Осенью 1850 года, кончивъ курсъ въ Петербургскомъ университетѣ, я поѣхалъ въ Одессу и въ Крымъ. Было 6-е сентября. Близился вечеръ.
Послѣ долгаго, пыльнаго и душнаго пути на перекладныхъ, я завидѣлъ, наконецъ, съ обгорѣлой, возвышенной степи, Одессу и скоро спустился къ ней. Чистенькій, бѣлокаменный городъ, среди садиковъ изъ акацій, надъ розово-фіолетовымъ морскимъ заливомъ, произвелъ на меня чарующеее впечатлѣніе. Покрытый съ головы до ногъ сѣрою пылью, я въѣхалъ въ ворота длинной, съ закрытыми зелеными жалюзи, гостинницы Мазараки, наскоро умылся, переодѣлся, пообѣдалъ въ Палероялѣ, у описаннаго Пушкинымъ Оттона (ресторанъ «Au petit gourmand»), гдѣ на картѣ кушаньевъ пестрѣли незнакомыя имена мѣстныхъ морскихъ рыбъ, — скумбрія, кефаль, камбала, баламутъ, калканы, бычки и проч., — зашелъ въ погребъ, подъ вывѣской «Текущая рѣка», гдѣ выпилъ за шесть копѣекъ, какъ теперь помню, стаканъ превосходнаго, безпошлиннаго хіосскаго вина (Одесса тогда еще была porto-franco) и пустился пѣшкомъ осматривать городъ. Мнѣ тогда пошелъ двадцать второй годъ и я былъ способенъ, безъ устали и съ наслажденіемъ, проходить огромныя пространства.
Улицы Одессы, сорокъ лѣтъ назадъ, мало походили на русскій городъ. Надъ магазинами вездѣ красовались итальянскія, греческія и французскія вывѣски. Молдаване, валахи, армяне, греки и татары, въ живописныхъ національныхъ одеждахъ, торговали въ палаткахъ, на площадяхъ и перекресткахъ улицъ. Мелькали фески турецкихъ матросовъ; какой-то алжирецъ, въ бѣлой чалмѣ, носилъ и продавалъ ручную, ученую обезьяну. Тысячи возовъ, телѣгъ и нѣмецкихъ гарбъ, тянулись отъ взморья къ громаднымъ каменнымъ, пшеничнымъ амбарамъ и обратно. На площадяхъ, передъ амбарами, высыпали, лопатили, вѣяли и снова насыпали пшеницу. Вездѣ слышался иноплеменный говоръ. Извозчики, на оклики иностранцевъ, отвѣчали, подавая дрожки: «си, синьоръ!» — «прёсто» и «тутсюитъ». Нарядныя, съ восточными лицами, красавицы, подъ широчайшими бѣлыми, съ бахрамой, зонтиками, проносились по улицамъ на рысакахъ, въ богатыхъ коляскахъ и ландо. Гдѣ-то подкрѣпившись, за три копѣйки, рюмкой малаги, съ бисквитомъ, конецъ вечера я провелъ въ театрѣ.
Давали оперу «Соннамбула», съ знаменитой пѣвицей Брамбилла и съ нѣкіимъ замѣчательно-нѣжнымъ и сладко-пѣвучимъ теноромъ. Мастерски спѣвшіеся, оживленные и подвижные хоры, красивый дирижеръ, — худой и блѣдный еврей Буффе, съ длинными черными волосами, живописно падавшими на его большіе, отложные воротнички, необычайно шумный, съ перекликаньями черезъ сосѣдей, говоръ публики въ антрактахъ и масса хорошенькихъ женщинъ, въ ярко-освѣщенныхъ ложахъ, отдѣланныхъ бронзой и инкрустаціей изъ зеркалъ, — все это на скромнаго путника, прибывшаго съ сѣвера, производило сильный эфектъ.
Въ антрактѣ, послѣ одного изъ дѣйствій, со мной заговорилъ сосѣдъ по креслу партера. Не помню, съ чего онъ началъ, — кажется, съ оперы, — въ родѣ того: «ну, какова опера и исполненіе? а за то слушатели?» Это былъ ниже средняго роста человѣкъ, смуглый, съ большими, черными, выразительными глазами и въ черныхъ, длинныхъ, тщательно-причесанныхъ кудряхъ. Ему было лѣтъ подъ тридцать, онъ нѣсколько заикался. На его шеѣ, на снуркѣ, висѣла золотая лорнетка. Зло подсмѣиваясь надъ одесскою публикой, которая вся, по его словамъ, въ глубинѣ души, была меркантильно-невѣжественна и, не имѣя понятія объ искусствѣ, ѣздила въ театръ только изъ моды, — онъ указалъ на одну изъ ложъ, въ бельэтажѣ.
— Вонъ сидитъ старый Крезъ, — сказалъ онъ, — какъ важенъ и съ какимъ достоинствомъ аплодируетъ! — а въ молодости былъ морскимъ разбойникомъ, звался капитаномъ Барбуни и разбогатѣлъ на контрабандѣ… Теперь называется иначе… И что значатъ деньги! всѣ знаютъ его прошлое и никто его не трогаетъ.
Мы заговорили о Петербургѣ. Узнавъ, что я недавно былъ въ Москвѣ, сосѣдъ сказалъ мнѣ, что особенно любитъ этотъ городъ, и спросилъ меня, кого я тамъ видѣлъ. Я назвалъ нѣсколько именъ и, между прочимъ, Загоскина.
— Автора «Юрія Милославскаго»? — спросилъ оживленно сосѣдъ.
— Да.
— И вы знакомы съ нимъ?
— Давно, со школьной скамьи, — хаживалъ къ нему по праздникамъ.
— Что же онъ? пишетъ что-нибудь новое?
— Комедію въ стихахъ, — «Женатый женихъ».
— Въ стихахъ? — улыбнулся сосѣдъ, — и онъ вамъ ее читалъ?
— Познакомилъ изъ отрывковъ.
— Ну, и что же, хорошо?
— Мнѣ понравилось.
— Каковъ онъ, скажите? какъ вы его нашли, когда заѣхали, что именно онъ въ то время дѣлалъ? очень старъ?
— Бодрый, какъ всегда, толстенькій, круглолицый, румяный и голубоглазый. А что онъ дѣлалъ, — когда я вошелъ, — разсматривалъ на столѣ, въ витринѣ, любопытную коллекцію лукутинскихъ табакерокъ съ картинками; взялъ бильбоке и, ловя его шарикъ, разговорился о риѳмахъ.
— Въ какомъ родѣ?
— Онъ сказалъ, — есть русскія слова, на которыя вовсе нѣтъ риѳмъ.
— Что за пустяки! Любопытно, однако, знать, какія это слова? — заикаясь и какъ бы сердясь, проговорилъ сосѣдъ.
— Между прочимъ, онъ назвалъ «зеркало» — «жалоба» — «память» и еще, не помню, что.
Сосѣдъ нервно двинулся, хотѣлъ отвѣчать, но въ это время оркестръ кончилъ играть, взвился занавѣсъ, въ публикѣ послышалось шиканье говорунамъ, и онъ затихъ. Все дѣйствіе онъ сидѣлъ неспокойно, лорнируя ложи, принужденно зѣвая и почти не глядя на сцену. Едва, послѣ новаго дѣйствія оперы, опять опустился занавѣсъ, онъ быстро обратился ко мнѣ.
— Риѳма на зе… зе… «зеркало» есть! — сильно заикаясь и сердито пуча глаза, громко проговорилъ онъ, — какъ не быть! мудрости тутъ нѣтъ никакой… «зеркало» — «исковеркало».., И на «жалоба» есть, въ другомъ хотя падежѣ — «жалобъ» --«узнало бъ» — или «жалобы» --«жало бы».
— А память? — спросилъ я.
— На это, положимъ, труднѣе, хотя тоже вздоръ, и, безъ сомнѣнія, есть, если подумать.
Сосѣдъ замолкъ. На нашъ разговоръ, изъ слѣдующаго ряда креселъ къ намъ обернулся высокій, съ темно-русыми волосами, господинъ, сидѣвшій прямо противъ насъ.
— На «память», разумѣется, также есть риѳмы, — сказалъ онъ, — одна не вполнѣ созвучная — «заметь», другая нецензурная — «попа — мять»…
— И третья не бла-бла-говонная! «клопа — мять!» еще сильнѣе заикаясь, точно выстрѣлилъ первый мой сосѣдъ: вотъ и открытія! передайте ихъ Загоскину…
Музыка снова прервала нашъ разговоръ. Опера кончилась бурными оваціями Брамбиллѣ. Съ улицы слышались виваты и крики «ура». Пѣвицѣ не дали ѣхать. Ея поклонники отпрягли лошадей и, осыпая артистку цвѣтами, потащили ее въ коляскѣ на рукахъ. Свѣтила яркая луна. Публика, расходясь, наполняла оживленными группами бульваръ.
Прощаясь съ сосѣдями по театру, я сказалъ тому изъ нихъ, который заикался:
— Если Загоскинъ спроситъ, отъ кого я слышалъ риѳмы, какъ мнѣ васъ назвать?
— Щербина.
— Авторъ греческихъ стихотвореній?
— Онъ самый…
— А ваше, извините, имя? — обратился я къ другому.
— Полонскій.
— Авторъ «Гаммъ»?
— Къ вашимъ услугамъ.
Такъ случайно, въ одинъ день и часъ, произошло мое знакомство съ двумя высокодаровитыми поэтами, произведеніями которыхъ, уже въ то время, зачитывалась вся образованная Россія. Оставшись еще нѣсколько дней въ Одессѣ, я уѣхалъ на пароходѣ «Тамань» въ Крымъ, одновременно съ Я. П. Полонскимъ, который возвращался на Кавказъ, гдѣ онъ въ то время редактировалъ «Закавказскій Вѣстникъ». На пути мы вынесли сильный шквалъ; половину путешественниковъ укачало.
Въ Ялтѣ, Я. П. Полонскій, остановившись со мной въ одной гостинницѣ, прочелъ мнѣ и вписалъ карандашомъ въ мою памятную книжку новое свое стихотвореніе «Качка въ бурю», очевидно написанное имъ подъ впечатлѣніемъ перенесеннаго нами шквала, обозначивъ подъ нимъ: «Пароходъ „Тамань“. Сентябрь 1850 г.»
Знакомство мое съ Щербиной вскорѣ, съ его переѣздомъ въ Москву и потомъ въ Петербургъ, перешло въ дружескія, близкія отношенія, которыя не прерывались до дня его кончины.
Въ бытность студентомъ Харьковскаго университета, Щербина жилъ въ крайней бѣдности, изъ заработка грошей писалъ проекты проповѣдей семинаристамъ, искавшимъ мѣста священниковъ, и спалъ подъ такимъ изорваннымъ одѣяломъ, что его ноги просовывались въ прорѣхи. Слуга одного изъ моихъ знакомыхъ, А. Ѳ. Т., жившаго въ то время въ Харьковѣ, видя Щербину, приходившаго къ его господину, въ невѣроятномъ тепломъ костюмѣ, обернутаго шарфами, докладывалъ о немъ: «Щербина пришла», очевидно принимая его за женщину.
Мало оцѣненный критикой при жизни, частью, вѣроятно, вслѣдствіе черезчуръ злыхъ и подчасъ слишкомъ отзывавшихся личнымъ раздраженіемъ, стихотворныхъ и прозаическихъ его сатиръ и памфлетовъ на современныхъ дѣятелей, — Щербина и послѣ своей смерти не дождался еще вполнѣ вѣрной и безпристрастной оцѣнки своей поэтической дѣятельности. Въ родной литературѣ, какъ поэтъ антологическихъ стихотвореній, онъ несомнѣнно будетъ поставленъ рядомъ съ лучшими изъ своихъ современниковъ, съ Майковымъ, Фетомъ, Полонскимъ и Меемъ. Въ области сатиры онъ далъ также замѣчательные образцы, не потерявшіе своей соли и до нынѣ, черезъ двадцать лѣтъ послѣ его смерти.
Наслѣдникамъ Н. Ѳ. Щербины, его брату и сестрѣ, давно слѣдовало бы издать болѣе полное и провѣренное собраніе его произведеній, предпославъ ему обстоятельное его жизнеописаніе. Съ цѣлью содѣйствовать тому и другому, привожу здѣсь, съ примѣчаніями, нѣкоторыя изъ сохранившихся въ моемъ литературномъ архивѣ его писемъ ко мнѣ и писемъ о немъ другихъ писателей, отрывки изъ неизданныхъ. его стихотвореній и описаніе его кончины.
