Опубликовано в журнале: «НЛО» 2008, № 91
Рукописи всех публикуемых здесь писем, за исключением № 2, 3 и 4, хранятся в архиве Берлин-Бранденбургской академии наук, фонд Nachlass F.W.J. Schelling, eд. хр. 712 (нумерация листов отсутствует). Письма написаны по-немецки и печатаются в моем переводе. Оригинальные тексты писем будут опубликованы в моей книге о русских контактах Шеллинга, которая готовится к печати в издательстве «НЛО».
1. А. И. Тургенев — Ф.В.Й. Шеллингу, 11 ноября 1826 г.
Дрезден, 11 ноября 1826
Позвольте мне, высокоуважаемый и от всего сердца мною чтимый господин тайный юстиц-советник, отбросив все обычные правила и околичности изящного стиля, напомнить Вам об одном господине из далеких стран, который почитает за истинное счастье, что свел знакомство с Вами, и, пусть он и не способен оценить по достоинству Ваш дух, все же в силу известной сердечной предрасположенности ощущает к Вам склонность, которая заставляет его с этих пор и о самом себе иметь лучшее мнение. Я уже давно хотел поблагодарить Вас, достопочтимый сударь, за Ваш сердечный прием в Карлсбаде[1], но мое душевное состояние и обеспокоенность болезнью брата, который теперь, благодарение Богу, чувствует себя намного лучше, отвлекли меня от всего, что я был столь увлечен прежде. Ныне, убедившись юридически настолько же (хотя и без всякой пользы для него), насколько был прежде убежден морально, в совершенной невиновности того, кто стал причиной нашего несчастья[2], но вместе с тем и причиной моего теперешнего высокого душевного настроя, и несколько успокоившись в отношении душевной болезни моего находящегося рядом брата[3], я и сам, наконец, возвращаюсь к жизни и помышляю посвятить мой здешний досуг научной деятельности, забыть благодаря ей, насколько возможно, и время, в котором я живу, и все, что со мной произошло, и заняться, в соответствии с нынешними потребностями, самообразованием как нравственным, так и научным, хотя бы в той мере, в какой это будет в моих силах, которые если не вовсе угасли, то сейчас сильно ослаблены. — Будучи далек от всяких честолюбивых планов и не допуская каких-либо иных побуждений, кроме всеобщего благосостояния и истинной, сердечной, но одновременно просвещенной любви к Отечеству, я все же был бы неблагодарным эгоистом, если бы одновременно не оставлял места надежде, что мое теперешнее пребывание в Германии, живущей столь насыщенной интеллектуальной жизнью, послужит на пользу моей будущей деятельности в России. Вот и теперь, когда я пишу к Вам, ища у Вас поддержки в моих занятиях и наставлений, я думаю только о моем Отечестве, о самом же себе — только в отношении к нему, и воистину, невзирая на все, что произошло с нами, я
не изберу себе Отечеством
никакой иной страны,
будь даже у меня большой выбор![4]
Я не случайно избрал теперь своим местом жительства Германию и хотел бы снова, как и 25 лет назад в Гёттингене[5], в полной тишине готовить себя к административной деятельности. Моими любимыми предметами, наряду со всемирной историей и историей религии, были и остаются школьное образование и распространение высшего академического обучения. Мои воззрения в этом вопросе касательно России такого рода, что не противоречили бы и плану, который, имея под собой универсальные и чисто научные основания, простирался бы также и на все прочие отрасли человеческого знания. Конечно, я желал бы дать моим занятиям более практическое направление, но все же исходить они должны из всеобщего. Мое систематическое чтение я хотел бы начать с сочинения строго философского, но вместе с тем блещущего оригинальностью и глубиной мысли, а затем присовокупить к нему изучение истории, простирающееся на все отрасли администрации и законодательства. Хотя