ШИЛЛЕРЪ.
правитьНѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
ІОВЪ.
Самъ государь послать меня изволилъ
Къ тебѣ, царица, съ государскимъ словомъ:
Со своего высокаго стола
Онъ келію отшельницы попомнилъ,
Зане, какъ солнце лучезарнымъ окомъ
Вселенную повсюду освѣщаетъ,
Такъ государь своимъ всезрящимъ взглядомъ
Всё освѣщаетъ царство, ибо свыше
Печалуетъ о всёмъ и обо всѣхъ.
МАРѲА.
Я знаю, какъ рука его печальна!
ІОВЪ.
Познавъ твою великую печаль,
Позналъ онъ также и всю силу духа
И всё твоё безвременье, царица!
Разгнѣванъ онъ правдиво, какъ і ты,
Тебѣ же нанесённою обидой.
Уразумѣй, царица: отъ поляковъ
Является какой-то отщепенецъ,
Какой-то бѣглый, безъизвѣстный служка,
Всей братіей отторгнутый соборнѣ —
И Божье имя призываетъ всуе
О имени младенца твіего,
Представшаго передъ престолъ Господній,
И сыномъ Іоанновымъ дерзаетъ
Сей скоморохъ народно величаться.
Миро-измѣнникъ, польскій воевода,
Ведётъ на Русь изъ Полыми самозванца
Во всеоружьи, вѣрныя сердца
Къ предательству и мятежу склоняя.
Теперь свою державную печаль
Царь восхотѣлъ мнѣ возложить на рамо —
Послалъ къ тебѣ. Душевно поминая
Покойнаго младенца, ты не можешь
Дозволить потревожить прахъ и имя
Во гробѣ опочіющаго сына;
Ты не должна дозволить проходимцу
Права у непорочнаго похитить;
Но объяви всегласно, что скитальца
Не признаёшь за собственное чадо,
Что этой подлой крови не могло
Бытъ у тебя подъ сердцемъ благороднымъ.
Царь ждётъ, что ты, конечно, отречёшься
Отъ выдумки позорной, наказуя
Её правдиво заслужоннымъ гнѣвомъ.
МАРѲА
(въ продолженіе всей рѣчи силившаяся сдержать душевное волненье).
Владыко, что я слышу? Невозможно!
Какой же призракъ, поводъ, да и доводъ?
Какъ кто-нибудь обманщику повѣрилъ?
ІОВЪ.
Со Іоанномъ сходство, письмена
И крестъ святой — вотъ чѣмъ обманщикъ этотъ
Къ себѣ привлёкъ не мало легковѣрныхъ.
МАРѲА.
Какой же крестъ?… Повѣдай мнѣ, владыко!
ІОВЪ.
Крестъ золотой; въ нёмъ девять изумруденъ,
А говоритъ, что князь Иванъ Мстиславскій,
Какъ воспріемникъ, имъ благословилъ.
МАРѲА.
Владыко, какъ?… И крестъ онъ этотъ знаетъ?
(Подавляетъ сердечный порывъ)
А объяснилъ обманщикъ, какъ онъ спасся?
ІОВЪ.
Онъ говоритъ, что былъ спасенъ дьякомъ
Отъ смерти и полночнаго пожара,
Что былъ въ Смоленскъ потайно увезёнъ.
МАРѲА.
Да гдѣ же пребывалъ-то онъ доселѣ?
Гдѣ, говоритъ, доселѣ онъ скрывался?
ІОВЪ.
Онъ выросъ въ Чудовомъ монастырѣ,
Не вѣдая и самъ то — кто такой.
Бѣжалъ оттуда онъ въ Литву и въ Польшу,
Гдѣ разъ, при сендомирскомъ воеводѣ,
Узналъ свои происхожденье.
МАРѲА.
Будто
Такою побасёнкой онъ нашолъ
Такихъ друзей, что крови не жалѣютъ?
ІОВЪ.
Царица, всѣ лукавы поляки:
Завистливо на нашу землю смотрятъ
И ловятъ случай — какъ бы имъ внести
Войну въ предѣлы русскіе.
МАРѲА.
