Исторія Русской Церкви. Періодъ третій. Отъ раздѣленія митрополіи до учрежденія патріаршества (1410—1588 г.). Москва. Въ Университ. типогр. 1847. Въ 8-ю д. л. 262 стр.
По какому-то неизвѣстному обстоятельству, вслѣдъ за четвертымъ періодомъ исторіи русской церкви — періодомъ патріаршества, является періодъ третій, отъ раздѣленія митрополіи до учрежденія патріаршества. Мы не станемъ ни хвалить, ни порицать автора за такой извращенный порядокъ, потому-что наука ничего отъ этого не теряетъ: разбираемое сочиненіе, въ какомъ бы порядкѣ ни выходили его части, никогда не утратитъ должнаго ему мѣста въ нашей исторической литературѣ, какъ очень-полезное руководство для начинающихъ заниматься исторіею отечественной церкви. Разбираемый нами трудъ отличается тѣми же достоинствами и тѣми же недостатками, какъ и «Періодъ Патріаршества», главное достоинство — добросовѣстное, отчетливое указа ніе матеріаловъ; главный недостатокъ — отсутствіе жизни въ описываемыхъ событіяхъ, и отчасти односторонность взгляда. Укажемъ на достоинства и недостатки книги въ подробностяхъ.
Прежде всего обращаютъ наше вниманіе грани періода, взятыя авторомъ очень-удачно, потому-что въ-самомъдѣлѣ раздѣленіе митрополіи — событіе чрезвычайно-важное въ нашей церковной и политической исторіи оно гораздо-важнѣе учрежденія патріаршества, и развѣ только равняется по своей важности уничтоженію послѣдняго. Такимъ удачнымъ выборомъ грани авторъ показалъ, что онъ усвоилъ себѣ современный взглядъ на отечественную исторію, принимаетъ ее во всей полнотѣ, дорожитъ ея единствомъ, и потому такъ цѣнитъ раздѣленіе русской митрополіи:
«Раздѣленіе русской митрополіи на двѣ половины, Московскую и Литовскую (говоритъ авторъ въ началѣ своей книги), само по себѣ нѣсколько десятковъ лѣтъ волновало Церковь Русскую; оно же имѣло вліяніе на всѣ части устройства Русской Церкви. Такъ раздѣленіе митрополіи образовало новый періодъ бытія Русской Церкви. Раздѣленіе митрополіи начиналось и прежде Фотія, съ усиліями совершалось при Фотіи, безъ усилій утвердилось послѣ Фотія. Это показываетъ, что причины его скрывались не въ лицахъ, а въ положеніи дѣлъ. Югозападною Россіею владѣли князья Литовскіе; югозападныя епархіи весьма отдалены были отъ Москвы, мѣста каѳедры Митрополита Русскаго: вотъ два обстоятельства главныя, отдѣлявшія югозападъ отъ власти Московскаго Митрополита! Витовть, В. К. Литовскій, безпокойно смотрѣлъ на зависимость подчиненныхъ ему областей по дѣламъ вѣры отъ Митрополита, жившаго въ чужой землѣ. Сборы доходовъ съ югозападныхъ епархій въ пользу Митрополита Московскаго, и слѣдственно не въ пользу земли Литовской, особенно казались тяжелыми для Витовта. Духовенство югозападное вмѣстѣ съ Витовтомъ чувствовало и то, что Московскій Митрополитъ по отдаленности рѣдко обозрѣваетъ южныя епархіи. Тѣмъ не менѣе не безъ затрудненій, не безъ споровъ могло совершиться раздѣленіе Русской Митрополіи. Русская Церковь столько вѣковъ находилась подъ властію одного Митрополита; такъ давно привыкла получать отъ патріарха только одного первосвятителя. При томъ нельзя было не опасаться и того, что Литовскій князь, папистъ, будетъ располагать находящимся въ его власти Митрополитомъ не въ пользу православія. Послѣднее не могло не озабочивать патріарха. Москва также не легко могла отказаться отъ давней чести быть духовною столицею всей Россіи.»
Мы готовы почти во всемъ этомъ согласиться съ авторомъ; желательно было бы, однако, чтобъ приведенныя положенія были болѣе распространены. Такъ, на-прим., авторъ говоритъ, что раздѣленіе митрополіи начиналось и прежде Фотія: здѣсь слѣдовало бы указать на попытку Андрея Боголюбскаго пріобрѣсть особаго митрополита для Сѣверной-Руси, равно какъ на современную же попытку епископа Ѳеодора отложиться отъ Кіева. Андреи не хотѣлъ жить въ Кіевѣ, хотѣлъ быть самовластцемъ на сѣверѣ и оттуда править югомъ, но понималъ, что, при господствѣ религіознаго интереса, у Кіева нельзя отнять первенства между городами, пока въ немъ будетъ жить митрополитъ всея Руси: вотъ почему онъ и домогался раздѣленія митрополіи, т. е. уравненія правъ сѣвера съ правами юга. Въ такомъ же точно положеніи находились и князья литовско-русскіе: Витовтъ, по словамъ автора, безпокойно смотрѣлъ на зависимость подчиненныхъ ему областей по дѣламъ вѣры отъ митрополита, жившаго въ чужой землѣ. Но безпокойство Витовта было бы гораздо-менѣе, еслибъ митрополитъ жилъ точно въ чужой землѣ; опасно было то, что онъ жилъ въ землѣ русской же, что страна единая насильственно раздѣлена была на двѣ различныя династіи; обѣ половины Руси, естественно, стремились къ соединенію; представителемъ единства для Руси былъ единый митрополитъ всея Руси, который необходимо сообщалъ первенство той части ея, гдѣ имѣлъ пребываніе, той изъ враждебныхъ династій, у которой въ столицѣ жилъ; вотъ почему авторъ не совсѣмъ-вѣрно говоритъ, что Москва не легко могла отказаться отъ давней чести быть духовною столицею всей Россіи: дѣло не въ давности, потому-что Москва очень-недавно была мѣстопребываніемъ митрополита, дѣло и не въ одной чести, а въ могуществѣ, потому-что значеніе духовной столицы всей Россіи было тѣсно связано съ значеніемъ столицы политической. Пріятно видѣть, что ученый авторъ, говоря о раздѣленіи митрополіи, признаетъ, что причины его скрывались не въ лицахъ, а въ положеніи дѣлъ; желательно, чтобъ онъ призналъ то же самое и относительно учрежденія патріаршества, которое онъ приписываетъ только личнымъ побужденіямъ царя Ѳеодора.
