Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 5. Сорные травы
М., Изд-во «Дмитрий Сечин», 2012.
Общее заключение
(Благожелательная критика настоящей книги)
Заключение
править
Как-то у нас в России всегда бывает, что люди, наиболее способные, наиболее знающие — оказываются позади, оказываются всегда затертыми.
Например — я.
Физиология человека для меня открытая книга: разбудите меня ночью и я сейчас же расскажу вам, почему человек кушает, что заставляет его дышать, сообщу вам тысячи таких вещей, которые известны только узким специалистам.
А анатомия… Смешно мне даже говорить об анатомии. Короче сказать, я знаю ее, как свои пять пальцев, которые тоже входят в эту любопытную область. Попробуйте, например, отрезать чью-нибудь ногу и показать ее мне — я сейчас же скажу вам — правая это нога, или левая, мужская или женская, взрослого человека или ребенка. И все это без сложных медицинских аппаратов, без термометра, пульса и проч… Единственно — знание и опытность.
Опытность, как говорится, города берет.
Что же касается моих познаний по психологии, то они даже действовали на нервы моим друзьям…
Приходит один из них ко мне; губы у него пересохли, глаза сверкают.
— А я к вам на минутку. Что за чудесный, что за гениальный рассказ в журнале прочел я. Конечно, ваш рассказ. Прочтешь — и Толстой с Гоголем делаются такими жалкими…
— Да, Толстой, — угрюмо говорю я, — а вот сейчас пришел каналья управляющий, и все деньги, которые были, я ему за квартиру отдал. Это вам не Толстой…
— Неужели и 25-ти нет?! — испуганно спрашивает гость…
— А что? Разве вам нужно? — удивляюсь я.
— Ну, конечно… Экая жалость!..
— Да, да… Даже то, что было отложено в жалованье горничной, и то пришлось отдать.
— Так-с. Ну, я, знаете, пошел. Нечего тут рассиживаться. Психолог я или не психолог?
Психолог.
Однажды на окраине Одессы, в 2 часа ночи, ко мне подошел неизвестный человек и попросил прикурить. Хотя у меня папиросы в зубах не было, но он держал в руках папиросу, которой хватило бы на целый полк: была она длиной около полутора аршина, деревянная, со свинцовым наконечником.
— Прикурить? — добродушно улыбнулся я. — Сейчас. Ударил его кулаком под ложечку, отчего он согнулся дугой, — и быстро пошел вперед.
Читатель должен сознаться, что так быстро раскусить совершенно незнакомого человека может только профессионал-психолог.
К чему я все это говорю?
Когда мне пришла в голову идея настоящей научной и полезной книги, я решил привлечь к участию в ней Аркадия Бухова, Георгия Ландау и Тэффи.
Предполагал я так:
Я напишу «Физиологию», а они пусть разделят между собой «Анатомию» и «Психологию».
Когда собрались, и я ознакомил всех с содержанием и целью книги, Тэффи сказала:
— Я буду писать «Физиологию».
"Лопнула моя «Физиология», — горестно подумал я, — "ну, все равно. Напишу «Анатомию».
— В таком случае я беру на себя «Анатомию» — сказал Ландау, энергично поглядел вокруг.
— Значит, нам с вами остается «Психология»? — с дружеской улыбкой обратился я к Бухову.
— Зачем же вам затрудняться, — хихикнул Бухов. — Я и сам с ней справлюсь.
Я очутился в положении хозяина, который радушно пригласил гостей на обед, а они жадно съели и свои и его порции, оставив этого добряка голодным.
— А что же… я буду делать… — пролепетал я.
— Зато ваша идея, — утешила меня Тэффи.
— Прекрасная идея! — подхватил Ландау.
— А мне бы тоже хотелось написать о чем-нибудь несколько строчек.
— Знаете что, — промямлил Бухов, оглядывая меня, как банкир оглядывает назойливого просителя, явившегося к нему в деловые часы за пособием. — Напишите вы заключение — вот и все.
Хозяина оставили без обеда. Но в утоление его аппетита предоставили ему вылизать тарелки и подвести итоги съеденному и выпитому.
— Хорошо, — добродушно усмехнулся я. — Заключение, так заключение.
Надеюсь, что читатель перешел к «Заключению», предварительно прочтя все три части настоящей книги.
