Из дневника С. С. Кондурушкина
правитьГорький и русская журналистика начала XX века. Неизданная переписка
Предисловие, публикация и комментарии В. Н. Чувакова
Литературное наследство. Том девяносто пятый
М., «Наука» 1988
Ответственные редакторы И. С. Зильберштейн, Н. И. Дикушина
Том подготовлен совместно с Архивом А. М. Горького
1908. Июнь. Нов[ый] ст[иль]. 25 веч[ером]
Пристань, Ветер. Качает. Лодки. Мокрая набережная. Тесный ряд гостиниц на берегу. Видна вилла в зелени на возвышении. «Не там ли живет Горький?» — думаю.
Спросил. Горький живет на другой стороне города, т. е. на другой стороне острова. Фуникулером. Мальчик довел до решетчатой двери. Взял карточку. Через минуту слышу торопливый голос. Встречает высокий сухощавый человек, стриженный наголо, в лиловой рубашке и белых с полоской брюках. Сбегает и смотрит пристально, ибо уже серо стало, вечер.
— Ага, вот вы какой! Ну здравствуйте.
— И вы вот какой! — сказал я.
Поцеловались.
За столом человек шесть. Трое юношей, девица, жена (А[ндреева]) Горяныча и он1. Ходил попугай по столу и ел с тарелки Горького.
— Надолго ли на Капри?
Говорили немного о литературе и отд[ельных] произведениях. Об Андрееве. Он очень осуждал «Семь повешенных»2. Но неубедительно. Говорил: не революционеры у него. И на одной доске с грабителями умирают.
Говорили часов до 11. После ужина перешли на площадку. Внизу серое море. Темные скалы в воде. Огни — ловят тотров рыбаки.
26 [июня]
Утром мальчик часов в 9 сказал мне, что кофе пьют. Разговаривали после кофе вдвоем с А[лексем] М[аксимовичем] до завтрака на площадке.
У него такая уверенность, что вот мир разваливается, общ[ественная] жизнь развертывается, складывается в социальный строй. И соврем[енные] явления мировой и русской жизни его раздражают. Он их осуждает.
Мне все время представлялось, что мысль его перешла в схему и лишилась корней в русской жизни, потеряла запах земли и жизни.
Но когда он говорит о худож[ественной] литературе, то волнуется. Часто на глазах у него навертываются слезы. Заражает этим чувством. Рассказывал о Толстом — как читал ненапечатанную повесть (Хаджи?) 3.
Там описывалась любовь, нежность чувства плотского. Когда читал Толстой, то заплакал и говорит сам о себе: «Хорошо написал старый черт. Хорошо». Горький часто повторяет по два раза слова.
Говорит на «о».
"Никто, вероятно, кроме меня, не читает столько рукописной литературы рабочих, крестьян, мастеровых4. И как все это любопытно. Напр[имер], один сапожник описывает, как он был на луне, и любопытно описывает. Другой библейским языком рассказывает, как он был в ссылке. Начальство: «Не работа ваша нужна, а кровь». Если кто убежит из десятка, то остальных расстреливают. Убежали трое. Семерым солдат говорит: «Становитесь в затылок». И одной пулей уложил всех. И вот произошла перемена. Солдаты стали слушаться рабочих, и начальство оказалось у рабочих в подчинении… Хорошие пишут вещи, хорошие. Конечно, напечатать нельзя, а интересно. Проснулся народ!
Показывал англ[ийское] издание «Мать» за 3 доллара!5
Понимает, что его произведения в России успехом не пользуются, но, кажется, объясняет это не тем, что они малохудожественны, а что в России упадок настроения.
«Мать» признает слабой вещью6.
Просил меня высказать свое мнение по поводу «Исповеди», которую теперь читаю. (Заграничное издание на русск[ом] языке7.)
Ездили на лодке ловить рыбу. Я скоро свял: качает и жарко. Вечером приехал какой-то соц[иал]-демократ Леонид Борис[ович] (Николаевич?)8.
