ШИЛЛЕРЪ.
правитьНѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (одинъ).
Возможно ли? Я не могу исполнять,
Чего хочу! Не смѣю отказаться!
Я долженъ къ дѣлу приступить теперь,
Затѣмъ-что думалъ нѣкогда о нёмъ,
Что не бѣжалъ отъ искушеній, сердце
Питалъ мечтой, что на невѣрный подвитъ
Я запасался средствами и путь
Очищенный, свободный приготовилъ.
Клянусь всесильнымъ Богомъ: никогда
Намѣренья рѣшительнаго я
Не принималъ! Я эту мысль лелѣялъ
Въ моей душѣ. Богатство и свобода
Меня прельщали. Или то вина,
Что царскою я тѣшился надеждой?
Не оставалась ли въ моей груди
Ничѣмъ ещё нескованная воля?
Не близь себя ль я видѣлъ правый путь,
Которымъ къ долгу возвратиться могъ?
Куда жь внезапно завлечёнъ я нынѣ?
Обратный путь внѣ заграждёнъ стѣною:
Изъ собственныхъ моихъ воздвигшись дѣлъ,
Огромной мнѣ она препоной стала.
(Погружается въ глубокую задумчивость.)
Виновнымъ я кажусь, и что бъ ни дѣлалъ,
Но оправдаюсь. Обвинитель мой —
Двусмысленный донынѣ образъ дѣйствій.
И самыхъ чистыхъ дѣлъ источникъ чистый
Отравитъ подозрѣнье. Будь я тѣмъ,
Чѣмъ прослылъ, будь предателемъ, наружность
Невиннаго старался бъ сохранить,
Густымъ бы я одѣлъ себя покровомъ
И не ропталъ. Но въ твёрдомъ убѣжденьи,
Что не таю въ душѣ преступныхъ мѣръ,
Что я невиненъ — ропоту, страстямъ
Далъ волю; злому непричастный дѣлу,
Я былъ и смѣлъ, и дерзокъ на рѣчахъ.
Теперь всё то, что дѣлалъ я безъ цѣли,
Припишутъ цѣли отдалённой, тайной,
Предвидѣнной; всё, что, въ порывѣ гнѣва,
Въ весёлыя минуты говорилъ
Отъ полноты души я, откровенно,
Въ ткань хитрую сплетутъ, противъ меня
Ужасное поставятъ обвиненье,
Передъ которымъ долженъ я молчать.
Такъ, въ собственной запутался я сѣти:
Одно насилье разорвётъ её.
Иного средства нѣтъ! На подвигъ смѣлый
Свободный духъ меня донынѣ влёкъ;
Теперь спасать себя повелѣваетъ
Необходимости суровый гласъ.
Важна, страшна подобная минута:
Дрогнётъ рука невольно, опускаясь
За жребіеіъ въ таинственную урну
Судебъ! Намѣренье, таясь въ груди,
Ещё — моё; но на чужбину жизни
Изъ сердца, тихой родины своей,
Однажды излетя, принадлежитъ
Уже духамъ коварнымъ и лукавымъ,
Со смертными во вѣкъ непримиримымъ.
(Дѣлаетъ нѣсколько шаговъ въ сильномъ волненіи и вновь задумчиво останавливается.)
И въ томъ, что предпріемлешь — самъ себѣ
Ты отдалъ ли отчотъ? Уже ли хочешь
Поколебать святую власть престола,
Которая освѣщена вѣками,
На навыкѣ покоится, съ которой
Соплетена младенческая вѣра
Народовъ тысячьми упругихъ корней.
Неравныхъ силъ борьба начнётся! Нѣтъ,
Такой борьбы я не боюсь! Я стану
Безъ трепета противъ врага, когда
Могу его, окинувъ глазомъ, видѣть
И мужествомъ его воспламениться;
Но я боюся тайнаго врага:
Онъ на меня въ сердцахъ людей возстанетъ.
Безжизненный, безсильный, робкій, онъ
Одинъ лишь можетъ устрашить меня.
Его, опаснаго, боюся я.
Ничтожное, но вѣчное вчера
Остерегать приходитъ человѣка —
И важенъ каждый день его совѣтъ.
Самъ человѣкъ — ничтожное созданье:
Кормилицей привычку онъ зовётъ —
И горе, кто коснётся до наслѣдья
Это отцовъ, до рухляди старинной!
Года и вѣки освящаютъ всё:
Боготворимъ, что убѣлило время.
Ты властвуешь — такъ властвуй же законно,
И будетъ чтить права твои толпа.
(Вошедшему пажу.)
Кто тамъ? Полковникъ шведскій? Пусть войдётъ!
(Пажъ уходитъ. Валленштейнъ задумчиво устремляетъ взоры на дверь.)
Ещё порогъ не осквернёнъ; ещё
Къ нему не прикасалось преступленье!
Вотъ какъ узка граница межъ двумя
Путями жизни!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ
(устремивъ на нею проницательный взоръ).
Врангелемъ зовутъ васъ?
ВРАНГЕЛЬ.
Полковникъ Врангель синяго полка
Зюдерманландскаго.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Какой-то Врангель
При Стральзундѣ мнѣ сильно повредилъ:
Онъ отразилъ меня и былъ причиной,
Что мнѣ приморскій городъ не сдался.
ВРАНГЕЛЬ.
Не я тотъ подвигъ совершилъ — стихія,
Съ которой вы боролись: силой бури
Бельтъ защищалъ свободу волнъ своихъ.
Земля и море одному служить
Не захотѣли.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Адмиральской шляпы
Меня тогда лишили вы.
ВРАНГЕЛЬ.
Корону
Теперь пришолъ я возложить на васъ.
ВАЛЛЕНшТЕЙНЪ
(даётъ ему знакъ сѣсть и самъ садится).
Уполномочены ль вы въ этомъ дѣлѣ?
ВРАНГЕЛЬ.
Сомнѣнья есть: ихъ надо разрѣшить.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (прочитавъ письмо).
Горитъ письмо. Умёнъ начальникъ вашъ!
«Я — пишетъ канцлеръ — помогая вамъ
Взойти на тронъ богемскій, исполняю
Лишь короля покойнаго желанье.»
ВРАНГЕЛЬ.
Онъ пишетъ истину: король всегда
Высокихъ мыслей былъ о васъ, и часто
Говаривалъ, что быть монархомъ долженъ
Тотъ, кто глубокій умъ соединяетъ
Съ искусствомъ властелина и вождя.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Онъ долженъ былъ такъ говорить.
