Федот Кудринский
правитьИскусство наших дней
правитьВо вторник, 5 марта, в зале Железнодорожнаго кружка, ровно в 9 часов, на эстраду вышел 50-летний господин и, уставившись в тетрадку, которую держал перед глазами обеими руками, медленно и ровно, водя головой из стороны в сторону, почти без интонации, хотя и с остановками, стал читать ряд красиво изложенных фраз на тему о символизме в искусстве… Две свечи тускло горят на черной неуютной кафедре, освещая лоснящуюся, совершенно безволосую голову, а чтец читает, слегка пришлепывая губой… И так читал он целый час.
О чем же говорил Сологуб?
«Искусство наших дней, — начал лектор, — существенно отлично как от тенденциознаго искусства предыдущаго периода, так и от самодовлеющаго эстетизма, провозгласившаго искусство для искусства». Думают, что «искусство есть зеркало жизни». «Это — опасное заблуждение, — опасное потому, что в нем есть доля правды, так как действительно люди и жизнь служат моделью для искусства».
Бросив упрек современным читателям, что «их разум есть собрание чужих идей, а воля — воля марионеток, которых приводят в движение за кулисами», лектор устанавливает положение, что только образы поэзии — «подлинные люди нашей планеты»… «Мы пред ними бледныя тени… Мы — материал творчества»… «Творение стало выше творца»… «Мы — люди мелькающих дней, созданные, чтобы умереть, должны подражать» этим безсмертным образам… Этого требует природа (приводится цитата из Оскара Уайльда: «у природы есть добрыя намерения»…)
Истинное искусство свободно… но эта свобода не произвол. «Свобода искусства есть обусловленная теми законами, которые лежат в нем, в его природе».
Отрешаясь от тенденций и чистаго эстетизма, выраженнаго в теории «искусство для искусства» — искусство наших дней не враждует с этикой. На чем же зиждется моральность искусства? На его правдивости и искренности.
Новое искусство Соллогуб характеризует следующими чертами.
1. Новое искусство символично. Только символ может подняться над частными предметами и обнять мир в общей связности. Искусство без символов — жалкое искусство. Гомер, Данте, Шекспир, Гоголь, Достоевский и пр. символисты (?). Они создали символы, обращенные в мифы. Только символическое искусство может быть прозрением сущности явлений. Символизм опирается не на одном только разуме, а на интуиции… Мы (т. е. символисты) понимаем мир не разумом, «не словами, а музыкальностью». «Музыка прежде всего»… «Символическое искусстве оценивает ценности непреходящия»… «Здешний мир обречен на увяданье… на смерть». Образы безсмертны…
2. Новое искусство стремится к трагическому… "Трагизм коллизий, колебание основ действительности — черты искусства, имеющаго целью очищать душу. Эта точка зрения сближает современное искусство с древним, греческим. Об этом учили Эсхилл и Софокл… Истинная драма производит «внутреннее потрясение» и «научает хотеть». Символическое искусство заключает в себе волевые элементы. (Следуют цитаты из Бальмонта: «я буду юным» и Городецкаго: «мы можем»…). Трагическое в искусстве заражает читателя своими волевыми элементами.
3. Символическое искусство демократично. «Настал час его влияния на массы»… «Интимное должно стать всемирным»… «Искусство, не желающее стать всемирным, вырождается»… «Оно дает новую красоту».
Указав главныя черты символическаго искусства, лектор видит в нем лучшаго «выразителя миропонимания» и переходит к двум средствам отношения к миру: иронии и лирике. Ту и другую он представляет «не в обычном понимании». Ирония, по Соллогубу, «хочет благословить (?) (все)»… и потому «принимает мир до конца». Лирика — это «настроение волевое, активное (?)… Она разрушает и на развалинах строит новый мир». Представители иронии — Гете, Пушкин, Бальмонт, Брюсов. Представители лирики — Шиллер, Гейне, Минский…
«Как искусство ни любило жизнь, оно никогда не изобразит рая на земле… всегда будет изображать отрицательныя стороны… кошмарные моменты жизни»… От созерцания «неистовства быта» является необходимость его преображения.
