Адам Аснык
Избранные стихотворения править
1. Переводы Ивана Бунина: править
Лилии
Золотые кудри в косы
Панночка плетет;
Заплетаючи, в раздумье
Песенку поет:
Темной ночью белых лилий
Сон неясный тих.
Ветерок ночной прохладой
Обвевает их.
Ночь их чашечки закрыла,
Ночь хранит цветы
В одеянии невинной
Чистой красоты,
И сказала: спите, спите
В этот тихий час!
День настанет — солнца пламень
Сгубит, сгубит вас!
Дня не ждите, — бесконечен
Знойный день, а сон,
Счастья сон недолговечен,
И умчится он.
Но, таинственно впивая
Холодок ночной,
К солнцу тянутся, к востоку
Лилии с тоской.
Ждут, чтоб солнце блеском алым
И теплом своим
Нежно белые бокалы
Растворило им.
И напрасно ночь лелеет
Каждый лепесток —
Грезит девушка о милом,
Солнца ждет цветок!
Астры
Все поблекло… Только астры
Серебристые остались, —
Под холодным, синим небом
Замечтались…
Грустно я встречаю осень…
Ах, не так, как в дни былые!
Так же вянут, блекнут листья
Золотые,
Так же месячные ночи
Веют кроткой тишиною,
И шумит в аллеях ветер
Надо мною…
Но уж нет в душе печальной
Тех восторгов, тех волнений,
Что, как солнце, озаряли
День осенний.
Помню милый, бледный облик,
Локон нежный и волнистый,
В черных косах — венчик астры
Серебристый…
Помню очи… Вижу снова
Эти ласковые очи…
Все воскресло в лунном, блеске, —
В блеске ночи!
Без слов мы навсегда простилися с тобою.
Все речи я берег в душевной глубине,
Я говорить не мог… Но сердца нет со мною —
Оно теперь с тобой в далекой стороне.
Белеет домик твой под крышею родною,
Поют там соловьи так звонко по весне…
Я отделен от вас страданьем и тоскою,
И дом мой далеко, и нет возврата мне…
Так больно было мне остаться без ответа!
Но все-таки я рад, что ясного рассвета,
Что жизнь твою, не буду омрачать, —
Она к тебе идет с улыбкой молодою,
А я прощаюся с последнею зарею.
Иду во тьму — и не вернусь опять!..
Геракл
I
Предание его Гераклом называет…
Но как поэт героя назовет, —
Того, кто отдыху и радости не знает
И вечный труд без ропота несет?..
Тяжелой шкурой льва он плечи покрывает
И в ней, как царь властительный, идет;
Но чаще он молчит, и очи опускает,
И кандалы сам на себя кует.
Он страшен и могуч с дубиной исполина,
Но, как дитя, молчит пред взором господина.
Он перед ним — покорный раб немой,
Он, трепеща, спешит исполнить приказанье
И слышит смех обидный за собой,
В конюшнях Авгия работая в молчанье.
II
Но и другой он принимает вид —
И муза за него краснеет от смущенья…
Он терпелив, но дух его скорбит,
Растет, растет в груди сокрытое мученье,
И вот пора! — Он забывает стыд,
Свою судьбу, позор и годы униженья, —
В безумной оргии и диком опьяненье
Огонь в груди он загасить спешит.
Труды тяжелые, которые веками
Он исполнял, как раб, своими же руками
Нередко губит в несколько минут…
Но гаснет бешенство, проходит гнев упорный…
И в тишине свой богатырский труд
Он начинает вновь, безмолвный и покорный.
III
Еще себя не сознавая сам,
Он и гигантских сил своих не понимает, —
Войдет в костер без мысли, что к богам,
Как равный им, как бог, из пламени вступает.
Не знает он, что всем своим врагам,
Своим гонителям тревожный страх вселяет,
Что весь Олимп от ярости пылает,
Дивясь его победам и трудам.
Бессильные враги и жалкие преграды!
Пусть на пути его шипят и вьются гады
И встанет гидра с сотнями голов, —
Он с каждым днем растет, он с каждым днем сильнее,
Он разобьет при грохоте громов
Тяжелые оковы Прометея!
2. Перевод Николая Познякова: править
Сонет
Когда, омрачена невольной тяжкой думой,
В слезах отрадных ты не можешь отдохнуть,
Чего недостает тебе, толпе угрюмой,
Чтоб бодростью твоя вдруг освежилась грудь?
Божественный глагол, что некогда до слуха
Касался твоего и мог его пленить,
Теперь уж для тебя звучит легко и глухо
И ран твоих сердец не в силах исцелить.
И мудрено ль, когда рассудка свет холодный
Ты блеску яркому иллюзий предпочла
И гордо отреклась от нежного тепла
Горючих, чистых слез — ты век свой так бесплодно
Влачишь и, в низменный расчет погружена,
Унынью вечному судьбой обречена?..