(Довѣрчиво берётъ его за руку). По чести,
Полковникъ Враіиель, я всегда былъ шведомъ
Въ душѣ. Въ Силезіи, при Нюренбергѣ
Вы испытали это. Часто васъ
Въ рукахъ имѣлъ, но выпускалъ всегда.
Вотъ, вотъ чего мнѣ не прощаютъ въ Вѣнѣ,
Что къ шагу этому женя влечётъ!
Теперь, какъ наши выгоды сошлись,
Должны мы быть другъ съ другомъ откровенны,
Довѣрчивы.
ВРАНГЕЛЬ.
Довѣрчивость придётъ
Современемъ, тогда-какъ вы и мы
Увѣримся другъ въ другѣ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Канцлеръ, вижу,
Не слишкомъ вѣритъ мнѣ. Да, я согласенъ:
Со стороны невыгодной являюсь
Я въ этомъ дѣлѣ. Канцлеръ пишетъ,
Что императору, монарху измѣнивъ,
Могу я также измѣнить врагамъ,
И что одно простительнѣй другого —
Не такъ ли, Врангель?
ВРАНГЕЛЬ
Я къ вамъ съ порученьемъ —
Не съ мнѣньями пріѣхалъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Императоръ
До крайности меня довёлъ — и съ честью
Служить ему отнынѣ не могу.
Для безопасности, для обороны,
Я долженъ сдѣлать этотъ трудный шагъ,
Въ которомъ совѣсть упрекнетъ.
ВРАНГЕЛЬ.
Вѣрю:
Невынуждённый не поступитъ такъ.
О томъ, что понуждаетъ вашу свѣтлость
Противъ монарха дѣйствовать — не намъ
Судить и думать. Честью и мечёмъ
За правое мы ополчились дѣло.
Намъ всё благопріятствуетъ; въ войнѣ
Нѣтъ выгоды незначущей: берёмъ,
Что можно взять, безъ дальнихъ размышленій.
И если точно таковы дѣла…
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Да въ чёмъ ещё сомнѣнье: въ доброй волѣ
Моей, иль въ силахъ? Канцлеру я разъ
Далъ слово, если онъ шестнадцать тысячъ
Людей довѣритъ мнѣ, прибавить къ нимъ
Восьмнадцать императорскаго войска.
ВРАНГЕЛЬ.
Воителя всѣ почитаютъ въ васъ,
Вторымъ Аттилой, Пирронъ называютъ
И съ удивленьемъ говорятъ о томъ,
Какъ вы, ума непостижимой силой,
Рать цѣлую изъ ничего создали;
Но…
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Что жь такое?
ВРАНГЕЛЬ.
Канцлеръ полагаетъ,
Что шестьдесятъ готовыхъ къ бою тысячъ
Изъ ничего воздвигнуть легче, чѣмъ
Шестую часть…
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Что? Говорите прямо.
ВРАНГЕЛЬ.
Склонить къ забвенью долга и присяги.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Такъ? Судитъ онъ, какъ шведъ, какъ протестантъ.
За Библію свою идёте въ бой
Вы, лютеране; сердцемъ я душой
За вашими стремитесь знаменами.
Кто ко врагу изъ васъ бѣжитъ, тотъ вдругъ
Два долга, двѣ присяги нарушаетъ.
У насъ — не то! Намъ неизвѣстно это!
ВРАНГЕЛЬ.
Творецъ небесный! Здѣсь уже ли нѣтъ
Ни родины, ни церкви, ни святыни?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Вотъ почему: отечество имѣетъ
Австріецъ; любить и любить его
Онъ можетъ и обязанъ. Но у войска,
У этого, которое стоитъ
Въ Богеміи, нѣтъ родины: оно
Чужихъ земель отбросокъ, часть народа
Бездомная; нѣтъ ничего у ней,
Окромѣ солнца, общаго для всѣхъ.
Богемія жь, для коей мы воюемъ,
Мертва душой къ властителю, который
Не избранъ ею, покорилъ её.
Она съ примѣтнымъ ропотомъ влачитъ
Оковы вѣры. Власть её сковала,
Не успокоила. Воспоминанье
Ужасныхъ дѣлъ, свершонныхъ въ мой, живётъ,
Кипящее огнемъ свирѣпой мести.
Забыть ли сыну, что его отца
Травили псами въ церкви? Нѣтъ! Народъ,
Кому въ наслѣдье пала жажда мщенья,
Свирѣпъ, ужасенъ — мститъ ли за обиды,
Иль терпитъ ихъ!
ВРАНГЕЛЬ.
Но офицеры, герцогъ,
Дворянство? Въ лѣтописяхъ нѣтъ примѣра
Такой измѣны и такого бѣгства.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Они мой! Не вѣря мнѣ, повѣрьте
Своимъ глазамъ.
(Подаёт ему присяжный листъ. Врангель, прочитавъ его, кладётъ молча на столъ.)
Что? поняли теперь?
ВРАНГЕЛЬ.
Пойми, кто можетъ! Князь, съ себя личину
Снимаю. Такъ, уполномоченъ я
Всё кончить. Рейнграфъ ужь стоитъ отсюда
Недалеко: черезъ четыре дня
Здѣсь можетъ быть и ждётъ лишь приказанья,
Чтобъ вамъ принесть шестнадцать тысячъ войскъ.
Условимся — и я отданъ приказъ
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Чего же отъ меня желаетъ канцлеръ?
ВРАНГЕЛЬ (значительно).
Двѣнадцать шведскихъ мы даемъ полковъ —
За нихъ я отвѣчаю головою.
А если изъ всего лишь шутка выйдетъ?…
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (съ жаромъ прерываетъ его).
Полковникъ Врангель!
ВРАНГЕЛЬ (продолжая спокойно).
По причинѣ этой
Я долженъ настоять, чтобъ герцогъ Фридландъ
Невозвратимо объявилъ разрывъ
Съ своихъ монархомъ, безъ чего ему
Войскъ шведскихъ не поручатъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Ясно, кратко!
Скажите, что я долженъ дѣлать? Канцлеръ
Чего желаетъ отъ меня?
ВРАНГЕЛЬ.
