Зыковы (Горький)

Зыковы
автор Максим Горький

Опубл.: 1914. Источник: az.lib.ru • Сцены.

Максим Горький

Зыковы

Сцены

«Собрание сочинений в тридцати томах»: Государственное издательство художественной литературы; Москва; 1949

Том 12. Пьесы 1908—1915

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Зыков, Антипа Иванов, лесопромышленник.

Софья, сестра его, вдова.

Михаил, сын.

Целованьева, Анна Марковна, мещанка.

Павла, дочь её.

Муратов, лесничий.

Хеверн, компаньон Зыкова.

Шохин.

Тараканов.

Стёпка, девчонка-подросток.

Палагея.

Действие первое

У Целованьевых. В скучной комнате небогатого мещанского дома посредине приготовлен стол для чая, у стены между дверью в кухню и в комнату Анны Марковны другой стол с вином и закусками. Направо у стены маленькая фисгармония, на ней рамки с фотографиями, засушенные цветы в двух вазах; на стене много открыток и акварель: Павла в костюме монастырской клирошанки. Два окна на улицу, в палисадник. Целованьева, чистенькая, гладкая женщина за сорок, — у чайного стола; она заметно взволнована, часто смотрит в окна, прислушивается, ненужно передвигает чашки. Софья задумчиво ходит по комнате, в зубах — погасшая папироса.

Целованьева (вздыхая). Загулялись…

Софья (взглянув на часы в браслете). Да…

Целованьева. А что же это вы, Софья Ивановна, замуж не выходите?

Софья. Человека нет по душе. Найдётся — выйду.

Целованьева. В глухом нашем месте — мало интересных мужчин…

Софья. Интересные-то нашлись бы! Серьёзного человека трудно встретить…

Целованьева. У вас у самой, извините, характер серьёзный, вроде бы — мужской; вам бы взять мужчину тихого…

Софья (нехотя). А на что он, тихий? Мышей ловить?

(Целованьева смущённо улыбается, видно, что ей неловко с этой женщиной, она не знает, о чём беседовать с нею.)

Софья (хмурясь, спрятав руки за спину, исподлобья смотрит на неё). Кто это, скажите, пустил про Пашу слух… что она — блаженненькая?

Целованьева (торопливо, негромко, оглядываясь). А это всё покойник муж… ну, и я тоже поддерживала, чтобы не очень интересовались люди. Пашенька всегда была прямая такая, что думает, то и говорит, — кому это может нравиться? Ну, вот… а он, муж-то, подозрение имел, что Паша не его дочь…

Софья. Разве?

Целованьева. Как же! Это ведь всем известно; он, бывало, выпимши, везде кричит… Ревновал он меня к одному… сектант был тут…

Софья. Отец Шохина?

Целованьева. Вот и вы знаете.

Софья. Без связи с вашим именем. Просто знаю — был сектант, человек гонимый.

Целованьева (вздыхая). Ну, уж где, чать, без связи! (Тихонько.) Гонимый… (Быстро взглянув на Софью.) Он, покойник…

Софья. Шохин?

Целованьева. Муженёк мой… Он, бывало, глядит-глядит на неё, да вдруг и зарычит: «Не моя дочь! Я — человек подлый, ты — это я — баба глупая, — не моя это дочь!»

Софья. Кривлялся немножко?

Целованьева. Бог его знает…

Софья. Бил вас?

Целованьева. Уж конечно! Да я — что? А за Пашу очень боязно было. Ведь это я кое-как обошла его, в монастырь-то спрятала её, Пашу… Ведь у меня, кроме её, никаких надежд…

Палагея (в двери из кухни). Идут!

Целованьева. Ой, что ты, бес, пугаешь! Недруги, что ли, идут? Чего тебе?

Палагея. Нести самовар?

Целованьева. Скажут, когда надо. Ступай!

Михаил (чуть-чуть выпивши, разморён жарой, на безбородом лице усталая улыбка). Ты что, баба, заткнула дверь? Убери свои окрестности.

(Ущипнул её — Палагея ахнула. Михаил смеётся всхлипывающим смехом; Целованьева обиженно поджала губы; Софья около фисгармонии, нахмурясь, смотрит на племянника.)

Михаил (идя к столу). Жарко, наречённая мамаша!

Целованьева (бормочет). Ну — где же ещё… какая же мамаша? (Громко.) Палагея у нас придурковата…

Михаил. Кто?

Целованьева. Женщина эта.

Михаил. Ага! Только она, одна? Это я запомню.

(Идёт к столу с закусками. Софья пробует фисгармонию в басах.)

Целованьева (беспокойно). Зачем же запоминать?

Софья. Он шутит, Анна Марковна.

Целованьева. Ох, плохо я понимаю эти шутки…

Палагея (из кухни). Мужик верхом приехал…

Софья. Это — Шохин. Анна Марковна — это ко мне…

Шохин (в двери). Шохин пришёл.

Софья (строго). Я бы вышла к тебе, Яков!

Шохин (кланяясь). Ничего! Доброго здоровья.

Целованьева (отходит к окну). Вы не стесняйтесь…

Софья (Шохину). Ну, что?

Шохин. Велел сказать, что напишет письмо.

Софья. Больше ничего?

Шохин. Ничего.

Софья. Спасибо.

(Записывает что-то в книжечку на поясе. Михаил, подмигивая на Анну Марковну, наливает Шохину стакан водки; тот, украдкой, выпивает, морщится.)

Михаил. Отчего ты, Яков, всегда такой угрюмый?

Шохин. Жалованья мало получаю. Софья Ивановна, у меня к тебе слово есть.

Софья. Что такое?

Шохин (подходя). Лесничий этот вчера говорил машинисту нашему, что-де всех нас, за наше хозяйство, под суд сажать надо, дескать, от нас реки мелеют и вся земля портится…

Софья. Ну, — иди…

Михаил. Иди, раб!

Целованьева. Это он про лесничего говорил?

Софья. Да.

Целованьева. Строгий господин. Со всеми — ссорится, со всеми — судится, а сам всегда выпимши и, кроме карт, никаких удовольствий не признаёт. Холостой, должность хорошая — женился бы! Не любят теперь семейной жизни.

Михаил. Как — не любят? А — я? Вот я женюсь…

Целованьева. Вы — конечно… Вам — папаша велел.

(Невольно вырвавшееся слово смутило её, она невнятно бормочет что-то и быстро идёт в кухню.)

Софья (Михаилу). Ты ведёшь себя совершенно неприлично.

Михаил. Ну? Не буду больше. Тебе нравится невеста?

Софья. Девушка красивая, простая… доверчивая. А тебе?

Михаил. Мне даже немножко жалко её, — какой я ей муж?

Софья. Это ты — серьёзно?

Михаил. Не знаю. Кажется — серьёзно.

Софья. Вот и хорошо! Может быть, она заставит тебя подумать о себе самом, — пора!

Михаил. Да я ни о чём кроме и не думаю…

Софья. Дуришь ты много, играешь…

Михаил. Это свойственно человеку. Вон и невеста моя играет на простоту, доброту…

Софья (пристально смотрит на него). Что ты говоришь? Она действительно доверчива…

Михаил. И кошка будто бы доверчива, а попробуй, обмани кошку!

Софья. При чём здесь — обманы?

Михаил. Знаешь что? Пусть бы лучше отец женился на ней, а меня в отставку!

Софья. Какая чушь!

Михаил (с усмешкой). Всё равно — сейчас не женится — после отобьёт. Она — доверчива…

Софья. Перестань! Что за гадости лезут в голову тебе!

(Взволнованно отходит прочь.)

Михаил (тихонько смеётся, наливая вина в рюмку, и декламирует).

Я хотел поймать в воде

Отражение цветка, —

Но зелёный ил один

Подняла моя рука…

Софья. Это — что значит?

Михаил. Ничего не значит. Шутка.

Софья. Ой, Миша, смотри, жизнь серьёзна!

(Из прихожей входит Антипа Зыков, мужчина лет под пятьдесят, в бороде с проседью, кудрявый, чёрные брови, с висков — лысоват; Павла — в голубом платье, очень простом, без талии, как ряса, на голове и плечах — голубой газовый шарф.)

Павла. Я всегда говорю правду…

Антипа. Ну? Поглядим.

Павла. Увидите. А где же мама?

Целованьева (из кухни). Иду, иду…

(Антипа идёт к столу с закусками; Павла, улыбаясь, к Софье.)

Софья. Устали?

Павла. Жарко! Пить хочу…

Софья. Вы сами платье шили?

Павла. Сама. А что?

Софья. Идёт к вам.

Павла. Я люблю, чтоб всё было свободно…

Антипа (сыну). Гляди, лишнее пьёшь, сконфузишься…

Михаил (дурашливо). Жених должен показать себя со всех сторон…

(Антипа, взяв его за плечо, что-то строго говорит ему, Михаил усмехается.)

Софья (Павле, вдруг, негромко). Который красивее?

Павла. Старший…

Антипа (резко). Цыц!

Софья (тихо). Антипа, что с тобою?

(Павла жмётся к ней.)

Антипа (смущённо). Ты извини, Павла Николаевна, это для тебя же лучше…

Павла. Что?

Антипа. А — вот… этот сударь… (Мычит.)

Целованьева (с блюдом в руках, на блюде — кулебяка). Пожалуйте закусить, прошу вас…

Павла (Антипе). Надо быть добрым, а то я буду бояться вас…

Антипа (ласково усмехаясь). Ты всё про своё, про добро… Эх, дитё ты моё… (Говорит ей что-то, понизив голос.)

Михаил (хот и выпивший, чувствует себя лишним, бродит по комнате, усмехаясь, на ходу говорит тётке). Тесно, как в курятнике…

Целованьева (волнуясь, следит за всеми, подходит к Софье). Пожалуйте к столу-то! Зовите, а то меня не слушает никто…

Софья (задумчиво). Нравится мне ваша дочь…

Целованьева. О? Дай-то господи! Посмотрели бы вы за ней, поучили её…

Софья. Да, конечно. Наше, бабье дело везде — общее…

Павла (удивлённо). А как же люди?

Антипа. Что — люди?

Павла. Что ж они подумают?

Антипа (с жаром). Да мне — пёс с ними! Пускай, что хотят, то и думают. Люди! Чем я обязан им? Горем да обидами. Вот она, рука, которой я жизнь свою возводил, — это моя рука! Что мне люди? (Выпил водки, вытер рот салфеткой.) Вот ты моя будущая… дочь, скажем; ты всё говоришь — ласково надо, добром надо! Четвёртый раз я тебя вижу, а речи твои всё одинаковы. Это — оттого, что жила ты в монастыре, в чистоте… А поживи-ка на людях — другое заговоришь, душа! Иной раз так бывает — взглянешь на город, и до смерти хочется запалить его со всех концов…

Павла. Тогда и я сгорю…

Антипа. Ну, тебя я… ты не сгоришь!

Целованьева. Вы что, Михаил Антипович, не выпьете, не закусите?

Михаил. Папаша не велит…

Антипа. Что-о?

Михаил. И невеста не угощает.

Павла (краснея, кланяется). Пожалуйте, я налью…

Михаил. И себе…

Павла. Не люблю я…

Михаил. А я — очень люблю водку…

Павла. Говорят — вредно это…

Михаил. Врут! Не верьте. Ваше здоровье!

Антипа. Слабоваты здоровьем люди становятся, Анна Марковна, а?

Целованьева. Отчего же? Пашенька у меня…

Антипа. Я — не про неё, конечно. А вот, хоша бы мой: много ли выпил, а и глаза мутные, и рожа оглупела.

Софья. Ты бы вслушался в то, что говоришь.

Целованьева (смятённо). Сынок ваш молодой…

Антипа (сестре). Я — правду говорю! Анна Марковна знает, как раньше пили, у неё благоверный неделями качал… (Целованьевой.) А что молодой — это ещё не велико дело, это — проходящее мимо, молодость…

(Настроение — напряжённое, все ждут чего-то, присматриваются друг к другу. Софья настороженно следит за братом и Павлой; Михаил курит, тупо, пьяными глазами глядя на отца; Павла пугливо оглядывается. Антипа — у стола с закусками, Павла сняла чайник с самовара, мать её суетится около стола.)

Целованьева (шепчет). Ой, Пашенька, жутко мне…

Софья (брату). Не много ли пьёшь?

Антипа (угрюмо). Ну, не знаком я тебе…

Софья. Всё-таки — следи за собой…

Антипа. Не мешай! Знаю, что делаю.

Софья. Знаешь ли? (Смотрят в лицо друг друга.) Ты что затеял?

Антипа. Разве он ей пара? Его — не исправим, а её — погубим зря…

Софья (отступая). Послушай, неужели ты решишься?..

