Отделившееся от Египта эфиопское царство со столицей в Напате, несмотря на полунегрское население, было сначала сколком с Египта Нового царства. Главным божеством был Амон, имевший у «Священной горы» (Баркал) в Напате храм, который назывался «Золотой Опет», т. е. «Золотой Карнак». Этот храм, воздвигнутый еще Пианхи, напоминает по расположению луксорский времен Аменхотепа III. К западу от него находилось пять других храмов, между прочим в честь Мут, перестроенный, Тахаркой из древнего меньших размеров, по образцу полуспеоса Рамсеса II в Себуа, и украшенный колоннадой с колоссальными фигурами Беса, храм Хонсу и другие меньшие. К западу от горы расположены две группы небольших пирамид, служивших. царскими усыпальницами. В различных провинциях царства продолжали почитаться боги, культ которых введен был еще во время египетских завоеваний или вошел впоследствии (напр., Бает в виде золотой кошки у 4-го порога). Подобно тому, как не туземный Дедун, а фиванский Амон сделался верховным богом нубийского царства, так и царь его долго выставлял себя не владыкой нубийцев и Эфиопии, а фараоном, «царем Верхнего и Нижнего Египта», даже более законным, чем сидящий в Бубасте или Саисе, и только временно, по необходимости, принужденным довольствоваться вторым и окраинным градом Амона, вместо древних священных Фив.
Само собою разумеется, что попытки осуществить эти притязания делались при каждом удобном случае, и мы знаем о завоевании Египта при Пианхи и имеем серию эфиопских фараонов: Кашта (или Кшета, может быть, манефонов Зет), Пианхи, Шабака, Шабатака, Тахарка, Тануатамон. Уже некоторые из этих имен доказывают, что этнографически даже династия перестала быть египетской; изображения Шабаки и Тахаркй на египетских памятниках, особенно же последнего на зендширлийском барельефе царя Асархаддона, обнаруживают несомненно негрский тип. Таким образом, нескольких поколений было достаточно, чтобы онегрить царский дом. И войско было сплошь туземным; еще в древности нубийские солдаты служили в Египте. Только немногочисленные чиновники, художники, да некоторые жрецы напатского храма были, по возможности, египтянами или египетскими образованными нубийцами, необходимыми для поддержания связи с культурой и для придания двору, религии и управлению египетского облика.
Пока сношения с Египтом были правильны и напатские фараоны могли в изобилии получать этот культурный элемент с севера, египетский облик мог с успехом прикрывать действительный характер нубийского государства. Так, надписи Пианхи и Тануатамона написаны на хорошем египетском литературном языке и не лишены поэтических достоинств; с технической стороны они также вполне хороши. Обращает на себя внимание только обыкновение исписывать памятные царские надписи с двух сторон — очевидно, они помещались так, что их можно было читать и сзади и спереди, и в таком виде ставились в напатском главном храме, который стал как бы архивом царских деяний. Кроме царей, известных по своим походам в Египет, к этой древнейшей эпохе Напатского царства относится еще несколько царей, памятники которых отличаются чистым египетским языком и стилем. Они большею частью найдены Лепсиусом и помещены в V отделе его монументального издания. Это: Аматиру, представленный в Берлинском музее статуей в виде Осириса Сенка-амен-секен, развалины храмика которого, полупещерного типа, со святым святых, высеченным в скале, и с изображением на пилоне поражения пред Амоном пленных, находятся вблизи великого храма Амона Напатского, а жертвенник хранится в Берлинском музее, и т. п. Более точно определить их время нельзя.
Тануатамон, сделанный в год смерти Тахарки соправителем и царем Верхнего Египта, по вступлении на напатский престол совершил поход в Северный Египет, т. е. с успехом повторил Пианхи. Долго он не мог владеть Дельтой, так как ассирияне не замедлили прогнать его, но в Фивах он признавался по крайней мере восемь лет, и только около 655 г. они попали под власть саисской династии. Последняя положила предел эфиопским нашествиям. Мы больше о них не слышим, напротив, до нас дошли документальные свидетельства о попытках саисских фараонов восстановить Египет в пределах XVIII—XIX дин. и вернуть владычество над Нубией.
