвы становятся болѣе упорными и болѣе кровопролитными, но менѣе рѣшительными. Совершаются болѣе громкіе подвиги мужества и военнаго искусства, но все это обособленныя дѣйствія, не руководимыя единымъ планомъ, не использованныя всенаправляющимъ духомъ и потому они оказываютъ лишь слабое вліяніе на дѣла всей партіи и мало измѣняютъ ходъ войны.
По пражскому миру Саксонія обязалась изгнать шведовъ изъ Германіи; отнынѣ такимъ образомъ саксонскія знамена соединяются съ императорскими, и два прежнихъ союзника обращаются въ двухъ непримиримыхъ враговъ. Архіепископство магдебургское, обѣщанное по пражскому миру саксонскому принцу, было еще въ рукахъ шведовъ, и всѣ попытки получить его мирнымъ путемъ были безуспѣшны. Такимъ образомъ открылись военныя дѣйствія, которыя началъ курфюрстъ саксонскій съ того, что отозвалъ такъ называемыми „авокаторіями“ всѣхъ саксонскихъ подданныхъ изъ арміи Баннера, расположенной по берегамъ Эльбы. Офицеры, давно уже недовольные неуплатой жалованья, повинуются этому призыву и покидаютъ одинъ отрядъ за другимъ. Такъ какъ саксонцы двинулись въ то же время по направленію къ Мекленбургу, съ цѣлью отнять Демицъ и отрѣзать непріятеля отъ Помераніи и Балтійскаго моря, то Баннеръ поспѣшилъ туда, выручилъ Демицъ и разбилъ на голову саксонскаго генерала Баудисена съ семитысячной арміей; около тысячи человѣкъ осталось на мѣстѣ и столько же попало въ плѣнъ. Подкрѣпившись войсками и артиллеріей, которыя до сихъ поръ расположены были въ польской Пруссіи, но были здѣсь не нужны послѣ штумсдорфскаго договора, этотъ настойчивый и отважный полководецъ вторгся въ слѣдующемъ 1636 году въ курфюршество саксонское, гдѣ принесъ кровавыя жертвы своей старой ненависти къ саксонцамъ. Озлобленный многолѣтними оскорбленіями, которыя онъ и его шведы претерпѣли отъ надменности саксонцевъ во время ихъ общихъ походовъ, и до крайности взбѣшенный теперь измѣной курфюрста, онъ выместилъ теперь свое негодованіе на несчастныхъ подданныхъ курфюрста. Противъ Австріи и Баваріи шведскій солдатъ бился больше по обязанности; съ саксонцами онъ воевалъ изъ личной ненависти и съ личнымъ озлобленіемъ, потому что онъ презиралъ ихъ, какъ предателей и измѣнниковъ, потому что ненависть двухъ прежнихъ друзей — всегда самая яростная и непримиримая. Сильная диверсія, сдѣланная тѣмъ временемъ императору герцогомъ веймарскимъ и ландграфомъ гессенскимъ на Рейнѣ и Вестфаліи, не позволяла ему оказать саксонцамъ достаточную помощь, и такимъ образомъ все курфюршество было обречено въ жертву неистовымъ грабежамъ одичалыхъ полчищъ Баннера. Наконецъ, курфюрстъ, соединившись съ императорскимъ генераломъ фонъ Гацфельдомъ, двинулся къ Магдебургу, которому тщетно старался помочь поспѣшившій сюда Баннеръ. Тогда соединенная саксонско-императорская армія заняла Бранденбургъ, отнявъ у шведовъ многіе города, и готовилась оттѣснить ихъ къ Балтійскому морю. Но, вопреки всѣмъ ожиданіямъ, уже погибшій по общему мнѣнію Баннеръ напалъ 24 сентября 1636 года на союзную армію у Витштока и одержалъ важную побѣду. Нападеніе было страшно; вся масса непріятельскихъ войскъ ринулась на правое крыло шведовъ, которымъ командовалъ самъ Баннеръ. Долго бились на обѣихъ сторонахъ съ равнымъ упорствомъ и ожесточеніемъ; въ рядахъ шведовъ не было ни одного ничтожнаго эскадрона, который не бросался бы десять разъ впередъ и не былъ бы десять разъ отбитъ. Когда наконецъ Баннеръ принужденъ былъ уступить превосходству непріятеля, его лѣвое крыло продолжало бой до наступленія ночи, а шведскіе резервы, еще не принимавшіе участія въ боѣ, готовы были продолжать его на слѣдующее утро. Но курфюрстъ саксонскій не хотѣлъ ждать этого второго нападенія. Его армія была истощена вчерашнимъ сраженіемъ, а погонщики разбѣжались со всѣми лошадьми, такъ что нельзя было употребить въ дѣло артиллерію. Поэтому онъ бѣжалъ въ ту же ночь съ графомъ фонъ Гацфельдомъ, оставивъ поле сраженія шведамъ. Союзники оставили на мѣстѣ около пяти тысячъ человѣкъ, не считая тѣхъ, которые были убиты шведами во время бѣгства или попали въ руки разъяреннымъ крестьянамъ. Полтораста штандартовъ и знаменъ, двадцать три пушки, весь обозъ вмѣстѣ съ серебряной утварью курфюрста и около двухъ тысячъ плѣнныхъ достались побѣдителю. Эта блестящая побѣда, одержанная надъ непріятелемъ гораздо болѣе сильнымъ и занимавшимъ выгодныя позиціи, сразу окружила шведовъ прежнимъ уваженіемъ; ихъ враги дрогнули, ихъ друзья почувствовали новое мужество. Воспользовавшись счастьемъ, столь очевидно перешедшимъ на его сторону, Баннеръ поспѣшилъ перейти черезъ Эльбу и гналъ императорскія войска чрезъ Тюрингію и Гессенъ вплоть до Вестфаліи. Затѣмъ онъ повернулъ обратно и расположился зимними квартирами въ Саксоніи.
Но безъ помощи, доставленной ему дѣятельностью Бернгарда и французовъ на Рейнѣ, ему было бы не такъ легко одержать эти громкія побѣды. Послѣ нердлингенскаго пораженія герцогъ Бернгардъ собралъ остатки своей разбитой арміи въ Веттерау; но покинутый гейльбронскимъ союзомъ, который вскорѣ былъ совершенно уничтоженъ пражскимъ миромъ, и получая слишкомъ слабую поддержку отъ шведовъ, онъ увидѣлъ, что совершенно лишенъ возможности содержать армію и совершать во главѣ ея славные подвиги. Нердлингенское пораженіе поглотило его франконское герцогство, а безсиліе шведовъ лишило его всякой надежды составить себѣ счастье при помощи этой державы. Недовольный гнетомъ, налагаемымъ на него повелительнымъ обращеніемъ шведскаго канцлера, онъ обратилъ свои взоры на Францію, которая могла ему помочь тѣмъ, въ чемъ онъ только нуждался — деньгами, и нашелъ съ ея стороны полную готовность. Болѣе всего было желательно для Ришелье уменьшить вліяніе шведовъ на нѣмецкую войну и подъ прикрытіемъ чужого имени вмѣшаться въ руководство ею. Для достиженія этой цѣли онъ не могъ найти лучшаго средства, какъ отнять у шведовъ ихъ храбрѣйшаго полководца, связать его тѣснѣйшимъ образомъ съ интересами Франціи и воспользоваться имъ для выполненія своихъ замысловъ. Такого государя, какъ Бернгардъ, который не могъ держаться безъ помощи посторонней силы, Франціи нечего было бояться, такъ какъ и самый счастливый исходъ не могъ поставить его внѣ зависимости отъ этой державы. Бернгардъ лично прибылъ во Францію и въ октябрѣ 1635 года заключилъ въ Сенъ-Жерменѣ-анъ-Лэ, уже не въ качествѣ шведскаго генерала, а отъ своего имени, договоръ, по которому онъ получалъ ежегодный окладъ въ полтора милліона ливровъ для себя и четыре милліона на содержаніе арміи, которою долженъ былъ начальствовать въ предѣлахъ распоряженій короля. Чтобы еще болѣе разжечь его усердіе и ускорить при его помощи завоеваніе Эльзаса, не постѣснялись въ тайномъ договорѣ обѣщать ему въ награду эту область, — великодушіе, отъ котораго на самомъ дѣлѣ были очень далеки, и которое самъ герцогъ умѣлъ оцѣнить по достоинству. Но Бернгардъ вѣрилъ въ свое счастье и свою руку и боролся съ коварствомъ путемъ притворства. Разъ онъ такъ силенъ, что сможетъ отнять Эльзасъ у врага, то въ случаѣ нужды онъ съумѣетъ отстоять его и отъ друзей. Такимъ образомъ онъ набралъ на французскія деньги свою собственную армію, которой онъ командовалъ номинально подъ верховной властью Франціи, но на дѣлѣ почти неограниченно и не разрывая совершенно своей связи съ Швеціей. Онъ открылъ военныя дѣйствія на Рейнѣ, гдѣ другая французская армія подъ начальствомъ кардинала Ла-Валетта дѣйствовала противъ императора еще съ 1635 года.
Противъ этой послѣдней двинулись по покореніи Швабіи и Франконіи, подъ начальствомъ Галласа, главныя силы австрійской арміи, одержавшія важныя побѣды при Нердлингенѣ, и съ такимъ же успѣхомъ заставили ее удалиться къ Мецу, освободили Рейнъ и отняли у шведовъ, города Майнцъ и Франкенталь. Но важнѣйшій замыселъ этого полководца — занять зимнія квартиры во Франціи — встрѣтилъ со стороны французовъ энергичное сопротивленіе, вслѣдствіе котораго онъ былъ вынужденъ возвратиться съ войсками въ истощенный Эльзасъ и Швабію. Съ открытіемъ военныхъ дѣйствій въ слѣдующемъ году онъ перешелъ Рейнъ у Брейзаха и готовился перенести войну во внутрь Франціи. Онъ вторгся, дѣйствительно, въ графство Бургундское, между тѣмъ какъ испанцы дѣйствовали съ успѣхомъ въ Пикардіи, а Іоаннъ фонъ-Вертъ, страшный полководецъ лиги и знаменитый партизанъ, совершалъ набѣги вглубь Шампани и грозилъ даже Парижу своимъ страшнымъ появленіемъ. Но храбрость императорскихъ войскъ была сокрушена подъ стѣнами одной незначительной крѣпости въ Франшъ-Конте и они вторично вынуждены были отказаться отъ своихъ плановъ.
Зависимость отъ французскаго полководца, дѣлавшаго больше чести своей рясѣ, чѣмъ своей шпагѣ, лежала до сихъ поръ слишкомъ тягостнымъ гнетомъ на дѣятельномъ духѣ герцога Бернгарда, и хотя онъ вмѣстѣ съ нимъ взялъ Эльзасъ-Цабернъ, ему не удалось удержаться на Рейнѣ въ 1636—1637 годахъ. Неудачи французскихъ войскъ въ Нидерландахъ отразились на военныхъ дѣйствіяхъ въ Эльзасѣ и Брейсгау; но въ 1638 году война въ этихъ земляхъ приняла болѣе блестящій оборотъ. Освободившись отъ этой стѣснительной зависимости и сдѣлавшись полновластнымъ господиномъ своихъ войскъ, герцогъ Бернгардъ уже въ началѣ февраля спокойно покинулъ зимнія квартиры въ епископствѣ Базельскомъ и противъ всякаго ожиданія появился на Рейнѣ, гдѣ въ это суровое время были менѣе всего готовы къ нападенію. Лѣсные города Лауфенбургъ, Вальдсгутъ и Зекингенъ были захвачены врасплохъ и взяты, а Рейнфельденъ осажденъ. Командовавшій здѣсь императорскій генералъ герцогъ Савелли поспѣшилъ ускоренными переходами на помощь этому важному укрѣпленію, дѣйствительно выручилъ его и заставилъ герцога веймарскаго отступить съ большимъ урономъ. Но вопреки всякимъ человѣческимъ предположеніямъ, послѣдній на третій день (21-го февраля 1638 года) снова появляется предъ флангомъ императорскихъ войскъ, которыя безпечно наслаждаются побѣдой, одержанной у Рейнфельдена, и разбиваетъ ихъ въ большомъ сраженіи, гдѣ взяты въ плѣнъ четыре императорскихъ генерала — Савелли, Іоаннъ фонъ-Верть, Энкефортъ и Шпееррейтеръ и двѣ тысячи солдатъ. Двухъ генераловъ, фонъ-Верта и фонъ-Энкефорта впослѣдствіи отвезли по приказанію Ришелье во Францію, чтобы польстить тщеславію французскаго народа видомъ столь славныхъ плѣнниковъ и прикрыть общественное бѣдствіе мишурнымъ блескомъ побѣдъ. Съ той же цѣлью были торжественно внесены въ соборъ Парижской Богоматери отбитыя знамена и штандарты, трижды преклонены предъ алтаремъ и отданы на сохраненіе святилищу.