Антипа. Стой, не подсказывай! Хуже будет…

Михаил (усмехаясь). Сговор, а — не весело! Все шепчутся…

Антипа (встрепенулся). Это всё твоя тётка серьёзничает… Эх, жаль, народу мало!

Павла. Вот и сказалась нужда в людях…

Антипа. Поддела! Упряма ты в мыслях твоих, Павла Николаевна… Что ж! Это так и надо женщине: держись за одно супротив всего…

Павла. А мужчине…

Антипа. Мужчина? Он — сам по себе. Он дико’й. Его схватит за сердце — так он тут, как медведь, — прямо на рогатину… куда хочешь, да! Ему жизнь дешевле, видно…

Целованьева. Пожалуйте чайку-то…

Антипа. Теперь бы холодненького чего…

Михаил. Шампанского советую…

Антипа. Первый совет слышу твой умный! Иди, найди…

Михаил. Могу… (Идёт в кухню покачиваясь, зовёт.) Женщина! Красавица…

Антипа (подмигивая Павле). Видишь? А я — втрое боле его выпил. И таков я во всём — больше людей.

Павла. А чего вы боитесь?

Антипа (удивлён). Я — боюсь? Как это — боюсь?

(Софья оживлённо, тихонько говорит с Целованьевой, но вслушивается в слова брата.)

Павла (заметив это, весело говорит). Вы зачем же конфузите моего жениха?..

Антипа. Чем я его конфужу? Он мне — сын… я помню…

Павла (тише). Что вы на меня так смотрите?

Антипа. Под одной крышей будем жить, — узнать хочу — с кем? Вот, ты говорила — в монастыре хорошо, тихо… У нас тоже будто монастырь… Разве иной раз Софья буянит…

Павла. А ведь вы — добрый…

Антипа (хмурясь). Ну… не знаю! Со стороны, конечно, виднее. Ты всё о своём… занимает это меня! Нет, я, пожалуй, добротой не похвастаюсь. (Вспыхнул.) Может, и было, и есть в душе доброе, хорошее, да куда ж его девать? Его надо к месту, а нет в жизни места для добра. Некуда тебе сунуть хороший твой кусок души, понимаешь ты — некуда! Нищему что хошь дай — всё пропьёт! Нет, Павла, не люблю я людей… У меня дома один хороший человек — Тараканов, бывший помощник исправника…

Софья. Спасибо!

Антипа. Ты? Ты — молчи! Ты — чужая… ты — другая… Бог тебя знает, кто ты, сестра! Разве ты — добрая? Мы ведь про доброту говорим, а ты не добрая, не злая…

Софья. Хорошо ты меня рекомендуешь!..

Антипа. Не плохо, Софья! Вот, Анна Марковна, — она меня моложе почти на два десятка, а в тяжёлый час я к ней, как к матери, хожу.

Софья. Что это ты… разговорился? Странно…

Антипа. Стало быть — так надо! Да. Тараканов… его за доброту со службы прогнали — это верно! Он умный, знающий, а — неспособный ни к чему. На него только смотреть хорошо… как на забавную вещь. Встарину его бы шутом домашним сделали…

Софья (улыбаясь). Выдумал! Почему — шутом?

Антипа. Так мне видится. А ты — ты уж не нашего, Зыковых, гнезда, ты шесть лет за дворянином замужем была, в тебе барская кровинка есть…

Софья. Перестал бы ты, Антипа…

Антипа. Нет, погоди! Ты — умница и всякому делу хозяйка: так ведь ты — женщина, птица вольная, снялась да и полетела. А я — остался один! И мужчина не всегда знает, чем он завтра будет, а женщина твоего характера и подавно — это уж так!

Целованьева. А Михайло Антипыч?

Антипа (угрюмо). Сын? Что ж… Хорошего про него я мало знаю, коли правду говорить, а мы — честное дело затеваем, — тут — вся правда нужна. Мало Михаил хорошего накопил… вот — стишки складывает, на гитаре играет… Училище реальное — не окончил, не хватило уменья… А уменье — это терпенье… Положим — терпеньем и я не похвастаюсь…

Павла (взволнованно). Что же вы про меня думаете, говоря так о сыне вашем, моём женихе?

Антипа (негромко, как бы про себя). Правильно спросила…

Целованьева (беспокойно). Милые мои, послушайте меня, мать…

Софья (строго). Ты обдумал то, что делаешь?

Антипа (встал на ноги, внушителен). Размышлять — не умею! Пускай кто хочет размышляет, а я — знаю, чего хочу… Павла Николаевна, встань, выдь со мною на минуту…

(Встали все три женщины; Павла, как во сне, улыбаясь, идёт в комнату рядом с кухней, Антипа, тяжело и угрюмо, за нею. Дверь не затворили, слышен возглас Антипы: «Садись… погоди, соберусь с мыслями!»)

Целованьева (опускаясь на стул). Господи! Чего он хочет? Софья Ивановна, что же это?

Софья (взволнованно ходит). Ваша дочь — очень умная девушка… если я верно понимаю…

(Закуривает, ищет глазами, куда бросить спичку.)

Целованьева. Ведь это он сам хочет…

Софья. Позвольте…

Антипа (в комнате). Какой он тебе муж? Годами ты ему ровесница, душою — старше. Иди за меня! Он меня старее, он — дряблый! Это я тебя буду молодо любить, я! В ризы одену, в парчу! Трудно я жил, Павла, не так, как надо… Дай мне иначе пожить, порадоваться чему-нибудь хорошему, прислониться душою к доброму — ну?

Софья (волнуясь). Слышите? Хорошо говорит! Зрелые люди любят крепко…

Целованьева. Ничего я не понимаю… Богородица всемилостивая — на тебя вся надежда моя: пожалей дитя моё, пощади от горя; мною всё горе испытано, и за неё, за дочь, испытано!..

Софья. Вы — успокойтесь! Я — тоже поражена… Хотя это в его характере… что же теперь сделаешь? И ваша дочь, видимо, не против…

Целованьева. Не знаю вас, никого! Приехали сватать сына, племянника, — вдруг — что такое стало? (Идёт в комнату, где дочь и Антипа.) Я желаю слушать, я — мать… я не могу…

Антипа. Ты мне на дороге богом поставлена… Анна Марковна — слушай!

(Закрыли дверь, Софья, кусая губы, ходит по комнате; в окне лицо Муратова — насмешливое, под глазами — отёки, острая бородка, лысоватый.)

Софья (сама с собою). Ах, боже мой…

Муратов. Приветствую!

Софья. Ой… что это вы?

Муратов. А что? Мне ваш Личарда, Шохин, сказал, что вы здесь, и я счёл долгом засвидетельствовать…

Софья. Через окно?..

Муратов. Ба! У нас нравы простые, как вы знаете…

Софья. Вы всё опрощаетесь?

Муратов. Ирония? Да, всё опрощаюсь. А вы — сватаете?

Софья. Уже — известно?

Муратов. Конечно! Известно, что и невеста не вполне при своих мозгах…

Софья. Вы, разумеется, слышали о моём якобы романе с вами?

Муратов. Слышал. Люди предупреждают события…

Софья. Вы не опровергали этот слух?

Муратов. Зачем? Я горжусь им…

Софья. А вы не сами пустили его?..

Муратов. Вот что называется — воткнуть вопрос иглой в око… Но, когда со мною говорят в этом тоне, я становлюсь нахалом…

Софья. Я всё-таки попрошу вас уйти из-под окна.

Муратов. Ну, что ж? Ухожу. В воскресенье можно к вам?

Софья. Пожалуйста. Но можно и не приезжать.

Муратов. Я лучше приеду! Почтительно кланяюсь. Всяких удач и успехов… всяких!

Софья. Не забудьте моей просьбы о копиях описи…

Муратов. Я ничего не забываю…

Михаил (входит). Нельзя достать шампанского в этом чортовом углу. Кого вижу!

Муратов. Ты что же путешествуешь одиноко, жених?

Михаил (делает ему рукой прощальный жест). Вечером увидимся.

Муратов. Надеюсь! За тобой — мальчишник!..

Михаил. Конечно… (Муратов исчез.) А где же все?

Софья (пристально смотрит на него). Там, в той комнате…

Михаил. Меня — исключают? Да, что ли? Я ведь слышал отцово красноречие…

Софья (почти с презрением). Ты, кажется, везде будешь лишним…

Михаил. Я тебе говорил, что эдак будет лучше… Но — зачем было тревожить смирного мальчика? Вот те и мальчишник! Тётя Соня — тебе скучно?

Софья. С вами? О, да! С вами — больше, чем скучно… с вами — ужасно!..

(Входят Павла и Антипа, Анна Марковна в слезах.)

Антипа (торжественно). Вот, сестра Софья… видишь ты… Решили мы, что…

(Схватывается рукой за сердце.)

Павла. Софья Ивановна — поймите меня, простите…

Софья (обнимает её). Не знаю, что сказать вам… Не понимаю вас…

Антипа. Михайло… ты, того… не обижайся! Ты — молод, невест — много…

Михаил. Я очень рад… Честное слово! Павла Николаевна — я сказал, что очень рад, — вы не сердитесь! Я ведь знаю — не пара я вам!

Антипа. Ну, вот, Анна Марковна, видишь, я говорил…

Павла (Михаилу). Мы будем дружно жить…

Михаил (кланяясь). О, конечно…

(Тихонько, пьяно смеётся.)

Антипа. Анна Марковна — будь спокойна! От моей вины — богом тебе клянусь — дочь твоя ни одной слезы не прольёт…

Целованьева (опускаясь перед ним на колени). У тебя мать была, любила тебя… добрый человек — вспомни свою мать! Матери твоей ради — пожалей дочь мою!

(Антипа, Павла — поднимают её; Софья отвернулась к стене, отирает глаза платком; Михаил — взволнован и пьёт рюмку за рюмкой.)

Павла. Мамочка, полно, всё будет хорошо!

Антипа. Ну — я тебе слово дам, какое хочешь… Все зароки беру на себя, встань! Двадцать пять тысяч кладу в банк на её имя — ну, ладно!

Софья. Довольно, господа! Миша, налей чего-нибудь! Анна Марковна, я с вами в матерях, хоть и молода для такого бородатого сына. (Антипе.) Ты что трясёшься, точно тебя под суд отдали?

Целованьева. Милая моя…

(Обняла дочь и плачет беззвучно.)

Антипа. Мне — сесть да помолчать хочется, как делают перед дальним путём…

Софья. Вот что: здесь душно! Павля, ведите всех в сад…

Павла (Антипе, матери, беря их за руки). Идёмте…

Михаил. А — выпить хотели?

Софья. Потом, оставь! Эх, ты… дитятко! (Обняла его за плечи, гладит голову.) Ну, что?

Михаил. Ничего, тётя Соня… Право же — мне всё равно!..

Софья. Идём в сад…

Михаил. Не пойду…

Софья. Почему?

Михаил. Не хочу…

Софья (заглядывая в глаза ему, тихо). Значит — не всё равно, а?

Михаил (усмехаясь). Неловко как-то — за отца. Такой он красивый мужик, такой — литой, цельный… Ему ли пряники есть?..

Софья (уходя, с улыбкой). Что делать? Человеку всегда хочется немножко счастья… немножко!..

Михаил (подошёл к столу, наливает вина, бормочет). Зачем же — немножко? Немножко — скучно…

Занавес

Действие второе

В саду у Зыковых. Слева — широкая терраса барского дома, против неё, под липой, за столом Павла вышивает что-то, Михаил с гитарой, Тараканов — длиннобородый старик, одетый в парусину, очень странный, смешной. В глубине сада, у конца террасы Целованьева варит варенье, около неё девочка-подросток — Стёпка.

Тараканов. Это всё оттого, что образовалось смятение понятий и никто не знает точно — где его место…

Павла (задумчиво повторяет). Смятение понятий.

Тараканов. Именно.

Михаил (перебирая струны). Вы бы, Матвей Ильич, рассказали что- нибудь из жизни и без философии…

Тараканов. Без философии — ничего нет, ибо во всём скрыт свой смысл, и его надобно знать.

Михаил. Зачем?

Тараканов. Как это — зачем?

Михаил. А если я не хочу ничего знать?

Тараканов. Этого нельзя.

Михаил. А я — не хочу…

Тараканов. Каприз юности.

Павла. Вы не спорьте, вы говорите просто…

Тараканов. Тебе скажут — посторонись, а ты не поймёшь…

Михаил. Ну?

Тараканов. Ну, и сшибут с дороги.

Михаил. Посторониться, Матвей Ильич, я всегда сумею, я — брезглив…

Павла (мельком взглянув на него). Не надо сердиться… В сердцах чаще всего ошибаются…

Тараканов. Не понимаю — что значит брезглив?

Целованьева. Перестаньте вы тоску-то сеять! Павля, хочешь пенок?