3. Переводы Изабеллы Гриневской: править
Две фазы
I
Когда, как солнце, мысль над миром загорится,
Людская сонная и мутная волна
В поток стремительный мгновенно заклубится
И в даль заветную уносится она.
Душа тогда, как вихрь, над бездной гордо мчится,
С надеждой ясною, беспечна и сильна,
И цель желанная всем близкой, близкой мнится,
И грудь у каждого отвагою полна.
Житейские валы все в искрах мощно плещут,
От чудного костра и старость всем светлей,
И крылья юности в огнях святых трепещут,
И даже смерть сама в венце златых лучей
Наградой кажется за подвиг жизни всей,
Обеты райские в глазах ее нам блещут.
II
Лишь только свет зари пурпурный угасает,
И мысль скрывается в далеких облаках —
Душа в смятении трепещет, изнывает,
Как птица вольная в раскинутых силках.
Людьми в тот мрачный час незримо управляет,
Как стадом немощным, один постыдный страх, —
Порок властительный коварно засевает
Гнилые семена в подавленных сердцах!
Весь Божий мир тогда нам кажется постылым;
А жизнь ненужною, бесцельной суетой,
Насильственным путем безрадостным, унылым,
К сырым и ждущим нас зияющим могилам,
И смерть нам кажется не кроткой и благой —
Жестоким призраком, нежданной карой злой.
Что же было между нами
Что же было между нами?
Что сковало нас цепями?
Ах, в любви и дружбе вечной
Клятвы громкой, бесконечной
Мы друг другу не давали.
Мы цепей других не знали
Кроме вешних грез коварных
И лучей зари янтарных,
Кроме песни соловьиной,
Шума леса над стремниной.
Ленты радуг, птичек хоры,
Запах роз, теней узоры,
Ручеек над старой ивой,
Тихий шепот боязливый.
В темных тучах блеск зарницы,
Блеск природы чаровницы,
Всё, что в бархат землю крыло,
Вот что между нами было.
Повилика над стеблями,
Вот что было между нами,
Что сковало нас цепями.
Цветы
О чувства первые, цветы весенних дней,
Свое ж чарует вас душистое дыханье,
Таитесь робко вы в тени густых ветвей
И мните, что далек час близкий увяданья.
Вот летние цветы, что радуги пестрей!
О близости конца исполнены сознанья,
Пьют жадно солнца свет, тепло его лучей,
Но вот еще цветы, цветы воспоминанья!
То астры грустные… С тревожною тоской
За жизнь ведут борьбу с дождями, бурей, мглой
Суровой осени безрадостной, унылой…
Вокруг всё отцвело! Лишь над холмом повис
Печали верный друг, зеленый кипарис —
Смиренья дерево, надежды над могилой.
Лишь сердца одного…
Лишь сердца одного, — так мало, ах, так мало, —
Лишь сердца одного на свете надо мне,
Чтоб близ меня оно любовью трепетало…
Меж тихими тогда я жил бы в тишине.
Мне надо уст таких, чтоб я, как из фиала,
Мог счастье вечно пить из них, как в райском сне,
И глаз, чтобы душа моя в них утопала,
В их чудной, в их святой блаженной глубине.
Лишь сердца одного, руки, чтоб веки нежно
Усталых глаз моих закрыла мне она,
И мне бы грезился мой ангел белоснежный,
И мне бы чудилась лазури глубина.
Лишь сердца одного всегда молил у Бога.
Так мало! Но и то, я вижу, слишком много.
Иду я с ношею…
Иду я с ношею… Трудна моя дорога,
И долго тянется безрадостная ночь.
Далеко мне идти до отчего порога…
И ношу волочить мне более невмочь.
О, бездна, расступись! глубокая, немая,
И в тайниках твоих навек меня зарой!
О, тьма, ночная тьма, моей мольбе внимая,
Заботливо меня ты пологом укрой!
Пусть ангел сумрачный, всеблагий и могучий
Мой след с лица земли крылом своим сметет…
Где я блуждал когда — пусть лес взойдет дремучий,
Река забвения пускай там потечет.
Напрасны все мечты. Напрасно все моленья
Несутся к небесам из трепетной груди —
Из дали слышится мне слово повеленья:
«Вперед, вперед иди…»
Мне жаль
Мне жаль цветов живых
По кручам скал;
Над бездной темной их никто
Не отыскал!
Жемчужин жаль, что красоту
Таят в волне,
И одиноких гордых чувств
Так жалко мне!
И жалко тающих во мгле
Весенних грез.
И жаль без меры жертв людских,
Невинных слез;
Желаний скованной души
Мне жаль! Мне жаль
Без эха песен, что летят
В глухую даль.
Отваги жаль, что вечных дел
Напрасно ждет.
И жизни жаль, что без любви
Как сон уйдет.
О, люди жалкие
О, люди жалкие, земли ничтожной племя!
Проклятье следует за вами по пятам.
Где б вы ни встретились — вражды упорной семя
Войдет в богатую мгновенно жатву там.