Для истории последней это имело чрезвычайно важные последствия. Притязания ее царей на роль фараонов сделались исключительно теоретическими, а сами они поневоле должны были более срастись со своим царством и обнубииться. Вместе с тем, связь с культурным Египтом была затруднена, и приток свежих сил значительно уменьшился. Между тем, царство все еще было воинственно; кроме того, его естественные условия требовали расширения границ: узкая нубийская долина Нила не могла прокормить население, достаточное для существования самостоятельного царства и имевшего Претензию на культурное значение. Египет был закрыт, пришлось обратиться к югу. И вот, с одной стороны, мы наблюдаем постепенное одичание и удаление от египетских образцов, с другой — распространение завоеваний все дальше и дальше на юг, не только в область Мероэ, но даже в Алоа, следовательно, в область двух Нилов, Судана, и до границ Абиссинии.
Следуя этому направлению истории, цари впоследствии переносят свою резиденцию в Мероэ (Беруат, теперь Бегеравиэ), имевшую большое торговое значение, подобно нынешним Берберу или Хартуму, и расположенную среди большой плодородной и богатой естественными произведениями области. Земледелие и скотоводство здесь были главными источниками богатства, но караванные пути к морю, в Египет и во внутреннюю Африку также не мало содействовали развитию страны, равно как и богатство благородными металлами. Появилось царство чернокожих, управляемое царями полунеграми, состоявшее из подданных негров и полудиких хамитов и цеплявшееся за крохи египетской цивилизации. Совершенно своеобразное явление в истории.
О судьбах этого царства после Тануатамона нам сообщают отрывочные сведения царские надписи, поставленные в напатском храме и теперь находящиеся в различных музеях. Наиболее древними из них, принимая во внимание сравнительную чистоту египетского языка а также упоминание в более позднем памятнике, следует считать надписи царя Аспарута.
Одна из них повествует об его вступлении на престол:
«Войско его величества все находилось в городе, имя которого «Священная гора» (в Напате), где обитает Дедун, бог Куша, после того, как Кобчик (т. е. Гор — старый царь) достиг своего места (т. е. умер). Здесь было 6 офицеров, 6 мудрецов, 6 начальников книг (?) и казначеев царского дома; они сказали войску: «Коронуем нашего господина, ибо мы — овцы без пастыря». Войско было в печали и говорило: «Господин наш среди нас, но мы его не знаем. О, если бы мы его знали и могли ему служить и быть подданными, как обе земли Гору, сыну Исиды... и поклониться двум уреям на его короне». Каждый говорил другому: «Никто не знает его, кроме одного Ра»... Другой сказал: «Но Ра ушел в страну живущих, а его диадема среди нас». Третий сказал: «Воистину, с тех пор, как существует небо и царская корона, Ра определил поручить ее своему возлюбленному сыну, так, чтобы он был подобием Ра среди живущих»... Четвертый сказал: «Но Ра не ушел на небо и не оставил своего седалища пустым, но сан его благодетельный в руках его; он отдал своему возлюбленному сыну... издавать хорошие законы на своем троне». Войско (однако) все еще было печально и говорило; «Господин стоит среди нас, но мы его не знаем». (Наконец) говорит войско его величества, восклицая одними устами: «Есть бог Амон-Ра, владыка престолов обеих земель на Священной горе, где престол Куша. Пойдем к нему. Не будем ничего делать без его воли, ибо ничего не стоит то, что делается без него. Предоставим дело богу, который есть бог царства Куш со времен Ра, да руководит он нами. Царство Куша в его руках, и он передаст его своему возлюбленному сыну. Помолимся лицу его, припадем пред ним, падем ниц и скажем: мы пришли к тебе, Амон, чтобы ты дал нам господина, чтобы он охранял нашу жизнь, строил храмы всех богов и богинь Верхнего и Нижнего Египта, увеличивал достояние богов. Ничего не делаем мы без тебя; ты руководишь нами». Так говорило рее войско. Эта речь весьма понравилась богу. Явились вельможи его величества и придворные к храму Амона и застали жрецов, хонтов и великих уэбов, сидящими вне храма. Они сказали им: «Ступайте, вынесите этого бога Амона-Ра, что на Священной горе, да покажет он нам нашего господина». Жрецы низшие и высшие вошли в храм и принесли жертву на его алтаре. Затем вошли вельможи и придворные в храм и бросились на свои животы пред богом, они представили богу царских братьев... но тот не избрал никого из них. Тогда снова представили они богу брата царя и сына Амона, вскормленного Мут, владычицей неба, сына Ра, Аспарута. Тогда сказал Амон-Ра: «это — царь, ваш господин, чтобы оживить вас. Он построит храмы в южной и северной земле и увеличит доходы богов. Его отец — мой сын, сын Ра. Его мать — сестра царя и мать царя, владычица Куша, дочь Ра... живущая