Павла. Нет, спасибо! Ты лучше вели сделать мне блинчики к ужину…

Михаил. Почему же только вам? Я тоже люблю блинчики, может быть…

Павла (вздыхая). Пьющие — сладкого не любят.

Михаил. Это называется афоризм.

Павла. Что?

Михаил. То, что вы сказали.

Павла. Почему — афоризм?

Михаил. Чорт его знает…

Тараканов. Странный вы человек, Миша…

Михаил. Все люди — странные, и понять ничего в них нельзя. Вы тоже странный, вам надо бы служить, взятки брать, а вы — философствуете.

Тараканов. Мне взятки брать не к чему, я человек одинокий.

Павла. А я слышала — сын у вас есть?

Тараканов. Я от него отрёкся…

Павла. Совсем? За что?

Тараканов. Окончательно. За то, что он Россию не любит…

Павла (вздохнув). Не понимаю…

Михаил. Матвей Ильич сам ничего не понимает.

Целованьева. Со стариками-то как нынче говорят!..

Михаил. Старики сами сознаются, что живут в смятении понятий. Значит — подождите учить!

Целованьева. Разве я учу? Бог с тобою!..

(Идёт на террасу. Стёпка, оглянувшись, насыпает в карман себе сахар.)

Павла. Да не обижайтесь вы друг на друга! Зачем?

Тараканов. Для развлечения больше.

Михаил. Вот именно…

Павла. Миша, сыграйте вашу песенку про девушку…

Михаил. Не хочется…

Павла. Ну, пожалуйста…

Михаил (взглянув на неё). Родителей надо слушаться.

(Настраивает гитару, Тараканов набивает трубку, раскуривает.)

Михаил (говорит речитативом, аккомпанируя тихонько на гитаре).

Полем девушка тихо идёт.

Я не знаю — кто она?

Не её ли моё сердце ждёт,

Грустью околдовано?

Тараканов. Что же это за девушка?

Павла (с досадой). Не мешайте! Это — мечта.

Тараканов (вздыхая). Вообще, значит, девушка. Понимаю. Но в этом случае — надобно жениться…

Павла. Ах, да не мешайте же!

(Во время чтения на террасе явился Муратов, в костюме для верховой езды, с хлыстом в руках. Слушая Михаила, он иронически морщится.)

Муратов (сходя в сад). Какая поэтическая картина: варенье варят, сладкие стихи читают… Добрый день, Павла Николаевна, вы всё хорошеете! Отставной проповедник правды и добра — приветствую! Здравствуй, Миша…

(Его встречают молча, он садится рядом с Павлой; она жмётся, отодвигаясь от него. Тараканов, молча поздоровавшись, уходит в глубь сада, угрюмо оглядываясь на лесничего.)

Муратов. Прошёл насквозь весь дом — пусто!

Павла. Тётя Соня дома…

Муратов. Потом услыхал тихий звон гитары… Чьи это стихи, — твои, Миша?

Михаил. Мои… А — что?

Муратов. Плоховато. Впрочем, для домашнего употребления, вероятно, и это годится.

Павла. Позвать тётю?

Михаил (усмехаясь). Сиди, я позову…

Павла. Лучше я…

Муратов. Почему же — лучше?

Павла. Не знаю. Ну, пускай Миша…

(Михаил идёт, оставив гитару; Муратов взял её, наклонил голову к Павле.)

Муратов. Хорошо быть военным писарем, — это очень смелые люди — они прекрасно ухаживают за барышнями и дамами. Как вы находите?

Павла. Я не знаю, не видала.

Муратов. Писаря — и парикмахеры тоже — очень любят играть на гитарах.

Павла. Да?..

Муратов. Вы — плохая Ева, у вас мало любопытства… Вас не интересует, почему я стал так часто бывать здесь, а?

Павла (смущённо). Нет… Не интересует…

Муратов. Очень сожалею. Хотелось бы, чтобы вы подумали об этом…

Павла. Вы — старый знакомый тёти Сони…

Муратов. Знакомый я старый, но душа у меня молодая, и её влечёт к молодому, как вас, например, к Мише, очень глупому парню…

Павла (волнуясь). Он — вовсе не глупый…

Муратов. Я его знаю лучше, чем вы… Он же постоянно пьянствует со мною…

Павла. И меня вовсе не влечёт…

Муратов (тихо напевает). «Старый муж, грозный муж…»

Павла (встала). Это — неправда!

Муратов. Что — неправда?

Павла. Всё! Всё, что вы говорите! И я не хочу с вами… Вы нарочно меня…

Муратов. Что — нарочно?

Павла. Я не знаю, как сказать. Вы надо мной смеётесь…

(Быстро идёт прочь.)

Муратов (вынимая портсигар, следит за нею, вздыхает). Дурочка…

(Тихонько бьёт кончиком хлыста по струнам гитары. Из-за угла террасы выглянула Целованьева и — спряталась. Из дома выходит Софья, остановилась на верхней ступени, глубоко вздохнула.)

Софья. День-то какой прекрасный…

Муратов (вставая навстречу ей). Жарко и пыльно… Здравствуете?

Софья. Вы чем Павлу расстроили?

Муратов. Я?

Софья. Ну, ну, не играйте, не поверю ведь…

Муратов. Она меня очень забавляет.

(Анна Марковна у жаровни. Стёпка около неё.)

Муратов. Что — скоро идиллия превратится в драму?

Софья (строго). Не говорите пустяков! Вы привезли, наконец, бумаги?

Муратов. Нет. Мой письмоводитель такой лентяй!

Софья. Ну, и вы тоже трудолюбием не отличаетесь.

Муратов. Я — принципиально ленюсь. С какой стати я буду трудиться для диких людей, которые неспособны оценить значение моего труда?

Софья. Это вы говорили не однажды…

Муратов. Значит — я говорю это серьёзно.

Софья. А не ради оригинальности?

Муратов. Я живу среди людей бесчестных, ленивых, некультурных… и не хочу, нахожу бесполезным делать для них что-либо… Это — понятно, надеюсь?

Софья. Понятно, но — не лестно для вас…

(Анна Марковна, взяв Стёпку за ухо, ведёт её куда-то.)

Муратов. Да? Что ж делать! Кстати, этот ваш Хеверн…

Софья. Не станем говорить о нём…

Муратов. Почему?

Софья. Я не хочу…

Муратов. Чтоб я говорил о нём?

Софья. Да.

Муратов. Вот как? Гм! А я отчасти затем и явился, чтобы сообщить вам об этом господине…

Софья (спокойно). Этого господина зовут Густав Егорович, и я его очень уважаю…

Муратов. А если окажется, что он — жулик?

Софья (встала, твёрдо и гневно). Вам что угодно?

Муратов (немножко испугался). Позвольте…

Софья. Я только что сказала вам, как я отношусь к этому человеку…

Муратов. Но — ведь можете же вы ошибаться!

Софья. За ошибки мои я расплачусь сама. И я чувствую людей не хуже, чем вы…

Муратов. Моего отношения к вам вы, однако, не чувствуете.

Софья. Это — неправда! (Усмехнулась.) Вы, я знаю, не верите мне, не уважаете меня…

Муратов (вздохнув). О! Как вы ошибаетесь…

Софья. Да не — о!.. И — не ошибаюсь. Я для вас — купчиха, бывшая замужем за помещиком, испорченная и утомлённая им. Женщина богатая, хитрая, в мыслях грешная, но — трусливая. И — глупая; ведь это в расчёте на глупость вы рисуетесь предо мною цинизмом?.. Да?

Муратов. Я не циник, а скептик, как все неглупые люди…

Софья. Я хорошо помню ваши первые атаки, тогда ещё, при жизни мужа… (Вздохнула.) Знали бы вы, как я тогда нуждалась в участии, в честном отношении ко мне…

Муратов. Я относился к вам честно, как умею…

Софья. Ну, вы плохо умеете! И вы тогда нравились мне: вот, думала я, хороший, умный человек…

Муратов. Я тогда был глупее, чем теперь…

Софья. Я вам не уступила, и на время это зажгло ваше самолюбие, ваше упрямство.

Муратов. Не упрямство, а — страсть!

Софья. Ах, полноте! Вы — и страсть…

Муратов. Мы, кажется, ругаемся?..

Софья. Да, я горячусь, извините…

Муратов (кланяясь). Ничего! Я готов слушать и дальше. Какой-то такой разговор должен был быть между нами…

Софья. Да? И мне тоже кажется.

Муратов (оглянувшись). Так продолжайте.

Софья (смотрит на него). Однажды я едва не поверила в ваше чувство…

Муратов. Когда?

Софья. Это всё равно для вас.

(Встаёт, ходит.)

Муратов (помолчав). А хотел бы я знать, что вы обо мне думаете?

Софья. Нехорошо я о вас думаю.

Муратов. Ну — начистоту! И если попадёте в сердце…

Софья. То — что будет?

Муратов. Как сказать? Что-то будет…

Софья (подумав). Знаете, ведь вы вашим якобы роковым чувством ко мне пользуетесь, чтоб прикрыть вашу лень, оправдать вашу плохонькую жизнь…

Муратов. Для начала — недурно.

Софья. Вы очень нечестный человек…

Муратов (встаёт, усмехаясь). Позвольте однако…

Софья (подходит близко к нему). Нечестный. Честный человек не может всем пользоваться, ничего не платя, ничем не отвечая за то, что берёт…

Муратов. Не помню, что я взял у вас…

Софья. Говорят — вы строгий законник, а я думаю, что вы преследуете людей потому, что не любите их, скучно вам с ними, и вы мелко и злобно мстите им за то, что вам скучно… Властью, данной вам, вы пользуетесь, как пьяница или как мой покойный муж, больной человек… Плохо я говорить умею, всё какие-то не свои слова на языке. Но — я очень чувствую всё и — скажу по душе: жалко мне вас…

Муратов. Не благодарю…

Софья. Ужасно вы живёте…

Муратов. Да?

Софья. Никого и ничего не любя…

Муратов. Да, я не люблю людей…

Софья. И дело ваше вы не любите.

Муратов. И дело не люблю. Охранять леса? Нет, это меня не забавляет. Далее!

Софья. А ведь вы этому учились — охранять леса.

Муратов. Именно этому.

Софья. Как же так?

Муратов. Ошибся. Что ж, это обычная ошибка русского! Русский человек стремится прежде всего уйти из своей родной среды, а — куда, каким путём — это всё равно! С тем нас возьмите. Вы всё сказали, что хотелось?

Софья. Да.

Муратов. Какой же вывод?

Софья. Сделайте вывод сами.

Муратов. Может, вы надеетесь, что я, после сей философической беседы, застрелюсь? Нет, я не застрелюсь. Таких, как я, — тысячи, и жизнь — наше поле, сударыня! Таких, как вы — единицы, десятки; вы совершенно лишние люди в жизни сей. И девать вам себя — некуда. Раньше вы в революцию ходили, но революция никому больше не нужна, и — сделайте-ка отсюда вывод!

Софья (усмехаясь). Я, кажется, попала-таки в сердце вам.

Муратов. В сердце? Нет!

Софья. Но — мы кончили?

Муратов. Вы — умнее, чем я думал. Удивляюсь, как вы можете терпеть всё это… эту пошлость вокруг вас… (Вздохнув.) Всё-таки есть у меня к вам нечто в душе…

Софья. Совершенно ненужное ни вам, ни мне…

Муратов. Простенько вы смотрите на людей, сударыня; очень уж несложно!

Софья (пылко). Ах, оставьте вы эту сложность, постыдитесь её, наконец! Ведь вы за нею скрываете только ложь и разврат.

Муратов. Вы сердитесь? Ухожу. Я люблю сам сердиться, но когда другой — особенно женщина — отдаёт себя наслаждению злостью, это мне не нравится… (Не торопясь идёт в дом, на ступенях террасы остановился.) А я не считаю, что мы поссорились, — можно?

Софья (негромко). Как хотите….

Муратов. Не считаю. До свидания, более приятного для меня.

(Софья, оставшись одна, ходит, пожимает плечами, усмехаясь.)

Стёпка (выглядывает). Софья Ивановна, меня бабушка за ухи оттрепала…

Софья (не глядя на нее). А ты что сделала?..

Стёпка. Сахарку немножко взяла…

Софья. Надо было попросить.

Стёпка. Так ведь не дала бы она…

Софья. А ты у меня спроси.

Стёпка. А тебя не было!

Софья. А ты бы подождала меня…

Стёпка. Разве что так! Дура я…

Софья (гладя её волосы). Конечно — дурочка…

Стёпка. А когда я умной-то буду?

Софья. Подожди, будешь… Ступай, посмотри, кто приехал.

Стёпка (убегая). Гляди — немец твой…

Софья (усмехается, заглядывает за угол террасы). Анна Марковна, вы что прячетесь?

