Изъ воспоминаній о Ѳ. М. Достоевскомъ. Въ газетѣ «Сибирь» помѣщена замѣтка г. Яковлева о жизни Достоевскаго въ г. Семипалатинскѣ, куда, по отбытіи каторжныхъ работъ, онъ прибылъ въ 1854 году и былъ зачисленъ рядовымъ въ 7-й западносибирскій линейный баталіонъ, расположенный въ Семипалатинскѣ. Достоевскій пробылъ здѣсь до 1859 г., когда ему было разрѣшено вернуться въ Россію.
«По опредѣленіи въ баталіонъ Достоевскій жилъ первое время въ казармѣ. вмѣстѣ съ солдатами. По словамъ Н. Ѳ. Каца, отбывавшаго службу въ одной ротѣ съ Достоевскимъ, послѣдній держалъ себя очень осторожно и къ службѣ относился съ педантической аккуратностью, стараясь, повидимому, больше всего избѣгать всякихъ непріятностей. Ни о дѣлѣ, за которое попалъ въ Сибирь, ни о своей жизни вообще Достоевскій никому въ казармѣ не разсказывалъ; къ сослуживцамъ относился мягко и былъ всегда готовъ, чѣмъ возможно, помочь. Приблизительно черезъ годъ Достоевскаго произвели въ унтеръ-офицеры и отношеніе къ нему военнаго начальства значительно измѣнилось: ему было разрѣшено жить на частной квартирѣ, и онъ былъ почти освобожденъ отъ всякой службы. Когда онъ нуженъ былъ за чѣмъ-либо въ казармы, за нимъ посылался вѣстовой. Посыльнымъ Достоевскій всегда давалъ деньги, такъ что солдаты очень любили за нимъ ходить.
Когда Достоевскому было разрѣшено оставить казармы, въ точности я не могъ узнать. Первой квартирой его былъ домъ Пальшиныхъ (теперь уже не существуетъ), у которыхъ онъ снималъ двѣ небольшихъ комнаты, съ обѣдомъ и пр. Дальнѣйшее изложеніе основано на разсказѣ П. Л. Пальшина, которому тогда было 14—15 лѣтъ. Къ своимъ хозяевамъ Достоевскій относился просто, безъ всякихъ претензій и иногда любилъ съ ними поговорить. На службу ходилъ рѣдко, очень много работалъ: читалъ и писалъ. На квартирѣ у Достоевскаго мало кто бывалъ; самъ же онъ чаще всего ходилъ къ казачьему офицеру
Каментовскому, баталіонному командиру Бѣлихову, горному ревизору Ковригину и смотрителю провіантскаго магазина Ордынскому (никого изъ нихъ въ живыхъ нѣтъ). Особенно тѣсныя отношенія были у него съ послѣднимъ: на квартирѣ у Ордынскаго Достоевскій иногда проводилъ цѣлые дни за своей работой. О жизни Достоевскаго отъ Пальшиныхъ полиція никакихъ свѣдѣній не отбирала. Припадки падучей болѣзни бывали у Достоевскаго часто, особенно по ночамъ, но продолжались не долго. Къ разсказчику П. Л. Пальшину (сынъ хозяина дома), которому, какъ я сказалъ выше, было тогда 14—15 лѣтъ, Достоевскій относился всегда сердечно. Замѣтивъ, что мальчикъ недурно рисуетъ, онъ предлагалъ устроить его, при помощи брата, въ Петербургѣ, но отецъ П. Л. Пальшина не согласился на это. Въ деньгахъ Достоевскій не нуждался, получая ежемѣсячно по 50 руб. отъ брата.