Взятіе Рейнфельдена, Ретельна и Фрейбурга было ближайшимъ слѣдствіемъ побѣды Бернгарда. Его войско значительно разрослось, а вслѣдъ за удачами расширялись его замыслы. Крѣпость Брейзахъ на верхнемъ Рейнѣ господствовала надъ этой рѣкой и считалась ключемъ къ Эльзасу. Не было укрѣпленія въ тѣхъ мѣстахъ болѣе важнаго для императора; ни одно не пользовалось такимъ вниманіемъ. Удержать Брейзахъ было главнымъ назначеніемъ итальянской арміи подъ начальствомъ Феріа; неприступность ея окоповъ и ея удобное положеніе дѣлали ее непреодолимой, и императорскіе генералы, отправленные сюда, имѣли приказъ не щадить ничего лишь бы отстоять это укрѣпленіе. Но Бернгардъ вѣрилъ въ свою звѣзду и рѣшился напасть на крѣпость. Непобѣдимая для силы, она могла быть взята лишь голодомъ, — и безпечность ея коменданта, который, не боясь нападенія, обратилъ свои хлѣбные запасы въ деньги, ускорила ея судьбу. Такъ какъ при такихъ обстоятельствахъ она не могла выдержать продолжительной осады, то необходимо было, не теряя времени, выручить ее или снабдить жизненными припасами. Поэтому императорскій генералъ фонъ Мецъ поспѣшно двинулся къ ней во главѣ двѣнадцати тысячъ человѣкъ съ тремя тысячами телѣгъ провіанта, который онъ хотѣлъ передать городу. Но разбитый герцогомъ Бернгардомъ подъ Виттевейеромъ, онъ потерялъ цѣлый отрядъ въ три тысячи человѣкъ и весь обозъ, который сопровождалъ. Такая же судьба постигла на Оксенфельдѣ у Таина герцога лотарингскаго, который также шелъ на выручку крѣпости съ пятью-шестью тысячами человѣкъ. Послѣ того какъ и третья попытка генерала фонъ Геца спасти Брейзахъ завершилась неудачей, эта крѣпость, истомленная невѣроятнымъ голодомъ, 7 декабря 1638 года сдалась послѣ четырехмѣсячной осады своему побѣдителю, столь же гуманному, сколь настойчивому.
Взятіе Брейзаха открыло безграничное поприще честолюбію герцога веймарскаго, и съ этихъ поръ романтика его надеждъ начинаетъ переходить въ дѣйствительность. Весьма далекій отъ того, чтобы подѣлиться съ Франціей плодами своихъ побѣдъ, онъ предназначаетъ Брейзахъ себѣ одному и проявляетъ этотъ замыселъ уже въ присягѣ, которую онъ требуетъ отъ побѣжденныхъ для себя, безъ всякаго упоминанія о какой-либо другой державѣ. Опьяненный своими блестящими успѣхами и увлеченный смѣлыми надеждами, онъ начинаетъ думать, что не нуждается ни въ комъ, и что ему удастся удержать за собой плоды своихъ побѣдъ, даже вопреки Франціи. Въ эпоху, когда все могло быть добыто храбростью, когда личная сила имѣла еще нѣкоторое значеніе, а войска и полководцы цѣнились больше цѣлыхъ областей, было позволительно такому герою, какъ Бернгардъ, нѣсколько вѣритъ въ себя и во главѣ превосходной арміи, считавшей себя подъ его властью непобѣдимой, не отказываться ни отъ какого замысла. Чтобы имѣть хоть одного друга среди массы враговъ, на которыхъ онъ теперь шелъ, онъ обратилъ вниманіе на ландграфиню гессенскую Амалію, вдову недавно умершаго ландграфа Вильгельма, государыню, одаренную въ равной мѣрѣ умомъ и рѣшительностью, и имѣвшую возможность отдать вмѣстѣ со своей рукой боевую армію, прекрасныя завоеванія и значительное государство. Соединеніе завоеваній Гессена и Бернгарда въ одно государство и обоихъ войскъ въ единую армію могло образовать сильную державу и, быть можетъ, даже третью партію въ Германіи, отъ которой зависѣлъ бы исходъ войны. Но смерть положила преждевременный конецъ этому многообѣщавшему замыслу.
„Не падать духомъ, патеръ Іосифъ! Брейзахъ нашъ!“ — вскричалъ Ришелье, упоенный этой радостной вѣстью, на ухо капуцину, который готовился уже отправиться на тотъ свѣтъ. Онъ поглощалъ уже мысленно Эльзасъ, Брейсгау и всѣ смежныя австрійскія владѣнія, не помышляя объ обѣщаніи, данномъ герцогу Бернгарду. Рѣшительное намѣреніе послѣдняго удержать Брейзахъ за собою, выказанное имъ весьма недвусмысленнымъ образомъ, повергло кардинала въ чрезвычайное замѣшательство, и были пущены въ ходъ всѣ средства, чтобы сохранить побѣдоноснаго Бернгарда на службѣ Франціи. Его пригласили ко двору, чтобы показать ему, съ какимъ торжествомъ вспоминаютъ здѣсь о его побѣдахъ; Бернгардъ понялъ, въ чемъ дѣло, и избѣгъ западни. Ему сдѣлали честь, предложивъ въ супруги племянницу кардинала, но благородный германскій государь отказался, не желая безчестить саксонскую кровь неравнымъ бракомъ. Тогда стали смотрѣть на него, какъ на опаснаго врага и обращаться съ нимъ какъ съ врагомъ. Его лишили денежной помощи; подкупили губернатора и важнѣйшихъ офицеровъ Брейзаха, чтобы овладѣть его завоеваніями и войсками герцога, хотя бы цѣною его смерти. Эти козни не остались тайной для Бернгарда, и мѣры, принятыя имъ въ завоеванныхъ мѣстахъ, доказали его недовѣріе къ Франціи. Но раздоры съ французскимъ дворомъ оказали самое пагубное вліяніе на его дальнѣйшіе замыслы. Приготовленія, которыя онъ долженъ былъ сдѣлать для защиты своихъ пріобрѣтеній отъ нападенія французовъ, принудили его раздробить армію, а неполученіе денегъ замедлило открытіе военныхъ дѣйствій. Онъ намѣренъ былъ перейти черезъ Рейнъ, чтобы выручить шведовъ и дѣйствовать противъ императора и Баваріи на берегахъ Дуная. Онъ открылъ уже свой операціонный планъ и обѣщалъ Баннеру, который собирался перенести войну въ предѣлы Австріи, смѣнить его, — какъ смерть унесла его въ расцвѣтѣ его доблестной жизни въ Нейбургѣ на Рейнѣ въ іюлѣ 1639 года на тридцать шестомъ году отъ роду.
Онъ умеръ отъ заразы, унесшей въ его лагерѣ около четырехсотъ человѣкъ въ теченіе двухъ дней. Черныя пятна на его тѣлѣ, собственныя слова умирающаго и удобство его внезапной кончины для Франціи возбудили подозрѣніе, что онъ былъ жертвой французскаго яда; но это предположеніе опровергается въ достаточной степени его болѣзнію. Въ немъ союзники потеряли величайшаго полководца, какого они имѣли послѣ Густава Адольфа, Франція — страшнаго соперника въ Эльзасѣ, императоръ — своего опаснѣйшаго врага. Ставъ героемъ и полководцемъ въ школѣ Густава Адольфа, онъ шелъ по стопамъ этого великаго образца, и лишь ранняя смерть помѣшала ему достигнуть его высоты, а можетъ быть и превзойти его. Съ храбростью солдата онъ соединялъ холодную и спокойную разсудительность полководца, съ твердымъ мужествомъ зрѣлаго мужа отважную рѣшительность юноши, съ неистовымъ пыломъ бойца достоинство государя, умѣренность мудреца и добросовѣстность человѣка чести. Не преклоняясь предъ несчастіями, онъ быстро и съ новыми силами подымался послѣ самыхъ тяжкихъ ударовъ; никакое препятствіе не могло уменьшить его отвагу, никакая неудача не могла побѣдить его непреодолимое, мужество. Его духъ стремился къ великой, быть можетъ, недосягаемой цѣли; но люди этого склада повинуются не тѣмъ законамъ благоразумія, по которымъ мы привыкли измѣрять массы обыденныхъ людей; чувствуя силы совершить нѣчто большее, чѣмъ другіе, онъ чувствовалъ себя вправѣ питать болѣе смѣлые замыслы. На страницахъ новой исторіи Бернгардъ является прекраснымъ образомъ той могучей эпохи, когда личное величіе имѣло еще значеніе, храбрость добывала земли и геройскія добродѣтели возвели нѣмецкаго рыцаря на императорскій тронъ.
Лучшимъ наслѣдіемъ герцога была его армія, которую онъ завѣщалъ вмѣстѣ съ Эльзасомъ брату своему Вильгельму. Но на эту самую армію считали себя вправѣ предъявлять притязанія Швеція и Франція; одна — потому что армія была набрана отъ ея имени и принесла ей присягу, другая — потому что армія содержалась на ея деньги. Мечталъ объ этой арміи и наслѣдникъ пфальцскій, желая воспользоваться ею для завоеванія своихъ владѣній; онъ и попытался — сначала чрезъ своихъ агентовъ, а затѣмъ лично — привлечь ее на свою сторону. Даже со стороны императора были сдѣланы попытки заполучить эту армію, это обстоятельство не должно насъ удивлять въ эпоху, когда въ соображеніе принимались не справедливость защищаемаго дѣла, но лишь плата за оказанныя услуги, и храбрость, какъ и всякій другой товаръ, продавалась тому, кто платилъ дороже. Но Франція, какъ самая богатая и самая рѣшительная изъ всѣхъ соискателей, одержала верхъ. Она подкупила генерала фонъ Эрлаха, коменданта Брейзаха, и остальныхъ начальниковъ, благодаря которымъ и получила въ свои руки Брейзахъ и всю армію. Молодой пфальцграфъ, Карлъ Людвигъ, выступавшій уже за нѣсколько лѣтъ ранѣе въ неудачный походъ противъ императора, потерпѣлъ и здѣсь неудачу. Предполагая дѣйствовать противъ Франціи, онъ имѣлъ безразсудство избрать путь черезъ эту страну и напалъ еще на несчастную мысль скрыть свое имя. Кардиналъ, боясь справедливаго дѣла пфальцграфа, былъ радъ всякому предлогу уничтожить его замыслы; поэтому, вопреки всѣмъ обычаямъ международнаго права, онъ приказалъ его задержать въ Муленѣ и выпустилъ его на свободу лишь тогда, когда пріобрѣтеніе веймарской арміи стало совершившимся фактомъ. Такимъ образомъ въ распоряженіи Франціи оказалась значительная и опытная армія въ Германіи, и лишь теперь собственно начинаетъ она вести съ императоромъ войну отъ своего имени.
Но уже не на Фердинанда II двинулась она теперь, какъ на открытаго врага. Въ февралѣ 1637 года смерть унесла императора на пятьдесятъ девятомъ году его жизни. Война, возжженная его честолюбіемъ, пережила его: за время своего восемнадцатилѣтняго правленія онъ не выпускалъ изъ рукъ меча; за все время, что онъ былъ на престолѣ имперіи, онъ не испыталъ благодѣяній мира. Рожденный съ дарованіями хорошаго правителя, украшенный многими добродѣтелями, на которыхъ покоится счастье народовъ, мягкій и человѣчный отъ природы, вслѣдствіе ложнаго представленія о долгѣ монарха, орудіе и жертва чужихъ страстей, — онъ не выполнилъ своего благодѣтельнаго назначенія; изъ поборника справедливости онъ обратился въ деспота, въ врага мира, въ бичъ своихъ народовъ. Деликатный въ своей частной жизни, достойный уваженія въ санѣ государя, но дурно руководимый въ своей политикѣ, онъ собралъ надъ своей главой благословенія своихъ католическихъ подданныхъ и проклятія всѣхъ протестантовъ.
Въ исторіи есть худшіе деспоты, чѣмъ Фердинандъ II, а между тѣмъ лишь онъ одинъ былъ причиной тридцатилѣтней войны; но для того, чтобы честолюбіе этого одного человѣка сопровождалось столь гибельными послѣдствіями, оно должно было, къ несчастію, столкнуться именно съ этой эпохой, съ такими подготовительными условіями, съ такими сѣменами раздора. Въ болѣе мирное время искра не нашла бы пищи, и честолюбіе одного человѣка было бы задушено мирнымъ настроеніемъ цѣлаго вѣка; теперь злополучная молнія пала на груды давно скопленныхъ горючихъ матеріаловъ, — и пожаръ объялъ Европу.
Сынъ его Фердинандъ Ш, за нѣсколько мѣсяцевъ до смерти своего отца возведенный въ санъ короля римскаго, унаслѣдовалъ его престолы, его принципы и его войну. Но Фердинандъ Ш, видѣвшій вблизи бѣдствія людей и истощеніе странъ, чувствовалъ глубже и живѣе необходимость мира. Менѣе зависимый отъ іезуитовъ и испанцевъ и болѣе справедливый къ чужой вѣрѣ, онъ легче, чѣмъ отецъ, могъ внять голосу умѣренности. Онъ внялъ ему, и даровалъ Европѣ миръ, но лишь послѣ одиннадцатилѣтней войны мечомъ и перомъ, и лишь тогда, когда всякое сопротивленіе стало напрасно и безвыходная необходимость поставила ему въ законъ суровыя условія.