Целованьева. Беседовали вы тут… У меня вон варенье-то прикипело. Девчонку эту напрасно вы ласкаете, она сахар ворует…

Павла (с террасы). Тётя Соня — там приехали!

Софья. Знаю, иду… Ты что грустная?

Павла. Миша рассказывал про училище…

Целованьева. Охо-хо…

Софья. Нужно приготовить холодного чего-нибудь, наверное, спросят.

(Ушла в дом.)

Целованьева. Ох, Павленька, напрасно мы домишко свой продали!

Павла. Пустяки, мамочка…

Целованьева. Свой угол — никогда не пустяки!.. (Понизив голос.) Софья-то тут лесничего отшивала, ай, какая смелая женщина! Видно, решила за немца выйти…

Павла (задумчиво). Она — хорошая…

Целованьева. Все хороши, да — не наши!

Павла. И умная она…

Целованьева. Ну, уж это довольно глупо, ежели женщина всегда умна. Ты бы вот не часто с Михаилом-то…

Павла. Мамаша, оставьте это! Как вы можете напоминать?.. Фу, как скучно с вами! Вы стали злая. На кого злитесь? Удивительно, право…

Целованьева. Ну, ну… На себя обернись… Погляди, какая сама-то стала…

(Скрылась за угол.) (Павла раздражённо толкает гитару. С террасы сходит Шохин, в руках пакеты.)

Павла. Вам кого?

Шохин. Никого. Сахар принёс.

Павла. Вы — Шохин?

Шохин. Шохин. Старшой объездчик.

Павла (тихо). Это вы убили человека?..

Шохин (не сразу). Я-с.

Павла. Господи! Ах вы, несчастный…

Шохин (тихо). Меня оправдали.

Павла. Разве это не всё равно? Ведь вы сами-то себя не оправдаете… Как это вы…

Шохин (сердито). Топором… обухом…

Павла. Ой, я не про то…

Шохин. Ну… Куда это положить? (Кладёт пакеты на стол и вдруг говорит поспешно, резко.) Они в седьмом году — чего делали? Приедут — лес рубят чужой…

Павла. А вы — били их?

Шохин. На то нанят…

Павла. Ах, боже мой! Разве можно из-за этого убивать!..

Шохин. И за меньше убивали…

Павла (смотрит на него и жалобным, ребячьим голосом зовёт). Мамочка!

Шохин (тихо и обиженно). Вы — напрасно это… И ведь ничего…

(В доме шум, он оглядывается, скрывается быстро. Выходит Антипа, усталый, пыльный.)

Антипа (оглядывая сад). Это кто убежал?

Павла. Шохин…

Антипа. Чего он?

Павла. Я не знаю.

Антипа. А Михаило где?

Павла. У себя, должно быть…

Антипа (сошёл, обнял её за плечи). Почему грустная, а?

Павла. Шохин этот…

Антипа. Ну?

Павла. Он ведь человека убил…

Антипа (хмуро). Как же… убил, дурак! Я адвоката ему нанимал, отсудили. Теперь он — собачка верная моя… А если хочешь — могу прогнать…

Павла. Ой, не надо! Тогда он меня…

Антипа. А ты — полно-ка!

Павла. Ну, другого кого… Не надо!

Антипа. Эх ты… Гляжу я на тебя… большие слова в душе ворочаются, а сказать — не умею… Кабы ты поняла! Без слов…

Павла (робко). Я — пойму, подождите…

Антипа. Жду. (Вздохнул.) Только — гляди: времени у меня мало. Я человек короткой жизни. И люблю, чтобы всё сразу открывалось мне…

Павла. Вон, про вас говорят, что переменились вы…

Антипа (хмуро). Я? Как это — переменился? Отчего?

Павла. Не знаю отчего…

Антипа. Кто говорит-то?

Павла. Люди.

Антипа. Лю-уди! (Свистнул.)

Павла. Дела забросили…

Антипа (усмехаясь). Мои дела; хочу — брошу, хочу — нет… (Присматривается к ней, обняв за плечи.) Удивительно слышать это от тебя, — ребёнок ты, а туда же — дела!

Павла (негромко, оглянувшись). А ещё говорят, что всё хозяйство забирает в свои руки тётя Соня…

Антипа (вспыхнув, сердито). Ну, если я узнаю, кто это говорит, — башку сверну! Да. И ты этих пакостей не повторяй — это я тебе приказываю! Слышишь? Меня с сестрой никому не поссорить — дудки! (Оттолкнул её тихонько.) Скажи, пожалуйста, — куда метят!..

Павла (обиженно и медленно отходит прочь). Вот уж вы и рассердились… А ещё просите — говори со мной обо всём, что думаешь…

Антипа (порывисто схватил её за плечо). Погоди, ты и говори, всё говори! Не обижайся, — это я так, — досадно мне! А ты — говори! Только — своё говори, а не людское… Людское — это от злости больше, от зависти. Несчастливы люди, малосильны, оттого завистливы и слабы…

Павла. Миша и слаб, а — не злой и не завистник.

Антипа (отшатнулся от неё). Что такое? Зачем ты про него?

Павла. Затем, что неверно вы говорите о людях.

Антипа. Неверно? Потому что — сын… да, вот как вышло…

Павла (беспокойно). Вы, пожалуйста, не думайте…

Антипа (пристально смотрит на неё, торопливо). Про что не думать?

Павла (смущённо). Про то, о чём в четверг говорили… Нисколько он мне не интересен…

Антипа (снова обняв её, смотрит в глаза). Я — не про это, ей-богу! Я тебе верю… Сказала — ну, и кончено! Спасибо. Люблю я тебя, Павла… так, что даже задыхаюсь от этого, от силы. Идём к пруду… идём, я те поцелую там…

Павла (тихо). Ну, что это, днём — нехорошо…

Антипа (уводя её). Хорошо будет! Иди, милая… иди, вечера моего заря ясная…

(Ушли. На террасу выходит Хеверн, прищурился и смотрит вслед им. Стёпка приносит серебряное ведёрко со льдом и бутылками в нём.)

Софья (выходит). Ну-с, продолжайте…

Xеверн. Вы сегодня очень весело настроены, и это меня стесняет…

Софья. Да-а? Вам больше нравятся унылые женщины?

Xеверн. О, вы знаете, кто мне нравится…

Софья (с улыбкой). Будь вы богаче, я говорила бы с вами серьёзнее — не обижайтесь!

Xеверн (чуть поморщился). Это очень драгоценная ваша черта — сказать всегда прямо. Но — я буду богаче! Я уже есть богаче! Я хорошо понимаю, что нигде не нужно так быть богату, как в России, где только деньги дают независимость и почтение. И я знаю, что в сорок лет я буду иметь сто тысяч, — мне тридцать четыре года.

Софья. Слишком много арифметики вводите вы в жизнь.

Xеверн. А! Это — необходимость. Нужно уметь считать, хотя бы для того, чтоб в пятьдесят лет не жениться на двадцатилетней девушке. Это никогда не составит семьи и может очень вредить делу.

Софья (холодно). Вы думаете?

Xеверн. О, я уверен! Поздние браки в России всегда неудачное дело. Когда человек торопится домой — дело теряет. От этой торопливости могут пострадать интересы третьих лиц.

Софья. Мои, например…

Xеверн. И ваши. А также — мои…

(Вышел Михаил, молча поздоровался с Хеверном, налил стакан вина, сел на верхней ступени, рассматривает вино на свет. Хеверн смотрит на него сверху вниз, Софья курит и следит за ним.)

Хеверн. Утром ловили окуней, Миша?

Михаил. Ловил.

Хеверн. И — что же?

Михаил. Поймал.

Хеверн. Много?

Михаил. Одного.

Хеверн. Большой?

Михаил. Около фунта…

Хеверн. Очень плохо! Ничто не берёт так много время, как ловля рыб. (Софье.) Вчера я разговаривал с вашим предводителем дворян — это очень странное лицо!

Софья. Да? Почему же?

Хеверн. Очень! Бывал в Европе, интересуется искусством, посетил музеи — и ни однажды не был в рейхстаге! Он не понимает, что социализм — явление историческое, и смеётся над тем, что нужно изучать. Один голый инстинкт собственника-индивидуалиста не может победить социализм, — чтоб успешно бороться, нужно знать врага, — так!

Софья (задумчиво). Я — тоже не интересуюсь социализмом.

Хеверн. О, для женщины это необязательно! Да, странный человек предводитель… Он так… с яростью говорил о честных заслугах дворян перед Россией — очень красиво! Но, если ему предложить две с половиной тысячи рублей, — он без усилия покривит себе душу…

Софья (смеясь). Почему именно две с половиной?

Хеверн. Так, для примера…

Софья. Вы предлагали?

Хеверн (строго). Н-но, зачем! (Михаилу.) Вы живёте дружелюбно с Павлой Николаевной, да?

Михаил. Она очень хороший человек — честный и добрый…

Xеверн. Да? Это приятно. Но — многие русские, мне кажется, добры только по слабости характера?

Михаил. Не знаю… Вам — виднее.

(Из сада идут Антипа, Павла, порознь, оба притихшие. Все молчат, видя их.)

Антипа (ворчливо, угрюмо). Когда сердце не горит, а тлеет только — это, брат, ещё не жизнь… Ты погоди рассуждать…

Павла (устало). То вы говорите, что я глупая, то — не рассуждай…

Антипа (с досадой). Эх, да ты пойми — о разном говорю!.. (Увидал сына, выпрямился, строго спрашивает.) Ведомость готова?

Михаил. Нет ещё.

Антипа. Отчего? Ведь я сказал…

Михаил. Счета Чернораменской дачи не доставили мне…

Антипа. Как не доставили? Врёшь!

Софья. Счета у меня, не кричи! Их нужно проверить…

Антипа (входя на террасу). Ну, ты всегда заступаешься… где не надо! Проверить… что ж он сам — не может?

(Софья что-то строго шепчет ему, он мычит.)

Xеверн (Павле). Как поживаете?

Павла. Благодарю вас, хорошо…

Xеверн. Я очень рад.

Павла. Это вы — серьёзно?

Xеверн. Что именно?

Павла. Вас серьёзно радует, когда людям хорошо?

Xеверн (удивлён). О, конечно! Как же иначе? Несомненно. Когда всем хорошо вокруг меня — я выигрываю…

Павла. Как это просто и верно…

Xеверн. О, я очень люблю всё простое, оно именно — верно!

Антипа (Хеверну). Идём план-то смотреть…

Хеверн. Пожалуйста…

Антипа. Иди-ка ты с нами, Михаил! Софья, купили мы лес-то у предводителя — знаешь?

Софья. Нет, не знаю…

Антипа (Хеверну). Ты что ж, не сказал компаньонке-то?

Xеверн (хмурясь). Я был уверен…

Софья (брату). Сколько?

Антипа. Двадцать три…

Софья. Ты не хотел давать больше восемнадцати?

Антипа. Не хотел, а пришлось дать.

Софья. Почему же?

Антипа. Конкурент явился новый. После расскажу. Идёмте… Михаило — иди!

(Уходят. Хеверн идёт сзади. Софья, задумчиво покуривая, наблюдает за ним. Павла, прислонясь к перилам, стоит, опустя голову.)

Софья. Ты что грустишь?

Павла. Устала.

Софья. О чём беседовали?

Павла. Да… всё о том же… Он всё говорит, как любит меня… Я же знаю ведь это! А он — всё говорит, говорит…

Софья. Поди ко мне. Эх ты… птица!

Павла. Нет, право, ну — люблю, люблю… нельзя же всё об этом только!

Софья (грустно). Дитя моё, это очень худо, если нельзя говорить только об этом…

Павла. Да и все мужчины… Как он странно смотрит на тебя!

Софья. Кто?

Павла. Густав Егорович.

Софья. А! Он на всё так же смотрит. Хозяин.

Павла. Нравится он тебе?

Софья. Ничего, мужчина крепкий. С ним хорошо по железным дорогам ездить — нигде не опоздаешь…

Павла. Не понимаю. Это ты шутишь?

Софья. Многого ты, дружок, не понимаешь…

Павла (грустно). Да. Всё не так, как я думала…

Софья. Скажи ты мне — зачем ты вышла замуж за брата?

Павла. Я думала — иначе будет. Видишь ли — я очень боюсь всего… Всё чего-то жду… До двенадцати лет — отец пугал, потом — пять лет — в монастыре. Там тоже все в страхе живут; сначала боялись, что ограбят, — и тревожный год казаки стояли у нас и каждую ночь свистели все. Пьяные, песни поют. Монахинь — не уважали, и всё было нехорошо как-то. Все грешат против устава, злые все и друг друга боятся. Бога — тоже боятся, а не любят. Я и подумала: нужно мне встать под сильную руку — не проживу я одна как хочется…

Софья (задумчиво). Ты думала — Антипа сильный?

