Из книги, которая никогда не будет издана
править
Египтянки, провожая в Серапеум нового Аписа, заглядывали в глаза юношам и напевали из Толстого
Узнаем коней ретивых
По таким-то их таврам…
Юношей влюбленных
Узнаем по их глазам.
Тут встретил их пьяный Камбиз:
— Из Толстого?! Запрещено! Святейшим Синодом!
И пронзил Аписа.
* * *
В Мюнхене я видел остатки — мумии Аписов. Так, как их бальзамировали как людей, как равных себе и близких. Увы, мертвые они были отвратительны. Чудовищные бока и страшенные рога. Правда, и соображение: умерший, даже архиерей не стоит живого дьячка. И вот, когда Апис пал, о нем запели:
— Умер!.. Умер, Возлюбленный!..
Женщины рвали на себе одежды и головы посыпали пеплом.
* * *
Так и египтянки, вспоминая длиннокудрого Владимира Соловьева, процитировали из него при выходе пьяного Камбиза:
Ныне так же, как и древле
Адониса погребаем…
тяжкий стон стоит в пустыне:
жены скорбные — рыдаем…
Дьякон подтягивает:
— И ныне и присно и во веки веков . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
* * *
— Едем на тройке кататься.
И все оживляются. Всем веселее. Ей-ей, на эту минуту — все добродетельнее: не завидуют, не унывают, не подкапываются друг против друга.
«Маленький кабачок» — не только отдых тела, но — и очищение души. И недаром saturnalia завелись даже в пуристическом Риме, где были все Катоны.
— Ты нас Катоном не потчуй, а дай Петра Петровича Петуха с его ухой.
Вот русская идея; часть ее . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
* * *
Как задавили эти негодяи Страхова, Данилевского, Рачинского… задавили все скромное и тихое на Руси, все вдумчивое на Руси.
Было так в Египте — «пришествие гиксосов». Черт их знает, откуда-то «гиксосы» взялись, «народ пастырей», пастухи. Историки не знают, откуда и кто такие. Они пришли и разрушили вполне уже сложившуюся египетскую цивилизацию, существовавшую в дельте Нила две тысячи лет; разрушили дотла, с религией, сословиями, благоустройством, законами, фараонами. Потом, через полтора века, их прогнали. И начала из разорения она восстанавляться; с трудом, медленно, но восстановилась.
«60-е годы у нас» — такое нашествие номадов.
«Откуда-то взялись и все разрушили». В сущности, разрушили веру. Церковь, государство (в идеях), мораль, семью, сословия
* * *
Кто силен, тот и насилует. Но женщины ни к чему так не влекутся, как к силе. Вот почему именно женщины понесли на плечах своих Писарева, Шелгунова, Чернышевского, «Современник».
Наша история за 50 лет — это «История изнасилования России нигилистами». И тут свою огромную роль сыграл именно «слабый пол». В «первой любви» Тургенева влюбленный в девушку мальчик видел, как отец его, грубый помещик, верхом на лошади, ударяет хлыстом ловушку, которую любит этот мальчик, но ему соперником-победителем оказался отец. Мальчик заплакал, закипел негодованием. Но девушка робко пошла за ударившим ее.
Вот история «неудач» Достоевского, А. Григорьева, Страхова, всех этих «слабых сердец», этих «бедных людей».
— Толпа похожа на женщину: она не понимает любви к себе (Страхов. Григорьев, Достоевский).
Она просит хлыста и расправы.
— «Фу, какая ты баба», хочется сказать человечеству.