здесь я уже осмотрелся в различной литературе, но не смог пока решиться на какое-либо систематическое и строго упорядоченное чтение. Я ожидаю выхода в свет Вашего нового завершенного труда[6] с нетерпением, как если бы и в самом деле был способен понять его. Но я все-таки попытаюсь! Между тем Вы оказали бы мне, высокочтимый сударь, истинное благодеяние, если бы могли указать как в немецкой, так и в английской и французской литературах на то, что сами почитаете за лучшее в области философии и истории. Кстати, читали ли вы уже «Fragments philosophiques» Кузена[7]? Нового в них только его обзор новейших философских устремлений во Франции, но писать подобным образом не стали бы даже Кант или Шеллинг, хотя им это как раз было бы позволительно. Кстати, во Франции теперь, благодаря сближению с немецкой литературой, пробудился дух исследования, который Вы оцените лучше, чем я. Даже у Кузена в некоторых пассажах встречаются озарения, не вовсе недостойные Вашего духа. Гизо написал примечательное введение к «Encyclopêdie progressive», впрочем, будучи сам учеником и почитателем немцев, он всегда говорит о прогрессе философии в XIX веке как истинный француз и видит свет только через проемы своих собственных окон. — Я прочел разбор нового сочинения Ф. Тирша: Об ученых школах в Баварии[8]. Это, по-видимому, тот самый Тирш, для которого я получил, но еще не вручил ему, рекомендательное письмо от Вас. Сочинение, кажется, превосходное и, хотя написано для Баварии, вполне поучительно также и для других. Мюнхен, похоже, действительно начинает расцветать, и новому королю, о котором я никогда не думаю иначе как вспоминая при этом его пребывание в Гёттингене[9], действительно делает честь, что в своей резиденции он стремится объединить науки и искусства[10]. В будущем году там состоится встреча немецких естествоиспытателей. Несколько недель тому назад я с большим интересом присутствовал на их собраниях здесь[11]. Это жизнь, которая смело заявляет о себе в Германии и делает невозможным движение назад, и которая при этом грозит «хлебным ученым» [Brotgelehrten], как их назвал Шиллер, смести сложенные ими из компендиумов враждебные ей шаткие лачуги, над входом в которые недолго еще будет начертано: noli me tangere[12]. Всемогущий порыв научного знания сметет эти домики, на их месте воздвигнутся новые дворцы, которые, впрочем, снова уступят место другим — и так вплоть до самого конца мировой истории, пока все зародыши человеческого познания не разовьются и не оправдают план провидения. — Теперь позвольте мне задать главный вопрос: Верно ли, что Вы приглашены в качестве профессора в новый университет в Мюн[хен]; но займете там кафедру не ранее чем через XVIII месяцев? Наверное, это было бы не совсем невозможно, и определенно было бы счастьем для меня, если бы к этому моменту я мог так распорядиться в отношении моих близких, чтобы попасть в Мюнхен. Мне очень важно знать об этом заблаговременно, равно как и о том, что за лекции Вы будете читать. Я пробуду здесь, в Дрездене, до начала мая (или до конца апреля), затем, вероятно, в сопровождении моего брата, а также друга моей юности Жуковского, знаменитого поэта, а ныне воспитателя нашего великого князя и наследника престола, предприму поездку в Париж, где задержусь на 3 или 4 недели для покупки книг, а затем отправлюсь с братом в Швейцарию и там продолжу свои занятия. Если Вы пожелаете оказать мне честь, написав несколько строк, то вот мой адрес: Г-ну Т., в местечке <нрзб.> Д. 9 или до востребования в Дрезден. Прошу Вас засвидетельствовать мое истинное почтение Вашей супруге и одновременно передать ей пожелание, чтобы ее здоровье улучшалось, а по поводу Вашего она бы не имела причины беспокоиться.
