Гаршин В. М.
правитьДемчинский Н. А.
правитьИз-за денег
правитьОпубл. в «Журнал театра Литературно-художественного общества». 31, 1910 г.
Некоторые из действующих лиц:
Бешенцева Варвара Павловна.
Кудряшова Татьяна Николаевна.
Владимир Николаевич, её муж.
Фон Зон, барон.
Бобров Иван Петрович.
Даша, горничная.
Действие второе.
правитьЯвление 1.
правитьТатьяна. Что это долго не идёт Володя? (Подходит к окну). Ах, Боже мой, когда всё это кончится?.. Эта вечная погоня за работой, эта полунищета… Правда, с меня было бы довольно. Но он… Я понимаю, почему он вечно хмур, вечно пасмурен, вечно недоволен. С его образованием, с его способностями сидеть на 75-ти рублях в месяц — это, в самом деле, тяжело. (Задумывается). А недавно было ещё тяжелее… Кто знает, быть может, Настя хорошо сделала, что умерла… Бедная девочка! Как она плакала, как она металась! И Володя, кажется, был убит. После её смерти он стал ещё мрачнее… Он почти не говорит со мной… Вчера сказал, что Бешенцева обещала ему место. Дай Бог! Только я не доверяю что-то этой женщине. Не ко двору она нам с её туалетами, с её развязанными манерами… Ну, да что ж делать? Ах, бедность, бедность! Не ты сама страшна, — а это унижение. Страшно, что приходится заискивать перед людьми, к которым не чувствуешь ни уважения, ни любви.
Это он! (Встаёт и идёт к средней двери). Что же он скажет сегодня?..
Явление 2.
правитьТатьяна (обнимая мужа). Ну, что? Ну, что?
Кудряшов. Да ничего, всё то же… Разве вот, что Бешенцев извинялся…
Татьяна. Бешенцев? В чём?
Кудряшов. Наговорил дерзостей и извинялся. Жена, должно быть, приказала.
Татьяна. Дерзостей? Каких? За что?
Кудряшов. Всё за то же. За то… За то, что он может говорить мне дерзости, а я должен их слушать и молчать… Ибо он — начальство… Старый дурак… Сегодня просит прощения. « Это да… Да, — говорит, — из искреннего расположения к вам позволил себе… Верьте в мои отеческие чувства»… Отцы… Что б их чёрт взял!
Татьяна. Не раздражайся, Володя. Минует время…
Кудряшов. Минует… Минует время! Что-то оно не хочет миновать. Что за мерзкое, невыносимое положение!.. Чувствовать себя головой выше всей этой оравы и подчиняться… Молчать… О, дорого бы я дал, что бы только выйти из этого омута!
Татьяна (ласкаясь к нему). Успокойся, я не верю, что бы это так осталось. Разве это может быть? Разве тебя не оценят? Посмотри вокруг, у кого такое образование, такие способности? Ах, Володя! Ты лучше всех!
Кудряшов (сухо). Для тебя, быть может. Но не для Бешенцева и прочей братии. Ну, да что говорить! Если бы была хоть какая-нибудь возможность уйти отсюда — в Сибирь, в Ташкент, в Ахал-Теке, я с радостью принял бы всякое предложение. (Отстраняя её). Ну, оставь. Я буду работать. (Идёт к столу и садится).
Татьяна. Что с ним? Ума не приложу… (Садится за машинку). Как он изменился за последнее время! (Работает). Володя!
Кудряшов (резко). Не мешай, сделай милость, Таня!
Татьяна. Ну, хорошо, хорошо, работай, милый! Да и идти мне уже пора. (Надевает шляпу и подходит к нему). Прощай, мой голубчик. (Целует его).
Кудряшов. Прощайю
Явление 3.
правитьКудряшов (некоторое время работает, потом отодвигается от стола). Что за безобразное, невыносимое положение! Запутался, во всём запутался, Владимир Николаевич! И нет выхода… Запрягся в это несчастное управление за какие-то гроши, и куда только не метался я, куда ни пробовал обращаться! И дипломы мне мои не помогают! А здесь ещё эта история с Варварой Павловной! Хитрая баба… Не успел и опомниться, как обошла, привязала и водит, куда ей угодно. Странное это дело. Ну как сравнить её с Таней? Одна — свежесть, чистота, благоухание, другая — истрёпанная, прошедшая огонь и воду, чуть ли не сорокалетняя женщина… И вот, я выбираю и кого же выбираю? Глупец, глупец! А что виною всему? Всё то же. Начал ухаживать, потому что эта женщина — сила. Она вертит, как ей угодно, своим мужем, всеми своими знакомыми, и знает она всех. Но я не рассчитал того, что она будет вертеть и мною. И вот я очутился в невыносимом положении: обманываю жену и с кем?.. С этой перезрелой кокоткой? Обманываю её, Варвару Павловну, и, в конце концов, сам буду обманут.
Явление 4.
правитьБешенцев. Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Николаевич! Это вот — всё она… Да, да… Она привезла меня к вам. Приехали посмотреть, каково вы поживаете. (Осматривается и значительно пожёвывает губами). М… М… Ну да ведь… Семейное счастье — это замена… Это, знаете ли, заменяет…
Бешенцева. Здравствуйте, дорогой мой!
