ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРѢНІЕ. править
Крупными событіями прошлаго мѣсяца были англо-германскій договоръ о разграниченіи африканскихъ владѣній и объ уступкѣ Англіей Германіи острова Гельголанда и замѣна въ Испаніи либеральнаго министерства Сагасты консервативнымъ кабинетомъ Кановаса-дель-Кастильо. И въ Англіи, и въ Германіи раздаются голоса противъ договора, но, повидимому, большинство будетъ за него и въ обществѣ, и въ парламентѣ. На долю Англія выпадаетъ, судя по отзывамъ Стэнли, князя Бисмарка и другихъ компетентныхъ лицъ, больше выгоды, за то уступка Гельголанда удовлетворяетъ національному тщеславію и военнымъ интересамъ Германской имперіи. Гладстонъ и его политическіе единомышленники справедливо указываютъ на то, что слѣдуетъ спросить населеніе острова, согласно ли оно на перемѣну подданства; но естественно, что признаніе этого принципа не соотвѣтствуетъ политикѣ гогенцоллернской имперіи, усвоившей себѣ насильственное присоединеніе областей. Едва ли договоръ, заключенный Салисбюри съ Германіей, укрѣпитъ положеніе кабинета. Общественное мнѣніе въ Англіи все болѣе и болѣе переходитъ на сторону Гладстона вообще и его ирландской политики въ частности. Политическое воспитаніе англійскаго народа настолько подвинулось впередъ, что старая племенная и религіозная вражда и стремленіе господствовать надъ побѣжденною Ирландіей уступаютъ мѣсто разумнымъ и справедливымъ взглядамъ на взаимныя отношенія между англійскимъ и ирландскимъ народомъ. Необходимость ограничить крупное землевладѣніе и создать классъ мелкихъ землевладѣльцевъ-земледѣльцевъ получила уже признаніе и начало практическаго осуществленія. Наконецъ, та идея Гладстона, которая возбуждала особенно ожесточенныя нападенія, — идея дарованія Ирландіи широкаго самоуправленія, — теперь пріобрѣтаетъ все болѣе и болѣе сторонниковъ и перестаетъ пугать общественное мнѣніе Англіи. Не подлежитъ сомнѣнію, что внутренняя мощь государства только возростетъ отъ того, что будутъ удовлетворены законныя стремленія нѣсколькихъ милліоновъ ирландскаго населенія, и авторитетъ Великобританіи поднимется на международныхъ совѣтахъ, когда она осуществитъ тѣ благотворныя преобразованія, которыя находятся въ программѣ либеральной партіи. Однимъ изъ наиболѣе яркихъ признаковъ того, что у консервативнаго кабинета Салисбюри ускользаетъ почва подъ ногами, служитъ побѣда на выборахъ въ парламентскомъ округѣ Барроу гладстоніанскаго кандидата. Несмотря на всѣ усилія консерваторовъ, которыхъ поддерживалъ своими рѣчами Рандольфъ Черчилль, ни кандидатъ-консерваторъ, ни кандидатъ-отщепенецъ, либералъ гартингтоновскаго оттѣнка, не попали въ палату общинъ. Нынѣшнее англійское правительство поспѣшило снять съ очереди нѣсколько представленныхъ имъ биллей, но, крѣпко ухватываясь за власть, не желаетъ рисковать распущеніемъ парламента и новыми выборами, такъ какъ они доставили бы, по своей вѣроятности, блистательную побѣду сторонникамъ Гладстона и Парнелля.
Смѣна кабинета Сагасты, о которой мы упомянули, была неожиданною въ самой Испаніи. Сагаста предложилъ королевѣ-регентшѣ отставку министерства. Очевидно, предложеніе это вызвано было посторонними вліяніями, потому что въ парламентѣ большинство было за либеральный кабинетъ. Читатели припомнятъ твердый и энергичный образъ дѣйствій Сагасты и военнаго министра въ его кабинетѣ по отношенію къ генераламъ, для которыхъ стѣснительна правильная государственная жизнь, основанная на строгомъ соблюденіи закона, то-есть опредѣленной воли большинства народныхъ представителей. Генералы эти и вообще вожди консервативной и реакціонной партіи естественно опасались неблагопріятныхъ для себя результатовъ общихъ выборовъ въ кортесы, которые должны произойти въ скоромъ времени. Выборы эти совершатся уже по новому закону, т.-е. будутъ произведена всеобщею подачей голосовъ. Враги либеральнаго министерства постарались устранись его до выборовъ, чтобъ оказать на нихъ давленіе въ свою пользу.