Счастье привѣтствовало его вступленіе на престолъ и оружіе его одерживало побѣды надъ шведами, которые подъ сильной рукой Баннера обременяли постоями Саксонію послѣ побѣды при Витштокѣ и открыли военныя дѣйствія 1637 года осадой Лейпцига. Мужественное сопротивленіе гарнизона и приближеніе императорско-курфюршеской арміи спасли этотъ городъ, и Баннеръ, чтобы не быть отрѣзаннымъ отъ Эльбы, вынужденъ былъ отступить къ Торгау. Но превосходство императорскихъ войскъ заставило его удалиться и отсюда, и окруженный непріятельскими отрядами, задерживаемый рѣками и преслѣдуемый голодомъ, онъ вынужденъ былъ предпринять въ высшей степени опасное отступленіе въ Померанію, смѣлость и удача котораго граничатъ съ сказкой. Вся армія переправилась черезъ Одеръ въ бродъ у Фюрстенберга, и солдаты по горло въ водѣ сами тащили орудія, потому что лошади упирались. Баннеръ разсчитывалъ найти по ту сторону Одера расположеннаго здѣсь помощника своего Врангеля и, подкрѣпившись его войсками, двинуться на непріятеля. Но Врангеля здѣсь не оказалось, а вмѣсто него у Ландсберга расположено было императорское войско, преграждая путь отступающимъ шведамъ. Тогда Баннеръ увидѣлъ, что онъ попалъ въ гибельную западню, отъ которой нѣтъ спасенія. Позади была истощенная земля, императорскія войска и Одеръ; слѣва тотъ же Одеръ, чрезъ который немыслимо было переправиться въ виду присутствія императорскаго генерала Бухгейма, впереди — Ландсбергъ, Кюстринъ, Варта и непріятельское войско; справа Польша, которой, несмотря на перемиріе, довѣрять было невозможно; и Баннеръ считалъ себя погибшимъ, если не случится чуда и императорскія войска уже праздновали его неминуемую гибель. Справедливое негодованіе Баннера обвиняло въ этомъ несчастій французовъ. Они не сдѣлали обѣщанной диверсіи на Рейнѣ, и ихъ бездѣйствіе дало императору возможность бросить всѣ свои силы на шведовъ. „Если когда нибудь — вскричалъ взбѣшенный генералъ французскому уполномоченному, бывшему въ шведскомъ лагерѣ — если когда нибудь намъ придется вмѣстѣ съ нѣмцами сражаться противъ Франціи, то мы не будемъ думать такъ долго, прежде чѣмъ переправиться черезъ Рейнъ“. Но теперь всѣ упреки были уже напрасны. Безвыходное положеніе требовало рѣшимости и энергіи. Въ разсчетѣ отвлечь непріятеля отъ Одера ложнымъ слѣдомъ, Баннеръ притворился, будто хочетъ уйти чрезъ Польшу, и въ самомъ дѣлѣ отправилъ въ этомъ направленіи большую часть обоза, а свою жену вмѣстѣ съ другими офицерскими женами также послалъ по этому пути. Для того, чтобы преградить ему путь, императорскія войска спѣшатъ къ польской границѣ, Бухгеймъ также покидаетъ свою границу — и Одеръ свободенъ. Во мракѣ ночи Баннеръ бросается обратно къ рѣкѣ и безъ мостовъ, безъ кораблей переправляетъ черезъ нее свои войска, вмѣстѣ съ обозомъ и артиллеріей въ одной милѣ отъ Кюстрина, какъ прежде у Фюрстенберга. Безъ всякихъ потерь добирается онъ до Помераніи, чтобы раздѣлить съ Германомъ Врангелемъ ея защиту.
Но многочисленныя императорскія войска подъ начальствомъ Галласа вторгаются въ это герцогство у Трибзеса. Узедомъ и Волгастъ взяты приступомъ, Деминнъ сдается на капитуляцію и шведы оттѣснены вглубь Помераніи. Теперь болѣе чѣмъ когда-либо было важно сохранить за собой эту страну, такъ какъ въ этомъ году умеръ герцогъ Богуславъ XIV, и Швеція должна была предъявить свои притязанія на Померанію. Чтобы не дать курфюрсту бранденбургскому осуществить свои права на герцогство, основанныя на родствѣ и пражскомъ мирѣ, Швеція напрягаетъ всѣ свои силы, чтобы подкрѣпить какъ можно лучше своихъ полководцевъ деньгами и солдатами. Въ другихъ областяхъ имперіи обстоятельства шведовъ также получаютъ болѣе благопріятный оборотъ, и они начинаютъ оправляться отъ глубокаго паденія, въ которое ихъ повергло бездѣйствіе Франціи и отпаденіе союзниковъ. Ибо послѣ своего поспѣшнаго отступленія въ Померанію они теряли въ Верхней Саксоніи одну крѣпость за другой; герцоги мекленбургскіе, тѣснимые императорскими войсками, начали склоняться на сторону Австріи, и даже герцогъ Георгъ люнебургскій перешелъ въ ряды враговъ Швеціи. Эренбрейтштейнъ, побѣжденный голодомъ, открылъ свои ворота баварскому генералу фонъ-Верту, а австрійцы овладѣли всѣми возведенными на Рейнѣ укрѣпленіями. Франція потерпѣла неудачу въ борьбѣ съ испанцами, исходъ которой совсѣмъ не соотвѣтствовалъ хвастливой обстановкѣ, съ какой были открыты военныя дѣйствія противъ „той державы. Потеряно было все, добытое шведами во внутренней Германіи; за ними оставалось нѣсколько крѣпостей въ Помераніи. Одинъ походъ исторгаетъ ихъ изъ этого глубокаго униженія, и сильная диверсія, сдѣланная императорскимъ войскамъ побѣдоноснымъ Бернгардомъ на Рейнѣ, быстро даетъ всему ходу войны совершенно новый оборотъ.
Несогласія между Франціей и Швеціей были наконецъ устранены, и старый трактатъ между обѣими державами подтвержденъ на-ново въ Гамбургѣ съ новыми выгодами для шведовъ. Въ Гессенѣ мудрая ландграфиня Амалія послѣ смерти супруга своего Вильгельма взяла съ согласія чиновъ въ свои руки кормило правленія и съ большой твердостью отстояла свои права противъ возраженій императора и дармштадтской линіи. Ревностно преданная шведско-протестантской партіи уже по религіознымъ мотивамъ, она ожидала лишь благопріятнаго случая открыто и энергично стать на ея сторону. Между тѣмъ ей удалось умѣлой сдержанностью и ловкими переговорами задержать дѣятельность императора, пока не былъ заключенъ ея тайный союзъ съ Франціей и побѣды Бернгарда не дали благопріятнаго оборота дѣламъ протестантовъ. Тогда, сразу сбросивъ маску, она возобновила старую дружбу съ Швеціей. Успѣхи Бернгарда заставили испытать свое счастье противъ общаго врага и наслѣдника пфальцскаго. Набравъ на англійскія деньги войска въ Голландіи, онъ устроилъ склады въ Меппенѣ и соединился въ Вестфаліи съ шведской арміей. Правда, склады его погибли, а армія его была разбита графомъ Гацфельдомъ при флото; но дѣйствія его отвлекли непріятеля на нѣкоторое время и облегчили операціи шведовъ въ другихъ мѣстахъ. Ожили также другіе друзья шведовъ, какъ только счастье явно перешло на ихъ сторону; значительной выгодой было уже для нихъ то, что нижнесаксонскіе чины объявили нейтралитетъ.
Воспользовавшись столь благопріятными обстоятельствами и подкрѣпившись четырнадцатью тысячами человѣкъ свѣжаго войска изъ Швеціи и Лифляндіи, Баннеръ, одушевляемый надеждами, открылъ военныя дѣйствія 1638 г. Императорскія войска, занимавшія переднюю Померанію и Мекленбургъ, большею частью покидали свои позиціи или толпами переходили подъ шведскія знамена, чтобы спастись отъ голода, своего худшаго врага въ этой разграбленной и обнищавшей странѣ. Походы и постой до такой степени истощили земли между Эльбой и Одеромъ, что Баннеръ, опасаясь по пути въ Саксонію и Богемію погибнуть со всей своей арміей отъ голода, долженъ былъ двинуться изъ задней Помераніи на нижнюю Саксонію окольнымъ путемъ и уже черезъ Гальберштадтъ вступилъ въ курфюршество саксонское. Старанія нижне-саксонскихъ областей избавиться отъ этого голоднаго гостя снабдили его необходимыми припасами, такъ что онъ имѣлъ хлѣбъ для своей арміи въ Магдебургѣ — въ странѣ, гдѣ голодъ преодолѣлъ уже отвращеніе къ человѣческому мясу. Въ страхѣ содрогнулась Саксонія отъ его пагубнаго появленія; но не на эту истощенную страну, а на наслѣдственныя владѣнія императора были обращены его взоры. Побѣды Бернгарда окрыляли его отвагой, а богатыя области австрійскаго дома соблазняли его алчность. Разбивъ императорскаго генерала фонъ-Салиса при Эльстербергѣ, уничтоживъ саксонскую армію при Хемницѣ и овладѣвъ Пирной, онъ вторгся съ непреодолимой силой въ Богемію, переправился черезъ Эльбу, грозилъ Прагѣ, взялъ Брандейсъ и Лейтмерицъ, разбилъ генерала фонъ-Гофкирхена съ десятью полками и распространилъ трепетъ и опустошеніе по всему беззащитному королевству. Все, что можно было унести, становилось добычей, все, чего нельзя было потребить на мѣстѣ и разграбить, уничтожалось. Чтобы забрать съ собой какъ можно больше хлѣба, срѣзали колосья со стеблей, все остальное истребляли. Болѣе тысячи замковъ, мѣстечекъ и деревень было обращено въ пепелъ, и часто сотни ихъ были объяты пожаромъ въ одну ночь. Изъ Богеміи Баннеръ дѣлалъ набѣги на Силезію, и даже Моравія и Австрія страдали отъ его грабежей. Для борьбы съ этимъ бѣдствіемъ сюда спѣшили графъ Гацфельдъ изъ Вестфаліи и Пикколомини изъ Нидерландовъ. Для того, чтобы исправить ошибки прежняго главнокомандующаго Галласа и поднять глубоко павшую армію, жезлъ главнокомандующаго былъ врученъ эрцгерцогу Леопольду, брату императора.
Послѣдствія показали всю необходимость этихъ перемѣнъ, и походъ 1640 года принялъ весьма дурной оборотъ для шведовъ. Ихъ въ Богеміи постепенно вытѣсняютъ изъ одной позиціи за другой, такъ что они, стараясь только спасти свою добычу, вынуждены поспѣшно отступить чрезъ Мейсенскія горы. Но, преслѣдуемые непріятелемъ и въ Саксоніи, и разбитые у Плауена, они вынуждены искать убѣжища въ Тюрингіи. Получивъ въ одно лѣто перевѣсъ, они съ такою же быстротою вновь повергнуты въ глубочайшее безсиліе, чтобы снова воспрянуть и съ неизмѣнной быстротой переходить отъ одной крайности къ другой. Ослабленная армія Баннера, чуть не погибшая совершенно въ своемъ лагерѣ у Эрфурта, внезапно воскресаетъ. Герцоги люнебургскіе, отрекшіеся отъ пражскаго мира, ведутъ къ нему на помощь тѣ самыя войска, которыя они нѣсколько лѣтъ тому назадъ отправляли противъ него. Гессенъ присылаетъ помощь и герцогъ лонгвильскій съ прежней арміей герцога Бернгарда присоединяется къ его знаменамъ. Ставъ снова сильнѣе императорскихъ войскъ, Баннеръ вызываетъ ихъ на бой у Заалльфельда; но предводитель ихъ Пикколомини благоразумно избѣгаетъ сраженія, избравъ слишкомъ хорошую позицію, чтобы его можно было принудить къ битвѣ. Когда наконецъ баварскія войска, отдѣлившись отъ императорскихъ, направляются къ Франконіи, Баннеръ дѣлаетъ попытку напасть на этотъ отдѣльный отрядъ, но благоразуміе баварскаго предводителя фонъМерси и быстрое приближеніе императорской арміи дѣлаютъ попытку безуспѣшной. Затѣмъ обѣ арміи направляются въ истощенный Гессенъ, гдѣ неподалеку другъ отъ друга занимаютъ укрѣпленные лагери, оставаясь здѣсь, пока наконецъ нужда и суровое время года не заставляютъ ихъ покинуть эту обнищавшую страну. Пикколомини предполагаетъ занять зимнія квартиры на обильныхъ берегахъ Везера; но, опереженный Баннеромъ, онъ вынужденъ уступить ихъ шведамъ и обременить своимъ посѣщеніемъ франконскія епископства.
Въ это самое время въ Регенсбургѣ собрался имперскій сеймъ, гдѣ предполагалось выслушать жалобы чиновъ, позаботиться объ успокоеніи имперіи и порѣшить вопросъ о войнѣ и мирѣ. Присутствіе императора, предсѣдательствовавшаго въ совѣтѣ государей, преобладаніе католическихъ голосовъ въ собраніи курфюрстовъ, численность епископовъ и уменьшеніе числа протестантскихъ голосовъ направило совѣщаніе въ пользу императора, и этому имперскому сейму многаго недоставало, чтобы быть истиннымъ представителемъ имперіи. Не безъ нѣкотораго основанія протестанты смотрѣли на него, какъ на заговоръ Австріи и ея креатуръ противъ протестантской партіи, и въ ихъ глазахъ уже попытка помѣшать работамъ этого собранія или разогнать его являлась заслугой.
