Тыняновский сборник. Вып. 10
Шестые — Седьмые — Восьмые Тыняновские чтения
Москва 1998
Т. В. Вересова
правитьТЫНЯНОВ В ПИСЬМАХ 1911—1913 гг.
правитьНиже публикуются шесть писем Ю. Н. Тынянова — гимназиста и студента, по большей части неизвестных (первое из них было использовано мною в докладе на Тыняновских чтениях в 1990 г. и тогда же частично приведено в моей малотиражной брошюре «Юрий Тынянов в Пскове»).
В 1976 г. вдова видного советского математика Владимира Модестовича Брадиса (1890—1975), автора известных «Четырехзначных математических таблиц», передала архив мужа в Псковский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник. В 1989 г. З. К. Васильева, ведающая фондом ученого, сообщила мне о хранящихся там письмах Тынянова.
Адресат — Николай Брадис, младший брат математика (также воспитанника Псковской губернской мужской гимназии). Он, казеннокоштный гимназист (поскольку родители были учителями), учился в одном классе с Львом Зильбером (будущим крупным биологом) и Августом Летаветом (будущим медиком, академиком; упоминается в письме от 8 июля 1911 г.), параллельном («б») классу («а»), где вместе с Тыняновым учились его двоюродный брат Мирон (Михаил; в письмах фигурирует под обоими именами), Николай Нейгауз, Сергей Снарский, Лев Кинбер. Уже к 6-му классу (1910) эти ребята составляли группу единомышленников, у них были общие интересы и увлечения, они не разлучались и на каникулах. Способный Н. Брадис часто болел, и из 7-го в 8-й класс был переведен без экзаменов. После гимназии все они поступили в престижные высшие учебные заведения России и Западной Европы; как Тынянов и Л. Зильбер, Н.
Брадис стал студентом Петербургского университета.
Общее представление о бытовой атмосфере, в которой прошли школьные годы Тынянова, об имущественном положении его родителей и родственников дает материал, собранный в публикации «Две родственные семьи: Тыняновы и Гаркави» (М-95-96); особенно ценны были сведения, сообщенные Л. М. Гаркави. Публикуемые письма позволяют ближе познакомиться с этой обстановкой, с домашним и гимназическим кругом Тынянова в его собственных, правда, шаржированных, описаниях, дают нам образцы его тогдашней речи. Здесь рядом с дружеской школярской юмористикой первые университетские дела (см. о землячестве в письме от 28 июня 1913 г. — ср. упоминание об этих его интересах в воспоминаниях Ю. Г. Оксмана: ПТЧ. С. 92).
Второй автор писем — Мирон Гаркави, о трагической судьбе которого рассказано в названной публикации. Человек, трудившийся в дальнейшем на поприще экономическом, предстает в юношеских письмах не менее брата склонным к игре со словом. В эти последние предвоенные годы быт двух родственных семей был налажен и благополучен (о чем можно судить и по воспоминаниям Л. Н. Тыняновой: Детская литература. 1987. № 3), а приписки С. Б. Тыняновой (1868—1940) к письмам сына и племянника дают основание говорить об отсутствии коллизии поколений. Иное дело — психологические сложности, о которых, характеризуя С. Б. Тынянову, писал В. А. Каверин, считавший ее прототипом Надежды Осиповны Пушкиной в романе Тынянова (Каверин В., Новиков Вл. Новое зрение. М, 1988. С. 19-20); впрочем, его воспоминания о ней и отношениях с детьми относятся главным образом к более позднему времени.
Почти в самом начале Первой мировой войны студент 3-го курса Петербургского университета Николай Брадис добровольцем ушел на фронт и в 1915 году, прапорщиком, погиб. Думаю, для Тынянова «это была первая смерть, им оплаканная»…
Дорогой
Твою открытину с иероглифами дорожными нашел — и спасибо тебе. 3-го мая «Милллый Дрруг»1 меня проэкзаменовал, причем я на несколько предательских вопросов не ответил, — и поставил мне 5 баллов. К сожалению с Мишкой обстоит хуже: срезался. И что обиднее всего, один из всех. Даже Снарыч2, — и тот выдержал, а Мишка стал волноваться — «Объединение Италии» спутал с «Революцией в Италии», — и пошло.