Чтобъ вы
Обезоружили своихъ испанцевъ
Приверженные къ цезарю полки;
Чтобъ овладѣли Прагой вы и городъ
Отдали шведамъ, вмѣстѣ съ замкомъ Эгеръ,
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ-
О, много! много! Прагу? Пусть бы Эгеръ;
Но Прагу… Нѣтъ, нельзя! Всё дамъ вамъ, всё,
Чего хотите и что можно дать;
Но Прагу, но Богемію… я самъ,
Самъ защищать могу.
ВРАНГЕЛЬ.
Въ томъ никакого
Сомнѣнья нѣтъ; но мы не о защитѣ
Заботимся. Вознаградить должны мы
Потерю денегъ и людей.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Цѣною
Дешовою!
ВРАНГЕЛЬ.
И Прага остаётся
Въ закладѣ намъ, пока мы не воротимъ
Своихъ убытковъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Не-уже-ль такъ мало
Намъ вѣрите?
ВРАНГЕЛЬ (встаётъ).
Съ германцемъ осторожны
Должны быть шведы. На его призывъ
Мы переплыли море — и спасли
Имперію; запечатлѣли кровью
Свободу вѣры; но уже забыты
Благодѣянія: мы въ тягость здѣсь;
На пришлеца недружелюбно смотрятъ
И рады бъ были съ горстью денегъ васъ
Отправитъ въ наши дальше лѣса.
Нѣтъ, не за золото и серебро,
Іудину награду, короля
Оставили на нолѣ битвы мы!
Столь многихъ шведовъ дорогая кровь
Не для сребра и золота лилась!
И не хотимъ мы съ лаврами пустыми
Къ роднымъ брегамъ направить паруса:
Нѣтъ! мы гражданами хотимъ остаться
На той землѣ, которую король
Завоевалъ своею славной смертью.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Унизимъ прежде общаго врага —
И весь богатый, пограничный край
Вашъ!
ВРАНГЕЛЬ.
Но когда же мы его унизимъ?
Кто укрѣпитъ связь новой дружбы? Герцогъ,
Хотя отъ шведовъ и таятъ, но имъ
Извѣстны тайныя сношенья ваши
Съ саксонцемъ. Кто поручится, что мы
Не станемъ жертвой тайныхъ договоровъ,
Которые отъ насъ скрываютъ?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Канцлеръ
Прекрасно выбралъ своего посла:
Онъ никого упорнѣй не нашолъ бы!
(Встаетъ.)
Припомните другое что-нибудь,
Полковникъ Врангель, а о Прагѣ — полно.
ВРАНГЕЛЬ.
Я дальше власти не имѣю.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Вамъ
Отдай мой главный городъ? Нѣтъ! скорѣе
Я къ императору согласенъ возвратиться.
ВРАНГЕЛЬ.
Да, если ужь не поздно…
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Отъ меня
Оно зависитъ: и теперь, и вѣчно…
ВРАНГЕЛЬ.
Зависѣло, быть-можетъ, но не нынѣ —
Не съ-той-поры, какъ взятъ Сезина.
(Видя, что Валленштейнъ, пораженный этими словами, хранитъ молчаніе.)
Герцогъ,
Мы вѣримъ вамъ. Послѣднее сомнѣнье
Вчера исчезло — и теперь, когда
За войско ваше этотъ листъ порукой,
Довѣрія ничто не поколеблетъ.
Пусть Прага насъ не ссоритъ. Канцлеръ вамъ
Оставитъ Грачинъ; самъ доволенъ будетъ
Однимъ лишь старымъ городомъ. Но прежде,
Чѣмъ мы къ союзу можемъ приступить,
Намъ Эгеръ долженъ отворить ворота
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Такъ вамъ лишь должно вѣрить, мнѣ же — нѣтъ?
Подумаю о вашемъ предложеньи.
ВРАНГЕЛЬ.
Но, герцогъ, смѣю васъ просить — не долго:
Другой ужь годъ идутъ переговоры,
И если нынѣ не рѣшитесь — канцлеръ
Ихъ прерванными навсегда почтётъ.
ВАЛЛЕНШТЕИНЪ.
Вы слишкомъ торопливы! Шагъ подобный
Обдумать надо.
ВРАНГЕЛЬ.
Князь, его удача
Отъ быстраго зависитъ исполненья! (Уходитъ.)
ИЛЛО.
Что? кончено?
ТЕРЦКІЙ.
Уговорились?
ИЛЛО.
Шведъ
Довольнымъ вышелъ. Да, вы согласились?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Нѣтъ, ничего ещё не рѣшено —
И, взвѣся всё, я думаю оставить
Мое намѣренье.
ТЕРЦКІЙ.
Какъ! что такое?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Жить милостью высокомѣрныхъ шведовъ?
Нѣтъ, не могу!
ИЛЛО.
Но развѣ, какъ бѣглецъ,
Ты молишь ихъ о помощи? Не меньше ль
Ты принимаешь, чѣмъ ихъ самъ даёшь?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Что сталось съ тѣмъ Бурбоновъ вѣнценоснымъ,
Который предалъ самъ себя врагамъ
Народа — тяжкія отчизнѣ раны
Нанёсъ? Какая мзда его ждала?
Проклятія людей ему отмстили,
И были мздой его преступныхъ дѣлъ —
Презрѣніе и ненависть народа.
ИЛЛО.
Съ тобой не то!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Я говорю вамъ — вѣрность
Есть другъ ближайшій каждому изъ насъ;
Мстять за неё мы рождены на свѣтъ.
Вражда противныхъ партій, злоба сектъ,
Раздоръ и зависть — всё, что дышетъ мщеньемъ
И пагубой взаимной — всё мирится,
Все сходится гнать общаго врага,
Гнать звѣря лютаго, который вторгся,
Убійственъ, въ безопасную ограду,
Гдѣ человѣкъ укрылся. Да, его
Умъ собственный не въ силахъ защитить:
Лишь на челѣ дала ему природа
Глаза; затылокъ беззащитный, слабый
Неподкупная вѣрность охраняетъ.
ТЕРЦКІЙ.
Не мысли хуже о себѣ врага,
Который руку помощи тебѣ
Охотно въ этомъ дѣлѣ подаётъ.
Не такъ былъ совѣстливъ тотъ Карлъ,
Тотъ предокъ императорскаго дома,
Который незадумавшися принялъ
Въ отверзтыя объятія Бурбона.
Одна корысть вселенной управляетъ!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Кто звалъ васъ? Здѣсь не женскія дѣла.
ГРАФИНЯ,
Я прихожу поздравить. Не-уже-ль
Пришла я рано? Нѣтъ, не полагаю!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (Терцкому).