Павла. Он сам сказал. Мише — ничего не нужно, он чужой всем. А прежде сватались всё какие-то жадные…

Софья (лаская её). А я подумала о тебе плохо, Павля… Сначала, помнишь?

Павла. Да. Нет, я плохого не люблю, я боюсь его. Ты очень строго, бывало, смотрела на меня, и я от этого плакала в уголках… Хотелось подойти к тебе, сказать: я — не плохая, не жадная, — а смелости не хватило…

Софья. Ах, девочка, девочка, господь с тобою… Трудно тебе будет…

Павла. Мне уж стало трудно! Тут — Шохин ходит. Убил человека и — ничего, ходит!

Софья. Ты его оставь, не бойся! Он — не злодей, а несчастный…

Павла. А я думала пожить тихо, чтобы все вокруг были добрые, улыбались бы и верили, что ты никому зла не хочешь…

Софья. В это — не поверят, нет…

Павла. Отчего же, отчего?

Софья (встала, ходит). Не поверят… Ты очень хорошо сказала: чтобы все улыбались…

Павла. Как перед праздником: уже всё сделано, убрались, устали и с тихой радостью ждут светлого дня.

Софья. До праздника — далеко, дружок! И сделано для праздника — мало…

Павла. Ах, господи! Тётя Соня — научи меня!

Софья. Чему?

Павла. Как лучше жить с людьми…

Софья. Сама не знаю… не знаю! Жизнь проходит в пустяках, в тумане…

Павла. Чего тебе хочется?

Софья. Мне? (Остановилась, говорит негромко, с большой силой.) Мне хочется нагрешить, набуянить, нарушить все законы, всё спутать, а потом, как взойдешь высоко над людьми, — броситься под ноги им: милые люди, родные мои люди! не владыка я вам, а низкая грешница, ниже всех, и — нет вам владык, и не нужно нам владык…

Павла (испуганно, тихо). Зачем это? Что ты?

Софья. Чтобы освободить людей от страха друг пред другом… Некого бояться! А все — напуганы, подавлены, живут в страхе — ты сама видишь это! Никто не смеет сказать до конца своё слово…

(Антипа стоит в дверях, прислушиваясь.)

Павла. Это… я не понимаю! Ведь так — погубишь себя?..

Софья. Людей ради — бог погиб, говорил отец Шохина.

Антипа. О чём толкуете?

Павла. Ой!

Антипа (подходя к ней, обиженно). Чего же испугалась? Не виновата — не бойся. Про что говорили?..

Павла. Так — разное…

Антипа (сестре, грубовато). Говорить надо меньше…

(Софья ходит, не глядя на него, скрывая волнение.)

Павла (ласково). Кричать меньше надо… вы вот всё кричите, это не нужно…

Антипа (мягко). Я — не со зла, а… просто такой голос грубый. Надо бы чайку попить, а, хозяйка? Поди-ка, снаряди… Здесь накрыть вели. И — закуску… Иди, милая! (Павла уходит; проводив её глазами, он говорит сестре обиженным тоном.) Портишь ты мне её… (Софья молча прошла мимо. Он повторяет настойчиво.) Портишь ты мне жену-то, говорю!

Софья (вдруг, резко). Молчи!

Антипа (отшатнулся). Постой… что ты?

Софья. Ну — хорошо тебе — спокойно, сладко — с молодой?

Антипа (опускается в кресло, тихо). Она — жаловалась?

Софья (успокаиваясь). Нет. Поверь мне — нет! Извини меня, я дурно настроена… тяжело на душе у меня… извини!

Антипа (тихо). Испугался я. Господи помилуй! Я, брат, так люблю её… сказать не могу!

Софья (снова ходит). Счастья это не дает ни тебе, ни ей…

Антипа. Ну… ты погоди ещё! (Молчание.) Соня?

Софья. Что?

Антипа. А… как она с Михаилом — ничего?

Софья (останавливаясь пред ним). Ты это брось — слышишь? Не внушай этой мысли ни себе, ни кому! Хеверн где?

Антипа (махая рукой). Там… в планы залез. Ну его… надоел!

Софья. Ты для него становишься слишком выгодным компаньоном…

Антипа (настораживаясь). Как это?

Софья. Так. Не разевай рта.

Антипа (ухмыляясь). Во-он что! А я думал, у тебя с ним…

Софья. Не о том думаешь…

Антипа (вздохнув). Трудно тебя понять, Соня!

Софья. При Павле на Мишу орать не надо — понимаешь?

Антипа. Ну, ну… Досаден парень… беда как! Что живёт, чего ради?

Софья. О себе подумай…

Антипа (задумчиво). Павлу я не обижу…

Софья. Над матерью её не смейся…

Антипа. Не люблю бабу эту…

Софья (прислоняясь к перилам). Устала…

Антипа (вскочил, подходит к ней). Что ты? Воды дать?..

Софья (прислоняясь к нему). Нехорошо…

Антипа. Отчего? Ах ты, господи!.. Соня — в чём дело-то?

Софья. Подожди… О, боже мой…

Антипа (обнял её). Эх ты, головушка! Пойдём, ляг, отдохни…

(Уводит её. Из сада выходит Тараканов; на террасе — Михаил, остановился у стола, наливает вина, пьёт.)

Тараканов. Уехал немец-то?

Михаил. Он — швед. Или — грек.

Тараканов. Это всё равно — чужой. Уехал?

Михаил. Останется ужинать…

Тараканов. Гм… Удивительно!

Михаил. Что?

Тараканов. Неужто никто не слышит, что от него жуликом пахнет?

Михаил. Ну-у… У вас все жулики!

Тараканов. Не все, а — девять, десятый — дурак., Где Софья Ивановна? Она всё видит…

Михаил. Не знаю я… не знаю! (Садится на ступени, закуривает. Тараканов, жестикулируя, что-то бормочет, уходит. Из дома выходит Павла, улыбаясь, останавливается сзади Михаила и концом шарфа щекочет ему шею.)

Михаил (не оборачиваясь, грубовато). Смотрите, отец увидит — шум будет…

Павла (с гримасой). Уж и пошутить нельзя… Я молодая, мне скучно…

Михаил. Всем скучно…

Павла. Есть же где-нибудь весёлая жизнь!

Михаил. Поищите…

Павла. Пойдёмте в сад…

Михаил. Мне — в контору нужно. Докурю и пойду зарабатывать хлеб мой, в поте лица…

Павла (сходя по ступеням). Ну, я одна… Вот пойду так и буду идти неделю, месяц — прощайте!.. Вам будет жалко меня?

Михаил. Мне давно вас жалко…

Павла. Это — неправда… Не верю я… (Идёт. Обернулась, грозит ему пальцем.) Неправда!

(Михаил угрюмо смотрит вслед ей, гасит папиросу, встаёт, сзади его — отец.)

Антипа. Куда?

Михаил. В контору…

Антипа. Про какую это неправду говорила она?..

Михаил. Не знаю… не понял я…

Антипа. Не понял? (Смотрит на сына хмуро, видимо, хочет что-то сказать — отмахнулся от него.) Иди! (Опустив голову, медленно идёт за Павлой, из-за угла выглядывает Анна Марковна, грозит ему кулаком.)

Занавес

Действие третье

Просторный кабинет, большой письменный стол, направо — камин, налево — две двери: одна маленькая — в спальню Софьи, другая — во внутренние комнаты. В задней стене два окна и дверь на террасу. Софья с бумагами в руках стоит у стола; Муратов, собравшийся уходить, бьёт себя по ноге измятой шляпой. Осенний серый день смотрит в окна, за стёклами качаются голые сучья.

Софья (задумчиво). Ещё один вопрос…

Муратов (наклоняя голову). Хоть десять!

Софья. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?

Муратов. Моё чувство…

Софья. Оставим чувства в покое…

Муратов. Ну — что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною — терпенья нет! Я даже и не назвал — какое чувство…

Софья. Ревность, что ли?

Муратов. Представьте — нет!

Софья. Желание причинить мне неприятность, да?

Муратов. Тоже — нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело…

Софья. А всё-таки?

Муратов (вздохнув). Есть между нами некий спор, — есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги — доказательство, что прав — я, а вы ошибаетесь.

Софья (вздохнув). Уклончиво.

Муратов. Позвольте откланяться…

Софья (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь…

Муратов (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!

Софья. Почему вы смеётесь?

Муратов. Есть причина… есть, уважаемая женщина! Я — ушёл.

Софья. Извините — не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова…

(Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)

Софья (вспыльчиво). Надо спрашивать — можно ли войти!

Антипа (равнодушно). Ну, вот ещё… новости!.. Что я — чужой, что ли?

Софья. Что тебе нужно?

Антипа. Ничего. (Осматривает комнату.)

Софья (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?

Антипа (садясь в кресло у камина). Умру — нарядишь.

Софья. Н-но, здравствуйте!

Антипа. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома — гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему…

Софья. Перестань, пожалуйста… Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас… (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)

Антипа. Что в газетах пишут?

Тараканов (мрачно). Китай ополчается…

Антипа. Противу кого?

Тараканов. Против нас. По наущению немца.

Антипа. Не любишь ты немцев!

Тараканов. Нисколько не люблю.

Антипа. За что?

Тараканов. Они нас умнее.

Антипа. Умных надо уважать.

Тараканов. Я уважаю. Только не люблю.

Антипа. Чудак ты, брат…

Тараканов. У нас все, кто поумнее, чудаки…

Антипа. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша — ты вот и не больно умён, а тоже чудак.

Тараканов. Это неверно.

Антипа. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?

Тараканов. Объяснял я это.

Антипа. Объяснял, да не объяснил.

Тараканов. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо…

Антипа (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя — вот как надо! Верно говорю, Софья?

Софья. Верно. Не мешай мне…

Тараканов. Это — просто один крик, слова, барабанная дробь. Погоди, навалится на тебя злое — сам побежишь прочь…

Антипа. Я? Нет, я не из таких. Я, брат, знаю: жизнь наша — кулачный бой! Я — не убегу.

Тараканов. Поглядим.

Стёпка (из двери налево). Антип Иванович, мужики пришли.

Антипа. Какие?

Стёпка. Каменские…

Антипа. Вот я им задам, прохвостам!

Софья. Подожди, они не виноваты! Я знаю — это Хеверн приказал им…

Антипа. Ну? Верно?

Софья. Верно, верно…

Антипа (уходя). Бестолковая немчура…

Тараканов. Потолковее нас…

Стёпка. Софья Ивановна, дай мне книжку…

Софья. Спроси у Миши.

Стёпка. Он меня прогнал. Он молодой хозяйке в ухо поёт…

Софья. Это что такое?

Стёпка. Сидят на диване рядышком, а он ей песню поёт.

Софья. Ну — иди, иди! И не болтай пустяков.

Стёпка. Я — только тебе!

(Ушла.)

Тараканов (ворчит). Молодая хозяйка… Какая она хозяйка?

Софья. Вы давно знаете Муратова?

Тараканов. Я? Лет десять.

Софья. А как вы о нём думаете?

Тараканов (глядя на неё через очки). Раньше — давно — думал хорошо. Затевал он тут весьма много полезного по своей части, по лесной, новые насаждения и всё такое. Хворост крестьянам давал, много очистил леса, осушил. Потом — вдруг, словно ударился обо что, — ослеп и озлился. Теперь — очень неприятное лицо. Люди у нас — соломенные; вспыхнет, сгорит, дыму — не мало, а — ни света, ни тепла.

Софья (внимательно слушает, облокотясь на стол). А что в нём неприятно вам?

Тараканов. Мне? Да то же, что и всем… не любит он никого, злит всех, ссорит… Сплетник… ну, и по женской части нечистоплотен… А — умный ведь…

Павла (входит). Можно к тебе?

Софья. Конечно!

Павла. Холодно везде…

Софья. Вели затопить камин.

Тараканов (подавая пачку бумаг). Извольте-ка… Могу идти?

Софья. Благодарю вас. Пошлите, по дороге, Стёпу. И — Мишу…

Павла. Почему ты такая нарядная?

Софья. Гостя жду.

Павла. А Миша опять стихи сочинил.

Софья. Хорошо?

Павла. Да. Про сосны.

Софья. Он выпивши?

Павла (вздохнув). С утра.

Целованьева (в двери). Конечно — мальчик должен пить мёртвую.

Софья. Почему же должен?

Целованьева. А — обидели!

Софья. Мало ли обиженных!

Целованьева. Все и пьют. А вы думаете — отчего пьют? И отец твой от обиды пил: он был умный, а никто за ним этого не признавал. Он и стал ум свой озорством доказывать, вот — как лесничий! Его, конечно, судить, а он того пуще озорует. Много ли человеку надо? Душа человечья — детская, душа недотрога… Зачем, бишь, я пришла? Да, Софья Ивановна, вы Стёпке жёлтую ленту подарили?