Бешенцева (перебивая мужа). Пожалуйста, Иван Семёнович, без философствования. Чем помочь нашему другу, ты вдруг начинаешь делать какие-то замечания.
Бешенцев. Что же я?.. Что до меня касается, я готов всегда…
Бешенцева. Я знаю, как ты готов. Для тебя был бы винт, а до остального тебе решительно нет дела. Владимир Николаевич с его способностью, с его знаниями, с его симпатичностью, живёт так… (Показывает рукой вокруг, Кудряшову). Простите меня, Владимир Николаевич, ведь это только из дружбы. В такой бедности, и ты, его начальник, который обязан заботиться о благосостоянии своих подчинённых, равнодушно смотришь на это!
Бешенцев. Да, да… Видишь ли, матушка, я рад бы, рад всею душой, но вакансии…
Кудряшов. Я скромен, Иван Семёнович, и готов ждать.
Бешенцева. Вакансии! Ждать! Оставьте это кому-нибудь другому, Владимир Николаевич, а вы… Вы человек совсем иного разбора… Но где же ваша милая Татьяна Николаевна? Она дома?
Кудряшов. Нет, она ушла… Она скоро будет.
Бешенцев. Да, да… Это очень жаль. Я, Владимир Николаевич, я, знаете ли… Обворожён вашей прелестной супругой. Это… Да, да… Это такая милая, такая… Варя, мы подождём, конечно?
Бешенцева. Ты забыл, кажется, что ты должен сделать ещё три визита.
Бешенцев. Нет, знаешь ли, не забыл… Конечно, не забыл. Визиты — это… Да, да… Знаешь ли, визиты — это долг…
Бешенцева. Поезжай сейчас же. А я… Вы позволите, Владимир Николаевич, я, может быть, вам наскучу, но я дождусь вашей милой жены. (Мужу). А ты ступай, ступай!
Бешенцев. Сейчас, сейчас… Владимир Николаевич, прошу вас засвидетельствовать вашей обворожительной супруге моё почтение и… Да, да… И восхищение. (Уходит).
Явление 5.
правитьБешенцева. Наконец мы одни! Милый мой!
Ах, сколько пытки, сколько страдания быть женой этой жалкой развалины женщине во цвете сил… (Заглядывает ему в глаза). И женщине, любимой тобою!..
Кудряшов. Варвара Павловна!..
Бешенцева. « Варвара Павловна»! Жестокий… Зови меня Barbe… Но всё равно… Времени мало, может приехать твоя жена, а мне нужно сообщить тебе очень важные вещи. (Усаживается на диван). Сюда… Сядь сюда, поближе… Ах, какой ты!..
Кудряшов. Ну-с, я слушаю.
Бешенцева. Слушай. Скажи: ты очень меня любишь?
Кудряшов. И об этих-то важных вещах ты приехала говорить со мной?
Бешенцева. Нет, не об этих. Но всё-таки скажи: ты очень меня любишь?
Ну, я вижу, вижу… Скажи мне ещё одно: если бы тебе пришлось выбирать между мной и твоей… Татьяной Николаевной?.. И если бы от выбора в мою пользу зависело счастье нас всех: и твоё, и моё, и даже её?..
Кудряшов. Что за загадки, Barbe? Говорите яснее…
Бешенцева. Опять « говорите»? Злой! Ну, слушай, и слушай внимательно. Вчера ты видел у нас барона фон Зона. Как он тебе понравился?
Кудряшов. Барон?.. Этот барон… Я видел его очень мало, только вчера, но что я о нём слышал, не говорит в его пользу.
Бешенцева. А что ты слышал?
Кудряшов. Я слышал, что это человек сухой, чёрствый, жестокий. Что со своим огромным состоянием он не делает людям добра. Что на его фабриках и заводах люди — рабочий скот. Что он скуп и жаден во всём, что не касается одного…
Бешенцева. И это одно?
Кудряшов. Женщины!
Бешенцева. Может быть, эта характеристика чересчур резка, но в последнем ты не ошибся. А знаешь ли, сколько у барона годового дохода?
Кудряшов. Я не считал. Да и что мне за дело?
Бешенцева (с расстановкой). Миллион триста тысяч! Миллион триста тысяч рублей — это больше ста тысяч в месяц, это три с половиною тысячи в день…
Втрое больше твоего годового содержания. Твоё месячное содержание он получает в полчаса. Что ж молчишь?
Кудряшов. Что же говорить? Пусть наслаждается своим богатством, а я по-прежнему буду жить на своё жалование.
Бешенцева. Как? Приблизиться к такому Солнцу и не погреться хоть немного в его лучах? Послушай, Владимир, здесь-то и начинается дело, по которому я к тебе приехала.
Кудряшов. В самом деле? Вы сами сказали, что его характеристика верна. Он жаден, скуп, зол… Зачем мне иметь с ним дело? Да и какое отношение может быть между нами?
Бешенцева. Отношений — тысяча! Во-первых, ты техник.
Кудряшов. Положим.
Бешенцева. Во-вторых, у барона под Москвой целый город заводов и фабрик… Как это называется?.. Разных мануфактур.
Кудряшов. В-третьих?
Бешенцева. В-третьих, ему нужен управляющий на жалованье в двенадцать тысяч в год…
Кудряшов. 12/000?
Бешенцева. Да, и от тебя зависит сегодня же сделаться этим управляющим… Ты согласен?