Употреби надъ нею власть: вели
Ей выйти.
ГРАФИНЯ
Я дала ужь короля
Богеміи.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Былъ королёмъ!
ГРАФИНЯ.
Окажите жь,
Въ чёмъ затрудненье?
ТЕРЦКІЙ.
Герцогъ самъ не хочетъ.
ГРАФИНЯ.
Не хочетъ — если долженъ?
ИЛЛО.
Вашъ черёдъ,
Графиня! Я молчу, коль скоро рѣчь
До честности, до вѣрности коснулась.
ГРАФИНЯ.
Какъ! ты былъ твердъ, рѣшителенъ, когда
Лежало всё въ туманномъ отдаленьи,
Когда твой путь передъ тобой дѣлился
На части безконечныя; а нынѣ,
Когда осуществилися мечты,
Когда такъ близко исполненье, вѣренъ
Успѣхъ — коснѣешь? Въ начинаньяхъ смѣлый,
Ты робокъ въ дѣлѣ? Оправдай, коль хочешь,
Своихъ враговъ: они того желаютъ
И ждутъ. Охотно вѣрятъ, что ты умыслъ
Имѣлъ, и — будь покоемъ — скоро, скоро
Докажутъ то бумагой и печатью.
Но, чтобъ ты могъ исполнить, что предпринялъ,
Тому никто не вѣритъ; нѣтъ, иначе
Они бъ тебя боялись, уважали.
Возможно ли? Зашедши такъ далёко,
Когда всё худшее уже извѣстно,
Когда тебѣ намѣренье твоё,
Какъ бы исполненное, причтено въ вину,
Ты отступить, плода своихъ трудовъ
Лишиться хочешь? Исполинскій умыслъ,
Отринутый, презрѣннымъ злодѣяньемъ
Становится; увѣнчанный успѣхомъ,
Исполненный — безсмертно онъ дѣло,
Великъ и славенъ! Приговоръ небесъ,
Судъ Божій — дѣла каждаго конецъ.
СЛУГА (входитъ).
Полковникъ Пикколомини.
ГРАФИНЯ (быстро).
Пусть ждётъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Теперь его я видѣть но могу —
Скажи ему.
СЛУГА.
Онъ на одно мгновенье
Желаетъ видѣть васъ: имѣетъ дѣло
Нужнѣйшее…
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Кто знаетъ, что за дѣло!
Быть-можетъ очень нужное: хочу
Узнать его.
ГРAФИНЯ (смѣется).
Ему, конечно, нужно,
Но не тебѣ. Отсрочь!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Что это значитъ?
ГРАФИНЯ.
Узнаешь послѣ, а теперь подумай,
Какъ Врангеля отправить. (Слуга уходитъ.)
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Если бъ выборъ
Мнѣ предстоялъ ещё: легчайшій способъ
Найтиться бъ могъ! Теперь хочу обдумать
И взвѣсить, крайнихъ избѣгая мѣръ.
ГРАФИНЯ.
Когда другихъ желаній не имѣешь,
Путь предъ тобой открытъ: пусть ѣдетъ Врангель;
Забудь свои бывалыя надежды,
Жизнь прошлую забудь; рѣшись начать
Иную, новую. Своихъ героевъ,
Подобно славѣ и подобно счастью,
Имѣетъ добродѣтель. Въ Вѣну, герцогъ!
Пади къ ногамъ стоящаго монарха,
Возьми съ собой казну свою — скажи,
Что вѣрность ты испытывалъ подвластныхъ
Тебѣ людей, что шведовъ ты дурачилъ…
ИЛЛО.
Нѣтъ, поздно, поздно! Слишкомъ много знаютъ.
Онъ голову на плаху понесётъ.
ГРАФИНЯ.
Я не боюсь того: нѣтъ доказательствъ,
Чтобъ по законамъ осудить его,
А самовластно осуждать не станутъ.
Нѣтъ, герцога отпустятъ безъ хлопотъ.
Предвижу всё: сюда король венгерскій
Прибудетъ и, само-собой понятно,
Безъ объясненій удалится герцогъ.
Король войска вновь приведетъ къ присягѣ —
И водворится тишина и миръ.
Вдругъ герцога не станетъ въ нашемъ станѣ,
Его же замки оживутъ и въ нихъ
Хозяйничать, охотиться и строить,
И золотые раздавать ключи!
Онъ будетъ; пышный дворъ себѣ воздвигнетъ
И, угощая царскою трапезой,
Большимъ монархомъ будетъ въ малонъ видѣ!
Когда жь увидятъ, что онъ тихъ и скроменъ,
Что блеска чуждаго не ищетъ онъ,
Ему позволять тѣмъ быть, чѣмъ онъ можетъ,
И прослывётъ до гробовой доски
Онъ княземъ мудрымъ, добрымъ и великимъ.
Да, и причтутъ его къ толпѣ людей
Изъ ничего возвышенныхъ войною,
Могучей тварью милости придворной,
Которая съ холоднымъ равнодушьемъ
Князей, бароновъ, графовъ создаётъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ
(встаётъ въ сильномъ волненіи).
Благія силы, укажите выходъ
Изъ этой бездны! укажите путь,
Которымъ я пошолъ бы, не краснѣя!
Я не могу, подобно многимъ, волей
И мыслями грѣть душу; не могу,
Когда спиной оборотилось счастье,
Сказать ему: «или, ты мнѣ не нужно!»
Бездѣйствіе — ничтожность для меня!
Опасностей и жертвъ не пожалѣю,
Чтобъ не свершить послѣдняго мнѣ шага;
Но прежде-чѣмъ повергнуся въ ничтожность,
Но прежде-чѣмъ великое начало
Такимъ презрѣннымъ осрамлю концомъ
И міръ сравнитъ меня съ ничтожной тварью,
Родившейся и падшей въ день одинъ —
Пускай весь міръ и позднее потомство
Произнесутъ названіе моё
Съ проклятіемъ: да будетъ имя «Фридландъ»
Условнымъ звукомъ всѣхъ проклятыхъ дѣлъ!
ГРАФИНЯ.
H что же въ томъ ужаснаго находишь —
Не понимаю! Привидѣньямъ ночи,
Симъ суевѣрнымъ призракамъ мечты,
Не дай великой овладѣть душою!
Ты обвинёнъ въ измѣнѣ; справедливо
Иль нѣтъ — теперь изслѣдовать не время;
Но если ты не ополчишься властью,
Которая въ твоихъ рукахъ — погибнешь!
