Изъ художественной лѣтописи.
правитьСамымъ острымъ вопросомъ въ художественной жизни въ настоящее время является вопросъ о преобразованіи нашей академіи художествъ, учрежденія въ томъ положеніи, въ которомъ оно находилось за послѣдніе года, никому ненужнаго и совершенно безполезнаго.
Въ академіи художествъ въ продолженіе цѣлаго ряда лѣтъ наша художественная молодежь находилась подъ гнетомъ чиновниковъ-профессоровъ, систематически убивавшихъ все живое, искреннее и непосредственное въ тѣхъ молодыхъ людяхъ, которые шли къ нимъ въ слѣпой надеждѣ найти у этихъ профессоровъ и помощь, и указаніе; вмѣсто того они встрѣчали сухое офиціальное отношеніе, нежеланіе понять и разобраться въ индивидуальныхъ чертахъ молодого дарованія. И не мало художниковъ, несомнѣнно даровитыхъ, но слабыхъ духомъ и характеромъ, поддавались гнетущему вліянію профессоровъ, обезличивались, съ первыхъ же шаговъ безнадежно размѣнивались на мелочи. Всѣ тѣ художники, которые заняли видное мѣсто въ нашемъ современномъ искусствѣ, художественное и общее образованіе получили внѣ академическихъ стѣнъ, самостоятельной упорной работой въ мастерскихъ иностранцевъ-художниковъ.
Наша академія художествъ въ полномъ упадкѣ. Ученическія выставки — яркое и неоспоримое доказательство этого; на ученическихъ выставкахъ мы встрѣчаемъ неувѣренный, слабый рисунокъ, шаткое плохое знаніе перспективы, сбивчивое представленіе объ анатоміи, дряблость, шаблонность и полнѣйшую неинтересность композиціи.
Въ настоящее время при академіи художествъ образована особая коммиссія, которой поручено разобраться въ современномъ положеніи дѣла художественнаго образованія въ академіи, переработать уставъ и правила о пріемѣ молодежи въ академію. Въ составъ этой коммиссіи, насколько намъ извѣстно, входятъ тѣ же художники, которые своимъ отношеніемъ къ дѣлу привели академію художествъ къ теперешнему упадку, поэтому мы не вѣримъ въ продуктивность работы коммиссіи, если не оправдаются слухи, что въ число ея членовъ, по настоянію нѣкоторыхъ энергичныхъ и дѣйствительно любящихъ искусство людей, будутъ приглашены молодые художники, завоевавшіе почетныя имена, равно какъ и зарекомендовавшіе себя художественные дѣятели.
Въ надеждѣ на то, что слухи эти оправдаются, въ настоящей статьѣ я позволю себѣ привести нѣсколько соображеній по важному вопросу реформированія нашей академіи художествъ, считая, что въ этомъ дѣлѣ каждый, соприкасающійся съ искусствомъ, долженъ внести свою крупицу.