Въ очень-обстоятельномъ разсказѣ о раздѣленіи митрополіи пропущено авторомъ только то, что южнорусскіе епископы выдумали какую-то вину на митрополита Фотія, чтобъ имѣть предлогъ освободиться отъ его власти: «Егда же слышахомъ о тебѣ», пишутъ епископы, «истинно увѣрены быхомъ о нѣкоторой вещи, яже не токмо есть не по правиломъ, но и подъ изверженіемъ и подъ проклятіемъ, яже и самъ, свою совѣсть испытавъ, познаеши. Мы бо ту не пишемъ, не хотяще посрамити тя; глаголемъ же къ тебѣ, яко не имамы тя епископа по правиломъ. Се намъ къ тебѣ слово конечное». (Акты, относ. къ истор. Запад. Рос., т. I, № 23). Жаль также, что авторъ не привелъ нѣкоторыхъ мѣстъ изъ окружной грамматы Витовта о раздѣленіи митрополіи; изъ этой грамматы видно, что Витовту нужно было своего митрополита, а между-тѣмъ хитрецъ показываетъ видъ, будто онъ старался о раздѣленіи митрополіи, не желая урона православію въ своемъ княжествѣ: «По смерти Кипріяна митрополита», пишетъ Витовтъ, «послали есьмо въ Царьградъ владыку полоцкаго Ѳеодосія, къ царю и патріарху, прося, штобы его намъ по ставили митрополитомъ, штобы сѣдѣлъ на столѣ кіевской митропольи по старинѣ, строилъ бы церковь по давному, яко нашъ: занежъ Божьимъ изволеньемъ мы мѣсто то обладаемъ, Кіевъ. И они того не хотѣли учинити, не поставили Ѳеодосія митропо» литомъ, но прислали къ намъ своего митрополита Фотія. И мы не хотѣли были того приняти Фотія митрополита: и онъ нялся паки у насъ здѣ быти, церковь строити. И приняли были есмо его на митрополью кіевскую: и онъ туто, на Кіеву, въ насъ не живалъ, но болши пусто учинилъ. Про тожъ мы, не мога того терпѣти, церкви тоя не хотячи оскудѣнія видѣти митропольи кіевское, и згадавъ съ нашею братьею, съ князьми рускыми нашихъ рускыхъ земль, того Фотѣя изгнали есмо съ стола кіевское митропольи, И послали есмо въ Царьградъ, къ царю и патріарху, жалуяся и вся тая дѣла имъ являя о церкви кіевской; и просили есмо ихъ, штобъ намъ поставили митрополитомъ Григорія: и ни того намъ не учинили. И то есмо въ нихъ гораздо познали, штожъ они хотятъ того, штобъ по своей воли ставити митрополита, по накупу, хто ея у нихъ накупить на митрополью, штобы таковый въ ихъ воли былъ, здѣ бы грабя, пусто чини, а къ нимъ выносилъ. Про тожъ мы поговорили съ владыками нашими и съ архимандриты, и рекли есмо, што хочемъ учинити, занеже намъ того смотрячи жаль: хотя есмо не у вашей вѣрѣ, а иныи люди съ стороны рекутъ: осподарь не въ той вѣрѣ, того-для церковь оскудѣла: ино бы того слова отъ людей на насъ не было; а митрополича дѣла суть явна, штожъ отъ него нестроенія, но грабленія, опущеніе церкви. И владыки намъ отвѣчали: «штожъ такъ есть; и сами не теперь слышимъ то и видимъ, што церковь скудѣетъ, а царь и патріархъ строителя добраго намъ къ церкви не дастъ: по правиломъ намъ годится митрополита зборомъ поставити, какъ и перво сего такожъ было» Про тожъ пишемъ вамъ, штобъ есте знали и вѣдали, какъ ея то стало. А хто хочетъ, по старинѣ, держатися подъ властію митрополита кіевскаго, ино такъ добро, а хто не хочетъ, ино воля ему есть; но то знайте: занеже мы есмо не вашее вѣры, а коли быхмо хотѣли того, штобы въ нашей державѣ вѣра ваша мепшалася и угыбала, а церкви ваши не строены, и мы быхомъ о томъ не печаловалися, воля намъ есть. Но, коли митрополита нѣтъ, или который владыка умеръ на которой епископьи, и мы быхомъ какова намѣстника держали по нашей воли, а доходъ церковный, митрополичій и епископскій, себѣ быхомъ имали: но мы, хотячи, штобъ ваша вѣра не меншала, ни угыбала, и церквамъ вашимъ бы строеніе было, учинили есмо такъ митрополита, зборомъ, на кіевскую митрополію, штобъ русская честь вся стояла на своей земли".