Скажи мнѣ, Фридландъ, гдѣ живётъ творенье
Смиренное, которое бы жизнь
Не защищало до послѣднихъ силъ?
Какихъ суровыхъ средствъ не извинитъ
Необходимость личной обороны?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Меня когда-то Фердинандъ любилъ;
Онъ уважалъ меня; всѣхъ ближе къ сердцу
Ему былъ я. Кого изъ всѣхъ князей
Онъ больше чтилъ? — меня! И кончу такъ!
ГРАФИНЯ.
Какъ! милости ничтожныя ты помнишь
И забываешь горькія обиды!
Напомнить ли, какъ въ Регенсбургѣ былъ
Ты награждёнъ за важныя заслуги?
Сословья всѣ ты раздражилъ и, чтобъ
Возвысить императора, навлёкъ
Самъ на себя проклятія вселенной
И ненависть. Въ Германіи обширной
Ни одного ты друга не имѣлъ,
Затѣмъ-что жилъ для одного монарха.
Въ тотъ бурный день, когда ревѣли громы
И въ Регенсбургѣ надъ твоей главой
Скоплялись тучи — за него держался
Ты, Фридландъ; онъ же уронилъ тебя —
Да, уронилъ: кичливому баварцу
Тобой пожертвовалъ. Не говори,
Что возвращенье сана и жезла
Загладило старинную обиду.
Не доброй волей отданы они:
Ихъ далъ тебѣ законъ нужды суровой;
Ихъ рады бъ снова вырвать у тебя.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Не доброй волей — правда; все же саномъ
Я одолжонъ его расположенью.
Его могу употребить во зло;
Довѣренности жь обмануть не въ силахъ.
ГРАФИНЯ.
Довѣренность? расположенье? Нѣтъ!
Ты нуженъ былъ! Докучливая крайность,
Которой нужны не одни названья,
Не внѣшность, не наружность, но дѣла —
Великаго вездѣ сыскать съумѣетъ,
И, выхватя его изъ черни даже,
Ему кормило власти поручаетъ.
Она тебѣ дала и власть, и санъ,
И приложила къ грамотѣ печать.
Цари, пока возможно, прибѣгаютъ
Къ рабамъ, своимъ орудіямъ ничтожнымъ;
Когда же крайняя приходить нужда,
Когда пустой наружноcти ужь мало,
Имъ дѣло въ мощныя впадаетъ руки
Самой природы, исполина-духа,
Который собственной послушенъ волѣ
О никакихъ условій звать не хочетъ,
Но дѣйствуетъ на собственныхъ условьяхъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Всё правда, всё! Они меня донынѣ
Тѣмъ почитали, чѣмъ я есть и былъ.
И мысля, что скрывать мой образъ мнѣній
Рѣшительный труда не стоятъ, я
Ни въ чёмъ ещё не обманулъ ихъ вѣры.
ГРАФИНЯ.
Напротивъ, страшенъ ты казался имъ.
Не ты, во вѣкъ себѣ неизмѣнявшій —
Они виновны, что тебя страшились
И въ то же время власть тебѣ давали.
Тотъ правъ, кто твёрдъ въ своихъ предначертаньяхъ;
Виновенъ, кто живётъ съ собою въ распрѣ.
Не тотъ ли же ты былъ, когда, предъ этимъ
За восемь лѣтъ, чрезъ весь германскій край!
Пронёсъ огонь и мечъ опустошенья
И, потрясая бичъ надъ областями
Имперіи, законамъ посмѣвался,
Звалъ только силы мощныя права,
И, власть распространяя государя,
Другихъ владыкъ надменно попиралъ?
Тогда-то волю гордую твою
Переломить тогда-то было время;
Но императору была полезна
Такая власть — и, молча, къ злому дѣлу
Онъ приложилъ монаршую печать.
Всё, что тогда ты дѣлалъ для него,
Въ его глазахъ казалось справедливымъ.
Теперь ты тоже дѣлаешь, но противъ —
И говорятъ: постыденъ твой поступокъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (встаётъ).
; Ещё, вы разу съ этой стороны
Я не смотрѣлъ. Такъ! справедливо! такъ!
Моей рукой въ имперіи дѣла
Такія онъ производилъ, которыхъ
Стыдиться должно. Мантіею даже,
Той княжескою мантіей моей,
Преступнымъ я услугамъ одолжонъ.
ГРАФИНЯ.
Такъ согласись, что межъ тобой и имъ
Ни о правахъ и вѣрности идётъ.
А объ удобствѣ только и о силѣ.
Настало время привести къ итогу
Обширные расчёты жизни цѣлой.
Побѣдоносны надъ тобою знаки:
Успѣхъ тебѣ планеты обѣщаютъ.
Я слышу ихъ призывъ: спора! пора!"
Ужель напрасно измѣрялъ теченье
Небесныхъ тѣлъ? напрасно я квадрантомъ,
И циркулемъ владѣлъ? Ужель на стѣнахъ
Изобразилъ и зодіакъ, и небо,
И вкругъ себя поставилъ сель, безполезно
Вѣщающихъ, властителей судьбы
Безъ всякой цѣли — для одной забавы?
Ужель ничто приготовленья эти.
И вся наука — тщетная мечта?
Что ею ты пренебрегаешь самъ?
Что надъ тобою власти не имѣетъ
Она въ рѣшительный, великій часъ?
ВАЛЛИНШТЕЙНЪ
(въ продолженіе послѣдней рѣчи ходившій
взадъ и вперёдь въ сильномъ волненіи, вдругъ
останавливается и прерываетъ графиню).
Послать мнѣ Врангеля — и чтобъ въ мгновенье
Три конные гонца готовы были!
ИЛЛО.
А! славу Богу! (Поспѣшно уходитъ.)
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
То его и мой
Злой демонъ! Онъ его караетъ мною,
Орудіемъ властолюбивыхъ мѣръ;
А самъ я жду, что нести ножъ острится
На грудь мою. Не радостная жатва
Готовится тому, кто сѣялъ зубы
Драконовы. Такъ злое дѣло вѣчно
Съ собою духа-мстителя несётъ:
Боязнь на сердцѣ, ожиданье горя.
Отнынѣ вѣрить мнѣ не можетъ онъ;
Такъ отступить и мнѣ нельзя. Да будетъ,
Что быть должно! Рокъ правъ всегда бываетъ,
Затѣмъ-что сердце наше самовластный
Его предназначеній исполнитель.