Приступить къ реформѣ художественнаго образованія придется очень издалека: съ капитальнѣйшей реорганизаціи школъ живописи, подвѣдомственныхъ академіи художествъ, которыя разсѣяны по всей Россіи. Изъ этихъ школъ теперь выходятъ молодые люди, почти сплошь не умѣющіе рисовать, иначе сказать, художественно-неграмотные. Академія же, по своему хорошему и широкому уставу 1893 года, должна принимать въ высшее художественное училище лишь людей, «вполнѣ подготовленныхъ и способныхъ къ прохожденію высшаго художественнаго курса». Но такъ какъ вполнѣ подготовленныхъ не оказывается, то академическому начальству приходится идти на компромиссъ, принимать молодыхъ людей неподготовленныхъ и неспособныхъ и лишь задерживать ихъ въ натурныхъ классахъ, хотя, по точному толкованію академическаго устава, въ натурномъ классѣ ученики не могутъ оставаться болѣе двухъ лѣтъ. И для того, чтобы въ натурные классы приходили молодые люди, умѣющіе рисовать, надо кореннымъ образомъ измѣнить современныя программы рисовальныхъ школъ, въ которыхъ теперь учениковъ мучаютъ скучнѣйшими гипсами, совершенно ненужными заливками тушью и громаднѣйшими рисунками перомъ и карандашомъ. Рисовальныя школы даютъ слабыя и поверхностныя знанія, а школьные наставники своимъ отношеніемъ къ дѣлу, такимъ же строго офиціальнымъ, какому они научились въ своей aima mater, угнетаютъ нашу художественную молодежь, держатъ ея фантазію и личную волю въ узкихъ рамкахъ классныхъ программъ. Результатъ получается самый плачевный. Ни рисунка, ни умѣнья разобраться въ краскахъ и перспективѣ, — ничего этого нѣтъ у оканчивающихъ рисовальныя школы. И съ такимъ-то скуднымъ багажомъ молодежь входитъ въ академію художествъ и начинаетъ работать въ натурномъ классѣ. Тутъ опять-таки ее встрѣчаетъ отношеніе, мало чѣмъ отличающееся отъ того, къ которому она привыкла въ школѣ. Преподаватели сами рисункомъ не блещутъ и не умѣютъ или не хотятъ заинтересовать и увлечь дѣломъ молодежь. Между тѣмъ въ натурныхъ классахъ надо рисовать и рисовать, надо пріучаться схватывать характерное, рельефное. Къ сожалѣнію, въ академіи дѣло поставлено не такъ. По три недѣли сидятъ надъ однимъ и тѣмъ же рисункомъ, невольно вымучивая его. Необходимо не только чаще мѣнять натуру, но и обратить самое серьезное вниманіе на домашнія работы учениковъ, на рисунки и наброски тѣхъ типовъ и сценъ, съ которыми молодые художники сталкиваются непосредственно въ жизни. Академическіе наставники этого никакъ не хотятъ признать и на домашнія работы смотрятъ нехотя и отнюдь не поощряютъ ихъ. Натурный классъ — это классъ художественной грамоты, а потому на него при реорганизаціи всего дѣла надо обратить вниманіе въ первую голову. Необходимо привлечь туда талантливыхъ людей, главное хорошо рисующихъ, художественно-образованныхъ, любящихъ дѣло и могущихъ увлечь работой свою аудиторію и заставить относиться къ дѣлу внимательно и любовно.
Послѣ натурнаго класса ученики переходятъ въ мастерскія. Тутъ, какъ гласитъ уставъ, молодежь «переходитъ къ самостоятельнымъ занятіямъ подъ руководствомъ избраннаго каждымъ изъ учениковъ профессора». Ученикъ поступаетъ въ мастерскія съ самыми скудными познаніями, а уставъ говоритъ, что ему надо «сосредоточиться въ разработкѣ художественной темы, избранной имъ самимъ, и на исполненіи на эту тему художественнаго произведенія». Но что тутъ можетъ самостоятельно подѣлать совершенно неуравновѣшенный ученикъ? Онъ и бродитъ ощупью, незнакомый со всей сложностью и трудностью «композиціи», до многаго доходитъ самъ, а въ результатѣ — плохія и годъ отъ году понижающіяся въ художественномъ уровнѣ конкурсныя выставки.
Въ академическихъ мастерскихъ дѣло поставлено изъ рукъ вонъ плохо. Тутъ реорганизація должна начаться съ самихъ профессоровъ-руководителей. Пейзажную мастерскую ведетъ профессоръ Киселевъ, жанровую — Вл. Маковскій, Кардовскій и до самаго послѣдняго времени — Рѣпинъ, батальную — Рубо, скульптурную — Беклемишевъ и граверную — Маттэ. Изъ нихъ лишь недавно ушедшій Рѣпинъ, Кардовскій и Маттэ — живые, энергичные и талантливые профессора-руководители, хотя у Рѣпина, какъ профессора, былъ серьезный недостатокъ, который, хотя и искупался многими положительными данными, не могъ не дѣйствовать пагубно на молодежь — это его постоянное захваливаніе даже посредственныхъ ученическихъ работъ. Но это въ скобкахъ.