Замечательный образ «преображения» действительности дан в «мифе» Сервантеса — «Дон Кихот». Дон Кихот желал, чтобы "все признавали его даму, — обыкновенную смазливую крестьянку Альдонсу, — прелестной дамой. Он «сотворил красоту», преобразил действительность. «Как мудрец, Дон Кихот взял материал наименее обработанный». «Это — глубокая ирония»… Санчо — реалист, относится к Альдонсе проще. А Дон Кихот творит, «требует чуда, ореола».
Все лирики «дульцинируют» и это гораздо труднее, чем «альдонсировать» (делается экскурсия в область каррикатурнаго творчества: вспоминается, как юмористы каррикатурно превратили Джиоконду Леонардо в дебелую бабу).
Образец преображения действительности дает Айседора Дункан, представляющая своей пляской высокое зрелище. Айседора творит красоту «из всего, без выбора». Большое искусство ея заключается в том, что она показывает обнаженное тело и не вызывает никакого дурного чувства. "Милыя работницы с серпом, — обращается Соллогуб к крестьянской работнице, — взгляните на вашу сестру "и поймите, как хорошо ея обыкновенное… но преображенное тело… Айседора возносит «к вершинам счастья»… «Не из пены морской встает очаровательнейшая из дам, а из массы народа»…
Образы новаго искусства сами несут и заключают в себе свое объяснение. Родэн из грубой массы создал понятную «мысль» — «Наша красота должна твориться по нашей воле». Прежнее понятие о красоте было статическое, новое — динамическое. Символисты, в противоположность догматистам, ставят энергию творчества на первое место. Свой подвиг они считают своей религией. Он возможен только в экстазе.
С точки зрения новаго искусства — смерть имеет «освящающее влияние». «Врата смерти не страшны». «Только смерть и дает смысл жизни»… «Жизнь, как безконечный процесс, была безсмыслицей».
В конце концов символизм, достигая высот творчества, создает «купол жизни»… Под этим куполом жизнь получает свое завершение. Жизнь не хочет быть только бытом, но — красотой. «Искусство с нами и Бог в нас!»
Таково конспективно содержание лекции Соллогуба.
Но что новаго дала лекция Соллогуба тем, кто имеет возможность логически ориентироваться в этом пышном наряде слов, закрывавших их содержание? Все, что правдиво в лекции Соллогуба, то старо, как свет, а что ново, то малоосновательно, чтобы не сказать больше.
Есть прекрасное изречение Достоевскаго: «красота спасет мир»… Сказано кратко, содержательно и сильно. Это изречение стояло предо мною в течение всего часа, когда Соллогуб, извиваясь на все лады, пережевывал в сущности мысли этого выражения, маскируясь в цветистое словесное величие, чтобы быть несколько непонятным. И он достиг своей цели: виленская аудитория его не поняла.
Что касается второй половины лекции, представлявшей собой литературную демонстрацию образцов соллогубовской поэзии, то я не нахожу слов, чтобы изобразить печальное впечатление, оставленное чтецами. Игорь Северянин дал образец грубой декламации… Нет, даже не декламации, а какого-то несуразнаго литературнаго кликушества, топорнаго выкрикивания… Впрочем, может быть, это тоже символизм?..
За ним вышла А. Н. Чеботаревская и торжественно-погребальным тоном прочла нудную новеллу Соллогуба — «Венчанная»…
Быть может, нигде так явственно не сказывается критика соллогубовщины, как в этих добавочных демонстрациях. Где же, господа эстеты, ваши волевые элементы? Где энергия, о которой вы так красиво говорите, как о силе символизма?.. Да ведь вы то сами — типичные лимфатики, расслабленные!.. Вам нужно Бога молить об исцелении и о подаче сил, а вы беретесь учить других быть сильными!…
- Федот Андреевич Кудринский (псевд. Богдан Степанец; 1867—1937), публицист и автор компилятивных сочинений по истории Литвы и Вильнюса
Богдан Степанец [Ф. А. Кудринский]. Искусство наших дней (Лекция Ф. К. Сологуба) // Виленский вестник. 1913. № 2917, 7 марта.
Подготовка текста — Александр Велецкий, 2001.
Подготовка текста и публикация — Русские творческие ресурсы Балтии, 2001.