Щербина вѣрно опредѣлилъ свою жизнь слѣдующими стихами:
"Я въ жизни боролся не съ бурей великой,
"Не съ мощнымъ, разумнымъ врагомъ,
"Но съ мелочью горя, но съ глупостью дикой.
«Въ упорствѣ ея мелочномъ».
Н. Ѳ. Щербина родился 2-го декабря 1821 г.; умеръ на 48 году, 10-го апрѣля, въ 1869 году, въ 10 съ половиною часовъ вечера. По моей просьбѣ, онъ написалъ мнѣ за три дня до своей смерти (7-го апрѣля, 1869 года), слѣдующія свѣдѣнія о своей жизни:
"Записка о Николаѣ Щербинѣ. — Онъ происходитъ съ отцовой стороны изъ дворянъ Харьковской губерніи, а съ материнской изъ дворянъ Войска Донскаго. Родился въ концѣ 1821 года, въ степномъ помѣстьѣ матери своей, въ землѣ Войска Донскаго, находившемся близь города Таганрога.
"Съ 8-ми лѣтняго возроста началъ постоянно жить съ родителями въ Таганрогѣ и обучался въ тамошнемъ училищѣ и гимназіи. Будучи еще гимназистомъ, онъ напечаталъ первое свое стихотвореніе въ журналѣ: «Сынъ Отечества» 1838 года, № 10.
"Въ шестнадцатилѣтнемъ возростѣ поѣхалъ учиться частнымъ образомъ въ Москву, а оттоль въ Харьковъ, гдѣ чрезъ извѣстное время и поступилъ въ университетъ. По тяжелымъ житейскимъ обстоятельствамъ, въ которыя впали его родители, онъ вынужденъ былъ выдержать экзаменъ на учителя и преподавать въ деревняхъ у помѣщиковъ. По временамъ возвращался въ Харьковъ и занимался преподаваніемъ въ женскихъ пансіонахъ.
"Въ это время онъ печаталъ свои стихотворенія въ мѣстныхъ литературныхъ сборникахъ и въ нѣкоторыхъ столичныхъ журналахъ, а также и статьи въ прозѣ.
"Переѣхавъ изъ Харькова въ Одессу, онъ издалъ тамъ собраніе своихъ стиховъ, подъ названіемъ: «Греческія стихотворенія». Эта книга была принята благосклонно и публикою и критикою, и доставила автору извѣстность.
"Въ Одессѣ онъ былъ представленъ Л. С. Пушкинымъ, братомъ поэта, князю П. А. Вяземскому.
"Изъ Одессы онъ отправился въ Москву, въ 1850 году, гдѣ опредѣлился на государственную службу въ Московское губернское правленіе, въ должность помощника редактора «Московскихъ Губернскихъ Вѣдомостей». Въ Москвѣ же онъ занимался преподаваніемъ уроковъ дѣвицамъ изъ высшаго тамошняго общества. Участвовалъ въ журналѣ «Москвитянинъ» и печаталъ стихи въ разныхъ петербургскихъ журналахъ. Собиралъ и записывалъ изъ устъ простонародья русскія народныя пѣсни въ разныхъ мѣстностяхъ Россіи. Переѣхавъ изъ Москвы въ Петербургъ, онъ поступилъ вновь на службу по министерству народнаго просвѣщенія — чиновникомъ по особымъ порученіямъ при товарищѣ министра, князѣ П. А. Вяземскомъ, и дѣлопроизводителемъ одного еврейскаго ученаго комитета.
"Въ это время онъ издалъ: 1) Полное собраніе своихъ стихотвореній въ 2-хъ томахъ; 2) «Сборникъ лучшихъ произведеній русской поэзіи» и 3) «Пчела», сборникъ для народнаго чтенія и для употребленія при народномъ обученіи. Этой книги напечатано уже 3-е изданіе. Кромѣ того, печаталъ статьи въ журналахъ и отдѣльными брошюрами по части простонароднаго образованія. Во французскомъ журналѣ «Le Nord» помѣстилъ статью о медали въ память 19 февраля 1862 г., исполненной графомъ Ѳ. П. Толстымъ.
"Путешествовалъ по Европѣ и помѣщалъ въ «Русскомъ Вѣстникѣ» свои путевыя письма и стихотворенія, а также и въ «Днѣ». Въ настоящее время находится у него не напечатаннымъ довольно большое собраніе сатирическихъ стихотвореній.
"Пожертвовалъ 2 тысячи экземпляровъ своей народной книги «Пчела» на бѣдныя сельскія школы, учрежденныя при церковныхъ приходахъ, на сумму 2,225 рублей. Пожертвовалъ эту же книгу во всѣ воскресныя простонародныя школы при духовныхъ семинаріяхъ. Тоже пожертвовалъ и на славянъ.
«При новомъ преобразованіи министерства народнаго просвѣщенія, остался за штатомъ и былъ годъ безъ мѣста. Потомъ былъ причисленъ къ министерству внутреннихъ дѣлъ и вскорѣ прикомандированъ къ главному управленію по дѣламъ печати для составленія „Обозрѣнія русскихъ газетъ и журналовъ“, представляемаго ежедневно его величеству государю императору. Во время этой послѣдней службы, Щербина заболѣлъ тяжкою хроническою болѣзнію: но должность свою однако отправлялъ не укоснительно, какъ бы былъ совершенно здоровымъ. Болѣзнь же продолжается около 4-хъ лѣтъ. Состоитъ въ штабъ-офицерскомъ чинѣ».
"Прибавленіе къ запискѣ о Щербинѣ. "Еще онъ писалъ, по порученію Академіи Наукъ, критическіе разборы сочиненій, поступающихъ на уваровскія преміи, и былъ награжденъ за это Академіею, которая присудила ему золотую медаль.
«Кромѣ того, онъ писалъ критическія статьи и рецензіи въ разныхъ періодическихъ изданіяхъ».
Онъ же за два дня до своей смерти написалъ лично и вручилъ мнѣ, для представленія князю П. А. Вяземскому, слѣдующее заявленіе:
"Замѣтка относительно редакціи статей въ «Пчелѣ»[1]. Что касается словъ, выраженій и образовъ, которые принято отстранять отъ дѣтскихъ и женскихъ сферъ, то составитель «Пчелы» въ редакціи статей своего сборника обратилъ на этотъ предметъ особенное вниманіе.
"На 640 страницахъ книги, не болѣе какъ въ двухъ мѣстахъ находится подобное слово, да и то, въ статьяхъ, изложенныхъ только на церковно-славянскомъ языкѣ. Такъ, напримѣръ, въ «Сказаніи келаря Авраамія Палицына» (стр. 116) слово «блудъ» и другія еще болѣе рельефныя выраженія и картины выпущены составителемъ изъ статьи, и только одинъ разъ было необходимо по редактивнымъ соображеніямъ удержать это слово.
"Въ другой разъ это слово упоминается въ «Словѣ святаго Василія Великаго» (стр. 603), въ которомъ приводится текстъ изъ «Апостола Павла»: «не упивайтеся виномъ въ немже есть блудъ».
"Такъ какъ въ «Пчелѣ» болѣе 600 страницъ, то тѣ двѣ страницы, гдѣ по разу написано это слово, теряются «какъ капля въ море опущенна».
"И во всѣхъ другихъ хрестоматіяхъ для учебныхъ заведеній никакъ невозможно было избѣжать совершенно подобныхъ словъ.
"Въ катихизисѣ и священной исторіи ихъ болѣе всего. При богослуженіи они тоже слышатся и находятся также въ повседневныхъ молитвахъ.
«Къ этому вообще не излишне присовокупить, что редакція статей въ „Пчелѣ“ до щепетильности обращала вниманіе на цѣломудренность выраженій, образовъ и ситуацій, а въ нравственномъ, духовномъ и политическомъ отношеніяхъ, относилась къ статьямъ своимъ съ дипломатическою осторожностью, имѣя въ виду свойства читателей книги. Коллежскій ассесоръ Николай Ѳедоровъ сынъ Щербина. — 8-го апрѣля 1869 года».
Друзья Н. Ѳ. Щербины и врачи совѣтовали ему оставить Петербургъ, столь вредно дѣйствовавшій на его здоровье и переселиться, хотя временно, на югъ Россіи; но покойный медлилъ и все собирался приступить къ этому переселенію. Въ мартѣ 1869 года онъ просилъ меня похлопотать о зачисленіи его въ распоряженіе новороссійскаго генералъ-губернатора въ Одессу. Князь П. А. Вяземскій принялъ въ этомъ случаѣ снова самое живое участіе для осуществленія желанія Н. Ѳ. Щербины, силы котораго съ каждою недѣлею падали. Министръ внутреннихъ дѣлъ, А. Е. Тимашевъ, въ вѣдомствѣ котораго Н. Ѳ. Щербина въ это время служилъ, изъявилъ полную готовность помочь въ осуществленіи его просьбы. Письмо о согласіи министра внутреннихъ дѣлъ перевести II. Ѳ. Щербину въ Одессу, устроить его положеніе при генералъ-губернаторѣ Коцебу и испросить для переѣзда въ Одессу денежное пособіе, было мною доставлено Н. Ѳ. Щербинѣ, утромъ, въ день его смерти. Обрадованный этимъ письмомъ, онъ поручилъ мнѣ принять мѣры къ ускоренію этого дѣла, предполагая немедленно выѣхать изъ Петербурга, и назначилъ мнѣ свиданіе 11-го апрѣля, для окончательныхъ переговоровъ о способахъ выѣзда своего на югъ, а 10-го апрѣля вечеромъ уже его не стало. Утромъ, 10-го апрѣля, онъ былъ осмотрѣнъ лучшими хирургами, изъ которыхъ покойный Е. И. Богдановскій, профессоръ медико-хирургической академіи, предложилъ ему тутъ же (дѣло было въ два часа пополудни) сдѣлать операцію, т. е. вставить ему въ разрѣзъ горла дыхательную трубку и, затѣмъ, вырѣзать полипъ, начинавшій его душить. Н. Ѳ. Щербина на это не согласился, подшучивая надъ страстью хирурговъ къ ножу. Весь день онъ провелъ въ обычныхъ занятіяхъ, читалъ, занимался служебною работой и передалъ своему слугѣ Ивану, на всякій случай, адресы трехъ докторовъ, бывшихъ у него на консультаціи, (Е. И. Богдановскій даже оставилъ у него свой инструментъ) и сказалъ, что слѣдовало дѣлать съ нимъ, еслибъ у него паче чаянія начался приступъ удушенія, а именно: мочить горло теплою губкой, растирать грудь и проч. Въ девять часовъ вечера онъ напился чаю, — потомъ пилъ зельтерскую воду, и еще въ десять часовъ вечера говорилъ со слугой. Въ 10 1/2 часовъ онъ вбѣжалъ въ кухню, разводя руками и показывая знаками, что съ нимъ началось удушье. Вслѣдъ затѣмъ, онъ молча бросился въ спальню, упалъ на кровать и черезъ нѣсколько минутъ умеръ. Слуга поѣхалъ за докторами; тѣ немедленно явились, употребляли всѣ средства къ его оживленію, искусственно возбуждая его дыханіе, и даже произвели сѣченіе его горла, — но жизнь покойнаго уже угасла. Онъ умеръ въ домѣ Карачарова, на углу Поварского переулка и Колокольной улицы, въ крошечной квартирѣ четвертаго этажа, гдѣ лучшимъ его утѣшеніемъ были нѣсколько шкафовъ съ книгами и съ гипсовыми изображеніями греческихъ героевъ и героинь. Тѣло покойнаго погребено 13-го апрѣля 1869 г. на старомъ кладбищѣ Александро-Невской лавры, не вдали отъ могилъ Даргомыжскаго и Сѣрова.
Письма Н. Ѳ. Щербины.
правитьI.