Кипите местью вы, как древние Атриды;
За зло вы платите друг другу тем же злом!
Но каждая рука, несущая обиды,
Обиды соберет сторицею кругом.
Ах, всяк из вас палач и жертва в то ж мгновенье;
Недолго над врагом ваш торжествует взгляд!
С блестящей высоты грозит и вам паденье…
В безумии побед жестокий зреет яд.
Но в мире что-то есть не ведомое вами,
Что вас влечет туда, в неведомую даль,
Что из лучей венец плетет вам над челами
И сеет вам в сердца небесную печаль.
Счастливая юность
Счастливая юность! Ей кажется кроток
И вихря сурового буйный полет,
Миг радости длинен, страданья — короток
И легким несчастия тягостный гнет!
Счастливая юность! Сердечные боли
Залечит в целебном источнике слез,
В оковах неволи, в тумане недоли
Найдет утешение в радости грез.
4. Переводы Михаила Гербановского: править
Не говори, хотя б изнемогал ты в ранах,
Что высохла вода, что нет нигде ключей, —
Источник ты искал среди равнин песчаных,
А в роще проглядел струившийся ручей.
Не говори, хотя б ты изнывал в печали,
Что правды чистой здесь не встретил на земле, —
Звезда ее тебе сияла в темной дали,
Когда на огонек ты шел в полночной мгле.
Не говори, что всё, чего ты так напрасно
Искал и не нашел, — безумно лгавший сон…
Не ты — другой найдет ключ радости прекрасной
И жажду утолит отрадной влагой он.
Тантал
Когда-то я в невыносимой муке,
Томимый жаждой, корчась, как в огне,
Напрасно вверх вздымал с тоскою руки
К плодам румяным, никнувшим ко мне,
Когда-то я ловил, нетерпеливый,
Струи прохладной призрак вечно-лживый.
Ад клокотал во мне и вкруг меня,
Спускалась ночь на дол покровом мглистым,
А Эвмениды, яростно казня,
Язвили грудь мою бичом змеистым,
И не могли ни скорбный вопль, ни гнев
Остановить рассвирепевших дев.
Я, как вулкан, кипящий гневно лавой,
Грозил богам и рвался на простор,
Истерзанный безжалостной забавой,
Я всё сносил — судьбе наперекор;
Зато душа титанов мощь таила:
В душе росла, скоплялась, крепла сила!
Хоть я молил пощады у богов,
В моей мольбе звучало эхо грома,
Сражаться я с богами был готов,
Душе была тревога незнакома,
Я чувствовал, что в гневе наяву
Оковы, точно нити, разорву.
Теперь мольбам нежданно вняли боги
И прекратили пытку навсегда…
Остыла грудь… Ни муки, ни тревоги…
От бесконечной жажды — ни следа…
Своей судьбе безропотно-послушный,
На всё вокруг гляжу я, равнодушный.
Ничьих очей несчастной жертвы вид
Не тешит безутешностью удела:
Замолк навеки хохот Эвменид,
Змеистый бич не рвет на части тела,
Утихли стоны, гнев богов утих —
Вокруг простор невозмутимо тих.
Я жизнь влачу в глухом оцепененьи…
Не облегчает больше гневный крик
Болящей груди в злобном исступленьи —
Что день, то иссякает сил родник…
Минувших мук невольно я жалею:
Я чувствую, как с каждым днем слабею.
Верните мне, о боги, прошлый ад
Бессонных мук, томительных страданий,
Верните мне Эриний мрачный взгляд
И смену возникающих желаний…
Пускай Титан, склонившись на гранит,
Страдает, рвется, жаждет, но — грозит!
5. Перевод Александра Лукьянова: править
Две эпохи
I
Когда блеснет во тьме великая идея
И понесет людей через событий строй
Потоком бурных волн, бессильными владея,
Туда, где правды свет уже горит зарей, —
Тогда растут сердца, от счастья пламенея,
И каждый, как титан, над мелкой суетой
Растет, отваги полн, и чувствует сильнее
Бессмертие мечты, за ней стремясь душой!
Тогда струится свет из тайного горнила,
От жизни радостной исходит мощь и сила,
И веет новый день живительной весной!
Жизнь увлекает всех, как счастье молодое,
И даже, как венец достойного героя,
Безвременная смерть прельщает красотой!
II
Когда погаснет блеск рассвета золотого,
Живительная мысль в бессилии замрет,
Дух человеческий тогда мельчает снова
И гибнет в суете томительных забот.
Тогда животный страх толпу ведет сурово,
Отчаянье, порок в ее сердцах растет,
И с ужасом глухим, полна бессилья злого,
Без цели и пути она во тьме бредет!
Тогда стареет мир, печально измененный,
И горечь он несет толпе порабощенной;
Нет света на земле, нет силы и чудес…
Жизнь веет холодом застывшего движенья,
И смерть стоит в толпе, как страшный призрак тленья,
Как неизбежное возмездие небес!