Импровизаторы править
Неаполь, 7 апреля. Импровизаторами называются в Италии поэты, которые на всякий заданный предмет вдруг сочиняют стихи и поют их. Теперь я знаю сих великих гениев!
Барон Д* давал вчера большой обед разным путешественникам. Он хотел угостить их итальянским блюдом и пригласил дона Луджи, адвоката и славного импровизатора. Вообразите человека лет в сорок, чрезмерно толстого, подобно всем людям, которые в жарких климатах не занимаются ручной работой. Стихотворец наш не ел ничего; но после обеда, когда мы возвратились в гостиную комнату, он спросил бутылку вина и роздал музыкантам, нарочно для того призванным, ноты голосов, на которые ему надлежало сочинять стихи. Все гости сели кругом.
Ему предложили два вопроса: какая награда всего лестнее для таланта? и что лучше: любить или нравиться?.. Дон Луджи встал, задумался и минут десять не говорил ни слова, устремив глаза в землю. Между тем две скрипки тихо играли нежный и трогательный голос. Сия приятная, выразительная музыка только двух инструментов, и в зале, в которую свет едва проникал сквозь красные занавесы, показалась мне лучше всех шумных симфоний. Она расположила мою душу к вниманию и меланхолии.
Скоро голос поэта соединился с сими любезными звуками. Он пел тихо, но с чувством и приятно, стихи плавные и гладкие, впрочем столь не ясные смыслом, что я с трудом мог понимать их. Мне казалось, что наш стихотворец и вправо и влево уходил от своего предмета; однако ж мимоходом похвалил аббата Б*, одного из важнейших гостей. Все удивлялись и хлопали. — Наконец (через час, думаю), переменив три раза меру стихов, он заключил свое пение и ответ на первый вопрос.
Я был гораздо довольнее его ответом на второй вопрос, умным и нежным. Дон Луджи, исчислив выгоды и невыгоды, объявил, что он желает лучше любить, не нравясь, нежели нравиться, не любя. Без сомнения не многие француженки с ним согласятся.
Я заметил, что он обыкновенно разделяет свой ответ на три части: в первой старается как можно яснее и красивее предложить вопрос; во второй сказывает все то, что можно на него отвечать; а в третьей объявляет свое мнение и доказывает его истину рассуждением. Такая метода хороша; самые лучшие ораторы не могут найти другой.
Сия работа воображения была весьма утомительна для стихотворца. Пот тек с него ручьями; глаза наполнялись кровью, однако блистали как звезды. Он дурен собой; но кажется приятным, когда сочиняет: лицо его делается выразительным — а выражение есть красота. — Послезавтра услышу еще славнейшего импровизатора, дона Гаспарино celeberrimo. Хорошо — увидим!
9 апреля. Бог с тобой, дон Гаспарино! ты наскучил мне до крайности!
Какая связь между моим вопросом и сказкой Элены и Париса, которую ты пел нам целый час, не сказав ничего более?
Уверяют, что Дон Гаспарино всякий раз бывает в лихорадке, и прежде и после своего пения. Если бы все думали согласно со мной, то великий стихотворец Гаспарино никогда бы не имел лихорадки.
Правда, правда! Одни итальянцы могут хвалиться импровизаторами! В каком другом языке найдется столько синонимов, богатых и звучных рифм?
Но это удовольствие не для меня. Какая радость видеть бедного поэта в муках Аполлона и в судорогах Пифии для пустого набора слов? Если вы любите музыку и стихи, то задайте ему вопрос за несколько дней или за месяц: пусть он работает в своем кабинете и поправляет на досуге; пусть явится к вам тогда, когда напишет что-нибудь ясное, приятное, остроумное! Три куплета, написанные дома, для меня гораздо приятнее трехсот дурных и даже посредственных стихов, сочиненных вдруг и без размышления.
Если бы я разбогател, то захотел бы в долгие зимние вечера угощать у себя не импровизаторов, а трубадуров. После хорошего обеда приятели мои сели бы перед камином, и нежный голос спел бы им любовную песню, жалкую балладу… Почему знать? Может быть мне удалось бы доказать нашим стихотворцам, что им так надобно петь случаи древних и даже новых времен. Гомер и другие греческие поэты были историками достопамятных происшествий. Стихотворство могло бы соединять пользу с удовольствием; могло бы учить добродетели и патриотизму… Но я забылся: карты на столе… Во что ж мы будем играть, милостивые государи?..
Импровизаторы: (Перевод из замечаний одного французскаго путешественника, еще не изданных в свет): [Рассказ об ит. поэтах-импровизаторах]: [Из «Decade». 1802. T.35] / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 7, N 4. — С. 259-264.