Алексей Дураков
правитьВ России учился в кадетском корпусе, до эмиграции жил во Владивостоке. С 1920 года — в Югославии. Участник литературного кружка «Перекресток», печатался в русских изданиях Югославии, Чехословакии, Финляндии; авторской книги стихотворений не издал и к печати не готовил; в 1946 году вдова поэта Любовь Лещук и поэт Илья Голенищев-Кутузов собрали сохранившиеся стихи Дуракова, намереваясь предложить их для издания в СССР. Вопреки бытующей в библиографиях информации о том, что сборник «Партизанские стихи» «остался неопубликованным», надо констатировать, что сборника такого никогда не было — так озаглавлен один из разделов не увидевшей света книги стихотворений, но в Советском Союзе издавать ее никто не пожелал. Дураков участвовал в партизанском движении на стороне сербских коммунистов и погиб в бою. Его наследие невелико, но есть в нем и переводческая страница: в 1933 году в Белграде была издана «Антология новой югославянской лирики», куда, помимо переводов И. Н. Голенищева-Кутузова и Е. Таубер, вошло и несколько переводов Дуракова.
Алекса Шантич
(1868—1924)
править
Утро
Дым голубой восходит с далеких островов.
Уж розовее ткани взыгравших парусов.
Вдруг задрожал у дома высокий кипарис,
И стела голубые пожаром занялись.
По берегу волочат свой невод рыбаки
И вывалили лодки на дымные пески.
И где-то лом с мотыкой прилежные звенят,
И слышны ясно крики веселых пастушат.
Сверкают крылья чаек проворно и легко;
Кой-где мелькнет кораблик — средь моря далеко;
Всё розовее парус, всё яростней горит.
И в небесах слышнее мелодия зари.
Осень
Бури пронеслися и утихли страсти,
Наша жизнь и чувства — всё стремится к краю,
И твои мне очи иначе сияют:
Нету в них ни силы, нету в них ни власти.
Чувствую, что сердце с каждым днем всё тише,
А рукопожатья не сильны, как ране, —
Хладные, немые неподвижны длани,
В них биенья чувства сердце не услышит.
Мы ведь не любили общества. Бывало,
Было нам довольно говорить друг с другом,
Вечно пребывая за волшебным кругом…
Нынче мы мудрее: говорим мы мало.
Лето пролетело. Осень завладела,
Соловьиных в сердце больше нету пений,
От ветров холодных розы цепенеют,
И листва повсюду рано пожелтела.
Девушке
Я вас на коленях пестовал когда-то,
Приносил вам часто сласти и игрушки,
И волос курчавых нежил завитушки,
Целовал вас в щеки поцелуем брата.
Дни те пронеслися горною рекою,
Странной вереницей снов или обманов;
На лице беспечном отблеск зорь румяных,
На моем же осень с черною фатою.
Знаю, ваше сердце нынче полно жара,
А мое спокойно смерти ждет удара;
Ваши очи блещут, как два неба ясных,
А мои повиты мрачной мглою синей;
Юность, пламень, страсти — мертвы и безгласны,
На висках усталых серебрится иней.
Отон Жупанчич
(1878—1949)
править
Отроческая молитва
Отче Наш! Когда б ты был взаправду отче наш,
Свои ты длани растерзал тогда бы,
С креста сошел
И, отроков убогих, нас одел,
Отче Наш.
Отче Наш! —
Он, может быть, у Вислы или Дрины —
И сами не знаем где, —
У него прострелено сердце,
У него проколоты руки,
И нас обнимает чрез все горы
Отче Наш.
Тихо подползает мрак
Вот подползает мрак,
Быстр скользящий шаг,
В тишь обутый…
Сердце, пред кем дрожишь,
Как подпольная мышь,
В те минуты?
Или темен помин
Дней минувших глубин,
Дней прошедших?
День грядущий — вампир.
Взбудоражен мир
Дум сумасшедших.
Иль стада ветров
Средь милых гробов
Прах взметают?
Иль из дальних широт
Стон и песни сирот
Долетают?
Тихо подходит мрак,
Быстр скользящий шаг,
Быстр, как время.
Сердце, пред кем дрожишь,
Как подпольная мышь?
Пред всеми, всеми.
Источник текста: «Век перевода» Е. Витковского
Оригинал здесь: http://www.vekperevoda.com/1887/durakov.htm