Софья. Подарила, а что?

Целованьева. Ну, тогда — ничего. А то она запутала в мочало своё ленту и пялится на кухне перед зеркалом…

Павла. Бросьте это, мамочка!

Целованьева. Да мне что? Своё добро береги, а чужое — вдвое…

(Степка входит.)

Целованьева. Вот она, красавица…

Стёпка. Звали меня?

Целованьева (уходя). Конечно, звали. Какая без тебя жизнь!

Софья. Затопи камин, Стёпа…

Стёпка (убегая). Ух, не любит меня бабушка… страсть сердитая!..

Софья. Славная девчоночка…

Павла. Одна она в доме весёлая. Только дерзкая очень.

Софья (подходя к ней). Скажи-ка ты Антипе, чтоб он тебя в Москву свозил…

Павла. Зачем?

Софья. Посмотришь, как живёт столичный город.

Павла (равнодушно). Хорошо, я скажу.

Софья (положив руку на голову ей). Тебе этого не хочется?

(Из внутренних комнат вошёл Михаил, посмотрел на них и опустился тихо в кресло. Почти не видный за портьерой, сидит и дремлет.)

Павла. Ехать? Нет. Мне — уснуть хочется на год, на три… а проснусь — и чтобы всё было другое…

Софья. Это — ребячество, Павла! Надо учиться самой строить свою жизнь. Нельзя ждать, что другие сделают необходимое тебе.

Павла. Не сердись на меня, пожалуйста!

Софья. Ты — молодой человек, сердце у тебя доброе, людей тебе жалко, — да?

Павла. Я знаю, что ты хочешь сказать. Право же, Миша мне вовсе не нравится, просто я люблю, когда он говорит.

Софья (удивлённо отклонилась). Я не про это! Но, уж если ты сама начала, так я скажу — ты плохо ведёшь себя с ним! Он — не ребенок, и это может кончиться худо для тебя.

Павла. Ах, мне так скучно! Что же мне делать? Он такой занятный…

Софья. Уезжай с Антипой, а я без вас устрою Михаила.

Павла. А может, лучше с мамашей?

Софья. Тебе тяжело с мужем?

(Павла молча жмется к ней.)

Софья (поднимая голову её, смотрит в глаза). Милая, я это понимаю… Я говорила тебе, что у меня муж тоже был…

Стёпка (вбегает). Софья Ивановна — немец приехал, нарядный — ужасти!

Софья. Вот… (Провела рукой по лицу.) Ну, Павля, ты оставь меня…

Павла (вскакивая). Ах, господи… как я желаю тебе…

Софья. Спасибо, милая!.. Скажи, Стёпа, что я прошу его… (Оставшись одна, прикрыла книгой бумаги на столе, оправляет волосы перед зеркалом, увидала в кресле Михаила.) Миша! Ты — давно здесь?

Михаил. Давно…

Софья. Слышал, что мы говорили?..

Михаил. Слышал что-то… Немец приехал. Монашка что-то сочиняла…

Софья. Сочиняла?

Михаил. Ну, конечно. Она же всегда сочиняет… Она всё ещё живёт в куклы играя. И я для неё — кукла, и отец, и ты… Она на всю жизнь такой будет.

Софья. Знаешь — это, пожалуй, верно!

Михаил. Зачем ты меня звала?

Софья. Теперь не нужно уже. Иди, пожалуйста… Я потом позову тебя.

Михаил (вставая). Пошёл. Выходи-ка ты замуж за этого немца и гони всех нас к чертям в болото… всех, вместе с романическим папашей и его второй молодостью…

Софья. Ах, да иди же!

Михаил. Ш-ш! Тебе нужно быть в полном обладании всеми чувствами… Здравствуйте, цивилизация и культура!

Xеверн (одетый очень парадно, бриллиант в галстуке и на пальце левой руки. Молча здоровается с Михаилом, целует руку Софьи, идёт за нею к столу). Вы, вероятно, догадываетесь, почему я просил вас принять меня сегодня…

Софья (садясь). Кажется — догадываюсь…

Xеверн. Это очень приятно мне…

Софья. Да?

Xеверн. Это устраняет лишние объяснения. Можно курить?

Софья. Как всегда. (Пододвинула ему пепельницу, спички.)

Xеверн. Я несколько волнуюсь…

Софья. Дать воды?

Xеверн. О, нет! Это волнение естественно…

Софья. У вас очень внушительный вид сегодня…

Xеверн. Если б и мысли мои внушили вам доверие ко мне…

Софья. А вот — познакомьте меня с ними.

Хеверн. Такова и есть цель моего визита! (Раскуривает сигару.) Вы знаете, что я очень уважаю ваши идеи, они вполне отвечают моим задачам.

Софья. Весьма лестно слышать это.

Хеверн (кланяясь). Да. Я говорю искренно. Вы, конечно, не откажете мне в знании России и русских людей — я умею видеть много и хорошо! Я восемнадцать лет среди русских, я изучил их, и мой вывод есть такой: Россия страдает прежде всего недостатком здоровых людей, умеющих ставить себе ясные цели. Вы — согласны?

Софья. Далее.

Хеверн. Да. У вас очень редки люди, уверенные в себе, в своих силах. У вас очень много метафизики — мало математики…

Софья. Вы говорили это не раз…

Хеверн. Я так думаю! Теперь — вы: вы женщина с умом и характером.

Софья. Благодарю вас…

Хеверн. Это — правда! Я даже думаю о вас аллегорически: Софья Ивановна — это новая, здоровая душою Россия, которая, в условиях, достойных её, может делать всякое дело, может делать очень много культурной работы.

Софья. Вы меня захвалите…

Хеверн. Это всё совершенно серьёзно! И потому союз со мной, который я вам предлагаю, имеет очень глубокий смысл. Это — более, чем просто брак, да! Моя энергия и ваша — о! — это будет колоссально! Когда два сильных лица понимают свои задачи, это очень… важно, особенно для России, в те дни, когда она должна, наконец, бросив всякие эти… мечтания, взяться за простое дело жизни, поставить себя на крепкую ногу… Ваш брат увлечён семейной жизнью, он стал плохо работать, как я имел честь не однажды указать вам, заботясь о ваших интересах…

Софья. Вы впервые объясняетесь в любви?

Хеверн (несколько смущён). Позвольте — теперь вопрос не этот! О чувствах я говорил вам — четыре раза.

Софья. Четыре? Так ли?

Хеверн. Так. Я — помню! Первый раз — в саду предводителя дворян, на именинах его, когда был дождь и вы промочили ноги. Второй — здесь, на берегу пруда, на скамье. Вы тогда смутили меня, сказав шутливо о лягушках, что они тоже квакают — про любовь…

Софья. Третий и четвёртый я помню.

Xеверн. Это, конечно, верно, о лягушках, но — извините — это была несвоевременная шутка! Когда сердце человека жадно хочет…

Софья. Давайте прекратим эту беседу, Густав Егорович…

Xеверн (удивлён). Почему?

Софья. Нужно ли объяснять?

Xеверн (встал, обиженно). О, конечно, нужно объяснить, когда кто-нибудь не понимает… Я сочту себя оскорблённым, если вы откажете…

Софья. Вот как? Хорошо! (Встала, ходит.) Вы предлагаете мне спасать Россию вместе с вами…

Xеверн. Это — утрировано!

Софья. Ну, вы предлагаете что-то в этом роде. Я — не считаю себя способной к делу столь трудному. Это — первое. Второе: вас я тоже не могу признать достойным этой роли…

Xеверн. Позвольте — какой роли?

Софья. Ну, скажем, роли культурного работника.

Xеверн (с улыбкой). О! Почему?

Софья. Потому что вы мелкий хищник.

Хеверн (изумлён больше, чем обижен). Позвольте! Это уже… это я не ожидал! И это — я не понимаю…

Софья. Я говорю обдуманно. На столе у меня лежат документы, уличающие вас в целом ряде поступков нечестных…

Хеверн (сел, грубо). Таких документов не может быть!

Софья (стоит за столом; спокойно, веско). У меня копия вашего договора с буяновскими мужиками. Мне известна ваша сделка с предводителем…

Хеверн (пожимая плечами). Это — коммерция…

Софья (тише, с усилием). Вы убеждали Тараканова составить фальшивую опись…

Хеверн. Тараканов — психически больной…

Софья. А Шохин, которого вы пытались подкупить, — тоже больной?

Xеверн. Всё это искажено…

Софья. Вы всё бесцеремонней и глубже залезаете в карман моего брата — по-вашему, эта деятельность необходима в России?

Хеверн (отирая лицо платком). Вы можете выслушать мои объяснения?

Софья (ходит, усмехаясь). Ну, сударь мой, какие же тут объяснения могут быть? Все ясно!

Хеверн (аккуратно гасит сигару). Значит, вы меня считаете человеком нечестным и недостойным вашей руки?

Софья (остановилась удивлённая, потом смеётся). Ну, знаете, вы очень наивный человек!

Хеверн (улыбаясь, разводит руками). Если я и допустил… что-нибудь излишнее, то это потому, что я был уверен в вашем доброжелательном отношении ко мне…

Софья. Не понимаю…

Хеверн. Мне казалось, что вы считаете меня своим другом, моё дело — вашим!

Софья. Ах, вот что! Ну, вы ошиблись…

Хеверн. Ошибки нужно извинять. Я думал, что, видя, как ваш брат ведёт дела, вы меня не только не осудите, но моя предусмотрительность…

Софья (подходит к нему; тихо, но твёрдо). Ступайте вон!

(Хеверн, вспыхнув, делает движение к ней, она схватила что-то со стола; несколько секунд они стоят друг против друга молча.)

Хеверн (отступая). Вы — очень грубая женщина! Вы — смешная, да!

(Быстро идёт к двери, надев шляпу ещё в комнате. Софья, присев на край стола, одной рукой прикрыла глаза, другой — крепко трёт колено.)

Стёпка (в двери, смотрит на неё, вздыхает). Печку-то затопить?..

Софья (глухо). Не нужно… Впрочем — затопи…

Стёпка. Шохин к тебе просится…

Софья. Ах, пусть подождёт…

Стёпка. Ему в лес ехать надо…

Софья. Отстань! Ну, зови… Скорее!

(Стёпка убежала, в двери столкнулась с Антипой.)

Антипа. Эк тебя беси носят!.. Соня — что такое? Немец в зале наскочил, зелёный весь, шипит, не попрощался…

Софья (грубовато). Он тебя за этот год обобрал тысяч на десять…

Антипа. Ну-у? Молодец, не зевает… Эхма, люди!.. А Павла говорит — надо быть добрым; люди, говорит, соскучились по сердечному доверию к ним. Павла-то где — не знаешь?

Софья. Ты бы поехал куда-нибудь…

Антипа. Вот ещё… зачем?

Софья (прячет в стол бумаги). Обленился ты, Антипа… Смотреть на тебя неприятно… Оставь-ка ты меня… что ты целый день бродишь?

Антипа (уходя, грубо). Место себе ищу…

(Софья ходит по комнате, оправляя волосы. Стёпка с пучком лучины, в двери — Шохин; Софья смотрит на него и молчит.)

Шохин. Шохин пришёл.

Софья. Да. Ну, что, Яков? Скорее!

Шохин. Рассчитай меня. Отпусти…

Софья. Хорошо… Постой — почему это?

Шохин. Так. Есть причина.

Софья. Ну, что ж… Очень жаль…

Шохин. И мне жаль.

Софья. Обидел кто-нибудь?

Шохин. Нет…

Стёпка. Врёт он, его святенькая обижает, монахинька эта, святоша…

Шохин. Прогони Стёпку…

Стёпка. Сама уйду…

(Убежала.)

Шохин. Причина та, что не могу я при молодой хозяйке, боюсь её…

Софья. Что такое?

Шохин. Жмёт она меня… всё глядит эдак жалостно… ну, — я не хочу! Конечно, человек я виноватый… однако — не каждый день судить меня, это уж не суд, а мука будет!.. Вошла она в дом и вроде как песку насыпала в машину нашу… Нехорошо с ней. Вон и ты извелась…

Софья (смотрит на него, не слушая, тихо говорит). А глаза такие славные, мягкие…

Шохин. У неё? Ты глазам не верь — делу верь! А дела от неё не будет хорошего…

Софья. Это я не про неё сказала…

Шохин. Эти, которые тихие, они близко подползают — метко жалят. Змея — тиха.

Софья. Ну, ладно, оставь…

Шохин. Немцу — тоже не верь. Чужой человек и бесстыдный… А насчёт этого… усопшего, насчёт жены, детей… его…

Софья. Ладно, не беспокойся… Куда же ты пойдёшь?..