Королева-регентша совѣщалась съ президентомъ сената, маршаломъ Конхой, съ президентомъ палаты депутатовъ, Алонзо Мартинецомъ, и съ маршаломъ Ховелларомъ. Всѣ трое были противъ отставки Сагасты, какъ нарушающей правильный ходъ парламентской жизни. Превозмогло, однако, мнѣніе Кановаса-дель-Кастильо, одного изъ крупнѣйшихъ вождей консервативной партіи. Онъ развивалъ ту мысль, что общіе выборы, руководимые либеральнымъ кабинетомъ, нанесутъ сильный ударъ самому существованію монархіи. Совѣтовалъ передать власть консерваторамъ и маршалъ Мартинецъ-Кампосъ, по мнѣнію котораго король Амедей (отрекшійся отъ престола) потому и не могъ удержаться на тронѣ, что не опирался на консерваторовъ.
Первымъ результатомъ образованія кабинета Кановаса-дель-Кастильо было сильное неудовольствіе многочисленной группы умѣренныхъ республиканцевъ, которые относились въ высшей степени миролюбиво къ либеральной монархіи. Вождь этой республиканской группы, Кастеляръ, горько сѣтуетъ теперь на то, что надеждамъ его единомышленниковъ нанесешь неожиданный, ничѣмъ ими не вызванный ударъ. Кастеляръ прибавляетъ, что рѣшеніе королевы Христины даетъ оправданіе Рюицу Зорильѣ, который всегда былъ и остается непримиримымъ врагомъ испанской монархіи, считая ее неспособною обезпечить свободу и благоденствіе народа.
Новое министерство заявляетъ, что оно будетъ уважать свободу сходокъ и свободу печати. Въ кабинетъ вошли честолюбивые, не особенно крѣпкіе въ своихъ политическихъ воззрѣніяхъ генералы, герцогъ тетуанскій и адмиралъ Беранже. Правительство ставитъ это на видъ въ своей деклараціи и обѣщаетъ искренне уважать законы, принятые при либеральномъ министерствѣ, и добросовѣстно осуществлять ихъ. Кановасъ-дель-Кастильо и его товарищи думаютъ только, что должна произойти пріостановка реформъ; они говорятъ, что во время своего пребыванія во власти займутся, въ интересахъ страны, исключительно административными вопросами. Очевидно, однако, что главная задача кабинета состоитъ въ томъ, чтобы подготовить на выборахъ въ кортесы побѣду консервативныхъ кандидатовъ, иначе Кановасу-дель-Кастильо не придется заниматься административными вопросами. Но избирательная борьба именно поэтому и приметъ ожесточенный характеръ. Быть можетъ, въ виду довольно-либеральныхъ заявленій новаго кабинета, нѣкоторыя умѣренныя либеральныя группы и перейдутъ на сторону правительства. За то упомянутые нами умѣренные республиканцы обратятся въ его рѣшительныхъ противниковъ, и новые выборы могутъ окончиться очень значительнымъ усиленіемъ республиканской партіи въ парламентѣ. Къ этому надобно прибавить, что правительство имѣетъ непримиримыхъ противниковъ въ соціалистахъ промышленныхъ и въ карлистахъ сѣверныхъ областей Испаніи. Вслѣдствіе всего сказаннаго, исходъ предстоящихъ парламентскихъ выборовъ въ этой странѣ представляетъ большой общеевропейскій интересъ, и мы постараемся, по мѣрѣ возможности, слѣдить за событіями, которыя произойдутъ на Пиренейскомъ полуостровѣ. Нѣтъ сомнѣнія, что побѣда либеральныхъ партій въ Испаніи отразится и на положеніи Португаліи. Широкая политическая жизнь является могущественнымъ средствомъ борьбы противъ невѣжества и того мрачнаго изувѣрства, въ которомъ держитъ еще римско-католическое духовенство народныя массы во многихъ провинціяхъ Испаніи и Португаліи. Русская Мысль дастъ въ одной изъ ближайшихъ книжекъ Статью, характеризующую современное литературное движеніе въ Португаліи..