Примите, досточтимый господин тайный советник, уверения в самом искреннем почтении, с каковым остаюсь
Ваш всепокорнейший слуга
Александр Тургенев
[Надпись на обороте рукой А. И. Тургенева]:
Его Высокопревосходительству
господину тайному юстиц-советнику
и кавалеру Шеллингу
в Эрланген (Бавария
оплачено)
2. А. И. Тургенев — Ф.В.Й. Шеллингу, 15 августа 1833 г.[13]
(фрагменты, включенные А. И. Тургеневым в письмо П. А. Вяземскому)
<…> Несколько дней тому назад я получил пакет с письмами и книгами из России, долго пролежавшими в Мюнхене. Я обнаружил в нем письмо к Вам, высокочтимый благодетель, от моего соотечественника и друга, г-на Ч[аадаева]. — Я сообщил ему кое-что о Ваших лекциях, так как был убежден, что для него было бы в высшей степени интересно познакомиться с некоторыми из Ваших нынешних воззрений[14]. Он уже давно занимается религиозной философией и склоняется, насколько это, как мне кажется, явствует из его рукописей и моих бесед с ним, к системе Местра-Бональда. <…> Это мыслящий, превосходный и в высшей степени нравственный человек, читает на английском, латыни, немецком. Я беру на себя смелость выписать из одного его ко мне письма то, что касается Вас <…> Если Вы пожелаете осчастливить его, в его московском интеллектуальном одиночестве, несколькими строчками, то я охотно бы взялся переслать ему Ваше письмо. Я остался в Италии до 14 июня сего года и со времени нашей незабываемой встречи в Венеции дважды и трижды посетил Флоренцию, Рим и Неаполь; в монастырях Монте-Касино и Лакаве я исследовал архивы и библиотеки, в Корнето, в двух часах пути от Чивита-Веккия, спустился в этрусские гробницы, дабы подивиться свежести 3000-летней фрески, и, наконец, спасаясь от зноя, нашел прибежище здесь, у моего брата, где могу забыть итальянское варварство и вновь посвятить себя если не ученым занятиям, то хотя бы чтению. Мы здесь богаты французскими, но, увы! не немецкими книгами, так что я жажду вновь освежить мой дух в Мюнхене, в благотворной близости от Вас. Если я не поеду снова в Италию, чтобы отправиться также на Сицилию, то надеюсь провести зиму в Мюнхене, дабы вновь согреться и просветлеть под Вашим солнцем, ибо там, «где край лимонных рощ в цвету», дух увядает <…>.
3. Ф.В.Й. Шеллинг — А. И. Тургеневу, 21 сентября 1833 г.
(копия А. И. Тургенева в письме П. А. Вяземскому от 21 сентября 1833 года)[15].
Мюнхен, 21 сент. 1833
Определенно, высокочтимый сударь и друг, Вы — друг ваших друзей и возвещаете им хвалу не только вблизи, но и в далекой дали. О том, как обрадовало меня Ваше письмо из Женевы от 15 авг., Вам, возможно, уже написала м-ль Сильвестр, которую мы, по Вашей рекомендации, приняли у себя как давнюю подругу и которая по крайней мере все свои вечера провела у нас. В том же, что я отвечаю лишь по прошествии более чем месяца (полагаясь на Ваше заверение, что и письма, поступающие после Вашего отъезда, пересылаются Вам из Женевы[16]), повинны лишь многочисленные отвлечения и помехи, поджидающие нас в конце каждого семестра. В особенности же повинен в том поток иностранцев, которые в этом году, казалось, все вместе дали слово встретиться в Мюнхене. Я вынужден был позволить этому потоку увлечь меня за собой, так как неопределенная или скорее большей частью дурная погода не дала мне на сей раз укрыться, как обычно, в деревне. Впрочем, я был вознагражден за это многочисленными интересными для меня знакомствами, прежде всего с некоторыми французами. Казалось, все молодое поколение пришло в движение; мы видели здесь среди прочих также г-на Лерминье[17] и г-на Сен-Марк Жирардена[18], которые Вам, конечно, оба знакомы. Невероятно, какую