править"1850. Ноября 29. Москва. Милый Григорій Петровичъ. Съ чувствомъ особеннаго удовольствія читалъ я ваше письмо. Благодарю васъ за вниманіе и память обо мнѣ. Извините, что я никакъ не могъ увидѣться съ вами въ Москвѣ, не смотря на все мое искреннее желаніе: причиною тому было то, что разлилась рѣка въ селѣ Павловскомъ, гдѣ я былъ, и снесла мостъ, оттого мнѣ и нельзя было переѣхать, для свиданія съ вами въ Москвѣ. Не лишнимъ считаю сообщить вамъ, что я въ Москвѣ поступилъ на казенную службу, въ здѣшнее губернское правленіе, помощникомъ редактора «Московскихъ Губернскихъ Вѣдомостей». Это мѣсто штатное и класное. Я очень доволенъ, что наконецъ-таки добился до исполненія своего желанія — вступить въ казенную службу, которая одна только даетъ человѣку постоянное и вѣрное обезпеченіе въ жизни[2]; а частныя занятія такъ непостоянны и непрочны. Это я испыталъ на себѣ… Постараюсь же строго и законно исполнять свои служебныя обязанности, и благо мнѣ будетъ.
"Съ А. Н. Островскимъ я познакомился, былъ у А. Ѳ. Вельтмана раза два.
"Вы хотите знать: какія новости въ московской литературѣ? Я въ ней человѣкъ совершенно посторонній, и считаю — навѣдываться о такой литературѣ для себя нисколько не интереснымъ и безполезнымъ. «Греческія стихотворенія» всѣ у меня раскуплены книгопродавцами, я не имѣю ихъ ни одного экземпляра. Требуется второе изданіе. Мнѣ предлагалъ это одинъ здѣшній книгопродавецъ, изъявившій желаніе быть постоянно моимъ издателемъ.
"Въ «Сынѣ Отечества» было напечатано безъ вѣдома моего и согласія нѣсколько моихъ пьесъ: однѣ изъ нихъ въ исковерканномъ видѣ, другія двѣ изъ дѣтскихъ моихъ опытовъ, которыя я неохотно и очень неохотно вижу въ печати. Не знаю кѣмъ и какъ онѣ доставлены въ этотъ журналъ, Подобныя вещи могутъ меня компрометировать.
«Я имѣю цѣлую тетрадь, состоящую изъ 42 стихотвореній, готовыхъ къ напечатанію. Изъ рукописи этой если я и думаю печатать въ какомъ-нибудь порядочномъ, любимомъ публикою журналѣ, то не иначе, какъ за плату, расчитывая на печатный листъ, или хоть поштучно. Впрочемъ, я охотнѣе готовъ отдать въ одинъ журналъ, за приличную плату, ужъ всю эту рукопись (42 пьесы), которая могла бы печататься въ продолженіи цѣлаго года въ журналѣ. Въ противномъ же случаѣ гораздо съ большимъ удовольствіемъ могу оставить ее ненапечатанною въ своемъ портфелѣ, или издать особою книжкою, когда и какъ мнѣ заблагоразсудится[3]. Впрочемъ, это все vanitas vanitatum. Въ Одессѣ уже вышелъ въ свѣтъ литературный сборникъ „Литературные Вечера“. Постарайтесь не медлить рецензіей на него въ петербургскихъ журналахъ: это будетъ полезно для этого сборника. Вы, я думаю, скоро получите его въ Петербургѣ. Содержаніе его вы знаете. Адресъ мой: Въ Москву. За Прѣсненскими Прудами, въ Грузинской ул., въ домѣ Никулина, гдѣ контора Павловской казенной суконной фабрики. Пріймите увѣреніе въ душевномъ къ вамъ расположеніи. Весь вашъ Н. Щербина».
Н. Ѳ. Щербина пріѣхалъ въ Петербургъ 22-го января 1851 г., и въ тотъ же день навѣстилъ меня. Утромъ слѣдующаго дня я повезъ его къ О. И. Сенковскому, а вечеромъ къ А. А. Краевскому. Съ этого началось его знакомство съ петербургскими литераторами.
II.
править«3-го апрѣля 1853 года. Москва. Вы я думаю, любезнѣйшій Григорій Петровичъ, никакъ не ожидали получить отъ моей лѣности это посланіе… Но на меня, какъ найдетъ, подъ какую минуту что прійдется: заснувшая, повидимому, дѣятельность возобновляется и даже дѣлается ровною и постоянною, смотря по внѣшнимъ обстоятельствамъ, меня окружающимъ. Зная вашу любезную обязательность и расположенность лично ко мнѣ, я рѣшился обезпокоить васъ моею покорнѣйшею просьбою. У насъ въ Москвѣ предполагается издать одинъ „Альманахъ“, для чего собрана уже часть матеріаловъ, между которыми есть вещи очень порядочныя и людей, имѣющихъ имя въ современной литературѣ. Онъ будетъ изданъ одною изъ особъ „Дамскаго попечительства о бѣдныхъ въ Москвѣ“. За редакцію относительно литературнаго comme il faut поручено присмотрѣть мнѣ. Можно ручаться, нѣкоторымъ образомъ, что онъ совершенно не будетъ похожимъ, по литературному достоинству, на такъ называемый „Раутъ“ — и это уже не малое, можно надѣяться, его достоинство. Нужно набрать побольше матеріаловъ для этого изданія, чтобъ было изъ чего выбрать „не борзяся, но со вниманіемъ“. Я предполагаю получить статьи для этого изъ Одессы, Харькова, и другихъ пунктовъ нашей литературной дѣятельности, при статьяхъ Московскихъ и Петербургскихъ, почему и дано будетъ этому сборнику соотвѣтствующее названіе и физіономія. И такъ покорнѣйше прошу васъ, Григорій Петровичъ, попросите отъ моего имени стихотвореній у А. Н. Майкова, Я. П. Полонскаго и пришлите своихъ при этомъ. Не достанете ли хоть небольшихъ статеекъ въ прозѣ у вашихъ или нашихъ общихъ знакомыхъ, словомъ, старайтесь пріобрѣсти побольше матеріаловъ для этого „Альманаха“ отъ разныхъ лицъ. Да и вы, кромѣ стиховъ, еще такъ мило пишите въ прозѣ; разщедритесь-ка для насъ. Мы надѣемся на вашу любезность. Я многимъ обязанъ лично той дамѣ, которая издаетъ этотъ сборникъ, и не могу чѣмъ другимъ вознаградить ее за вниманіе ко мнѣ, какъ только стараніемъ собрать чрезъ своихъ добрыхъ знакомыхъ матеріалы для ея изданія, и лично присмотрѣть за изданіемъ. Надѣюсь, вы будете мнѣ въ этомъ содѣйствовать. Собирайте и пишите мнѣ. Жду отъ васъ письма. Васъ уважающій и преданный вамъ Н. Щербина».
"P. S. Вы, кажется, изъявили желаніе имѣть мой портретъ, по личной вашей расположенности ко мнѣ, наказывали объ этомъ чрезъ актера Домбровскаго и еще писали объ этомъ, въ числѣ другихъ вашихъ московскихъ литературныхъ знакомыхъ. Исполняю теперь желаніе ваше: посылаю вамъ при этомъ письмѣ свой портретъ (тотъ, который размѣромъ побольше) и книжечку послѣднихъ своихъ стихотвореній.
"Въ этой же посылкѣ находится мой портретъ и семинарскіе аттестаты[4] съ иллюстраціями. Эти двѣ бездѣлки передайте отъ меня Виктору Павловичу Гаевскому. Онъ, вѣрно, позабылъ меня, что такъ давно не пишетъ мнѣ, не отвѣчая на письмо мое, и пусть хоть дагеротипная физіономія моя напоминаетъ ему обо мнѣ и когда-нибудь внушитъ ему мысль написать ко мнѣ. Я его очень люблю, и посылаю ему портретъ, какъ упрекъ, какъ вещь для напоминанія ему обо мнѣ, надѣясь, что хоть это когда-нибудь заставитъ его написать и возродить прежнее его вниманіе.
«Живя прошлое лѣто въ деревнѣ, на досугѣ. я прибавилъ еще нѣсколько новыхъ пунктовъ къ „аттестатамъ“: это — изданіе дополненное, исправленное и умноженное».
III.
править"10-го апрѣля 1854 г. Москва. Адресъ: Въ Москву. Н. Ѳ. Щ. На большой Дмитровкѣ, у Дворянскаго клуба, въ Салтыковскомъ переулкѣ, въ домѣ Талызина.
"Я опять рѣшаюсь обратиться къ вамъ съ моею докучною просьбою, обязательный, любезный Григорій Петровичъ, и надѣюсь, что вы, по чувству расположенія ко мнѣ, не оставите ее исполнитъ. Вы уже не разъ обязывали меня вашимъ содѣйствіемъ. Дѣло вотъ въ чемъ.
«Такъ какъ статьи сборника оказываются съ достоинствами и интересомъ, и сборникъ „Желѣзная Дорога“, какъ можно надѣяться, выйдетъ comme il faut, то я имѣю предлогъ покорнѣйше проситъ васъ: будьте такъ обязательны, вышлите для этого сборника какую-нибудь беллетристическую статью вашу — разсказъ или повѣсть. Только поспѣшите это сдѣлать ни мало не медля и, если можно, съ первою почтою, чтобы не задерживать изданія, и безъ того, по милости моей, долго задерживаемаго въ видахъ собранія хорошихъ статей и статей болѣе или менѣе извѣстныхъ писателей, такъ же и имѣющихъ интересъ историческихъ матеріаловъ, по преимуществу, для современныхъ вопросовъ. Если есть у васъ и стихи, то и стихи вышлите вмѣстѣ съ вашею прозаическою статьею, и, если можно будетъ, то достаньте еще стихотворенія другихъ авторовъ; особенно намъ нужна ваша статья въ прозѣ повѣствовательнаго рода. чтобы беллетристическій отдѣлъ былъ пополнѣе и получше. Не достанете ли чего-нибудь еще изъ повѣстей и разсказовъ у кого-либо другого? Пишите мнѣ побольше и поподробнѣе обо всемъ, что взбредетъ на умъ, и новости, если есть какія, сообщите; я, какъ провинціальная барыня, отъ бездѣлья и скуки не прочь желать новостей и читать предлинныя письма съ любопытствомъ. Жду отъ васъ письма и статьи. Весь вашъ Н. Щербина».
IV.