Значит и мы — восьмиклассники. А Миша пришел в отчаянность сначала, а потом махнул рукой, обругал неприлично директора, — и кончилось дело гулянием в Летнем саду.
За 2 дня я здесь зело откармливаюсь. Сижу и слышу, как приращиваются организмы мои. Насчет дыхательных органов — вполне здоров, как нашел папаша.
В среду приезжают мамаша с Лидой3; ей там насчет ослепшей кишки операцию делали. Теперь уже выздоровела. Очень рад, что вокруг тебя люди хорошие. Мы ехали не без приключений: в Острове4 на вокзале слезли чайку попить, а Мишка нечаянным образом там колпак рассадил. У нас всего 30 коп. в кармане, а за колпак буфетчица-ведьма 1 р. 20 к. требует. Батюшки! Что делать?
Мотьку Яшунского нашли — очистили парня5.
А поезд тронулся. В спальный вагон вскочили. Дамы кричат, кондуктор выталкивает. Мы орем, жандарма требуем, если через спальный вагон нас в наш вагон не пропустят. Произвели революцию, ворвались. Пиши, брат, ко мне. а «…Ты ко мне, А я к тебе…»
Сердечный поклон твоим.
Б. М. Эпштейнъ
КОЖЕВЕННЫЙ ЗАВОДЬ
м. Веліоны.
Витеб. губ. Московск. — Винд. ж. д.
No………7
Получил я твою открытку, и спасибо за нее. Что ж ты это, брат, болеть и т. п. вздумал? Это не полагается по правилам, изложенным в билете. То, что ты занимаешься, похвально, но при всем моем желании, следовать тебе не могу.
А я-то, в какую перепалку попал! Через 2, 3 дня после моего приезда возвратились мама с Лидой из Берлина, и вот эти-то 2-3 дня и были моим отдыхом. Как только приехала мама, заболел Лева8 скарлатиной. Бородой оброс, а скарлатиной болеет! Болел он тяжело, и только теперь начинает ходить. Понятно, Лиду увезли тотчас в Велионы, а я, как уже имевший скарлатину, остался в Режице. Только вчера, выпарившись в бане и очистившись от скарлатинозной скверны, получил возможность общения с прочим людским родом, и немедленно укатил в Велионы. Как видишь, лето пропало или почти пропало. Собирались мы с Мишей к Августу ехать, — так и осталась наша поездка невыполненной. Скоро уже ехать на учебу, а не охота — смерть. Здесь все чичот[1] или тикёт[2] обычно.
Лева Малый (Длинный)9 сидит напротив и выворачивает мою бедную душу наизнанку рассуждениями на тему о каких-то «минорах» из высшей математики. Мишка шляется по заводу и ничего не делает.
Лида читает Жюль-Верна.
Я ничего не читаю.
Будь здоров.
Дорогой Коля! В первых строках сего письма имею честь поклониться от серого неба до сырой земли. Мы тебе сообщаем, что г. Нюша (Юр. Н. Тын.) и я пьем чай с бенедиктином и провозглашаем тост за твое здоровье. Безобразие! Я получил от тебя письмо уже очень давно и все время не собрался ответить. Я провалился по истории и придется держать переэкзаменовку 10 августа в 9 ч. утра. Пятно явилось таким образом. Я пролил на бумагу каплю БЫНЫДЫКТЫНШЫКА, а затем чернила расплылись по этому пятну. Здесь я покамест делаю абсолют. Выучил 4 билета по дражайшей истории Госп. Карпова. Юша мне сообщил, что ты в Тобольске был болен. Что теперь с тобою? Напиши непременно.
Юша вероятно тебе обо всем уже написал. Очень жаль, что Володя не приехал11.
Будь здоров.
Будь здоров12.