притягательную силу имеет в настоящий момент Германия для более молодой части этой нации. Немецкая литература и тем более философия, кажется, ощущаются как всеобщая потребность. Об этом же мне пишут мои знакомые из Англии. На зиму к нам собирается довольно много французов; некоторые уже здесь, в их числе г. Казалес, который, верно, известен Вам как редактор Revue des deux mondes и, говорят, обосновался здесь на 1 1/2 года, чтобы прежде всего заняться философией; некий г-н Рио, до июльской революции профессор Кoллеж де Франс, здесь уже во второй раз и тоже собирается остаться на более длительное время; известный последователь Ламенне граф Монталамбер[19] тоже на пути в Мюнхен. Если так пойдет дальше, у нас тут скоро будет маленькая колония французов. Но от всего этого я бы охотно отказался, если бы действительно исполнилась надежда, которую Вы, благородный друг и покровитель, мне то и дело подавали, а именно если бы Вы провели зиму у нас. Прекрасно насаждать свои мысли в юные умы и сердца, но мужчине необходимо присутствие мужчины. Мы ближе друг другу как по возрасту, так и по опыту, по зрелости суждения и мыслей, которые опробовали на одних и тех же предметах, и немногие (охотно признаюсь Вам в том) сумели внушить мне такое доверие, какое я питаю к Вашим суждениям и Вашему характеру. Чем более я желаю когда-нибудь спокойно провести продолжительное время рядом с Вами и в общении с Вами, тем менее могу льстить себя надеждой на исполнение. Между тем хочу написать Вам, как Вы того желаете, что этой зимой я вновь буду читать всеобщую (фундаментальную)[20] часть моей философии. Официальное начало 3 ноября. Но так как этой зимой я должен завершить мои сочинения для печати, то, возможно, в предстоящем полугодии я позволю себе (при увеличении числа часов для возмещения пропущенных занятий) открыть мой курс только в январе, чтобы выиграть несколько месяцев для работы. Кстати, у нас Вы найдете все таким же, каким оставили, и увидите самую сердечную радость по поводу Вашего возвращения, особенно у нас, в том числе у моей супруги, которая передает Вам особый привет. Шуберт[21] (в этом он счастливее меня) нынешней осенью совершил поездку в Венецию; Рингсэйсы[22], несмотря на дурную погоду, остаются в деревне. Я заканчиваю, чтобы написать еще несколько слов господину Чаадаеву, которые, впрочем, написаны также и для Вас, досточтимый друг. С искренней привязанностью и преисполненный подлинного почтения, как всегда, Ваш
4. А. И. Тургенев -Ф.В.Й. Шеллингу, 5 марта 1835 г.[23]
Вена, 5 марта 1835
Вот уже 10 дней, как я здесь. Послезавтра я еду во Флоренцию, чтобы пробыть там пару недель, а оттуда в Рим. Я был рад получить добрые вести от Вас через г-на Тютчева[24]. Могу ли я просить Вас об одолжении: дайте знать, когда я буду иметь счастье получить в напечатанном виде Ваше сочинение. Я жажду этого. В Риме я надеюсь задержаться до июня, на сей раз буду там занят делами. Я почел бы за счастье, если бы мог ехать обратно через Мюнхен. Вероятно, я отправлюсь через Париж в Лондон. Одно слово от Вас было бы большим счастьем для Вашего самого горячего и искреннего почитателя.
Мой адрес: poste restante à Florence, et apres (dans 3 semaines) à Rome[25]. Я также увижу г-на Бунзена[26].
Мое сердечнейшее почтение Вашей супруге, а равно и всей милой семье Вашей, и мой сердечнейший привет господам Шуберту и Рингсэйсу .
Только что я видел в часовне лежащего в гробу императора[27]. Приток народа был так велик и так силен, что меня чуть не задавили, и я целый час тщетно пытался пробиться. Гоффурьер провел меня на трибуну. Все спокойно и идет своим чередом.