Съ еще большимъ интересомъ слѣдимъ мы за положеніемъ вещей на Балканскомъ полуостровѣ. Казнь майора Паницы является признакомъ крайне ненормальнаго положенія вещей въ Болгаріи. Смертная казнь за преступленія вообще политическія въ особенности подлежитъ рѣшительному осужденію. Намъ приходилось указывать на то, напримѣръ, что осужденный на смертную казнь графъ Андраши былъ впослѣдствіи руководителемъ иностранной политики габсбургской монархіи и пользовался огромнымъ вліяніемъ. Можетъ случиться, что въ Болгаріи произойдетъ переворотъ, и тогда Стамбулову придется, пожалуй, испытать участь Паницы: прецедентъ созданъ главою нынѣшняго болгарскаго правительства. Роль во всемъ этомъ дѣлѣ принца Фердинанда Кобургскаго не возбуждаетъ ни малѣйшаго сочувствія. Можно только пожелать, чтобы многострадальная Болгарія поскорѣе пережила подтачивающій ея силы глубокій политическій кризисъ. Не лишено опасностей и внутреннее положеніе Сербіи, куда опять пожаловалъ эксъ-король Миланъ для того, чтобы снова поднять противъ регентовъ и министерства австрофильскую агитацію. На банкетѣ, устроенномъ въ честь Милана, онъ произнесъ рѣчь, въ которой громилъ демократію вообще и Французскую республику въ особенности. Основаніемъ для этого политическаго взгляда бывшаго сербскаго короля послужили нѣкоторыя непріятныя столкновенія его съ парижскою полиціей, не охотницею до оргій, переходящихъ предѣлы простаго безобразія. Сербское правительство собирается, однако, выпроводить Милана изъ государства, въ которомъ онъ старается завести смуту, и любопытно будетъ узнать, полицію какой страны признаетъ теперь эксъ-король подходящею для своихъ политическихъ принциповъ. Сербская печать различныхъ партій и ихъ оттѣнковъ рѣшительно осуждаетъ образъ дѣйствій Милана. Газеты заявляютъ, что ему не удастся никогда разыграть въ Сербіи какую-нибудь политическую роль. Одна провинціальная газета, издающаяся въ Шабацѣ, полагаетъ, что Миланъ хочетъ денегъ. «Пусть правительство, — говоритъ газета, — не скупится и выдастъ ему 150,000 франковъ, такъ какъ въ Австріи ему больше ничего не даютъ; тогда онъ оставитъ страну». Даже органъ Гарашанина, Видело, заклинаетъ Милана, въ интересахъ династіи, держаться подальше отъ политики[1].
Отношенія между Сербіей и Болгаріей до сихъ поръ далеко не удовлетворительны. Притязанія съ той и другой стороны на области съ смѣшаннымъ населеніемъ заключаютъ въ себѣ не мало опасностей для будущаго, а лучшій выходъ при подобномъ столкновеніи интересовъ, — балканская федерація, — въ настоящее время представляется почти мечтою. Еслибъ не соперничество великихъ державъ, стремящихся къ достиженію въ славянскихъ земляхъ Балканскаго полуострова далеко не однихъ только гуманныхъ интересовъ, то мечта эта и могла бы осуществиться, а теперь вопросъ о сербскихъ свиньяхъ, которыхъ не пускаетъ къ себѣ Австро-Венгрія за то, что сербское правительство ведетъ самостоятельную внутреннюю и внѣшнюю политику, — можетъ заглушить всѣ требованія справедливости и всѣ принципы международнаго права. Наше время есть время господства милитаризма и протекціонизма, поддерживаемыхъ большинствомъ западно-европейскихъ правительствъ. Господство такихъ идей, при настоящемъ уровнѣ образованія и народнаго самосознанія, не можетъ быть продолжительнымъ, и указанія на начало конца идутъ изъ Германіи, этой основоположницы современнаго милитаризма. Назначеніе министромъ финансовъ Микеля, человѣка либеральнаго образа мыслей, заявившаго, притомъ, что онъ употребить всѣ усилія для болѣе справедливаго распредѣленія податнаго бремени, свидѣтельствуетъ о томъ, что будетъ положенъ предѣлъ стремленіямъ крайнихъ протекціонистовъ, представителей какъ крупнаго землевладѣнія, такъ и крупной промышленности. За то въ области рабочаго законодательства въ Германіи наступила остановка, надъ чѣмъ довольно зло подсмѣиваются французскія газеты. Дѣйствительно, при такихъ условіяхъ не стоило брать на себя починъ въ созывѣ берлинской