Содержаніемъ втораго параграфа служитъ отношеніе митрополитовъ сѣвернаго и южнаго къ патріарху. Авторъ говоритъ: «Не смотря на то, что при первоначальномъ раздѣленіи митрополіи русской южные епископы, повидимому, не хотѣли быть покорными патріарху, въ послѣдующее время кіевскіе митрополиты поставлялись не иначе, какъ съ благословенія патріарха». Здѣсь слѣдовало бы прибавить, это обстоятельство и служитъ самымъ лучшимъ доказательствомъ, что непокорность южныхъ епископовъ патріарху была мнимая, что они выставляли противозаконные поступки императора и патріарха только какъ благовидный предлогъ, но что главнымъ было желаніе отдѣлиться отъ сѣвернаго митрополита, и когда это отдѣленіе послѣдовало, то Южная-Русь, по старой, многовѣковой привычкѣ, опять подчинилась греческому вліянію; этой привычки и потомъ самой физической близости не должно упускать изъ вида; вотъ почему нельзя согласиться съ авторомъ, что только одни притѣсненія со стороны папистовъ, королей и всякой другой гражданской власти невольно заставляли искать помощи у патріарха, почему все управленіе южною церковію совершалось подъ близкимъ наблюденіемъ послѣдняго: патріархъ, въ послѣднее время имперіи и потомъ при Туркахъ, былъ плохимъ помощникомъ противъ чьихъ бы то ни было притѣсненій.
Южные епископы только говорили о константинопольскихъ злоупотребленіяхъ, а между-тѣмъ все-таки подпали греческому вліянію. Но въ то время, какъ на югѣ, въ-слѣдствіе своекорыстной политики литовскихъ князей, старались высвободиться изъ-подъ вліянія московскаго митрополита, въ Москвѣ, въ-слѣдствіе болѣе-чистыхъ побужденіи православія и народности, старались высвободиться изъ-подъ греческаго вліянія, которое давно уже встрѣтило на сѣверѣ сильное противоборство. Въ 1274 году, Кириллъ митрополитъ на Владимірскомъ соборѣ вооружился противъ.греческихъ кормчихъ; на сѣверѣ явилась потребность имѣть церковныя правила на языкѣ славянскомъ, тогда-какъ на югѣ митрополиты-Греки не имѣли въ этомъ надобности; Кириллъ рѣзко выразился противъ греческаго языка; онъ говоритъ;.Тѣмъбо азъ Кюрилъ смѣренный митрополитъ всея Руси многа убо видѣніемъ и слышаніемъ не" устроеніемъ въ церквахъ, оно сице держаща, оно инако, несогласія многа и грубости, или неустроеніемъ пастушескимъ, или обычаемъ неразумія, или не приложеніемъ епископъ или отъ неразумныхъ правилъ церковныхъ. Помрачени бо бѣаху прежъ нею облакомъ мудрости Елинѣскаю языка". Жаль, что авторъ не обратилъ вниманія на эти замѣчательныя слова Кирилла при описаніи борьбы сѣверной Руси противъ греческаго вліянія. Въ Москвѣ нашли важныя причины для избранія и посвященія своего русскаго митрополита безъ дозволенія патріархова, а именно церковныя волненія въ Константинополѣ, желаніе нѣкоторыхъ императоровъ ввести унію, флорентинскій соборъ, поступокъ Исидора въ Москвѣ, который, по выраженію великаго князя Василія, злочестиво двоеженствовалъ, соединившись съ римскою церковію. «Просимъ святѣйше то владычество», пишетъ великій князь къ константинопольскому патріарху, «да со святымъ царемъ и со всѣмъ божественнымъ и освященнымъ соборомъ, взрѣвше въ святая ваша и божественная правила греческая, и во оно папино посланіе, и разсудивше, и за нужу далечнаго и непроходнаго путешествія, и за наложеніе на наше христіанство безбожныхъ Агарянъ, и за неустроеніе и мятежи еже въ окрестныхъ насъ странахъ, и господарей умноженіе, свободно намъ сотвориша въ нашей земли поставленіе митрополита, еще же и за сію нужу, яко и духовная дѣла вся каждому православному христіанину, и наша сокровенная, а господская потребная словеса и дѣла нужно намъ дѣлати съ митрополитомъ, толкованію младыми человѣки, отъ нихъ же лѣпо есть что таити, и тіи преже инѣхъ увѣдаютъ». Въ Москвѣ не любили крутыхъ мѣръ, показывали благоговѣйное уваженіе къ императору и патріарху цареградскимъ, а между-тѣмъ настаивали-таки на свое; въ Константинополѣ очень не нравилось, что митрополитами всея Руси дѣлаются теперь на сѣверѣ Русскіе; наконецъ, обстоятельства помогли Москвѣ: Константинополь былъ взятъ Турками; греческая церковь, подъ игомъ невѣрныхъ обуреваемая волнами, видѣла ковчегъ ноевъ въ одной только церкви русской, какъ выражался въ-послѣдствіи іерусалимскій патріархъ Нектарій — и вотъ церковь-мать безпрекословно признаетъ независимость митрополита московскаго, и князь московскій, относительно митрополита, начинаетъ быть тѣмъ же чѣмъ былъ императоръ византійскій относительно патріарха.
Въ третьемъ параграфѣ, «О внутреннемъ управленіи церкви на югѣ», авторъ, между-прочимъ, говоритъ:
«По перемѣнамъ политическимъ не только измѣнялись предѣлы митрополіи и епархіи на югѣ, но страдали и нѣкоторые пастыри. Смоленскій Епископъ Варсонофій, пастырь достойный, въ 1515 году, когда Смоленскъ былъ взятъ В. К. Василіемъ, изъ Москвы сосланъ былъ на Кубонское озеро за то, что будто расположенъ былъ къ латинству; ближайшіе къ Москвѣ южные Епископы много страдали отъ Литвы и отъ Москвы.»