Послушай,
Но есть и легковѣрные въ Москвѣ?
ІОВЪ.
Царица, знаешь, что народа голосъ
Разноситъ вѣтромъ.. Перемѣну любятъ…
Имъ новость власти вдохновляетъ вѣру.
Не ложь, а правда въ спасенье… Затѣмъ-то
И пожелалъ державный государь,
Чтобъ ты, по праву, съ глазъ сняла повязку
У цѣлаго народа: скажешь слово —
И на Руси обмащикъ сей ничто,
Обманщикъ сей твой яко бъ сынъ, царица.
Твоё смущенье радуетъ меня:
Я вижу — скоморошество его
До глубины души тебя волнуетъ
И гнѣвъ тебѣ ланиты зарумянилъ.
МАРѲА.
Но гдѣ, скажи мнѣ, гдѣ тотъ дерзновенный,
Что имя сына нашего присвоилъ?
ІОВЪ.
Изъ Кіева идётъ онъ подъ Черниговъ;
За нимъ толпа вооружонныхъ ляховъ
И цѣлый хвостъ козаковъ, прямо съ Дону.
МАРѲА.
Благодарю Тебя я, Всемогущій!
Благодарю, что далъ Ты наконецъ
Мнѣ право права, вмѣстѣ съ правомъ мести!
ІОВЪ.
Да что съ тобой? Какъ разумѣть велишь?
МАРѲА.
Всѣ Силы и Господствія, спасите!
Архангелы крылами осѣните
Его хоругвь!
ІОВЪ.
Какъ! И тебя обманщикъ…
МАРѲА.
Мнѣ сынъ онъ! Я по признакамъ всѣмъ знаю
И признаю… хоть по боязни царской.
Онъ, самый онъ! Онъ живъ! онъ недалёко!
Долой, тиранъ, съ престола! Трепещи!
Въ конецъ не сгибла Рюрмкова отрасль
И царь грядётъ, наслѣдный царь грядётъ
Спросить у вѣрноподданныхъ отчёта!
ІОВЪ.
Безумная, слова свои обдумай!
МАРѲА.
Вотъ наконецъ зардѣлся день отмёстный:
На божій свѣтъ выводятъ изъ могилы
Невинность угнетённую Господь!
Самъ Годуновъ, смертельный врагъ мой, долженъ
У ногъ моихъ пощады вымолять:
Услышаны горячія молитвы!
ІОВЪ.
Ужели месть слѣпитъ тебя на столько?
МАРѲА.
А не на столько страхъ слѣпитъ царя,
Что онъ себѣ спасенья ожидаетъ
Отъ женщины, обиженной самимъ же?
Мнѣ отрекаться надобно отъ сына,
Что изъ могилы вызвало мнѣ чудо?
И отрекаться для чего? Въ угоду
Всероднаго убійцы моего?
Мнѣ взбѣгать Господняго спасенья
Отъ материнскихъ скорбей и печалей,
Ниспосланнаго свыше наконецъ?
Не убѣждай, а выслушай меня!
Не выслушавъ, ты не уйдёшь, владыко!
Охъ, наконецъ вздохнула грудь свободно!
Мнѣ наконецъ пришлось излить всю жолчь,
Подъ сердцемъ хоронённую! Скажи мнѣ.
Кто за-живо зарылъ меня въ могилу,
Со всею силой свѣжею моей
И дѣвственнымъ волненьемъ юныхъ персей?
Кто отнялъ сына милаго отъ лона
Подъ ножъ убійцы? Не найдёшь ты словъ
Для передачи всѣхъ моихъ страданій,
Когда меня безсонница томила
Всѣ ночи, вмѣстѣ съ ясными звѣздами,
Когда платила я за каждый часъ
Тоскою и горячими слезами.
Насталъ и часъ спасенія и мести!
Мнѣ мощь влагаетъ въ душу Всемогущій!
ІОВЪ.
Не мнишь и ты, что царь тебя боится?
МАРѲА.
Онъ у меня во власти: только слово,
Одно вотъ слово — и ему конецъ!
За нимъ-то онъ послалъ тебя, владыко.
Всё на меня — и Русь, и Польша — смотритъ.