конференціи. Что касается рабочаго законодательства во Франціи, то оно въ самомъ дѣлѣ, какъ выражали мы надежду, довольно быстро двигается впередъ. Законопроектъ объ ограниченіи женской и дѣтской работы на фабрикахъ или заводахъ вернулся изъ сената въ палату депутатовъ. Палата опредѣлила въ тринадцать лѣтъ возрастъ, съ котораго дозволяется пріемъ на фабрику или заводъ. Ночная работа запрещалась для женщинъ вообще и для дѣтей и подростковъ-мальчиковъ, не достигшихъ восемнадцатилѣтняго возраста. Для этихъ же категорій фабричныхъ рабочихъ палата депутатовъ опредѣлила рабочій день въ десять часовъ. Она установила, кромѣ того, обязательный воскресный отдыхъ для несовершеннолѣтнихъ мужчинъ въ возрастѣ отъ 16 до 18 лѣтъ и для всѣхъ вообще работницъ. Сенатъ отмѣнилъ запрещеніе ночной работы для женщинъ, а нормальный рабочій день для нихъ увеличилъ до двѣнадцати часовъ. Коммиссія палаты депутатовъ, куда поступилъ видоизмѣненный сенатомъ законопроектъ, предлагаетъ палатѣ удержать ея первоначальныя постановленія. Коммиссія (президентъ — Рикаръ, докладчикъ — Р. Баддингтонъ) находитъ, что отмѣненныя сенатомъ статьи вполнѣ согласимы съ условіями современной французской промышленности. Коммиссія внимательно изучила вопросъ и выслушала многихъ представителей заводской и фабричной дѣятельности. Принимая во вниманіе, однако, что промышленныя заведенія должны приспособиться къ новымъ условіямъ, создаваемымъ законодательствомъ, коммиссія предлагаетъ ввести новый законъ съ 1 мая 1892 года: «Наша страна, — говоритъ Р. Баддингтонъ, — помнитъ объ обязанностяхъ, которыя налагаетъ на нее демократическое устройство. Она принимаетъ къ сердцу участь слабыхъ и бѣдныхъ, и, понимая, что мнимые законы laisses faire безсильны, какъ средство врачеванія, требуетъ вмѣшательства общества, какъ цѣлаго, чтобы совершить это дѣло защиты и покровительства, которое изолированныя усилія не могутъ привести къ доброму концу». Р. Баддингтонъ возстаетъ противъ тѣхъ, которые видятъ въ законопроектѣ фантомъ государственнаго соціализма, указываетъ на примѣръ Швейцаріи, Англіи и Германіи и говоритъ, что французская демократія, такъ исполненная чувствомъ равенства, столь гордая своею цивилизаціею и такъ доступная всѣмъ великодушнымъ идеямъ, не можетъ остаться нечувствительной къ интересамъ наиболѣе слабой части рабочаго населенія. Много шансовъ за то, что палата возстановитъ отмѣненныя сенатомъ статьи.
По всѣмъ добрымъ начинаніямъ западно-европейскихъ законодательныхъ собраній противустоитъ разрушительное дѣйствіе непрерывно возростающихъ вооруженій. Намъ приходится очень часто возвращаться къ этому вопросу, потому что его роковое значеніе все болѣе и болѣе усиливается. Германскій императоръ, стараясь увеличить армію и флотъ, въ то же время, играетъ самъ дѣятельную дипломатическую роль. Онъ разъѣзжаетъ по сосѣднимъ странамъ, чтобы укрѣпить старыя дружескія связы и завязать новыя. Имѣется въ виду притянуть вновь къ пресловутому тройственному союзу и наше отечество, что не мѣшаетъ германскому правительству употреблять всѣ усилія для привлеченія на свою сторону завѣдомыхъ враговъ Россіи. Цѣль подобныхъ маневровъ состоитъ въ укрѣпленіи первенствующаго и господствующаго въ Европѣ положенія гогенцоллернской имперіи; надо надѣяться, однако, что эта цѣль нѣмецкой дипломатіи не сдѣлается результатомъ ея стараній, что Россія и Франція останутся внѣ сферы военно-политическаго господства Германіи, и останутся дружески соединенными, ибо, въ противномъ случаѣ, и то, и другое государство явилось бы изолированнымъ. Новою попыткой въ этомъ направленіи было недавнее путешествіе въ скандинавскія страны, предпринятое императоромъ Вильгельмомъ. Онъ посѣтилъ Данію, у которой при его дѣдѣ были насильственно отторгнуты Пруссіей Шлезвигъ и Голштейнъ и, по сообщеніямъ нѣмецкихъ газетъ, былъ радостно привѣтствованъ населеніемъ. Намъ неизвѣстенъ источникъ этой радости. Быть можетъ, въ данномъ случаѣ было задѣто національное