На это замѣтимъ, что когда историкъ хочетъ кого-нибудь обвинять или оправдывать, то краткость неумѣстна: надобно было показать, почему авторъ считаетъ епископа Варсонофія пастыремъ достойнымъ и обвиненіе въ привязанности къ латинству неосновательнымъ. Сказавъ, что южные епископы много страдали отъ Литвы, страдали и отъ Москвы, надобно было показать хотя одинъ примѣръ этихъ страданій.
Въ параграфѣ четвертомъ говорится о внутреннемъ управленіи на сѣверѣ. Въ шестнадцатомъ вѣкѣ, въ русской церкви является стремленіе ограничить произволъ епископскихъ чиновниковъ въ судѣ и сборѣ податей выборными изъ бѣлаго духовенства, поповскими старостами.
Въ параграфѣ пятомъ говорится о перемѣнахъ въ высшемъ управленіи. Мы видѣли стремленіе русской церкви высвободиться изъ-подъ зависимости константинопольскаго патріарха, стремленіе Южной-Руси высвободиться изъ-подъ вліянія московскаго митрополита; Псковъ, высвободившись изъ-подъ зависимости политической отъ Новгорода, старался всѣми силами освободиться отъ старшаго брата въ церковномъ отношеніи; это стремленіе было тѣмъ болѣе законно, что новгородскіе владыки очень-недобросовѣстно поступали съ Псковичами. Жаль, что авторъ только въ немногихъ словахъ упомянулъ объ этихъ любопытныхъ отношеніяхъ; мы для своихъ читателей пополнимъ его разсказъ изъ лѣтописи. Въ 1469 году, монахи и священники псковскіе явились на вѣче и объявили правительственнымъ лицамъ и народу, что Богъ казнитъ землю страшными дождями за безпорядки въ церковныхъ дѣлахъ, происходящіе отъ отсутствія церковнаго правителя; и потому эти духовные рѣшили, основываясь на Номоканонѣ, написать граммату, которою впредь должно руководствоваться во всѣхъ церковныхъ дѣлахъ. Вѣче согласилось, граммата была написана и положена въ ларь, гдѣ хранились обыкновенно приговоры вѣча и другія общинныя бумаги; въ то же время были избраны двое священниковъ, которые должны были смотрѣть за соблюденіемъ правилъ, написанныхъ въ этой грамматѣ. Вскорѣ Псковичи опредѣлили отлучить отъ службы вдовствующихъ поповъ и дьяконовъ, какъ людей подозрительной нравственности; этимъ распоряженіемъ Псковичи предупредили опредѣленіе московскаго собора, бывшаго въ 1503 году. Однако, высшія духовныя власти, митрополитъ и владыка новгородскій, не были довольны такимъ своевольствомъ Псковичей. Митрополитъ, подкрѣпляемый словомъ великаго князя Іоанна III, боявшагося всякихъ новизнъ, прислалъ во Псковъ съ требованіемъ отмѣнить новое устройство и положиться, попрежнему, во всемъ церковномъ управленіи на новгородскаго владыку. Псковичи принуждены были вынуть изъ ларя граммату и подрать. Владыка Іона объявилъ имъ, что они сами увидятъ, какой порядокъ внесетъ онъ въ ихъ церковное управленіе; но вотъ что говоритъ лѣтописецъ объ исполненіи этого обѣщанія: "Владыка Іона въ Псковъ прислалъ, «чтобъ ко мнѣ въ Великій-Новгородъ священницы и дьяконы вдовые на управленіе ѣхали; и тѣми часы къ нему священницы и дьяконы новые начаше ѣздити; а онъ у нихъ начатъ имати мзду, у коегождо по рублю, у коего полтора, и ихъ всѣхъ нача благословляти не по св. отецъ и св. апостолъ правиломъ.» Псковичине сильно негодовали; говоря о смерти Іоны, лѣтописецъ примѣняетъ къ этому сребролюбивому владыкѣ евангельскую притчу: «человѣкъ нѣкій отъ Ерихона исходя, въ разбойники впадя, и уязвивше, и оставивше еле жива суща, и мимо иде левитъ, и священникъ пришедъ надъ онъ, и не внятъ.» Эти подробности у лѣтописца важны потому, что ими объясняется возникновеніе ереси стригольниковъ во Псковѣ. Равно жаль, что авторъ почти не коснулся церковныхъ отношеній Новгорода къ Москвѣ, послѣ паденія Новгорода; онъ говоритъ только, что борьба великаго князя съ прежними правами Новгорода и удѣльныхъ князей иногда поставляла пастырей въ непріятное положеніе. Такъ пострадалъ св. Ѳеофилъ новгородскій при Іоаннѣ III. Въ лѣтописи находимъ любопытныя подробности о преемникѣ Ѳеофила, который также былъ поставленъ въ очень-непріятное положеніе въ-слѣдствіе вражды Новгорода съ Москвою. Послѣ Ѳеофила поставленъ былъ архіепископомъ Новугороду Сергій, изъ Москвы, который пробылъ, однако, на своей епархіи менѣе десяти мѣсяцевъ. Лѣтописецъ, писавшій въ духѣ московскомъ, говоритъ сначала, что Новгородцы не хотѣли повиноваться ему, замѣтивъ, что онъ не по ихъ мысли ходитъ; потомъ, когда Сергій сошелъ съ ума, то лѣтописецъ, писавшій въ духѣ московскомъ, обвиняетъ Новгородцевъ въ этомъ несчастій, говоря, что они отняли у своего владыки умъ волшебствомъ. Новгородскій же лѣтописецъ разсказываетъ причину по-своему: когда, говоритъ онъ, Сергій, на пути въ Новгородъ, заѣхалъ въ Михайловскій-Монастырь, и тамъ предложили ему вскрыть гробъ новгородскаго архіепископа Моисея, то будто Сергіи сказалъ: «что такого смердовича и смотрѣть!» Съ этого времени, продолжаетъ лѣтописецъ, пришло на него изумленіе, и свезли его больнаго въ Троицкій Сергіевъ Монастырь. Псковской лѣтописецъ упрекаетъ Сергія въ томъ, что онъ «многи игумены и попы испродаде, и многи новыя пошлины введе», и потомъ говоритъ, что Сергію часто начали являться прежніе новгородскіе владыки во снѣ и на яву, укоряли его за то, что онъ похитилъ святительскій санъ, при жизни стараго владыки (Ѳеофила), изверженнаго не по правиламъ церковнымъ, не обличеннаго въ ереси, и послѣ укоровъ навели на него многія болѣзни.