(Терцкому.)
; Пусть Врангель въ кабинетъ ко мнѣ придётъ:
Съ гонцами самъ поговорю. Пошли
Ко мнѣ Октавіо. (Графинѣ, которая не можетъ
скрыть своего восторга.) Не восхищайся:
Судьбы решены. Раннимъ торжествомъ
Мы дерзостно права ихъ нарушаемъ;
Мы сѣмена въ ихъ руки отдаёмъ
И терпѣливо жатвы ожидаемъ —
И узнаёмъ отъ поздняго конца,
Взойдётъ ли счастье, горе ль для жнеца.
(Уходитъ. Занавѣсъ опускается.)
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Изъ Линца пишетъ онъ, что очень боленъ,
А я инѣю вѣрное извѣстье,
Что онъ скрывается во Фрауэнбергѣ
У графа Гадласа. Схвати обоихъ,
Пришли сюда. Испанскіе полки
Прими. Всегда приготовленья дѣлай
И никогда не будь готовъ; а если
Тебя къ походу будутъ понуждать
Противъ меня, скажи: «иду!» а самъ |
Не трогайся, какъ бы прикованъ къ мѣсту.
Тебѣ пріятно, знаю, въ этомъ дѣлѣ
Не дѣйствовать. Ты радъ, пока возможно,
Сберечь наружность. Крайніе шаги
Не для тебя — и потому я выбралъ
Такую должность. Ты на этотъ разъ
Своимъ бездѣйствіемъ большую пользу
Мнѣ принесёшь. Когда жь удастся мнѣ,
Ты знаешь самъ, что дѣлать.
(Максъ Пикколомини входитъ.)
Ну, старикъ,
Ступай теперь. Сегодня жь отправляйся,
Взявъ лошадей моихъ, а Макса здѣсь
Оставлю я. Сбирайся въ путь скорѣй!
Дастъ Богъ — опять, и радостно, сойдёмся!
ОКТАВІО (сыну).
Съ тобой ещё увижусь. (Уходитъ.)
МАКСЪ (подходя къ нему).
Генералъ!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Когда
Ты служишь императору — я больше
Не генералъ твой.
МАКСЪ.
Такъ оставить войско
Рѣшаешься?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Служить я государю
Перестаю.
МАКСЪ.
И оставляешь войско?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Напротивъ, я надѣюсь привязать
Его къ себѣ и крѣпче, и тѣснѣе. (Садится.)
Да, Максъ, тебѣ я не хотѣлъ открыться,
Доколѣ дѣйствій не настанетъ часъ.
Въ младыхъ лѣтахъ легко понять, что право
И что не право. Собственное мнѣнье
Надъ чистымъ сердцемъ испытать пріятно.
Но гдѣ изъ двухъ извѣстныхъ золъ должны
Мы за одно схватиться непремѣнно;
Но гдѣ въ борьбѣ обязанностей сердце
Колеблется — благодѣянье, если
Не можемъ дѣлать выбора, и крайность
Тамъ благотворна. Мы дошли до ней.
Назадъ не озирайся: не поможетъ!
Смотри вперёдъ. Не размышляй напрасно —
И дѣйствовать готовься. Дворъ погибель
Мнѣ произнёсъ; а я предупредить
Его рѣшился. Мы войдёмъ въ союзъ
Со шведами: они честные люди,
Максъ; намъ они надёжные друзья.
(Останавливается, ожидая отвѣта Пикколомини.)
Я удивилъ тебя? Не отвѣчай мнѣ —
Опомниться я срокъ тебѣ даю.
МАКСЪ.
Князь, зрѣлымъ мужемъ дѣлаешь меня
Сегодня ты. Донынѣ я избавленъ
Былъ отъ заботы выбирать свой путь,
Но безусловно за тобою шолъ,
И, на тебя взирая, былъ увѣренъ,
Что честнымъ и прямымъ иду путёмъ.
Впервые волю разрѣшивъ мою,
Ты принуждаешь сдѣлать тяжкій выборъ
Межь сердцемъ собственнымъ и межъ тобой.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Донынѣ тихо рокъ тебя лелѣялъ;
Играючи, ты исполнялъ свой долгъ,
И, дѣйствуя нераздѣлённымъ сердцемъ,
Могъ слѣдовать влеченію души.
Но не всегда такъ можетъ быть. Враждебно
Расходятся пути. Долгъ въ спорѣ съ долгомъ.
Ты долженъ выбрать сторону въ войнѣ,
Которая готова вспыхнуть нынѣ
У друга твоего съ твоимъ монархомъ.
МАКСЪ.
Въ войнѣ? Но можно ль дать ей это имя?
Какъ Божій бичъ, война страшна, грозна;
Но, справедливая, она, подобно
Ему, опредѣленіе небесъ.
Войну жь, которою теперь грозишь
Ты императору его же войскомъ,
Ужели справедливой назовёшь?
Какая перемѣна, Боже правый!
Прилично ль мнѣ такъ говорить съ тобой,
Который мнѣ сіялъ звѣздой полярной,
Кого я избралъ жизни образцомъ!
Какую муку въ сердцѣ мнѣ рождаешь!
Мнѣ ль должно отвыкать отъ уваженья
Къ тебѣ? Оно сроднилося съ душой.
Мнѣ ль позабыть священный, долгій навыкъ
Повиновенья и любви къ тебѣ?
Не отвращай, не отвращай лица!
Оно всегда божественнымъ мнѣ ликомъ
Казалося — и не могло такъ скоро
Лишиться прежней власти надо мной.
Хоть кровію облившися, душа
Свободная свои расторгла узы,
Но чувства всѣ еще въ твоихъ оковахъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Максъ, выслушай меня!
МАКСЪ.
Оставь, оставь
Намѣренье ужасное! Смотри:
Твоимъ чертамъ спокойнымъ, благороднымъ
Ещё о страшномъ дѣлѣ не извѣстно.
Ты ихъ чернилъ однимъ воображеньемъ.
Съ высокаго, прекраснаго чела
Вспорхнуть не хочетъ свѣтлая невинность.
Брось это злое, чорное пятно!
Пусть будетъ всё однимъ лишь страшнымъ сномъ,
Мечтой, остерегавшей добродѣтель.
Подобныя мгновенья находить
На человѣка могутъ; но должны ихъ
Благія чувства сердца побѣждать!