Шохин. В город. А там — не знаю…

Софья. Жалко мне тебя…

Шохин. И мне тебя. Одна ты тут… Хозяин-то без вина пьян. Дай тебе бог во всём удачи!.. Прощай, Софья Ивановна!

Софья. Прощай… (Подаёт ему руку, он взял и держит, глядя на неё исподлобья.) Может, передумаешь?

Шохин. Нет. Я лучше вернусь, когда она помрёт.

Софья. Кто-о? Зачем ей умирать?

Шохин. А жить зачем? И жить ей тоже незачем… Прощай… (Уходит, пятясь задом.)

Софья (смотрит вслед ему, трёт глаза руками и бормочет). Кошмар какой-то! (Видит в зеркале, что Павла, проходя с Михаилом мимо двери, играючи прижалась к его плечу; тихо, испуганно зовёт: «Павла!» Они входят рядом, Михаил смущённо улыбается.)

Михаил. А, огонь! Это — славно!

Павла. Ты что какая хмурая?.. (Обнимает её.) Ты послушай-ка, что Миша сочинил…

Софья (заглядывая в лицо ей). Дитя моё, ещё недавно, сегодня я говорила тебе…

Михаил. Ой, серьёзный разговор!..

Софья. Я тебя попрошу уйти…

Михаил (садясь на пол к огню). Нет, не уйду…

Софья (устало). Вы, кажется, с ума свести меня хотите… право!

Целованьева (входит). А я вас ищу везде… Вы бы не прятались, а то хозяин сегодня совсем не в уме… орёт на всех…

Софья. Анна Марковна, мне нужно поговорить с ними один на один.

Целованьева (обиженно). Хорошо, матушка, я уйду… Хотя и мать…

Михаил. Тётя Соня, право же, не о чём говорить… ничего нового нет! Ты, в самом деле, послушай-ка вот, что я сочинил…

Павла (смотрит на Софью, прищурив глаза, покачиваясь на ногах). Я тоже не хочу говорить ни о чём…

Софья (осматривает всех, идёт к столу). Ну, хорошо… Давайте посидим молча, успокоимся…

Павла. Миша, да читай же…

Михаил. Готов, маменька…

Павла. Опять? Я же просила не называть меня так!

Михаил. Это — законный титул.

Софья (нетерпеливо). Читай, Михаил…

Михаил (усмехаясь). Сейчас… дай припомнить…

Павла. А я — помню…

Целованьева (из двери громко шепчет). Отец идёт — перестаньте!

Софья. Анна Марковна, зачем вы…

Целованьева. Опять не угодила…

(Павла жмётся к Софье; Михаил, сидя на полу, хмурится, отодвигаясь в тень.)

Антипа (входит, угрюмо смотрит на всех, опустив руки, шевеля пальцами). Отчего же перестать надобно? Ну — собрались все в одну комнату… стихи, разговор… что ж такое? Ничего ведь нет такого… (Внезапно, с тоской.) Да не бойтесь вы меня, чорт вас возьми, ведь такой же я человек, как все!..

Софья. Тише, Антипа…

Антипа. Молчи! Что ты всё останавливаешь меня? Что все бегут меня? Зверь я, что ли? Ну? Это когда человек один оставлен — он звереет, конечно…

Михаил. Папаша!

Антипа. Ну?

Михаил. Прибавьте жалованья Шохину, Якову!

Антипа (медленно). Это — что такое? Насмешка?

Михаил. Ей-богу — нет! Просто — он веселее будет!

Антипа. Это что, Софья?

Софья. Так, дурит Миша! Шохин уходит от нас.

Антипа. Уходит? Куда?

Софья. Не знаю…

Павла. Вот — хорошо… Боюсь я его…

Антипа. Ты — всего боишься… И — напрасно… (Задумался.) Так — уходит Яков? Дела… Что это он?

Михаил. Я не знал этого…

Антипа. А что ты знаешь? Отец — лесом торгует, а сын — стишки стряпает. Довольно смешно…

Михаил. Начинается…

(Все молчат. Павла что-то шепчет Софье.)

Антипа. При людях будто не шепчутся…

Софья (с тоской). Делали бы вы что-нибудь! Ели бы хоть, пили!.. Анна Марковна — устройте вы чай, что ли…

Целованьева. Чай пить рано ещё…

Софья. Миша, нужно проверить счёт Хеверна…

Михаил. Сейчас?..

Софья. Да!

Михаил. Это ты выдумала, чтобы разогнать всех. Заняла самую лучшую комнату в доме и не любишь, когда у тебя сидят…

Софья. Фу, какой вздор…

Михаил. Не вздор…

Антипа (Павле). Ты что молчишь?..

Целованьева. Вот извольте! Пошепталась — нельзя, молчит — нельзя…

Антипа. Баба — цыц!

Целованьева. Ой, батюшки… Пашенька!

Антипа. Что ты всё мутишь тут, а?

Софья. Антипа, опомнись!

Антипа. Молчи, сестра! Я всё вижу, ты слепая…

Павла (негромко, очень твёрдо). Антипа Иванович, я прошу вас не кричать на мамашу!..

Антипа. Не рассыплется она от моего крика.

Павла (пододвигаясь к нему). Вы — нехороший, злой человек! Я вас не люблю… Я — боюсь вас!

Антипа. Павла, Павла, господь с тобой…

Софья. Подожди! Слушай, Павла…

Павла. Нет, вы меня послушайте… Я люблю Мишу…

Михаил. Н-ну!.. (Прячется ещё дальше в тень.) Не верь ей, отец, это она выдумала от скуки…

(Антипа сел в кресло, молча смотрит на жену, страшен.)

Павла (вздрагивая). Ну, да… ну, господи же!.. Убейте меня за это… всё равно! Я знаю, — Миша меня не любит… я знаю… что же? А я — люблю его… он лучше всех… Ну — убейте меня!

Целованьева. Пашенька — зачем ты говоришь?..

Софья. Анна Марковна, я прошу вас уйти!..

Антипа. Эх, Павла… уйди! Уйди скорее… Сестра… уведи её… Скорее!..

(Софья молча обнимает Павлу, ведёт её вон; за ними, тенью, бесшумно, Целованьева. Михаил прижался за камином, на полу.)

Антипа (сидит окаменевший, быком смотрит в пол, бормочет). Вот как… Вот, брат, как… старик… да…

(Возится в кресле, расстегнул ворот рубахи, взял линейку со стола, сломал её, швырнул в камин. Книгу взял, взглянул на неё, бросил на пол. Нашёл маленький револьвер, усмехнулся и, прищурив глаз, смотрит в дуло. Лицо его становится спокойнее, серьёзней, положил руку с револьвером на колено и, схватившись другой рукою за бороду, замер, закрыл глаза. Михаил испуганно, тихонько идёт к нему, схватил револьвер, но не успел вырвать.)

Антипа (вскочив на ноги). Ты?

Михаил. Слушай, отец…

Антипа. Уйди… прочь!

Михаил (отошёл к двери). Я не виноват. Мне ничего не надо. Ты — слышал, она сама сказала… Не верь ей…

Антипа. Всё едино… всё едино…

Михаил. Я эти мысли знаю…

Антипа. Какие?

Михаил (указывая на оружие). Вот эти…

Антипа (швырнул револьвер на пол, к двери). Дурак… Ты думаешь, я из-за тебя решусь… Эх, пьяница!.. Иди вон!

Михаил. Не думай обо мне плохо. Я знаю — я человек бесполезный, больной, мне стыдно пред тобою, пред всеми… Честно говорю тебе — ничего я не ищу у мачехи…

Антипа (ревёт, рычит). Отойди, убью ведь! Забуду, что ты сын мне… (Вдруг бросился, схватил сына за горло, встряхивает.) Вот какие мысли в башке твоей поганой…

Михаил. Это — не мои, твои мысли…

Антипа. Что-о?

Михаил. Я тебя старше душою… Я не повинен ни в чём…

Антипа. Ты у меня сердце вынул…

Софья (вбегает). Пусти! Ну? Миша — беги!

(Михаил выбежал, поднял револьвер.)

Антипа (слепо ткнулся к сестре, обнял). Софья… скорее, матушка! Гони всех… Её — спрячь… Мишка — пусть едет, уезжает! Софья — около меня великий грех ходит… Делай что-нибудь!.. Сердце моё… не дышит…

(Софья, усадив его в кресло, запирает двери.)

Антипа. Убило меня…

(Выстрел в доме. Антипа вскочил, смотрит на пол, не может ничего сказать.)

Софья (взглянув на стол, бросается к дверям, на ходу). Он взял со стола револьвер!..

Антипа (шатаясь). Это — Михайло… сын…

Занавес

Действие четвертое

Та же комната. В кресле, у камина, Антипа, точно пьяный. Сзади его тихо шагает Муратов, курит, задумчив.

Антипа. Что доктор-то говорит?

Муратов. Я же не знаю, — ведь мы сейчас только приехали…

Антипа. Сейчас? Да…

Муратов (опасливо взглянув на него). Он, вероятно, ещё не успел осмотреть…

Антипа. Меня Софья вытурила оттуда. (Помолчав.) А ты зачем приехал?

Муратов. Я же говорю: доктор у меня сидел, прискакал Шохин…

Антипа. Шохин? Он тоже вот человека убил.

Муратов. Я и поехал с доктором… Может быть, окажусь полезен…

Антипа. Ты?

Муратов. Ну да…

Антипа. А — Шохин где?

Муратов. В город послали, за лекарствами…

Антипа. Так. Всё можно объяснить…

Муратов. Тут и объяснять нечего…

Антипа. Ну — нечего! (Усмехнулся.) А что, барин, не любишь ты меня?

Муратов (на секунду остановясь). Пожалуй, теперь не время о любви говорить…

Антипа (повторяет медленно). О любви говорить не время… Слова-то какие… А я вот не боюсь сказать, что никого не люблю. Софью только… очень уважаю… (Помолчал.) А сказать — люблю… это очень опасно… Доктор-то пьяный?

Муратов. Не сильно… Как всегда…

Антипа. А не повредит он Михаиле?

Муратов. Н-но… вы же знаете, что он хороший доктор…

Антипа. Да. Он и человек хороший. Только вот, споил ты его… Всех ты тут повредил… Михаила тоже… вредное ты лицо… Стой!

(Испуганно приподнимается с кресла.)

Софья (входит торопливо, рукава засучены). Ну, рана не опасна… слышишь, Антипа?

Антипа. Верно? Не опасна?

Софья. Конечно — верно…

Антипа (опускаясь в кресло). Спасибо тебе…

Софья (прошла в свою комнату, на ходу сказав Муратову). Не пускайте его никуда…

Муратов (кивнув головою, обращается к Антипе). Вот, видите…

Антипа. Она тебе что шепнула?

Софья (выходит со свёртком в руках). Я сказала, чтоб ты не выходил пока отсюда…

Антипа. Чего ж ты ему говоришь, а не мне?..

Софья (уходя). А, пустяки…

Муратов. Выздоровеет Миша…

Антипа. А я — до смерти заболел.

Муратов. Э, всё пройдёт…

Антипа. Когда помрём. Ты мне ничего не говори, не надо. Утешенья мне не добыть… (Молчит. Муратов остановился, искоса смотрит на него.) Ты вот учился, законы знаешь… Скажи, отчего это: я человек здоровый, до дела — жадный… от большого здоровья, может, и плохо мне… а вот сын у меня — слабый, ни к чему не привязан — это отчего, ну? Какой тут закон?

Муратов (неохотно, неуверенно). Что ж… одно поколение работает… а другое устаёт… то есть рождается уставшим…

Антипа. Не понимаю…

Муратов. Должно быть, на детях сказывается усталость отцов, в соках переданная…

Антипа. Поколение… слова всё какие-то… намекающие…

Муратов. Какие же тут намёки…

Антипа. Да, вот — одни работают, другие от безделья поколевают… Нехорошо выходит…

Муратов. Вы, смолоду-то, много пили?

Антипа. Я? Нет. Отец — пил. Жена выпивала… она из пьяной семьи… Скушно ей было со мной… я ведь дома-то почти и не жил… От неё всегда мятой, а то сухим чаем пахло… это она винный дух заедала… Михайлу — Софья испортила, он у неё жил… приучила его книги читать… стишки сочинять… Маятник, говорит, как медная секира, срубает головы минут — смешно: минуты с головами. Вроде муравьёв, что ли? А может, и нет тут ничего смешного…

(Закрыл глаза, будто задремал. Софья, в двери, делает знаки Муратову; он, взглянув на Антипу, подходит к ней.)

Софья. Миша хочет видеть его; я увела оттуда Павлу, но она может придти, идите к ней, задержите её; не нужно, чтоб она встретилась сейчас с Антипой, — понимаете?

