«…Если я взял на себя смелость остановить внимание съезда на очень отдаленном и очень кратком периоде деятельности Д. И. Менделеева, когда он преподавал органическую химию, то да послужит мне оправданием то значение, которое присуще высокой личности Менделеева. К какому бы делу он ни прикасался, он всегда оставлял на нем глубокие и поучительные следы. К тому же на первом съезде, посвященном его памяти, конечно, должны быть сосредоточены по возможности все воспоминания, его касающиеся, а свидетелей этого раннего периода его деятельности осталось уже очень не много.
Я слушал лекции Д. И. Менделеева по органической химии в 1862 и 1863 гг., по возвращении его из двухлетней заграничной командировки и тотчас после издания им книги „Органическая химия“.
Эта книга теперь почти совсем забыта. Тем не менее она глубоко интересна уже по одному тому, что представляет первое крупное литературное произведение Менделеева, когда ему было 26—27 лет. Известно, что в первых произведениях высокоодаренных натур весьма ярко и рельефно обозначаются особенности их таланта. Поэтому я и остановлюсь несколько на этой книге, тем более что по ней можно до известной степени судить и о лекциях, слушателями которых мы были. Книга проникнута широкой и сильной индукцией; это выразилось главным образом в том, что в ней проведена принадлежащая Менделееву теория пределов — предшественница теории строения.
Фактическое содержание книги не только в общем, но и в частях ярко освещено выводами. В этой ее особенности, отличающей ее от других руководств, видится уже будущий автор „Основ химии“. Но затем в книге до такой степени выдержана соразмерность частей, так ясно отсутствие всего лишнего, руководящие идеи проведены в ней с таким искусством, что она дает впечатление художественного произведения. Она так целостна, что, начав ее читать, трудно от нее оторваться. Эта особенность ее, помимо всего прочего, зависит и оттого, что она была написана сразу, без перерывов, в короткое время. По словам Менделеева, она была написана им в два месяца, почти не отходя от письменного стола. Замечу здесь, по этому поводу, что Менделеев вообще являлся противником гигиенического распределения занятий и говорил, что только при односторонних, непрерывных и упорных усилиях, направленных к одной цели, хотя бы и отзывающихся болезненно на организме, возможно создать что-либо ценное, что-либо такое, чем сам останешься доволен.
Достоинство книги было тогда оценено всеми. Ей, как известно, была присуждена первая Демидовская премия, но ей не суждено было выдержать дальнейших изданий, хотя попытки к тому и были сделаны. Есть такие произведения, которые не выносят переделок и вставок, и книга Менделеева несомненно к ним относится. Но и, кроме того, в это время органическая химия находилась как раз в состоянии полнейшего переворота вследствие вновь возникших представлений о связи атомов в органических соединениях.
Теория пределов Менделеева, которою отлично формулировались и предсказывались взаимные переходы органических соединений различной насыщенности, не давала объяснения тем все чаще и чаще наблюдаемым случаям различия органических соединений, одинаковых по составу и весу частиц, которые обозначались названием изомерии в тесном значении этого слова. Между тем весь интерес химиков сосредоточился на разъяснении причин этих загадочных явлений. Создалась теория строения, и развитие ее взяло верх над всем остальным в органической химии. Появилось „Введение к полному изучению органической химии“ Ал. Мих. Бутлерова. Книга Менделеева по ее оригинальности и целостности не могла быть приноровлена к новым веяниям времени. Она осталась историческим памятником, но памятником, полным значения и для настоящего времени, заключающим в себе заветы тех широких взглядов на специальные науки о природе, которые возвышают их значение и отвечают требованиям, к ним предъявляемым.
А требования эти, которые и теперь нередко слышатся, все одни и те же, все сводятся к одному и тому же. В частностях — не забывать общего, в погоне за фактами не игнорировать идей, их одухотворяющих, не лишать наук о природе их философского значения.