Нѣтъ, ты не такъ окончишь славный путь!
Иначе всё, что сильно и велико,
Ты очернишь въ глазахъ людей и міра,
И оправдаешь мнѣнье низкой черни,
Которая не вѣритъ, чтобъ могло
Съ свободою ужиться благородство,
А любитъ немощамъ себя ввѣрять.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Жду строгаго отъ міра порицанья.
Я самъ себѣ всё высказалъ давно,
Что ты сказать мнѣ можешь. Кто не радъ
Не доходить до крайности, когда
Отъ ней ещё осторониться можно?
Но здѣсь нѣтъ выбора: здѣсь долженъ я
Употребить насилье, илъ страдать.
Иного средства мнѣ не остается.
МАКСЪ.
Пусть будетъ такъ! Насильно удержи
Начальство, императору противься
И, если нужно, войско къ мятежу
Подвигни. Дѣлъ твоихъ не похвалю,
Но извинить могу ихъ; даже самъ,
Не одобряя, раздѣлю съ тобою
Твой жребій; но — измѣнникомъ не буду!
Не буду имъ! Нѣтъ, это не поступокъ
Неосторожный, не ошибка, гдѣ
Ослѣплена своею силой храбрость!
О, нѣтъ — не то! Нѣтъ, мрачно это дѣло!
Оно черно — черно оно, какъ адъ!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ
(съ мрачнымъ, нахмуреннымъ челомъ, но тихо).
Безъ мысли юность произноситъ слово,
Съ которымъ должно осторожнымъ быть,
Какъ съ остріёмъ ножа, и головой
Своей горячей измѣряетъ вещи,
Которыхъ нѣра только въ нихъ самихъ;
Не думавъ много, жалуетъ достойнымъ,
Или постыднымъ, добрымъ, иль худымъ,
И всё, что въ тѣхъ словахъ неясныхъ, тёмныхъ
Составило ея воображенье,
Привязываетъ къ существамъ живымъ,
Къ поступкамъ и вещамъ. Міръ тѣсенъ, умъ же
Обширенъ. Въ нёмъ легко между собой
Ужиться мыслямъ; но когда съ вещами!
Онѣ встрѣчаются, напоръ ихъ силенъ —
И уступить одна другой должна:
Иль вытѣснить, иль вытѣсненной быть.
Тамъ вѣчный споръ и сила верхъ берётъ.
Да! кто сквозь жизнь проходитъ безъ желаній,
Кому не надо цѣли никакой,
Тотъ съ саламандрами живётъ въ огнѣ —
И вѣчно чистъ въ своей стихіи чистой.
Изъ вещества грубѣйшаго я созданъ,
Желаньями къ землѣ прикованъ я;
Земля жь въ удѣлъ досталась злому духу,
Не доброму. Всё, что намъ свыше шлютъ
Божественные духи, суть дары
Обыкновенные; ихъ блескъ пріятенъ
И радостенъ, но не даётъ богатствъ:
Нѣтъ собственности во владѣньяхъ ихъ.
Но золото, но дорогіе камни
Пріобрѣтаемъ отъ коварныхъ духовъ,
Живущихъ ниже дня, въ предѣлахъ тьмы.
Безъ жертвъ задобрить ихъ не можемъ мы,
И въ мірѣ нѣтъ такого человѣка,
Который бы изъ службы ихъ унёсъ
Ни сколько не запятнанную душу.
МАКСЪ (выразительно).
Страшись, страшись коварныхъ силъ: онѣ
Не держутъ слова! Хитрые то духи,
Влекущіе тебя къ отверзтой безднѣ —
Не вѣрь имъ! Я тебя остерегаю.
О, возвратися къ долгу! Да, ты можешь…
Пошли меня. Я самъ поѣду въ Вѣну,
Я самъ монарха примирю съ тобой.
Тебя я знаю — онъ тебя не знаетъ.
Онъ долженъ будетъ на тебя взглянуть
Моими безпристрастными глазами —
И я довѣренность его съ собою
Тебѣ обратно привезу.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Ужь поздно,
Максъ! Ты не знаешь, что случилось.
МАКСЪ.
Если
И поздно даже; если отъ паденья
Спастися только преступленьемъ можешь —
Пади! пади такъ честно, какъ стоялъ:
Сложи свой санъ и откажись отъ войска,
Ты можешь съ блескомъ удалиться, герцогъ —
Такъ удались невинный! Для другихъ
Довольно жилъ ты: для себя начни жить!
Я не отстану отъ тебя: до гроба
Моей судьбы не разлучу съ твоею.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Ужь поздно, поздно! Между-тѣмъ, какъ ты
Теряешь здѣсь слова, мои гонцы,
Которыхъ въ Прагу, въ Угеръ я послалъ,
За милей милю быстро оставляютъ.
И такъ — рѣшайся! Предпринявъ, что должно,
Свершимъ достойно-смѣлымъ, твёрдымъ шагомъ.
Чѣмъ хуже предпріемлемое мной
Того, что сдѣлалъ въ древности тотъ царь,
Котораго донынѣ славитъ міръ?
Онъ легіоны противъ Рима вёлъ,
Которые ему для обороны
Повѣрилъ Римъ. Покинь онъ мечъ — погибъ бы!
И я погибну, если мечъ покину.
Во мнѣ, я знаю, тотъ же духъ живетъ.
Дай счастье мнѣ его, а остальное
Всё на себя беру.
ТЕРЦКІЙ.
Максъ Пикколомини
Отсюда вышелъ?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Врангель гдѣ?
ТЕРЦКІЙ.
Уѣхалъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Такъ скоро?
ТЕРЦКІЙ.
Будто поглощонъ землёй.
Едва я вышелъ отъ тебя, за нимъ
Пошолъ я слѣдомъ — мнѣ съ нимъ нужно были
Поговорить — но Врангель ужь уѣхалъ:
Куда жь и какъ — того никто не зналъ.
Самъ сатана являлся въ видѣ шведа:
Такъ скоро не исчезнетъ человѣкъ.
ИЛЛО (входить).
Ужели въ самомъ-дѣлѣ отправляешь
Октавіо?
ТЕРЦКІЙ.
Октавіо? Куда?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Онъ ѣдетъ въ Фрауэнбергъ, чтобъ тамъ принять
Начальство надъ испанскими полкоми.
ТЕРЦКІЙ.
Избави Богъ, чтобъ ты исполнилъ это!
ИЛЛО.