вечно. Ее мать была сестрой царя и матерью царя и служительницей бога Амона-Ра, царя богов, фиванского... (перечисляется еще 5 женских предков)». Тогда вельможи его величества и придворные пали на животы свои пред этим богом, восклицали ему за власть, данную им своему возлюбленному сыну, царю Верхнего и Нижнего Египта, Аспаруту, вечно живущему. Явившись пред своего священного отца, Амона-Ра, владыку престолов обеих земель, он нашел все короны царей Куша, со всеми их скипетрами, пред этим богом. Сказал его величество этому богу: «приди ко мне, Амон-Ра, владыка престолов обеих земель на Священной горе, ты дай мне прекрасный сан, о котором не было мысли в моем сердце, ради великой любви твоей»... Бог вручает ему царские регалии. Царь возложил их, затем поклоняется богу и произносит молитву, между прочим: «дай, чтобы я был любим в земле Куга». Войско ликует, поклоняется новому царю и восклицает. В память коронации установлено ежегодное празднество.
Надпись эта, прежде всего, приводит на память слова Диодора (III, 5): «из эфиопских законов не малое представляется весьма отличным от существующих у остальных народов, особенно же относительно избрания царей. Жрецы выбирают из своей среды самых лучших, а из выбранных тот, кого бог, несомый по обычаю в торжественной процессии, коснется, того народ избирает царем и немедленно поклоняется ему, как богу, ибо божественным произволением вручена ему власть». В нашем случае избранным был не жрец, а член царской фамилии, и вероятно Диодор, вообще подчеркивающий всемогущество эфиопских жрецов, несколько сгустил краски или обобщил отдельные случаи, но сведения его о решении дела оракулом Амона находит себе полное документальное доказательство и, кроме того, переносит нас в Фивы времен XXI дин., где также оракул бога был постоянно действующей высшей государственной инстанцией. На одном из барельефов большого напатского храма, найденном Breasted'ом, изображена процессия священной барки Амона, несомой жрецами. Изображение это, столь обычное в Фивах, отличается от египетских тем, что главным лицом представлен кадящий верховный жрец; царь изображен позади его. Духовенство было в Напате страшной силой, и едва ли не прав Диодор (III, 6), уверяющий, что оно могло даже предписать царю, в виде оракула Амона, лишить себя, жизни. Уже приведенная нами надпись отчасти подтверждает, что нечто подобное могло быть: все имена Аспарута и его предков выскоблены, и что надпись имеет в виду , его, можно было догадаться только по его титулатуре. Очевидно, столь богоугодно выбранный царь не ответил ожиданиям и был устранен, причем вся его династия объявлена отверженной, а память о ней — изглажена. Для нас это прискорбно, так как перечисленные семь поколений женских предков могли бы дать нам возможность определить дату Аспарутэ — наверное среди них нашлись бы знакомые нам фиванские царицы. Бабушка царя наавана «восхвалительницей Амона фиванского»; если это так, то мы попадаем в эпоху до саисской династии, следовательно, Асларут был потомком Пианхи, Тахарки, Тануатамона и царствовал вскоре после них, вероятно ок. 600 г., — за это говорит хороший египетский язык. Что касается других данных надписи, то, конечно, обращает на себя внимание, с одной стороны, сохранение фикции царствования над «Верхним и Нижним Египтом», с другой стороны, наименование Напаты престолом земли Куш, а Амона — не только «владыкой престолов обеих земель», но и «богом царства Куш»; рядом с ним появляется и Дедун, Итакт начинают осваиваться и примиряться с владычеством над Нубией, об Египте вспоминают только в стереотипных формулах. Царь, несмотря на очевидную зависимость от духовенства, однако, подобно фараону, сын Амона и подобие Ра, следовательно, считается богом. Об этом упоминает Страбон (XVII, 2, 3). Диодор сообщает странный обычай, объяснимый при помощи такого представления о царе, в связи с дикостью» населения (III, 7): «закон, предписанный друзьями царя, несмотря на свою странность, удержался до нашего времени. Говорят, что у эфиопов есть обычай, если у царя пострадает какой-либо член тела, по какой-либо причине, то все друзья добровольно лишаются его... Говорят также, что в обычае добровольно умирать вместе с царем его друзьям, ибо такая смерть славна и достойна истинной дружбы»... Оставив в стороне домыслы грека о дружбе и царской безопасности, нельзя не видеть в этом обычае пережитков первобытного фетишистского представления о царском достоинстве» Первобытный характер имеет и матриархальное место, отводимое в документах царицам. В надписи приводятся семь женских поколений и только одно мужское. В верхних частях памятных плит всегда изображаются с царем его мать и жена, первая всегда имеет преимущество; впоследствии влияние старых цариц развилось еще более.
