Граф Дмитрий Иванович Хвостов. Сочинения. — М.: INTRADA, 1999.
Scan ImWerden http://www.imwerden.de
…Мои мадригалы могут быть плохи; но они экспромты, и я их сочиняю во время бала. У моей жены танцуют каждую среду, а я в карты не играю и не пляшу. Сяду в угол, и как только кадриль закончится, с экспромтом подхожу к Тургеневу… А Инвалид инвалидное сочинение тотчас и подхватит…
Вы изволите мне пророчествовать, что сочинения мои в разных родах с продолжением жизни дойдут до десяти томов. Чуть ли это не правда. Не знаю, хорошо ли делаю, а и при конце дней все пишу и пописываю. Пускаюсь даже смело во все рода. С Писаревым смеюся над Стамбулом и Гиспаганом, с Исаием проклинаю безверие и разврат и в одно почти время по следам Аристотеля, Блера и Батё пишут о сущности басни. Вот и я Прозаик!…
Я сады Русские называю Вашими; по моему мнению, перевода Великого Стихотворца в собственном смысле быть не может; присвоение мыслей автора чужеземного своему Отечеству есть сочинение. Мысли — общая собственность, а выражения и чувства принадлежат небольшому числу. <…> Виргилий переводил Гомера, Расин многих своих предшественников, Лафонтен Езопа, Федра и других. Я заключаю, переводить не возможно, а выразить мысли и чувства знаменитого поэта сообразно правилам своего языка и времени есть тоже и более чем хорошо сочинить.
(А. Ф. Воейкову, по получении его перевода «Садов» Делиля, в Дерпт 5 июня 1820)
…Я заказал вырезать на камне художнику Доброхотову портрет Суворова. Сей портрет или бюстовое изображение на двуслойном сардониксе поднесено мною Государю Императору, и Его Величество соблаговолил камень мой, как достойное произведение славного русского артиста, помянутого Доброхотова, поместить в Царском Эрмитаже… Вы увидите, что я не утаил Суворова от потомства, то есть: не завладел хорошим камнем, а оставил оное навсегда в царской сокровищнице. Пускай и ныне и впредь любопытные любуются героями и артистами.
…Сей богатый талантами молодой человек [Н. М. Языков], не будучи мне знаком и даже в лицо, удостоил меня недавно посланием*, в котором просит у меня классического совета, присовокупляя обещание отстать от буйной шайки романтиков. Прекрасное послание юного наперсника муз <…> находка для семидесятилетнего поэта, которого публика не читает и не знает по невниманию к произведениям из изящных искусств, и иные без толку бранят и гонят, за что певец Кубры (то есть я) вооружается на романтиков, которые недовольно что испортили в словесности вкус и язык, портят нравы, вселяя в мысли и сердца безначалие и разврат. Я романтиков не люблю и охотно дал Языкову совет. <…> Лирик должен быть благонравен, любить свое отечество и выставлять примеры знаменитые. Он должен петь Екатерину, Суворова или подобных им…
…Письмо Ваше… очень хорошо, прекрасно, только в конце его одно место показалось относительно ремесла нашего несколько невразумительно. Вы говорите: «Перо Ломоносова и Лира Державина». Сия метонимия мне ясной идеи не представляет. Если вы чрез перо разумеете знание языка и искусства вообще, а чрез лиру высокий дар природы или дух и силу певца, то по праву всех словесников и Естетиков сии две принадлежности должны быть неразлучны меж собою; а сверх того и Ломоносов не лишен был сего последнего преимущества. Скажу Вам откровенно: я об единственном нашем Ломоносове так высоко думаю, что мне кажется мудрено приклеивать к нему других лириков не только русских, но и всех земель…
Я столько же люблю словесность, сколько ненавижу мелкие презренные оной распри: то есть зависть, шипение, дрязги и пересуды, из коих родятся сатиры, пасквили, перебранки и тьма неудовольствий…
Ручаюся, что Ваше Преосвященство при распечатывании сего письма изволите сказать: «как еще ода? хотя от меня и Аполлона запрещено ему писать оные». Я возражу
(Если позволено мне будет продолжить сей приятельский для забавы разговор), что многие песнопевцы не стыдятся выдавать своих од. Получаю в ответ: «Прежние на Пинде заслуги, старость и проч.» Я сам стар. Вольтер и Херасков гораздо старее были по летам; первого в стихах сочиненных при сближении его ко гробу [так в рукописи! — сост.], хотя лишены живости, а обороты слов прежнего огня, но все показывает человека необыкновенного. Творец Россиады еще счастливее, а едва ли есть разница, открывающая в стихах его возраст. 20 и 60 лет; и так старость не дает права писать нелепицу. Напротив, старость, иногда теряя со стороны воображения, много иногда выигрывает со стороны рассудка. Беда наша, когда бы в искусстве военном — Суворов и Князь Смоленский что-нибудь напутали при остатке дней. Поверьте, что не старость, не отговорка на краткость времени причиною пиитических падений; а что же? недостаток в писателе рассудка и вкуса. Знаю, что защитники удачных нелепостей возопиют: дарование, одно дарование венчает писателя. Так, бесспорно, но прочтите Слово г. Гнедича, произнесенное сего года в Императорской Публичной библиотеке, и увидите, что пределы дарования весьма необширны без помощи рассудка и вкуса.
