Из дневника
о. Иоанна Кронштадтского
в обличение лжеучения
графа Л. Толстого
править
1910
правитьИз дневника о. Иоанна Кронштадтского в обличение душегубного еретичества Льва Толстого.
правитьВместо предисловия
(из письма в Редакцию).
править
На-днях я получил анонимное письмо от одного толстовца, в коем он бранит меня за то, что я написал слабое опровержение толстовских бредней, что я — пигмей, выступаю против колосса — Толстого и, имея только один талант, хочу бороться на бумаге с имеющим десять талантов (Толстым)… Чтобы не оставаться пред Толстым и его поклонником в долгу и ответить обоим «сильнее», я решился и еще кое-что напечатать, — ведь правда сильна и — защитить ее легко против борющихся с нею, хотя бы и «колоссов» — толстовцы ведь воображают себя колоссами, впрочем, не в обиду будет им сказано, — на глиняных ногах… И то правда, что Толстой — колосс, но в своей сфере, в области литературы романической и драматической, — а в области религиозной он — настоящий пигмей, ничего не смыслящий. И если я и еще скажу в обличение Толстого и его товарищей, прошу их не прогневаться за голую и резкую правду. Я не хотел более отвечать на безумные глаголы Толстого, но если меня резко вызывают на это, то, по долгу пред Истиной и Церковью, отвечаю, отдавая в печать выдержки из моего дневника, заключающие мои мысли и чувства по поводу душегубного Толстовского еретичества.
Нынешнее время есть время борьбы с грехом, с плотью страстную, миром, во зле лежащим, и дьяволом, виновником греха, — время обучения всякой добродетели: вниманию себе, трезвению, самоотвержению, бодрствованию, воздержанию, кротости, смирению, незлобию, послушанию, целомудрию, снисхождению к ближним, милосердию — теперь не время покоиться и предаваться удовольствиям, ибо лукавые, злейшие и хитрые враги наши не усыпают ни на минуту, и супостат наш — дьявол как рыкающий лев, ищет кого поглотить (I Петр. 5, 8). Эту истину надо внушать всем христианам всякого звания, чина, пола и возраста, особенно учащемуся в разных заведениях, юношеству. «Бдите и молитесь, да не внидите в напасть», говорит Господь Своим ученикам и нам тоже он говорит (Мф. 26, 41). А мы что делаем? Дремлем и спим. "Спящим человеком прииде враг его и всея плевелы посреди пшеницы и отыде (Мф. 13, 25). Вот и Толстой усердно сеет на ниве христианских сердец свое плевельное учение.
Завет Божий отвергли о себе толстовцы, а также и другие еретики, раскольники, сектанты, все нечестиво живущие христиане. Какой завет Божий? Завет о спасении человеческого рода воплощением, крестом и смертью Сына Божия, завет о крещении всякого человека для спасения; завет о нужде покаяния, причащения Святых Тайн, принадлежности к единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, завет о свершителях таинств христианских — пастырях. Все пьяницы, прелюбодеи, сребролюбцы, нераскаянные отвергают завет Божий о себе и погибают. Слезы у меня исторгли эти мысли!…
Писатели мира сего, несведущие нимало в вещах Божественных, — придите с доверием и научитесь у нас, духовных учителей: и мы научим вас. Но вы не пойдете, вы с презрением оттолкнете нас, вы не можете быть нам преданы, ибо мы преподаем учение «не от мира сего», не от вашей мудрости.
«К кому идем?» спрашивает себя Петр с прочими Апостолами. «Ты имеешь глаголы жизни вечной (Иоан. 6, 68). Се мы оставихом вся и в следе Тебе идохом — что же будет нам?» — (Мф. 19, 27), Господь обещал им паки-бытие и вечную славу и власть судить все племена Израилевы (Мф, 19, 28). Толстовцы! Куда же вы идете с графом Толстым, своим учителем? Есть ли у него слова жизни? Не слова-ли безумия, неверия, хуления, проклятия и смерти? Что же вам будет в конце концов? Вечное проклятие и погибель! Толстой в своих дерзких писаниях мечтает поразить христианство и христиан, свести к ничтожеству своим дерзким отрицанием и насмешкам — содержимое вот уже почти ХХ веков св. вселенскою Церковью христианство, которое прославлено от Бога вечною неувядаемою славою, которое проявило величайшую жизненность, силу, благотворность. Но он сам себя бьет смертельно и своих последователей, ибо лишил себя и их; ибо по отвержении Спасителя, еретикам этим не остается более жертвы за грех, но некое страшное чаяние суда и ревность огня, хотящего поглотить противников, (Евр. 10, 27). Думают ли об этом разгордившиеся толстовцы? — «Мне отмщение» — говорит Господь, «Я воздам».(Рим. 12, 19).
О, Христе Боже, доколе Лев Толстой будет ругаться над Тобою и Церковью Твоею? Доколе будет соблазнять Россию и Европу? Опять он шлет хулы на Церковь и служителей ее, опять клевещет на нас всему миру! — Покажи, наконец, Владыко, всему миру адскую злобу его! Буди! Им увлечено в прелесть и пагубу пол света. — О предтеча антихриста!
Желаете ли, православные, знать, что я думаю о Льве Толстом? А я вот что думаю и говорю: он объявил войну Церкви православной и всему христианству. И как денница и сатана отторгнул своим хребтом третью часть звезд небесных, т. е. ангелов, и сделал их единомышленниками с собою, так наш Лев, сын противления, носящий в себе дух его, своим "рыканием и хвостом: (Откр. 12, 4) отторг тоже едва-ли не третью часть русской интеллигенции, особенно из юношества, в след себя, в след своего безбожного учения, своего безверия — Его безбожные печатные сочинения свидетельствуют о том.
Разве собирают с терновника виноград и с терния смоквы? По плодам их познаете их, говорит Господь (Лук. 6, 44). Терновник России и всего христианского мира есть русский граф Толстой, бывший романист, а потом самозванец-богослов, ни мало не смыслящий в богословии, нарядившейся в одежду мужика, чтобы вдоволь насмеяться над верою его и России и удобнее привлечь и русского ли или иностранца недальновидного на свою сторону, к образу своих мыслей, и удобнее излить свой еретический яд в души их.
Есть-ли какой отец, говорит Господь в пример, который, когда сын его попросит рыбы, подал бы ему скорпию (Мо. 7, 9) — Толстой именно это и делает. Он подносит змею вместо рыбы и своему семейству, и всей России, и христианам всех стран и языков. Он хочет вырвать у всех веру в Спасителя, веру в Троицу, в Церковь и во все спасительные истины, в которые веровать научила нас св. Церковь, и без которых невозможно жить ни одному здравомыслящему человеку.
Так, по выпущенной Львом Толстым (в Лондоне) в начале ноября 1902 г. безбожной статье, озаглавленной: «Обращение к духовенству», виден истый русский романист, способный писать только романы с метким анализом обыденной людской жизни и страстей человеческих; но в то же время до мозга костей пропитанный самомнением и гордостью, барской спесью и ненавистью ко всему, что носит печать веры во Христа и в
Церковь, с дьявольскою злобою к духовенству. Все сочинение состоит из предвзятых ложных мнений о духовенстве и его деятельности. Толстой хочет разрушить веру во все святое, таинственное, в то, чем человек, живет, спасается, утешается, укрепляется духом и телом; все, что носит печать истины непреложной: — веру в Бога Троичного, в сотворение мира, в искупление человечества Сыном Божиим, — все это отвергает, как сказку, подвергает осмеянию и хочет все христианские догматы переиначить по своему, верит только в свой ум, себе одному приписывает открытие истины и себя только признает истинным учителем. Но, увы, все положения у него ложны, а потому ложны и все заключения.