править"Москва. 1855 года, февраля 22. Вторникъ. Благодарю васъ, добрый Григорій Петровичъ, за пріятное письмо ваше: вы какъ-то умѣете сообщить всегда что-нибудь пріятное и въ пору, тѣмъ болѣе это теперь мнѣ было нужно при извѣстномъ моемъ расположеніи духа, когда предстоитъ мнѣ и перемѣна жизни, и перемѣна моихъ занятій: я даже всѣ свои, до этихъ поръ бывшія у меня, книги отослалъ къ себѣ домой въ Таганрогъ, и нѣтъ у меня ни одной книжонки изъ прежнихъ, которыя служили мнѣ этюдами для моихъ занятій: въ Петербургѣ ужъ буду собирать новыя книги, книги новаго рода, по части русской исторіи, русской старины, русской археологіи, народности и русской филологіи, хоть и буду еще заниматься преимущественно юридическими предметами, думая держать экзаменъ на кандидата правъ, для улучшенія своей житейской участи и гражданской карьеры, но за всѣмъ тѣмъ мнѣ необходимо тотчасъ поступить на службу, и я постараюсь воспользоваться мѣстомъ службы, о которомъ говорилъ Л. А. Мей. Большое спасибо за доброе его стараніе обо мнѣ и память даже обо мнѣ отсутствующемъ. Я это такъ тепло и искренно цѣню въ сердцѣ своемъ. Благодарите и Б. М. Лазаревскаго за его дружеское предложеніе и передайте ому всю полноту моей признательности за его ко мнѣ расположеніе. А. Н. Майкова благодарите за добрую память и доброе слово обо мнѣ кому слѣдуетъ: я въ свою очередь тоже не въ долгу передъ нимъ и плачу за чувство чувствомъ, за слово словомъ. Не забудьте передать мой поклонъ и прямое чувство искренняго уваженія Александру Васильевичу Никитенкѣ. Его всѣ полюбили и уважаютъ здѣсь въ Москвѣ. Да то же самое отъ меня передайте моимъ незабвеннымъ графу и графинѣ Толстымъ и Штакеншнейдерамъ и всѣмъ тѣмъ хорошимъ людямъ, которые такъ радушно меня принимали: я все это помню и глубоко признателенъ. За особенную честь почту поближе быть знакомымъ съ супругою А. С. Норова, и надѣюсь имѣть эту честь по пріѣздѣ моемъ въ Петербургъ. Въ Петербургъ я пріѣду или къ празднику или же на Ѳоминой недѣлѣ непремѣнно. Въ Москвѣ мнѣ рѣшительно нечего дѣлать. Я даже давно не посѣщаю своихъ знакомствъ, такъ что отсталъ здѣсь отъ всѣхъ и отъ всего, и живу въ квартирномъ своемъ уединеніи, да и друзья мои уѣхали отсюда. Это какой-то годъ для всѣхъ грустный и тяжелый. Я еще кое-какъ живу мыслью о Петербургѣ: о будущей моей дѣятельности, о службѣ, объ другихъ занятіяхъ, хоть впрочемъ безъ всякихъ надеждъ, которыя я ужъ давно причислилъ къ самообольстительнымъ иллюзіямъ дѣтства, не имѣя на это никакихъ положительныхъ данныхъ, и мнѣ отъ этого куда какъ тяжело и постоянно носишь въ душѣ какую-то томительную тяжесть и никуда не убѣжишь отъ нея. Назадъ тому недѣли три я писалъ къ А. А. Краевскому объ статьѣ вашей «Основьяненко», и отнесся объ ней съ похвалою, что сдѣлано было мною по убѣжденію и положа руку на сердце, ибо я ее просматривалъ, да и вы читали мнѣ лично мѣста изъ нея. Притомъ же предметъ ея мнѣ извѣстенъ. Я въ Харьковѣ жилъ 7 лѣтъ и знаю о немъ кое-что. И такъ я самъ, не спросясь васъ, написалъ о статьѣ вашей къ редактору «Отечественныхъ Записокъ», и написалъ все, что можно было лучшее. О «сказкахъ» же я не писалъ, по причинамъ, которыя я объясню вамъ при свиданіи, и которыя вы, надѣюсь, найдете достаточными. "Одинъ изъ друзей моихъ, кажется, меня выдаетъ, и мнѣ это больно, какъ разубѣжденіе. Чѣмъ больше кто чувствовалъ пріязни, тѣмъ горше разубѣдиться ему въ предметѣ своего чувства. У меня въ квартирѣ только и былъ одинъ человѣкъ, бывающій въ обществѣ Панашки[5], и больше никого, кто бы, кромѣ его, могъ передать о «персидскомъ халатѣ» изъ тармаламы и тому подобныхъ вещахъ, относящихся къ литературѣ. Вы поймете это, прочитавъ фельетонъ № 2 «Современника». Теперь я рѣшительный поводъ имѣю убѣдиться откуда и изъ какого источника являлись сплетни и намеки на мой счетъ въ извѣстномъ фельетонѣ, фразы изъ писемъ и тому подобное, такъ что я долженъ ожидать, что скоро явятся въ печати и всѣ мои интимные разговоры съ нимъ tête-à-tête въ низко извращенномъ видѣ, которые своею извращенною кистью могутъ скомпрометировать меня предъ нѣкоторыми лицами. Каково теперь литературное времячко! Самъ извѣстный Ѳаддюха (Булгаринъ) предъ этими безнравственными господами покажется греческимъ Аристидомъ честности.
"Поклонитесь Николаю Осиповичу Осипову: я чувствую къ нему много пріязни и за многое ему благодаренъ, также Ѳ. А. Бурдину. Старцу Якову[6] мой поклонъ. «Аспазія» его всѣмъ мыслящимъ и чувствующимъ дамамъ, понимающимъ поэзію, чрезвычайно нравится. Когда въ одномъ обществѣ прочитали эту «Аспазію», я воскликнулъ: «Умри, Яковъ!» и дамы повторили: «Умри. Яковъ!»
"Многія изъ женской половины знаютъ эту пьеску наизусть.
"Вспомните — «Умри, Денисъ», и вы невольно скажите тоже: «умри, Яковъ!»
"Благодушному старцу Якову я лично доставлю книжку, у него мною занятую.
«Передайте мой поклонъ Н. А. Степанову (карикатуристъ) и супругѣ его. Сережу ихъ (сынъ) за меня разцѣлуйте. — Письмо отъ Николая Александровича Степанова я получилъ, равно и отъ Николая Осиповича Осипова. Пишите мнѣ, Григорій Петровичъ, поскорѣе и поподробнѣе, тѣмъ болѣе, что мнѣ ужъ недолго быть въ Москвѣ, и старайтесь тамъ въ пользу мою, ибо для меня настаетъ не совсѣмъ-то легкая минута перемѣнъ, перелома и тому подобныхъ вещей. Будьте на этотъ разъ моимъ корреспондентомъ! Вы человѣкъ необыкновенно дѣятельный на этотъ счетъ, — и первые написали мнѣ изъ Питера, за что васъ искренно благодарю, — кланяйтесь В. Р. Зотову. — Жду вашего письма съ нетерпѣніемъ. Вашъ Н. Щербина».
V.
править«1856 г. Посылаю вамъ вашу корректуру. Насъ звалъ нынче Л. А. Мей, вечеромъ. Зайдите за мной, и отправимся. Жду васъ и такъ идемъ! „Подай костыль, Григорій!“ — Щербина».
VI.
править«Милый Григорій. Я вчера былъ у А. С. Норова, былъ принятъ имъ благосклонно и обѣдалъ вчера у него. И потому, бывши только лишь вчера, такъ недавно, не знаю: ловко ли будетъ мнѣ быть нынче на вечерѣ? Во всякомъ случаѣ, заѣзжайте къ 10 часамъ, ибо я буду въ 8 часовъ у цензора Фрейганга. — Вашъ Щербина».
VII.
править"1856 г. Сентября 25-го 1`). — Страшно лежать въ казенной больницѣ, Григорій. Я думаю, что я сойду съ ума… а для этого есть всѣ благопріятствующія данныя. Голодъ свирѣпствуетъ въ этой юдоли плача и вздоховъ, и стоновъ. Я ночь всю не спалъ и такія страшныя мысли и фантазіи объ убитомъ мальчикѣ-братѣ, пилили мое сердце и зажигали мозгъ 2). О, Григорій! Когда кончится подобное положеніе! а вопіющій голосъ попранныхъ правъ человѣческихъ. Неужели мозгъ мой снесетъ все это…
«Адресъ мой: Н. Ѳ. Щ. На Петербургской сторонѣ, въ Петропавловской больницѣ, въ операціонномъ отдѣленіи. Видѣть лично меня можно по вторникамъ, пятницамъ и воскресеньямъ отъ 1 часу до 4-хъ часовъ. — Извѣстите объ этомъ Зотова, Солнцева и Шилля, и поспѣшите извѣстить. — Напишите мнѣ по городской почтѣ побольше. Страшно мнѣ, Григорій. — Вашъ Щербина. — Петропавловская больница».
1) Объясненіемъ этого письма служитъ сохранившаяся у меня слѣдующая бумага:
1856 г. 22-го сентября, № 7929. Въ контору Петропавловской больницы. — Служащій въ Департаментѣ Народнаго Просвѣщенія Николай Щербина, будучи одержимъ болѣзнію, не имѣетъ, по совершенно недостаточному состоянію, средствъ къ пользованію себя на квартирѣ, по уваженію сего Департаментъ Народнаго Просвѣщснія проситъ покорнѣйше о принятіи г. Щербины въ оную больницу.
2) См. далѣе письмо А. А. Солнцева объ этомъ убитомъ братѣ Щербины.
VIII.
править"1856 г. 4-го ноября. Представляю при семъ вамъ, Григорій, широкое поле одолжать меня: предъ вами рукопись моихъ стихотвореній для представленія въ цензуру. Поступите въ этомъ случаѣ тако: 1) Поспѣшите этимъ дѣломъ. 2) Спросите у князя П. А. Вяземскаго позволеніе отдать эту рукопись прямо цензору Бекетову, чтобъ вы могли сказать ему, что его просилъ князь прочитать эту рукопись, не отлагая ее въ долгій ящикъ, ибо мнѣ скорость и въ этомъ случаѣ очень нужна. 3) Спросивъ у князя, поѣзжайте къ цензору сказать это; потомъ отъ цензора поѣзжайте въ Цензурный Комитетъ, гдѣ записавъ эту рукопись у секретаря и выставивъ на ней No, съ обозначеніемъ, гдѣ слѣдуетъ, что она поступила къ цензору Бекетову и оставьте ее у него для цензурнаго прочтенія, но въ Цензурномъ Комитетѣ не оставляйте. 4) Между прочимъ, слегка объясните ему, что почти всѣ пьесы въ рукописи были напечатаны уже въ журналахъ, и притомъ въ самое строгое цензурное время — особливо первый отдѣлъ весь. Попросите его поспѣшить прочитать ее. На рукописи я написалъ свой адресъ, въ случаѣ, если бы цензору нужно было въ чемъ-либо объясниться со мною. Все это дѣло не оставьте окончательно исполнить въ понедѣльникъ, т. е. завтра. Вашъ Щербина.
«P. S. У князя я самъ лично, скажите, потому не былъ съ просьбой объ этой рукописи, что не выхожу изъ дому по болѣзни».
IX.
правитьПетербургъ. 27-го мая 1858 г. Благодарю васъ, добрѣйшій Григорій Петровичъ, что вы меня не забываете, и за то, что вы посѣтили мой убогій домишко въ Таганрогѣ. Несмотря на небольшое письмо ваше, вы мнѣ высказали больше о Таганрогѣ, чѣмъ братъ мой въ десяти письмахъ. Письмо ваше я читалъ съ большимъ любопытствомъ, и много вамъ за него благодаренъ: братъ мой пишетъ всегда лаконически. Впрочемъ и я ему пишу также, да и никогда не имѣлъ ничего писать ему поподробнѣе, потому, что считалъ это неумѣстнымъ и чуждымъ интересовъ его круга дѣйствій и отношеній. Получивши письмо ваше, и руководимый чувствомъ благодарности къ вамъ, за разныя прежнія обязательныя содѣйствія мнѣ, я тотчасъ отправился къ Зотову и показалъ ваше письмо; — вотъ что я могу послѣ этого сказать вамъ! — послѣ вашего отъѣзда, вслѣдствіе переворота мнѣній свыше, въ высшихъ кругахъ администраціи, цензура стала гораздо строже, и потому вашъ разсказъ не можетъ быть напечатанъ въ настоящее время, а нужно выжидать для него времени. Даже вашъ разсказъ уже напечатанный въ «Иллюстраціи» не былъ дозволенъ къ напечатанію цензоромъ и пропущенъ только съ разрѣшенія попечителя университета и предсѣдателя Цензурнаго Комитета князя Щербатова.
"За біографію и портретъ Радищева, Зотовъ будетъ вамъ несказанно благодаренъ. Онъ старику Радищеву за біографію отца его (вмѣсто подписки въ пользу его, что неудобно) дастъ самую большую цѣну, какую только можетъ платить «Иллюстрація». Пришлите статью-біографію (или автобіографію) Радищева въ «Иллюстрацію»; и если ее дозволятъ напечатать, то можете получить деньги въ пользу бѣдняка Радищева, что будетъ служить ему вспомоществованіемъ, вмѣсто подписки въ пользу его.
"Дружининъ врядъ ли скоро можетъ напечатать вашъ разсказъ, ибо всѣ редакціи завалены статьями, да при томъ и цензура…
"К** назадъ тому годъ продалъ повѣсть въ «Библіотеку для чтенія», получилъ впередъ деньги сполна за нее по 60 или, кажется, по 70 рублей сер. за листъ, и повѣсть до этихъ поръ никакъ не попадетъ въ печать. Между тѣмъ, какъ «Современникъ» съ жадностію за дорогую цѣну покупаетъ его повѣсти. Такъ все завалено въ редакціяхъ статьишками; жди, когда-то дойдетъ очередь. Пишите въ редакцію «Иллюстраціи» и присылайте все, что есть у васъ и у другихъ; а главное Радищева присылайте.
"Сборничишко мой, я скажу Давыдову, чтобъ вамъ отправилъ; а стихи мои я для васъ оставилъ было, но вы ихъ не взяли, а теперь у меня нѣтъ ни одного экземпляра. Я ѣду послѣ-завтра въ отпускъ, въ деревню, до сентября, и вы мнѣ туда пишите побольше и поподробнѣе, какъ можно поподробнѣе, о Таганрогѣ, о Корсунѣ, о которомъ я ровно никакихъ свѣдѣній не имѣю, о братѣ моемъ, о Харьковѣ и о прочемъ.