Въ параграфѣ шестомъ говорится о содержаніи духовенства на югѣ и сѣверѣ. Въ пятнадцатомъ и шестнадцатомъ вѣкѣ, возникли на сѣверѣ сильныя возраженія противъ недвижимой собственности, принадлежавшей монастырямъ, и даже попытки отобрать ее у нихъ, Авторъ говоритъ по этому случаю: «Несправедливо было бы утверждать, что не было по мѣстамъ безпорядковъ въ употребленіи имѣній. Но прежде всего не надобно опускать изъ виду того, что тогда владѣльцы крестьянъ снаряжали воиновъ на свой счетъ; а судьямъ, кормившимся судейскою правдою, не было простора въ церковныхъ имѣніяхъ». Признаемся, мы не совсѣмъ понимаемъ, что хочетъ сказать авторъ этими словами: положимъ, что монастыри снаряжали воиновъ на свой счетъ; но еслибъ монастырскія земли находились во владѣніи другихъ лицъ, то эти лица такъ же бы снаряжали съ нихъ воиновъ; слѣдовательно, для государства это было бы все равно. Чтожь касается до положенія автора, что судьямъ, кормившимся судейскою правдою, не было простора въ церковныхъ имѣніяхъ, то для этого надобно доказать прежде, что судъ и расправа въ монастырскихъ имѣніяхъ производились справедливѣе и безкорыстнѣе. Притомъ, авторъ употребляетъ неточное выраженіе владѣльцы крестьянъ: въ описываемое время крестьянами не владѣли еще.
Въ параграфѣ седьмомъ говорится о содѣйствій церкви пользамъ государства. Здѣсь очерки дѣятельности нашихъ сѣверныхъ митрополитовъ написаны вѣрно; жаль только, что авторъ очень-кратко и темно сказалъ объ обычаѣ печалованія. Онъ говоритъ, что митрополиты "всѣхъ чаще писали записи за опальныхъ. Выраженіе — всѣхъ чаще какъ-будто предполагаетъ еще другія лица, писавшія записи, тогда-какъ намъ извѣстно, что это священное право было только у духовенства.
Въ восьмомъ параграфѣ говорится о распространеніи христіанства въ Перми; въ девятомъ о крещеніи Лопарей и истребленіи суевѣрія у Чуди; въ десятомъ о покореніи христіанству Казани; въ одиннадцатомъ о покореніи Астрахани, о возстановленіи христіанства на Кавказѣ; въ двѣнадцатомъ о состояніи православнаго ученія на югѣ, объ училищахъ и типографіяхъ; въ тринадцатомъ о трудахъ для св. писанія, о проповѣди. Начало книгопечатанія у насъ на Руси имѣетъ особенное, важное значеніе въ исторіи церкви, ибо тутъ-то открылась порча священныхъ и богослужебныхъ книгъ; нужно было приступить къ ихъ исправленію. Для этого потребны были люди образованные, явилась надобность въ училищахъ: такимъ-образомъ, съ одной стороны, книгопечатаніе необходимо вело за собой народное образованіе, и въ-началѣ училище явилось соединеннымъ съ типографіею; съ другой стороны, книгопечатаніе заставило тронуть закоренѣлое зло, которое нелегко уступило просвѣщенію: въ-слѣдствіе попытки къ исправленію книгъ, обнаружились безчисленные ереси и расколы, которые такъ долго обуревали церковь и государство. Ревностью къ изданію священныхъ книгъ особенно отличался знаменитый князь Константинъ Острожскій, которому, по собственному его признанію, не доставало и людей способныхъ и даже полныхъ списковъ Библіи. Когда полученъ былъ полный списокъ изъ Москвы и приступили къ сличенію его со списками иноязычными и другаго перевода, то открылись не только разности, но и развращенія. Князь находился въ затруднительномъ положеніи; явились еще люди, которые стали порицать его за предпріятіе; Константинъ, однако, не унывалъ, и рѣшился искать еще новыхъ пособій: отправилъ съ письмами довѣренныхъ людей на западъ и на востокъ, на островъ Кандію, въ монастыри греческіе, сербскіе, болгарскіе, къ константинопольскому патріарху Іереміи, съ просьбою прислать вѣрные списки Библіи и способныхъ людей, и когда получены были отвѣты, то стали издавать Библію преимущественно по греческому тексту.
