Изображение нынешнего состояния Франции(*)
править(*) Взято из новейшей книжки, сочиненной одним англичанином, который имел случай уйти из Парижа в минувшем мае месяце. Книжка называется: А Sketch ot the Present State of France. By an English gentleman who escaped from Parisin in the Month of May laft. Статья сия кажется более любопытною, нежели справедливою. Издат.
Поступки и поведение людей, занимающих разные должности, показывают самое постыднейшее рабство. Все покорено произволу Наполеона. Во всех трудных запутанных обстоятельствах, генералы решат неудобства двумя словами: «Бонапарте хочет, чтобы так было.» Судьи твердят: «Кажется, что Наполеону это угодно; мы не желаем подпасть его гневу.» Чиновники говорят: «Надобно так сделать; этого требует Бонапарте.» Все повинуется только одной его воле. Однако ж и деньги уважаются во Франции. Полный кошелек преодолевает все препятства, если только вы просите об исполнении того, что не касается ни до любимцев Наполеоновых, ни до его намерений, ни до полиции. Чиновники с особливою ревностью ищут случаев наживаться, и поведением своим показывают, что не полагаются на твердость власти, от которой получили места свои, — что по сей причине почитают их весьма ненадежными, и что стараются пользоваться, пока можно. — Войско не очень довольно было тем, что Бонапарте присвоил себе титло императорское. Во время коронации, солдаты под самыми окнами дворца лукаво улыбались, говоря о новых величествах и высочествах. — Полиция, под видом наблюдения за благоустройством, действует самым соблазнительным образом. Она имеет в своем распоряжении повивальных бабок, и записывает новорожденных младенцев. В Париже матери обыкновенно отдают детей кормилицам, а кормилицы состоят под непосредственным ведомством полиции. Полиция смотрит за училищами, вписывает молодых людей в свои книги, и печется об их женитьбе. Полиция должна знать, где вы живете, как вы живете, и кто у вас живет; пересматривает счетные книги некоторых фабрикантов и купцов, и ведет список всем ремесленникам. Она хочет знать, с кем вы видитесь, кого посещаете; не оставляет гражданина и после смерти, погребает его, где и когда за благо рассудит. Мудрено определить число шпионов полицейских — так оно велико! Со времени коронования умножилось оно еще более. Некоторые получают только по 30 су, другие ездят в каретах. Полицейские приставы имеют повеление тайно присматривать за поступками своих начальников, а начальники — разведывать, что делают их подчиненные. Бонапарте нередко проводит целые ночи, рассматривая донесения своих шпионов, мамелюков, янычаров и инквизиторов. Даже частные общества, даже собрания, посещаемые супругами министров; имею своих соглядатаев. Бонапарте, узнавши, что кто-нибудь нескромно говорил о нем, тотчас призывает его и грозит тюрьмою. После умерщвления дюка Энгиенского, ходила по рукам поэма, писанная на счет убийцы несчастного принца; многие женщины брошены были в тюрьму за то, что слушали, когда была читана сия поэма. К чести французов сказать должно, что большая часть их такое же омерзение чувствует к сему ненавистному убийству, как и весь род человеческий. В Париже прежнее господствование ужаса, свирепствовавшее в революцию, отличают от нынешнего: одно называется черным ужасом, другое — белым. Черный каждую минуту представлял глазам народа эшафоты, смерть, кровопролитие; белый действует гораздо скрытнее; его оружия невидимы; пытки и мучительства производятся в тайне. По первому донесению от какого-нибудь шпиона, тайное судилище немедленно дает распоряжение взять под стражу подозреваемую особу, или всех, живущих с нею в одном доме, или всех тех людей, с которыми найдут ее, и в то же время захватить бумаги, ей принадлежащие. Сперва отводят арестанта в полицейскую экспедицию, называемую малое депо; это есть пространная наугольная комната с небольшим окошком. Подсудимому не дозволяют видеться с приятелями, и держат его иногда целый месяц, пока дойдет очередь допрашивать.
(Пропустим неприятные подробности о ненавистных пытках и допросах.)