С глубоким почтением
всецело Ваш
Александр Тургенев
5. А. И. Тургенев — Ф.В.Й. Шеллингу, 21 августа 1840 г.
Киссинген, 21 августа 1840
Не знаю, помните ли Вы еще обо мне, досточтимый и сердечно любимый человек, но я часто вспоминаю то время, когда имел счастье видеть Вас в Мюнхене. С тех пор я стал большим собирателем исторических ценностей и привез мои историко-литературные сокровища из разных стран в Россию[28]. Теперь я вновь возвращаюсь в Париж, но уже с немецкими сокровищами, дабы вновь освежиться немецкой жизнью. Застану ли я еще там Вашу дочь? Я был бы счастлив получить через нее вести о Вас и Вашей супруге. Мой адрес здесь всегда: Rue Duphoir № 16 à Paris, или адресуйте в русское посольство. — Я уже давно, вместе со всею Германией, с нетерпением жду исполнения Вашего обещания: можем ли мы надеяться получить вскоре Ваше сочинение?
В какое время года Вас можно наверное застать в Мюнхене? Я привязан к вам с детским почтением.
Это письмо передаст Вам г-н Раймер, книготорговец из Берлина, он задержится в Мюнхене на несколько дней. Надеюсь, он напомнит обо мне и г-ну Шуберту. Знаете ли, досточтимый благодетель, что я везу в Париж, дабы там обнародовать? Пухлый том писем Сен-Мартена к бернскому теософу Кирхбергеру и последнего к Сен-Мартену. Я нашел эту рукопись в Париже у одного друга Сен-Мартена[29], и она еще никогда не была напечатана. Я с удовольствием сделал бы к ней хорошее предуведомление, но не нахожу для этого в Париже подходящего человека. Если она когда-нибудь появится в печати, то я буду иметь честь прислать Вам экз[емпляр].
Засвидетельствуйте мое сердечнейшее почтение Вашей супруге и верьте в неизменность моих чувств и убеждений
А. Тургенев
В Киссингене я останусь еще на три недели.
6. А. И. Тургенев — Ф.В.Й. Шеллингу, 23 апреля 1841 г.
Париж, 23 апреля 1841, 14 Rue neuve du Luxembourg.
Я намеревался отправиться этим летом в Мюнхен, чтобы еще раз увидеть Вас, высокочтимый благодетель. Однако я узнал, что Вы скоро покидаете Баварию, а потому беру на себя смелость просить Вас удостоить меня несколькими строками письма и сообщить, когда Вы прибудете в Берлин и начнете Ваши лекции. — Не думаю, что я смогу покинуть Париж до конца мая, к тому же мне, возможно, придется отправиться в Россию; а поскольку я стремлюсь в Москву, а не в Петербург, то я, наверное, не стал бы заезжать в Берлин. Но если бы я мог наверное питать надежду увидеть в Берлине Вас, то задержался бы там на несколько дней.
Если бы Вы, достопочтенный благодетель, могли удостоить меня парой слов о Ваших новых обстоятельствах, то бесконечно обязали и успокоили бы меня.
Известие о Вашей новой должности меня скорее обрадовало, нежели озаботило. Берлин мне ближе. Прошлым летом я провел там и в Потсдаме некоторое время, но вовсе ни о чем не подозревал.
Я все еще слишком обеспокоен болезнью моей свояченницы, у которой вот уже в 4-й раз случился fausse-couche[30], чтобы прибавить к этим строкам что-либо иное, кроме уверений в моей глубочайшей привязанности и наивысшем почтении, каковые прошу засвидетельствовать и Вашей супруге.
А. Тургенев
(Мой адрес указан выше)
Я только что дал одному молодому французскому дворянину рекомендательное письмо к г-ну Шуберту, однако я не знаю, когда молодой человек прибудет в Мюнхен, а потому прошу Вас засвидетельствовать господину Шуберту мое глубочайшее почтение.