Требования эти находят себе ответ в книге Менделеева, потому что в ней с чрезвычайным искусством проведена идея единства органических соединений. Это самый широкий вывод, вытекающий из книги Менделеева. Теория пределов помогла ему в крупных чертах и, не отвлекаясь другими вопросами, например вопросами о строении, выставить взаимные переходы и связь органических соединений, несмотря на их разнообразие. Для того времени, когда книга была написана, это составляло немаловажную заслугу. То впечатление целостности, которое давала книга и которое так удовлетворяло ум при изучении ее, зависело от этой идеи единства, в данном случае — единства органических соединений, ее проникшей.
Индукцией проникнута вся книга Менделеева. В ней впервые и притом с чрезвычайною яркостью выражен взгляд его на необходимость в изложении тесно связывать фактический материал с выводами из него. Высокий ум его всегда стремился к выводам, только и жил ими — конечно, к выводам из фактов, и поэтому понятно, что необходимость связи этих двух сторон в науках им пропагандировалась и нашла себе отражение в его руководствах. Менделеев говаривал, что факт сам по себе очень мало значит — важна его интерпретация. Из органической химии можно видеть, как провел он этот взгляд в данном конкретном случае. Вся книга разделена на немногие главы, предназначенные для развития того или другого химического понятия из фактического материала, в них приведенного.
… В позднейших его сочинениях, например в „Основах химии“, мы видим то же самое. В частных разговорах и иногда в диспутах он пропагандировал опять-таки то же самое. Однажды, очень давно, я был свидетелем следующего случая. Один из составителей руководств по химии, поднося ему свою книгу, выставлял, как особенно ценное достоинство ее, что у него теоретическое содержание книги отделено от фактического и практического: в первой части теория, а во второй части факты. На это Менделеев, со свойственной ему прямотою, вскричал, что это-то именно он и считает слабою стороною книги.
Наконец, нельзя умолчать еще об одной особенности „Органической химии“ Менделеева. В ней не порвана связь с примыкающими к органической химии отделами знаний. Приходилось слышать от Менделеева, что курсу неорганической химии можно было бы придать характер энциклопедии естествознания. Конечно, органическая химия на подобную широкую роль претендовать не может, но она тесно связана со всею органическою природою и глубоко входит в биологию. Сводить эту связь к той крайней часто ничего не говорящей отрывочности, которая замечается во многих курсах органической химии, едва ли отвечает тем требованиям, какие: по словам Менделеева, обусловливают пользу учебного руководства.
Теперь мы углубляемся в строение, стараемся проникнуть в невидимый мир атомов; и это движение, при всей его законности и необходимости, является почти исключительным и далеко отодвигает все остальное: Но невидимый мир атомов не должен заслонять собою мира видимого. Нельзя лишать органическую химию ее реальной почвы. Менделеев начал с того, что во введении выдвинул отношения физики к органической химии, и затем дал широкую картину круговорота углерода в природе и остановился на значении органических соединений для жизненных отправлений организмов.
В тесную связь с этим поставлено и добывание органических соединений из естественных источников. Вообще эта сторона дела представлена таким образом, что начинающему становятся ясны те реальные, полные значения причины, которые привели к особому циклу химических знаний, получивших название органической химии. Изложение многих статей, сюда относящихся, например; статьи о жирах с их историею, так совершенно, что они до сих пор сохранили все свое значение.
Таким образом, мы, слушатели Менделеева, в начале 60-х гг. находились, что касается руководства, можно сказать, в идеальных условиях. Руководство настолько удовлетворяло всем запросам, которые могли быть к нему предъявлены, что, казалось, мог бы возникнуть вопрос: для чего лекции при таком руководстве? Тем не менее переносясь к тому времени и вспоминая лекции Менделеева, я должен заметить, что роли книги и лекций были различны и что книга не могла заменить лекций.