21 июля13
Спасибо за открытину, полученную Мишкой на днях. Разрази меня гром на этом самом месте, если я знаю, почему не написал Тебе ответа или привета. Жара у нас, вот что! Днем высовываю язык и лежу под сосной, тихонько подвывая, если комар укусит; купаюсь в «лошадином месте» к вящщему[3] огорчению мамаши, предсказывающей мне потопление. Ночью сплю в природном виде. Мишка вздумал было простудиться, но потом одумался: день пролежал и встал. Друже, завтра будут готовы мои карточки; напиши, которую хочешь: канцелярскую, непохожую, религиозно-помешанную или хулиганскую?
Если встретишь Леву З<ильбера>, спроси, отчего он не пишет и не отсылает мне карточки? Я его проект об этом.
Передай, если встретишь, Мише П.14, что он свинья: не отвечает ни на одно из моих писем, не шлет карточек и вообще сволочится.
Дорогой Коликим Брадисим!
Позволь Тебя пожурить за то, что Ты не написал ни одного письма ни мне ни Мише; поэтому я ничего не знаю: как Ты поживаешь, что поделываешь, каково Ты, батенька, кнутобой-ничаешь?15 У нас в Агафоновке16 теперь довольно жарко, и поэтому даже Майер вчера купался; коли бы Ты собрался, да как нибудь пернул (не то, скорее, дернул), к нам под конец лета, хорошо бы было. Мырон <так> теперь заперт у нас в Агафоновке и зубрит понемногу; мучается, пишет сочинения, спаси его Господи, Царица Небесная17. Кроме того очень жарко.
Предыдущее, написанное несерьезным почерком18, так и считай несерьезным, а дальше идет деловое письмо. Пишу Тебе о Дюше Михайлове; слушай, Коля, я ничего не знаю о 25-ти рублях, которые ему необходимы (при прошении в У<ниверсите>т). Может быть он их уже достал, тогда все хорошо. Но если он не достал их, то по моему и Льва Гаркаваго мнению Землячество должно прийти к нему на помощь. Такого ведь параграфа нет, чтобы окончивший гимназию земляк183 и собирающийся поступить в Унив-т не мог записаться в члены Землячества; Дюша пускай запишется в Землячество, уплатит полтинник, а потом подаст прошение о 25 руб; если же Землячество по формальным соображениям (не знаю, имеются ли они) откажет ему, то по моему, это бессмысленно.
Будь добр, приложи все старания, чтобы Землячество ему помогло. Адрес его: Выползова слобода, д. Грушецкого, Адриан Дионисович Михайлов. О другом пути для него я писал Леве Зильберу.
Будь здоров, Кол. Не забывай нас.
Адресуй по Мишиному адресу.
Наши Тебе очень большой поклон шлют.
Мырон пишет следующее:
[он таперичка есть бывши сидеуши на балконе]19а
Написауши уступление есть приступивши к изложению /к<а>к следующим образом/.
Каррикатурное изображение Велионскаго наречия по Юнику и Альфонсу. Юшка говорит, что это покамест не письмо, а мандеж: Согласен с сим (с оговоркой: про мандеж не упоминал).
Юр. Тынянов20
Заверяю подпись Юрия Тынянова, сына врача, вольнопрактикующего в гор. Режице.
/Занавес поднимается/
Дорогой Коля! И теперь еще не знаю, попал ли ты во Псков. Все время думал, что, ввиду того, что у тебя не было билета, ты сидел в Режице, и поэтому тебе не писал. Теперь же, после долгого обдумывания этого интересующего весь мир вопроса, я пришел к следующему заключению: «Ты после долгих странствований, пользуясь исключительно своими ногами и аэропланами, к-рые высылали навстречу тебе все деревни, добрался до границ города Пскова. Затем решил перейти реку Рубикон, т. е. сесть с опасностью для своей жизни на псковский трамвай». Ita ты добрался ad fines tuac domus.
Во-первых. Должен известить тебя, что я и мой Цицерончик, т. е. Юрий Нафанов, в данное время находимся в фольварке Агафоновка, временно принадлежащем наследникам Э. Асмуса. Мы живы и здоровы, чего и тебе volumus.
