Нет, не в тюрьме искать покоя!
У двери ходит часовой,
А что ни четверть, за рекою
Часов неугомонный бой.
На полчаса нельзя забыться,
Неволю злую позабыть.
Тоска томит… Увы, не сбыться
Мечтам. На воле мне не быть!
Ведь обольщать себя не стану.
Добра не много впереди.
Я с каждым днем все вяну, вяну…
Уж свил недуг гнездо в груди.
Мне душно! Сердце так и ноет,
Щемит; я весь огнем горю.
Истома мне могилу роет…
Нет, не увижу я зарю!
Я таю. Страшное сознанье!
Себя день за день хоронить.
Вы бесполезны — ум и знанье,
К концу близка моя уж нить.
Тюрьма и горе изнурили
Мой организм. Остаток сил
Добить не трудно. Уморили
Меня враги. Жаль… я б пожил!
Не для забав и пирований
Я жить хочу. Их буйный шум
В стране печали и терзаний
Пытливый оскорбляет ум.
Я отдал бы себя всецело
Борьбе с неправдой. Я бы шел
К добру так твердо и так смело,
Что верно б спутников нашел.
И прежде шел я той дорогой,
Но я не тот, что был тогда.
Закал суровый школы строгой
Оставил след свой навсегда.
В тюрьме я вырос. Размышленье,
Как молот, выковало ум.
Дало железное терпенье
И много крепких, сильных дум.
Но бесполезно… Призрак бледный
С косой уж носится вдали.
Тебя он манит, узник бедный,
Мольбой его не весели!
Нет! Я молить его не стану.
О невозвратном что тужить!
Смертельную травить лишь рану.
Что умерло, тому не жить!
Спокойно встречу я кончину.
Не даром рок меня учил:
Я смолоду узнал кручину,
Разбито все, что я любил…
Но перед смертию, о люди!
Скажу вам исповедь мою.
Поверьте мне, в болящей груди
Грехов смертельных не таю.
……Две страсти знал я:
Любовь к свободе и к добру.
Я веровал в свое призванье
И с этой верою умру.
Я в людях только братьев видел,
Бесстрашно истины искал,
Всем сердцем рабство ненавидел
И тираннию презирал.
С пеленок, диким суеверьем
Меня старались заразить,
Беззубой старины поверьем
Ребячий разум исказить.
Не мало зол в стране родимой.
Кто вздумал бы их сосчитать,
Тот — труженик неутомимый —
Вторым Сизифом мог бы стать
Но есть одно рабов наследство, —
Оно нас губит как чума.
Где русский тот, кого бы с детства
Не развратил разврат ума?..
Спознался я с чумой боярской.
Меня обвили, как змея,
Все предрассудки касты барской
И сгибла, юность ты моя!
И долго, долго я оковы
Носил тяжелых тех цепей.
И тешили меня обновы,
Добытые из-под плетей.
Как язвы, воли я боялся
И правду дерзостью считал.
Всему, что сильно, поклонялся,
А перед властью трепетал.
Прочь, прочь, скорей, воспоминанья
Печальных юношеских лет!
Семьи и школы все познанья
Затоптан уж ваш мрачный след.
Теперь я беден и страдаю,
Но если б мне могли отдать
Взамен того, чем обладаю,
То, чем я мог бы обладать:
Богатство, почести и мненье
Твое, — чиновный, важный свет, —
Во мне вскипело б отвращенье
И гордо я сказал бы: нет!
Дремал я праздно четверть века
Но Севастополь застонал:
Тот стон скоробил человека.
Я гражданином русским стал!
С тех пор иная мне дорога.
Светила правды мне заря.
Оковы рабства у порога
Отцов стряхнул я, говоря:
«Вперед! вперед! Страна больная,
Тебе теперь принадлежу.
Вот жизнь моя: ее, родная,
Я за тебя не пощажу.
Поверь — вот клятва вековая —
Тебя, страдалица, люблю
И что ни даст мне роковая
Борьба, — на шаг не отступлю».
И я сдержал обет суровый,
Под ношей крестною стеня,
Не покидал я путь терновый:
И он в тюрьму привел меня.
И я умру в поре цветущей.
Уж скоро, скоро! Смерть близка
Не вынес я тоски сосущей.
Рванулся раб… Но цепь крепка.
Так вот зачем так больно в груди
Зачем я таю и горю
И родину люблю… О люди!
И не увижу я зарю…
1863 г.
Источник текста: «Литературное наследство». Т. 25—26. М., «Жур.-газ. объединение», 1936 г. С. 429—433.