Что касается диодоровых «друзей», то наша надпись и в этом отношении снабжает нас сведениями, упоминая о шести вельможах (или «князьях») и «начальниках казны царского дома»; кроме того, упоминается 6 генералов и 6 «мудрецов»; До нас дошла другая надпись от Аспарута, где перечислены шесть высших придворных чинов, относящихся к первой категории. Эта надпись датирована 3-м годом царя и представляет ставленную грамоту, данную его дочери на наследственное жречество в храме «Амона-Ра, тельца нубийского», и на право пользования соединенными с этой должностью доходами. Плита была помещена в атом храме, а не в напатском Карнаке, а потому царские имена в ней избегли уничтожения. Здесь сделка представляется совершенной в присутствии 11 чиновников; из них 6 носят общий титул «начальник казны царского дома», но, кроме того, и особенные для каждого, к сожалению, непонятные, кроме последнего, который назван «председателем суда», т. е. чем-то вроде министра юстиции; первый, кроме испорченного в надписи титула, назван еще «губернатором Тахонта», т. е. Нубии; пятый носит какой-то титул на туземном языке; очевидно, «начальник казны» было чином, и притом высшим, эфиопской табели о рангах. Далее следуют: «главный писец Куша», т. е. государственный секретарь, «царский писец и начальник хлебных амбаров», главный казначей каких-то уарер (может быть, вестников) Нубии, писец хлебных амбаров, (личный) казначей даря. Под документом подписались, в качестве свидетелей, три (второй, третий и четвертый) жреца «хонта» Амона-Ра, иерограммат храма, 7 «великих уэбов», жрецы какого-то другого ранга и «храмовой писец». Последний, а в особенности иерограммат, конечно, и были авторами надписи, и она обязана им своим сравнительно правильным египетским языком. Имя иерограммата, к сожалению, не сохранилось, имя храмового писца — Нес-Мут — египетское; в числе 26 других имен есть еще пять египетских, и они принадлежат писцу амбаров (Хонсердис), казначею царя (Пединуб), одному из «великих уэбов» (Петаменемопе) и жрецам третьего ранга. Все это доказывает, что египетский культурный элемент еще не иссяк в стране. Все высшие чиновники и даже государственный секретарь—нубийцы. Что касается доходов царевны, которые ей должны перейти от ее матери, по должности жрицы, то они крайне скудны: ежедневно 10 хлебов и 5 белых хлебов, ежемесячно 15 кружек пива, ежегодно три быка и, кроме того, особые поступления в праздники. Это слишком далеко до огромного перечня доходов фиванской «супруги бога». И тем не менее, наследственность этих доходов (ее детям и внукам должно это принадлежать навеки, без уменьшения) обусловила увековечение акта на каменной надписи в присутствии высших сановников государства, причем, присоединено заклятие: «кто этот документ унесет из храма Амона-Ра, тельца нубийского, тот подпадет мечу Амона-Ра и пламени Сохмет, и его сын не будет сидеть на его седалище». Таким образом, и здесь Сохмет является грозным, карающим божеством.