"Адресъ мой: Въ Юрьевъ Польской, Владимірской губерніи, Н. Ѳ. Щербинѣ. — Въ Есиплевѣ, имѣніи г-жи Акинѳовой (оставить на почтѣ).
"Видите ли, все ѣзжу изучать Великую Русь на мѣстѣ, въ сердцѣ ея народности. Жилъ въ Костромской, Тверской и Московской губерніяхъ, а теперь ѣду во Владимірскую губернію. — Кланяйтесь вашей женѣ. — Вашъ Щербина.
«Новое начальство мое доброе, я имъ доволенъ. Хандра у меня прежняя, Божій свѣтъ не милъ, тоска отъ долго-тянущейся жизни. — Но, вѣрьте, все наше теперешнее vanitas vanitatum».
X.
править"18-го сентября 1858 года. Петербургъ. — Милый Григорій Петровичъ. Письмо ваше я имѣлъ удовольствіе получить и отвѣчаю вамъ на всѣ его пункты.
"Я видѣлся съ соредакторомъ «Библіотеки для чтенія» А. Ѳ. Писемскимъ, говорилъ съ нимъ о статьѣ вашей и онъ сказалъ мнѣ положительно, что статья ваша о пребываніи Екатерины Второй на Днѣпрѣ будетъ напечатана въ октябрьской книжкѣ «Библіотеки для чтенія» этого года. Она будетъ напечатана съ нѣкоторыми измѣненіями въ тонѣ, который редакція нашла «нѣсколько сладкимъ», какъ сказалъ Алексѣй Ѳеофилактовичъ. Для васъ редакція тоже приготовитъ извѣстное число оттисковъ.
"В. Р. Зотовъ сказалъ, что онъ не можетъ опредѣлить времени напечатанія вашего очерка «Крестьянка ученица» равно какъ и видовъ Полтавы, по причинѣ множества накопившихся матеріаловъ, но при первомъ представившемся удобствѣ они будутъ напечатаны.
"Я. П. Полонскій возвратился изъ Парижа, гдѣ женился на премилой дѣвицѣ изъ русскихъ. Онъ живетъ теперь пока въ квартирѣ Штакеншнейдера.
"Мей Л. А. недавно переѣхалъ жить въ концѣ августа на дачу.
"Я недѣлю тому назадъ возвратился изъ Москвы сюда въ Питеръ. Въ Москвѣ жилъ около мѣсяца, и въ восторгѣ отъ милой, доброй, благородной, разумной и мыслящей Москвы, предъ которой Петербургъ кажется мнѣ городомъ нравственно-ограниченнымъ, алтынно-практичнымъ, словомъ «скорбнымъ главою», выключая, разумѣется, дѣлъ, относящихся къ узкой практичности, къ обыденнымъ цѣлямъ и тому подобному, внѣшне, хоть и необходимо-житейскому… Но, вѣдь, Москва, за то, столица всего народа. Не даромъ всякая крестьянская дѣвушка поетъ, въ самомъ отдаленномъ захолустьѣ Великороссіи, и поетъ о «матушкѣ каменной Москвѣ».
"Но я боюсь не пристрастенъ ли я къ Москвѣ, потому что люблю и любилъ ее всею полнотою сердца и патріотическаго чувства, да при томъ и провелъ въ ней два года первой юности — 1839 и 1840-й… А это много значитъ… А потомъ опять жилъ въ ней постоянно отъ 1850 по 1855-й годъ.
"Сухомлиновъ на годъ или, кажется, на два уѣхалъ заграницу.
"У Штакеншнейдеровъ я не бываю и потому вашего поклона передать не могу, у М--ъ тоже не бываю по причинѣ ихъ козней противъ меня и множества эпиграммъ мною на нихъ написанныхъ,
"Что дѣлается въ литературѣ — я почти не знаю, ибо избѣгаю всячески столкновенія съ литературщиками.
"Я былъ во Владимірской губерніи, ѣздилъ по деревнямъ, жилъ съ народомъ, изучалъ великорусскую народность, собиралъ народныя пѣсни, изучалъ русскую исторію и древности, потомъ былъ въ деревняхъ Московской губерніи, потомъ жилъ въ Москвѣ. Теперь я пріѣхалъ сюда на службу, которою пока весьма доволенъ да и денегъ есть довольно. Адресъ мой: На Литейной, близь Невскаго проспекта, въ домѣ Ниротморцевой, въ квартирѣ Харламова. — Весь вашъ Н. Щербина.
"Поклонитесь вашей женѣ. Семейству гр. Ѳ. П. Толстого я передамъ вашъ поклонъ.
"P. S. Вотъ къ вамъ моя особенная и покорнѣйшая просьба. — У васъ есть подлинная рукопись моего «Сонника», писанная моей рукою. Заклинаю васъ всѣмъ святымъ, успокойте меня тѣмъ, что вырвите изъ этой рукописи мѣсто о «Русскомъ Вѣстникѣ». Я написалъ его въ сильной иппохондріи, въ болѣзненномъ припадкѣ самаго чернаго взгляда на все. — М. Н. Катковъ самый лучшій человѣкъ въ настоящее время въ Россіи и полезный гражданинъ для нашего отечества и здороваго его развитія. — Семейство его и кругъ его общества прекрасные люди. — Я у него въ семействѣ оставилъ собраніе моихъ сатирическихъ сочиненій, эпиграммъ и сонникъ въ новой редакціи, сдѣланной по моемъ выздоровленіи.
"И такъ я надѣюсь на васъ, что вы вырвете выше означенное мѣсто изъ «Сонника» и сожжете это мѣсто.
"Порука въ этомъ ваша честь:
«Я смѣло ей себя ввѣряю».
«Уничтожьте непремѣнно».
XI.
править"1859 года, января 1-го дня. Поздравляю васъ, Григорій Петровичъ, и жену вашу съ новымъ годомъ и благодарю васъ за память обо мнѣ, выраженную письмомъ вашимъ. Сохраняя постоянно благодарныя чувства къ вамъ въ душѣ моей за всѣ ваши старанія и содѣйствія личнымъ интересамъ моимъ, я все-таки долженъ рѣшиться просить васъ не дѣлать мнѣ никакихъ собственно литературныхъ порученій, ибо я стараюсь избѣгать всякихъ литературныхъ сношеній. Это въ послѣдній разъ, что я рѣшился удовлетворить васъ по этому предмету и только исключительно для васъ.
"Вчера я видѣлъ Полонскаго въ домѣ графа Ѳ. П. Толстого и говорилъ ему насчетъ напечатанія статьи вашей. Онъ сказалъ, что рѣшительно не знаетъ, когда можетъ напечатать ее, равно какъ и никакой редакторъ не можетъ знать времени и обстоятельствъ, когда именно прійдется напечатать какую-либо статью. У него сотни статей, присланныхъ изъ провинцій, какъ и во всякой другой редакціи, — и много, много нужно времени и лицъ редактивныхъ, чтобы прочитать всю эту массу, и потому редакціи печатаютъ большею частію статьи петербургскихъ и извѣстныхъ писателей, которыхъ статьи читать не нужно, ибо за достоинство ихъ отвѣчаетъ не журналъ, а имя самаго автора. Это послѣднее относится къ г. Турбину, о которомъ Полонскій ничего не знаетъ и въ первый разъ отъ меня услышалъ его фамилію. Я также спрашивалъ о немъ одного изъ сотрудниковъ «Современника» — самыхъ близкихъ къ редакціи, онъ тоже сказалъ, что не помнитъ этой фамиліи и статей подъ этой фамиліей, и что въ редакціи лежитъ многое множество, присланныхъ изъ разныхъ мѣстъ, статей и ихъ не прочтешь и въ два года. Полонскій сказалъ, — что у него многія сотни статей лежатъ грудами въ редакціи, и потому онъ не беретъ статьи г. Турбина изъ «Современника», а пусть, коли угодно, онъ распорядится такъ, чтобы статья доставлена была ему изъ «Современника» прямо въ редакцію «Русскаго Слова» безъ всякихъ хлопотъ съ его стороны.
"О скорости же напечатанія статей отъ неизвѣстныхъ авторовъ и думать нечего, это чисто зависитъ отъ случая, а иногда нужно, чтобъ статья возвышалась надъ уровнемъ обыкновенныхъ журнальныхъ повѣстей, чтобъ ее напечатали… Кѣмъ журналисты изъ провинціальныхъ авторовъ нуждаются, они тому тотчасъ высылаютъ деньги, и просятъ отъ него статей, которыя вскорѣ и печатаютъ, — и наоборотъ. Ихъ приводятъ въ негодованіе тысячи писемъ, которыми спрашиваютъ ихъ о времени напечатанія; они ихъ рѣдко читаютъ, а еще рѣже отвѣчаютъ на нихъ, ибо въ статьяхъ нисколько не нуждаются и сами не просятъ, чтобъ ихъ имъ присылали. Вольно же. Зотовъ сказалъ, что, когда выпадетъ удобный случай, онъ напечатаетъ вашу «Полтаву». Но статья ваша — повѣсть, что ли, врядъ ли удобна къ напечатанію. Вотъ все, что я могъ отъ него добиться. Итакъ, этимъ надѣюсь, что навсегда отстраняю себя отъ литературныхъ порученій.
"О «Русскомъ Словѣ» и журналахъ вообще, не могу вамъ сообщить ничего новаго, ибо никогда о нихъ и не спрашиваю, не интересуюсь ими.
"Полонскій будетъ самъ писать къ вамъ. Онъ квартируетъ у Штакеншнейдеровъ.
«Пишите ко мнѣ почаще и подробнѣе, — только безъ литературныхъ порученій. — Вашъ Щербина».
XII.
править"С.-Петербургъ, 2-го октября, 1862 года. Внемли, о «старче Григоріе!» Письмо ваше я получилъ, и очень благодаренъ вамъ за память обо мнѣ. Я вотъ уже полтора мѣсяца, какъ нездоровъ, не выходя изъ дома и не видаясь ни съ кѣмъ, за то же и адски работою, просиживаю за работою иногда до 4-хъ часовъ ночи… Да и сколько за этимъ трудомъ нужно сообразить, ворочать мозгами, корпѣть!.. Но нынче моя работа ужъ окончена совершенно. Этотъ трудъ мой по «Читальнику» или книгѣ для народа, назначаемой какъ для народнаго чтенія вообще, такъ и для всякаго рода простонародныхъ школъ, въ смыслѣ настольной книги для всесторонняго, объяснительнаго, развивающаго и сообщающаго разнообразныя, нужныя въ извѣстномъ быту, свѣдѣнія… «Читальникъ» — это народно-русская энциклопедія въ хрестоматической формѣ, гдѣ все въ связи и болѣе или менѣе въ системѣ. Чего не было въ данныхъ нашей литературы, мнѣ нужно было написать самому, — и я написалъ это. «Читальникъ» составленъ изъ произведеній русской словесности, начиная отъ 12-го вѣка по сей день, и содержитъ въ себѣ отдѣлы: 1) богословскій, 2) историческій, 3) по естествознанію и по практическому быту, 4) изящную словесность и 5) лечебникъ, календарь и т. п. Все это собрано, расположено, редижировано, переправляемо, сокращаемо, видоизмѣняемо, въ соображеніи съ основами и характеромъ русской народности, ея духа, пошиба внѣшняго, историческаго и практическаго быта и настоящихъ потребностей. Писанныхъ листовъ этого сборника вышло у меня 400, если не болѣе. «Московское общество распространенія полезныхъ книгъ» берется его издать и меня требуетъ въ Москву лично. Я отдаю трудъ свой безвозмездно, только чтобъ заплатили мои денежныя издержки по составленію «Читальника», — я тянулся на него изъ своего жалованья, стѣснялъ себя во всемъ, единственно имѣя въ виду пользу страстно-любимаго и изучаемаго мною великорусскаго простонародья… Я тоже и даже дважды проѣхалъ Волгою отъ Твери до Астрахани.
"Платилъ я деньги и за нѣкоторыя спеціальныя статьи, которыхъ не откуда взять или по совершенно чуждому мнѣ отдѣлу знаній… Словомъ, много издерживался и терпѣлъ поэтому много скрытой, глухой, незнаемой никѣмъ нужды, прикрывая все это приличною comme-il-faut-ною внѣшностью.