Толстой думает, говорит и пишет на почве безбожия и полного отрицания всего того святого, что носит в себе печать богооткровенности; гордость, самомнение, самообожание, презрение к Самому Богу и Церкви — вот его первооснова; другого основания у него нет. Пред нами — софист, и несведущих в истинах веры, не испытавших на себе спасительности веры Христовой легко может он отвлечь от истинной веры и ввести в пагубное неверие.
В оклеветании Церкви Толстой хочет найти себе самооправдание, похвалу, как истого героя правды, — и хочет всех отвлечь от Церкви, как сатана отторг от Бога трех ангелов. Прежде чем писать опровержение на это сочинение Толстого, нужно знать (проанализировать) то состояние души Толстого, в котором он пишет свою заведомую ложь, которой он усиливается придать вид истины.
Под живым впечатлением отлучения от Церкви он решился забросать ее, сколько можно, грязью и все священное писание Ветхого и Нового Завета, все богослужение, все таинства и особенно духовенство всех церквей. Толстой, исказив смысл Евангелия, исказил смысл Ветхого Завета и искаженные события передает в насмешливом тоне, подрывая в читающих всякое уважение к святому писанию; над всем, что дорого для христианина, на что он привык смотреть с детства с глубоким благоговением и любовью, как на Слово Божие, он дерзко насмехается.
Толстой переносит свои поругания на духовенство, на Церковь, на св. Писание В. и Н. Завета и на Самого Господа, и говорит: была-ли такая вредная книга в мире, наделавшая столько зла, как книга В. и Н. Заветов… Это прямо относится к толстовским сочинениям, не было вреднее их: Ренаны, Бюхнеры, Шопенгауеры, Вольтеры, — ничто в сравнении с нашим безбожным россиянином Толстым. Написанное Толстым в «Обращении» — с точки зрения христианской — одно безумие.
Можно-ли говорить с человеком умопомешанным, потерявшим здравый смысл, здравую веру, отрицающим общепризнанную живую и животворную истину, отрицающим, что А есть А, или — дважды два четыре, не признающим Альфы и Омеги, — с человеком, признающим разум человеческий, отуманенный и извращенный грехом, за исходную точку веры и познания? Невозможно! Таков именно и есть граф Лев Толстой, отвергающий откровенное Слово Божие — Библию и Евангелие и свой близорукий извращенный разум ставящий исходною точкою всех знаний, выше Библии и Евангелия, Библию и Евангелие считающий за сказку, как и жития святых.
Толстой в области религии показывал всю свою умственную тупость, все свое пресмыкательство по земле, всю умственную мелочность, не могущую подняться ни мало на высоту религиозного созерцания. «Аще не уверуете, ниже имате разумети», говорит, Господь. Толстой, отвергнувший веру в Откровение, в Бога, действительно, лишился возможности разуметь дела Божией премудрости.
Как мог Лев Толстой написать свое последнее грязное сочинение против истинной, святой, апостольской, спасительной, богопрославленной несчетными знамениями и чудесами, и досель прославляемой от Него Церкви? Да, — мог, но только при совершенной потере христианской совести.
В сочинении Толстого «Обращение к духовенству» — все ложь и клевета беззастенчивая, наглая, и из основных ложных положений, как уже говорил, выводятся у него ложные заключения; словом, в сочинении Толстого истина извращена, высочайшие догматы, непререкаемые, спасительные, представлены в тоне насмешливом, ироническом; Толстой не верит в истины, открытые Самим Богом и необходимые для спасения всякого человека, а верит только в человеческий разум и в совершенствование человека собственными силами, без благодати Божией.
Надобно, чтобы всякий, даже не верующий во Христа и Св. Троицу и в таинства христианской веры, обращался с лицами и предметами веры честно потому, что вера есть сердечное, драгоценное сокровище бесчисленного множества людей всякого языка, наций, всякого звания и состояния, а не по свински, как Лев Толстой, и кто из христиан равнодушно относится к тому, кто хулит Христа, или Св. Троицу, искренне почитаемую избранными людьми всех веков, всяких наций, звания и состояния, — тот не достоин звания человека, а таков именно Толстой и толстовцы, обращающиеся по свински с неоцененным, дражайшим Именем Господа Иисуса Христа, Св, Троицы, Богоматери, и с досточтимыми их изображениями и всех Святых. Скажет кто-нибудь, что печатно ругать человека, которому дана свобода слова и печати и который липнет и печатает, что придет ему на ум, неприлично и не следует. А я спрошу и Толстого и его клевретов: поносить высочайшие Имена Троицы, Христа, Богородицы и Святых, Св. Чудотворные иконы и мощи и соблазнять народ православный и не православный — по вашему можно? Да, какому бы наказанию по закону должен подлежать и богохульный язык Толстого и его рука, пишущая богохульные словеса? По писанию: кто чем согрешает, тот тем и мучится. Толстой же безнаказанно богохульствует, да еще и почитается, как старец знаменитый, как великий писатель, как родовитый граф, и Львом Николаевичем зовется; какой он Лев Николаевич? Он имени христианского не стоит. Потерпел-ли бы еврей, искренно верующий в Иегову, того, кто стал бы в слух его относиться недостойно к этому Св. Имени; или магометанин — того кто в слух ему стал бы поносить Магомета, хотя Магомет и не то, чем и кем его почитают? А Толстой невозбранно поносит христианскую веру и ее истинное святое и спасительное учение и ее святые и животворящие таинства; — о, злодейство, достойное казни (ап. Иуд. 7—8)! Иудейские и римские законы казнили богохульников и потому евреи кричали Пилату: «по закону нашему Христос должен умереть. Он Себе Сына Божия сотвори» (Иоан. 19, 7) (хотя Он и действительно Сын Божий), а Толстой пред всем русским народом и пред всей христианской Европой хулит Христа, который открылся Сыном Божим в силе, по духу Святыни, от воскресения из мертвых; веровался в мире, оправдался в духе, проповедался в мире, вознесся во славе (I Тимоф. 3, 16).
«Устами твоими буду судить тебя, лукавый рабе», говорит Господь в Евангелии (Лук. 19, 22), и я скажу, отрицаниями твоими отрину тебя, Лев Толстой, и хулы твои обращу на тебя.
Толстой извратил весь смысл христианства, все понял на изнанку, ибо все можно лукавому уму и сердцу человеческому извращать, называть свет тьмою и тьму светом, сладкое горьким и горькое сладким; прекрасное безобразным — и наоборот; по подобию древних софистов, Толстой отвергает весь Символ Веры, не верит ни в Троицу, ни в воплощение, ни в чудеса Христовы, ни в искупительные страдания Его, ни в воскресение, ни в вознесение на небо, ни во второе пришествие Христово, ни в будущий суд, ни в Церковь, ни в крещение, ни в воскресение мертвых, ни в жизнь будущую. Хочет, чтобы люди не верили Слову Божию, а верили ему, самозваному учителю Толстому, или верили одному человеческому разуму, извращенному, помраченному, слёзному, близорукому. Почему же верить Толстому? Что он за авторитет! Кто знает слепоту человеческого разума: как заблуждались люди до пришествия Христа на землю, какая была тьма неведения истинного Бога, тьма идольская. Какой свет разума воссиял с пришествием Христа на землю? Какой свет в Евангелии!