От Аспарута допита до нас с горы Баркала еще одна надпись такого же рода, с выскобленными именами и поврежденным изображением царя, подносящего Амону, Мут и Хонсу статуэтку Маат, как знак совершения правосудия. Действительно, надпись является документом расправы над какими-то преступниками в храме Амона Напатского. Вот ее перевод:
«Благой бог, подобие Ра, Атум, знающий предел жизни людей, широко ходящий, второе солнце, подающее дыхание всякому носу, оживляя людей, покоряющий, подобно своему родителю, который руководит им во всех его превосходных начинаниях... (следуют имена царя)... Во второй год его царствования, когда его величество сидел на престоле Геба, послал его величество следующий приказ в храм отца своего Амона Напатского, что на Священной горе, чтобы искоренить богоненавистное племя, называемое «Темпсипердетхи». Да не впускают их в храм Амона Напатского, что на Священной горе, за дело — отвратительно называть его, — которое они учинили в храме Амона. Они учинили то, что бог запрещает делать. Они замыслили в сердце своем умертвить человека, хна котором не было зла, а это бог запретил делать.
...Бог умертвил их, сделав их огненной жертвой, чтобы вселить во всех жрецов, хонтов и уэбов, носящих сего почтенного бога, страх пред своей силой и величием своей власти. Его величество изрек: все жрецы, хонты и уэбы, которые будут творить злое в храмах... должны быть истреблены; их ноги не должны ходить по земле, и никакие наследники не должны быть после них поставлены, ибо храм не должен быть запятнан их преступлением, но должен быть свободен от него».
Таким образом, в храме Амона одна из жреческих фамилий была уличена в замыслах на чью-то жизнь. Царь вмешался в это дело, виновные были сожжены, а всем жрецам объявлено предостережение. Итак, царь является в роли как бы верховного жреца и судьи. Так, конечно, бывало и в Египте. Возможно, что Аспарут был энергичным и самовластным царем и воспользовался этим случаем, чтобы подчеркнуть свои права и дать их понять жрецам. Может быть, и свержение его и его династий стоит в связи с этими свойствами его характера и правления. Ответить на это мы не в состоянии, но несомненно, что произошел переворот, от которого пострадала даже память великого Пианхи — и его изображение было повреждено.
Дальнейшая история нубийского царства не располагает пока достаточными данными для приведения в хронологическом порядке многочисленных известных нам царских имен и надписей. Обыкновенно принимают для этого, в качестве критерия, правда весьма ненадежного, тронные имена фараонов. Они стали обнаруживать все меньше самостоятельности и воспроизводить или славные имена фиванской древности или имена современных египетских фараонов. Если держаться этого критерия, то можно будет считать современником Псаметиха II эфиопа Исрен (?) -мер-Амона, имевшего тронное имя Нофер-аб-анх-Ра, близкого к имени Псаметиха II Нофер-аб-анх-Ра, и эфиопа Иах-арк-неб-Амона — современником Амасиса (Яхмоса II), так как у них общее тронное имя Хнумабра. Первый оставил памятники у Баркала и уже в Мероэ, второй — только в Мероэ. Действительно, уже в половине саисской эпохи резиденция перешла в Мероэ, где от этих царей дошли погребальные пирамиды с изображениями, пока еще удовлетворительными в смысле преданий египетского искусства. Брестед нашел в одной из пирамид северной группы предметы из пасты, современные саисской эпохе, и относит начало здесь царских пирамид, самое позднее, к персидскому времени.