Въ параграфѣ четырнадцатомъ говорится о цѣлости православія и его предѣлахъ до половины XVI вѣка, объ успѣхахъ папизма и борьбѣ съ нимъ съ 1569 года. Раздѣленіе русской церкви сначала не повело къ уніи, къ уступкамъ папѣ: Ягелло и первые его преемники, несмѣвшіе явно дѣйствовать противъ православія, принуждены были сообразоваться съ требованіями большинства въ литовской Руси и обнародовать свободу вѣроисповѣданія. Въ концѣ первой и въ началѣ второй половины XV вѣка не только въ русскомъ Львовѣ, но и въ Вильнѣ, столицѣ великаго княжества, явились православныя братства. Очень-жаль, что авторъ мимоходомъ упомянулъ о такомъ замѣчательномъ явленіи, какое представляютъ намъ братства Югозападной-Руси. Они заслуживаютъ болѣе пяти строкъ въ исторіи нашей церкви. Выпишемъ главныя положенія изъ устава виленскаго братства: желающій вступить въ братство долженъ былъ внести въ братскую кружку сумму денегъ, какую хотѣлъ и какую логъ; кромѣ того, этотъ вносъ доброхотныхъ даяній производился каждое воскресенье, и потомъ еще въ четвертую недѣлю по Рождествѣ Христовѣ особенный вносъ. На эти деньги въ братской церкви совершалась служба четыре раза въ недѣлю, раздавались милостыни по госпиталямъ, по тюрьмамъ и нищимъ по улицамъ два раза въ годъ; еслибъ кто-нибудь изъ братьевъ впалъ въ крайность, или въ болѣзнь, то ему чинилось вспоможеніе изъ братской кружки; если умиралъ, ничего не оставивъ, то погребался на счетъ братскій; братство содержало школу, въ которой даромъ обучались дѣти братьевъ и убогіе сироты русскому, греческому, латинскому и польскому языкамъ; учителя также содержались на счетъ братскій; братство имѣло право печатать всѣ необходимыя для школы и церкви книги на славянскомъ, русскомъ, греческомъ и польскомъ языкахъ; всякій имѣлъ право отказывать на братство движимое и недвижимое имѣніе; тяжбы между братьями судились судомъ братскимъ, и проч. Въ исходѣ XV и въ началѣ XVI вѣка, православіе подверглось-было гоненію въ Литвѣ. Авторъ относитъ первое гоненіе къ княженію Александра; но изъ рѣчей посла александрова королю венгерскому видно, что оно началось еще при Казимірѣ. Дѣло католицизма въ Литвѣ пошло гораздо-успѣшнѣе по соединеніи уже съ Польшею.
Въ параграфѣ пятнадцатомъ говорится объ отношеніяхъ къ реформаціи и переводахъ древнихъ отеческихъ сочиненій; въ шестнадцатомъ о торжествѣ сѣвернаго православія надъ папизмомъ при Исидорѣ и св. Іонѣ; въ семнадцатомъ объ этомъ торжествѣ при Филиппѣ I и Максимѣ Грекѣ, при царѣ Іоаннѣ Грозномъ, здѣсь, въ чрезвычайно-краткомъ и сухомъ изложеніи дѣла, мы не находимъ ничего новаго ни относительно мыслей, ни относительно фактовъ. Большаго интереса можно было бы ожидать отъ слѣдующихъ параграфовъ — восьмнадцатаго, девятнадцатаго и двадцатаго, гдѣ говорится о ереси жидовствующихъ, но и здѣсь, послѣ превосходнаго сочиненія Руднева «О ересяхъ и расколахъ», не находимъ ничего новаго. Рудневъ отъискалъ въ ереси два элемента — раціональный и собственно-жидовскій, и очень-вѣрно объяснилъ происхожденіе обоихъ. Въ параграфѣ двадцать-первомъ говорится о ереси Башкина и Ѳеодосія Косаго: эти ереси были также продолженіемъ или отродіемъ ереси жидовствующихъ. Ересь Башкина излагаетъ царь Иванъ Васильевичъ Грозный въ посланіи своемъ къ Максиму Греку; по словамъ царя, еретики «Сына Божія раболѣпно, а не равна Отцу, повѣдаютъ, нѣціи же еще и другихъ поучаютъ на сіе злочестіе; по симъ же и св. тѣло Господа нашего Іисуса Христа и честную Его кровь ни во что же полагаютъ, но токмо простъ хлѣбъ и просто вино сія вмѣняютъ; такожде и церковь порицаютъ, глаголюще, яко вѣрныхъ соборъ сій есть только церковь, а сія зданая ничтожна есть; то же и божественныя плоти Христовы воображенье, и пречистыя его Богоматери, и всѣхъ Святыхъ его воображенья, идолы окаянны нарицаютъ; тоже и покаяніе ни во чтоже полагаютъ, глаголюще: какъ престанетъ грѣхъ творити, аще у священника и не покаялся, то нѣсть ему грѣха; отеческое же преданіе и ихъ житіе баснословіе вмѣняютъ, и на седмь Вселенскихъ святыхъ соборовъ гордость возлагаютъ, глаголюще, яко все себя для писали, чтобъ имъ всѣмъ владѣти, и царскимъ, и святительскимъ, и спроста рещи: вся божественная писанія баснословіе нарицаютъ, Апостолъ же и Евангеліе неистинно излагаютъ». Башкинъ, допрошенный, оговорилъ троицкаго игумена Артемія; на послѣдняго доносили, что онъ еретиковъ новгородскихъ не проклинаетъ, а Латынь хвалитъ, и поста не хранитъ, да потомъ говоритъ, что Артемій «ѣздилъ изо Пскова, изъ Печерскаго Монастыря къ Новугородку Нѣмецкому и тамо вѣру ихъ восхвалилъ»; Артеміи на соборѣ и самъ сказалъ, что онъ «изо Пскова къ Новугородку Нѣмецкому ѣздилъ и говорилъ съ нѣмецкимъ княземъ: есть ли у нихъ таковъ человѣкъ, съ кѣмъ бы ему поговорити книгами? а то на умѣ у него было, что было ему говорити какъ хрестьянскій законъ съ римскимъ закономъ потому ли какъ у насъ». Жаль, что авторъ не обратилъ вниманія на послѣднее обстоятельство: оно указываетъ на связь нашихъ ересей съ ересями западными; учителями Башкина были тоже люди западныхъ исповѣданій — какой-то Литвинъ аптекарь Матвѣй, и другой латинецъ Андрей Хотѣевъ. Изъ послѣдователей Башкина стали извѣстны Ѳеодосіи Косой съ товарищемъ своимъ Игнатіемъ: оба были монахи, оба свергли съ себя монашество, скрылись въ Литвѣ, и тамъ, въ свою очередь, стали проповѣдниками ереси.