Кудряшов. Не шутите, Варвара Павловна! Зачем говорить о моём согласии, когда барон меня не знает? А если и узнает, то почему он выберет меня? Ему не нужен хорошо образованный техник, ему нужен кулак-приказчик. Главный доход его — не тот, который даёт производство, а тот, который он сбирает со своих несчастных рабочих. Я для этого не гожусь.
Бешенцева. От тебя будет зависеть изменение всего этого. Барон будет в твоей власти. Ты не только сам достигнешь положения… Завидного положения… Но ты можешь принести пользу другим. Владимир! Десятки тысяч людей могут быть осчастливлены тобою! Подумай. Не отказывайся.
Кудряшов. Отказываться? От чего? Мне никто не делал предложения. Да я уверен, что барон никогда и не сделает его.
Бешенцева. А если барон через четверть часа придёт к тебе с визитом и сам предложит это место?
Кудрявцев (нервно ходя по комнате). Невозможно! Невозможно! Зачем я ему?
Бешенцева. Увидишь. Но скажи мне: ты согласишься, если он действительно будет просить тебя?
Кудряшов. Он будет просить? Я не верю вам… Но если будет…
Бешенцева. Будет, будет! Видишь ли, здесь есть одна подробность. Маленькое условие… Оно маленькое, но от него зависит всё… Сказать?
Кудряшов. Конечно!
Бешенцева. Видишь ли… Ты видел вчера барона… Твоя Татьяна… Нет… Я скажу иначе. Ты будешь жить в получасе езды по железной дороге от Москвы.
Кудряшов. Тем лучше.
Бешенцева. Да, это недалеко. Но ты… Ты должен дать обещание не ездить в Москву. Нам с Татьяной иногда может понадобиться…
Кудряшов. Как не ездить?
Бешенцева (берёт его за обе руки). Татьяна должна остаться здесь.
Ты понял? Милый мой… Я буду ездить к тебе.
Что ж ты молчишь?
Кудряшов. Но ведь это… Продажа!
Бешенцева. Вот этого, признаюсь, я от тебя не ожидала!.. Какой вздор!.. Продажа?.. Чем же это продажа? Ты с бароном не скажешь об этом ни одного слова. Ты уедешь… Вот и всё…
Кудряшов. Да, я уеду, зная, что моя жена остаётся в жертву этому развратнику… Я не могу сделать этого. Пусть лучше прежняя нищета…
Бешенцева. Постой… Твоя жена не ребёнок. Что это значит: « в жертву»? Разве ты выдаёшь её связанной? Да, барон полюбил твою жену, я скажу прямо, но, как ни чёрен его портрет, нарисованный тобою, он вся-таки благородный человек. Он хочет, он будет добиваться взаимности.
Кудряшов. Он будет добиваться взаимности? Эта старая тряпка будет добиваться взаимности моей Тани? Послушайте, Варвара Павловна, да вы сами не верите тому, что говорите…
Бешенцева. Ах, вот оно что! Ты любишь её. Ты обманываешь меня. Ты одним ударом мог бы разрубить всё: выйти из своего невыносимого положения, освободиться от нелюбимой жены и приблизиться к любимой женщине! Но ты не хочешь! Это потому, что ты её любишь! Так знайте, Владимир Николаевич, я не позволю издеваться над своим чувством. Это чувство слишком глубоко, и, оскорблённое, оно будет мстить.
Ну, я вижу… Ты сделаешь это. Тебе ничем не придётся жертвовать, ни чем. О Татьяне у вас с бароном не будет сказано ни слова. Ты просто уедешь… И я буду к тебе ездить… О мой милый, мой дорогой!
Бешенцева (быстро). А то, что ты говоришь о невозможности для барона овладеть сердцем твоей жены, — это вздор! Барон красивый мужчина… Да и твоя Татьяна… Ты ещё не знаешь женщин.
Действие четвёртое.
правитьЯвление 1.
правитьГорничная (одна, выглядывая за дверь, шёпотом). Спит ещё!.. Эк её, сердечную, накачали! Не хуже и нашей сестры пьяна, так не раздетая и спит всю ночь. (Помолчав и оглядев ещё раз барыню). Ведь и правду нужно сказать, самое время покутить. Я в её годы, бывало, эх как покучивала! Да и барин-то наш так же пошаливает, там как зубы-то не заговаривай, а с Бешенцевой у них дело не ладно. Ну, а коли муж налево, так жене и Бог велел направо… (Глядя на спящую Татьяну). Ишь ты, красавица какая! Кабы я такая была, так уж знала бы, как распорядиться, не торчала бы возле этого ветрогона. (Глядя на стол). Никак целая бутылка осталась? И то не распочтата! (Прячет её под фартук). Отнесу к себе, ужо пригодится, придёт Федя, так его попотчую, что, ну, ты! А это сама выпью теперь. (Выпивает из другой бутылки остаток).
Никак просыпается? Скорее удирать, а то пропало угощение! (Убегает на цыпочках).
Явление 2.
