Август Стриндберг
правитьИзмаил
правитьПо смерти Григория Великого христианство, по-видимому, одержало победу во всей тогда известной Европе, Византии, Палестине, Египте и на африканском побережье Средиземного моря. Но только что победитель решился успокоиться, как произошло нечто новое, неожиданное; для христианства оно явилось угрозою и вывело новое племя на сцену истории. Потомки Измаила, незаконные дети Авраама, блуждавшие в пустынях, начали, продолжая свои странствия, собираться под знамена и искать себе земли обетованной.
Через шесть лет по смерти Григория «восстал», в то время сорокалетний, пророк, по имени Магомет; как пожар разлились его полчища, и сто лет спустя христианская Европа подумала, что настал Страшный Суд. Первые завоевания христианства — Сирия, Палестина, Малая Азия, Египет и африканский берег отпали от него и поклонились новому антихристу; Византия жила под грозою, Сицилия и Сардиния были завоеваны, а Италия находилась в опасности.
С южной оконечности Испании в ясную погоду виден был африканский берег, где жили сарацины.
Испания была такая страна, которая, находясь довольно далеко от Рима, выросла и развилась в одну из богатейших провинций, после того как получила первые основы цивилизации от финикийцев и карфагенян. Когда же Рим распался, то варвары, шедшие от Балтийского моря и принадлежавшие к новым германским народам, которым еще Тацит предрек их будущность, напали на Испанию, основали там свои царства и теперь, в начале VIII века, владели там великолепными столицами Севильей и Толедо.
В Севилье, в прекрасной Андалузии, у Гвадалквивира, старый еврей Элеазар сидел в своей оружейной лавке и подсчитывал дневную кассу.
— В нынешнее время продается много оружие, — вдруг сказал чужестранец, незаметно подошедши к прилавку.
Элеазар поднял взор, нашел, что наружность хорошо одетого чужеземца симпатична, и осторожно ответил:
— Да, продаю не мало.
— Вы ждете войны?
— Здесь постоянно война, впрочем, больше словесная.
— Ты говоришь о двенадцати соборах, здесь бывших? Христиане не могут жить без разногласий!
Элеазар ничего не ответил.
— Извини, — продолжал чужестранец, — но я забыл, с кем говорю, а последний собор тебе приятнее бы изгнать из памяти.
— Нет, никогда! Как же это возможно?
— Он был направлен против твоих соплеменников…
— А мой единственный сын, собиравшийся жениться на христианской девице, должен был ее покинуть вследствие запрещения браков между евреями и христианами…
— Ну, и чем же дело кончилось?
— Он не пережил этого, а наложил на себя руки; когда же и она последовала за ним в царство смерти, мы оказались виновными, потеряли имущество и свободу.
— Элеазар, разве ты не знаешь меня? — вскричал чужеземец.
— Нет!
— Но если я назовусь по имени, то ты поймешь, кто я такой: Юлий, граф Юлий…
— Вы — граф Юлий?
— Я — тот, чья дочь Флоринда была воспитана в Толедо и попала в руки короля Родериха, разбойника и распутника… Можно ли мне войти к тебе в горницу? Нам предстоит сказать друг другу многое.
Элеазар колебался, хотя между оскорбленными отцами погибших детей могло быть много общего. Только он боялся христиан, которые как раз начали преследовать иудеев.
Граф понимал это, но тем не менее настаивал, так как, очевидно, пришел с определенными целями.
— Пусти меня в горницу, и я открою тебе свою тайну и твою.
Элеазару не хотелось уступать, и он вступил в переговоры.
— Скажите хоть слово, хоть одно, которое бы убедило меня, — попросил он.
— Оппас! Вот тебе одно.
Элеазар раскрыл глаза шире, но попросил еще слово.
— Сын Зиджада!
— Еще лучше! — сказал Элеазар. — Ну, теперь последнее!
— Бар-Кох-Ба!
Элеазар протянул ему руку.
— Вступите под кров мой, вкусите моего хлеба и отведайте благословенного вина.
В одну минуту лавка была заперта. Оба старика уселись за ужин в задней комнате.
Беседа была в ходу.
— Нас, евреев, здесь, в Испании, несколько сот тысяч. Когда император Адриан в последний раз разрушил Иерусалим, он прислал сюда пятьдесят тысяч евреев. С тех пор прошло шестьсот лет, и мы, разумеется, размножились, даже до такой степени, что теперь явилась возможность заставить креститься девяносто тысяч наших… Ведь и я крещен, но, хотя меня полили водою, я остался при вере отцов моих; да и как же иначе? У христиан нет одной веры, а есть их множество. Собор, заседавший в Толедо в 589 г., учил, например, что Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына; а собор 675 года заявил, что Сын послан не только Отцом, но и Святым Духом. Ведь это нелепо! Поэтому они сами отпадают от своего учения. Но вместо того чтобы вернуться к Ветхому Завету, который есть источник Нового, они погружаются в неверие и язычество. Так случилось с самим толедским архиепископом Оппасом, который называет себя ненавистником Христа и предпочитает Ислам римской вере.
— Ты знаешь Оппаса?
— Да, он — наш!