Более известна нам следующая династия, оставившая крупные эпиграфические памятники от царей Гарсииотефа и Настесена. Последний называет город Тахехт, лежавший, кажется, на левом берегу Нила, против Напаты, родиной династии, так как говорит: «это великий лев, сад, в котором произрос царь Пианхи-рер». Больше об этом основателе династии мы ничего не знаем, зато сын его Гарсииотеф оставил нам в Баркале огромную иероглифическую надпись, подобна Пианхи, и Аспаруту, написанную пока еще на египетском языке, но уже далеко не таком грамотном. Она датирована 33-м годом этого царя и содержит в себе нечто вроде летописи его деяний, начиная с коронации. Здесь повествуется о прибытии царя в карнакский напатский храм, с молитвой о получении «короны страны Негров». Бог ответил: «я дам тебе корону земли Негров, я дам тебе четыре страны света, я дам тебе воду чистую и воду лишенную святости, я повергну всех врагов твоих под ноги тебе. Какой бы народ ни пришел к твоим рукам, он не будет иметь успеха»... Затем царь приносит жертву и совершает объезд различных священных городов царства: Гемитен, Пиубс, Тарет (богиня Бает), произнося всегда «Амон Напатский». В каком-то городе, имя которого трудно прочесть, строит он в 5 месяцев и расписывает храм, делает богатые пожертвования для потребностей культа и храмоздательства в различных местах: золото, золотые статуи, дерево акации, серебряные и бронзовые сосуды и т. п. Между прочим сообщается, что напатские святилища — «храмы тысячи лет» и Золотой Карнак, и даже царский дворец, до такой степени пришли в ветхость, что в последний, напр., «нельзя войти». Царь занимается ремонтом этих важнейших зданий своего государства и подробно описывает свои заботы по их реставрации. Итак, ясно, что резиденция давно уже в Мероэ, Напата покинута, и даже ее религиозная важность и политическое значение, как коронационного города, не в состоянии предохранить ее от упадка. Мероэ также упоминается в надписи. Так, царь жертвует Амону шесть виноградников в Мероэ и справляет праздник мероитского Осириса. Кроме того, в. 18 и 23-м годах царствования на Мероэ совершило набег какое-то племя Рехрехса с вождем Аруаа. Это же племя напало и во 2-й год. В общем Гарсииотеф перечисляет восемь победоносных походов против различных народцев, которые едва ли могут быть локализованы на современной географической карте; это, кроме Рехрехса: Мадаи (5 и 6-й годы), Барга и Саменса (11-й г.), Макети (16 и 33-й гг.). Все это были, вероятно, кочевые племена хамитов, родственные нынешним беджа. Весьма интересно, что сам царь уже называет свое государство царством «короны земли Негров» — это уже дальнейший шаг по пути удаления от египетских фараоновских традиций; пред нами государство чернокожих, основанное на египетской культуре и признающее себя таковым.
Еще интереснее надпись преемника его Настесена. Он был узурпатором и основал свои права на своей матери Пераху, вероятно, сестре Гарсииотефа. Он изобразил ее в заголовке своей стелы с надписью: «Пераху, которой дана диадема в Напате, ибо ее отец (т. е. Пианхи-рер) утвердил храм короны». Приводим надпись в переводе:
«Год 8-й, 9 тиби, при Горе, могучем тельце, любимом Эннеадой, являющемся в Напате, владыке корон, сыне Ра, Настесене, Горе, тельце, попирающем врагов своих под сандалиями своими, льве великом, пожирающем, утвердителе всех стран, сыне Амона, которого рука велика, расширяющем все страны, сыне богов, сильном... знающем все речи, как Тот, быстроходящем, строящем обе земли, как Пта, питающем всех людей, как Амон, сыне Исиды сильном (которого рождение определили боги), защитнике обеих земель, сыне Ра, Настесене, сыне Амона, благословенном на небе.
Я даю вам знать: царь В. и Н. Египта Ка-анх Ра, сын Ра, владыка обеих земель, Настесен, живущий вечно, говорит: «Когда я был добрым сыном в Мероэ (т. е. наследником, подобно Гору), воззвал меня Амон Напатский, мой благой отец, говоря: «приходя». Я позвал всех царских родных, бывших в Мероэ, и сказал им: «ступайте, идите со мной, ищите вождя (?) нашего»... Они отвечали мне: «мы не пойдем с тобой — ты его добрый сын, тебя любит Амон Напатский, твой благой отец». Я поднялся, и на другой день достиг Астабора. Я переночевал там... Я слышал, как идущие (?) из Напаты говорили: «он будет столицей (?) всех стран». Я рано встал на другой день и достиг Тахехта. Этот город — великий лев, сад, в котором произрос царь Пианхи-рер.