правитьТатьяна (просыпаясь). Боже мой, как тяжело… Как голова тяжела… Где я? Что со мной? (Осматривается). А, да, помню… Ужин. Они поили меня… Я опьянела. (Хватается руками за голову). И этот барон… Барон… Он всё что-то говорил мне… Он целовал мне руки… Он обнял меня… (Вскакивает с криком отчаяния и закрывает лицо руками). Я погибла… Погибла. (С рыданием падает в кресло. Немного придя в себя). Может быть, это сон… Может быть… Нет, нет… Я помню, я всё теперь помню… О, мой муж, мой… Как я признаюсь ему, как скажу, что он опозорен! Ему нельзя сказать: он вызовет [на дуэль], он убьёт его и, может быть, сам будет убит… Но я не могу лгать, я не могу не признаться ему. Я должна его видеть… Он поймёт, он простит. Скорее, скорее телеграмму… Через два часа он будет здесь. (Бежит к столу и садится). Я напишу, что лежу, что опасно больна, что погибаю… (В отчаянии). Да разве я уже не погибла?.. (Рыдает). Я не знаю, как я переживу эти два часа… Или разве… (Медленно подходит к шифоньеру и выдвигает один ящик). Вот тут… Стоит только взять несколько капель… И он застанет меня мёртвою, но чистой, не порочной, и не узнает ничего. Он будет разбит, будет горевать, но что он? Погорюет он и забудет через год. Он ещё молод, он может быть счастлив. Счастлив… Я то же молода, я жить хочу… Я не хочу умирать! (Порывисто захлопывает ящик). Да что же, что же делать? Да, вот телеграмма. (Звонит). Он приедет… В ноги ему кинусь, руки ему буду целовать, только что бы он простил меня и что бы не шёл на опасность. О, он простит меня! Он поймёт, что его Таня не виновата, не может быть виновата!
Горничная. Что угодно, Татьяна Николаевна?
Татьяна. Вот, Даша, возьмите телеграмму и отправьте её сейчас же, сейчас же… Вот вам деньги. Поскорее…
Поезд придёт через два часа… Господи, дай мне силы прожить эти два часа! А потом… Как я сознаюсь ему? Что я скажу? Боже мой! Научи меня! Или вот что… Разве я не могу попросить Боброва? Бобров мой старый, верный друг. Он любит меня… Он сумеет. Мне ли перед ним скрываться? Когда умирала моя дочка, моя Маша, не он ли не спал ночей, не он ли сидел, не смыкая глаз? Не он ли выручал меня столько раз из беды? Он хороший человек… Я скажу ему всё. Он сумеет сказать мужу. А я не могу. У меня дыхание прервётся, слова застынут в горле. Поеду просить его… (Смотрит на часы). Времени хватит… Боже мой, спаси меня, поддержи меня! (Уходит).
Горничная (после ухода Татьяны, за дверь). Господа официанты, пожалуйте, убирайте поскорее, а то уже час поздний, неравно кто и навернётся.
Лакей. Именины, что ли справляли?
Горничная. Нет, так себе, барин место получил.
Лакей. Видно, хорошее.
Горничная. Сейчас, сейчас!
Лакей (мужикам). Смотрите, осторожнее, а то перебьёте, хозяин-то холку намылит.
1-ый мужик. Зачем бить! Мы смотрим… (Роняет рюмку).
Лакей. Ишь ведь, окаянный!
1-ый мужик (горничной). Что б ты сдохла, проклятая!
2-ой мужик. А полно разговаривать, осторожней!
Лакей. Ну, тащи, тащи скорее, да за столом приходите живо.
И жизнь этим господам, кажись бы, и не умирал! Выпил — поспал, поспал — опять выпил. (Увидев на столе две сигары). А, друзья почтенные! Куривали вас неоднократно. Пожалуйте-ка вы сюда. (Кладёт их в карман). Ужо, после обеда воскурим.
Явление 4.
правитьБобров (войдя). Остатки пира… Даша, барыня дома.
Горничная. Дома, одевается, сейчас выйдет. (Уходит).
Бобров. Что значит этот пир? Зачем понадобился он Татьяне Николаевне? Откуда всё сие? Тут что-то нечисто, очень нечисто… (Задумывается). Не обманывается меня чутьё в таких случаях. Нужно предупредить Татьяну Николаевну. Ах, какая пошлая, какая недостойная сцена. Это опьянение, такое быстрое, внезапное. И эта Бешенцева тут вертится, и по её скверной морде я вижу, что недаром вертится…
Татьяна. Вы здесь? Боже мой! Как кстати, как кстати… Я хотела ехать к вам.
Бобров. Что с вами?.. Вы больны?.. На вас лица нет… Что-нибудь случилось?
Татьяна. Да, случилось. Я ехала к вам, что бы всё рассказать, но теперь… Я не знаю, что со мною… Я не могу.
Бобров. Полно, успокойтесь, выпейте воды… (Подаёт стакан). Татьяна Николаевна, вы знаете меня много лет. Не раз вам приходилось быть откровенной со мной. Скажите, пожалели ли вы когда-нибудь об этом? Будьте откровенны и теперь. Может быть, моя старая дружба поможет вам и в данную минуту.
Татьяна. Да, я верю, что вы мне поможете. Но такие вещи не легко говорятся… Но всё равно… Слушайте. Вчера… Нет… Нет, всё равно… Я погибла, Иван Петрович, я погибла. (Заливается слезами).
Бобров. Погибла? Вчера? Что такое? Не может быть, Татьяна Николаевна, не может быть… Вы… Этот барон…
О, какая гнусность, какой стыд! Я не даром чуял что-то недоброе. Недаром я ненавижу эту бесстыдницу, которая втёрлась в вашу семью, которая встала между вами и мужем.