Что же касается профессора Киселева, то онъ когда-то написалъ нѣсколько хорошихъ и интересныхъ пейзажныхъ работъ; теперь же это человѣкъ очень пожилой, воспитанный на идеалахъ передвижниковъ и вѣрный имъ доселѣ, тогда какъ искусство шагнуло далеко впередъ съ того времени, когда передвижники имѣли значеніе. И получается такое положеніе, что ученики мастерской Киселева заканчиваютъ свое художественное образованіе внѣ стѣнъ академіи, развиваясь или совершенно независимо отъ своего профессора, или тратя затѣмъ не мало времени, чтобы избавиться отъ того «налета», который неизбѣжно дается молодому дарованію отношеніемъ профессора-руководителя. Мастерская жанриста Вл. Маковскаго за все время своего существованія не выпустила ни единаго художника, на котораго можно бы было указать какъ на интереснаго, выдвинувшагося далеко впередъ изъ числа «классныхъ» художниковъ, оканчивающихъ академію. Всѣ тѣ художники, что вышли изъ академическихъ стѣнъ и заняли видныя мѣста въ нашемъ молодомъ искусствѣ, — всѣ они изъ мастерской Рѣпина и Кардовскаго. Единственно отрадное впечатлѣніе получается отъ граверной мастерской, которую бережно и любовно ведетъ талантливый B. В. Маттэ, художникъ, воспитавшій рядъ чудеснѣйшихъ граверовъ и высоко поднявшій у насъ искусство гравированія крѣпкой водкой. Я не стану и говорить о современномъ положеніи батальной мастерской. Предоставляю судить о цѣлесообразности веденія мастерской профессоромъ, который большую часть года проживаетъ гдѣ-то за границей, кажется, въ Мюнхенѣ, и заглядываетъ въ свою мастерскую въ рѣдкіе наѣзды въ Россію.
Въ такомъ положеніи мастерскія академіи художествъ дольше находиться, конечно, не могутъ. Первое, что надо измѣнить — это существующее теперь назначеніе профессоровъ руководителей чуть ли не исключительно за выслугу лѣтъ. На отвѣтственномъ мѣстѣ руководителей мастерскихъ нужны не старцы, живущіе преданіями прошлаго, не усталые люди; здѣсь нужны энергичные художники, талантливые и чутко относящіеся къ движенію искусства, а главное — люди культурные и образованные.
Къ сожалѣнію, нужно сознаться, что образованіе, это — Ахиллесова пята подавляющаго большинства русскихъ художниковъ. И тутъ опять-таки виной наша академія художествъ. Исторія искусствъ въ академическомъ преподаваніи сдѣлалась такимъ «предметомъ», отъ котораго молодежь бѣжитъ за три версты; аудиторіи лекторовъ пустуютъ, а на экзаменахъ происходитъ зубрежка по «шпаргалкамъ». Но академическое начальство словно не замѣчаетъ этого и продолжаетъ заваливать молодежь безконечными лекціями. Курсъ исторіи искусства въ академіи до того пространенъ, что можно подумать, что онъ разсчитанъ на людей, которые хотятъ посвятить себя всецѣло его изученію.
Понятно, что за громадной массой матеріала совершенно все спутывается и пропадаетъ важное, и въ результатѣ среди молодыхъ академистовъ полнѣйшее незнаніе и глубокое невѣжество не только по исторіи иностраннаго, но даже и своего, русскаго, искусства. Необходимо сократить теперешніе необъятные курсы исторіи искусства, поставивъ во главу угла программы ознакомленіе съ главнѣйшими фазисами исторіи искусства, характеристику, безъ излишнихъ подробностей и тонкостей, школъ и направленій, болѣе основательное и широкое изученіе исторіи русскаго искусства. Ибо надо же, наконецъ, признать, что тотъ, кто самъ захочетъ расширить свои знанія по исторіи искусства, сдѣлаетъ это и лучше и съ меньшей затратой времени безъ помощи академическихъ лекцій. Кромѣ того, академія художествъ должна найти способнаго человѣка и поручить ему написать курсъ лекцій по исторіи искусства, а то теперь академическую молодежь морятъ на переводахъ или скучнѣйшихъ компиляціяхъ съ нѣмецкихъ изданій, изложенныхъ такимъ языкомъ, что чтеніе этихъ лекцій — сущее наказаніе.