Горький с уверенностью говорил, что скоро будет война. Они поспорили. Его оппоненты отрицали. Когда я сказал, что мы теперь переживаем время зарождения новой религии, социалист[ической]. Бог — человечества коллектив! Рай — земля, — Горький охотно подхватил, согласился. Но соц[иал-] дем[ократы] набросились. «Машина, материализм — а вы — религия». Разговор свели на то, что им по партийным соображениям неудобно называть социализм — религией. А что скажет Милюков!9 Как они используют это. Одним словом — так тупо и ограниченно. А Горький говорит про этого гостя, что это «умный человек». «С головой!» Господи, какая ограниченность! Говорит, точно прокламацию пишет.
Горький говорит:
— Нам, русским, в ближайшем будущем принадлежит гегемония над Европой, гегемония интеллектуальная. Они (евр[опейцы]) выдохлись, а у нас богатство духовных сил и свежесть. Они к нам обратятся.
К этой мысли он обращается часто.
Горький:
— Впечатления детства имеют громадное значение в жизни человека, Я вот никак не могу отрешиться от пейзажа, знакомого с детства. Начну описывать сухопутный пейзаж, смотрю — выходит все та же Сивая грива. Как ни повернусь, с какой стороны ни начну — все она вылезает.
Андреева окружает Горького лестью. Она вместо: «как ты говоришь или думаешь?» спрашивает: «как ты учишь?» Ну какой же он учитель! Она выражает недовольство, когда он говорит о чем-нибудь просто и искренно — «Я не понимаю!»
Шел разговор о женщинах и женской литературе. Горький говорит, что он не понимает женщины и не мог бы написать романа с женщиной.
— Досадно только говорить (Андреева). — Как это ты не понимаешь! Ты, который дал так много в литературе. И ты бы не написал?!..
— Я написал бы. Только все куры стали бы смеяться, все Европы стали бы смеяться… Вот видишь ли… А я написал бы…
— Это ты на себя клевещешь…
И т. д.
28 [июня]
Говорю, что собираюсь свить себе где-нибудь гнездо, купить десятину земли, построить дом. Горький говорит, что он тоже собирался, но никак не может остановиться на одном каком-нибудь месте. «Здесь хорошо, а в другом месте еще лучше, а в третьем еще лучше. И думаешь: совьешь гнездо в одном месте, привяжешься к нему и не увидишь других. А тут земной шар ведь, целый земной шар!»
Вечером рассказывал Горький, вспоминал кое-что из прошлого, рассказывал анекдоты. В его рассказе пустяки приобретают значение. Он рассказывает не столько словами (рассказ его не гладок, слова часто неудачны), но мимика, тон голоса, жесты.
— Сидим в парижском ресторане, неподалеку пьяный. Видно: русский. Хочет выйти, натыкается на стены, зеркала. Подходит к нам. Заплетающимся языком: — Господа! Вы, вероятно, знаете этот местный язык. Скажите, пжалста, которое тут зеркало и где дверь?..
Случай, как Горький, Чехов, Алексин и Васнецов путешествовали по Кавказу10. Нет лошадей. Подходит русский мужичок. Говорит: есть лошади, только одна хромает. «Но на ней можно ехать-то, можно». Поехали. Тихо. Раздражение. Ответ мужика: «В гору таперича, а вот под гору шибко поедем». Перевалили. Поехали. Обернулся мужик, остановил лошадей, говорит: «Ну на эндакой лошади не дое-э-э-демь. Нет…» Сидели три часа. Он ездил за другой лошадью, верхом на хромой. Сидели, не смотрели друг на друга.
17/30 июня
Горький устроил рыбную ловлю. Уехали на целый день. Рыбаки закинули для нас с утра 10 переметов, — корзины для раков. Поехала вся дом[ашняя] прислуга. В гроте завтракали и обедали. На переметы попалась молодая акула, звезды, кораллы. Последние — мне. В корзинах креветки. Завтракали, купались, спали. Снимались. Группами. Картины: жертвоприношение Исаака; Горький — Авраам, Зин[овий] — Исаак, Ал[ександр] Ник[олаевич] — баран, Леон[ид] Бор[исович] — ангел. Потом Пьяного Ноя: я — Ной, Горький — Хам и др.
Ночью ловили тотров. Тихое море. Горы точно застывшие фонтаны воды. Дивная ночь.
— Как же это вы, Ал[ексей] Макс[имович], по-итальянски не выучились до сих пор?
Андреева:
— Да ему не нужно. А то он бы через месяц знал. (Обиженно). Да он знает, только не говорит…
Горький:
— Хочу написать деревню. Это мой долг перед ней. Нет правильного изображения деревни. В особенности она в загоне.