Лев Толстой клонит все свои рассуждения богохульные к тому, чтобы убедить, хотя недальновидных и самомнительных людей, что в наших познаниях и исследованиях научных всему голова — наш разум и мера его понимания, и чего он не понимает, хотя бы это был высочайший и непостижимый предмет нашей веры — Господь Бог, — того он и принимать не должен и в то верить не должен, как не подходящее под мерило разума, и что человек может достигать совершенства без помощи Божьей (в Бога он не верит), собственным разумом. Но на себе самом Толстой показал, до чего может дойти такой человек: он своим помраченным от гордости и самомнения разумом дошел до нелепых и бессмысленных положений, — до неверия в Бога Личного, Бога в Троице (Марк. 1, 10), в сотворение мира из ничего, в сотворение человека по образу и подобию Божию (Быт. I, 27), в первоначальную испытательную заповедь Творца или вступление Творца в завет с словесной тварью, разумно-свободною, нуждавшеюся в завете и соблюдении его, — в вольное падение человека и дерзновенное разрушение завета и своей целости душевной и телесной, своего мира и блаженного состояния; в необходимость искупления Богочеловека, в обетования и пророчества о Нем в книгах закона Моисеева, в пришествие обещанного Спасителя, Его проповедь и все искупительное дело. Толстой дошел до отвержения абсолютных необходимых всеспасительных истин, и погибнет во веки. Это урок всем, доверяющим слишком своему разуму и не доверяющим свидетельству самой Истины, Самому Иисусу Христу, преподавшему нам истинное учение о Троице, сотворении мира и человека, об искушении и падении, о необходимости покаяния, причащения Св.
Тайн, о воскресении мертвых, о суде и вечной муке и царствии небесном,
Не верит Толстой повреждению, растлению человеческого рода и каждого человека в самом корне (Адама и Евы), во глубине существа, что человек сам по себе без помощи Божьей не может успеть ни в какой добродетели, что все усилия его в этом роде без помощи Божией — тщетны, «без Мене, сказано, не можете творити ничегоже» (Иоанн. 15, 5) — а верит вопреки истине и всегдашнему общему опыту, что человек сам может достигать совершенства, при помощи современной науки. Опасно, гибельно заблуждается Толстой и вводит в заблуждение юношество и вообще не утвердившееся в вере человечество, отводя его от Церкви, у которой истинный разум Божий, ибо сказано — «мы ум Христов имамы» (I Кор. 2, 16), и навязывая ему свою ложь и называя ее истинным учением.
В сочинении Л. Толстого логическая ложь: ложно основание, ложны и следствия. Ложно предложение, будто вселенский символ веры есть ложный (от Духа Истины происшедший-то), что св. Троица не Троица, что Бог не может быть один в Троице, ложно предложение, что Сын Божий не воплотился и не был Спасителем человеческого рода: не воплощен, не крестился, не страдал, не умирал, не воскрес, не вознесся на небо, не придет судить, что не будет воскресения, второго пришествия; ложно, что нет третьего лица — Духа Святого, что Церковь не истинна, а ложна и т. д. — все эти предложения ложны и все выводы ложны; ложь, что догматы веры преподаются в таком возрасте, в котором дети не понимают ничего, что напрасно учить их будто бы бессмыслице, будто бы сказкам, или будто бы напрасно простой народ учить, ничего не понимающий или которому некогда этим заниматься; ложно предложение, что Библия — сказка, Евангелие — тоже, ложно предложение, что Бог, страшно и выговорить, сердится (гневается праведно — другое дело), что Он несправедлив; ложны и посылки, будто не будет воздаяния, не будет вечной муки грешникам нераскаянным. Ложно и то положение, что Церковь и духовенство проповедуют ложь, нелепость. Вот Толстой, действительно, проповедует явную ложь и его слушать нельзя, ему верить, как злонамеренному лжецу, — пагубно. Он — преднамеренный, злонамеренный лжец и то, что он утверждает о предметах веры нашей, все ложно.
У Толстого в голове нет, ни альфы ни омеги, ни разумного личного Творца, ни твари, ни греха, ни добродетели, ни падения, ни восстания человеческого, ни Спасителя, ни спасаемых; никакой связи в мире и человеческом роде, ни исторической, ни логической, ни предметной, истинный — во всем хаос. Он не признает священства, богооткровенного сказания о начале мира и человека и жизни человеческого рода до потопа и после потопа, не верит в сказание о потопе и жизни людей после потопа; не видит цели потопа, не признает нравственного закона и Законодателя и Судии человеческого рода и каждого человека в отдельности; все он отвергает, все считает за сказку: связь Ветхого Завета с Новым и премудрые, праведные и всеблагие судьбы Божие в человеческом роде — приготовление людей к принятию обещанного Мессии-Спасителя через обетования, пророчества и преобразования, — пришествие в мир обещанного Спасателя, Его бессемянное рождение от Духа Св. и Девы Марти, словом, отвергает Богочеловечество Христа и все догматы христианской веры. С таким невером, ослепившим себя добровольно, говорить серьезно ни о чем святом нельзя.
«Никто же знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын и ему же аще волит Сын открыти» (Мф. II, 27) — читаем во св. Евангелии. Без откровения Божия падший ум человеческий не может познать таинство Святой Троицы. И Бог верующим в простоте сердца открывает эту тайну, насколько можно открыть это непостижимое естество. Толстому, по его гордости, лукавству и безверию, не открыта эта тайна и он не верит ей и глумится над ней. Он, в своей богохульной брошюре, все дорогое, святое, праведное утешительное, спасительное, просветительное — все, чем живет, дышит, крепится душа христианская, все отнимает и сам на место отнятого ничего не дает, и оставляет душу в хаосе, пустоте, мраке, в состоянии безутешном и беспросветном. Это вольное сумасшествие у него, Толстого, попирание всех законов мышления, — всякой истины и правды, у него сатанинская, полная бесстыдства, хитросплетенная, насмешливая над нашей святыней ложь.
Толстой в своем «Обращении» дерзко вызывает на состязание с собою пап, кардиналов, епископов, суперинтендентов, священников, пасторов и все христианское духовное сословие и обличает всех их в тенденциозной лжи и обмане; он утверждает, что правда только у него, у Толстого; что у него и только у него, истинный разум, у него только нужно учиться истине что вся Библия, все Евангелие — ложь, что вся церковная история, все учение церковное, все соборы, все вероопределения, все каноны вселенских и поместных соборов и св. отцов — преднамеренный обман. Милостивые государи и милостивые государыни, мужеский и женский пол рода христианского! Вас всех хочет одурачить Толстой. Но ведь мы в здравом уме, в здравом смысле, вся наша прожитая жизнь, наше сердце уверяют нас, что мы знаем истину, что мы обрели веру истинную и спасаемся ею, утешаемся ею, и чаем жизни будущего века. Чем же этот самозванец Толстой уверит нас, что будто бы на его стороне истина? Нет, Толстой — полный невежда в отношении религии. Он не знает премудрого плана божественного домостроительного спасения рода человеческого, не допускает падения первых людей в грехе и не верит в растление и омрачение грехом всего рода человеческого, не верует в пестунство Божие над падшим человечеством в продолжении тысячелетий и искупление его воплотившимся Сыном Божим, и все то, что отвергает Толстой, именно, религиозное обучение детей и знание ими истории Ветхого и Нового Завета, особенно нужно, как для Толстого, так и для всех детей, а он, Толстой, этого-то, необходимого, этой-то азбуки христианской не знает и являет собой религиозного невежду, хотя нельзя не признать его романистом, а вместе и ловким известным краснобаем, умеющим слагать красивые по наружности и увлекающие недальновидных в анти-богословские сети. Здесь с Толстым, как с умопомешанным, у которого idee fix, нельзя говорить; он верит только в себя и в подобных себе людей с предвзятыми, как он, мыслями; здесь у него дьявольская неисправимая гордость, и он умрет с нею. Ими же веси судьбами, Ты Сам, долготерпеливый Господи, спаси сего помраченного!