...Когда я достиг храма, пришли ко мне навстречу все люди из храма Амона Напатского, городов и все знатные люди. Они говорили со мной и сказали мне: «даровал тебе владычество над Нубией (Хонт) Амон Напатский, твой благой отец». Все люди говорили: «когда он причалит?» Я оказал им: «ступайте, плывите по реке, утешьте Амона Напатскрго,тлрег6 благого отца. Ступайте, повергнитесь пред Амоном Напатским». Я пошел к набережной реки, к храму Ра. Я сел на свежих лошадей и достиг великого храма. Предо мной поверглись все знатные люди и жрецы Амона; благословляли меня все уста. Я поднялся вверх и открыл великие врата. Мне сделали то, что следовало сделать (?)... к Золотому Опет. Сказал я Амону Напатскому, моему благому отцу, все, что было у меня на сердце; он, услышал мои уста. Дал мне Амон Напатский царство над землей Нубийской, корону царя Гарсииотефа, силу царя Пианхи-рера.
В последний день атира устроил я процессию Амона Напатского; вышедши из великого храма, он дал мне царство над страной Нубийской, Алоа, девятью луками, обоими берегами, четырьмя странами света. Я держал хорошую речь пред Ра и сказал следующее Амону: «ты — создавший меня. Все страны и люди слышали, как ты воззвал меня из Мероэ. Я пришел к тебе, ты даровал мне владычество земли Нубийской. Не люди сделали меня царем в тот день 24-го, когда ты дал мне власть». И знатные и ничтожные люди находились на дороге. Я плясал пред Ра. Я достиг места заклания жертвы и взял двух быков. Я взошел и сел на золотой трон в Золотом Карнаке в тени, в день тот. Все люди говорили: «он исполнил все хорошо. Амон дал ему величие, жизнь, здравие, благополучие на земле Нубийской, сыну Ра Настесену; он взошел и сел на золотом троне в день сей. Он будет царем, сидящим в Мероэ».
12 тиби я поплыл вниз к Амону Пергемитенскому, моему благому отцу. Я устроил процессию Амона, чтобы он вышел из великого храма. Я обратился с хорошей речью к нему; он дал мне царство над Нубией, обоими берегами, Алоа, девятью луками, и свой могучий лук. Сказал он мне то же, что и Амон Нанатский, мой благой отец. Я поднялся и сел на золотом троне.
Отправился я к Амону Пнубскому, моему благому отцу. Вышел Амон Пнубский из великого храма. Дал он мне владычество над Нубией и свой могучий панцырь (?). Сказал я свою хорошую речь Ра. Я поднялся и воссел на золотом троне.
Я отправился вверх к Амону Напатскому, моему благому отцу. 19 мехира я устроил процессию Амона. Он вышел из великого храма: обратился я с прекрасною речью к Ра. Я сказал ему все хорошие речи, которые сказал мне Амон Пергеми-тенский, Амон Пнубский и все боги. Я плясал. Я достиг места заклания жертвы, я взял двух коров; я спустился в Pidiwt, провел там четыре ночи, и в четыре дня я сделал все. Я поднялся, я достиг места заклания жертв, взял двух коров, вошел в храм, сел на трон в золотой зале (?).
24-го числа отправился я вверх к Баст, обитающей в Тарете, моей благой матери. Дала она мне жизнь, долголетие, левую грудь. Дала она, обняв меня, и хорошую - жизнь. Дала она мне свой жезл сильный.
Пришел я в Напату. 29-го я устроил процессию Амона Напатского. Дал мне всё небеса, всю землю, все реки. Я поднялся и воссел на золотом троне.
Я дал тебе 4 сада, о Амон в Напате; в них было 36 людей. Посадил я тебе 6 садов и виноградник в Напате; я дал тебе прекрасные сады в Мероэ. Я дал тебе ладану три больших сосуда, меда 4 сосуда, анти 3 сосуда, одну статую Амона Пергемитенского из золота, 2 — Гора, 3 дебена, (всего) — 134 дебена серебряных сосудов — 13 чаш для... два медных сосуда для пива и т. д.
Пришел Камбесуден. Он послал пехоту из Джарт. Великое поражение. Я захватил его (войско), я пленил все транспортные суда этого царя. Я нанес ему большое поражение. Я взял все его земли, весь скот, всех быков, мелкий скот, все, чем питаются люди, от Каратеп (?) до Тарудипеха (?). Я отдал червям убитое (?), а то, от чего кормятся люди, оставил в живых. Я отдал городу Таремен двух быков из посвященных Амону Напатскому и доставленных из Напаты; 26 хояка, в день рождения сына Ра Настесена, я дал Обсаудиму шесть быков Амона Напатского, м. б. о., пришедших из Напаты. В последний день хояка, в день, когда дана корона сыну Ра Настесену, я дал тебе, Амон, 12 ожерелий и произведения земли от Каратепа до Тарерк. Я дал тебе, Амон Напатский, мой благой отец, лампаду в Тактак, дал тебе добычу: 300 быков, 300 мелкого скота, 200 людей. О Амон Напатский, твоя рука совершила это, твоя сила прекрасна».