Не спорьте, я вижу, я вижу всё ясно… Но я верить не хочу… Что бы это зашло так далеко… Скажите всё. Не плачьте, успокойтесь.
Татьяна. Вы увезли Бешенцева. Его жена осталась здесь с фон Зоном. Мы говорили, шутили, они поздравляли меня с удачей мужа. Потом появилось шампанское… Вы видели, я была уже совсем пьяна. Они поили меня почти насильно. Потом… туман, головная боль… Я не могу, я не могу…
Потом Бешенцева исчезла… Всё помутилось. И я помню только это ненавистное, гнусное лицо, склонившееся над моим, гнусные поцелуи, которыми он осыпал меня… И у меня уже не было сил оттолкнуть его. Знаете, это похоже на то, как то, если бы связанной лежать в горящей комнате… Но это был только проблеск сознания… Потом… ужас… ад…
Что же делать, Иван Петрович?.. Я должна сказать мужу… И я не могу… У меня не повернётся язык. И я боюсь… Боюсь, что бы он не вызвал Зона.
Бобров. Ну, и что ж?..
Татьяна. А если… Если он будет убит?
Бобров. Бойтесь другого, Татьяна Николаевна! Бойтесь другого… Если он даже и вызовет этого… мерзавца, что ж вы думаете, барон примет вызов? Да, он примет, но даст знать полиции… Бойтесь другого…
Татьяна. Я не понимаю вас. Что вы хотите сказать?
Бобров. Я не могу сказать и не скажу. Может быть, вы сами увидите.
Знаете ли, кто это? Я уверен, что это он! Счастливый победитель. Он приехал удостовериться в свой победе.
Горничная (входя). Барон фон Зон. (Уходит).
Татьяна. Скажите, что для него меня нет дома. (Оборачиваясь и увидев барона). Вон!
Даша… Никогда. (Задыхаясь). Дерзкий, гнусный…
Бобров. Успокойтесь, забудьте…
Татьяна. Да разве это можно забыть! Иван Петрович, так вы скажете Владимиру?
Горничная (входя). Барон уехал, а вот это — оставил. (Подаёт футляр).
Бобров. Только этого ещё не хватало!
Татьяна. Отошлите сейчас же ему, Даша… Боже мой, ещё этот позор. Значит, он думает, что победил. Он уверен, что я…
Бобров. Не вы, не вы, Татьяна Николаевна. Он уверен, что победил не вас. Я чуял недоброе. Я вижу теперь всё. О, вы несчастная, несчастная женщина! Нет помощи вам ниоткуда!
Татьяна. Нет, есть. Я верю в мужа. Он простит всё, он знает меня, и я знаю его.
Бобров. Счастливое неведение!
Татьяна. Так вы скажете ему? Скажите, но поклянитесь мне не допустить до дуэли.
Бобров. О, тут не потребуется большого труда!
Татьяна. Иван Петрович, вы злы. Вы подозреваете…
Явление 5.
правитьГорничная. Госпожа Бешенцева.
Бобров. Ещё один хищник.
Татьяна. Как это не вовремя!.. Скажите, что у меня голова…
Бешенцева (входит, не дождавшись горничной). Вы не здоровы, Татьяна Николаевна? Бедна! Как она бледна! Иван Петрович, здравствуйте! (Татьяне). Ну, как провели вы ночь? (Смеясь и грозя пальцем). Вы, кажется, немного подвыпили, плутовка? Ну, ничего, ничего! (Видя смущение Татьяны). И я, друг мой, так была пьяна, что должна была голову водой обливать, а то не могла заснуть.
Бобров. Вам к этому не привыкать.
Бешенцева. То есть, как это « не привыкать»?
Бобров. Часто в таких переделках бывали, а вот зачем её-то напоили?
Татьяна. Я совсем, до беспамятства… Ничего не помню.
Бешенцева. Вы очень легко пьянеете.
Бобров. А вы и рады этому?
Бешенцева. Вы, кажется, забываетесь, Иван Петрович.
Бобров. Зачем нам, Варвара Павловна, двуличничать? Шила в мешке ведь не утаишь.
Бешенцева. Что вы хотите сказать?
Бобров. А то и хочу сказать, что ясно вижу план вашей кампании. Вы думаете, что все слепы, не видят вас насквозь?
Бешенцева. Ничего не понимаю.
Бобров. Ну, если не понимаете, так я прямее скажу: вы хотели, вы добивались того, что бы она (указывая на Татьяну Николаевну) была до беспамятства пьяна, вы её напоили.
Бешенцева. Я? Я её напоила?
Бобров. Да, вы, и затем, что бы легче было справиться с ней.
Бешенцева. Как справиться?
Бобров. Зачем вы, Варвара Павловна, требуете от меня откровенного объяснения? Вы понимаете прекрасно, о чём я говорю.
Бешенцева. Клянусь, ничего не понимаю.
Бобров. Если так, то я должен говорить ещё прямее. Для меня ясно, как белый день, что она (указывая на Татьяну Николаевну) была умышленно введена в состояние алкогольного опьянения. Что бы легче было с ней справиться, говорю я, и вы в этом заговоре — деятельнейший участник. Пожалуйста, не притворяйтесь невинным ребенком — не поверю, не на того напали. Зачем понадобился вчерашний ужин?