Признай теперь я сыномъ Іоанна
Царевича — ему удастся есё;
А не признай — все словно въ воду канетъ.
Вотъ почему: кто и когда повѣритъ,
Чтобы, какъ я, обиженная мать
Отъ подлиннаго сына отреклася,
Съ убійцею семейнымъ по согласью?
Скажу другое слово — цѣлый міръ
Отступитъ отъ обманщика. Не правда ль?
Вотъ это слово вамъ теперь и нужно —
И услужить могу я Годунову.
ІОВЪ.
Нѣтъ, не царю, а царствію всему:
Ты отъ войны спасла бы государство
Правдивымъ словомъ. Ты сама, царица,
Не можешь въ смерти сына твоего,
По совѣсти и чести, сомнѣваться.
МАРѲА.
Я плакала объ немъ шестнадцать лѣтъ,
А мёртвымъ не видала; да и въ смерти
Его затѣмъ лишь только убѣдилась,
Что всѣ сказали, что мнѣ было тяжко.
Теперь — молвѣ всеобщей, да и сердцу
Я вѣрю, что мой сынъ не умиралъ.
Сомнѣніемъ заблудшимся не должно
Переступать прямыхъ путей Господнихъ.
Но, если бъ я подъ сердцемъ не носила
Его, теперь подъ сердцемъ мщенье носитъ
Его же. Я того усыновляю,
Кого мнѣ возродили небеса.
ІОВЪ.
Несчастная! Ты съ сильнымъ не борися!
Его рука, ты знаешь, далека:
Въ обители достанетъ.
МАРѲА.
Пусть убьётъ:
Мой голосъ, вѣдь, не то, чтобъ изъ темницы —
Изъ-за могилы будетъ слышенъ міромъ.
Въ ту и въ другую онъ повергнуть можетъ,
Да вотъ чего не можетъ: приказать
Мнѣ говорить по словъ его, и даже
Не сможетъ онъ при хитрости твоей.
ІОВЪ.
Твое, царица, остальное слово?…
По что жь сказать царю и государю?
МАРѲА.
Пусть на небо надѣется, коль смѣетъ,
И на народъ, коль можетъ!
ІОВЪ.
Помолчи!
Не завершай заранѣй преступленья.
Ты беремя берёшь себѣ на плечи,
Да беремя-то плечи къ земли клонитъ
(Уходитъ.)
Марѳа одна.
Сынъ — несомнѣнно! Дальніе края
И дикія пустыни возмутились
И за него оружіе подняли;
Полякъ-вельможа, гордый палатинъ,
Рѣшается отдать ему въ супруги
Не дочь свою, а золото литое —
И я одна, я, мать, его отвергну
И буду очевидицей нѣмой,
Какъ вихорь общей радости и счастья
Всю Русь охватитъ въ день вѣнчальный сына?
Онъ сынъ мой — знаю, чувствую и вѣрю!
Хочу повѣрить и берусь за якорь,
Ниспущенный мнѣ съ неба для спасенья.
Онъ, онъ идётъ — идётъ вооружонно
Спасти меня и отомстить врагу!
Я слышу звуки громкихъ трубъ и бубновъ!
Сбирайтеся отъ сѣвера и юга,
Изъ всѣхъ степей, изъ вѣковыхъ лѣсовъ,
Всѣ языки, державному на встрѣчу,
По всѣмъ путямъ! Сѣдлайте и коня,
Взнуздайте и оленя и верблюда!
Какъ волны моря, слейтесь отовсюду
Безчисленно подъ царскую хоругвь!
О, для чего же здѣсь съ тоской-печалью —
А имъ конца и мѣры нѣтъ — я гибну?
Ты, солнце вѣковѣчное! ты ходишь
Кругомъ земли — снеси мои желанья!
Ты, воздухъ, необъятный и летучій,
Вѣй на него моимъ благословеньемъ!
Опричь молитвъ и скорби, ничего
Нѣтъ у меня. Изъ глубины душевной
Ихъ окрылённо шлю я въ выси неба,
Чтобъ воинствомъ помощнымъ низойти!
Ко моему возлюбленному сыну.
Л. Мей.