Идиллия на Бермудских островах
правитьМистер Уильям Гэллидей, из Чикаго, не мог пожаловаться на судьбу. Он поклялся, что будет иметь два миллиона к сорока годам жизни, и за два года до назначенного срока добился этого.
Но это очень сильно отозвалось на его здоровье, и его друг, знаменитый специалист, доктор Коллинз довольно грубо предложил ему на выбор, или морскую прогулку для полного отдыха, или вечное путешествие на тот свет.
Гэллидей не колебался в выборе и через три дня устроился на комфортабельном стимере «Караиб» и пустился в путь. Первые дни переезда он чувствовал себя отвратительно, но затем освоился с морем и с наслаждением, покачивался в качалке на закрытой палубе, наслаждаясь видом неба и морских волн.
Он и не предполагал, что его любовь к уединению была предметом пересудов на всем корабле между девицами, которых было немало.
Когда на острове Бермуд он вышел на берег, он чувствовал себя здоровее и моложе на двадцать лет.
— Пожалуй через две недели я буду способен удваивать свои капиталы, — подумал он и задался целью распределить дни своего лечения так, чтобы затем приняться снова за работу.
После завтрака он уселся на террасе отеля, где остановился, и погрузился в чтение путеводителя по островам.
— Превосходная погода сегодня, сэр.
Гэллидей привскочил. Возле него уселся толстый господин в широкой панаме и без всяких представлений начал разговор.
Гэллидей вместо ответа утвердительно кивнул головой.
Но толстяк нисколько не смутился и протянул свою визитную карточку. На ней стояла фамилия Шеффильд.
— Мы земляки, — продолжал он, а Гэллидей сухо заметил, что с ним нет карточки.
— И не к чему — улыбаясь возразил сосед, — я хорошо знаю, что вы мистер Гэллидей, финансист, не правда ли?
— Совершенно верно. Но почему это вам известно?
— Очень просто. Я всегда укладываю в свой чемодан книжечку с чеками путеводитель и адресную книгу. Ничего не может быть полезнее в дороге, как этот альманах светских людей.
— Может быть, — буркнул в ответ Гэллидей, приискивая способ отвязаться от надоедливого субъекта.
Но попробуйте зажать рот господину, который пристал к вам на террасе гостиницы без дальнейших церемоний. Не больше как через десять минут Гэллидей уже знал, что толстяк путешествовал для своего удовольствия, был на днях в Чикаго, женат и имеет 22-летнюю дочь.
— Да вот кстати и она, и моя жена. Позвольте вас представить.
С большим бы удовольствием послал его Гэллидей ко всем чертям, но не знал, как от него отвязаться.
К нему катился какой-то круглый бело-розовый шар, который оказался миссис Шеффильд. За ней, неторопливо, следовала хорошенькая, стройная, изящная девушка в белом платье. Эта была мисс Шеффильд. Надо заметить, насколько навязчиво любезны были родители, настолько сдержана дочь, ограничившаяся сухим поклоном и сейчас же отошедшая в сторону.
Миссис Шеффильд рассыпалась в любезностях и закидала нашего героя вопросами. — Вы прибыли на «Караибе»? Ах! какое удовольствие путешествовать? Неправда ли, этот остров настоящий рай? Но за то переезд дает понятие об аде! Неправда ли отель здесь прекрасный? А вы умеете плавать? Милли — Милли зовут мою дочь, плавает восхитительно, вот вы увидите!
Гэллидей еще не придумал, чтобы ответить на этот ураган слов, как мистер Шеффильд подхватил разговор, как мячике в теннисе и продолжал:
— Здесь светская жизнь идет во всю. Это не так, как в Эрие. Вы бывали там?
Гэллидей только что собирался найти возможность повежливее высказать предположение, что авось в Эрие не было таких надоедал, как здесь, но мамаша уже подхватила мяч и понеслась снова.
— Ах! Как нам жаль было покинуть этот город. Вся местная молодежь ухаживала за Милли, ну мы и думали, что авось на Бермудских островах будет поспокойнее. Не тут то было, и здесь за Милли также все ухаживают!
Толстый Шеффильд продолжал в свою очередь:
— А вы знаете, что Бермудские острова надо осматривать пешком? Уж поверьте моей опытности.
Гэллидей решил воспользоваться этой возможностью убежать и поэтому встал и объявил, что он готов последовать этому совету, но для этого ему необходимо приобрести белые башмаки.
— Ничего не может быть проще, телефонируйте Юнгу.
— Нет, я предпочитаю пойти сам.