…Они [стихи Хвостова, прилагаемые в письме — сост.] может быть хуже других моих сочинений, но не могут мне обратиться в посмеяние. <…> А гению еще стыднее падать, нежели обыкновенному писателю…
Лестно мне было изъявление желания известного баснописца нашего времени о присылке сочинений моих в Императорскую библиотеку. Я исполняю теперь волю вашу, благодарю за дружеское внимание, почитая оное за особливую честь. И подлинно! переход весьма велик. Из тесной книжной лавки переселиться в прекрасное и великолепное императорское здание, чтоб занять место наравне с превосходными умами Греции, Рима и всех просвещенных стран Европы. Повторяю вам: честь велика, а [пользы никакой — зачеркнуто] выгода… не знаю. Боало говорил:
…Не все ли равно гнить, что в лавке, что в Библиотеке. Я… который сам о себе исповедую, что
я могу ли надеяться какого-нибудь внимания от критики даже и при жизни? По крайней мере благодаря беспечности моей, которая меня по сие время избавляла от титула писателя. Большая часть сочинений моих небрежно были написаны, напечатаны и забыты. От этого, Милостивый государь мой, у меня самого их в полном собрании нет…
…По мнению моему, на Императорскую библиотеку имеют право только те писатели, кои совокупляют дарование и вкус. Слов не много; а обязанность весьма велика; особливо у последнего семейство очень многочисленно. В оправдание же мое могу сказать, против того, что говорил стихами Ив. Ив. Дмитриеву,
Быть может, к счастию в толпе стихов моих
Внушенный музами один найдется стих.
Быть может, знатоки почтут его хвалами,
Украсят гроб певца правители цветами.
Их чувства оценят, не мыслей остроту,
Не обороты слов, но мыслей простоту.
Руссо лирик говаривал, что недостаточно второй половины жизни на исправление сочиненного в первую половину. Я стараюсь последовать сему совету, и для того переводов французских классиков уже сделаны два издания. Последние лучше первых, но сколько раз еще надобно повторять сии издания, сколько трудов, сколько усилий, сколько совещаний с искусными в языке и стихотворстве, чтобы хоть несколько приблизить их к искусству. Если жизнь моя продлится, я, может быть, решусь на полное собрание моих сочинений, и тогда уж должен буду ответствовать кроме посильного дара за недостаток вкуса, а теперь отрывки мои, так сказать, не иное что, как пища для моей суетности и, может быть, удовольствия приятелей.
Про лирические мои творения скажу так, что они имеют только названия лирических… По сей посылке и по вышеписанным моим стихам для чего же не быть и у меня хорошим куплетам? Правда, что одна ласточка весны не делает, но в богатом собрании картин не мешает охотнику иметь хорошую картину посредственного живописца. Сие пишу к вам в великую пятницу, время исповеди, и скажу то, что думаю о сочинениях первой молодости, а именно о баснях. Есть в них счастливые стихи и, может быть, некоторая простота в рассказе, хотя далеко уступающая Хемницеру; но притчи мои, если мне не удастся с большим рачением их исправить, не заслуживают внимания и я не почитаю себя Баснописцем после славных современников моих.
Нападают вымышленными толками и суесловием на порядок, чтобы разруша оный в мутной воде удобнее было удовлетворить частным прихотям, страстям и корысти <…> Первые две басни мои целят на цензуру и свободу книгопечатания. Я сомневаюсь, может ли сия последняя существовать. — Предали Сократа смерти за учение, которое почиталось вредным, прежде нежели открыто было книгопечатание. Может быть, при цензуре этого и не случилось бы: или Сократ замолчал, или цензура, укротя страсти свои, убедилась бы истинами, которые проповедовал добрейший из человеков. <…> Просвещение разума весьма тесно и почти неразрывно связано с добротою сердца. — Тут и лисица не скажет:
Пусть рот в крови,
Я проповедница и правды и любви.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьТексты в настоящем издании печатаются в соответствии с современными нормами орфографии; в ряде случаев сохранены характерные особенности орфографии и пунктуации Хвостова (например, «Лев состаревшейся» вместо «состарившийся»).
Письма. И. И. Дмитриеву, 24 декабря 1813. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 21, с. 63—64. Преосвященному Псковскому, между 1816 и 1820. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 22, л. 113 об. А. Ф. Воейкову, 5 июня 1820. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 22, л. 115—116. П. И. Лялину, 24 октября 1827. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 11, л.98—98 об. П. А. Кикину, 26 октября 1827. РО ИРЛИ. Ф. 322, № 11, л.90 об. А. А. Писареву, без даты. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 17, л. 28—29. Г. С. Салтыкову, без даты. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 15, л. 5 об. Евгению Митрополиту Киевскому. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 14, л. 24—25. И. А. Крылову. — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 8, л. 16—18. К приятелю NN… — РО ИРЛИ. Ф. 322, № 15, л. 89—89 об. П. А. Кикину, 26 октября 1827. «Удостоил меня недавно посланием…» — В послании «Графу Д. И. Хвостову (при получении от его сиятельства трех первых томов полного собрания его творений)» Языков издевательски, отчасти пародируя хвостовский стиль, писал:
Ты, Феба ревностный поклонник,
Его классический законник!
К тебе с надеждою моей,
С моей неопытною лирой,
К тебе, ужасному сатирой
Главам парнасских бобылей,
Прибегну я…