"Все дѣлаю самъ, — никто мнѣ не помогаетъ и не обращаетъ вниманія на настоятельную вопіющую потребность подобной книги въ настоящее время… Да и чего же можно ожидать отъ современнаго, политическаго и общественнаго хлыщовства, отъ петербургскаго пустозвонства и невѣжества тѣхъ, кому вѣдать надлежитъ… Все тупицы, мелкіе эгоистическіе плутишки, рутинно-модные (но отсталые вмѣстѣ съ тѣмъ) фразеры, безъ знанія своей страны и народа, общія мѣста вычитанныя (или выслышанныя) европейскихъ идей и науки, или, лучше сказать, кое-какихъ взглядишекъ… Но sapienti sat.
"Мнѣ давно предстоитъ, по службѣ, поѣздка въ Москву, но я все оттягиваю ее по болѣзни. Кромѣ того, назначается командировка въ разное время въ 7 великорусскихъ губерній.
"Въ половинѣ этого октября я буду въ Москвѣ, если особенно что не помѣшаетъ. Квартира моя въ Москвѣ — въ Кудринѣ, въ приходѣ Gокрова, въ домѣ княгини Несвитской, въ квартирѣ А. В. Кирѣевой.
"Повѣсть вашу я читалъ; мѣстами она мнѣ очень понравилась. При личномъ свиданіи поговорю съ вами о ней подробнѣе.
"Мой петербургскій адресъ слѣдующій: въ Троицкомъ переулкѣ, съ домѣ Гассе.
"Никому не могу передать вашихъ поклоновъ, ибо по обыкновенію да и по болѣзни ни съ кѣмъ не видаюсь. Я въ Петербургѣ живу какъ въ деревнѣ, — нигдѣ не показываясь, нигдѣ не бывая… Да и что съ дураками водить компанію.
"Эхъ, поѣхать бы въ любимую мною Москву, все-таки легче бы было!.. Вотъ ужъ полтора мѣсяца, какъ сижу въ своей квартирѣ, не видя людей — ко мнѣ никто не ходитъ, я словно въ казематѣ… Впрочемъ, все работою, хоть себѣ и не въ корысть, за то для удовлетворенія души своей и сердца, которыя бьютъ въ набатъ, прося общеполезнаго труда, труда только по строгому убѣжденію, а не своекорыстно-хлыщовскаго, въ петербургскомъ вкусѣ, и въ томъ, что въ модѣ…
"Шутовства немудрый бѣсъ
"Намъ разставилъ сѣти:
"Въ свистѣ слышbvъ мы прогрессъ, —
"Мы сурки и дѣти…
"Какъ сурковъ, насъ тѣшитъ свистъ,
"Какъ молокососовъ,
"Чернышевскій публицистъ
"И Лавровъ-философъ!..
«Прощайте, Григорій. Ждите меня въ Москвѣ… Вы мнѣ будете нужны. Вашъ Н. Щербина».
XIII.
править1869 года 8-го марта, за мѣсяцъ до своей кончины, Н. Ѳ. Щербина писалъ мнѣ слѣдующее:
"Добрѣйшій Григорій Петровичъ. Гряди и дерзай! Прилагаю при семъ письмо къ князю П. А. Вяземскому по моему дѣлу. Оно написано, по возможности, кратко и опредѣлительно. Вновь передѣлывать его не-по-что. Кажется, все въ немъ, какъ должно. Еще прилагаю къ письму два изящно и роскошно отпечатанныхъ и переплетенныхъ экземпляра «Пчелы»: пусть поступитъ съ ними князь Петръ Андреевичъ по своему благоусмотрѣнію, да вы еще скажите кое-что отъ себя. Вы ужъ знаете, «многоопытный и хитроумный Одиссей», что сказать по части практической.
"Я вѣрю, Григорій, когда вы въ Петербургъ пріѣзжаете, то мои житейскія дѣла улучшаются. А это тѣмъ болѣе нужно мнѣ теперь, такъ какъ болѣзнь сдѣлала меня калѣкой: ни выйти, ни выѣхать, ни о себѣ похлопотать, словомъ, ни оказать себѣ самопомощи…
«Гряди же въ міръ, и дерзай, Григоріе! Весь вашъ Щербина».
«Р. S. Да, мнѣ нужно было повидаться съ вами. Что стоитъ вамъ зайти ко мнѣ хоть на 1/4 часа».
По поводу, переданнаго черезъ меня, письма Н. Ѳ. Щербины, князь П. А. Вяземскій писалъ мнѣ 9-го марта 1869 года слѣдующее:
«Письмо ко мнѣ Щербины передалъ я министру Тимашеву, подкрѣпляя усерднѣйшимъ ходатайствомъ и убѣдительнѣйшею просьбою. Отвѣта еще не имѣю. Секретарь императрицы боленъ и тутъ еще нѣтъ отвѣта. На дняхъ посылалъ я Щербинѣ, съ порученіемъ, все это ему передать. Побывайте у меня завтра, или въ другой день, въ два часа. Совершенно вамъ преданный кн. Вяземскій. — Вторникъ, вечеромъ».
Письма Н. Ѳ. Щербины къ его брату Ив. Ѳ. Щербинѣ.
правитьI.
править"21-го мая 1862 г. Спб. Мѣсто тебѣ по питейно-акцизному сбору я отыскалъ у пріятеля моего, управляющаго питейно-акцизными сборами въ Подольской губерніи и Бессарабской.
"Малѣйшее взяточничество, за выдачу, напримѣръ, свидѣтельства какого-либо, влечетъ за собою неизбѣжное выключеніе изъ службы и опубликованіе во всѣхъ газетахъ, даже за шкаликъ водки, взятый въ благодарность. Слѣдить будутъ зорко и явятся сотни доносчиковъ, желая получить мѣсто выгнаннаго.
"Разсуди хорошенько и обстоятельно, — можешь ли жить однимъ только содержаніемъ по этой должности, совершенно безъ всякихъ постороннихъ доходовъ по должности, и тогда опредѣлись, а не иначе. Подумай хорошо.
"По службѣ могутъ впереди быть повышенія, если будешь безкорыстно правдивъ, строгъ и честенъ — при открывшихся вакансіяхъ.
"Да не пиши провинціально-холопскихъ чиновническихъ писемъ съ разными хамскими титулами и величаньями невѣжественно-чиновничьяго быта и униженіями лестью.
"Чрезъ три недѣли я ѣду до осени въ Москву.
«Напиши о А. С. Сиротининѣ, полкомъ ли онъ командуетъ, или нѣтъ. Н. Щ.».
II.
править"14-го декабря 1862 г. С.-Петербургь. Любезный братъ! Письмо твое я получилъ. Строго и аккуратно исполняя обязанности новой твоей службы, придерживаясь во всемъ законности и вниканіемъ и изученіемъ пріобрѣтая надлежащую опытность въ новой службѣ, можно имѣть постоянно въ виду повышеніе по должности: ибо эта малая должность удовлетворить житейскимъ потребностямъ не совсѣмъ можетъ. Эта должность нужна будетъ покуда какъ начало, какъ вступленіе, а по временамъ могутъ впереди открываться высшія вакансіи по этой части, чѣмъ нужно будетъ, по возможности, пользоваться, пріобрѣвши усердною и честною службою доброе о себѣ мнѣніе. Лучше было бы перейти въ Подольскую губернію: ибо Аккерманскій уѣздъ пограничный съ Турціею наполненъ разными бродягами, бѣглыми и разбойниками, такъ что жизнь часто можетъ быть въ опасности, ѣздя по этимъ дикимъ и пустыннымъ степямъ. Есть ли съ тобою солдатъ по службѣ?.. Бродяги и разбойники могутъ нападать по преимуществу на акцизныхъ надзирателей, предполагая у нихъ собранныя деньги акциза. Нужно быть всегда и во всемъ осторожнымъ и предусмотрительнымъ, а тѣмъ болѣе въ такомъ краю, наполненномъ бродягами, при пограничности съ Турціею. Съ тобою, я думаю, долженъ ѣздить всегда служащій при акцизѣ солдатъ. Есть ли это у васъ положеніе? а тѣмъ болѣе въ такомъ дикомъ и опасномъ краю. Тутъ даже въ самомъ городѣ нужно быть чрезвычайно осторожнымъ и на все предусмотрительнымъ и оберегательнымъ.
"Адресъ мой: въ Троицкомъ переулкѣ, въ домѣ Гассе.
«Пиши мнѣ подробно о своемъ житьѣ-бытьѣ на новомъ мѣстѣ и объ отношеніяхъ своихъ по новой службѣ и т. п. Твой Н. Щербина».
III.
правитьПредсмертное письмо Н. Ѳ. Щербины (дрожащимъ слабымъ почеркомъ) къ его брату Ив. Ѳ. Щербинѣ и его сестрѣ.
править«22-го марта 1869 г. Петербургъ. Любезный братъ и сестра. Послѣднее письмо ваше я получилъ сегодня и спѣшу отвѣчать на него, не смотря на то, что дней 5-ть тому назадъ отправилъ къ вамъ письмо. Дѣло въ томъ, что вы обо мнѣ не безпокойтесь. На дняхъ я обратился къ медику спеціалисту горловыхъ болѣзней профессору медицинской академіи. Онъ осмотрѣлъ меня подробно, постукивалъ и выслушивалъ, и нашелъ, что легкія у меня цѣлы и невредимы; но что сильное ослизненіе всѣхъ слизистыхъ оболочекъ, а въ дыхательномъ горлѣ опухоль, неровности затвердѣнія горловыхъ связокъ. Отъ этихъ причинъ постоянный кашель и мокрота. Легкія мои цѣлы, потому что грудь необыковенно развита природою; впрочемъ чего добраго, со временемъ, болѣзнь можетъ добраться и до легкихъ. Теперь мнѣ трудно спать: сопѣнье, свистъ и храпѣнье въ горлѣ и въ носу, да я еще ночью и задыхаюсь. Теперь я занимаюсь устройствомъ своихъ служебныхъ и денежныхъ дѣлъ, — ибо думаю года на два переселиться въ Одессу: меня только и лѣчитъ теплый климатъ; но я отнюдь не хочу жить въ Таганрогѣ; но это время въ августѣ можетъ быть буду съ недѣлю въ Таганрогѣ, ибо поѣду изъ Нижняго-Новгорода Волгой пароходомъ въ Самару, гдѣ буду мѣсяца 2 пить кумысъ, а тамъ отправлюсь Дономъ и желѣзной дорогой въ Таганрогъ, а оттуда въ Одессу на жительство. Такъ по крайней мѣрѣ я теперь предполагаю, а можетъ и перемѣню намѣреніе. Я весной навѣрное окрѣпну: меня только и лѣчитъ, что воздухъ, а потому жильцамъ въ своемъ большомъ домѣ ты не отказывай и за мной не пріѣзжай, а сиди себѣ въ Таганрогѣ: ибо это стоитъ большихъ денегъ. Я здѣсь въ Питерѣ имѣю особую свою квартиру, со всѣмъ хозяйствомъ и удобствами. За мной ухаживаютъ въ квартирѣ три человѣка, — и ухаживаютъ какъ нельзя лучше. Въ Одессѣ у меня близкіе люди — Н. А. Новосельскій и тамошній градоначальникъ. Вашъ Н. Щербина».
Кромѣ того, небезъинтересны по отношенію къ Щербинѣ слѣдующія два письма:
I.
правитьПисьмо кн. П. А. Вяземскаго къ П. В. Зиновьеву.
править"1855 г. 15-го декабря. Милостивый государь, Павелъ Васильевичъ! Даровитый писатель нашъ, Н. Ѳ. Щербина, съ лучшей стороны извѣстный свѣту, по разстроенному здоровью, долженъ оставить Петербургъ и поселиться въ Москвѣ. Не имѣя никакихъ средствъ для обезпеченія своей жизни, онъ желаетъ получить въ Москвѣ мѣсто, которое обезпечило бы хотя первыя потребности и въ свободные часы дало ему возможность посвятить свои силы продолженію литературныхъ трудовъ.
«Обращаюсь къ вамъ, милостивый государь, съ покорнѣйшею просьбою, не изволите ли найти возможность исполнить желаніе г. Щербины? Онъ указалъ два мѣста, гдѣ бы совершенно сродно съ его занятіями онъ счастливъ былъ бы найти службу».