Бешенцева. Это дело Владимира Николаевича.
Бобров (как бы не слушая её). Люди голодали, голодали, вдруг ужин закатывают, да какой ещё! Чуть не ванны из шампанского принимают.
Бешенцева. Татьяна Николаевна, объясните господину Боброву, что это было вашим желанием.
Татьяна (точно очнувшись от глубокого сна). Моё?.. Моё, говорите вы, желание? Ещё, ещё оскорбление!.. (Плачет).
Бобров. Оставьте, Варвара Павловна, её в покое. (Походит к Татьяне и, целуя руку, говорит ей). Успокойтесь, успокойтесь, дорогой мой друг. (Бешенцевой). Если вам и до сих пор не ясно, что мне всё известно, так я буду откровеннее: вы… продали её, но за сколько, — этого я не знаю.
Бешенцева. Как вы можете такое говорить!
Бобров. Смею, потому что это правда.
Бешенцева. Вы нахал.
Бобров. А вы…
Явление 6.
правитьКудряшов. Господа? Что вы?
Татьяна. Владимир! (Бросается и целует ему руки).
Кудряшов. Ты не в постели?
Татьяна. После…
Кудряшов. Но о чём вы спорите?
Бешенцева. Хорош спор! Благодарю, только этого не доставало
Кудряшов. Но в чём же дело?
Бешенцева. Никогда не ожидала в вашем доме наткнуться на такую неприятность. Это хорошая благодарность за мою дружбу к вам?
Бобров. Это я, братец, повздорил с Варварой Павловной.
Бешенцева. Вот как повздорил! Он такие вещи говорил мне, что я решительно отказываюсь их повторять. Он назвал меня чуть ли не свод…
Боров. Никем я вас не называл, а только позволил себе сказать то, что вижу воочию.
Татьяна. Оставьте, Иван Петрович, прошу вас.
Кудряшов (горячась). Но как же ты позволил себе говорить, что ты думаешь, если это оскорбительно для Варвары Павловны?
Бобров. Потому что это низко, гадко… Это…
Бешенцева. Вы слышите?..
Кудряшов. Я прошу вас, Иван Николаевич, воздержаться и не забывать, что вы в моём доме.
Бобров. Глупости! Ты разбери прежде, в чём дело.
Бешенцева. Ни с того ни с сего набросился.
Бобров. Ни с того ни с сего?.. (Указывая на Татьяну Николаевну). Посмотрите на неё: чьих это рук дело?
Бешенцева (Кудряшову). Он уверяет…
Кудряшов. Иван Петрович, я настолько дорожу дружбой Варвары Павловны…
Бобров. Нашёл, чем дорожить! Продала себя, а теперь и за других принялась!..
Бешенцева. Ах!
Кудряшов. Вон!
Татьяна. Владимир!..
Кудряшов. И что б ноги вашей здесь не было!
Бобров. Безумец, безумец!
Кудряшов. Пожалуйста, без этих слов!
Бобров. Тебе я прощаю, потому что знаю, что ты скоро опомнишься. Прощайте, дорогая Татьяна Николаевна! (Целует её руку). Помните, что у вас есть друг, на которого вы всегда можете положиться. (Обращаясь к Бешенцевой). А вам, сударыня посоветую бросить эту коммерцию.
Кудряшов. Довольно!
Бобров. Прощай и будь счастлив… Двенадцатитысячный муж! (Уходит).
Явление 7.
правитьКудряшов. Варвара Павловна! Голубушка! (Целует ей руки). Простите! Вы понимаете, что я ни при чём!
Татьяна (отходит в сторону и искоса смотрит, Бешенцевой, тихо). Хоть бы поскорее убрались…
Бешенцева (нежно). За что же мне на вас сердиться?.. Я знаю, что вы меня любите. Вы милый! (Целует его в лоб).
Татьяна (про себя). Это ещё что за нежности?
Кудряшов. Забудьте всё, что вы здесь слышали, и я постараюсь убедить вас в искренности моей просьбы.
Бешенцева. Я в этом убеждена… (Показывая на Татьяну, тихо). Приласкайте её, а то она уже дуется.
Кудряшов. Что же, Таня, ты не извинишься перед Варварой Павловной за то, что её оскорбили у нас в доме?
Татьяна. Довольно и одной такой просьбы, как твоя.
Кудряшов. Это ещё что за намёки?
Татьяна. Никаких намёков, но я вижу, что Варвара Павловна удовлетворена вполне.
Бешенцева. Разумеется, вполне, хотя не мешало бы и вам сказать хоть для приличия пару слов, ведь вы, а не кто другой, беспрекословно позволили вашему другу оскорблять меня.
Татьяна. Я не думаю, что бы Бобров ни с того, ни с сего позволил себе оскорбить женщину. Если он говорил, значит, что-нибудь да есть…
Бешенцева. Так и вы разделяете то, что он говорил?
Кудряшов. Ты, кажется, забываешься, Таня.
Бешенцева. Этого ещё не доставало!
Татьяна (про себя). Да когда же она уйдёт! (Ей). Я говорю только, что Бобров — человек чести, а потому…
Бешенцева. Хорош человек чести! За полушку можно купить…
Татьяна. Варвара Павловна, я бы попросила вас о нём так не говорить, он мой искренний друг.