Бонапарте, при всей строгости своей, должен или дозволить говорить о себе публично, или запереть в тюрьму целую половину парижских жителей, которые нескромно отзываются о несправедливом его присвоении верховной власти. Брюне, славный актер театра Монтпансье, много раз дозволял себе шутить на счет гигантских предприятий Наполеоновых, а особливо на счет его приготовлений к завоеванию Англии, — и не один раз содержался в тюрьме за свои насмешки; но Брюне забавляет народ, а Бонапарте чувствует, что нация, унижаемая и пресмыкающаяся в порабощении, имеет нужду в забавах. — Решительные определения Наполеоновы, которые он иногда бросает из кареты, исполняются в строжайшей точности, к явному пренебрежению законов, содержащихся в гражданских уложениях. Определение в трех строчках такую имеет силу, что никакое судилище во Франции не смеет усомниться, можно ли по нем исполнить. — Теперь в целом Париже нет и десяти домов, вновь строющихся, а те, которые недавно отстроены около предместья Св. Гонория, близ монастыря Якобинского, стоят пусты[1]. — Народ не одобряет нынешней войны с Англиею; весьма немногие считают ее нужною, или по крайней мере думают, что нужно поддержать ее; хотя сии немногие надеются на военные дарования Наполеона, однако ж не видят большой для себя пользы в новом его достоинстве. — На одном из парижских театров играют малую пьесу, называемую Текили, в которой действующие лица пьют за здоровье императора. После коронования Бонапарте, актеры нарочно остановились на сем месте, думая, что зрители догадаются и восплещут руками; но зрители — промолчали.
Трагедия Генрих VIII была запрещена, потому что в театре гремели рукоплескания каждый раз, когда упоминаемо было об истреблении тиранов. После коронования, Бонапарте дозволил сыграть трагедию, и сам приехал в театр. Зрители, несмотря на его присутствие, более нежели прежде били в ладоши при всякой язвительной фразе на счет тиранов; Бонапарте принужден был уйти из ложи, не дождавшись окончания трагедии.
Жители парижские, читая журналы, пропускают места, где говорится об императоре и о тех особах, которые сидели с ним в карете, или для которых он подписал брачные контракты; они с большим удовольствием читают длинные критики на новые комедии, романы и проч.; отгадывают загадки, шарады и логогрифы. — В Париже все вообще обходятся друг с другом так, как бы каждый был уверен, что сосед имеет против его дурной умысел. Все дела запутаны бесполезными обрядами и формами, противными порядку; в этом жалуются на революцию. — Мужчины и женщины посещают домы, где держат публичные игры. Ремесленники расточают приобретаемые деньги в кофейных домах и в лотерейных конторах, которые содержатся от правительства, а получаемая прибыль от того и другого употребляется на жалование полицейским служителям и шпионам. Источник и употребление сих доходов не менее разорительны, как и постыдны для нации.
Народ парижский, в часы остервенения, называет Бонапарте "ужасным тираном и необыкновенным человеком, " и говорит, что «он находится между молотом и наковальнею, — что присвоил себе верховную власть душить без милосердия всех тех, которые не нравятся ему, — что на нынешнюю степень не взошел, но вспрыгнул» и проч. Народ, покричав таким образом, идет потом — в театр!
Чтобы удовлетворить большей части народа и дать вид правдоподобия выдумываемым на счет Англии клеветам — которые печатаются в разных газетах французских — сперва они помещаются в одном журнале, издаваемом в Париже на английском языке, под названием Аргус; потом переводят их на французский и вносят в Монитер (официальная газета правительства), который ссылается на Аргус, как на оракула. Народ от всего сердца верует в этот изо лжей сплетенный журнал, издаваемый теперь каким-то Кларком.
Революция совсем истребила нравственность в народе, и завела в сети ненавистной полиции, истинной инквизиции политической людей всех состояний. Революция возвела на высокие степени и обогатила людей самого низкого звания. Революция увеличила подати и цены на съестные припасы.
Бонапарте содержит французов в строжайшем повиновении, и будет содержать их очень долго. Народ может выходить из терпения, может в отчаянии кричать, сколько угодно; но пока полиция и войско в руках Бонапарте, до тех пор французы будут его невольниками. Он знает, сколь опасно послабление.
Вообще народ с омерзением отзывается о революции, и с сожалением воспоминает о Бурбонах.
Сперва неизвестна была одна из причин, побудивших удавить генерала Пишегрю в темнице. Его показания могли помешать намерениям консула против Моро, которому было определено погибнуть, потому что Моро приобрел любовь и доверенность народа. После уже узнали, что несчастного Пишегрю допрашивали под пыткою, желая принудить его оклеветать генерала Моро. — Жорж оказал перед судьями удивительную смелость. Он явно сказывал, что слышны были крики генерала Пишегрю, когда Наполеоновы мамелюки, присланные с веревкою, отправляли его в другой свет; утверждал, что видели сих мамелюков, шедших в темницу. Пико, слуга Жоржа, и другой обвиняемый жаловались в суде, что их полиция допрашивала под пыткою. — Судьи, думая, что Моро непременно должен погибнуть, осудили его на смерть, и отослали приговор свой к Наполеону для подтверждения. Но Фуше и Монсей объявили консулу, что он сам должен страшиться погибели, если Моро будет казнен, потому что солдаты, живущие в казармах под начальством Монсея, обнаружили неудовольствие, а Фуше также, через своих шпионов, знал о расположении народа. Это была минута самая критическая. Бонапарте уважил представления Монсея и Фуше, и дал судьям повеление об уничтожении приговора. Судьи подумали, что надобно оправдать Моро, и объявили его невинным, а между тем послали нарочного в Тюйльерийский дворец, чтобы узнать достоверно, чего от них требуют, боясь раздражить человека, который их самих мог осудить на изгнание или на казнь смертную. Наполеону опять было представлено, что если он утвердит сей приговор, то должен проститься с достоинством первого консула; почему приговор снова был отослан к судьям. Таким образом одно определение надлежало переменять три раза, пока оно могло понравиться Наполеону и его успокоить.