У себя на квартирѣ Достоевскій не держался такъ сдержанно, какъ въ казармѣ, и охотно разсказывалъ о своей прежней жизни. Особенно врѣзался въ память П. Л. Пальшину разсказъ Достоевскаго о томъ, какъ его съ товарищами везли на казнь. Это былъ ужасный разсказъ и, оканчивая его, Достоевскій добавилъ, что онъ никому не повѣритъ, будто можно идти на казнь съ болѣе или менѣе спокойнымъ духомъ; сагъ онъ въ тѣ страшные часы ничего, какъ слѣдуетъ, не сознавалъ и очнулся лишь, когда имъ объявили поплеваніе. По словамъ П. Л. Пальшина, Достоевскій показалъ ему однажды хранившійся у него въ сундукѣ бѣлый саванъ, въ которомъ онъ стоялъ на эшафотѣ… На свою тяжелую судьбу Достоевскій никогда не жаловался и часто говорилъ, что Сибири ему, все равно бы, рано или поздно, не миновать… Съ гораздо большей горечью и даже гнѣвомъ разсказывалъ Достоевскій, какъ онъ, будучи уже солдатомъ, получилъ ударъ по головѣ („подзатыльникъ“…) отъ фельдфебеля за то, что не тотчасъ же исполнилъ какое-то его приказаніе. Говоря про этотъ случай, Достоевскій всегда ужасно волновался…
Живя въ Семипалатинскѣ, Достоевскій женился на вдовѣ таможеннаго чиновника Исаевой. Занимали они небольшую квартиру въ домѣ почтальона Липухина. Домъ этотъ существуетъ и теперь. Самъ Липухинъ давно умеръ, вдова же его, теперь очень пожилая женщина, на мою просьбу разсказать, что помнить о жизни у нихъ Достоевскаго, вся встрепенулась и, назвавъ его по имени и отчеству, съ видимымъ удовольствіемъ стала говорить, кто изъ Достоевскихъ занималъ какую комнату, какая у нихъ была обстановка и проч. Вообще, меня поразила та особенная мягкость, съ которой мнѣ всѣ разсказывали о Достоевскомъ: такъ можно вспоминать только объ очень хорошемъ человѣкѣ… Жили Достоевскіе очень скромно; самъ онъ много работалъ и все больше по ночамъ.
Вотъ и всѣ свѣдѣнія, которыя мнѣ удалось собрать о Достоевскомъ въ Семипалатинскѣ. На вопросъ мой, отличался ли Достоевскій особенной религіозностью, не говорилъ ли о Евангеліи и проч., — рѣшительно всѣ отвѣчали отрицательно. Чтобы судить, сколько мелкихъ, но жестокихъ уколовъ приходилось испытывать самолюбію Достоевскаго, разскажу переданный мнѣ анекдотъ. Достоевскій былъ у кого-то на „вечерѣ“ и вышелъ зачѣмъ-то въ прихожую, гдѣ въ ту минуту раздѣвался только-что пришедшій офицеръ. Бравый воинъ, увидя солдата, тотчасъ же подставилъ ему свою спину. Достоевскій, не говоря ни слова, снялъ съ него шинель, а потомъ съ тѣмъ же офицеромъ вошелъ въ гостиную.
Въ Семипалатинскѣ же живетъ теперь отставной чиновникъ Н. Е. Гладышевъ, служившій въ 50-хъ годахъ фельдшеромъ въ Омскомъ военномъ госпиталѣ, который Достоевскій описалъ въ „Запискахъ изъ Мертваго Дома“. Достоевскій часто бывалъ, какъ и другіе политическіе каторжные, въ этомъ госпиталѣ, не столько по болѣзни (послѣ припадковъ), какъ затѣмъ, чтобы отдохнуть отъ порядковъ каторжной жизни. По словамъ Гладышева, Достоевскій всегда оказывалъ ему большую помощь, ухаживая за приводимыми въ госпиталь послѣ экзекуцій солдатами и арестантами. Онъ обмывалъ и перевязывалъ имъ раны и проч. Никто въ госпиталѣ не относился такъ мягко и нѣжно къ наказаннымъ, какъ Достоевскій…»