Кудряшов. Да ты, кажется, с ума сошла.
Бешенцева. Вот это называется благодарность!
Кудряшов. Ты забываешь, что для нас сделала Варвара Павловна? Если бы не она, мы бы до сих пор голодали по-прежнему.
Татьяна. Благодарю за такой хлеб! (Плачет).
Кудряшов (махнув рукой). Опять слёзы!
Бешенцева. Я вижу, что я здесь лишняя. Прощайте, Татьяна Николаевна, желаю вам поскорее успокоиться. А вы, Владимир Николаевич, скоро едете?
Кудряшов. Сегодня же вечером.
Бешенцева. Счастливого пути, нас не забывайте. (Указывая на Татьяну, тихо). Образумьте её, да покруче, а то и место потеряете с этими слезами. (Громко). Прощайте! (Уходит).
Кудряшов в дверях целует ей руки. Татьяна, оглянувшись, видит это.
Татьяна. Наконец-то! Змея! Шипит, а не говорит!
Боже правый!.. Как сердце бьётся… С чего начать?.. Что я скажу ему?
Явление 8.
правитьКудряшов. Скажи мне, Татьяна, что всё это значит? Ты отрываешь меня от работы в первый же день моей новой службы. Ты присылаешь мне раздражительную телеграмму, я бросаю всё, лечу, сломя голову, на извозчике, думая застать тебя если не на столе, то всё-таки опасно больной, и что же я вижу! Ты на ногах, ты со своим другом, которого я давно должен был бы выгнать из дома, — устраиваешь сцены женщине, которой я обязан всем, ты с этим мямлей оскорбляешь женщину, которая…
Что с тобой?.. Ты в самом деле больна, Таня? (Берёт её за руку).
Татьяна. Прочь… Оставь меня… Ты не знаешь, не видишь…
Кудряшов. Я? Не вижу? Чего, Таня? Полно, успокойся, расскажи мне, что взволновало тебя? Ах, как это глупо, как это глупо! Я должен был находиться там, на месте… Ну что, если барон узнает, что я, в первый же день службы…
Татьяна. Ты не останешься служить у него, ты должен бросить это место.
Кудряшов. Бросить? Ты с ума сошла? Двенадцать тысяч в год…
Татьяна. 12 000, 12000! Как это много… За то, что раз потеряв, не возвратишь никогда!
Кудряшов. Что ты говоришь? Что за дикая чепуха?.. Потеряв… Что потеряв?
Татьяна. Всё, всё. Честь, доброе имя, счастье, спокойствие… Я скажу тебе. Я думала, что, глядя на меня, ты сам поймёшь всё, но я ошиблась в тебе. Ты не так чуток, как я думала…
Кудряшов. Ты думала… Ты думала? За три года жизни вместе с тобой можно было бы изучить друг друга… Что до меня касается, то, мне кажется, я тебя знаю…
Татьяна. Если знаешь, то ты не бранил бы меня за то, что я потревожила тебя. Ах, Владимир, Владимир, неужели ты думаешь, что я позвала бы тебя, если бы дело шло о пустяках? Скажи, было ли что-нибудь подобное прежде, за эти три года, о которых ты говоришь?..
Кудряшов. Не предоставлялось случая…
Татьяна. Да, не предоставлялось случая. Когда умирал наш ребёнок, а ты был в гостях у этой Бешенцевой и играл в карты с её мужем, я послала за тобой. Тогда ты не вышел из себя. Тогда…
Кудряшов. Да, тогда было дело другое.
Татьяна. Теперь хуже, Володя.
Кудряшов. Ты жива, здорова, расстроена чем-то, это правда. Но ведь ничего же не случилось? Напротив, теперь-то и радоваться тебе и за меня, и за себя. Два года нужды, лишений, поиски работы — это ужасно! Знать себе цену, быть в себе уверенным, как я, и — ничего!.. И вот, когда как с неба падает этот барон со своим предложением, когда я, наконец, занимаю положение, достойное меня, когда предо мной открывается деятельность, которая может поставить меня там, близко от вершины земного могущества, которая даёт мне в недалёком будущем эту страшную власть над людьми — богатство, ты начинаешь какую-то тёмную работу, ты подкапываешься под меня, заставляешь меня упасть с первой же ступени лестницы, ты, наконец, прямо говоришь мне: « Брось место»! Бросить место? Вернуться назад в эту тьму, в эту нищету, чувствовать вечную злобу…
Татьяна (перебивая). Володя…
Кудряшов. Видеть ничтожество, обгоняющее тебя, знать, что это ничтожество может раздавить тебя… Нет, Татьяна, довольно! Не тяни меня назад!
Татьяна. Володя, ради Бога…
Кудряшов. Оставь всё это, прекрати ломать руки. Оставь эти нелепые слёзы и сентиментальность. Ты действительно не знаешь меня, Таня! Ты думаешь, что я всё тот же невинный ангел, каким тебе угодно было считать меня в эпоху нашей любви и после свадьбы. О нет, ты ошибаешься! Я недаром прожил эти три года. В вечной погоне за работой, толкаясь по приёмным, сидя над грошовыми чертежами, — что я говорю, над чертежами, — над бессмысленной перепиской, лишь бы не умереть от голода! Мокнув и голодая на изысканиях дорог, работая, как каторжник, всюду и везде я видел одно и то же. Везде давил меня этот страшный призрак земной власти, этот царь нашего мира, везде его верные слуги оскорбляли меня. Чем? Одним своим существованием! И я решился стать одним из этих слуг… (Глухо). Какими бы то ни было средствами!