Баннеръ рѣшился на этотъ дерзкій замыселъ. Слава его оружія была запятнана послѣднимъ отступленіемъ изъ Богеміи, и необходимо было совершить подвигъ для того, чтобы возстановить ея прежній блескъ. Не довѣряя никому своего намѣренія, онъ покинулъ въ самые суровые холода зимою 1641 года свои квартиры въ Люнебургѣ, какъ только замерзли дороги и рѣки. Сопровождаемый маршаломъ де Гебріаномъ, командовавшимъ французской и веймарской арміей, онъ двинулся чрезъ Тюрингію и Фохтландъ къ Дунаю и явился подъ стѣнами Регенсбурга, прежде чѣмъ члены сейма могли быть извѣщены о его появленіи. Неописуемо было замѣшательство собравшихся чиновъ, и въ порывѣ перваго ужаса всѣ послы приготовились къ бѣгству. Лишь императоръ объявилъ, что онъ не покинетъ города и примѣромъ своимъ ободрилъ остальныхъ. Къ несчастію для шведовъ, наступила оттепель, такъ что Дунай вскрылся и ни по льду, ни — вслѣдствіе ледохода — на судахъ переправиться было невозможно. Но, чтобы сдѣлать хоть что нибудь и тѣмъ уязвить гордость германскаго императора, Баннеръ совершилъ непристойность, отсалютовавъ городу пятьюстами пушечными выстрѣлами, которые, однако, не причинили ему никакого вреда. Обманутый въ своихъ разсчетахъ, онъ рѣшилъ двинуться вглубь Баваріи и въ беззащитную Моравію, гдѣ его истомленныя войска ожидала богатая добыча и болѣе спокойныя квартиры. Но ничто не могло заставить французскаго генерала послѣдовать за нимъ. Гебріанъ боялся, что шведы задумали удалить веймарскую армію отъ Рейна и отрѣзать ее отъ Франціи, а затѣмъ или переманить ее на свою сторону, или лишить его возможности дѣйствовать самостоятельно. Предполагая поэтому возвратиться къ Майну, онъ отдѣлился отъ Баннера, который увидалъ себя вдругъ лицомъ къ лицу со всей императорской арміей, которая, собравшись потихоньку между Регенсбургомъ и Ингольштадтомъ, шла на него. Оставалось прибѣгнуть къ быстрому отступленію, которое, въ виду массы непріятельской конницы, среди рѣкъ и лѣсовъ, въ странѣ сплошь непріязненной, могло быть совершено лишь благодаря чуду. Онъ попытался уйти въ Саксонію чрезъ Богемію, но при этомъ ему пришлось оставить три полка у Нейбурга. Засѣвъ за какой-то дрянной стѣной, они спартанскимъ сопротивленіемъ удерживали въ теченіе четырехъ дней императорскія войска, что дало возможность Баннеру выиграть время. Онъ спасся черезъ Эгеръ, въ Анабергъ; Пикколомини преслѣдовалъ его ближайшимъ путемъ черезъ Шлакенвальдъ и лишь изъ-за получаса императорскому генералу не удалось занять ранѣе присницкій проходъ и истребить все шведское войско. Въ Цвиккау Гебріанъ снова соединился съ арміей Баннера и оба, послѣ тщетной попытки защитить Заалу и помѣшать австрійцамъ переправиться, направились къ Гальберштадту.
Въ Гальберштадтѣ нашелъ наконецъ Баннеръ въ маѣ 1641 года предѣлъ своимъ подвигамъ, убитый ядомъ невоздержанности и досадой. Хотя не всегда съ неизмѣннымъ счастьемъ, онъ съ большой славой поддерживалъ честь шведскаго оружія въ Германіи и длинной вереницей побѣдъ показалъ себя достойнымъ ученикомъ своего великаго наставника. Онъ былъ богатъ идеями, которыя хранилъ въ тайнѣ и выполнялъ быстро, разсудителенъ въ опасностяхъ, сильнѣе въ превратностяхъ судьбы, чѣмъ въ счастьѣ, и страшнѣе всего тогда, когда его считали на краю гибели. Но добродѣтель героя соединилась въ немъ со всѣми безобразіями и пороками, которые воспитываетъ или по крайней мѣрѣ поддерживаетъ военное ремесло. Одинаково повелительный въ обращеніи, какъ и предъ фронтомъ арміи, грубый, какъ его ремесло, и гордый, какъ завоеватель, онъ тяготилъ нѣмецкихъ государей столько же своимъ высокомѣріемъ, сколько опустошеніемъ ихъ земель. За военныя тяготы онъ вознаграждалъ себя наслажденіями пировъ и любви, неумѣренность которыхъ онъ оплатилъ преждевременной смертью. Но полный жизни, какъ Александръ и Магометъ II, онъ съ равной легкостью бросался изъ объятій наслажденія въ тяготы войны, и въ тотъ моментъ, когда армія роптала на нѣженку, онъ являлся вдругъ предъ нею во всемъ величіи могучаго вождя. Болѣе восьмидесяти тысячъ человѣкъ пало въ многочисленныхъ сраженіяхъ, данныхъ имъ, и до шестисотъ непріятельскихъ штандартовъ и знаменъ, отправленныхъ имъ въ Стокгольмъ, служатъ свидѣтелями его побѣдъ. Потеря этого великаго полководца скоро дала себя знать шведамъ, и явились опасенія, что онъ незамѣнимъ. Духъ крамолы и разнузданности, сдерживаемый могучимъ авторитетомъ этого грознаго полководца, ожилъ съ его смертью. Офицеры съ грознымъ единодушіемъ требуютъ неоплаченнаго жалованья, и ни одинъ изъ четырехъ генераловъ, раздѣлявшихъ власть Баннера, не обладаетъ достаточнымъ авторитетомъ, чтобы удовлетворить или заставить замолчать дерзкихъ просителей. Падаетъ дисциплина; возрастающая нужда и императорскія прокламаціи уменьшаютъ армію съ каждымъ днемъ; французскія и веймарскія войска выказываютъ мало усердія, люнебургцы покидаютъ шведскія знамена, такъ какъ государи брауншвейгскаго дома примирились послѣ смерти герцога Георга съ императоромъ; и наконецъ гессенцы также отдѣляются отъ нихъ, чтобы найти лучшія квартиры въ Вестфаліи. Непріятель пользуется этимъ пагубнымъ междуцарствіемъ и, несмотря на двоекратное пораженіе, ему удается сдѣлать значительные успѣхи въ Нижней Саксоніи.
Наконецъ явился вновь назначенный шведскій главнокомандующій съ деньгами и солдатами. Это былъ Бернгардъ Торстенсонъ, воспитанникъ Густава Адольфа и счастливый преемникъ этого героя, пажомъ котораго онъ состоялъ еще во время польской войны. Разбитый подагрой и прикованный къ носилкамъ, онъ побѣждалъ всѣхъ своихъ противниковъ быстротою и замыслы его обладали крыльями, въ то время какъ тѣло было обременено страшнѣйшими изъ оковъ. При немъ мѣняется театръ войны и воцаряются новыя правила, предписанныя необходимостью и оправданныя успѣхомъ. Земли, изъ-за которыхъ до сихъ поръ сражались, обнищали окончательно, а австрійскій домъ, не тронутый въ своихъ отдаленныхъ владѣніяхъ, не чувствуетъ бѣдствій войны, подъ гнетомъ которыхъ истекаетъ кровью вся Германія. Торстенсонъ первый подвергаетъ его этому тягостному испытанію, насыщаетъ своихъ шведовъ у пышнаго стола Австріи и бросаетъ факелъ пожара къ самому трону императора.
Въ Силезіи непріятель одержалъ важные успѣхи надъ шведскимъ полководцемъ Стальгантшемъ и оттѣснилъ его къ Неймарку. Торстенсонъ, соединившійся въ Люнебургѣ со шведской арміей, присоединилъ его войска къ себѣ и въ 1642 году чрезъ Бранденбургъ, который подъ властью великаго курфюрста начинаетъ соблюдать вооруженный нейтралитетъ, вторгся внезапно въ Силезію. Глогау взятъ безъ аппрошей, безъ бреши, съ мечомъ въ рукѣ; герцогъ лауенбургскій Францъ Альбертъ разбитъ и палъ при Швейдницѣ; самъ Швейдницъ покоренъ, какъ и вся почти Силезія по сю сторону Одера. Затѣмъ съ неудержимой силой онъ вторгается въ нѣдра Моравіи, куда не проникалъ еще ни единый врагъ австрійскаго дома, захватываетъ Ольмюцъ и приводитъ въ содроганіе самую столицу. Между тѣмъ Пикколомини и эрцгерцогъ Леопольдъ успѣли собрать сильную армію, которая вытѣснила шведскаго завоевателя изъ Моравіи, а затѣмъ — послѣ напрасной попытки взять Бригъ — и изъ Силезіи. Подкрѣпившись отрядомъ Врангеля, онъ, правда, рѣшился снова двинуться на могучаго врага и освободилъ отъ осады Гросъ-Глогау; но онъ не могъ ни принудить непріятеля къ бою, ни привести въ исполненіе свои виды на Богемію. Поэтому онъ занялъ Лузацію, гдѣ въ виду непріятеля взялъ Циттау и послѣ непродолжительной остановки продолжалъ свой путь чрезъ Мейсенъ, къ Эльбѣ, которую и перешелъ у Торгау. Теперь онъ грозилъ осадой Лейпцигу и надѣялся добыть въ этомъ богатомъ городѣ, въ теченіе десяти лѣтъ не тронутомъ войной, обширные склады жизненныхъ припасовъ и наложить на него чрезвычайную контрибуцію.
Императорскія войска, подъ начальствомъ Леопольда и Пикколомини, спѣшатъ немедленно чрезъ Дрезденъ на выручку Лейпцигу, и Торстенсонъ, чтобы не попасть въ середину между арміей и городомъ, смѣло и въ полномъ боевомъ порядкѣ идетъ имъ навстрѣчу. По необычайному стеченію обстоятельствъ столкновеніе произошло на томъ самомъ мѣстѣ, которое одиннадцать лѣтъ тому назадъ Густавъ Адольфъ ознаменовалъ рѣшительный побѣдой, и доблесть предковъ возбудила въ потомкахъ благородное соревнованіе на этой священной землѣ. Шведскіе генералы Стальгантшъ и Вилленбергъ съ такимъ неистовствомъ бросаются на лѣвое крыла австрійцевъ, еще не совсѣмъ готовое къ бою, что опрокидываютъ всю прикрывающую его кавалерію и дѣлаютъ ее неспособной къ бою. Но и лѣвому крылу шведовъ грозила такая же участь, когда на помощь къ ней явилось побѣдоносное правое крыло, напавшее на врага съ тылу и съ фланговъ и прорвавшее его ряды. Подобно стѣнѣ стояла съ обѣихъ сторонъ пѣхота, и когда порохъ вышелъ, защищалась мушкетными прикладами, пока наконецъ императорскія войска, окруженныя со всѣхъ сторонъ, не вынуждены были послѣ трехчасового боя очистить поле. Предводители обѣихъ армій дѣлали крайнія усилія удержать свои бѣгущія войска, и эрцгерцогъ Леопольдъ со своимъ полкомъ былъ первымъ при нападеніи и послѣднимъ въ бѣгствѣ. Болѣе трехъ тысячъ человѣкъ и двухъ лучшихъ генераловъ, Шлангена и Лиліенгека, стоила шведамъ эта кровопролитная побѣда. Императорскія войска потеряли пять тысячъ человѣкъ убитыми и почти столько же плѣнными. Вся ихъ артиллерія изъ сорока шести орудій, серебряная утварь и канцелярія эрцгерцога, наконецъ, весь обозъ достались побѣдителю. Слишкомъ ослабленный этой побѣдой, чтобы преслѣдовать непріятеля, Торстенсонъ двинулся къ Лейпцигу, а разбитая армія направилась къ Богеміи, гдѣ бѣжавшіе полки собрались снова. Эрцгерцогъ Леопольдъ не могъ успокоиться отъ этого пораженія, и кавалерійскій полкъ, бывшій вслѣдствіе своего бѣгства причиной этого несчастія, испыталъ на себѣ всю ярость его гнѣва. Въ Раконицѣ въ Богеміи въ присутствіи всѣхъ остальныхъ войскъ герцогъ объявилъ полкъ лишеннымъ чести, отобравъ у него всѣхъ лошадей, оружіе и знаки отличія, приказалъ разорвать его знамена и приговорилъ къ смерти многихъ его офицеровъ и десятаго изъ рядовыхъ.
Лучшей добычей побѣдителя былъ Лейпцигъ, взятый черезъ три недѣли послѣ сраженія. Городъ былъ вынужденъ снабдить новой одеждой всю шведскую армію и откупился отъ разграбленія тремя бочками золота, для чего поборы взимались также съ иностраннаго купечества, имѣвшаго здѣсь свои магазины. Еще зимою Торстенсонъ двинулся къ Фрейбургу и въ теченіе многихъ недѣль боролся подъ стѣнами этого города съ суровостью непогоды въ надеждѣ сломить своимъ упорствомъ мужество осажденныхъ. Но онъ только напрасно терялъ войска, и приближеніе императорскаго полководца Пикколомини заставило его наконецъ отступить съ ослабленной арміей. Но онъ считалъ себя въ выигрышѣ, потому что, отказавшись добровольно отъ покоя зимнихъ стоянокъ, онъ лишилъ его также непріятеля, который потерялъ въ этомъ тяжеломъ зимнемъ походѣ болѣе трехъ тысячъ лошадей. Затѣмъ, направившись къ Одеру, чтобы подкрѣпиться гарнизонами Помераніи и Силезіи, онъ вдругъ съ быстротой молніи оказался вновь на границѣ Богеміи, пронесся черезъ это королевство и освободилъ Ольмюцъ въ Моравіи, жестоко тѣснимый императорскими войсками. Въ своемъ лагерѣ при Тобитшау въ двухъ миляхъ отъ Ольмюца онъ оказался властелиномъ всей Моравіи, которую угнеталъ тяжкими поборами, и совершалъ набѣги вплоть до вѣнскихъ мостовъ. Тщетно старался императоръ побудить къ защитѣ этой провинціи венгерское дворянство: оно ссылалось на свои привилегіи и отказывалось служить внѣ своей родины. На безплодные переговоры уходило время, столь нужное для дѣятельнаго сопротивленія, и вся Моравія стала добычей шведовъ.
Между тѣмъ какъ Бернгардъ Торстенсонъ своими походами и побѣдами повергалъ друзей и враговъ въ изумленіе, арміи союзниковъ не оставались въ бездѣйствіи и въ другихъ частяхъ имперіи. Гессенцы и веймарцы подъ начальствомъ графа фонъЭберштейна и маршала де Гебріана вторглись въ архіепископство кельнское, чтобы расположиться здѣсь зимними квартирами. На защиту отъ этихъ непрошенныхъ гостей курфюрстъ призвалъ императорскаго генерала фонъ-Гацфельда и собралъ свои войска подъ начальствомъ генерала Ламбуа. Напавъ на послѣдняго при Кемпенѣ въ январѣ 1642 года, союзники разбили его въ большомъ сраженіи, гдѣ было убито двѣ тысячи человѣкъ и столько же взято въ плѣнъ. Эта важная побѣда была для нихъ ключемъ ко всему курфюршеству и смежнымъ землямъ, такъ что они не только расположились здѣсь квартирами, но получили большія подкрѣпленія людьми и лошадьми.