Пока я учусь здесь (в Агафоновке), в Велионах почти не бываю. В Петерб. ехать не хочется, больно жарко и душно там летом.
Присоединяюсь к написанному Юшей относительно Дюши Михайлова. С своей стороны постараюсь сделать все, что могу. Я думаю, что мы, несколько человек, соберем между собою эти 25 рублей. Времени еще очень много для этого. По дороге в Петерб. я остановлюсь во Пскове, и тогда, я думаю, мы сумеем дать ему эти деньги. Теперь у меня денег не имеется; но при встрече вот будут.
11 авг. Агафоновка22.
Дорогой Коля! Отчего Ты, хамонд и дикарь, ничего не пишешь? Когда едешь в Питер? Пиши. Приезжай.
Дорогой Коля! Удивляюсь я твоему столь строго выдержанному молчанию. Помнишь, Коля, ты в августе собирался приехать, а сегодня уже 11. Во вторник еду в Пб, где меня с пятницы начнут пытать. Пока всего наилучшего. Мирон. На обратном пути может быть заеду в Псков.
Г.М. ЭПШТЕЙНЪ.
КОЖЕВЕННЫЙ ЗАВОДЬ
въ м. Велюнахъ
Рѣжицкаго уезда Витебской губ.
Условн. тек. счетъ въ Рѣжицкомъ
Казначействѣ за № 53154
No………….23
Дорогой Коля!
Приехал сегодня из ПБурга.
К тебе имеется просьба следующего содержания:
Его Благородию Господину Ник. Мод. Брадису
Рабов Божьих Мирона Гаркави,
Юрия Тынянова и пр. и проч.
Честь имеем пок<орнейше> просить В.Б., осчастливить нас своим посещением. При этом считаем своим долгом заявить Вам, что Вы в бытность свою в Велионах в мае 1913 года обещали приехать.
Мирон Гаркави За Юрия Тынянова Л. Гаркави
Я думаю остаться в Велионах до двадцатых чисел сентября. Надеюсь, что приедешь и обещаю приложить старания к тому, чтобы ты к<а>к можно лучше провел время. Кланяюсь всем твоим родным и знакомым.
Что прошение сие верно и за № 0,0234 занесено в книгу о подлостях человеческих и неисполнении обещаний своею подписью и приложением печати удостоверяю.
Юр. Т.
|
|
ПРИМЕЧАНИЯ
править1 Учитель истории Карпов.
2 В оригинале над «н» надписано «р», а над «р» — «н». Речь идет об однокласснике — Сергее Снарском.
3 Младшая сестра — Л. Н. Тынянова (1902—1984); о возвращении родных из-за границы см. в письме от 8 июля 1911 г.
4 Город Остров — уездный центр в Псковской губернии (сейчас — районный).
5 Это имя не значится в списках параллельных классов. Вероятно — общий знакомый, гимназист, также возвращавшийся домой на каникулы поездом С. — Петербург — Варшава.
6 Это недатированное письмо было, скорее всего, отправлено в Тобольск, куда сразу по окончании 7-го класса (1911) уехал Николай Брадис к брату Владимиру, исключенному из гимназии за участие в сходках и высланному из Пскова. По содержанию следующего публикуемого письма ясно, что и это относится к лету (вероятно, июню) 1911 г.
7 Письмо написано на фирменном бланке завода, которым на равных владели сестры Эпштейн (дочери основателя предприятия Берка Эпштейна) Софья, в замужестве Тынянова, и Ханна, в замужестве Гаркави (мать Мирона). Подробнее см.: М-95-96. С. 371—372. На бланке типографии оформлены место для даты и ее элементы; от руки указаны число, месяц и две последние цифры в обозначении года.
8 Старший брат Л. Н. Тынянов (1891—1946). О нем см.: М-95-96. С. 375—376.
9 Лев-Моисей Гаркави, брат Мирона.
10 Далее следует текст письма Мирона Гаркави — на том же листе, повернутом снизу вверх.