Татьяна. Ты ли это? Да, таких речей раньше я от тебя не слыхала.
Кудряшов. И я достигну цели. Что значат все эти наши с тобою так называемые идеалы! Не мы ли схоронили ребёнка? Кто знает… быть может, богатство наше спасло бы его… Теперь — одна сила. Сила эта управляет миром. Сила эта даёт счастье, здоровье, жизнь. Да, деньги — это Бог!
Татьяна. Ты кончил или нет?.. Ты закончил эту свою недостойную исповедь?.. Так слушай же: твои деньги не спасут меня. Я погибла.
Кудряшов. Погибла?
Татьяна. Да, я погибла, я опозорена, обесчещена! (Рыдает).
Кудряшов. Что за вздор! Опозорена, обесчещена?.. Ты добиваешься того, что бы вызвать во мне жалость к тебе?
Татьяна. Я не добиваюсь! Я говорю тебе о том, что было.
Кудряшов. Но что же было-то? Скажи мне толком.
Татьяна. Было… Что было? О Господи, сжалься!.. Сказать тебе, и теперь, после всего этого… Зачем?..
Кудряшов. Да скажи же, наконец…
Татьяна. Ну, слушай! Я скажу. Но только помни, Владимир… Я ставлю на карту всё… Если ты ответишь мне теми же словами, какие сказал сейчас, если ты заподозришь меня в шантаже…
Кудряшов. Ну, так что же?
Татьяна. Тогда всё кончено…
Кудряшов. Грозно сказано, Татьяна Николаевна! Ну-с, я слушаю…
Татьяна. Вчера ты уехал… Ты видел, что я… что я…
Кудряшов. Была немножко пьяна, un peu grise. [Немного навеселе (фр.)]
Татьяна. У тебя хватает духу шутить, Володя… Да, меня поили, я была пьяна… Я никогда не пила так много. Ты уехал, я осталась. Со мной сидели барон, Бешенцевы, Бобров. Потом Бешенцева отослала мужа и попросила Боброва его проводить. Все разъехались, и мы остались втроём. Откуда-то взялось ещё шампанское. Они поили меня… Потом я не помню. Бешенцева исчезла… Мы остались одни…
Кудряшов. Ну, и что ж? Надеюсь, ты быдла с ним любезна?..
Татьяна. Я говорю тебе, что я не помню. Я помню… помню только ужасный страх… смерть. Это лицо, склонившееся надо мною, это ненавистное лицо…
Кудряшов. Ну…
Татьяна. Он начал целовать мои руки, потом лицо…
Кудряшов. И ты… позволила?
Татьяна (бросаясь на колени). Володя, скажи, что ты не понимаешь! Скажи… Ты не мог бы так выслушивать меня, если бы понимал. Скажи, что ты не понял… А если понял, не доводи меня… Не добивай меня… Не требуй… (Рыдает в отчаянии).
Кудряшов. Нет, я понял…
Татьяна. Понял, понял… Так Бобров не лгал? Нет, он никогда не лжёт… Да… Так вот, Володя… Это ты?.. Ты? Сам?..
Молчание.
О Боже… Боже мой… Всё разрушено, всё уничтожено. У меня оставалась одна надежда, одна защита — ты. И её нет, этой опоры. На месте её — пропасть, бездна. Володя… Володя…
Кудряшов. Перестань. К чему эти мелодраматические вопросы, эти ужасы? Странное дело, Татьяна, я тебя всегда считал способной на жертву. Для того, что бы выйти за меня замуж, ты уже пожертвовала немалым. Да и на словах ты всегда казалась мне готовой принести себя на пользу ближним, не говоря уже о муже, которого ты так нежно любишь! И вот теперь, когда, наконец, представился случай сделать ничтожную уступку своим так называемым нравственным убеждениям, когда от этого зависит всё наше будущее, — ты начинаешь эту смешную комедию… (Подходит к ней). Полно, Таня. (Хочет обнять её). Успокойся… Я всё так же люблю тебя.
Татьяна. Отойди! Отойди… Ты не муж мне. Я недаром сказала тебе. Всё кончено, всё кончено.
Кудряшов. Так вот она любовь! Так вот к чему все вопли и фразы о самопожертвовании? О, сколько эгоизма, сколько истинного бессердечия в твоём поступке. Но подожди, я сломлю тебя! Я покажу тебе, что то, чего хочу я…
Горничная (входя). Барон пожаловал.
Кудряшов. Барон? Что делать тогда, как объяснить?
Татьяна. Попроси обождать.
Кудряшов. Бога ради, Татьяна, не выдай меня, не говори, что я здесь. (Убегает направо).
Татьяна (вслед ему). Не выдам… (Медленно и глухо). Да, всё кончено… Продана, продана, продана!.. (Стоит некоторое время, закрыв лицо руками, потом идёт к шифоньеру, достаёт яд и выливает в стакан с водой). Прощай, жизнь!.. (Выпивает, потом медленно походит к столу и звонит).
Даша, просите барона.
Татьяна (оборачиваясь к нему). Я ваша!
1885 г.