— Милли, Милли, поди сюда, — визгливо позвала мамаша дочку, кото рая недовольно пожала плечами. Гэллидей с ужасом подумал, что вряд ли ему удастся выкрутиться из лап этой семейки.
— Милли, Милли!
— Прошу вас, сударыня, не беспокойте вашу дочку…
— Полноте, сударь, Милли превосходно знает все здесь магазины и будет в восторге вас туда проводить. Поскорее, Милли, поторапливайся, мистер Гэллидей хочет идти в город.
Мисс Шеффильд медленно приблизилась. ее красивые, почти совсем бледные глаза, казалось были полны отчаяния, и это произвело хорошее впечатление своей искренностью на нашего финансиста.
Они отправились рядом совершенно молча. Уже пройдя половину города Гамильтона, столицы острова, Гэллидей, совершенно неожиданно для себя воскликнул:
— Как невыносимо печет солнце!
Мисс Шеффильд уронила какое-то неразборчивое слово.
Гэллидей не рискнул переспрашивать, и они продолжали идти погруженные в то же молчание. Вдруг перед ними очутились магазины Юнга и Ко.
Когда они переступили порог, молодая девушка заметила мелодичным голосом:
— Вы желаете сделать покупки?
— Да, сударыня.
— Я буду вас ждать в читальной зале.
Невольно Гэллидей поблагодарил ее улыбкой, но сейчас же сконфузился за себя и извинился.
— Надеюсь, вы не очень соскучитесь?
— О нет!..
— Я, быть может, задержусь немного?
— Пожалуйста, я пришла не для того чтобы стеснять вас.
Раз мисс Шеффильд смотрела на вещи таким образом, Уильяму Гэллидей стесняться было нечего. Он без угрызений совести скрылся в лабиринте комнат в магазине Юнга.
Через час он предстал перед мисс Шеффильд в полном белом костюме с головы до ног. Девушка окинула его любопытным взором.
— Ну-с, а теперь куда мы. направимся?
Как? Это он сделал такое предложение? Ему навязали на шею обузу, а он любезно теперь предлагал тащить эту цепь еще дальше? Неужели достаточно было надеть модный костюм, чтобы утратить всякое чувство независимости? Но музыкальный голосок уже проворковал:
— Куда вам будет угодно, сударь.
Куда угодно! Черт знал, куда ему угодно! Но нельзя же показаться невежливым.
— Не угодно ли вам выпить чаю?
— Если вам это угодно.
И вот они опять идут молча, рядом друг с другом. Повернув к морю, они очутились на прелестной дорожке и скоро достигли красивого павильона в саду. Чай не пользовался популярностью на островах, и желтолицая служанка подала им землянику со сливками. Они с удовольствием принялись за вкусные ягоды, и Гэллидей напрасно ломал себе голову, ища способа начать разговор. Но он скоро был избавлен от этого затруднения.
— Вы понимаете — внезапно начала девушка — что я не по своей вине пошла с вами?
— Я, сударыня, не совсем понимаю.
— Я совсем к этому не стремилась… не больше чем вы!
— Но, милое мое дитя…
А она была прелестна эта милая девочка. ее чудные, прозрачные глаза были полны слез, голос дрожал от волнения. Гэллидей еле удержался, чтобы не схватить ее за руки с желанием утешить. Его страшно потрясло горе молодой девушки. Но она продолжала:
— Я должна вам все рассказать. Только что вы приехали, папаша поглядел в свою адресную книгу, позвал мамашу и заявил, что вы великолепная партия.
— Партия?
— Ну да, партия для меня.
Гэллидей растерялся до того, что опрокинул на скатерть сливки.
— И вот тогда — продолжала Милли, — когда мамаша велела мне с вами идти, я не смела отказаться. Мне бы, Бог знает, как за это досталось. Вот уже три года, как это тянется! Мамаша помешана на высшем свете, она навязывала меня положительно всем богатым или титулованным молодым людям, с которыми мы встречались, но я больше не могу этого переносить, положительно не могу, это ужасно!
— Но позвольте, дитя мое, — повторял ошеломленный финансист.
— Нет, с меня довольно! Я решила вам все рассказать, постарайтесь как-нибудь избавиться от моих родителей, уезжайте из этого отеля, бросьте Бермудские острова…
— Но я сделаю все, что вы хотите.
— Ну так уезжайте скорее. А то через неделю над вами будет потешаться весь Гамильтон. Я думала, что вы меня поймете и поэтому решилась сказать вам все.
Гэллидей совсем потерял голову.