Коварному препоручаешь войско?
Теперь, въ рѣшительный для насъ моментъ,
Его ты хочешь выпустить изъ глазъ?
ТЕРЦКІЙ.
Нѣтъ! всѣмъ священнымъ заклинаю, пѣтъ!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Вы чудаки!
ИЛЛО.
Хоть въ этотъ ранъ послушай
Совѣтовъ нашихъ: не пускай его.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
А почему жь — ему донынѣ вѣря —
Теперь не долженъ вѣрить я ему?
И развѣ что случилось, чтобъ о нёмъ
Перемѣнить я доброе могъ мнѣнье?
Для вашихъ ли причудъ отброшу я
На опытѣ основанный, старинный
Мои образъ мыслей? Выть того не можетъ!
Нѣтъ, я не женщина. Донынѣ вѣрилъ —
И нынѣ вѣрить я хочу ему.
ТЕРЦКІЙ.
Но именно его? Пошли другого.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Его я избралъ — и поѣдетъ онъ!
Исполнить должность эту онъ способенъ.
ИЛЛО.
Способенъ потому — что итальянецъ.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Къ обоимъ вы неблагосклонны — знаю,
За-то, что уважаю ихъ, люблю,
Вамъ и другимъ предпочитаю явно.
Они того достойны. Вотъ за что
Вы ихъ не любите. Мнѣ что за дѣло
До зависти? Отъ ненависти вашей
Они не хуже стали. Хоть любите,
Хоть ненавидьте ихъ — мнѣ всё равно.
Я никому препятствовать но буду
Въ его наклонностяхъ; но оцѣнить
Умѣю каждаго.
ИЛЛО.
Онъ не поѣдетъ!
А если ты… я у его повозки
Велю колёса раздробить въ куски.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Опомнись, Илло!
ТЕРЦКІЙ.
Графъ фонъ-Квестенбергъ,
Пока здѣсь былъ, съ однимъ имъ вёлъ бесѣды.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Я зналъ о томъ и самъ ему позволилъ.
ТЕРЦКІЙ.
А знаешь ли, что тайные гонцы
Отъ Галласа къ нему ѣзжали часто?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Не правда, Торцкій!
ИЛЛО.
Съ зоркими очами
Своими — слѣпъ ты, герцогъ!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Твёрдой вѣры
Не поколеблешь: на глубокомъ знаньи
Она основана. Когда онъ лжотъ,
То съ нимъ и вся планетъ наука — ложь.
Судьбой мнѣ данъ залогъ, что онъ мой лучшій,
Вѣрнѣйшій другъ.
ИЛЛО.
А что залогъ не ложенъ,
Въ томъ также ты залогомъ убѣждёнъ?
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ.
Мгновенія есть въ жизни человѣка,
Когда къ душѣ вселенной ближе онъ,
Чѣмъ былъ когда-нибудь, и смѣло можетъ
Судьбу свою о тайнахъ вопрошать.
Въ такое-то мгновенье, поздней ночью,
Предшествовавшей люценскому бою,
Я, прислоняся къ дереву, задумчивъ,
Смотрѣлъ въ долину. Сквозь туманъ, огни
Горѣли тускло въ станѣ. Окликъ стражи
И изрѣдка оружья гулъ глухой
Перерывали мертвое молчанье.
Предъ взоромъ умственнымъ моимъ былая
И будущая жизнь моя носилась
И чуткій, вѣщій духъ съ грядущимъ утромъ
Спрягалъ мою грядущую судьбу.
И самъ себѣ сказалъ я: «столько тысячъ
Тебѣ подвластны; за твоей звѣздой
Съ покорностію слѣдуютъ они
И все своё, какъ на огромный нумеръ,
Кладутъ отважно на твою главу;
На суднѣ счастья твоего плывутъ
Они съ тобою. Но настанетъ день,
Въ который снова ихъ разсѣетъ случай:
Не многіе останутся съ тобой…
Вотъ почему хотѣлъ бы знать я, кто
Вѣрнѣе мнѣ изъ всѣхъ живущихъ въ станѣ.
Яви его очамъ моимъ, судьба!
Да будетъ знакомъ: тотъ, кто на разсвѣтѣ
Ко мнѣ всѣхъ прежде подойдётъ съ привѣтомъ
Любви.» И такъ мечтая, я заснулъ —
И увидалъ себя въ пылу сраженья.
Ужасенъ бой былъ. Подо мною конь,
Убитый, палъ, повергъ меня на землю —
И хладнокровно всадники и кони
Черезъ меня неслися. И лежалъ я,
Чуть дышущій, подъ остріёмъ копытъ,
Какъ вдругъ меня схватилъ рукою кто-то
И спасъ. То былъ Октавіо. Внезапно
Я пробудился. Разсвѣтало — и
Октавіо стоялъ передо мною.
«Братъ», говорилъ онъ: «не садись сегодня
На своего обычнаго коня;
Возьми другого — смирнаго: я выбралъ
Его тебѣ. Послушай просьбы друга!
Меня зловѣщій сонъ предостерёгъ.»
И этотъ-то проворный, лёгкій конь
Меня унёсъ отъ гнавшихся за мною
Драгуновъ Баннера, тогда-какъ дядя
Взялъ моего на бой — и съ той поры
Я ни коня, ни всадника не видѣлъ.
ИЛЛО.
Случайность!
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (зничительно).
Нѣтъ случайностей! Что мы
Слѣпого случая игрой считаемъ,
Изъ важнаго источника течётъ.
Я записалъ, скрѣпилъ и запечаталъ,
Что въ жизни онъ хранитель-ангелъ мой —
И кончено! (Идетъ.)
ТЕРЦКІЙ.
Хоть та еще отрада,
Что намъ залогомъ остаётся Максъ.
ИЛЛО.
Отсюда онъ живой не увернётся.
ВАЛЛЕНШТЕЙНЪ (возвращаясь).
Не то ли жь вы, что женщины, которымъ
Что ни толкуй, онѣ своё несутъ?
Дѣянія и помыслы людей
Не то, что волны бурныя морей.
Міръ внутренній, до окончанья вѣка —
Источникъ дѣлъ и мыслей человѣка.
Играя, случай ихъ не измѣнитъ;
Они намъ нужны такъ, какъ плодъ древесный.
Коль въ человѣкѣ мнѣ зерно извѣстно —
Ни воли онъ, ни дѣлъ не утаитъ. (Уходитъ.)
А. Шишковъ.