Въ параграфѣ двадцать-второмъ говорится объ отношеніяхъ сѣвернаго православія къ лютеровой реформѣ; въ двадцать-третьемъ о печальномъ состояніи просвѣщенія на сѣверѣ. Авторъ называетъ состояніе тогдашняго просвѣщенія печальнымъ, основываясь на слѣдующихъ словахъ новгородскаго епископа Геннадія. «Вотъ» пишетъ онъ "приводятъ ко мнѣ мужика (для поставленія въ священники); я приказываю ему читать Апостолъ, а онъ и ступить не-умѣетъ; приказываю дать ему Псалтирь, а онъ и по той едва бредетъ. Я отказываю ему, и на меня жалобы; земля, господине, такова; не можемъ добыть, ктобъ умѣлъ грамотѣ. Вотъ и обругалъ всю землю, будто нѣтъ человѣка на земли, кого бъ ставить въ священство. Бьютъ мнѣ челомъ; пожалуй, господине, вели учить. При называю учить эктенію, а онъ и къ слову пристать не можетъ; ты говоришь ему то, а онъ другое. Приказываю учить азбуку, и они, немного поучившись азбукѣ, просятся прочь, и не хотятъ учить ее. А у меня духа не достаетъ ставить неучей въ священники. Мужики-невѣжды учатъ ребятъ грамотѣ и только портятъ; а между-тѣмъ, за ученіе вечерни привнеси мастеру кашу да гривну денегъ, за утреню то же иди и больше, за часы особо… А отойдетъ отъ мастера, и ничего не умѣетъ, едва, едва бредетъ по книгѣ, а церковнаго порядка вовсе не знаетъ. Геннадій умолялъ великаго князя и митрополита завести училища, но, кажется, тщетно.
Въ параграфѣ двадцать-четвертомъ говорится о посланіяхъ XV вѣка, объ аскетическихъ наставленіяхъ преподобнаго Нила, о жизнеописаніяхъ; въ двадцать-пятомъ о недостаткѣ живой проповѣди, о суевѣріи и сектахъ раскола;
«Безъ живой проповѣди (говоритъ авторъ) не умѣющіе читать, каковыхъ тогда было слишкомъ много, не могли освободиться отъ невѣжества или суевѣрія; поученія для древняго времени и для страны другой не могли рѣшать всѣхъ сомнѣній новаго времени и земли русской. Недостатокъ живыхъ наставленій лучшіе чувствовали тогда и старались восполнять формами поученій для частныхъ случаевъ жизни. Нельзя написать столько формъ, сколько можетъ быть нуждъ душевныхъ.»
Мы съ этимъ совершенно-согласны, но вѣдь и живая проповѣдь не можетъ удовлетворить всѣ душевныя нужды каждаго; живая проповѣдь имѣетъ цѣлію удовлетворять душевныя потребности слушателей вообще, тогда-какъ посланія митрополитовъ вызывались какимъ-нибудь извѣстнымъ обстоятельствомъ въ жизни христіанина; и тотъ и другой родъ наставленій необходимы: они не могутъ замѣнить другъ друга. — Далѣе авторъ говоритъ:
«При недостаткѣ живаго наставленія, какія знали молитвы, знали буквально, а не по смыслу; слушали или читали пѣсни, молитвы, слова, чтобъ только выполнить уставъ, дорожили буквами, теряя изъ вида духъ ихъ. Вмѣсто того, чтобъ изучать наставленія святой вѣры, усвоять ихъ размышленіемъ и чувствомъ, во время Стоглавника учились гадать по звѣздамъ, по ладонямъ, смотрѣть въ Аристотелевы врата и вороноіраи, различать дни черные. Тоже — наука! Суевѣрія язычества и невѣжества, богохульное святошество доходили въ народѣ до крайности, и такъ были обыкновенны, что заражали и сельское духовенство. Такимъ образомъ сѣмена раскола уже зараждались. При недостаткѣ просвѣщенія и живаго наставленія въ вѣрѣ, чѣмъ далѣе, тѣмъ болѣе привыкали къ сборникамъ стараго освящали ихъ, какъ обрядъ, не различали хорошаго отъ лучшаго, вѣрнаго отъ сомнительнаго, истину отъ заблужденія или отъ ошибокъ писца; уже начинали говорить: все старое свято. Оставалось постарѣть однѣмъ ошибкамъ, расплодиться другимъ, окрѣпнуть въ убѣжденіяхъ ложныхъ, чтобъ открылся расколъ.»
По предположимъ, что при такомъ положеніи церкви, какъ описываетъ авторъ, существовала живая проповѣдь, кто же сталъ бы ее проповѣдывать? Тѣ священники, о которыхъ говоритъ архіепископъ Геннадій? тѣ священники, о которыхъ самъ авторъ говоритъ, что они были заражены суевѣріями? тѣ священники, которые, если не сами искажали, то, по-крайней-мѣрѣ, терпѣли въ церквахъ искаженныя книги? Не-уже-ли проповѣдь такихъ людей была бы полезна для народа? Дѣло въ томъ, что недостатокъ въ живой проповѣди былъ не причиною невѣжества и заблужденій, а слѣдствіемъ ихъ; ясно, что неученый не можетъ учить, и бѣда, если вздумаетъ приняться не за свое дѣло; когда же распространилось просвѣщеніе, когда явились образованные священнослужители, тогда необходимо сама собою явилась и живая проповѣдь.