«1855 г. Домашній учитель русскаго языка и словесности, состоящій при дирекціи училищъ Московской губерніи, служившій передъ симъ въ гражданской службѣ помощникомъ начальника газетнаго стола въ Московскомъ Губернскомъ Правленіи, т. е. помощникомъ редактора „Московскихъ Губернскихъ Вѣдомостей“ Николай Щербина желаетъ имѣть мѣсто при редакціи „Московскихъ (Университетскихъ) Вѣдомостей“. Именно при библіотекѣ университета, или по преимуществу при редакціи „Московскихъ Вѣдомостей“, въ званіи младшаго чиновника, тѣмъ болѣе, что въ послѣдней имѣется въ виду, съ новаго года, перемѣна издателя и при успѣхѣ „Вѣдомостей“ въ настоящее время могло бы имѣться въ виду увеличеніе числа при нихъ чиновниковъ. Г. Щербина имѣетъ званіе домашняго учителя русскаго языка и словесности при дирекціи училищъ Московской губерніи, и служилъ передъ этимъ помощникомъ начальника газетнаго стола въ Московскомъ Губернскомъ Правленіи по изданію „Московскихъ Губернскихъ Вѣдомостей“. Надѣюсь на благосклонное участіе ваше къ службѣ г. Щербины, прошу васъ покорнѣйше принять увѣреніе въ совершенномъ моемъ почтеніи и преданности. 15-го декабря 1855 года. Его Высокородію П. Вас. Зиновьеву».
II.
правитьПисьмо ко мнѣ А. А. Сонцева *).
править«Письмо твое глубоко поразило мою душу, я до полученія его не зналъ о смерти Щербины, а ты знаешь, какъ я его любилъ, какъ родного; мнѣ кажется никто не зналъ его лучше меня; его напускная мизантропія и желчные сарказмы не закрывали отъ меня его прекрасныхъ и благородныхъ качествъ души. Онъ со мною часто говорилъ по-человѣчески и далъ мнѣ себя близко узнать. Въ жизни онъ долго былъ ребенкомъ, за которымъ надо было смотрѣть и ухаживать, и я пять лѣтъ былъ его нянькой. Когда на Кавказѣ былъ убитъ его братъ, котораго онъ уговорилъ отправиться туда, онъ чуть съ ума не сошелъ, ему казалось, что окровавленная тѣнь его стоитъ надъ нимъ, и много ночей я сидѣлъ около него и тайно отъ него давалъ лекарство, укрѣпляющее нервы, конечно, по совѣту медика; явно онъ ни за что не сталъ бы лечиться. Я долго не привыкну къ мысли, что его нѣтъ на свѣтѣ, что я его больше не увижу и не обниму. Когда онъ былъ боленъ завалами печени и ему приказано было дѣлать моціонъ, а онъ не вставалъ по цѣлымъ днямъ съ кровати, я съ человѣкомъ насильно подымалъ его, не смотря, что онъ дрался и ругался, или плакалъ, какъ дитя, его выносили на улицу и за руку я уводилъ его и по два часа заставлялъ ходить, и это продолжалось нѣсколько мѣсяцевъ; только съ другомъ можно было такъ возиться, какъ я съ нимъ, и онъ мнѣ дѣйствительно былъ другомъ, его теплыя и искреннія письма ко мнѣ это доказываютъ. Разъ мы были на дачѣ у Штакеншнейдера; въ общемъ спорѣ онъ сказалъ мнѣ желчно дерзость, я тогда промолчалъ, но когда мы сѣли въ экипажъ и выѣхали на дорогу, я спросилъ его, всѣмъ ли онъ такъ платитъ за сердечную привязанность, какъ сегодня заплатилъ мнѣ; Щербина разрыдался, сталъ обнимать меня и цѣловать, а я едва могъ утѣшить его. Меня съ нимъ познакомилъ Сошальскій, тогда онъ жилъ въ какомъ-то чуланчикѣ; познакомившись ближе, я уговорилъ его переѣхать къ намъ, даромъ онъ не хотѣлъ это сдѣлать, и мы приняли его въ часть; онъ такъ былъ щекотливъ, что если обѣдъ готовился сколько-нибудь лучше вседневнаго, онъ ограничивался двумя блюдами, и эта церемонія долго продолжалась, пока съ нами жилъ Сошальскій, котораго онъ не любилъ за хвастливый и покровительственный характеръ. Онъ всю жизнь былъ горемычный труженикъ, только послѣдніе годы судьба ему улыбнулась для того, чтобы такъ безжалостно задушить его».
У меня хранится собственноручная тетрадь юношескихъ стихотвореній Н. Ѳ. Щербины, куда онъ внесъ и нѣсколько позднѣйшихъ пьесъ. Приготовивъ эту тетрадь для печати, онъ потомъ раздумалъ и выступилъ съ болѣе зрѣлыми произведеніями, озаглавивъ первую свою книгу: «Греческія стихотворенія». Привожу изъ упомянутой тетради слѣдующія восемь пьесъ:
I.
Деревня.
На пыльный небосклонъ лишь тучка набѣжитъ,
И городъ влажною прохладой освѣжитъ,
И ближній садъ повѣетъ ароматомъ,
А нивы дальнія заблещутъ лѣтнимъ златомъ, —
Люблю я вспоминать, за чашею вина,
Пріютъ спокойствія и тихой нѣги сна —
Деревню добрую, съ роскошными полями,
Съ рѣкою голубой, съ зелеными садами,
Съ малиной спѣлою, со сливой золотой,
И локонъ барышни, природой завитой,
Ея воздушныя, плѣнительныя ножки,
Обутыя — увы! — въ полу сапожки…
Сливаются вдали напѣвы соловья
Съ журчаньемъ трепетнымъ кристальнаго ручья;
Склонились сводами плакучія березы:
Съ нихъ падаютъ въ рѣку росы вечерней слезы.
Со стадомъ молодымъ идетъ пастухъ къ рѣкѣ,
Играя весело на дѣдовскомъ рожкѣ.
Помѣщикъ пожилой, въ своемъ халатѣ давнемъ,
Отъ мошекъ затворять приказываетъ ставни.
Онъ говоритъ теперь о дочери своей,
Что старый бригадиръ въ мужья назначенъ ей,
Что будетъ онъ въ сей жизни ей попутчикъ,
А дочери все снится подпоручикъ!..
Люблю я отъ души тебя, уютный край, —
Деревня добрая, лѣнивца свѣтлый рай!..
Тамъ барыня свой станъ снуровкой не сжимаетъ,
Тамъ, удалясь она отъ тщетной суеты,
Свои наивныя до глупости черты
Подъ маской жалкою бѣлилъ не сокрываетъ;
И барышня твоя прелестна и стройна,
Хоть въ платьѣ ситцевомъ красуется она.
Люблю въ деревнѣ я житье-бытье простое,
И щечки полныя, и молоко густое.
II.
Фонтенебло.
Уныло и глухо подъ сводами залы:
Не слышно тяжелыхъ шаговъ.
Не слышно ни звона заздравныхъ бокаловъ
Ни пѣсень веселыхъ бойцовъ.
Нѣтъ признака жизни; вокругъ запустѣнье,
Какой-то печалью глядитъ…
Въ дворцѣ позабытомъ, какъ даръ сокровенный,
Походная шляпа лежитъ.
Въ глубокую полночь тамъ носятся тѣни
Угасшихъ давно королей,
И поступью важной идутъ привидѣнья
Въ тотъ залъ изъ парадныхъ дверей…
На голову шляпу себѣ примѣряютъ: —
И всѣмъ не по мѣркѣ она!..
И тѣни одна за другой исчезаютъ,
Какъ въ утреннемъ блескѣ — луна…
Потомъ императоръ является въ залу…
Державныя руки скрестилъ…
Тревожная дума въ очахъ заблистала:
На шляпу онъ взоръ устремилъ.
Видна на той шляпѣ ничтожностъ земная.
Почило величье на ней.
И тѣнь, съ укоризной на шляпу взирая,
Груститъ о судьбинѣ своей…
Сирійское солнце ту шляпу палило,
Песокъ африканскій пылилъ,
Метели Россіи ее убѣлили,
И валъ океана кропилъ!..
Смотрѣлъ императоръ и грозно. и дико:
Унесть свою шляпу хотѣлъ.
Но вдругъ раздалися разсвѣтные клики,
И съ ночью онъ въ высь улетѣлъ…
III.
Пиръ въ Хіосѣ.
Напѣнимъ наксосомъ мастиковыя чаши,
Алоэ Индіи въ курильницахъ зажжемъ!..
Какъ этотъ дымъ, разсѣются печали наши,
И нектаръ радости смѣшается съ виномъ.
Сквозь тонкій паръ душистаго наксоса.
Сквозь ароматъ прозрачныхъ облаковъ,
Увидимъ васъ, красавицы Хіоса,
Въ вѣнкахъ изъ гроздій и цвѣтовъ.
Увидимъ мы, какъ по цвѣтамъ катится
Струя душистая кудрей,
Какъ виноградъ, колеблясь, золотится
На мраморѣ трепещущихъ грудей…
IV.
Янинская темница.
Небо Аттики прекрасной
Надо мною не блеститъ,
И съ Олимпа мѣсяцъ ясный
Сквозь рѣшетку не глядитъ.
Знать, подъ сѣнью Парѳенона
Я лобзалъ тебя въ уста,
Свѣтлоокая кукона,
Чтобъ проститься навсегда…
Но зачѣмъ съ тобой такъ мало
На прощаньи говорилъ
И вокругъ якёты алой
Страстно рукъ я не обвилъ!
Освѣти же мракъ темницы
Взоромъ пламенныхъ очей:
Мнѣ давно не шлетъ денница
Свѣтлорадужныхъ лучей!..
Смерти жаждешь, ты Янина,
Слышу я, за мной идутъ…
Но альбанцы Тебелина
Крови грека не прольютъ!…
Палъ, рыдая, на колѣни;
Онъ молитву сотворилъ,
И о каменную стѣну
Буйну голову разбилъ.
V.
Русская колыбельная пѣсня.
Спи, мое дитятко,
Спи, мое милое,
Спи, когда спится!..
Скоро ты выростешь,
Съ теплаго гнѣздышка
Скоро слетишь…
Съ русой бородкою,
Дитятко милое,
Горе прійдетъ.
Съ первой красавицей,
Съ первой зазнобушкой
Сонъ пропадетъ,
Съ женкой румяною,
Съ малыми дѣтками
Много заботъ!..
Теща сварливая
Съ тестемъ затѣйливымъ
Съ толку собьютъ.
Пѣсня ль старинная
Вспомнится радостно--
Хочешь запѣть…
Въ двери широкія
Явятся хлопоты, —
Пѣсня уйдетъ…
Сонъ ли украдкою
На изголовьецо
Ляжетъ порой, —
Дума житейская,
Злая кручинушка
Сгонятъ его…
Спи, мое дитятко,
Спи, мое милое…
VI.
…И взвился тихій Донъ
Серебристой зміей,
По зеленымъ лугамъ
Покатился рѣкой;
Далеко полетѣлъ
Сизокрылымъ орломъ
И на землю упалъ
Безконечнымъ лучомъ.
Донъ живою водой
Хитрыхъ грековъ поилъ
И хозаровъ лихихъ
Онъ на битвы носилъ;
Подъ ладьями славянъ
Онъ привѣтно шумѣлъ;
Громки пѣсни свои
Имъ съ гуслярами пѣлъ.
VII.
Кручина добраго молодца.
Разъ приглянулся яснымъ звѣздочкамъ
Свѣтелъ мѣсяцъ — добрый молодецъ,
И пришли онѣ съ челобитьицемъ
Къ свѣтлу мѣсяцу — добро молодцу.
— «У тебя ль, у мѣсяца, высокъ теремъ,
Изукрашенъ онъ лучше боярскаго,
Не изъ простого камня бѣлаго,
Изъ самоцвѣтной бирюзы состроенный,
Въ ширину, въ длину, не семи саженъ,
А надъ цѣлой землей онъ красуется.
Ты одинъ господинъ въ своемъ теремѣ,
Какъ Адамъ въ раю, похаживаешь,
Ясными очами посматриваешь,
Русую бородку поглаживаешь,
По плечамъ кудри разбрасываешь;
А постель у тебя — золоты облака:
Она мягче, пышнѣй невѣстиной.
Ты сосна встаешь — умываешься
Съ твоихъ рукъ идетъ вода чистая
На поля росой серебристою;
Ты, умывшись. утираешься
Не ширинкой простой, а радугой.