Я говорил уже, что Толстой дышит непримиримой ненавистью к Церкви и ее органам — священнослужителям; не признает их божественного права учить, священнодействовать, руководить вверенное им словесное стадо к добродетели и к Богу, — отвергает истину и спасительность их учения; не признает богооткровенным учение Церкви; признает нелепое равенство всех людей, не допускает подчиненности младших старшим, подчиненных начальству, верноподданных Царю, словом — производит какую-то сутолоку и сбивчивость во всем, и, отвергая все, вместо отвергнутого, он ничего не дает, оставляя людям только разум, который так известен по своим неявным заблуждениям чрез все прошедшие тысячелетия, и утверждая, что люди могут дойти до совершенства своим разумом. Вот и дошел Толстой до абсурда, до неслыханной гордости и дерзости, отвергнув все богооткровенное, спасительное, христианское учение и Богом основанную на земле Церковь.
Толстой — неслыханная гордыня и дерзость воплощенная. Он унижает всех пап, кардиналов, митрополитов, епископов, суперинтендентов, пасторов, и священников и судит их, себя же ставит судьею всех; обличает всех, как ложных проповедников и учителей, обманщиков, проповедующих то, во что будто бы они сами не верят, и только притворяются будто верят. Вот уж, что называется, с больной головы на здоровую. А, сколько есть искренно верующих между иноверными духовными особами, не говоря о лицах православного духовенства, Отлученный от Церкви Толстой еще более возненавидел ее и ее служителей.
Лев Толстой глумится над всеми христианскими верованиями, оскорбляет христиан всех веков, глумится над всеми святыми патриархами, пророками, апостолами, святителями, мучениками, преподобными и праведными и над самою Матерью Божью, честнейшую Херувимов и славнейшую без сравнения Серафимов, над всем христианским миросозерцанием. Лев Толстой еретик злейший и дерзостнейший изо всех бывших еретиков. Все св. Евангелие, вся православная христианская вера и Церковь носят сами в себе доказательство происхождения своего от Бога и в них самих заключается «ей и аминь», — он суть дух и живот. «Не хотите-ли вы отойти от Меня» (Iоан. 6, 67), спросил Господь Бог Своих учеников, когда многие из них, соблазнившись Его учением, по-видимому, несовместным с их понятиями и привычками, ушли от Него. А Петр отвечал: «к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной». Так и мы, испытавши всю жизненность, всю душеспасительную сладость нашей веры и церкви, говорим с полной уверенностью, с полным убеждением сердечным: к кому мы пойдем кроме Тебя, Господи? — Ты имеешь глаголы жизни вечной. Только у Тебя источник живота, только в Твоем свете мы увидим свет, а кроме Тебя ни у кого не найдем, и, конечно, тем менее — у Льва Толстого, блуждающего, погрязшего в непроницаемой теме заблуждений.
Два слова о необходимости учить детей священной истории. Учение о правой спасительной вере, о грехопадении первых людей, о растлении грехов всего человеческого рода, об искупительном деле Спасителя — необходимы в самой доступной форме для всех, и особенно для детей. Первое, что нужно внушить детям —
это учение о Боге Творце и Спасителе, а этого-то и не допускает наш безбожник. Граф Толстой представляет из себя пример полного не-воспитания в христианском смысле, избалованного барина еще в младенчестве; не всем-же и воспитываться на манер этого любимца судьбы, родившегося в сорочке, в знатном и богатом доме; не всем же и быть графами, с его недюжинным умом, который достоин был-бы лучшей деятельности; не всем же писать и пресловутые романы «Войну и мир» и «Анну Каренину», без которых, в самом деле, человечество легко-бы могло обойтись и не чувствовать в них ни малейшей потребности, а учить детей в простой, доступной форме библейской и церковной истории о Боге в Троице славимом, как о Творце мира и человека, и общем всех Промыслителе и Спасителе, о сотворении человека и всех тварей, о грехопадении человеков и наследственной порче греховной всего человеческого рода, о явлении в мир обещанного Спасителя, о Его житии, учении, чудесах, о спасительных Его за нас страданиях, искупительной смерти, воскресении Его из мертвых-есть необходимость и общая потребность для всех христианских детей, — и от того именно, что Лев Толстой не был научен этим элементарным христианским истинам, он и вышел таким злым, рыкающим на веру и церковь Христову, львом, ищущим кого поглотить (и проглотил, к несчастью, многих). Не стань мы учить детей с нежного возраста учению веры и страху Божию, — и в них, по причине общей греховной порчи человеческого рода, разовьются и укрепятся всякие греховные инстинкты — злость, каприз, своенравие, непослушание, непокорность, зависть, гордость, леность к молите и благочестию, холодность к Богу и церкви Божьей, ложь, обман, хитрость и лукавство, плотские тайные грехи и подобные. Что же выйдет из них? Какие чада, какие отцы и матери, какие сыны отечества, подданные и слуги паря, какие заступники отечества, какие писатели, какие верноподданные чиновники и органы разных административных ведомств, какие земледельцы, какие мастеровые?
Люди без страха Божия, без совести, без гражданской честности и верности, со всякими дурными наклонностями. Только вера и страх Божий держат человека на высоте его христианского и гражданского достоинства; отнимите у него веру и страх Божий и вы не увидите нигде честных самоотверженных людей, людей долга, честной службы, преданных царю и отечеству; тюрьмы наполнятся всякими преступниками, и вы приготовите падение общества и государства. Правда возвышает народ и и умаляют племена грехи, говорит Премудрый.
В своей гордыни и вольнодумстве Толстой отвергает и разрушает два божественных Завета — Ветхий и Новый и всеми советами Божьими о спасении рода человеческого пренебрег и ни во что поставил, и все премудрое, все благое и праведное смотрение Божие о нас презрел, как не сущее. А потому и Бог разрушит тебя до конца и память твою истребит от земли живых…
Ты говоришь, Толстой, что детям не следует преподавать закон Божий и что они не понимают будто-бы дел Божьих; но они мудрее тебя, ибо сказано: «из уст младенцев и ссущих совершил еси хвалу» (Мф. 21, 16). Фарисеи и книжники хулили Господа, как и ты ныне, Лев Толстой, а незлобивые дети разумно и чистосердечно хвалили. Что ты на это скажешь, Толстой? Или скажешь, что это сказки, басни не больше? Да?
Из богохульных писаний графа Толстого видно, что всеспасительная христианская вера нимало не коснулась его гордого, неверующего сердца, нимало не воздействовала на него благотворно и он остался истым безбожником. «Утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси то (таинство веры) младенцам» (Мф. 11, 2 5).
Толстой глумится над Священным Писанием Ветхого и Нового заветов, которое есть непреложная святыня для всех христианских народов, и над преподаванием его детям или простому народу, будто бы непонимающему этой истории, хотя это нелепо, а сам проповедует вздор и нелепицу и хочет, чтобы его бредни, его безбожные мысли заучивали дети и простой народ и таким образом сделались бы все безбожниками и нравственными дикарями, хуже древних и нынешних язычников, кланяющихся куску дерева, или приносящих жертвы идолам, как-будто от них (идолов) зависит все их благополучие. Толстой самым низким образом смеется над русским народом, желая всех привести в состояние дикости и всех отвлечь от праотеческой, спасительной веры, словом, хочет всех, вести за собой в ад, думая: погибать, так погибать всем, а не мне одному. Ваше сиятельство, уж лучше идите одни вашей широкой дорогой, ведущей на дно адово. Зачем-же других-то за собою вести? Ведь подобных тебе без того много, много. Широки врата, ведущие в пагубу, и многие идут ими вслед за тобой.
