Из тетради «Adnotationes» (Веселовский)

Из тетради "Adnotationes"
автор Александр Николаевич Веселовский
Опубл.: 1858. Источник: az.lib.ru • (Из дневника человека, ищущего пути)

А. Н. Веселовский. Избранное. На пути к исторической поэтике

М.: «Автокнига», 2010. — (Серия «Российские Пропилеи»)

Из тетради «Adnotationes»
(Из дневника человека, ищущего пути)

править

Общество рождает поэта, не поэт общество. Исторические условия дают содержание художественной деятельности; уединенное развитие немыслимо, по крайней мере художественное. Наоборот: поэт действует на литературу, которая не всегда является отражением народного сознания, да и не всенародного. Оттого непосредственного влияния на общественную жизнь тут быть не может.

Вот уже одна сторона художественной деятельности определилась, историческая: всякое произведение искусства носит на себе печать своего времени, своего общества. Это стоит в связи с определением поэзии как идеального воспроизведения всей жизни. В жизни есть вечные, непреходящие начала, и рядом с ними следы времени, века; отражая то и другое, поэзия то ближе держится вопросов современности, то находится поверх их и вдали, в созерцании вековечных явлений, не знающих хронологии. Только исключительный взгляд новой поры, здоровый по крайней своей исключительности, мог установить ту точку зрения, тот критический приговор, которым поставляется в тени всякий крик сердца, если не идет он прямо к сердцу современного человека, не отнесется непосредственно к кровным симпатиям. Всякую пору и всякий круг поэзия вводит в свою заповедную область, берет всю жизнь целиком, как она есть, только вне пределов времени и пространства. Здесь ее отличие от прозы и истории — она эссенция прозы и истории.

Один вопрос ведет к другому, отвлеченный уступает место человеческому, если не более человечному. Старая фраза «искусство для искусства», так неудачно комментированная критиком «Утра»1*, прилагается еще в другой сфере: художник для художника, говорят, человек — человеком. Как левая рука не должна знать правой, так человек и художник живут отдельно в пределах одного тела, одного сознания. Нравственность может быть слаба, убеждения никакого, мелкопоместные житейские расчеты могут преобладать, а поэтическая деятельность развивается в сильной мере, несмотря на все это. Новая историческая школа ставит прежде всего человека и поэта только в связи с ним, нераздельно от него: доброе и злое сказывается зараз и в том и в другом. Это, конечно, перенесение с одной почвы на другую, послед всеобщего направления к факту действительности, но поэзия — дела и мысли, и вместе с тем свидетельство серьезного взгляда на призвание поэта. Его достоинство мерится достоинством нравственного человека, хотя нельзя делать никаких резких заключений ни туда ни обратно. Всякое искусство и поэзия в высшей степени, отражают жизнь; их среда, их движущая сила — народная мысль в эпический век, личность поэта в периоды лирического и драматического развития. Мы говорим о верности, свежести художественных созданий — словно поэт пережил их в себе еще раз, так из них и брызжет самой природой. Глубина сочувствия, одушевления, горя и восторга порождается только жизнью, опытом, непосредственным проникновением. Мы не думаем здесь противоречить тому эстетическому правилу, которое требует, чтобы между моментом созерцания и творчества лежала минута покоя, где бы могли собраться силы, пропасть диссонансы и резкие тени действительности. Как бы то ни было, придет же час творчества, найдет стих на поэта, и тут окажется, что художник все же работает на счет человека, созидает из заготовленных им материалов. Вот мера человеческого в искусстве, сентиментальный, тацитовский и т. д. колорит, наводимый личностью, и т. п. Насколько нравственная мелкота, нестойкость политических убеждений и т. п. отражаются в созданиях поэта, сколько благоприятных и неблагоприятных условий приносят они с собой — это вопрос, еще доселе не взвешенный судьбою. Прежде всего есть ли подобного рода отношениям место в поэзии?

Положим, что есть — нельзя же ограничить поэтическую производительность одними вздохами, да сухими туманами, и т. п. Вот вопрос: способны ли вообще к такой производительности жидкие неустановившиеся натуры? Нравственная мелкота, если проходит она по всем явлениям духа, сама по себе неспособна к художественным созданиям, как и наоборот всякая страсть, сковывающая свободу духа. Но она может сказаться и стороною в такой области, которая редко освещается поэтическим светом; и в этом случае даже в поэзии может сказаться, и художник все же останется художником. Искренность чувства, даже самого непригожего, — делает возможным его изображение в искусстве. Гете погрешил как гражданин в своих драматических фарсах, направленных против реакционного движения Германии, и этот грех вытек из совершенной пустоты его политического взгляда; все же художником он остался. Поэтическое дарование — вторая природа; эта смотрит глазом, ощущает чувствами, отдана действительности; — та отдана незримой сущности, вся в чаяний, и духовном понимании. Это природа в природе; зависимость одной от другой, влияние человека на художника возможны только в общих, резких чертах, в общем настроении, тоне; мелкие страсти человеческой натуры не оставляют следа в натуре художника. Крупные недостатки, если порождены они веком, или самому писателю не кажутся недостатками, само собою не изменяют нашей точки зрения, даже когда станут предметом творчества.

Повторим себе в немногих словах. Художник воспитывается на почве человека; через его среду он знакомится с миром внешним и практическое знание возводит к поэтическому апофеозу. Разумеется, на этом знании останутся следы личного начала, которое их выработало; здесь разница в тоне и колорите. Понятно, что таким путем много светлого пройдет об руку с темным; поэзия равно овладевает тем и другим и не перестает быть поэзией, если делается это без задней мысли. Искреннее отношение, чистая вера в состоянии зло поднять на степень поэзии. Дурной человек может быть хорошим поэтом, если не презирает себя.

Комментарии

править

Сборник "Памяти академика А. Н. Веселовского. По случаю десятилетия со дня его смерти (1906—1916). Пг, 1921. С. 65—67. Перепечатано в издании ИП, 1940, 383—385.

Как можно понять, сравнивая даты, сборник к десятилетию со дня смерти А. Н. Веселовского опоздал на пять лет. О причинах не сложно догадаться. Основную часть сборника занимает раздел «Diarium», составленный из юношеских дневников, которые А. Н. Веселовский вел во время заграничных путешествий после окончания университета в 1858 г., когда он исполнял должность домашнего учителя в семье русского посланника в Испании князя Голицына.

Текст интересен тем, что позволяет услышать размышления о характере литературы и творчества в тот момент, когда Веселовский, уже перестав быть студентом, готовил себя к профессии ученого и литератора.

1* Веселовский имеет в виду фразу из статьи Б.А. [Алмазова] «Взгляд на русскую литературу в 1858 г.» с утверждением о том, что мы «свято чтим принцип искусства для искусства…» — «Утро». Литературный сборник. М., 1859. С. 100. С этим утверждением он, всегда рассматривающий историю общественной жизни как основу литературной истории, согласиться не мог.