Изукрашенной, разноцвѣтною,
Златомъ шитою краснымъ солнышкомъ.
Много есть у тебя, добрый молодецъ,
Добра всякаго и угодьицевъ,
Только нѣтъ у тебя красной дѣимцы.
Нѣтъ подруженьки — ясной звѣздочки…
Выбирай себѣ изъ звѣздочекъ
Подруженьку, разлапушку,
Своему терему хозяюшку!..»
VIII.
Моя жизнь.
Какъ много надъ юной моей головою
Промчалось житейскихъ тревогъ,
Въ тяжелой борьбѣ съ непокорной судьбою!..
Но пасть я духовно не могъ.
Я въ жизни боролся не съ бурей великой,
Не съ мощнымъ, разумнымъ врагомъ,
Но съ мелочью горя, но съ глупостью дикой
Въ упорствѣ ея мелочномъ.
Я брошенъ былъ рокомъ съ младенчества въ тину,
Не знаемъ никѣмъ изъ людей:
Но я въ ней нашелся, и въ ней не покину
Я мысли высокой моей.
И слышу отрадно я голосъ призывный
Въ житейской моей пустотѣ:
«Вся жизнь твоя будетъ одинъ непрерывный
И пламенный гимнъ красотѣ».
1850 г., октября 25.
Село Павловское.
Отрывки изъ неизданныхъ сатиръ и эпиграммъ Н. Ѳ. Щербины:
1.
Некраcовъ.
Отъ генерала Муравьева
Онъ въ клубѣ кару вызывалъ
На тѣхъ, кому онъ самъ внушалъ
Дичь направленія гнилого,
Кого плодилъ его журналъ…
Ну, словомъ: «нашъ» онъ «либералъ»,
Не говоря худого слова.
23 апрѣля.
2.
Лавровъ1).
Онъ Пиладъ студентской дружбы.
Онъ младенецъ въ цвѣтѣ лѣтъ;
Онъ полковникъ русской службы,
Русской мысли онъ кадетъ.
1) Извѣстный въ свое время артилерійскій полковникъ, авторъ философскихъ писемъ, либералъ, а затѣмъ эмигрантъ.
3.
Сѣверо-западный политикъ.
Квартальныхъ Зевсъ, Маккіавель пажей,
Теперь попалъ въ администраторы:
Такъ повелось на родинѣ моей,
Гдѣ мѣтитъ всякъ кадетъ въ новаторы…
4.
Безъ названія.
Я на исторію сошлюся:
Отъ Рюрика и Синеуса,
Тупѣй тѣхъ не было людей?
Что въ наши дни вертятъ дѣлами
И въ пропасть мчатся вмѣстѣ съ нами,
Во имя западныхъ идей.
10 декабря 1867 г.
5.
Р * * *1)
Жалки намъ твои творенья,
Какъ германскій жалокъ Сеймъ.
Тредьяковскій обличенья.
Стихоборзый ***!
1) Поэтъ М. П. Розенгеймъ.
6.
Зараза.
Легче мнѣ бѣжать со свѣту
И въ глуши окончить вѣкъ,
Чѣмъ Корша читать газету;
Вѣдь, читая тупость эту,
Окоршится человѣкъ!
21 октября 1867 г.
7.
Еще о Валентинѣ1).
Я изъ міра сего многошумнаго
Помирился съ могильною сѣнью,
Занё Корша тамъ нѣтъ скудоумнаго,
Съ либеральной его дребеденью…
Еще Коршъ вѣдь пока не преставился,
(Ему жъ годы прожить за годами)
Мнѣ тотъ свѣтъ за одно бъ ужъ понравился.
Что съ такими не жить дураками.
30 марта.
1) Валентинъ Ѳедоровичъ Коршъ.
8.
Паки о
Россійской пустотѣ, фразерству Петрограда
Всѣ города, смѣясь, даютъ свой контингентъ:
На что ужъ Чухлома, — и та куда какъ рада,
Пославъ * * * въ нашъ Питерскій конвентъ!
16 января.
9.
Marquis de W***.
Рескриптъ тринадцатаго мая
Я, буква въ букву исполняя,
Тиблену разрѣшилъ журналъ:
Да поражаетъ онъ Каткова
Всей монтаньярской силой слова.
Чтобъ врагъ мой палъ и не возсталъ.
2 декабря 1867 г,
10.
Дополненіе къ «Русскому Толковому Словарю».
Камо поиду отъ духа твоего и отъ взора твоего камо бѣжу?" Псаломъ 130-й.
Когда въ Россіи многопьющей
Вамъ скажутъ слово «вездѣсущій», —
Не разумѣйте Бога въ немъ:
Такъ начали, во время * * *
(Сего грядущаго банкрота)
Именовать «питейный домъ».
14 ноября.
11.
Литія по усопшемъ рабѣ Божіемъ Г***.
Мы въ гербѣ орла уничтожаемъ,
Гербъ мѣняемъ, Г***, черезъ тебя!
Кабакомъ орла мы замѣщаемъ,
Чтобъ точнѣе выразить себя…
12.
1869 годъ.
Трущобнымъ зоиламъ.
Я говорю, когда меня ругаютъ
Какой-то «Зетъ» и «Искра» и «Недѣля»: —
То на меня изъ подворотни лаютъ,
То расходился пьяный пустомеля.
2 января.
13.
XIX вѣкъ.
Вѣкъ девятнадцатый вѣкомъ бездарности
Долженъ въ Россіи прослыть,
Хоть за реформы его благодарности
И не возможно лишить.
Нижеслѣдующія три сатиры Н. Ѳ. Щербины, записанныя имъ для меня, хотя при жизни его ходили въ рукописныхъ копіяхъ, но не были включены въ печатное собраніе его сочиненій, а если были гдѣ-либо напечатаны, — въ спискѣ его сочиненій не значились:
14.
Наше время.
Когда былъ въ модѣ трубочистъ,
А генералы гнули выю,
Когда стремился гимназистъ
Преобразовывать Россію.
Когда, чуть выскочивъ изъ школъ,
Въ судахъ мальчишки засѣдали,
Когда фразистый произволъ
Либерализмомъ величали;
Когда могъ О .. хинъ быть судьей,
Черняевъ же отъ дѣлъ отставленъ,
Катковъ преслѣдуемъ судьбой,
А Писаревъ зѣло прославленъ;
Когда сталъ чиномъ генералъ
Служебный якобинецъ С***
И Муравьева воспѣвалъ
Нашъ красный филантропъ Некрасовъ;
Когда бездарность и прогрессъ
Въ Россіи стали синонимомъ,
И здравый смыслъ совсѣмъ исчезъ,
Тургеневскимъ разсѣясь «Дымомъ»:
Тогда въ бездѣйствіи влачилъ
Я жизни незамѣтной бремя, —
И счастливъ, что незнаемъ былъ,
Въ сіе комическое время!…
20 ноября 1867 г.
15.
Французскій терроръ въ русскомъ духѣ.
Доморощеннымъ гигантамъ
Должный путь мы указали;
Сообразно ихъ талантамъ,
На мѣста ихъ разсажали.
Робеспьеровъ по акцизу,
А Маратовъ по контролю,
Пусть все рушатъ сверху, снизу —
Либеральничаютъ вволю!
Надѣлить крестьянъ землею
Мы Бабефовъ разослали,
А Барбесовъ всей душою
Въ мировые судьи взяли!
Терруань-де-Мирекуры
Школы женскія открыли,
Чтобъ оттуда наши дуры
Въ нигилистки выходили!
Клоцы нашимъ гимназистамъ
Проповѣдуютъ науку…
Словомъ, крайнимъ прогрессистамъ
Все теперь поплыло въ руку!
Но средь этой благостыни
Есть безъ жениха невѣста:
Только Разума богинѣ
Не нашлось въ Россіи мѣста!
1863 г.
16.
1861 годъ.
Вы зачѣмъ ихъ заключили
Въ стѣны крѣпости гранитной
И допросы имъ чинили.
Съ важной строгостью и скрытно?
Ихъ значенье такъ ничтожно.
Иль опасно такъ для трона,
Что допрашивать бы можно
Ихъ въ кондитерской Рабона…
Дать бы имъ конфектъ по фунту,
Воротить имъ ихъ возванья —
Пусть идутъ, взывая къ бунту,
По Руси, безъ задержанья!
1861 г.
Привожу также изъ подлинной рукописи Н. Ѳ. Щербины, имъ подаренной мнѣ, слѣдующія: «Дополненія къ Соннику современной русской литературы (1856 г.)» въ виду того, что въ печатномъ изданіи «Сонника» эти мѣста, касавшіяся еще живыхъ въ то время лицъ, издателемъ были опущены:
Б., Бенедиктова во снѣ видѣть предвѣщаетъ увидѣть наяву фигуру индѣйскаго пѣтуха.
Г., Глинку Ѳеодора во снѣ видѣть предвѣщаетъ побывать въ звѣринцѣ и смотрѣть тамъ на кривлянья обезьянки.
Д., Дружинина во снѣ видѣть предвѣщаетъ столкнуться въ Средней Мѣщанской съ Мефистофелемъ XIV класса, съ денди Выборгской стороны.
К., Кукольника во снѣ видѣть предвѣщаетъ изъ романтическаго трубадура превратиться въ черезчуръ классическаго чиновника и запивоху.
Л., Л--ва Михайла во снѣ видѣть предвѣщаетъ для мужчинъ припадки сатиріазиса, а для дамъ припадки нимфоніи; иногда же, предвѣщаетъ непріятно столкнуться съ грязной литературной тлей съ претензіями на лакейское остроуміе и циническій юморъ, отъ котораго, впрочемъ, всѣ невзыскательные цирюльники, сидѣльцы и холопы, способны надорвать животики.
М., М--а во снѣ видѣть предвѣщаетъ проглотить аршинъ или оскопиться духомъ и тѣломъ; иногда — предвѣщаетъ быть одержимымъ глистомъ-солитеромъ.
Н., Некрасова во снѣ видѣть предвѣщаетъ изъ житейской необходимости войти въ связи съ пустымъ и пошлымъ человѣкомъ (въ родѣ Ивана Панаева).
С., Ст--го А. — во снѣ видѣть предвѣщаетъ: отца и мать въ грязь втоптать, лишь бы только плохую повѣстушку написать, или же увидѣть какъ комически русская холопка корчитъ изъ себя эманципированную Жоржъ-Сандъ.
— Соловьева, московскаго профессора и Макарія епископа Винницкаго, во снѣ видѣть предвѣщаетъ увидѣть наяву первую занимающуюся зарю самобытной русской науки.
— Соллогуба графа во снѣ видѣть предвѣщаетъ взять и не отдать; иногда же предвѣщаетъ съ изумленіемъ увидѣть на мраморномъ пьедесталѣ роскошную севрскую вазу, наполненную болотной тиной и смраднымъ навозомъ и прикрытую сверху букетами камелій.
— С *** академика во снѣ видѣть предвѣщаетъ все знать и ничего не знать, прикрыть недостатокъ всякаго содержанія эгидою сухого черстваго педантизма, безплоднаго буквоѣдства и шарлатанства, съ примѣсью хитрой злости, чѣмъ довольно выгодно для себя провести и облопошить дряхлый и выжившій изъ ума ареопагъ русской науки.
X., Хотинскаго видѣть во снѣ . . . . . . . . . . . . . сонъ не цензурный.
Ш., Шестакова (московскаго профессора) во снѣ видѣть предвѣщаетъ — въ слѣдующую ночь увидѣть то же во снѣ Василія Кириловича Третьяковскаго, стоящаго на котурнахъ Софокла, закутаннаго въ софокловскій гиматій и добродушно выдающаго почтеннѣйшей публикѣ свою «Демдамію» за софоклова «Царя-Эдипа».
- ↑ Объ этомъ сборникѣ Щербины говоритъ весьма подробно ниже въ письмѣ XIII.
- ↑ Такъ думали русскіе люди 40 лѣтъ назадъ.
- ↑ Эту тетрадь впослѣдствіи Щербина подарилъ мнѣ и изъ нея мною ниже приводятся отрывки.
- ↑ Собственноручный списокъ этихъ аттестатовъ Щербина подарилъ также и мнѣ. Они изданы къ собраніи его сочиненій.
- ↑ И. И. Панаевъ.
- ↑ Я. П. Полонскій.