тщеславіе: могущественный монархъ пріѣзжалъ къ государю маленькой страны. На тщеславіи этомъ основано столько историческихъ нелѣпостей и несправедливостей, что не будетъ ничего удивительнаго, если къ нимъ присоединятся еще новыя. Датскому народу въ дѣйствительности нѣтъ основаній благословлять императорское германское правительство. Понудительный примѣръ Германіи вызываетъ и въ Даніи тяжелые военные расходы. Вопросъ объ укрѣпленіи Копенгагена давно уже служитъ однимъ изъ пунктовъ раздора между королевскою властью и большинствомъ представителей датскаго народа. Конечно, отношенія между правительствами даже въ Западной Европѣ, не говоря уже о другихъ частяхъ свѣта, далеко не всегда соотвѣтствуютъ тѣмъ отношеніямъ, которыя установились бы между народами при устраненіи дипломатическихъ интригъ, династическихъ разсчетовъ и т. п. Германскій и датскій народъ имѣютъ много общаго. Нѣмецкій геній во многихъ отношеніяхъ игралъ благотворную роль въ развитіи скандинавскихъ странъ и въ свою очередь испытывалъ доброе вліяніе лучшихъ представителей скандинавской мысля и художественнаго творчества. И въ Германіи, и въ Даніи, и въ Швеціи (а въ особенности въ Норвегіи) мы видимъ постепенный ростъ демократическаго начала, выдвигающаго на первый планъ дѣйствительныя общественныя заслуги каждаго и, вмѣстѣ съ тѣмъ, упрощающаго государственный механизмъ.
Императоръ Вильгельмъ II желаетъ, по его словамъ, жить въ мирѣ съ сосѣдями. Temps замѣчаетъ, что датчане и норвежцы не соединяютъ съ именемъ нынѣшняго германскаго императора никакихъ опасеній, потому что у него нѣтъ еще историческаго прошедшаго, съ нимъ лично не сказывается для нихъ никакого тягостнаго воспоминанія. «Такимъ образомъ, — говоритъ французская газета (оставляя въ сторонѣ міръ оффиціальный), — героическіе побѣжденные при Дюппелѣ и норвежскіе радикалы, при первомъ посѣщеніи ихъ страны внукомъ Вильгельма I, привѣтствовали его, какъ человѣка иного историческаго періода»[2].
До формальнаго договора между правительствами Германіи и Швеціи дѣло не дошло, но, при обмѣнѣ привѣтствій и величаній, король Оскаръ, восхваляя блага мира, заявилъ, что онъ, если необходимость принудитъ выйти изъ положенія нейтралитета, обнажитъ шпагу не противъ Германіи. Въ такомъ случаѣ, шведская королевская шпага обнажится противъ нашего отечества. Будемъ надѣяться, что этого никогда не случится, что шведскій и русскій народъ не станутъ мѣшать другъ другу мирно трудиться. Если шведскія палаты не отличаются достаточною самостоятельностью, если правильному воздѣйствію общественнаго мнѣнія на правительство этой страны и можетъ помѣшать несовершенство ея избирательной системы, то этого нельзя сказать про Норвегію. Широкое демократическое устройство этой послѣдней служитъ могущественнымъ препятствіемъ для политики нападеній и приключеній. Народъ норвежскій пользуется высокимъ умственнымъ развитіемъ. Нѣтъ ни одного сколько-нибудь жизненнаго для него интереса, который могъ бы побудить его относиться враждебно къ народу русскому, который никому не угрожаетъ. При такихъ условіяхъ самыя хитрыя дипломатическія махинаціи осуждены на неудачу.
Отмѣтимъ въ нашей хроникѣ печальное торжество, которое происходило у народа, такъ намъ близкаго и такъ, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, далекаго отъ насъ, благодаря историческимъ превратностямъ и разнаго рода политическимъ ошибкамъ. Въ іюнѣ былъ перенесенъ изъ Франціи въ Краковъ гробъ Мицкевича. Въ присутствіи польской депутаціи, явившейся съ этою цѣлью въ Монморанси, знаменитый Ренанъ, какъ представитель французской академіи, произнесъ прекрасную рѣчь, въ которой поставилъ Мицкевича на ряду съ Мишле и Кинэ въ качествѣ славныхъ именъ разцвѣта во Франціи идей гуманизма и свободы. Городъ Краковъ съ большою торжественностью принялъ останки великаго поэта, которые погребены въ усыпальницѣ Вавельскаго храма, гдѣ стоятъ гробницы польскихъ королей и Іосифа Понятовскаго и Костюшки[3].