В Америке одна газета предложила Горькому писать у них по 100 долларов столбец. Условие. Он не обратил внимание. Оказалось, что там написали не за столбец, а за статью. Так бы и получили за 3 статьи по 100 долларов.
«Город Желтого Дьявола»11 написан был для американской газеты. Г[орьк]ий получил много писем с выражением негодования. Многие приклеивали письма на ворота. Говорят: нет голодных в Нью-Йорке. Говорят: другие пишут худое об Америке, когда уедут, а этот сидит здесь и пишет…
Дневник С. С. Кондурушкина хранится в ЦГАЛИ (ф. 231).
Авторская копия этих записей, выполненная по просьбе А. Н. Тихонова, хранится в АГ.
1 М. Ф. Андреева и Горький,
2 Имеется в виду «Рассказ о семи повешенных» Андреева, впервые опубликованный в Литературно-художественных альманахах изд-ва «Шиповник» (кн. 5. СПб., 1908). С посвящением Л. Н. Толстому вошел в Собр. соч. Андреева (СПб.: Шиповник, 1909, т. 6). Обличающий контрреволюционный террор в России после поражения революции 1905 г. «Рассказ о семи повешенных» был непосредственным откликом Андреева на казнь 17 февраля 1908 г. семи участников «боевого летучего отряда», готовивших покушение на министра юстиции И. Г. Щегловитого. Покушавшиеся были выданы властям провокатором Евно Азефом. С руководителем группы молодым астрономом Вс. Лебединцевым Андреев был лично знаком. Рассказ был закончен Андреевым 16 марта 1908 г. Считая проблематику произведения (протест против смертных казней) очень важной, Андреев написал к «Рассказу о семи повешенных» своеобразный комментарий (Из письма // Эпоха. 1908. 15 сент.) и с 1 января 1909 г., отказавшись от авторских прав, разрешил свободную перепечатку рассказа (Биржевые ведомости. Веч. вып. 1909. № 10678. 28 авг.). 1—2 июля 1908 г. в беседе с приехавшим на Капри А. А. Измайловым Горький сказал об Андрееве: «Я, например, не считаю „Рассказ о семи повешенных“ очень ему удавшимся» (Биржевые ведомости. Утр. вып. 1908. № 10590. 6 июля). Позже, в ст. «Разрушение личности» Горький писал: «Революционеры „Рассказа о семи повешенных“ совершенно не интересовались делами, за которые они идут на виселицу, никто из них на протяжении рассказа ни словом не вспомнил об этих делах. Они производят впечатление людей, которые прожили жизнь неимоверно скучно, не имеют ни одной живой связи за стенами тюрьмы и принимают смерть, как безнадежно больной ложку лекарства» (24, 63).
3 Ошибка Кондурушкина. Речь идет не о повести Л. Н. Толстого «Хаджи Мурат», а о варианте сцены из «Отца Сергия» (Маковкина у отшельника), которую Толстой прочитал по рукописи Горькому в Крыму в 1901—1902 гг. См. очерк Горького «Лев Толстой» (16, 300).
4 За время с 1906 по 1910 г. Горьким было прочитано более четырехсот рукописей писателей из народа. Обзору их творчества он посвятил статью «О писателях-самоучках».
5 По-видимому, имеется в виду издание: Mother. By Maxim Gorky, with eight illustrations by Sigmund de Ivanowski. D. Appleton and Co. New York, 1907. См. п. Горького И. П. Ладыжникову от 1/14 июня 1907 г. (Арх. Г. Т. VII. С. 162).
6 Неудовлетворенность Горького повестью «Мать», вероятно, находилась в связи с неосуществленным замыслом Горького написать вторую часть повести под заглавием «Сын» (другие варианты заглавия «Павел Власов», «Герой»), в которой рассказывалось бы о побеге Павла Власова из ссылки и о его активном участии в революции 1905 г.
7 См. п. 15, прим. 1.
8 Л. Б. Красин.
9 Павел Николаевич Милюков.
10 Это путешествие состоялось в мае--июне 1900 г.
11 Очерк «Город Желтого Дьявола» вошел в книгу Горького «В Америке. Очерки. Часть первая». В беседе с Кондурушкиным Горький имел в виду свой очерк «Город Мамоны».