— Но позвольте, ваша матушка мне говорила… Я думал, что вся молодежь от вас без ума…
— Ага! Говорила уже и это? Ничего подобного. Это ее стратагема, завтра она вам покажет десятка два моих фотографий с разными молодыми кавалерами. И она будет вас уверять, что все они меня обожали.
— Так вы думаете, что мне лучше уехать?
— Конечно, я вам это советую для вас же, что касается меня, та же история начнется с прибытием нового парохода.
Гэллидей конечно решил, что лучше уехать, но так трудно принять какое-нибудь решение! Он смотрел на молотую девушку, как она была трогательна и очаровательна среди рыданий и слез.
— Я никогда никому не говорила того, что сказала вам, но вы показались мне гораздо старше других…
— Старше? А сколько мне лет по-вашему?
— Сколько? Да верно 50?
— Мне 38 лет!
— Ах, извините! Я право не думала… Но вы ведь меня поняли?
— О, конечно, я понял, что жизнь для вас не особенно сладка, но в тоже время я прошу вас верить в мою симпатию и уважение.
Он сказал это таким растроганным голосом, что сам изумился. А эта малютка его положительно заинтересовала.
Было уже поздно, и они взяли автомобиль, чтобы возвратиться. По приезде в гостиницу, они расстались в холле.
Молодая девушка прошла в свою комнату, а мистер Гэллидей на террасу. Не успел он занять кресло, как к нему подсела с наилюбезнейшей улыбкой миссис Шеффильд. Снова посыпался на него поток комплиментов и на сцене появился фотографический альбом. Милли оказалась права, это были ее портреты: Милли с мистером Мильбруном из Нью-Йорка, обожавшего ее, Милли с английским капитаном, Милли с инженером, еще Милли, и еще и еще. И все эти ее спутники только и мечтали, как бы войти в семью Шеффильдов… Бедного Гэллидея выручил только звонок к обеду. Но он так был измучен, что, не притронувшись ни до одного блюда, ушел поскорее к себе.
Гэллидей не спал всю ночь. На другой день, постаравшись проскользнуть не замеченным, он пошел за город, и в прелестной сосновой рощице нашел себе очаровательный приют. Минут двадцать он мечтательно лежал на траве, как вдруг послышался шорох. Кто-то подходил. И вдруг между ветвей мелькнуло личико мисс Шеффильд. Странное дело, ему это не показалось неприятным обстоятельством. Молодая девушка вздрогнула при виде финансиста и хотела потихоньку удалиться.
Кто бы этому поверил? Гэллидей ее удержал!
— Пожалуйте, я в жизни не видал лучшего местечка, — сказал он девушке.
— Это мой любимый уголок.
— С чем вас и поздравляю, присаживайтесь.
— А я вас не стесню?
— Почему бы это? мне, напротив, очень приятно вас видеть.
Милли очаровательно покраснела и очень просто уселась рядом с ним.
— Если судить по этому уголку, эти острова настоящий рай!
— Вам здесь понравилось! А я еще просила вас уехать сегодня.
— Не мучайте себя угрызениями совести, ведь я еще не уехал. Я знаю, зачем я сюда приехал и так как я всегда достигаю того, чего хочу.
— Счастливый вы тогда человек, — перебила его Милли.
— Не счастливее всякого другого, я твердо верю, что всякий может достигнуть того же.
Молодая девушка пристально взглянула в его глаза, точно допытываясь, какой таинственный смысл таился под этими словами.
— И вы серьезно это говорите?
— Совершенно серьезно.
— Я желала бы этому верить, — сказала она со вздохом, — но я вижу столько примеров противного. Вот, например, папа, он больше 15 лет стремится сделаться членом самого элегантного клуба в Нью-Йорке, «Колумбус», и это ему все не удается; а мамаша хочет меня выдать за миллиардера, и все напрасно, никак не может добиться успеха.
— О! Если бы они пожелали этого по-настоящему, то наверное бы достигли.
Милли недоверчиво улыбнулась. Гэллидей продолжал:
— А вы, дитя мое, вы чего-нибудь настойчиво желаете?
Мисс Шеффильд покраснела, но не ответила.
— А, пожалуй, ведь время идти обедать, — наконец, промолвила она.
Они поднялись и направились к отелю, не продолжая больше разговора.
У дверей отеля они расстались, и Гэллидей, провожая девушку взором, признался перед собой, что будь ему лет 15 поменьше, он положительно был бы околдован своей спутницей.