Предоставивъ гессенскимъ войскамъ защищать свои пріобрѣтенія на нижнемъ Рейнѣ, противъ графа фонъ-Гацфельда, Гебріанъ направился въ Тюрингію, чтобы поддержать дѣйствія Торстенсона въ Саксоніи. Но вмѣсто того, чтобы соединить свои отряды со шведскими, онъ поспѣшно возвратился за Майнъ и Рейнъ, отъ которыхъ отошелъ дальше, чѣмъ слѣдовало. Такъ какъ баварцы опередили его въ маркграфствѣ баденскомъ подъ начальствомъ Мерси и Іоанна фонъ Верта, то онъ въ теченіе многихъ недѣль вынужденъ былъ скитаться жертвой суровой непогоды, безъ крова и ночуя на снѣгу, пока наконецъ не нашелъ жалкаго пристанища въ Брейсгау. Правда, въ слѣдующее лѣто онъ снова открылъ военныя дѣйствія и отвлекъ баварское войско въ Швабію, такъ что оно не могло выручить городъ Тіонвиль въ Нидерландахъ, осажденный Конде. Но вскорѣ онъ былъ оттѣсненъ сильнымъ непріятелемъ въ Эльзасъ, гдѣ ожидалъ получить подкрѣпленіе.
Смерть кардинала Ришелье въ ноябрѣ 1642 года и перемѣна на тронѣ и въ министерствѣ, вызванная смертью Людовика XIII въ маѣ 1643 года, отвлекли на нѣкоторое время вниманіе Франціи отъ нѣмецкой войны и были причиной этого бездѣйствія. Но Мазарини, наслѣдникъ власти, принциповъ и замысловъ Ришелье, преслѣдовалъ планы своего предшественника съ новымъ жаромъ, какъ ни дорого платилъ французскій подданный за это политическое величіе Франціи. Если Ришелье употреблялъ главную силу арміи противъ Испаніи, то Мазарини обратилъ ее противъ императора и вниманіемъ, посвященнымъ нѣмецкой войнѣ, оправдывалъ вполнѣ свое изреченіе, что нѣмецкая армія есть правая рука его короля и оплотъ Франціи. Тотчасъ послѣ взятія Тіонвиля онъ отправилъ значительный отрядъ въ Эльзасъ на помощь фельдмаршалу де-Гебріану, и для того, чтобы вдохнуть въ эти войска большую готовность претерпѣть тяготы нѣмецкой войны, во главѣ ихъ былъ поставленъ славный побѣдитель при Рокруа, герцогъ Энгіенскій, впослѣдствіи принцъ Конде. Теперь Гебріанъ почувствовалъ себя достаточно сильнымъ, чтобы съ честью дѣйствовать въ Германіи. Онъ. поспѣшилъ перейти обратно черезъ Рейнъ, чтобы расположиться на болѣе удобныхъ квартирахъ въ Швабіи и дѣйствительно овладѣлъ Ротвейлемъ, гдѣ въ руки его попалъ баварскій запасный магазинъ. Но за эту позицію было заплачено дороже, чѣмъ она стоила, и она была потеряна скорѣе, нежели добыта. Гебріанъ получилъ рану въ руку, которую невѣжество его врача сдѣлало смертельной, и въ самый день его смерти пришлось французамъ испытать всю важность его потери.
По взятіи Ротвейля французская армія, замѣтно уменьшенная походомъ въ это суровое время года, двинулась въ область Тутлингена, гдѣ безъ малѣйшаго помышленія о непріятелѣ располагается на отдыхъ въ глубокой безпечности. Между тѣмъ непріятель собралъ значительную армію съ цѣлью воспрепятствовать опасному пребыванію французовъ по ту сторону Рейна и въ такой близости къ Баваріи. Императорскія войска подъ предводительствомъ Гацфельда соединяются съ баварской арміей подъ начальствомъ Мерси, и герцогъ лотарингскій, котораго въ теченіе всей этой войны можно встрѣтить вездѣ, кромѣ его герцогства, присоединяется со своими войсками къ ихъ объединеннымъ знаменамъ. Принято рѣшеніе ошеломить французовъ въ Тутлингенѣ и въ смежныхъ деревняхъ, т. е. напасть на нихъ врасплохъ, — весьма употребительный въ эту войну родъ военныхъ операцій, стоившихъ — вслѣдствіе неизбѣжно сопряженной съ ними сумятицы — больше жертвъ, чѣмъ правильное сраженіе. Здѣсь такое нападеніе было тѣмъ болѣе умѣстно, что французскій солдатъ, неопытный въ такихъ предпріятіяхъ, имѣлъ о нѣмецкой землѣ совсѣмъ иное представленіе и считалъ себя совершенно обезпеченнымъ суровостью времени года отъ всякаго неожиданнаго нападенія. Іоаннъ фонъ-Вертъ, мастеръ въ войнѣ такого рода, недавно смѣнившій Густава Горна, руководилъ предпріятіемъ и, вопреки всякому ожиданію, выполнилъ его вполнѣ удачно.
Нападеніе было сдѣлано съ той стороны, откуда его менѣе всего можно было ожидать, вслѣдствіе множества тѣснинъ и зарослей, а глубокій снѣгъ, выпавшій въ этотъ день (24 ноября 1643 года), скрывалъ приближеніе авангарда, пока онъ не остановился предъ Тутлингеномъ. Вся артиллерія, стоявшая за городомъ, равно какъ расположенный вблизи замокъ Гонбургъ, взяты безъ сопротивленія; весь Тутлингенъ окруженъ постепенно приближающейся арміей, и всякое сообщеніе между отрядами непріятеля, разсѣянными по окрестнымъ деревнямъ, прервано быстро и безшумно. Такимъ образомъ французы были побѣждены безъ единаго выстрѣла Кавалерія была обязана своимъ спасеніемъ быстротѣ лошадей и тѣмъ немногимъ мгновеніямъ, на которыя она опередила преслѣдующаго непріятеля. Пѣхота была перебита или добровольно положила оружіе. Около двухъ тысячъ человѣкъ осталось на мѣстѣ; семь тысячъ, — въ числѣ ихъ двадцать пять штабъ-офицеровъ и девяносто капитановъ, — взято въ плѣнъ. За всю эту войну это было единственное сраженіе, произведшее почти одинаковое впечатлѣніе на проигравшую и выигравшую стороны: и тѣ и другіе были нѣмцы, а осрамились французы. Память объ этомъ злополучномъ днѣ, повторившемся сто лѣтъ спустя при Росбахѣ, была, правда, впослѣдствіи заглажена доблестными подвигами Тюреня и Конде, но нѣмцы были правы, отплативъ за всѣ бѣдствія, обрушенныя на нихъ французской политикой, уличной пѣсенкой о французской храбрости.
Между тѣмъ это пораженіе французовъ могло быть пагубно для шведовъ, такъ какъ теперь противъ нихъ направились всѣ силы императора, и число ихъ враговъ увеличилось за это время еще однимъ. Неожиданно покинувъ въ сентябрѣ 1643 г. Моравію, Тор£тенсонъ направился въ Силезію. Никому не были извѣстны причины его выступленія, а частыми измѣненіями своего направленія онъ увеличилъ еще неизвѣстность. Изъ Силезіи онъ разными поворотами приблизился къ Эльбѣ; императорскія войска слѣдовали за нимъ до Лузаціи. Приказавъ у Торгау навести мостъ черезъ Эльбу, онъ распустилъ слухъ, что предполагаетъ вторгнуться черезъ Мейсенъ въ Верхній Пфальцъ и Баварію. При Барби онъ снова притворился, будто хочетъ перейти черезъ рѣку, но двигался все далѣе по Эльбѣ, пока наконецъ у Гафельберга вдругъ объявилъ своей изумленной арміи, что ведетъ ее въ Гольштинію противъ датчанъ.
Давно уже негодованіе шведовъ было возбуждено пристрастіемъ, которое выказалъ король Христіанъ IV къ шведамъ въ принятой имъ на себя роли посредника, завистью, съ которой онъ противодѣйствовалъ успѣхамъ ихъ оружія, затрудненіями, путемъ которыхъ онъ препятствовалъ шведскому судоходству въ Зундѣ, и налогами, которыми онъ обременялъ разцвѣтающую торговлю шведовъ. Переполнивъ чашу, эти оскорбленія потребовали мести. Какъ ни казалось опасно рѣшиться на новую войну, въ то время когда государство среди побѣдъ чуть не гибнетъ подъ бременемъ старой, — жажда мести и исконная національная ненависть подняла рѣшимость шведовъ выше этихъ соображеній, и самыя затрудненія, въ которыя вовлекла государство нѣмецкая война, являлись лишнимъ побужденіемъ испытать свое счастье противъ Даніи. Дѣло дошло наконецъ до того, что война велась лишь для того, чтобы дать войскамъ работу и хлѣбъ, что бились почти исключительно изъ-за зимнихъ квартиръ, и богатыя стоянки арміи цѣнились дороже, чѣмъ выигрышъ генеральнаго сраженія. Но всѣ почти провинціи Германіи были опустошены и истощены: не было ни провіанта, ни лошадей, ни людей, — всѣмъ этимъ изобиловала Гольштинія. Если здѣсь удастся хоть навербовать солдатъ, накормить лошадей и людей и добыть коней для кавалеріи, то этотъ успѣхъ уже стоитъ трудовъ и опасностей. Затѣмъ, въ виду открытія мирныхъ переговоровъ, было въ высшей степени важно воспрепятствовать пагубному вліянію Даніи, спутавъ интересы, по возможности отдалить самый миръ, который казался не очень выгоднымъ для Швеціи, и — такъ какъ дѣло шло о размѣрахъ вознагражденія — увеличить число своихъ завоеваній, чтобы тѣмъ вѣрнѣе обезпечить за собой хоть одно, которое желательно было заполучить. Дурное государственное устройство Даніи позволяло питать еще большія надежды въ томъ случаѣ, если предпріятіе будетъ выполнено быстро и втихомолку. Дѣйствительно, въ Стокгольмѣ соблюдали тайну такъ тщательно, что датскіе министры и не подозрѣвали объ этомъ, и въ тайну не были посвящены ни Франція, ни Голландія. Война была объявлена открытіемъ военныхъ дѣйствій, и Торстенсонъ явился въ Гольштинію, прежде чѣмъ тамъ могли подумать о непріятелѣ. Не встрѣчая сопротивленія, шведскія войска хлынули потокомъ въ королевство и захватили всѣ крѣпости, кромѣ Рендсбурга и Глюкштадта. Другая армія вторгается въ Шоненъ, также не встрѣчая сопротивленія, и лишь бурное время года препятствуетъ предводителямъ переправиться черезъ Малый Бельтъ и перенести войну на Фіонію и Зеландію.. Датскій флотъ разбитъ у Фемерна и самъ Христіанъ, находившійся при немъ, теряетъ правый глазъ, выбитый осколкомъ. Отрѣзанный отъ далекой помощи императора, своего союзника, король начинаетъ предвидѣть захватъ всего своего королевства шведами, и казалось, что въ самомъ дѣлѣ исполняется предсказаніе, будто-бы сдѣланное знаменитымъ Тихо-Браге, что въ 1644 году Христіанъ IV долженъ будетъ покинуть свое государство съ однимъ посохомъ.
Но императоръ не могъ равнодушно допустить, чтобы Данія пала жертвой Швеціи, которая усилилась бы на счетъ этого королевства. Какъ ни велики были затрудненія, представляемыя столь далекимъ походомъ по совершенно опустошеннымъ землямъ, онъ не замедлилъ отправить въ Гольштинію армію подъ начальствомъ графа Галласа, которому, послѣ отставки Пикколомини, было снова поручено главное начальство надъ войсками. Галласъ дѣйствительно прибылъ въ герцогство, взялъ Киль и надѣялся въ союзѣ съ датчанами запереть шведскую армію въ Ютландіи. Въ то же время гессенцы и шведскій генералъ фонъ Кенигсмаркъ были отвлечены нападеніемъ Гацфельда и архіепископа бременскаго, сына Христіана IV-го; послѣдній вынужденъ былъ, вслѣдствіе движенія на Мейсенъ, удалиться въ Саксонію. Но Торстенсонъ, проскользнувъ чрезъ свободный проходъ между Шлезвигомъ и Стапельгольмомъ, двинулся навстрѣчу Галласу съ арміей, набравшейся свѣжихъ силъ, и оттѣснилъ его вверхъ по Эльбѣ къ Берибургу, гдѣ императорскія войска расположились укрѣпленнымъ лагеремъ. Торстенсонъ перешелъ Заалу и занялъ позицію въ тылу у непріятеля, отрѣзаннаго такимъ образомъ отъ Саксоніи и Богеміи. Тогда въ непріятельскомъ лагерѣ сталъ свирѣпствовать голодъ, уничтожившій большую часть арміи; отступленіе къ Магдебургу ничѣмъ не улучшило ея отчаяннаго положенія. Кавалерія, пытавшаяся скрыться въ Силезію, была настигнута и разсѣяна Торстенсономъ у Ютербока; остальная армія, послѣ тщетной попытки пробиться съ мечемъ въ рукѣ, была уничтожена почти вся подъ Магдебургомъ. Отъ всего его войска Галласу осталось всего нѣсколько тысячъ человѣкъ, да слава никѣмъ не превзойденнаго мастера въ истребленіи собственной арміи. Послѣ этой неудачной попытки спасти короля датскаго послѣдній сталъ просить мира и получилъ его въ Бремзебро въ 1645 году на очень тяжелыхъ условіяхъ.