Въ статьѣ графа Камаровскаго, напечатанной въ іюньской книжкѣ нашего журнала[4], было разобрано извѣстное дѣло Вольгемута и вопросъ о правѣ убѣжища политическихъ преступниковъ въ Швейцаріи. Послѣ напечатанія этой статьи обнародованъ текстъ новаго договора Германской имперіи съ Швейцарскою республикой, въ которомъ регулируются взаимныя отношенія этихъ государствъ въ тѣхъ случаяхъ, когда граждане одного изъ нихъ поселяются въ предѣлахъ другаго. Всѣ справедливыя требованія Швейцаріи удовлетворены этимъ договоромъ. Германія, — замѣчаетъ Frankfurter Zeitungпокинула ту точку зрѣнія, на которой стояла въ дѣлѣ Вольгемута, и признала правильнымъ то воззрѣніе, которое защищалось Швейцарскою республикой. Газета вполнѣ одобряетъ эту перемѣну взгляда нѣмецкаго правительства и говоритъ, что событія, такимъ образомъ, доказали основательность мнѣнія оппозиціонной нѣмецкой печати (въ томъ числѣ и Frankfurter Zeitung), которая осуждала дѣйствія князя Бисмарка по отношенію къ Швейцаріи. Berliner Tageblatt замѣчаетъ по этому же поводу, что прошло время графа Герберта Бисмарка, что теперь никто уже не помышляетъ умалить право убѣжища, которое такъ мужественно защищаетъ Швейцарская республика[5].
Очень поучительно отношеніе къ павшему канцлеру нѣмецкой печати. Органы партіи свободомыслящихъ и соціалъ-демократовъ сохранили прежнее положеніе. Оставаясь противниками тѣхъ принциповъ, которыми руководился князь Бисмаркъ (его, вопреки императору Вильгельму II, никто не называетъ герцогомъ Лауенбургскимъ), "газеты этихъ двухъ политическихъ партій не нападаютъ на бывшаго имперскаго канцлера лично. Ультрамонтанская печать менѣе сдержанна въ этомъ отношеніи, но всего характернѣе держатъ себя оффиціозные органы, получавшіе отъ князя Бисмарка и сообщенія, и субсидіи: источникъ послѣднихъ съ удаленіемъ желѣзнаго канцлера если и не изсякъ, то, во всякомъ случаѣ, перемѣстился, и рептиліи обнаруживаютъ поэтому къ своему недавнему властелину высокомѣріе, которое показалось бы забавнымъ, еслибъ не свидѣтельствовало о низости и неблагодарности. Князь Бисмаркъ горько сѣтуетъ на такое отношеніе къ нему нѣкогда излюбленной имъ части нѣмецкой печати, но въ данномъ случаѣ онъ жнетъ лишь то, что посѣялъ. Стѣсняя независимое выраженіе политическихъ убѣжденій и критику своей политической дѣятельности, подымая судебное преслѣдованіе за насмѣшливое осужденіе того или другаго изъ своихъ актовъ, имперскій канцлеръ создавалъ нездоровыя условія для общественной жизни. Странно, что онъ могъ вѣрить въ прочность консервативныхъ убѣжденій тѣхъ газетъ, гдѣ убѣжденія эти необходимо было поддерживать благовременными субсидіями. Правда, въ исторіи бывало, что образъ дѣйствій, которому слѣдовалъ князь Бисмаркъ, увѣнчивался успѣхомъ, что этого успѣха хватало, по крайней мѣрѣ, до конца жизни государственнаго дѣятеля, являвшагося носителемъ реакціи. Но въ послѣднее время въ жизни западно-европейскихъ народовъ наблюдается обратное. Меттернихъ дожилъ до полнаго крушенія своей системы, Наполеонъ III позорно потерялъ престолъ, а князь Бисмаркъ фрондируетъ въ помѣстьи, подаренномъ ему императоромъ Вильгельмомъ I. Такимъ образомъ, историческій судъ совершается въ наше время быстрѣе и правильнѣе, чѣмъ на это разсчитываютъ представители желѣза и крови.