Въ параграфѣ двадцать-шестомъ говорится о Максимѣ Грекѣ, о борьбѣ его съ невѣжествомъ времени по отношенію къ Св. Писанію; въ двадцать-седьмомъ — о борьбѣ Максима съ уваженіемъ времени къ баснословнымъ сказаніямъ сборниковъ; въ двадцать-восьмомъ о томъ же Максимѣ, который объясняетъ внѣшнее богослуженіе и обличаетъ слѣпое пристрастіе къ внѣшности; въ двадцать-девятомъ — о Максимѣ, какъ исправителѣ книгъ; въ тридцатомъ о Максимѣ и Зиновіи, обличающихъ произволъ! въ чтеніи символа вѣры, о мудрованіи Стоглава, о происхожденіи разностей въ чтеніи; въ тридцать-первомъ, о страданіи Максима исправителя книгъ, о его защищеніи дѣлу исправленія книгъ. — Читатели видятъ, что нѣсколько параграфовъ посвящено авторомъ дѣятельности Максима Грека, и безспорно, эта дѣятельность заслуживаетъ особеннаго вниманія. Не смотря на то, читатели, которымъ извѣстно знаменитое дѣло Максима Грека, его преніе съ митрополитомъ Даніиломъ, не будутъ вполнѣ удовлетворены, прочтя разбираемую нами книгу; дѣло Максима требуетъ подробнѣйшаго изслѣдованія; особенно могутъ быть недовольны авторомъ за краткость, съ какою онъ отозвался о князѣ-инокѣ Бассіанѣ: о немъ сказано только; «князь-инокъ Вассіанъ разлѣплялъ съ Максимомъ труды исправленія книгъ». Намъ кажется, что никакъ нельзя было оставить безъ вниманія допросы Вассіану на соборѣ и отвѣты его.
Въ параграфѣ тридцать-второмъ говорится объ исправленіи книгъ послѣ Максима, о сборникахъ Макарія; въ тридцать-третьемъ, о соборѣ 1551 года, о первой типографіи; въ тридцать-четвертомъ, о частныхъ произволахъ невѣдѣнія, о хожденіи по солнцу; въ тридцать-пятомъ о пѣніи аллилуія; въ тридцать-шестомъ о крестномъ знаменіи; въ тридцать-седьмомъ, о наблюденіи за многописаніемъ, о соборномъ разсужденіи, о дьякѣ Висковатомъ, защитникѣ старыхъ иконъ.? — Авторъ выставляетъ дьяка Ивана Висковатаго какъ начальника послѣдующихъ старообрядцевъ, защитниковъ старыхъ образовъ; но, разсмотрѣвъ внимательно дѣло, никакъ нельзя причислить мнѣнія Висковатаго къ старовѣрскимъ бреднямъ: здѣсь были только недоразумѣнія, и какъ-скоро ему ихъ объяснили, то онъ тотчасъ же и принесъ покаяніе. Вотъ въ чемъ дѣло; послѣ пожаровъ 1547 года, въ Благовѣщенскомъ-Соборѣ возобновляли иконы, и, по распоряженію извѣстнаго священника Сильвестра, новгородскіе иконописцы изобразили на стѣнахъ храма исторію творенія міра, символъ вѣры, содержаніе нѣкоторыхъ церковныхъ стиховъ въ лицахъ. Дьяку Висковатому показались странными новыя изображенія, и онъ громко выразилъ свое неудовольствіе, говоря государю: «Мнѣ ся мнитъ, чтобъ Вѣрую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимымъ-же всѣмъ и невидимымъ, писати словы, а оттоли бъ писати и воображати по плотскому смотрѣнію иконнымъ письмомъ Господа нашего Іисуса Христа весь до конца». Сомнѣніе Висковатаго состояло въ слѣдующемъ: онъ думалъ, что существъ духовнаго, невидимаго міра не должно изображать плотски: еще соблазняло Висковатаго изображеніе Христа на креслѣ съ сложенными руками и покрытаго крыльями; когда жь государь и соборъ объяснили ему, что въ этихъ изображеніяхъ нѣтъ ничего противнаго, то онъ принесъ покаяніе: «А я тебѣ государю челомъ бью» писалъ онъ «а впредь о всемъ о томъ по вашему соборному свидѣтельству вѣрую безсумнѣнно и тѣмъ святымъ образамъ на иконахъ написаннымъ покланяюсь и любезно цалую, какъ еста изсвидѣтельствовали о всемъ но божественному писанію; а усумнѣвался есмь много и о томъ, кого вспрошу и они сказати не умѣютъ».
Въ параграфѣ тридцать-восьмомъ говорится о установленіи праздниковъ святымъ русской церкви и введеніи новыхъ служебъ, о поминовеніи усопшихъ и разрѣшеніи имъ; въ тридцать-девятомъ — о древнемъ чинѣ богослуженія; въ сороковомъ — о древнемъ образѣ жизни въ этомъ періодѣ, объ усиленіи пороковъ монгольскихъ, здѣсь авторъ не только относитъ кнутъ и пытку къ татарскому вліянію, но утверждаетъ даже, что Русскіе, которые гнушались татарскимъ богослуженіемъ и никогда не могли при немъ присутствовать, заразились церемонностью монгольскою; онъ говоритъ: «у многихъ обрядная набожность была дѣломъ не сердца, а обычаемъ времени, была церемонностію монгольскою, безъ духа и силы». Всѣмъ извѣстно, кажется, что мухаммеданское богослуженіе отличается не церемонностью, но чрезвычайною простотою.
Мы не будемъ слѣдить за остальными параграфами, которыхъ содержаніе составляетъ жизнь христіанская на Руси; сказаннаго считаемъ достаточнымъ. Повторимъ, въ-заключеніе, что разбираемая нами книга не представляетъ ничего новаго ни относительно фактовъ, ни относительно мыслей, но можетъ долго остаться очень-полезнымъ руководствомъ для начинающихъ изучать исторію русской церкви.