На другой день, так как он не уехал и на завтра, он предложил Милли поездку на автомобиле к Эльба, на следующий день они поехали на Сент-Давид и так продолжалось недели две, которые финансист назначил себе на отдых и лечение. Но в тот день, когда настал срок назначенный им самим, наш финансист решил, что у него нет никакой нужды покидать Бермуды. Чета Шеффильд ходила с сияющими лицами, но больше к нему не приставала. Папаша только попросил его ввести в клуб «Колумбус» и получил соответствующее обещание. Гэллидей телеграфировал своему доктору, что климат Бермудских островов ему очень полезен и переменил свой билет взятый на обратный путь. И снова начались ежедневные прогулки с Милли. Однажды они даже отправились в парусной лодке на долгую прогулку по морю, до самого Сен-Жоржа.
Милли сидела на руле и при возвращении, когда под вечер стало уже свежее, Гэллидей взял ее маленькие ручки, которые слегка покраснели. Одеваясь потом к обеду, он подумал, что милее воспоминания, как об этих нежных ручках у него не бывало никогда.
Однажды вечером на бале он рискнул даже танцевать. Правда Милли в своем тюлевом платьице, с блестящими радостью глазами, была очаровательна. И вдруг она проговорила:
— Я никогда не думала, что можно быть так близко к райскому блаженству!
Гэллидей ничего не ответил, но улыбнулся на пришедшую ему в эту минуту мысль.
На другой день он внезапно обратился к ней с вопросом:
— Я утверждал на днях, что можно достигнуть всегда того, чего крепко пожелаешь, а вы мне не ответили еще, чего бы так желали вы?
— Оставим этот вопрос, я так счастлива за последние дни, что не хочу ни о чем и думать!
— Вы меня не уверите, чтобы у вас не было ни одного затаенного желания?
Наступило продолжительное молчание. Гэллидей взял ручки молодой девушки, как в день прогулки в лодке. Девушка часто, часто замигала своими длинными ресницами и прошептала еле слышно:
— Я хотела бы… я хотела бы выйти замуж… но выйти замуж…
— Я понимаю, малютка, выйти замуж по любви? Ну так что…
Он больше не продолжал, чувствуя, что запутывается. Он хотел сказать что-нибудь поласковее! Милли покраснела как роза.
— Почему же бы вам этого и не сделать? — пробормотал он, — почему?
— Сделать что?
Их разговор был прерван тяжелым дыханием мистера Шеффильд, подобравшегося незаметно. Он держал ящик с сигарами. Милли убежала, а Гэллидей совсем растерялся.
— Вы скоро сбираетесь в Нью-Йорк? — спросил толстяк.
— Скоро.
— Не забудьте же доставить меня в Колумбус.
— Не забуду.
В эту минуту он вспомнил, что врач советовал ему поехать по морю для здоровья и решительно прибавил:
— Но я не могу этого исполнить сейчас же. Я думаю раньше своего возвращения проехаться вокруг света!
Толстяк так и рухнул в кресло, закрывая лицо руками, точно хотел избавиться от тяжелого кошмара. Гэллидей воспользовался этим движением, чтобы бежать догнать Милли. Но она исчезла, и в этот день он ее больше не видал.
Ночь наш финансист провел ужасную, утром он побежал на террасу в надежде увидать Милли. Но она не показывалась. Он послал ей великолепный букет, и узнал через четверть часа, что Милли его затоптала ногами. Но он не знал, что и подумать, когда встретил толстую мамашу.
— Мы в пятницу уезжаем, — объявила она — Милли вдруг с чего-то возненавидела эти острова!
Гэллидей не хотел больше ничего слушать. Как безумный, он бросился к телефону.
— Скорее, комнату мисс Шеффильд. Алло! Алло! Да поторапливайтесь же вы!.. Это вы, Милли? --..
— Это вы? Спуститесь сюда скорее!
— Ну так что же такое! спуститесь, прошу вас…
— Я вам даю две минуты!
— Ну да, страшно важное и поспешное дело! Пароход в Лондон идет в субботу… Хотите на нем отправиться в моей компании?.. Или вы предпочтете поездку кругом света?.. Длинную поездку со мной?.. Алло! Алло! Свадебную поездку кругом света?
Вероятно, ответ был благоприятный, так как лицо говорящего просияло, и он спешно протелефонировал:
— Поторопитесь же, дорогая! Нам надо так много друг другу сказать…
Через две недели миссис Шеффильд толковала всем, что, наконец она получила себе зятя по вкусу. Толстый Шеффильд был выбран в члены Колумбуса, а Милли и Гэллидей были на пути в Сингапур.
Не правда ли, что можно добиться всего, чего очень пожелаешь?
Источник текста: журнал «Вестник моды», 1916, № 21. С. 330—334.