7. А. И. Тургенев — Ф.В.Й. Шеллингу, 17 октября 1841 г.
в превеликой спешке[31]
Париж, 17 октября 1841
Накануне моего запланированного отъезда в Берлин, где я намеревался провести часть зимы, моя карета вместе со мною перевернулась, и я был вынужден восемь недель пролежать в постели. Теперь я чувствую себя лучше, но мне все еще нельзя предпринимать дальних путешествий; однако я все же хотел бы воспользоваться Вашим пребыванием в Берлине. Могу ли я просить Вас сообщить в нескольких словах о длительности Вашего пребывания, о времени, когда Вы начнете и закончите свои лекции, и о содержании оных. Я сделаю все возможное, чтобы не пропустить их вовсе.
Всецело преисполненный почтения
Ваш
Тургенев
№ 14 Rue neuve de Luxembourg
Ваше милое письмо из Карлсбада я имел честь получить.
1) Тургенев познакомился с Шеллингом в Карлсбаде в августе 1825 года. Подробный рассказ о разговорах с Шеллингом Тургенев включил в свой дневник; см.: Тургенев А. И. Хроники русского. М., 1964. С. 290—301.
2) Имеется в виду Николай Иванович Тургенев (1789—1871), обвиненный в причастности к деятельности декабристских обществ и приговоренный в ходе расследования по делу о восстании 14 декабря 1825 года к смертной казни. Все старания Александра Тургенева добиться для брата помилования были тщетны, так что Николай так никогда и не смог вернуться в Россию.
3) Имеется в виду младший брат, Сергей Иванович Тургенев (1790—1827), который тяжело заболел под влиянием нервного потрясения, полученного при известии о выводах следствия и вынесенного его брату Николаю смертного приговора. Сергей Иванович умер в Париже в 1827 году.
4) Цитата из стихотворения Клопштока «Vaterlandslied», положенного на музыку сначала Глюком (1786), а потом и Шубертом (1815, опубл. впервые в 1895). Эту же цитату Тургенев приводит в своем дневнике в записи от 31/19 ноября 1826 года, см.: Тургенев А.И. Хроники русского. С. 438.
5) Братья Николай и Александр Тургеневы учились в Гёттингенском университете с 1802 по 1804 год.
6) Имеются в виду «Лекции по философии мифологии», переговоры об издании которых Шеллинг вел в этот период с издателем Коттой.
7) Виктор Кузен (1792—1867) — французский философ-эклектик. Шеллинг следил за творчеством Кузена, состоял с ним в переписке. Изданный в 1834 году немецкий перевод части «Философских фрагментов» вышел с предисловием Шеллинга, где, в частности, была развернута шеллинговская критика гегелевской системы.
8) Имеется в виду сочинение филолога-классика, теоретика классического гимназического образования Фридриха Тирша: Thiersch F. Über gelehrten Schulen mit besonderer Rücksicht auf Bayern, 3 Abt. Stuttgart, 1826—1829. В нем Тирш настойчиво подчеркивает воспитательное значение преподавания класcических языков, отодвигая естественные науки и даже математику на второй план.
9) Братья Тургеневы учились в Гёттингене одновременно с наследником баварского престола, будущим королем Людвигом I.
10) Имеется в виду здание резиденции баварского короля, в различных частях которой с начала XIX века и по сей день размещаются Баварская академия наук и Баварская академия художеств.
11) О собрании немецких естествоиспытателей в Дрездене Тургенев рассказывает в декабре 1826 года в своих литературных корреспонденциях. См.: Тургенев А.И. Хроники русского. С. 13-15.
12) Не прикасайся ко мне (лат.). (Иоанн. 20:17).