Толстой отвергает Ветхий завет и пророков, тогда как исполнение пророчеств на Иисусе Христе неопровержимо доказывает Его богочеловеческое достоинство и спасительность веры Христовой и насажденной Им на земле церкви; словом — Толстой все отвергает и Ветхий завет и Новый завет и при ложных положениях выводит ложные заключения.
Толстой отвергает начало всех вещей — Слово Бога Отца, Сына Божия, Имже вся быша, Который есть Альфа и Омега — начало и конец (Откр. I, 8).
Толстой, отрицая Личного Триипостасного Бога, всеблагого, безначального, присносущного, премудрого, праведного, святого, блаженного, всесовершенного, всемогущего, допускает только таинственное, безличное начало, давшее жизнь человеку (странно, как безличное существо дало начало личному — это абсурд Толстовский), не
допуская Его правосудия, долженствующего карать дерзких хулителей Его святости и правды, напр. того же Льва Толстого, провозглашающего на весь мир, что Бог есть виновник зла.
Назначение человека — вечная жизнь с Богом и в Боге (Филип, 1, 23); но Бог никого не примет в сожитие с Собою, кто не покается и не оставит пристрастия к греху; «не преселится к Нему лукавнуяй, ниже пребудут беззаконницы пред очима Его» (Пс. 5, 5—6), говорит Псалмопевец Давид. «Кое общение света ко тьме, правде к беззаконию» (Кор, 6, 14). И как мы все грешные, то все должны покаяться и грех возненавидеть и от греха отстать, греху не работать. И чтобы отстать от греха, не работать греху, мы получили от Бога всякие силы и способы: свободную волю, природный разум, одобряющую добро совесть и осуждающую зло; особенную благодать Божию в крещении и миропомазании, в покаянии и причащении; имеем богом дарованный пост; умилительное, располагающее к покаянию богослужение; живое и действенное Слово Божие; поучения пастырей; законы гражданские, содействующие правильному течению общественной жизни. Итак, Бог никого не примет к Себе с грехом. Это мы все должны твердо помнить; никакого гордеца, никакого неверующего вроде Л. Толстого или толстовцев, никого преданного зависти, блуду, невоздержанно, чревоугодию и пьянству, никакого вора, лихоимца и корыстолюбца, никого преданного смеху, ибо сказано: «горе вам смеющимся, ибо возрыдаете и восплачете» (Лук 7, 25).
Тварь не иначе может существовать и благоденствовать, как соблюдая твердо законы Творца. Посмотри на природу, на небо, солнце, луну и звезды, на землю, на всю тварь, как она точно соблюдает законы Творца. Лев Толстой отверг Творца и вычеркнул из русского языка слово тварь, потому что не признает, что твари суть твари, сотворенные личным разумным Началом.
Верх дерзости Толстого заключается в том, что в виду близкой смерти своей он не боится Бога и суда Его и считает себя правым, как и своих учеников, и богохульству своему не полагает никакой меры; уж хулить, так хулить до конца, уж безумствовать, так безумствовать до конца! Геройство — чисто сатанинское, да еще и в превосходной степени, ибо и сам сатана боится Бога и трепещет уготованных ему мучений, а ученик его превзошел и своего учителя. — Вот финал «Войны и мира» и «Анны Карениной» и прочих писаний Льва Толстого!
Какая превознесенная гордыня! Знай нашего Льва, вышедшего из Ясной Поляны и крепко рыкающего не только на всю поляну, но на весь мир. Крепкая пасть, могучие нервы. И это — на краю гроба-то! А за гробом что будет? Весь ад пробудится. Все фараоны встанут и Рефаимы проснутся; все Нероны, Калигулы, Деции, Домицианы, Юлианы, — все гонители Христа и христианства, и скажут: ай, русский Лев последних времен; ты и нас далеко превзошел; и из христиан вышел надменнейший, и лукавнейший гонитель воспитавшей тебя Матери-Церкви. Присоединись же к нам на веки и пей чашу, которую ты себе приготовил, сгорай в огне негасимом, уготованном отцу твоему, дьяволу, которому ты усердно служил.
«Всяк, падый на камень тот сокрушится, а на нем же падет, сотрет его» (Мф. 21, 44). Нечистая волна — Толстой приразился дерзко к несокрушимому Камню-Христу, и разлетелся вонючими брызгами, обрызгавшими зловонною грязью всех последователей его.
Последователи Толстого все неговеющие и непричащающиеся — так называемые ученые века сего — вольнодумцы, считающие себя за сверх-человеков. Да и сам Толстой есть гнилой плод западной вольнодумной учености. Мир во зле лежит и лает на Бога своего.
Ученик реального училища — неверующий в следствие зачитанности Толстым. Учитель земской школы-- неверующий по причине увлечения Толстым, но желающий быть верующим. Яд учения Толстого в семействах; матери и отцы плачутся на своих детей неверующих, бросивших Церковь и непокоряющихся и непочитающих родителей; девушки-курсистки неверующие и воюющие за Толстого; сотрудники либеральных газет, в роде Астраханской, ополчающиеся за Толстого и ругающие нас.
Утаил еси сия от премудрых и разумных (Толстого и подобных ему писателей) и открыл еси та младенцем. Яко тако бысть благоволение пред Тобою (Мф. 11, 25). Горе, иже мудры в себе самих и пред собою разумны. Не обратил ли Бог премудрость мира сего в безумие (I Кор. I, 20). Ибо когда мир не уразумел своею мудростию Бога в премудрости Божией, благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих (I Кор, I, 21).
Толстой не мог познать в своей суетной мудрости Бога в премудрости Его, но совсем оглупел, приомраченности, возомнил себя мудрым, и возгордился паче всякого глаголемого Бога или чтилища, яко же сести ему в церкви Божей, яко Богу, показуя себя, яко Бог есть (2 Фесс. 2, 4), ибо, отвергнув Евангелие, понуждает всех верить себе, как Богу. Поймите же его вы, интеллигенты: ведь он, прежде всего, вас самих дурачит, над вами смеется?
«Видал-ли ты человека мудрого в глазах его? На глупого больше надежды, нежели на него» (Причт. Соломона 26, 12). Лев Толстой, всю жизнь занимаясь исключительно светской литературой, а духовной — только критически и скептически, с предвзятыми не в пользу и не в покорение Слову Божию приемами, а в пререкание и хуление его, не зная настоящего богослужения церковного, — впал в религиозное одичание, тупость и несмыслие относительно всего духовного, по внушению дьявола, пал неверием, глумлением над всем, что носит печать церковного и божественного, над всем богослужением, таинствами, обрядами, священными одеждами (от Бога установленными в Ветхом Завете).
Так и все последующие ему в неверии в истинного Бога и в Свет Христов, просвещающий всякого человека, грядущего в мир, интеллигенты и писатели светские — впали в дикость и несмыслие духовное; ибо Бог утаивает Свою премудрость от премудрых и разумных мира сего, как недостойных, и открывает ее простым верующим душам.
Господи, к кому идем? Глаголы живота вечнаго имаши — Нет иного имени под небесами, данного в человецех, о Нем же подобает спастись нам… (Деян. 4, 12), Сей есть всех Господь. Единственный источник жизни — Господь и Церковь Его.
К кому нам идти, спрашивают современные интеллигенты? К Толстому, к Толстому пойдем, и идут к нынешнему идолу — Толстому и у него, а не у Христа, из его богохульств, хитросплетений учатся жизни, хулениям на Св. Церковь и Ее Спасительные Таинства — В этом я убедился сам.