11 Возможно, речь идет о намечавшейся поездке В. Брадиса в Псков (где находится адресат).
12 Повторяя пожелание здоровья, автор играет почерком (как кое-где и ранее в письме), а подпись делает чисто «орнаментальной» — спираль и росчерк, без букв.
13 Открытка, отправленная 22 июля 1912 г. из Режицы в Псков, где была получена на следующий день (почт, штемпели). Адрес: Старо-Новгородская ул., Н. М. Брадису.
14 Михаил Петров учился в параллельном («б») тыняновскому классе. Выпускники 1912 года поддерживали традицию по окончании гимназии обмениваться фотографиями. Такие фотографии, подписанные Августу Летавету, мне показывала в 1988 г. его вдова; позднее некоторые из них Александра Евдокимовна Малышева-Летавет подарила мне, а я (уезжая из Пскова) передала их, вместе с другими документами гимназиста Летавета, в музей школы № 1, бывшей гимназии.
15 Цитата из пушкинского «Table-Talk» (вопрос Потемкина Шешковскому: «Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?»).
16 Агафоновка — дача Тыняновых и Гаркави под Режицей; до настоящего времени, насколько мне известно, не сохранилась.
17 М. Гаркави не смог поступить в Петербургский химико-технологический институт в 1912 г. (М-95-96. С. 373). В письме идет речь о подготовке к повторной попытке (ср. письмо от 11 августа) поступления в это или, возможно, другое учебное заведение, которая также не удалась либо не была предпринята. Во всяком случае М. Гаркави пришлось уехать учиться за границу — до начала войны он, как сообщает его сын Л. М. Гаркави, занимался в Мюнхенском политехническом институте (см. там же).
18 Имеется в виду игра почерками — почти все строчки в этой «несерьезной» части письма выглядят по-разному. На оборотной стороне листа эта игра подхвачена в начале письма М. Гаркави, который еще и пародирует латгальский русский говор.
18а Адриан Михайлов окончил Псковскую гимназию в 1913 г.
19 Далее следует письмо М. Гаркави.
19а Прямые скобки (и ниже косые) — в оригинале.
20 «Согласие» и подпись — рукой М. Гаркави.
21 Предположительно к этому письму относится следующая записка С. Б. Тыняновой:
"Дорогой Николай Модестович!
Юша Вас просил похлопотать за Леву относительно его перевода на мед. факультет. Я не сомневаюсь в Вашей дружбе и в Вашем желании оказать нам столь большую услугу. Вы не можете себе представить, насколько это для нас важно. Я Вас очень прошу сделать все, что только возможно, чтобы достигнуть какой-либо протекции, иначе и надеяться на перевод нельзя.
Крепко жму Вашу руку.
Речь идет о Льве Тынянове (см. прим. 8), который, окончив в 1910 г. с серебряной медалью Псковскую гимназию, тогда же поступил на естественное отделение физико-математического факультета Варшавского университета ив 1912 г. перевелся на аналогичное отделение Киевского университета. Окончив четыре курса, там же поступил в 1914 г. на медицинский факультет, закончил медицинское образование в Московском университете в 1919 г. По-видимому, перевод, которого хотели Тыняновы, не удался.
22 Открытка в Псков, отправлена поездом Варшава — С. — Петербург 13 августа 1913 г. (почт, штемпель; та же дата на псковском штемпеле). Адрес (рукой Тынянова): Гоголевская ул., Е. В. Студ. СПб. Университета Н. М. Брадису.
23 Письмо — на фирменном бланке (отличном от использованного для письма от 8 июля 1911 г.). Весь текст (включая «подпись» Л. Гаркави), кроме тыняновской фразы, — рукой Мирона Гаркави. На обороте приписка СБ. Тыняновой:
"Дорогой Николай Модестович!
К просьбе Юши и Миши присоединяю и нашу всеобщую просьбу непременно приехать к нам. Вы нам обещали и я надеюсь Вы исполните Ваше обещание, чем нам доставите великое удовольствие.
Еще раз прошу Вас приезжайте непременно. Ждем Вас!