Певчие и музыканты, нанятые от полиции петь дурные стихи в честь Наполеона, во время коронации толпами бродили по улицам; народ и ребятишки бегали вслед за ними и смеялись. — Депутаты от войска, присланные в Париж по случаю коронования, находились под строгим присмотром полиции, и тотчас по окончании обрядов высланы были из города. Издержки и приготовления для коронации разорили почти всех фабрикантов и купцов, у которых взяты были товары. Один каретник отважился не давать кареты, пока не заплатили ему денег. Кто имел осторожность поступить подобным образом, тот не понес убытка. Золотошвей, которому приказано было работать для украшения трона, никак не соглашался без денег отдавать шитья; уже накануне коронации силою взяли у него работу. Это обстоятельство разорило ремесленника. — Спустя два месяца после праздников, музыканты жаловались, что не получили платы за труды свои.
Теперь нет в Париже ни одного купца, который бы, наживши достаток, спокойно пользовался своими приобретением; все купцы живут и умирают в конторах. Они не наслаждаются никакими выгодами, известными достаточным людям. Небольшая лавка, за нею одна или две темные каморки — вот где проводят они жизнь свою. Чтобы забыть горе, они, заперши лавку, идут в публичные домы и без стыда садятся за карточные столы. Остатки денег употребляют на удовлетворение прихотей жен своих, которые думают об одном только щегольстве, не занимаются своими должностями и домашним хозяйством, и таким образом вовлекают все семейство в пропасть бедности.
В Англии люди, имеющие собственный достаток, могут беспрепятственно по своему произволу ехать, куда угодно, за нуждою или для удовольствия. Во Франции совсем иначе. Хозяин дома не может выехать за заставу без пашпорта, для получения которого надобно явиться в полицию и дать обстоятельные ответы на все вопросы. Вы говорите, что имеете дело; спрашивают: какое? Нельзя ли обойтись без путешествия? Нельзя ли кончить его на переписке? и проч. Если скажете, что хотите путешествовать для удовольствия, — над вами станут смеяться, и снова начнут спрашивать как человека подозрительного! Таким образом каждого француза можно почитать пленником в своем городе.
Кажется, Бонапарте поведением своим говорит народу: «Я прибрал вас к рукам своим. Работайте, ежьте, пейте и пляшите. Беру на себя забавлять вас коронациями, зрелищами, парадами и музыкою; за то стану расточать доходы, раздавать места. Плодитесь; мне нужны солдаты, с помощью которых буду содержать вас в порядке; унижу и порабощу сопредельные государства; утвержу престол мой, и дозволю вам наслаждаться некоторыми физическими выгодами. Для достижения к столь великой, славной цели, повинуйтесь мне и не дерзайте судить о моих поступках.»
С самого начатия войны до эпохи коронования публичные листки парижские наполнены были подробными описаниями приготовлений в рассуждении завоевания Англии, и доказательствами, что сделать это нимало не трудно. Теперь ничего уже не слышно о высадке, и добрый народ парижский, который почитал ее почти произведенною в действо, не говорит о ней ни слова. Генералы и адмиралы Наполеоновы никогда не верили, чтобы высадка могла быть предпринята, и предвидели, что следствием ее должна быть погибель неминуемая. Бонапарте всегда показывал вид, будто ему известно верное средство исполнить с успехом сие дело. Однако ж ничто не помогло исполнению его намерений; не помогло даже и то, что он прибил в Булони покойного адмирала Брюи, который не соглашался на его мнение, и не хотел двигнуться с места со своим флотом.
Изображение нынешняго состояния Франции: Из кн. «А sketch of the present state of France»] / [By an English gentleman…] // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 23, N 17. — С. 62-75.
- ↑ Прежде считалось в Париже около 750,000 жителей; теперь их только 547,000.