Если кто соблазнит единаго от малых сих, то, по слову Божественного учителя, лучше было бы для него, если бы навесили ему жернов на шею и бросили его в глубину морскую (Мф. 18, 6). Лев Толстой соблазнил и продолжает соблазнять десятки тысяч людей, печатая и рассылая во множестве свои богохульные писания, с целью соблазнить особенно учащуюся молодежь, преимущественно среднего и высшего образования, и ими отравлено множество юношей и девиц! Чего же по правосудию Божию заслуживает наш русский еретик, скольких, казней? А чего заслуживают и попускающие ему распространять свои гибельные брошюры и дающие ему полную волю говорить, что захочет? Многие погибнут через Толстого, участвовавшие в попустительстве ему.
У тебя, Лев Толстой, пособников много для твоего гибельного учения. Во-первых, сам князь тьмы, он же есть дьявол и сатана, обольщающий всю вселенную. Толстой не верит в злых духов, коих он называет чертями, а они-то его и научили и учат с юности и доселе всякому греху, всякой лжи и неправде; они-то его и научили отвергать Откровение, Бога в Троице, Христа Спасителя, Церковь, Богородицу, Святых и идти наперекор всякой истине; они-то и производят весь сумбур в его голове; они-то и научают людей всякому греху; от их-то лжи и пришел спасти людей верующих Христос, от ада, уготованного им и их слугам; они-то и встретят Толстого по смерти, которая ждет его с нетерпением и они-то с жадностью готовы схватить со скрежетом зубным и с хохотом страшным Толстого и подобных ему. Слышите все христиане!
Во-вторых, пособники твои, Лев Толстой, все тебе подобные, в роде Черткова и множества русских переучек, подобных тебе и совращенных твоим бессмысленным учением. В-третьих, пособляет тебя твоя старая нечистая ветошь, унаследованная тобою от твоего отца, --я разумею те дрожжи лукавые, на коих ты зачался и образовался в тип человека, — то уродливое нравственное неразвитие и та среда, в которой ты вырос; полная невоспитанность нравственная, в которой ты вырос, то безверие и та безцерковность, в которых ты жил и своевольничал. Невозможно наследовать царствие Божие людям, неуготовавшим себя для него верою, покаянием и исправлением, добродетелью. Вспомни притчу о званных на вечерю. — «Ни един мужей тех званных вкусит Моея вечери (Лук. 14, 24): ибо много званных, а мало избранных» (Мф. 22, I —14).
Лев Толстой играет в сурдинку и идет против здравого смысла человеческого, против всякого логического закона, лишь бы только излить свою желчь на Христа, на веру Христову, на церковь. Как он низок, нелеп в своих рассуждениях. Ниже этого упасть нельзя, бессмысленнее Толстого нет, кажется, никого. Прочтите беспристрастно его последнюю брошюру и убедитесь. До чего дошел автор «Войны и мира»! Войдя в незнакомый ему, чужой огород, он сломал себе шею с головой. Затем дошел до сумасшествия, до абсурда! «Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет суд себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Iоан. 12, 48).
Хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему, если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем, Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым; ибо дерево познается по плоду. Порождение ехидны, как вы можете творить добро, будучи злы. Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое. Говорю же вам, что за каждое праздное слово, какое скажут (или напечатают, напишут) люди, дадут они ответ в день суда (Мф. 12, 31—36). Толстой хулит христианскую веру и Церковь. Но как поднимается у человека язык — хулить то, что истинно, прекрасно, жизненно, спасительно? Дерево познается по плодам: какие же плоды принесла христианская вера? Самые добрые плоды, о чем свидетельствует вся история церкви.
Светские писатели только в землю смотрят и выше земли не поднимают сердечного ока своего, но человек сотворен преимущественно для небесного, а не для земного только и его стан, и телесные очи обращены к небу. Писатели мирские слишком односторонни и не полны, — и, когда захотят говорить о предметах веры, то говорят большею частью только для того, чтобы глумиться над ними и толковать их по своему одностороннему, ошибочному разумению, как граф Толстой и подобные ему. Как возможен Толстой в наше время? Как возможен такой писатель? Такой сумасброд? Такой рецидивист? Как возможны такие похуления на все святое, чем дорожит человек больше своей жизни?
Кто же этот Толстой, которой диктаторски судит всех и сам себя ставит выше общего суда, приписывая себе как бы божескую непогрешимость! Кто этот дерзко посягающий своим судом на здравый, правый, чистый смысл всего избранного, умудренного Богом и чистою, высокою жизнью человечества и смеющийся над непреложными истинами, общедоказанными, животворными, твердыми, как неподвижная скала и как столп, твердо водруженный! Это — человек, духовно нимало не воспитанный, пролетарий мысли и нравственной расшатанности от самой юности, как и сам он признается, человек совершенно несведущий в религиозных истинах, нигилист до мозга костей, не верующий ни в кого и ни во что, кроме себя самого, как русского графа, прославленного писателя; он утверждает, например, что Россия не должна воевать ни с кем и проливать чью-либо кровь, кроме того только случая, когда разбойники нападут на него, графа Толстого или на Ясную Поляну, — тогда правительство должно защищать Поляну силою оружия и пролить солдатскую кровь, чтобы не пролилась графская кровь на Ясной Поляне, так-как она всегда имела вид и свойство ясной, а не мрачной поляны. Как вы думаете, в здравом ли уме так рассуждающий граф по фамилии Толстой?! Вы не браните меня за эту иронию; я вовсе не хочу иронизировать, но слова его сами собою вызывают на то; я говорю только правду. Не потерял-ли только Толстой из виду законов здравого мышления?! По-видимому, так, Лев Николаевич! Вы шутите однако уж слишком над здравым общечеловеческим смыслом. Помилуйте, вы своей львиною лапою бьете по лицу и пап, и кардиналов, пасторов, священников, и все они, по вашему, обманщики, негодяи, а вы человек праведный, искренний, якобы правду говорящий всем духовным особам, правителям, начальству. Ну, если вы умный, а не сумасшедший, то ведь вас судить надо строжайше за это ругательство над лицами уважаемыми по сану (не ваше дело судить их за дела, вы не призваны к тому) — вы публично смеетесь и думаете остаться безнаказанным! Нет, этого быть не может! Вы понесете строгое наказание — вы соблазняете не единого только от малых, а все христианские народы, привыкшие по божественному праву смотреть с уважением на эти лица. Вам, по писанию, нужно бы повесить камень на шею и опустить с ним в глубину морскую, вам не должно быть места на земле.
Подумайте, сытый и беспечальный, богатый русский граф хочет у всех русских и даже у французов, итальянцев, немцев, австрийцев и даже англичан, вырвать веру в Спасителя грешных, имеющего глаголы живота вечного, во Врача всего немощного верующего человечества, в незаходимое Солнце правды, в Единственного Утешителя всех скорбящих верующих. — Русский народ и все интеллигентное множество, да и все христианское человечество! Узнайте по плодам, преподнесенным вам от Льва Толстого каково его учение, каков этот учитель — Сын геенны! Не смейтесь, граф и все толстовцы, над этим страшным словом, — вы скоро насытитесь ею и погрузитесь в нее на всю (если не покаетесь) вечность: граф всех хочет вовлечь в нее, как сатана, всех лишить Того, Кто один может избавить от нее, как сказано: убойтесь Того, Кто по убиении может воврещи в дебрь огненную, ей, глаголю вам, Того убойтеся (Мф. 10, 28). И так, по плодам этого безбожника, этого ругателя всего христианского человечества, вы, узнаете, кто он. Это — антихрист, — это зверь, вышедший из бездны (Откр. 11, 7), с десятью рогами (Откр. 13, I), бодущий на все четыре стороны, на все страны света, чтобы, если можно, хоть некоторых ввести в нее с собою на всю вечность. Если бы хоть немного вкусил граф плодов Христовой веры, он никогда бы не стал так издеваться над нею и над нами, — но он, как видно, ни на час не был истинным христианином и всегда был безбожником. Невольно даюсь я диву, как в России могла появиться эта змея, полная яда смертоносного, — подивись небо, подивитесь все Ангелы Божие и все Святые человеки, как мог русский граф сделаться сосудом сатаны и принять в себя всю полноту его, все его отступничество от Бога, всю вражду его на Бога и на верующих в Бога.