Надеюсь, что он это сделал. В таком случае он меня поймет.
Я тоже прочел все три части…
Грустно!
Большей неряшливости, ненаучности и самого (да простят мне товарищи — пишу, что думаю) самого беспардонного невежества мне не приходилось встречать ни в одной научной книге…
Один мой приятель, помещик, поручил испечь куличи, ввиду отсутствия женской прислуги — кучеру. Кучер разрешил вопрос просто: насыпал в ведро муки, яиц, шафрану, сахару, налил масла, поболтал своей лопаткой и поставил в печь. Когда же «кулич» извлекли из ведра, то помещик только раз ударил этим куличом кучера по голове, а пролежал кучер в земской больнице целых полтора месяца, как раз до зеленой Троицы…
«Труды» моих товарищей, напечатанные в этой книге, очень напоминают мне произведение трудолюбивого, но неудачливого кучера.
Начнем с Ландау… Он взялся написать «Анатомию» — благороднейшую, прекраснейшую, интереснейшую науку.
Как же он к ней подходит?
Очень просто: «я», говорит он, должен описать человека всего, с головы до пяток и поэтому, первым долгом, начну сверху, «с волос». Очевидно, если бы ему подвернулся человек, одетый для выхода на улицу, он начал бы с шапки; если бы объектом его анатомических наблюдений оказался мороженщик, он начал бы его анатомическое описание с банки сливочного мороженого…
И этого жалкого ненаучного метода г. Ландау упорно, с усердием, достойным лучшей участи, придерживается до самого конца.
Кроме того, я горячо протестую против того общего легкомысленного тона, которым проникнута вся «Физиология» г. Ландау. Автор даже в некоторых (правда, очень редких случаях) пытается острить!
Недостойные попытки. В храме науки канкана не танцуют и из анатомического театра — театра миниатюр не делают.
Единственное достоинство книги г. Ландау (если он и тут не смошенничал) это те редкие труды и источники, которыми он пользовался для своей «Физиологии».
Означенные труда настолько редки, что пишущий эти строки, несмотря на все старания, ни одной из указанных книг не нашел ни в Публичной Библиотеке, ни в Музее Александра III (последнее место пишущий эти строки находит, пожалуй, слишком перегруженным картинами — в ущерб памятникам печатного слова…).
В общем же, я думаю, на читателя труд г. Ландау должен произвести тягостное впечатление… Прочтешь — и будешь знать себя, свое тело еще меньше и бестолковее, чем до чтения.
Не менее сумбурное впечатление производит и «труд» г-жи Тэффи:
«Физиология человека».
Тэффи слишком просто подходит к сложнейшим органам человека и слишком примитивно разрешает все сложнейшие задания мудрой природы.
Свою «Физиологию» она сопроводила собственноручными рисунками — и, Боже ты мой, что это за наивность и простодушие, чтобы не сказать более!..
Коленную чашечку она представляет себе чайной чашкой!..
Бант на туфле — считает частью ноги!
Сказано: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни…[1]
Не очень-то такая наука сократит опыт!
Грудную жабу та же Тэффи представляет в виде обыкновенной жабы, сидящей на груди, а сердце, как известно в научных кругах, представляющее собою бесформенный пульсирующий мешок, г-жа Тэффи рисует в виде червового туза, да, кроме того, протыкает стрелой, забывая, что это не постоянное состояние сердца, а временное, да и притом аллегорическое.
Так же просто подходит Тэффи и к такой части организма, как грудная клетка: слышала она отовсюду — грудная клетка, грудная клетка, а что такое грудная клетка, представляет она себе очень смутно или, вернее, очень просто: рисует проволочную клетку, в которой, как птица на шестке, болтается на какой-то нитке (?) сердце…
Идя по такому пути, Тэффи должна, рисуя надбровные дуги, украшать их колокольчиками, а лопатки изображать детскими деревянными лопаточками для рытья песка…
Да! Таких лопаток нужно избегать, ибо так легко зарыть ими свой талант и свое уважение к чистой науке!!.
Поистине жалкое впечатление производит и Аркадий Бухов.
Если труд г. Ландау спасают те серьезные редкие источники, которыми он пользовался, то «источники» г. Бухова не вплетут в него новых лавров, если это, вообще, ему нужно.