13) Перевод выполнен по изд.: Архив братьев Тургеневых. Т. 1. Пг., 1921. С. 301—302. Датировано на основе письма Шеллинга, которое по содержанию является ответом на данное письмо. См. письмо 3.
14) Для Вяземского Тургенев поясняет в скобках: «…сколько помню, я описывал ему теорию Шелинга о чорте, которого с тех пор стал уважать и бояться». Сатанология Шеллинга действительно произвела на Тургенева большое впечатление, о чем он неоднократно говорит в дневнике.
15) Перевод выполнен по изд.: Архив братьев Тургеневых. Т. 1. С. 348—349.
16) В немецком тексте в «Архиве братьев Тургеневых» очевидная ошибка в транскрипции названия города: вместо «Gent» следует читать «Genf».
17) Лерминье Жан Луи Эжен (1803—1857), французский публицист и адвокат, читал в Париже лекции по философии права.
18) Жирарден Сен-Марк, наст. имя Марк Жирарден (1801—1873) — французский политик и литератор, с 1830 года профессор истории в Сорбонне, автор работ по истории древней и новой поэзии и драмы; в 1833 году был официально послан в Германию для изучения немецкой системы образования.
19) Монталамбер Шарль Форб де Трион (1810—1870) — французский писатель и государственный деятель, приверженец «христианского социализма» Ламенне. Тургенев познакомился с Монталамбером в 1829 году в Париже, а в 1834 году неоднократно встречался с ним в Мюнхене, в том числе на приемах в доме Шеллинга.
20) В тексте «Архива братьев Тургеневых» стоит «грундаментальная» (grundamentale), однако вероятность употребления Шеллингом подобного варваризма ничтожна. Налицо явная ошибка транскрипции, легко объяснимая, если учесть сходство начертания букв g и f в немецкой скорописи ХVIII-XIX веков.
21) Шуберт Готтхильф Генрих (1780—1860) — немецкий натурфилософ, педагог, с 1827 года — профессор естествознания и натурфилософии в Мюнхене, один из ближайших друзей и учеников Шеллинга.
22) Рингсэйс Иоганн Непомук (1785—1880) — немецкий медик, с 1826 года — профессор медицины Мюнхенского университета, в 1825—1871 годах — верховный медицинский советник и референт по вопросам медицины в баварском Министерстве внутренних дел.
23) Оригинал письма находится в частном владении. Транскрипция и перевод выполнены по копии, находящейся в распоряжении Комиссии по изданию собрания сочинений Ф.В.Й. Шеллинга при Баварской академии наук, г. Мюнхен.
24) Ср. запись в дневнике Тургенева от 27 февраля 1835 года: «Приезд Тютчева: зовет в Минхен. <…> Шеллинга приглашали в Берлин — но он остался в Минхене» (Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. М., 1989. С. 85).
25) Почта до востребования во Флоренции, а затем (через 3 недели) в Риме (фр.).
26) Барон фон Бунзен, Христиан Карл Иосиас (1791—1860) — с 1818 года — секретарь прусского посольства в Риме, с 1823-го — советник папского легата, с 1824-го — посол Пруссии в Риме, с 1827-го — прусский министр-резидент в Ватикане. Бунзен состоял с дружеской переписке с Шеллингом; наряду с церковно-политическими вопросами, предметом их общего интереса была египтология.
27) Австрийский император Франц I (1768—1835) скончался 2 марта 1835 г.
28) После многолетних усилий по сбору документов по истории России Тургенев в 1841—1842 годах выпустил в свет два тома источников под заглавием «Акты исторические, относящиеся к России».
29) Имеется в виду Жан-Батист Генс (1755—1840) — французский писатель и издатель, ученик Сен-Мартена. Тургенев познакомился с Генсом в Париже в 1838 году, о чем сообщает в «Хрониках русского».
30) Выкидыш (фр.).
31) Судя по почерку, письмо действительно написано спешно и в неудобной позе, так что пометка служит извинением за небрежный вид письма.