— Ты говоришь об Исламе? Что думаешь ты об этом учении?
— Да ведь это наша святая вера: единый Бог, единый и истинный! А пророк ведь — потомок Авраама, унаследовавший обетование! Измаил хоть от рабыни, но всё же семя Авраама!
— Но Магомет выгнал евреев из Аравии?
— Да, он это сделал: он не достиг совершенства; однако, это переменилось: всё меняется, и тем лучше. Магомет получил свои первые впечатления от своего двоюродного брата Вураки, который был еврейского происхождения; и вначале Магомет чувствовал сильное расположение к израильтянам; даже на молитве предписано было верующим поворачиваться не в сторону Каабы, а в сторону Иерусалима. Существует и такое предание, что пророк сам был еврей; оно, пожалуй, и правда, так как он был араб или измаильтянин что одно и то же.
— И теперь вы хотите служить лучше полумесяцу, нежели кресту?
— Конечно.
— Симон, которого вы зовете Бар-Кох-Ба, ведет переговоры с архиепископом Оппасом, чтобы низложить Родериха?
— Это верно.
— Ладно, тогда я с вами! Но запомни, что я тебе скажу, так как наша общая цель состоит в низложении вестготского короля, то я, в качестве губернатора Цеуты, запросил эмира Муссуал-Назира и его полководца Тарика, сына Зиджада, не дадут ли они нам помощи за передачу им Цеуты с окрестностями. Думаешь ли ты, что уже можно начать бурю?
Элеазар пожевал свою бороду.
— Разве она еще не бушует? — выговорил он сухо.
— Вы зашли дальше, чем мне известно?
— Что вам известно?
— Так, так! У вас уж вон что? Ну, ладно! Значит, моей прекрасной Испании тоже конец!
— Ничто не кончается: всё лишь меняется, отбыв свое время. Испания уже поцарствовала, давая Риму императоров: Траяна, Адриана, Антония, Марка Аврелия, Феодосия, которые точно так же могли быть иберийцами или финикиянами. Испания дала Риму ученых и писателей: Сенеку, Лукана, Марциала, Квинтильяна, Помпония Мелу, Колумеллу. Тому уже пятьсот лет. А затем мы пережили варварство под властью крещеных северян с Балтийского побережья. Теперь же нам не помешает кое-что восточное!
— Ты веришь в будущность Ислама?
— Да, безусловно! Мусса поклялся, что пройдет по следам Аннибала через Галлию и Германию в Рим, чтобы «язычников и поклонников женщины» обратить к единому и истинному Богу.
— Ты это знаешь? Значит, возврата нет?
— Нет! Уже поздно! Девятнадцатого июля полумесяц взойдет над Испанией и, конечно, выдержит до полнолуния. Что наступит потом, мы того не знаем; да это и не наше дело, ибо властвует один лишь Господь Саваоф.
Семнадцатого июля 1711 года, как только стемнело, зажжены были костры на самой южной оконечности Испании, Punta de Europa; а с африканского берега, за две мили оттуда, отвечали подобными же сигналами. С океана подул западный ветер и пригнал сарацинский флот с пятью тысячами вооруженных людей и лошадьми.
На оконечности Европы, впоследствии назвавшейся Гибралтаром, высоко на отвесном утесе стояли длиннобородые горожане и помешивали костры, подбрасывали дров, раздували пламя.
Утром у подножья утеса высадился авангард, и с этого началось завоевание Испании маврами.
На следующий день подоспел Мусса-ибн-Нассир с главными силами.
Вестготский король поспешно собрал стотысячное войско и, считая себя неодолимым, поехал сам полюбоваться на победу. Одетый в золото и шелк, точно византийский император, он полулежал в повозке из слоновой кости, влекомой двумя белыми мулами, а за ним следовали его виночерпии и женщины его гарема.
Три дня всё шло хорошо, но на четвертый случилось нечто неожиданное.
В теснинах между горами и реками Андалузии его войска едва могли двигаться, а король стал лагерем на берегу Гвадалеты. Вдруг он увидел, что его народ стремится с высот подобно потоку, — один отряд под начальством архиепископа Оппаса, а другой-- предводимый графом Юлием.
Родерах, подумавши, что они бегут от врага, снялся с лагеря; но не успел повернуть назад, а был оттеснен к реке. Он решился вплавь достигнуть другого берега, но здесь наткнулся на стрелков из лука.
К берегу подскакала на рыжей лошади амазонка и направила свой лук на утопавшего, который боролся с течением.
Он видел, что на том берегу стоят его войска и через реку машут врагу белыми знаменами, следовательно подают сигнал к миру.
Когда он понял, что тут — измена, то пошел ко дну, а с ним и владычество вестготов.
Мусса тотчас вступил в Толедо, прежде чем успели состояться выборы нового короля. Таким образом Ислам перешел в Европу и оставался здесь до 1492 г.
Евреи, оказавшие маврам сильнейшую поддержку, тотчас получили свободу, и в каждый испанский город в качестве наместника посажен был еврей.
Текст издания: А. Стринберг. Полное собрание сочинений. Том 12. Исторические миниатюры. — Издание В. М. Саблина, Москва — 1911.