Торстенсонъ пользовался плодами своей побѣды. Между тѣмъ какъ одинъ изъ его помощниковъ, Аксель Лиліенштернъ, тревожилъ Саксонію, а Кенигсмаркъ завоевывалъ владѣнія Бремена, самъ онъ во главѣ шестнадцатитысячной арміи вторгся съ восемьюдесятью орудіями въ Богемію, стараясь опять перенести войну въ наслѣдственныя земли Австріи. Узнавъ объ этомъ, Фердинандъ самъ поспѣшилъ въ Прагу, чтобы личнымъ присутствіемъ возбудить мужество войскъ и — въ виду отсутствія способнаго главнокомандующаго и несогласія между многочисленными командирами — имѣть возможность быстрѣе и энергичнѣе дѣйствовать самолично вблизи театра войны. По распоряженію императора Гацфельдъ собралъ всѣ австрійскія и баварскія войска и 24 февраля 1645 года у Янкова или Янковица, противъ своей воли и вопреки своимъ совѣтамъ, двинулъ ихъ — послѣднюю армію императора и послѣдній оплотъ его государства — навстрѣчу наступающему непріятелю. Фердинандъ полагался на свою кавалерію, превосходившую непріятельскую на три тысячи коней, и на обѣщаніе Дѣвы Маріи, явившейся ему во снѣ и обѣщавшей вѣрную побѣду.
Численный перевѣсъ императорскихъ войскъ не устрашилъ Торстенсона, вообще не привыкшаго считать враговъ. Уже при первомъ нападеніи лѣвое крыло, заведенное генераломъ лиги фонъ-Гецомъ въ очень неудобную мѣстность среди болотъ и лѣсовъ, было совершенно разстроено; самъ командиръ съ большинствомъ солдатъ остался на мѣстѣ, и почти весь обозъ арміи достался непріятелю. Это неудачное начало рѣшило судьбу всего сраженія. Все наступая впередъ, шведы овладѣли важнѣйшими высотами и послѣ восьмичасового кровопролитнаго боя, послѣ бѣшеной атаки непріятельской кавалеріи и мужественнаго сопротивленія пѣхоты остались хозяевами поля битвы. Двѣ тысячи австрійцевъ легло на мѣстѣ, и Гацфельдъ самъ былъ взятъ въ плѣнъ съ тремя тысячами. Такъ погибли въ одинъ день лучшій полководецъ и послѣдняя армія императора.
Эта рѣшительная побѣда при Янковицѣ сразу открыла непріятелю всѣ австрійскія земли. Фердинандъ бѣжалъ въ Вѣну, чтобы позаботиться о защитѣ этого города и доставить убѣжище себѣ самому, своимъ сокровищамъ и своей семьѣ. И не долго пришлось ждать побѣдоносныхъ шведовъ, которые буйнымъ потокомъ ринулись на Моравію и Австрію. Покоривъ всю почти Моравію, осадивъ Брюннъ, овладѣвъ всѣми крѣпостями и городами до Дуная и даже укрѣпленіями у Вольсбрюке неподалеку отъ самой Вѣны, они появились наконецъ подъ стѣнами столицы, и заботливость, съ которой они укрѣпляли занятыя мѣста, указывала не на временное пребываніе. Послѣ долгаго истребительнаго скитальчества по всѣмъ областямъ Германіи, потокъ войны кружнымъ путемъ возвращается къ своему началу, и грохотъ шведскихъ орудій напоминаетъ жителямъ Вѣны о ядрахъ, пущенныхъ въ столицу чешскими мятежниками двадцать семь лѣтъ тому назадъ. Прежній театръ войны обновляетъ прежнія орудія нападенія. Какъ чешскіе мятежники призвали нѣкогда Бетленъ Габора, тамъ теперь Торстенсонъ призываетъ на помощь его преемника Рагоци; уже Верхняя Венгрія наводнена его войсками, и ежедневно ждутъ его соединенія со шведами. Іоаннъ Георгъ саксонскій, доведенный до крайности пребываніемъ шведовъ въ его владѣніяхъ, оставленный безъ помощи императоромъ, который послѣ Янковскаго сраженія не въ силахъ самъ защитить себя, ищетъ наконецъ спасенія въ единственномъ и послѣднемъ средствѣ, — заключаетъ со шведами перемиріе, которое ежегодными отсрочками затягивается до общаго мира. Императоръ теряетъ друга въ тотъ моментъ, когда у порога его государства встаетъ противъ него новый врагъ, когда его войска таютъ и когда его союзники въ другихъ мѣстахъ Германіи терпятъ пораженіе за пораженіемъ. Ибо и французской арміи удалось загладить блестящимъ походомъ позоръ Тутлингенскаго пораженіе и отвлечь всѣ силы Баваріи на Рейнѣ и въ Швабіи. Подкрѣпившись свѣжими войсками, приведенными изъ Франціи герцогу Энгіенскому великимъ и уже прославленнымъ тогда побѣдами въ Италіи Тюренемъ, французы явились 3 августа 1644 года подъ стѣнами Фрейбурга, который незадолго передъ тѣмъ былъ взятъ генераломъ Мерси, охранявшимъ его со всей своей арміей. Неистовство французской отваги разбилось, правда, о твердость баварцевъ, и герцогъ Энгіенскій, потерявъ напрасно шесть тысячъ человѣкъ, долженъ былъ рѣшиться на отступленіе. Мазарини проливалъ слезы, узнавъ объ этой громадной потерѣ, на которую не обращалъ вниманія безсердечный, чувствительный къ одной славѣ Конде. Одна ночь въ Парижѣ, — говорилъ онъ, — даетъ жизнь большему количеству людей, чѣмъ убито въ этомъ сраженіи!“ Однако это кровопролитное сраженіе до такой степени ослабило баварцевъ, что они, не говоря уже о помощи стѣсненной Австріи, не могли даже сохранить за собой берега Рейна. Шпейеръ, Вормсъ, Мангеймъ сдаются непріятелю, неприступный Филиписбургъ побѣжденъ голодомъ, и самый Майнцъ спѣшитъ своевременной по* корностью обезоружить побѣдителя.
То, что спасло Австрію и Моравіе въ началѣ войны отъ чеховъ, спасло ею и теперь отъ Торстенсона. Правда, Рагоци со своимъ двадцатипятитысячнымъ войскомъ прорвался до береговъ Дуная къ самому шведскому лагерю, но эти недисциплинированныя и неистовыя полчища лишь опустошали страну и усиливали нужду въ шведскомъ лагерѣ, вмѣсто того, чтобы цѣлесообразными дѣйствіями помогать исполненію замысловъ Торстенсона. Добыть отъ императора дань, а отъ подданнаго деньги и добро — такова была цѣль, вовлекшая Рагоци и Беттленъ Габора въ войну, и оба возвращались во-свояси, какъ только эта цѣль была достигнута. Чтобы избавиться отъ нихъ, Фердинандъ согласился на всѣ требованія этихъ варваровъ и ничтожной жертвой освободилъ свои владѣнія отъ страшнаго врага.
Между тѣмъ, главная армія шведовъ долговременной стоянкой подъ Брюномъ была доведена до крайней слабости. Торстенсонъ, самъ руководившій ею, тщетно истощалъ впродолженіе четырехъ мѣсяцевъ все свое искусство. Сопротивленіе не уступало натиску, и отчаяніе придавало мужество коменданту де Сушу, шведскому перебѣжчику, который не могъ разсчитывать на прощеніе. Ярость болѣзней, порожденныхъ нуждой, нечистотой и незрѣлыми плодами въ этомъ зараженномъ лагерѣ, и быстрое отступленіе владѣльца Семиградіи заставили наконецъ шведскаго полководца снять осаду. Такъ какъ всѣ проходы по Дунаю были заняты, а армія его значительно уменьшилась вслѣдствіе болѣзней и голода, то онъ отказался отъ своихъ плановъ на Австрію и Моравію и удовлетворился тѣмъ, что, оставивъ въ занятыхъ крѣпостяхъ шведскіе гарнизоны, сохранялъ въ своихъ рукахъ ключи къ обѣимъ областямъ. Онъ направился въ Богемію, куда слѣдовали за нимъ императорскія войска подъ предводительствомъ эрцгерцога Леопольда. Всѣ потерянныя крѣпости, не отвоеванныя этимъ послѣднимъ, были взяты послѣ его ухода императорскимъ генераломъ Бухгеймомъ, такъ что австрійская граница въ слѣдующемъ году была снова совершенно очищена отъ непріятеля, и приведенная въ трепетъ Вѣна отдѣлалась однимъ ужасомъ. Въ Богеміи и Силезіи шведы также защищались съ весьма непостояннымъ счастьемъ, метались по обѣимъ областямъ, не имѣя силъ удержаться въ нихъ. Но если успѣхъ военныхъ дѣйствій Торстенсона не вполнѣ соотвѣтствовалъ ихъ многообѣщающему началу, то для шведской партіи онъ имѣлъ самыя важныя послѣдствія. Данія была принуждена къ миру, Саксонія къ перемирію, императоръ во время мирнаго конгресса былъ уступчивѣе, Франція мягче, и сама Швеція стала въ отношеніяхъ къ другимъ державамъ самоувѣреннѣе и смѣлѣе. Исполнивъ столь блистательнымъ образомъ свой великій долгъ, виновникъ этихъ успѣховъ, увѣнчанный лаврами, возвратился въ тишину частной жизни, чтобы искать облегченія отъ своихъ страданій.
Хотя по отступленіи Торстенсона императоръ могъ не бояться непріятельскаго вторженія со стороны Богеміи, вскорѣ однако на австрійскія границы надвинулась новая опасность со стороны Швабіи и Баваріи. Тюрень, отдѣлившись отъ Конде и повернувъ къ Швабіи, былъ въ 1645 году разбитъ у Мергентгейма генераломъ Мерси и побѣдоносные баварцы подъ начальствомъ своего храбраго предводителя вторглись въ Гессенъ. Но герцогъ Энгіенскій поспѣшилъ на помощь разбитому войску изъ Эльзаса, Кенигсмаркъ изъ Моравіи, гессенцы съ Рейна, и баварцы были оттѣснены до противоположныхъ предѣловъ Швабіи. У деревни Алерсгеймъ, неподалеку отъ Нердлингена, они остановились, наконецъ, чтобы прикрыть границы Баваріи. Но бѣшеная отвага герцога Энгіенскаго не знала препятствій. Онъ повелъ свои войска на непріятельскіе окопы, далъ большое сраженіе, ставшее однимъ изъ упорнѣйшихъ и кровопролитнѣйшихъ, благодаря геройскому сопротивленію баварцевъ; но наконецъ смерть великаго Мерси, хладнокровіе Тюреня и желѣзная стойкость гессенцевъ рѣшили бой въ пользу союзниковъ. Но и это новое варварское человѣческое жертвоприношеніе не оказало большого вліянія на ходъ войны и мирныхъ переговоровъ. Французская армія, истощенная кровавой побѣдой, была ослаблена еще болѣе уходомъ гессенцевъ, абаварцы получили отъ императора вспомогательныя войска, приведенныя Леопольдомъ и заставившія Тюреня поспѣшно отступить за Рейнъ.
Отступленіе французовъ дало теперь непріятелю возможность обратить всѣ свои силы противъ шведовъ въ Богеміи. Въ 1646 году главнокомандующимъ шведской арміей, въ которую — кромѣ летучаго отряда Кенигсмарка и множества разсѣянныхъ въ имперіи гарнизоновъ, — входило еще восемь тысячъ конницы и пятнадцать тысячъ пѣхоты, былъ назначенъ Густавъ Врангель, достойный преемникъ Баннера и Торстенсона. Подкрѣпивъ свой двадцатичетырехтысячный отрядъ двѣнадцатью конными полками баварской кавалеріи и восемнадцатью полками пѣхоты, эрцгерцогъ Леопольдъ двинулся на Врангеля и разсчитывалъ уничтожить его благодаря своему численному превосходству ранѣе, чѣмъ тотъ успѣетъ соединиться съ Кенигсмаркомъ или французы сдѣлаютъ диверсію; но Врангель, не ожидая его, поспѣшилъ черезъ верхнюю Саксонію къ Везеру, гдѣ онъ взялъ Гекстеръ и Падерборнъ. Отсюда онъ двинулся въ Гессенъ для соединенія съ Тюренемъ и, расположившись лагеремъ при Вецларѣ, присоединилъ къ своему войску летучій отрядъ Кенигсмарка. Но Тюрень, связанный приказомъ Мазарини, который былъ радъ положить конецъ военнымъ успѣхамъ и возрастающему высокомѣрію Швеціи, сослался на настоятельную необходимость обратиться къ защитѣ нидерландскихъ границъ Франціи, такъ какъ въ этомъ году голландцы не сдѣлали обѣщанной диверсіи. Но такъ какъ Врангель продолжалъ настаивать на своемъ справедливомъ требованіи, такъ какъ дальнѣйшее упорство могло возбудить въ шведахъ подозрѣніе и, пожалуй, даже склонить ихъ къ отдѣльному миру съ Австріей, то Тюрень получилъ наконецъ желанное разрѣшеніе подкрѣпить шведскую армію.