После этой оборонительной войны Настесен перечисляет семь своих наступательных походов против диких хамитских и негрских племен, подобных тем, от которых оборонялся его предшественник, и тем, которые впоследствии под именем влеммиев набегали на Египет. Они жили между Нилом и Чермным морем от Египта до Абиссинии и занимались скотоводством и горным делом; об этом свидетельствует Ограбон, и это вытекает из отчета Настесена (отчасти и Гарсииотефа) о добыче; всего он отнял у них более 3 200 фунтов золота, 673 471 голову быков, 1 252 232 — мелкого скота. Это чрезвычайно напоминает отчеты аксумских царей, которым приходилось несколько сот лет спустя иметь дело с теми же врагами, но с другой стороны. Враги Настесена носят следующие имена: Мехнадекенент, унесший из города Катардита 322 золотые статуи, которые царь отбил у них и возвратил в местный храм, Ребарт, Акаркар, Арераса, Мехшархерт, Маихек (?). Затем интересное сведение о свирепом племени ливийцев Мадаи, известном и египтянам в форме Маджаи (это племя не только воевало с египтянами, но и служило в их войсках и исполняло полицейские обязанности; отсюда в коптском языке матой — солдат). Маджаи похитили из храма Амона Пергемитенского и Баст в Тарете дары царя Аспарута. Настесен говорит о присылке с его стороны новых даров, взамен похищенных, но не рассказывает ни о победах, ни о добыче — очевидно, с этим врагом трудно было справиться, и он успел после троекратных поражений, понесенных от Гарсииотефа, стать на ноги и снова сделаться опасным.
Эта надпись принадлежит к числу наиболее ценных исторических памятников. Из нее ясно, что Напата остается только коронационным городом, а Мероэ — настоящая столица. Вместе с тем царь, после представления Амону Напатскому, объезжает города, где повторяется подобие коронации и царь получает утверждение, от местных форм божества. Шефер, которому принадлежит последняя полная обработка надписи, хочет ее датировать точно и видит в Камбесудене, пришедшем с севера с войском и флотом, не кого другого, как Камбиза. Свое предположение он основывает еще на том, что тронное имя Настесена — Ка-анх-Ра тожественно с таковым же Псаметиха III, и что поход случился в начале царствования. Против этого можно сделать следующие возражения: совпадение может быть случайно, так как это имя носили многие эфиопские цари; кроме того, следуя тому же принципу, мы объявили двух эфиопских царей современниками Псаметиха II и Амасиса, следовательно, хронологически место занято, тем более, что пред Настесеном необходимо дать около 40 лет Пианхиреру и Гарсииотефу. Что касается Камбиза, то чтение Камбесуден — сомнительно, и фонетически едва ли передает имя персидского завоевателя. Едва ли подходит к нему и выражение «я взял все его земли». Вероятно, М. Мюллер прав, видя в нем какого-либо туземного претендента и указывая на два встречающихся в надписи арамейских термина: «мединет» — судебный округ и «текар» — текель-шекель — плата. Это указывает на время, когда персидская власть уже укрепилась в Египте и ее терминология переступила его границы, т. е. не раньше V века.
Надписи изданы критически Sсhafеr'ом в Urkunden der alteren AethiopenkSnige 1, 2. Leipz., 1903—8 (Urkunden d. agypt. Altertums III). Переводы и исследования, Мaspеrо, Bibliot. Egyptol. VII. Sc hater, Die sogenannte «Stele de l'excommunication» aus Napata. Klio. VII. Aethiop. Konigsinschrift d. Louvre. Aeg. Z. XXXIII. Die athiomsche Konigsinsehrii't der Berliner Museums, 1901. Рецензия М. Мullеr. Oriental. Literaturzeitung, 1903.