Совершенно неудовлетворителенъ и классъ перспективы, несмотря на всю его важность. Г. Александръ Бенуа въ своей интересной статьѣ «Чему учитъ академія художествъ?» помѣщенной въ № 8—9 Міра Искусствъ за 1904 годъ, основательно замѣчаетъ, что и въ перспективномъ классѣ программа должна быть сокращена. «Художникъ, по словамъ Ал. Бенуа, твердо усвоившій пять-шесть главныхъ формулъ, смѣло можетъ справляться съ самыми сложными задачами. Но вотъ, вмѣсто пяти-шести формулъ, усвоенныхъ на практикѣ, академикамъ-юношамъ преподаютъ длиннѣйшій и малопонятный курсъ перспективы, опять-таки загромождая его ненужными подробностями». Въ концѣ-концовъ получается, что художники, выходя изъ академіи, затрудняются найти даже «точку схода» въ своей картинѣ.
Чтобы реорганизовать перспективный классъ и добиться какихъ бы то ни было существенныхъ результатовъ, надо сократить теорію. Что толку въ одной теоріи, когда на практикѣ художественная молодежь разбирается, словно слѣпая, даже въ несложной перспективной задачѣ и при малѣйшей трудности страшно путается и постоянно немилосердно фальшивитъ. Необходимо поставить дѣло такъ, чтобы ученикъ твердо усвоилъ только самое необходимое число формулъ, а до остального оставить его спокойно доходить путемъ неустанной самостоятельной работы.
Очень важенъ въ академіи классъ анатоміи. Но опять-таки необходима извѣстная часть знаній, а не цѣлая наука. При теперешней же системѣ преподаванія лекторъ курса анатоміи осложняетъ ее излишними подробностями. До деталей пусть молодежь доходитъ сама, путемъ работы въ этюдномъ классѣ. При хорошемъ, твердомъ знаніи основныхъ законовъ анатоміи и перспективы ничто такъ не развиваетъ молодого художника въ его мастерствѣ, какъ серьезная сознательная работа въ этюдномъ классѣ, то-есть рисованіе и рисованіе.
Реорганизація этихъ трехъ классовъ особенно важна въ виду того, что и въ рисовальныхъ школахъ, подвѣдомственныхъ академіи, преподаваніе ведется примѣнительно къ академическому.
Наконецъ, надо увеличить учебный годъ, особенно въ академіи художествъ, гдѣ ученики работаютъ теперь въ мастерскихъ съ октября по апрѣль. Остальное время они работаютъ съ натуры, предоставленные самимъ себѣ. Такое распредѣленіе имѣетъ смыслъ только для учениковъ пейзажной мастерской. Ученикамъ же другихъ мастерскихъ необходимо находиться какъ можно ближе къ профессорамъ, ибо техника, помимо неустанной работы, пріобрѣтается непосредственнымъ и близкимъ общеніемъ съ профессоромъ-руководителемъ. При теперешнемъ учебномъ годѣ нѣтъ времени пріобрѣтать ее, такъ какъ рабочаго времени чрезвычайно мало. Вспомнимъ, какая бѣдность свѣта въ петербургскомъ днѣ въ ноябрѣ и декабрѣ, вспомнимъ о безчисленныхъ праздничныхъ дняхъ, такъ ревниво охраняемыхъ теперешними профессорами, не говоря уже о рождественскихъ каникулахъ, и увидимъ, что увеличеніе рабочаго времени учениковъ академіи, работающихъ въ мастерскихъ, есть насущная потребность.
Вотъ въ общихъ чертахъ желательная реформа высшаго художественнаго училища и рисовальныхъ школъ, подвѣдомственныхъ академіи художествъ. Разобраться въ деталяхъ это — дѣло коммиссіи по реорганизаціи академіи. Но если коммиссія эта не обновится свѣжими, энергичными людьми, то проку будетъ мало отъ нея.