Книга служила для предварительного ознакомления с предметом лекций, и ясно помнится, что это была главная роль книги, а затем для окончательного усвоения прочитанного на лекциях. Лекции же научали нас отличать главное от второстепенного, давали возможность судить об относительном значении данных, составляющих науку, т. е. развивали в нас критический взгляд на науку. Касаясь здесь этого, можно сказать, вечного вопроса о необходимости и значении лекций — вопроса, столь различно решаемого и далеко не решенного, я полагаю со своей стороны, что задача и назначение лекций состоит именно в должном и настойчивом оттенении существенного от подробностей, главного от второстепенного. Для начинающих это — жизненный вопрос, и учебник, как бы он хорош ни был, никогда не даст в этом отношении того, что могут дать лекции.
Лектору для достижения указанной цели предоставлено много средств, по существу дела отсутствующих в учебнике. Должные повторения и отступления, разъяснения посредством аналогичных примеров, время от времени делаемые резюме сказанного, наконец, главное — применение той или другой интонации в изложении, всеми этими и многими другими средствами лектор может и должен пользоваться для того, чтобы оттенить значение излагаемого, чтобы выдвинуть главное и сосредоточить на нем внимание слушателей. Лектор, не выполняющий этой задачи, не отвечает своему назначению, хотя бы лекция и блистала красноречием и в ней приводились новые исследования, не успевшие войти в руководство. Живое слово нужно для облегчения восприятия существенного в науке. Считаю лишним останавливаться здесь на достоинствах в этом отношении лекций Менделеева. Лекции его еще у всех в памяти, и как в недавнее время, так и при начале его деятельности аудитория была всегда битком набита.
В то время, о котором у нас идет речь, т. е. в самом начале 60-х гг., лаборатория в университете и ее средства были таковы, что нетолько о практических занятиях по органической химии, но и о должной обстановке лекций опытами нельзя было и думать. При всех кафедрах химии был только один лаборант, получавший 400 руб. в год.
Газу не было; жгли древесный спирт, да и в том часто чувствовался недостаток, потому что его пил старый единственный сторож при лаборатории. Тяги не действовали, и когда я, еще будучи студентом, затеял готовить пятихлористый фосфор, то так надышался хлором, что за свое усердие поплатился воспалением легких. Но и позже, в 1866 году, когда Менделеев был выбран экстраординарным профессором по кафедре технической химии, а я был у него лаборантом, под лабораторию технической химии были отведены во втором этаже университета две комнаты с паркетными полами, но без газа и без тяг. Предоставлялось широкое поле для изощрения изобретательности и для развития настойчивости в преодолении препятствий, что, пожалуй, для химика нелишне…
… Как бы то ни было, но в начале 60-х гг. условия для обстановки лекций опытами и для практических работ по химии были в университете крайне неблагоприятны. Тем не менее лекции органической химии время от времени демонстрировались и опытами. Менделеев сам их производил, останавливаясь, конечно, только на немногом и выбирая имеющиеся под руками средства. В особо назначенные часы перед нами производились им и такие более сложные операции, как органический анализ, определение плотности пара и т. п.
Кончая этот отрывочный и крайне неполный очерк ранней поры преподавательской деятельности Менделеева, я не могу здесь не остановиться на выдающейся черте его характера, делающей его дорогим и незабвенным для очень, очень многих и далеко не одних только химиков. Это его всегдашняя готовность употребить свое влияние на помощь окружающим. В нем была так сильна эта готовность помочь, что он в очень многих случаях сам шел навстречу, не ожидая просьб. Он не щадил себя в этом деле и часто, пренебрегая нездоровьем и отрываясь от глубоко захватывающих его трудов, ехал хлопотать за других. Надо заметить, что его полные убеждения и убедительности и нередко властные и настойчивые представления всегда имели успех. В продолжение моей жизни я не встречал другого человека, равного ему в этом отношении, и память о нем будет жить не только в уме, но и в сердце».
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьГуставсон Г. Г. (1842—1908) — известный русский химик, ученик Д. И. Менделеева, неоднократно встречался со своим учителем и после перехода из университета (1874) в Петровскую земледельческую академию.