Как древние софисты, философы обратили дар слова, долженствующего выражать истину, — обратили в игру слов, называя белое черным, а черное белым, или добродетель называя грехом, а грех, добродетелью, так и Лев Толстой потерял всякое уважение к слову и к истине, и правде, и свой писательский талант обратил в игру словами, мало того — на самое дерзкое, сатанинское богохульство; да еще и самого сатану превзошел: ибо сатана верит в Бога и трепещет Его (Иак. 2, 19), — и бесы веровали в Иисуса Христа и признавали Его громко Сыном Божиим (Лук. 4, 34), а Толстой не верит в Сына Божия и смеется над Евангельскою истиною. Церковь непрестанно благословляет Господа, Творца, Промыслителя и Спасителя и Праведного Судию день и ночь, а Лев Толстой осмеливается в своих писаниях хулить Его, называя Его жестоким и виновником — ужасно сказать — страшных знамений в людях. — Слышите, народ православный. Это подлинные слова Толстого, я заимствовал их из его печатных листков, издаваемых в Англии Чертковым, русским ренегатом, отщепенцем. Скажите, не осатанел ли Л. Толстой? Книги В. и Н. Завета он считает ниже всяких сказок, называет их безнравственными сказками и безумным, безнравственном делом преподавание их детям, а себя называет великим истинным учителем. Каков же учитель безбожник, атеист и антихрист!
Как больно сердцу, когда в ваших глазах поносят святыню, которою живешь и дышишь, утешаешься с самой юности, — поносят то, что составляет святыню для христианского человечества всех веков, за которую страдали с радостью бесчисленные сонмы мучеников, святителей, преподобных и всех святых, вообще лучшие и благороднейшие из людей, что составляет непреложную истину, которою просвещаются, питаются и укрепляются ум и сердце и все существо человека искренно верующего? И Лев Толстой, как свинья (извините за слово), попирает все это своими ногами, на глазах всех христиан. — Языческие писатели Цельс и Порфирий не ругались так над христианскою верою, как ругается Лев Толстой.
Яснополянский граф находится в великой прелести самообольщения, думая серьезно, что он прав. О, как сатана ослепил его за гордость и надменность! И сколько людей чрез него впали в обольщение!
Как стремительно развиваются и требуют себе удовлетворения животные инстинкты у безбожников и безцерковников-толстовцев и как в них богопротивно действует ветхий человек, совлечься которого Церковь учит каждого христианина; между тем они-то (безбожники) ему и последуют и исполняют его похоти! — Обрати их и вразуми их, Господи, и вложи в них свет Твой, если они способны его принять, пока тьма
адская совсем не покрыла их.
Как ветки живого дерева (Всел. Симв. Веры), Толстой посек своим дерзким пером все члены христианского Символа Веры, и хочет неистово, бешено хочет лишить человечество и особенно христианский мир спасительной веры, доставляющей всякому искренно-верующему величайшее утешение и опору во всех трудностях и скорбях жизни. Прелазяй инуде (незаконным путем) той вор есть и разбойник (Иоан. 10, I). Толстой вторгается во двор овчий Церкви православной подпольным путем, печатая свои богохульные писания за границей — в Англии, и распространяя их в России десятками тысяч. Это настоящий вор и разбойник. По плодам его всякий верующий может узнать, что он именно таков. Не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника (Лук. 6, 44).
Толстой находится в умственном непроглядном тумане, или во тьме и сени смертной — и это среди солнечного Евангельского дня — и хочет на всех навести этот туман, эту тень смертную.
Он не признает откровений, не верит в богодухоновенность Св. Писания и считает его за сказку, церковную историю — тоже. Все учение Богооткровенное считает за ложь, а себя одного, свой разум, свое слово одно свое слово за истину (свои рыкания, свои сочинения). Не верит он, что А есть А и учит, что все исповедующие христианскую веру — заблудившиеся, обманутые или самообманувшиеся, что они — жертвы гипноза, что им надо пробудиться, чтобы познать толстовские бредни, а по его понятию, истину, — чтобы почесть за источник совершенства человеческий мнимо-философский разум и
романтические бредни ученых нехристей.
И бесы веруют в Бога и трепещут (Иак. 2, 19), а Толстой не верует в Бога, а только в таинственное, безличное начало и в своих умствованиях доходит до абсурда. Какое намерение его в своих макулатурах, дышащих крайнею ненавистью его против Церкви? — Потрясти Церковь в основании, разрушив веру христиан в Библию и Евангелие, в Богослужение и Таинства, и в благодать священства.
Толстой хулит всячески веру христианскую и служителей ее, не зная и не желая знать ее праведной и нелицеприятной истории; поносит ее, как будто она сочинена недавно каким нибудь обыкновенным человеком ради своих корыстных целей. Чтобы знать какое-либо и обыкновенное мирское учреждение, надо знать его действительную историю, происхождение и тогда судить об нем правильно; между тем Толстой не хочет знать истории веры и Церкви Христовой или не доверяет ей и грешит против законов ума и справедливости, и хочет видеть в вере Христовой только ложь и обман и даже бессмыслие и полное противоречие человеческому разуму.
Теперь я ставлю такой вопрос: чтобы правильно узнать психологическую и писательскую личность Толстого, не надобно ли обратиться к прошедшему его жизни, к прежним его сочинениям, в коих виден умственный его склад и его миросозерцание, из которых выродились его последние богохульные сочинения? Да, необходимо знать прежнюю жизнь Толстого, которую он сам описал в своем псевдониме. И что же из нее видим?
Видим полную его непригодность и неспособность к религиозным размышлениям и сочинениям, полное его невежество в Христовой вере, в учении веры, в истории христианских святых и спасительных догматов, в истории Церкви; он только и способен был писать: «Войну и мир», «Анну Каренину» и прочие подобные романы, — и не его дело было толковать Евангелие и понимать его по своему мирскому воззрению. Толстой, как человек душевный, а не духовный, не принимает того, что от Духа Божия, потому и почитает это безумием, и не может разуметь, оттого, что о сем надобно судить духовно (I Кор. 2, 14).
Толстой не верует в личного, святого, праведного и праведно наказующего грешников Бога и потому ругается Ему, — когда читает или слышит о праведном Его наказании грешников, и ветхозаветные казни нечестивцам считает за выражение Его жестокости и злобы. Да истлеет язык рыкающего на Самого Бога.
Кумир гнилой, ужели ты мечтаешь, что все послушают твоих гнилых, высокомерных речей?
Сядешь ли ты, выйдешь ли, войдешь ли, Я знаю все, знаю дерзость твою против Меня. За твою дерзость против Меня и за то, что надмение твое дошло до ушей Моих, Я вложу кольцо Мое в ноздри и удила Мои в рот твой, как коню (Исайя 37, 28). Библия учит нас через боговдохновенных своих писателей, особенно через пророков, что Бог есть Творец, Промыслитель и праведный и долготерпеливый Судья всех народов земли и всех царств человеческих и наказывает один народ через другого. Толстой не признает этого, он не признает личного Бога, а какое-то таинственное, безличное начало, безучастно относящееся ко всем и ко всему и к самому Толстому.
Яснополянский еретик забыл или выпустил из вида закон причин и действий в мировых деяниях: кровь во Мне пребывает и Аз в нем. «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день», говорит Господь (Иоан. 6, 54). Вот наша христианская, божественная философия и наше христианское, спасительное богословие. Вот наш ответ безбожнику, утратившему веру и здравый смысл, Льву Толстому, хулящему наши Божественные тайны.
«Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него», сказал Христос! (Мр. 10, 15). Слышишь, Лев Толстой, змей лукавый. Как ты излукавился! Возгордился ты, как сатана, понося Св. Евангелие, Св. Троицу, Христа Божия, Богоматерь, Святых, Таинства всеспасительные.
Разбирая последнее сочинение Л. Толстого «Обращение к духовенству», нужно иметь в виду те причины, по которым он так нагло обращается к духовенству всего христианского мира и так дерзко укоряет Церковь в мнимой лжи и неправде ее. Толстой, недавно формальным, обнародованным повсюду актом Синода отлученный от Церкви, не мог простить ей этого акта отлучения и вот он бросает поношения и самые наглые клеветы христианским церквам и представителям Церквей всего мира, понося в неправоте учения всю Церковь, а ее духовенство — в заведомой будто-бы лжи и нерадении о благе народов христианских, и более всего смеется над православною Церковью, которая законно отлучила, отсекла его от своего тела, как гнилой член, падший к смерти. Вместо того, чтобы смириться и покаяться в своем отступничестве, Толстой еще более возгордился, возгордился истинно сатанинскою гордостью и хохотом сатанинским насмеялся над Церковью, которая «есть столп и утверждение истины» (I Тим. 3, 15).
От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься. Против себя писал и пишет Толстой и многие писатели; слова их и осудят их в день суда (Матф. 12, 30—37. Иоан. 8, 24).
Толстой и толстовцы! Своим безумным противлением истине Божией и посмеянием над ней, вы смеетесь, несчастные, сами над собой и над человечеством, жаждущим естественно истины и лишаемым ее через вас. Но вам предречено Истиною: «горе вам смеющиеся ныне, яко возрыдаете». Услышите грозное слово Истины: «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7). И Господь явит на вас праведный гнев Свой, чтобы истребить вас с лица земли. Безмерно великой цены стоила для людей истина: сошествия на землю Сына Божия, вочеловечение Его, учения Его и бесчисленных чудес, страданий и смерти Его и воскресения из мертвых, Спаситель Сам говорил: «Аз приидох, да свидетельствую истину и всяк, иже от истины есть, послушествует гласа Моего» (Иоан. 18, 37). И вы столь дорого стоившую людям истину отвергаете, осмеиваете, глумитесь над ней. Но Бог поругаем не бывает, — Господь поругается вам.
Страшно впасть в руки Бога живого. — Приидет Господь во тьмах святых ангел Своих изобличить людей во всех делех нечестия их (посл. Иуд, 1, 14-15) и во всех жестоких словах, которыми говорили против него грешники нечестивые.
Прошло почти две тысячи лет христианской истории и славы Христа и последователей Его и святой, славной спасительной Церкви, Им основанной на земле, и славной победоносной борьбы Его со всякими врагами: Иродами, Кесарями, писателями — Цельсами и Порфириями, еретиками, раскольниками, сектантами, иконоборцами, врагами и гонителями всех веков, и Церковь святая осталась истинною, славною, непобедимою, спасительною ныне; и ныне слово ее сияет во всех концах мира. А яснополянский дерзкий несмысленный еретик, знавший писать только легкие игривые романы, вздумал вступить в борьбу с нашей славной, Богом защищаемой и хранимой и прославленной из рода в род верой и Церковью, чтобы изливать на нее желчь и клевету свою со своими соучастниками Чертковыми и подобными. Разве очернится наша Церковь? Разве она не имеет своей славной истории, да и теперь разве она не славна сама в себе?
Испровергая веру в Бога, во Христа, в Церковь — вы, толстовцы, испровергаете Россию, вы готовите ей политическую гибель, ибо Россия распространилась и стала сильна, просвещена и уважаема от врагов — только через православную веру, через предстательство и заступление Богоматери (Взбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои, Богородице) и святых угодников Божиих, а особенно силою Креста Господня.
Как после этого думаете вы, православные, о русском Льве Толстом, который не признает ни личного Бога, ни личной бессмертной души человеческой! Это — дерзкий безумец и безвер в людях, враг не только русских, но и всего человечества. Не веруя в личного Бога, он, Толстой, считает бессмыслием и глупостью молитву, которую признавали нужною люди всех веков, всякого состояния и всякого культа. Он, безумец, не придает значения словам: Творец и тварь, не признавая разумного Творца; сам себя он не считает тварью, а каким-то эволюционным продуктом; и многим другим библейским словам не придает он никакого значения, хотя бы, например, словам: Спаситель, грешник, — так как он считает грех простым словом, несуществующим, а себя — безгрешным, не имеющим никакой нужды в Спасителе, и мечтает притом, что он сам собою достигнет совершенства… И этот человек считает сам себя умнейшим и его последователи и почитатели считают его таковым же; он смеется над всеми людьми, верующими в Бога, во Христа, в искупление, в свое спасение во Христе, в воскресение, в бессмертие, в суд, в рай и в ад. Граф Толстой обезумел от гордости, от своего писательского титула, от своего графского именования! Он рисуется крестьянином, лапотником, но это обман, рисование собою, бросание пыли в глаза всем, по его мнению, глупцам, носящим и это крестьянское звание и людям всяких других достоинств и званий. Он смеется и над званием православного крестьянина и в насмешку копирует его. И чем он ввел всех в обман? — Умением складно, красно говорить, т. е. ученым светским краснобайством, которое, надо заметить, легко дается всем одаренным от природы разумом, выучившимся грамматике, риторике, логике, и много начитавшимся светского краснобайства. Вот кто, по моему, граф Лев Толстой. Он родился, воспитался, возрос и допущен Провидением в обличение людей нынешнего времени, безверных, легкомысленных, преданных суете и всякой страсти, в обличение их неверия, бессмыслия, религиозного безбожия. Писание говорит, что в последнее время, антихристово, Бог «пошлет людям действо лести, чтобы они веровали лжи» (2 Фесс. 2, 11). И вот Толстому верят…
Преходит образ мира сего, т. е. всего стихийного, материального, всех земных порядков и беспорядков; пройдут все царства, все языки, все секты, расколы, суеверия, заблуждения человеческие; войны за преобладание рас, народов; не будет отдельных территорий для России, Германии, Англии и для разных племен и народов, прекратятся распри, ссоры, возмущения — все страсти, обладающие ныне людьми; прекратится письменность и печать и бесконечное языкоболие и говорливость говорунов, настанет конец всем делам рук человеческих; будет одно царство Божие, один народ Божий, один язык, непохожий ни на один из нынешних земных, имевших только временное, преходящее значение после столпотворения Вавилонского; будет один Царь и Отец будущего века — Христос, над которым ныне глумятся безбожники с графом Толстым во главе. Будет один Бог все во всех; — один Он соединит всех в одно царство, в один дом, образом которого ныне служит Церковь Христова православная со своим единственным непогрешимым, святейшим, вечным и всемогущим Главою. Это будет вечное царство правды и мира и радости во Св. Духе.
Прейдут все царства со своими земными временными постановлениями и законами, со своими учреждениями, сословиями, чинами, должностями, лишены будут богачи земные всех богатств земных (Апок.) и все земные достоинства получат свой конец; потребуются дела, и каждый будет судим по делам своим, как человек, как тварь по образу Божью созданная и получившая в удел разум, совесть, закон внутренний и внешний, как гражданин, как чадо родителей своих и Отца небесного. И вот это время и этот суд явит во всей наготе толстовское и всякое зло. Ужаснитесь, Толстой и толстовцы, этого времени и этого суда, суда страшного и последнего! «Аще не покаетеся… вси погибнете» (Лук. 13, 3).