Соединеніе войскъ произошло у Гиссена и теперь союзники чувствовали себя достаточно сильными, чтобы встрѣтиться съ непріятелемъ. Онъ гнался за шведами вплоть до Гиссена, чтобы лишить ихъ средствъ къ жизни и воспрепятствовать соединенію ихъ съ Тюренемъ. То и другое не увѣнчалось успѣхомъ, и императорскія войска, отрѣзанныя отъ Майна, испытывали послѣ потери своихъ запасовъ чрезвычайную нужду. Воспользовавшись ихъ безсиліемъ, Врангель выполнилъ маневръ, давшій войнѣ совершенно иное направленіе. Онъ также держался правила своего предшественника — стараться перенести войну въ предѣлы Австріи; но, устрашенный неудачей замысловъ Торстенсона, онъ разсчитывалъ вѣрнѣе достигнуть той же цѣли другимъ путемъ. Онъ рѣшился двигаться по теченію Дуная и вторгнуться въ Австрію черезъ Баварію. Объ этомъ планѣ думалъ еще Густавъ Адольфъ, но не успѣлъ привести его въ исполненіе, такъ какъ могущество Валленштейна и опасность, грозившая Саксоніи, слишкомъ рано унесли его съ его славнаго пути. Его примѣру слѣдовалъ герцогъ Бернгардъ; ему везло больше, чѣмъ Густаву Адольфу, и его побѣдоносныя знамена развѣвались уже между Изаромъ и Инномъ; но численность и близость непріятельскихъ войскъ остановили его побѣдоносное шествіе и заставили отступить. То, что не удалось имъ обоимъ, разсчитывалъ теперь счастливо выполнить Врангель, тѣмъ болѣе, что императорско-баварскія войска стояли далеко за нимъ по теченію Лана и могли прибыть въ Баварію лишь послѣ весьма продолжительнаго похода черезъ Франконію и Верхній Пфальцъ. Поспѣшивъ къ Дунаю, онъ разбилъ баварскій корпусъ у Донауверта и безъ сопротивленія перешелъ эту рѣку, такъ же какъ и Лехъ. Но безплодной осадой Аугсбурга онъ далъ императорскимъ войскамъ время выручить этотъ городъ и оттѣснить его самаго до Лауингена. Но когда они снова обратились противъ Швабіи съ цѣлью отвлечь войну отъ границъ Баваріи, онъ воспользовался случаемъ, перешелъ оставленный безъ прикрытія Лехъ и самъ преградилъ черезъ него путь императорскимъ войскамъ. Входъ въ беззащитную Баварію былъ открытъ предъ нимъ; французы и шведы хлынули въ страну бурнымъ потокомъ и солдатъ невѣроятными, чудовищными насиліями, неистовствами и грабежами вознаграждалъ себя за всѣ испытанныя опасности. Прибытіе императорскихъ и баварскихъ войскъ, наконецъ, переправившихся черезъ Лехъ, лишь увеличило бѣдствія страны, которую грабили другъ и недругъ безъ различія.
Теперь наконецъ — въ первый разъ за всю эту войну — дрогнуло непоколебимое мужество Максимиліана, нетронутое самыми тяжкими испытаніями въ теченіе двадцати восьми лѣтъ. Фердинанда II, его ингольштатскаго сверстника и друга его юности, не было уже на свѣтѣ; со смертью этого друга и благодѣтеля разорвана была одна изъ крѣпчайшихъ нитей, соединявшихъ курфюрста съ Австріей. Съ отцомъ связывали его привычка, сердечная склонность и благодарность; сынъ былъ чуждъ его сердцу, и лишь государственные интересы могли заставить его сохранять вѣрность этому государю.
Послѣднее средство и было пущено въ ходъ французскимъ коварствомъ, чтобы отвлечь его отъ союза съ Австріей и склонить къ прекращенію военныхъ дѣйствій. Не случайно отказался Мазарини отъ зависти къ возрастающему могуществу Швеціи и позволилъ французскимъ войскамъ сопровождать шведовъ въ Баварію. Баварія была обречена на всѣ ужасы войны для того, чтобы несчастія и отчаяніе преодолѣли наконецъ упорство Максимиліана и императоръ былъ лишенъ своего перваго и послѣдняго союзника. Бранденбургъ подъ властью своего великаго курфюрста склонился къ нейтралитету, Саксонія вынуждена была сдѣлать то-же; война съ французами не позволяла испанцамъ принять участіе въ нѣмецкой войнѣ; Данію удалилъ съ театра войны миръ съ Швеціей; Польша была обезоружена долговременнымъ перемиріемъ. Если-бы удалось въ заключеніе отвлечь отъ союза съ Австріей и курфюрста баварскаго, то у императора во всей Германіи не осталось-бы ни одного приверженца, и онъ оказался бы беззащитной жертвой вражескаго произвола.
Фердинандъ III понялъ угрожавшую ему опасность и всѣми возможными средствами старался отвратить ее. Но курфюрсту баварскому внушили пагубное убѣжденіе, что противниками мира являются одни испанцы и что императоръ противится перемирію только вслѣдствіе воздѣйствія Испаніи; а Максимиліанъ ненавидѣлъ испанцевъ и никогда не могъ простить имъ, что они были противъ его притязаній на пфальцское курфюршество. И въ угоду этимъ ненавистнымъ врагамъ жертвовали теперь его народомъ, опустошали его страну, губили его самого, тогда какъ перемиріе исторгало его изъ всѣхъ затрудненій, давало его народу столь необходимый отдыхъ и тѣмъ самымъ, быть можетъ, ускоряло всеобщій миръ! Исчезли всѣ колебанія, и, убѣжденный въ неизбѣжности этого шага, онъ рѣшилъ, что исполнитъ свой долгъ по отношенію къ императору, если сдѣлаетъ его участникомъ въ благахъ перемирія.
Въ Ульмѣ собрались депутаты трехъ державъ и Баваріи, чтобы опредѣлить условія перемирія. Но изъ инструкцій австрійскихъ уполномоченныхъ скоро выяснилось, что императоръ отправилъ пословъ на конгрессъ не для того, чтобы содѣйствовать его цѣли, но для того, чтобы сдѣлать его безплоднымъ. Важно было, не отвращая суровыми условіями отъ перемирія шведовъ, которые были въ болѣе выгодномъ положеніи и могли не бояться, а желать продолженія войны, наоборотъ, постараться склонить ихъ къ перемирію. Они были побѣдители, а императоръ высокомѣрно предписывалъ имъ условія. Въ пылу перваго негодованія шведскіе послы едва не покинули конгресса, и чтобы удержать ихъ, французамъ пришлось прибѣгнуть къ угрозамъ.
Когда курфюрсту баварскому при всемъ желаніи не удалось такимъ способомъ сдѣлать императора участникомъ перемирія, онъ счелъ себя въ правѣ позаботиться о самомъ себѣ. Какъ ни тягостны были условія, цѣною которыхъ его заставили купить перемиріе, онъ согласился на него безъ долгихъ колебаній. Онъ предоставлялъ шведамъ располагаться квартирами въ Швабіи и Франконіи, а самъ ограничивался въ этомъ отношеніи Баваріей и пфальцскими землями. Все, завоеванное въ Швабіи, должно быть возвращено союзникамъ, которые съ своей стороны отказываются отъ всѣхъ своихъ пріобрѣтеній въ Баваріи. Кельнъ и Гессенъ-Кассель также считаются участниками перемирія. По заключеніи этого трактата, 14 марта 1647 года, французы и шведы покинули Баварію, избравъ мѣста для постоя, во избѣжаніе столкновеній, въ различныхъ земляхъ: первые въ герцогствѣ Вюртембергскомъ, вторые — въ верхней Швабіи, вблизи Боденскаго озера. Въ сѣверномъ углу этого озера, на южной оконечности Швабіи, оставался неприступнымъ для непріятеля, благодаря узкому и крутому проходу, австрійскій городъ Брегенцъ, и все изъ окрестностей спасало свою жизнь и достояніе въ этой природной крѣпости. Богатая добыча, которую обѣщало укрытое здѣсь добро, и удобство владѣть проходомъ, ведущимъ въ Тироль, Швейцарію и Италію, соблазнили шведскаго генерала попытаться сдѣлать нападеніе на эту неприступную, по общему мнѣнію, тѣснину и на городъ. Его попытка увѣнчалась успѣхомъ, несмотря на сопротивленіе крестьянъ, которые, занявъ проходъ въ количествѣ шести тысячъ, сдѣлали все, чтобы отстоять его. Между тѣмъ Тюрень, согласно уговору, двинулся на Вюртембергъ, откуда силой оружія заставилъ ландграфа дармштадтскаго и курфюрста майнцскаго согласиться — по примѣру Баваріи — на нейтралитетъ.
Наконецъ то приблизилась къ осуществленію великая цѣль французской политики — лишить императора всякой поддержки со стороны лиги и его протестантскихъ союзниковъ, обезоружить предъ лицомъ соединенныхъ армій обѣихъ враждебныхъ державъ и съ мечомъ въ рукѣ продиктовать ему условія мира. Самое большее — двѣнадцать тысячъ человѣкъ — вотъ все, что осталось ему отъ его былыхъ громовъ, — и даже во главѣ этихъ остатковъ онъ вынужденъ былъ поставить кальвиниста, гессенскаго перебѣжчика Меландера, потому что война унесла всѣхъ его даровитыхъ полководцевъ. Но подобно тому, какъ много разъ уже предоставляла эта война образцы поразительнѣйшихъ капризовъ счастія и внезапными случайностями спутывала всѣ разсчеты политики, такъ и на этотъ разъ исходъ обманулъ всѣ ожиданія и глубоко падшее могущество Австріи послѣ непродолжительнаго кризиса возвращается къ своему грозному величію. Зависть Франціи къ шведамъ не позволяла этой державѣ совершенно уничтожить императора и тѣмъ возвысить вліяніе шведовъ въ Германіи до степени, на которой оно въ концѣ концовъ могло бы оказаться пагубнымъ для самой Франціи. Поэтому французскій министръ не воспользовался безпомощнымъ положеніемъ Австріи, армія Тюреня отдѣлилась отъ Врангеля и направилась къ нидерландскимъ границамъ. Двинувшись изъ Швабіи на Франконію, взявъ Швейнфуртъ и присоединивъ его гарнизонъ къ своему войску, Врангель пытался вторгнуться самостоятельно въ Богемію и осадилъ Эгеръ, ключъ къ этому королевству. На выручку этой крѣпости императоръ отправилъ свою послѣднюю армію и лично былъ при ней. Но принужденная сдѣлать громадный крюкъ, чтобы не пройти по пути помѣстья президента военнаго совѣта фонъ-Шлика, она опоздала, и Эгеръ былъ потерянъ до ея прибытія. Обѣ арміи близко подошли другъ къ другу и не разъ ожидали рѣшительнаго боя, такъ какъ и та и другая страдали отъ недостатка припасовъ; численный перевѣсъ былъ на сторонѣ императорской арміи, и нерѣдко оба лагеря и боевыя линіи отдѣлялись другъ отъ друга лишь временными укрѣпленіями. Но императорскія войска удовлетворялись тѣмъ, что, слѣдуя за непріятелемъ по пятамъ, изнуряли его мелкими стычками, голодомъ и тяжелыми переходами, пока начатые съ Баваріей переговоры не увѣнчаются успѣхомъ.
Нейтралитетъ Баваріи--вотъ рана, съ которой не могъ примириться императорскій дворъ; послѣ тщетныхъ попытокъ воспрепятствовать ему рѣшено было извлечь изъ него единственно возможную выгоду. Многіе офицеры баварской арміи были возмущены этимъ шагомъ своего повелителя, внезапно обрекшимъ ихъ на бездѣйствіе и сковавшимъ тяжкими цѣпями ихъ жажду независимости. Въ главѣ недовольныхъ стоялъ самъ доблестный Іоаннъ фонъ-Вертъ, составившій подъ вліяніемъ императора заговоръ съ цѣлью отнять у курфюрста всю армію и привести ее подъ знамена императора. Фердинандъ не постыдился оказывать тайное покровительство этой попыткѣ предать самоотверженнѣйшаго союзника своего отца. Онъ распространилъ среди войскъ курфюрста оффиціальныя прокламаціи, въ которыхъ напоминалъ имъ, что они, собственно, имперскія войска, коими курфюрстъ командуетъ только отъ имени императора. Къ счастью, Максимиліанъ во-время открылъ — заговоръ и быстрыми и цѣлесообразными мѣрами предупредилъ его дѣятельность.
Недостойный поступокъ императора давалъ ему право на возмездіе; но Максимиліанъ былъ слишкомъ старый политикъ, чтобы слушаться голоса страсти тамъ, гдѣ долженъ былъ повелѣвать разсудокъ. Онъ ошибся въ выгодахъ, которыхъ ждалъ отъ перемирія. Ровно ничѣмъ не ускоривъ заключенія общаго мира, это одностороннее перемиріе, наоборотъ, дало неблагопріятный оборотъ переговорамъ въ Мюнстерѣ и Оснабрюкѣ и сдѣлало союзниковъ смѣлѣе въ своихъ требованіяхъ. Французы и шведы были удалены изъ Баваріи; но, потерявъ квартиры въ Швабіи, курфюрстъ былъ поставленъ въ необходимость высасывать соки изъ своихъ земель собственными войсками, если онъ не рѣшился распустить ихъ и безрасудно покинуть мечъ и щитъ въ моментъ господства кулачнаго права. Не выбравъ ни одного изъ этихъ двухъ несомнѣнныхъ золъ, онъ предпочелъ имъ третье, по крайней мѣрѣ сомнительное, а именно — нарушить перемиріе и снова взяться за оружіе.
