3. ИЗЪ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ.
(1904)

Какъ странно перебирать старыя бумаги, перелистывать страницы, которыя жили—и погасли для тебя, ихъ написавшаго. Они дороги и чужды, какъ лепестки подаренныхъ увядшихъ цвѣтовъ, какъ письма женщинъ, въ которыхъ ты пробудилъ непонятность, что зовется любовью, какъ выцвѣтшіе портреты отошедшихъ людей. Вотъ я смотрю на нихъ, и многое въ этомъ старомъ удивляетъ меня новизной. Въ свѣтѣ мгновеній я создавалъ эти слова. Мгновенья всегда единственны. Они слагались въ свою музыку, я былъ ихъ частью, когда они звенѣли. Они отзвенѣли и навѣки унесли съ собою свою тайну. И я другой, мнѣ перестало быть понятнымъ, что́ было такъ ярко-постижимо, когда я былъ ихъ созвучной и покорной частью, ихъ соучастникомъ. Я другой, я одинъ, мнѣ осталось лишь нѣсколько золотыхъ песчинокъ изъ сверкавшаго потока времени, нѣсколько страстныхъ рубиновъ, и нѣсколько горячихъ испанскихъ гвоздикъ, и нѣсколько красныхъ міровыхъ розъ.

Я живу слишкомъ быстрой жизнью и не знаю никого, кто такъ любилъ бы мгновенья, какъ я. Я иду, я иду, я ухожу, я мѣняю, и измѣняюсь самъ. Я отдаюсь мгновенью, и оно мнѣ снова и снова открываетъ свѣжія поляны. И вѣчно цвѣтутъ мнѣ новые цвѣты.

Я откидываюсь отъ разума къ страсти, я опрокидываюсь отъ страстей въ разумъ. Маятникъ влѣво, маятникъ вправо. На циферблатѣ ночей и дней неизбѣжно должно быть движеніе. Но философія мгновенья не есть философія земного маятника. Звонъ мгновенья—когда его любишь какъ я—изъ области надземныхъ звоновъ.

Я отдаюсь міровому, и Міръ входитъ въ меня. Мнѣ близки и звѣзды, и волны, и горы. Мнѣ близки звѣри и герои. Мнѣ близки красивые и некрасивые. Я говорю съ другомъ, а самъ въ это время далеко отъ него, за преградой вѣковъ, гдѣ-то въ древнемъ Римѣ, гдѣ-то въ вѣчной Индіи, гдѣ-то въ той странѣ, чье имя—Майя. Я говорю съ врагомъ, а самъ въ то же время тайно люблю его, хотя бы я говорилъ самыя жесткія слова. О, клянусь, въ тѣ мгновенья, когда я—дѣйствительно я, мнѣ близки всѣ, мнѣ понятно и дорого все. Мнѣ понятны вершины, я на нихъ всходилъ, мнѣ понятно низкое, я низко падалъ, мнѣ понятно и то, что внѣ предѣловъ высокаго и низкаго. Я знаю полную свободу. Безмѣрность можетъ замкнуться въ малое. Песчинка можетъ превратиться въ систему звѣздныхъ міровъ. И слабыми руками будутъ воздвигнуты безмѣрныя зданья во имя Красоты. И сгорятъ города, и сгорятъ лѣса, а тамъ, гдѣ они шумѣли и молчали, возникнутъ новые шелесты и шорохи, ласки и улыбки, вѣчная жизнь.

Я знаю, что есть два бога: богъ покоя и богъ движенія. Я люблю ихъ обоихъ. Но я не долго медлю съ первымъ. Я побылъ съ нимъ. Довольно. Я вижу быстрые блестящіе глаза. Магнитъ моей души! Я слышу свистъ вѣтра. Я слышу пѣнье струнъ. Молотъ близь горновъ. Раскаты міровой музыки. Я отдаюсь міровому. Мнѣ страшно. Мнѣ сладко. Міръ вошелъ въ меня. Прощай, мое вчера. Скорѣй къ неизвѣстному Завтра!

К. Бальмонтъ.

3 января. Ночь.

Москва.