Он пишет о психологии, а источники, на которые он ссылается, таковы:
«Отчеты Олонецкого Земства» (при чем тут психология?).
«А вот и она живая струна — сборник куплетов». (Ну, и источничек! Впрочем, по Сеньке и шапка)…
«Влияние окисляющих веществ на осадки цинка». Здесь — циническое неприкрытое желание щегольнуть техническими знаниями, совершенно не идущими к делу).
И наконец «Лошадь и уход за ней» (Томск).
Последний источник, впрочем, объясняет ту, казалось бы, непонятную на первый взгляд примитивность и скудость «психологических» выводов автора.
В самом начале своей «Психологии» Арк. Бухов пытается оправдать себя:
«Автор сознательно (сознательно ли? Откуда?..) уклоняется от программы, рекомендованной для прохождения в старших классах средне-учебных заведений»…
Еще бы! Внедрение в ученическую голову Буховской «психологии» навсегда выпрямило бы все мозговые извилины в голове ученика, и ошарашенный ученик с тихим стоном, быстро покатился бы в убежище для людей с навсегда расшатанной психикой.
И однако, отказываясь благоразумно от учеников, Бухов в другом месте ничтоже сумняшеся заявляет:
«Настоящий труд предлагается читателю в качестве пособия для самообразования».
Нет, г. Бухов! «Лошадь и уход за ней» одно, а психология другое. Лошади и уходу за ней не место в храме науки. Пусть лошадь уйдет из храма науки, а уход за ней совершит и автор разбираемой мною макулатуры.
Единственное достоинство Буховского труда — это, что автор отнесся к нему серьезнее двух предыдущих авторов, избегая остроумничанья и «юмористики». Читая «Буховскую психологию», читатель ни разу не улыбнется, а это для научного труда, хотя бы и столь несовершенного — уже шаг вперед.
Не мое дело учить и наставлять людей, запутавшихся слабыми ногами в длинной мантии медика и психолога.
Я слишком скромен для -«метра».
Но не могу удержаться, чтобы не привести тех нескольких строк из «Анатомии и Физиологии человека», которые я начал еще в то время, когда не знал, что эти две отрасли науки будут выхвачены моими «товарищами» буквально из под самого носа.
Я, конечно, ничего не говорю, но, по-моему — вот как надо писать:
Человек
Его анатомия и физиология.
Соч. Аркадия Аверченко.
править
Глава 1
Что такое человек?
править
Случалось ли вам, читатель, видеть когда-нибудь человека (Homo)?
Это очень любопытное существо представляет собою тело высотой до 2½−2¾ аршина в зрелом состоянии, а в незрелом меньше. Ходит человек, как некоторые сорта обезьян, на нижних конечностях, держа все тело в вертикальном положении. Голова чел. покрыта волосами, а иногда и нет (т. н. лысые); любопытнее всего, что чел. не мычит, не ржет и не лает, как все другие, а, так называемое, разговаривает. Чел. существо всеядное, отличаясь от свиньи (ит. — porco) лишь тем, что есть даже ее, чего она лишена (т. е. есть человека).
Человек любит умеренный климат, избегая по возможности как сильных морозов, так и пожаров своих логовищ (фр. maison).
Человек разделяется на мужчину и женщину; мужчина, в свою очередь, на мальчика и взрослого; потом, впрочем, это все смешивается.
Женщина приносит в год не менее одного детеныша, мужчина — наоборот. Живут семьями, а иногда и так, на холостую ногу, как говорится.
Женщина кормит детеныша грудью, отец собственным горбом, что лишний раз доказывает полную полярность (словцо-то. Обратили внимание? Это вам не Тэффи)… мужчины и женщины……………………………….
Вот вам несколько строк, которые мне удалось написать,4 но и по ним виден тот поистине научный разумный метод, с которым я подхожу к человеку…………………….
Что ж, — не удалось.
Мало ли нас гибнет, самородков, молча и безропотно.
Комментарии
правитьКнига вышла в Петрограде в 1916 году. Печатается по этому изданию.
Состав авторов примерно такой же, как и в книге «Самоновейший письмовник». Аверченко в своем «Общем заключении» подробно об этом говорит.
Примечания
править- ↑ Сказано: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни… — Цитируются слова Годунова из трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» (1831) (сцена «Царские палаты»).