Его рѣшеніе и поспѣшная помощь, отправленная имъ императору въ Богемію, грозили шведамъ величайшимъ бѣдствіемъ, и Врангель былъ принужденъ какъ можно скорѣе убраться изъ Богеміи. Онъ направился чрезъ Тюрингію въ Вестфалію и Люнебургъ, съ цѣлью притянуть къ себѣ войска Тюреня; императорско-баварская армія подъ начальствомъ Меландера и Гронсфельда слѣдовала за нимъ вплоть до Везера. Если-бы непріятелю удалось настигнуть его до соединенія съ Тюренемъ, — онъ погибъ. Но то, что спасло прежде императра, спасло теперь шведовъ. Среди неистовой борьбы ходомъ войны управляла холодная разсудительность, и бдительность дворовъ возростала по мѣрѣ приближенія мира. Курфюрстъ баварскій не могъ допустить, чтобы перевѣсъ могущества такъ рѣшительно склонился на сторону императора, и внезапная перемѣна обстоятельствъ замедлила заключеніе мира. При такой близости окончательнаго рѣшенія всякій односторонній перевѣсъ шансовъ могъ имѣть чрезвычайное значеніе, и колебаніе равновѣсія между державами, заключающими договоръ, могло разомъ уничтожить созданіе многолѣтнихъ трудовъ, драгоцѣнный плодъ затруднительнѣйшихъ переговоровъ, и замедлить умиротвореніе Европы. Если Франція держала въ благодѣтельныхъ тискахъ свою союзницу, Швецію, соразмѣряя свою помощь съ ея успѣхами и неудачами, — то курфюрстъ баварскій исполнялъ молча ту же роль при императорѣ, стараясь благоразумнымъ соразмѣреніемъ своего содѣйствія оставаться регуляторомъ могущества Австріи. Вотъ мощь императора грозитъ подняться до опасной высоты — и Максимиліанъ внезапно останавливаетъ преслѣдованіе шведской арміи. Онъ боялся также возмездія со стороны Франціи, которая грозила уже двинуть на него всѣ войска Тюреня, если онъ позволитъ своимъ войскамъ перейти Везеръ.
Меландеръ, которому баварцы помѣшали преслѣдовать Врангеля, вторгся чрезъ Іену и Эрфуртъ въ Гессенъ и грознымъ врагомъ является въ той самой землѣ, которую нѣкогда защищалъ. Если онъ избралъ Гессенъ ареной своихъ грабежей дѣйствительно изъ жажды отомстить своей прежней повелительницѣ, то онъ утолилъ жажду безчеловѣчнѣйшимъ образомъ. Гессенъ истекалъ кровью подъ его бичомъ и бѣдствія этой обнищавшей страны дошли при немъ до крайней степени. Но скоро пришлось ему раскаяться, что при выборѣ мѣстопребыванія имъ руководила мстительность вмѣсто благоразумія. Въ истощенномъ Гессенѣ армія терпѣла величайшую нужду въ то время, какъ Врангель набирался свѣжихъ силъ въ Люнебургѣ и дѣлалъ свои полки конными. Слишкомъ слабый, чтобы удержать за собой свои неудачныя квартиры, Меландеръ, при открытіи кампаніи 1648 года и движеніи шведскаго генерала на Гессенъ, вынужденъ былъ позорно отступить и искать спасенія на берегахъ Дуная.
Снова обманувъ ожиданія шведовъ, Франція несмотря на всяческія представленія Врангеля, удерживала армію Тюреня на Рейнѣ. Шведскій полководецъ отомстилъ тѣмъ, что присоединилъ къ своему войску веймарскую кавалерію, отказавшуюся отъ французской службы; но этотъ поступокъ далъ новую пищу зависти Франціи. Наконецъ, Тюрень получаетъ разрѣшеніе соединиться со шведами — и обѣ арміи выступаютъ въ походъ — послѣдній въ эту войну. Они гнали Меландера вплоть до самаго Дуная, доставили провіантъ въ Эгеръ, осажденный императорскими войсками, и разбили по ту сторону Дуная императорско-баварскую армію, которая преградила имъ путь у Цусмарсгаузена. Меландеръ получилъ въ этомъ сраженіи смертельную рану, а баварскій генералъ фонъ-Гронсфельдъ расположился съ остальной арміей по ту сторону Леха, чтобы оградить Баварію отъ вторженія непріятеля.
Но Гронсфельдъ не былъ счастливѣе Тилли, который на томъ-же посту пожертвовалъ своей жизнью для спасенія Баваріи. Врангель и Тюрень избрали для переправы мѣсто, ознаменованное побѣдой Густава Адольфа, и довершили ее, воспользовавшись тѣмъ-же преимуществомъ, которое когда-то дало перевѣсъ королю. Снова хлынули въ Баварію непріятельскія войска, и баварскій подданный былъ жестоко наказанъ за то, что его государь нарушилъ перемиріе. Максимиліанъ укрылся въ Зальцбургѣ, а шведы, перейдя Изаръ, дошли до Инна. Продолжительный проливной дождь, превратившій въ теченіе нѣсколькихъ дней эту незначительную рѣчку въ бурный потокъ, еще разъ спасъ Австрію отъ неминуемой опасности. Десять разъ пытался непріятель навести черезъ Иннъ плавучій мостъ и десять разъ рѣка уносила его. Ни разу за всю войну ужасъ католиковъ не достигалъ такой степени, какъ теперь, когда непріятель стоялъ въ сердцѣ Баваріи, и не было вождя, котораго можно было-бы противопоставить такимъ полководцамъ, какъ Тюрень, Врангель, Кенигсмаркъ. Наконецъ, изъ Нидерландовъ явился отважный герой Пикколомини, чтобы стать во главѣ жалкихъ остатковъ императорской арміи. Опустошивъ Баварію, союзники сами затрудняли себѣ болѣе продолжительное пребываніе въ этой странѣ, и нужда заставила ихъ отступить въ Верхній Пфальцъ, гдѣ вѣсть о мирѣ положила конецъ ихъ дѣятельности.
Кенигсмаркъ съ своимъ летучимъ отрядомъ направился въ Богемію, гдѣ Эрнстъ Одовальскій, отставной ротмистръ, обратившійся въ калѣку на императорской службѣ и затѣмъ оставленный безъ всякаго вознагражденія, сообщилъ ему планъ, какъ овладѣть врасплохъ „Малой стороной“ Праги. Удачно выполнивъ этотъ планъ, Кенигсмаркъ такимъ образомъ прославился тѣмъ, что закончилъ тридцатилѣтнюю войну послѣднимъ блестящимъ подвигомъ. Всего одного человѣка стоилъ шведамъ этотъ рѣшительный ударъ, наконецъ побѣдившій колебанія императора. Но, Старый городъ» — большая часть Праги, расположенная по ту сторону рѣки Молдавы, истомила энергичнымъ сопротивленіемъ пфальцграфа Карла Густава, наслѣдника Христины, прибывшаго изъ Швеціи со свѣжими войсками и собравшаго подъ стѣнами Праги всю шведскую армію изъ Богеміи и Силезіи. Наконецъ зима заставила осаждающихъ удалиться на зимнія квартиры, и здѣсь дошла до нихъ вѣсть о мирѣ, подписанномъ въ Оснабрюкѣ и Мюнстерѣ двадцать четвертаго октября.
Что за гигантское дѣло было заключеніе этого нерушимаго и священнаго договора, знаменитаго подъ именемъ вестфальскаго мира; сколько непреодолимыхъ на первый взглядъ препятствій пришлось здѣсь преодолѣть, сколько противоположныхъ интересовъ пришлось примирить, какая длинная вереница случайностей должна была соединиться, чтобы осуществить это драгоцѣнное и непреходящее созданіе политической мудрости; чего стоило лишь начать переговоры, чего стоило, уже начавши, поддерживать ихъ среди измѣнчивой игры продолжающейся войны, чего стоило добиться утвержденія уже выяснившихся условій и привести въ исполненіе торжественно обнародованный договоръ; что, наконецъ, было содержаніемъ этого мирнаго договора, что пріобрѣталъ или терялъ въ немъ тотъ или иной отдѣльный боецъ цѣною тридцатилѣтнихъ тяготъ и страданій, какое воздѣйствіе — полезное или вредное — могъ онъ оказать на все европейское общество въ его совокупности — все это должно быть предоставлено другому перу. Какъ исторія войны представляетъ собой одно громадное цѣлое, такъ и исторія вестфальскаго мира есть также единое и отдѣльное громадное цѣлое. Простой краткій обзоръ ея превратилъ бы любопытнѣйшее и знаменательнѣйшее твореніе человѣческой мудрости и страсти въ безжизненный остовъ и отнялъ бы у нея именно то, чѣмъ она могла-бы приковать вниманіе тѣхъ читателей, которыхъ я имѣлъ въ виду и съ которыми теперь разстаюсь.
Примѣчанія къ IV тому. править
ИСТОРІЯ ТРИДЦАТИЛѢТНЕЙ ВОЙНЫ. править
См. о ней т. III, предисловіе проф. Н. И. Карпова къ историч. работамъ Шиллера.
1. Исторія тридцатилѣтней войны. Соч. Фридрила Шиллера. Пер. съ нѣм. 4 ч. Спб. 1815.
2. Покореніе Магдебурга. Отрывокъ изъ «Тридцатилѣтней войны въ Германіи». Сочиненіе Шиллера. Переводъ баронессы Юліи фонъ-Икскуль. Спб. 1859.
3. Характеристическіе очерки Валленштейна. Шиллера. Переводъ съ нѣм. баронессы Юліи фонъ-Икскуль. Спб. 1860.
4. Исторія тридцатилѣтней войны. Переводъ Н. Гербеля. въ его изданіи Шиллера. 1861 и позднѣе.
5. Исторія 30-лѣтней войны. Пер. Я. Я. Кіевъ. 1901. Изданіе Ф. А. Іогансона.
6. Исторія тридцатилѣтней войны. Переводъ А. Г. Горнфельда. Исполненъ для настоящаго изданія.
Объясненія къ рисункамъ. править
Въ перечнѣ рисунковъ III тома пропущенъ
389. Его Императорское Высочество Вел. Князь Константинъ Константиновичъ (K. Р.).
390. Императоръ Рудольфъ II. Гравюра на мѣди Эгидія Заделера (1603) съ картины Іоганна Аахенскаго
391. Жители Праги выбрасываютъ изъ окошка королевскаго замка Мартиница, Славату и Фабриціуса (Изъ соврем. соч. «Theatrum Europeum»)
392. Фридрихъ V Пфальцскій, король Богемскій («Зимній король»). Гравюра Гунста
393. Елизавета Стюартъ, жена Фридриха V. Современ. гравюра Гунста
394. Вербовка солдатъ (Изъ современ. соч. Callot «Les misères et les malheurs de la guerre»)
395. Папа Павелъ V. Гравюра Криспенъ-деПасси (1560—1629)
396. Высадка войскъ. (Изъ современ. соч. Callot «Les misères et les malheurs de la guerre»)
397. Папа Григорій XV. Гравюра на мѣди Петра Иссельбурга (р. 1580, ум. послѣ 1630).
398. Разстрѣливаніе. Изъ современ. соч. Callot «Les misères et les malheurs de la guerre»)
399. Императоръ Фердинандъ II. Гравюра Эгидія Заделера. (Берлинская національная галлерея)
400. Замокъ Фридландъ въ настоящее время.
401. Солдатскіе типы. Изъ совр. соч. Callot «Les exercices militaires»)
402. Грабящіе солдаты (Изъ соврем. книги Кало: «Les misères et les malheurs de la guerre»)
403. Астрологическій амулетъ, который Валленштейнъ носилъ на груди. (Художественно-историческій музей въ Вѣнѣ)
404. Валленштейновскій дукатъ 1631 года
405. Дворецъ Валленштейна въ Прагѣ
406. Солдатскіе типы (Изъ соврем. соч. Callot «Los exercices militaires»)
407. Графъ Готфридъ Генрихъ фонъ-Паппенгеймъ. Портретъ Ванъ-Дейка, гравированный Корнеліемъ Галле
408. Графъ Галласъ. Гравюра Монкорне
409. Іоганнъ Людвигъ, графъ Изолани. Гравюра Петра де-Іеде въ библіотекѣ Императорскаго фидейкомиса въ Вѣнѣ
410. Графъ Октавіо Пиккодомини. Гравюра Луки Форзтормана (1578—1656), съ портрета Герарда Зегерса (1591—1651)
411. Массовыя повѣшенія мародеровъ. Изъ современ. соч. Callot «Los misères et les malneuros de la guerre»).
412. Аксель Оксенштирнъ, шведскій канцлеръ. Современная гравюра I. В. Дельфа.
113. Графъ Мансфельдъ. Портретъ Ванъ-Дейка, гравированный Гобертомъ Ванъ-Форетомъ
114. Графъ Тилли. Гравюра Н. Монкорне. Берлинская Національная Гаілерея
415. Бернгардтъ Веймарскій. Гравюра Іоганна Діора
416. Курфюрстъ Іоганнъ Георгъ Саксонскій. Гравюра Самуила Вейсхуна (1645).
417. Курфюрстъ Максимиліанъ I Баварскій. Современная гравюра Іоганна Заделера
418. Солдатскіе типы. (Изъ соврем. соч. Callot «Les excercies militaires»)
419. Шведскій фельдмаршалъ Баннеръ. Современная гравюра Луи Шнитцера
420. Шведскій фельдмаршалъ Карлъ Густавъ Врангель. Гравюра Матвѣя Моріана младшаго (1621—1687)
421. Смерть на полѣ сраженія. Гравюра Стефана дела-Белла (1610—1664)
27. Карлъ V ѣдетъ по полю сраженія подъ Мюльбергомъ. Картина Тиціана (Мадридъ. музей дель-Прадо)
28. Императоръ Матѳій и его супруга Анна. Гравюра на мѣди Петра Иссельбурга. (1613)
29. Извѣстный Фердинандъ II въ коронаціонномъ одѣяніи. Современная гравюра Вольфганга Киліана
30. Густавъ Адольфъ. Портретъ Ванъ-Дейка въ старой Пинакотекѣ въ Мюнхенѣ.
31. Битва подъ Лейпцигомъ въ 1631 г. На переднемъ планѣ Густавъ Адольфъ и его военачальники. Современная гравюра на мѣди
32. Валленштейнъ. На заднемъ планѣ убіеніе его. Современная гравюра Б. Монкорне.
33. Убіеніе Валленштейна и его офицеровъ. Изъ соврем. соч. «Theatrum European».
34. Кардиналъ Ришелье. Гравюра Роберта Нантейля (1630—1678) съ портрета Филиппа-де Шампеня (1602 1674).