Муратов. Конечно! Но на какие пустяки тратите вы себя — это ужас!

Софья. Ну, идите…

Муратов. Подумайте однако, вам ли…

Софья (сухо). Вы — идёте?

(Муратов, поклонясь, ушёл. Софья следит за ним, глядя в зеркало.)

Антипа (чуть подняв голову). Зачем он тебе?

Софья. Он мне не нужен.

Антипа. То-то! Лучше нищими жить али в разбой пойти, чем с эдакими вот…

Софья (подходя к нему). Слушай-ка…

Антипа. Соня? Как же так? Отец работал, я работал, накопил добра на тысячу человек, а девать его некуда. Для чего всё? Михайло — мёртвая душа… Ты бездетна…

Софья. Время ли теперь говорить об этом!..

Антипа. На-ко вот! А лесничий сказал: время ли про любовь говорить…

Софья. Нашёл с кем о любви беседовать, чудак!

(Положила руку на плечо его, он взял и рассматривает её пальцы.)

Антипа. Рука-то маленькая, а — твёрдая… Тебе бы не сестрой, женой моей быть, эх…

Софья (отняв руку). Вот что — Миша хочет видеть тебя…

Антипа (отшатнулся, привстал). Это — сам он захотел, али ты внушила?

Софья. Сам…

Антипа. Ей-богу?

Софья. Ну, вот ещё, божиться я буду…

Антипа (встал). Тяжело мне будет видеть его.

Софья. Идём!

Антипа. Мне всегда было тяжко смотреть на него. А в чём я виноват перед ним, а? Он — устал, а я — не устал. Эта — там?

Софья. Нет. Она ни в чём не виновата.

Антипа. Знаю. Они все, эдакие-то, ни в чём не виноваты. Это мы виноваты во всём, такие вот. Соня, что она… кто она, Павла эта?

Софья. Поздно спрашиваешь… Просто она — молодая девушка… живёт во сне своей юности…

Антипа. Нашёл я счастье… отдых…

Софья. Счастье стоит не дёшево…

Антипа. Маленькое-то!

Софья. Оно всегда маленьким кажется, пока его в руках держишь, выпусти — узнаешь, как велико и дорого… (Торопливо.) Это не про твой случай…

Антипа. Ладно уж… Я думал — дети будут…

Софья. Это ты теперь выдумал…

Антипа. Нет, думал, ждал… Женщина без детей — какая это радость?..

(Софья хотела что-то сказать, но, махнув рукою, отвернулась.)

Антипа. Ты что?

Софья. Я — жду. Идёшь?

Антипа. Иду. Соня, отчего бабам всегда тошно со мной было, скушно? И любит будто, а души не открывает, — отчего?

Софья. Перестань ныть!

Антипа. Разве я — ною? Я был красивый…

Софья. Ты был для женщин всегда половинкой человека.

Антипа. Врёшь…

Софья. Подумай, увидишь, что правда…

Антипа (смотрит на стенные часы). А что я буду говорить Михаилу-то?

Софья. Найди…

Антипа. Маятник, как секира… Мне ведь не жалко его. Мне только за себя стыдно… себя жалко — зря изломался.

(Софья задумалась, молчит.)

Антипа. Ну, что ж? Идём…

Софья (решительно). Нет, не ходи, не надо!

Антипа. А как же?..

Софья. Я скажу, что нездоров ты… задремал…

Антипа. А то — я пойду…

Софья (строго). Я сказала — не надо!

Антипа. Тогда я — через часок зайду… пусть уляжется в душе… У меня, Соня, все мысли — пьяные, все — одичали… Игра у меня в душе — страшная…

Софья. Говоришь ты много!

(Уходит спешно.)

Антипа (прошёлся по комнате, подошёл к столу, перебирает на нём бумаги, бормочет, протянув руку к двери). Ты, брат, тоже не всё понимаешь… нет! (Читает какой-то лист, бросил его, нахмурился, снова взял и читает ворча.) Так… постой? (Усмехается.) Э-э… ах, Соня! Вот оно что…

(Шохин осторожно входит с пакетами в руках, видя хозяина — делает движение назад.)

Антипа. Это кто?

Шохин. Шохин пришёл. С лекарством.

(Оба несколько секунд молча смотрят друг на друга.)

Антипа. Вот, Яков, и я человека убил…

Шохин. Тут — того и гляди…

Антипа. Да ещё сына… а?

Шохин (угрюмо). Теснота. Не видать — кто чей…

Антипа. Ты, слышь, уходишь?..

Шохин. Я — не из обиды…

Антипа. Вот — идём вместе…

Шохин. Куда?

Антипа. А ты куда собрался?

Шохин. Не знаю ещё.

Антипа. Ну, и я с тобой…

Шохин. Коли вправду, так я подожду. Дела-то — на Софью Ивановну?

Антипа. А что? Она — справится…

Шохин. Конешно.

Антипа. По богомольям пойдём…

Шохин. Молельщик я плохой…

Антипа. За тебя — отец старался…

Шохин. Видно — так. Куда это девать?

Антипа. Лекарство? Неси туда…

Шохин. Боюсь, будто…

Антипа. А бывало, ничего не боялся.

Шохин. Всё — до разу.

Антипа. Трудно, Яков, с людями жить…

Шохин. Людей-то и не видно, всё — судьи да подсудимые.

Антипа. Значит — решили, идём?

Шохин. Что же? Коли вы взаправду — я ничем не связан…

Стёпка (вбегает). Ты чего тут? Лошадь, — давай скорей лекарства-то…

(Увидала хозяина — охнула и исчезла.)

Антипа. Видал? Вот какой я страшный.

Шохин. Глупая она. Однако — хорошая…

Антипа. А хороших пугать — надо ли?

Шохин (уходя). На что их пугать!

(Оставшись один, Антипа несколько секунд смотрит на портрет над столом Софьи, потом прикручивает огонь лампы и снова прибавляет.)

Павла (вбежала). Софья Ивановна…

(Увидав Антипу, подалась назад, стоит, наклоня голову.)

Антипа (медленно подошёл к ней, коснувшись ладонью лба, откинул голову её, смотрит в глаза). Ну? Что?

Павла (тихо). Бейте…

Антипа. Ах ты, змея кроткая…

Павла. Не мучьте вы меня, бейте…

Антипа. За что бить? (Поднимает кулак.)

Павла. Скорее — господи!

Антипа. За что бить?

Павла. Не знаю я… За то, что молода… за то, что ошиблась, — думала — вы не такой… за то, что не люблю вас… (Закрыла лицо руками.)

Антипа (схватил кисти рук её, открыл лицо и, не выпуская её, хрипит). Уйди… иди прочь!.. Что ты со мной сделала? Что?

Павла (опускаясь на пол). Ничего я не сделала…

Антипа (выпустил руки её, она упала, он медленно приподнимает ногу, как будто собираясь ударить Павлу, но — присел на пол и, положив голову её на колено себе, гладит голову Павлы, шепчет). Дитё моё — не бойся… Я — не трону — очнись! Дитё моё милое…

Софья (за дверью). Перестаньте говорить вздор…

Муратов. Но — что же будет с вами?!

Софья (вошла, бросается к брату). Что ты сделал?

Муратов (испуганно попятился). Чорт возьми…

Антипа. Тише…

Софья (ощупывая Павлу). Обморок?

Антипа. Не знаю…

Муратов. Сейчас я доктора позову…

Софья. Скорее, он во флигеле у Тараканова…

Павла (очнулась, оглядывается, Антипе). Уйдите… Соня — уведи меня…

Антипа. Ладно.

(Отошёл в тень к двери на террасу, стоит спиной ко всем.)

Софья. Что такое случилось?..

Павла. Он меня хотел прибить…

Софья (брату). Ты — уйди, пожалуйста…

Антипа. Не хочу!

Павла (стоит, держась за Софью). Антипа Иванович, вы знаете, я хотела любить вас…

Антипа. Не говори про это…

Павла. Я хотела, чтоб вы были добрее…

Антипа. Н-да…

Павла. Но вам никого не жалко, вы никого не любите. За что вы не любите сына? Зачем вы ревнуете его ко мне и гоните его? Он — больной, несчастливый — виноват он в этом?

Антипа. А я — виноват, что здоровее его? Виноват, что никудышных людей — не жалко мне? Я — дело люблю, я люблю работу! На чьих костях жизнь строена, чьим потом-кровью земля полита? Не такие люди этому служили, как он да ты! Может он мой труд на себя принять?

Софья. Довольно…

Антипа. От моей да отцовой работы сотни людей сыты живут, в гору пошли. А он — что? Я — грех сделал, так ведь я же и дело делаю, я! Вас, добрых, послушать — всякое дело перед кем-то грех… Неверно это! Отец мой говаривал: коли бедность не убить — греха не избыть, вот это — верно!

Павла. Про вас везде нехорошо говорят…

Антипа. Ну, так что? Говори! Из зависти говорят, богатый я! И все должны быть богаты, все должны в силе быть — чтобы друг другу не служить, не кланяться… Будут люди жить независимо, без зависти — хороши будут; не достигнут до этого — пропадут в низости своей… Это — Софьины слова, верные слова!

(Софья внимательно смотрит на брата.)

Павла. А — Миша?

Антипа. Что ж я тут сделаю? Ничего не могу я… Не вижу вины моей пред ним! (Тише.) Может, вот перед тобой виновен… ну, увидал, понравилась… захотелось порадоваться с тобой, отдохнуть… али я отдыха не заслужил?

Павла. Господи! Неужели нельзя жить в тихом мире, друг друга, любя друг друга, всех любя?

(Софья задумчиво отходит от нее.)

Павла. Ведь надо же иначе жить!

Антипа (угрюмо). Начни… начинай…

Павла. Милые мои — ведь нельзя так… нельзя жить не любя никого, никого не жалея… Дорогие мои люди — неужели все — враги друг другу?.. (Молчание.) Боже мой, боже!.. Есть же что-нибудь неоспоримое… есть же правда где-нибудь!

Антипа. Не приготовили её для тебя…

Павла. Ведь надо же думать о правде, надо искать её…

Софья (негромко). Правду — не выдумаешь, её надо выработать. Работать нужно, Паша, а не искать… Ничего не найдёшь, — ничего не потеряно…

Антипа (угрюмо). Покой души потерян…

Софья. Покой — не правда…

Павла (тоскливо). Не понимаю я вас… ничего не понимаю…

(Целованьева вводит Михаила, он идёт довольно бодро, держась одною рукой за плечо Анны Марковны, улыбается, примирительно протянув другую руку вперед.)

Софья (тревожно подхватывая его). Зачем ты встал? Как вы позволили?

Целованьева. Просится он…

Павла. Ах, господи! Что вы делаете, мамаша?

Целованьева. Ведите, говорит, меня, хочу отца видеть…

Михаил. Ничего, тётя Соня…

Целованьева. Он, говорит, сам-то не придёт.

Павла. Но разве вы не понимаете…

Целованьева. Ты много поняла! Кричи больше на мать-то…

Михаил. Постойте… не шумите… Это все я виноват…

(Софья усадила его в кресло.)

Антипа (подходит, быком глядя на сына, глухо говорит). Это напрасно ты… я бы пришёл, погодя… Я и хотел идти… да вот тут… говорили мы…

Михаил. Слушай, отец…

Софья. Тебе вредно говорить…

Михаил. Молчать — вреднее…

Антипа. Больно поранился?

Михаил. Ты меня прости…

Антипа. Эх, брат… Ладно! Чего там? Неизвестно, кто виноват…

Михаил. Я знаю кто…

Павла. Кто же? Кто?

Целованьева. Уж, конечно, люди беззащитные…

Софья. Вы, Анна Марковна, напрасно…

Целованьева. Нет уж, матушка, вы меня не троньте!..

Антипа. Стряпуха божья! Помолчи, Христа ради, а то я те…

Софья. Антипа — перестань!

Антипа (отдуваясь). Ф-фу… Вот ржавчина!

Михаил. Подожди, отец, не волнуйся… Ведь всё это — не страшно, больше — смешно…

Антипа. Ты — скажешь! Смешно… Эх, Михайло… Нехорошо всё… нехорошо!..

Михаил. Не тронь себя…

(В дверях — Муратов делает знаки Софье, она подходит к нему, нервно разговаривают.)

Софья. Неужели?

Муратов. Да. Всё, говорит, вздор и пустяки, это они с жиру бесятся. И — уехал!

Софья. Как же быть? Пожалуйста, пошлите вслед за ним Шохина, верхом…

(Муратов, сморщив лицо, уходит.)

Антипа (сыну). Ну, что смеёшься?..

Михаил. Хочется сказать тебе, отец, что-то хорошее, от души…

Антипа (смущён). Вот ещё… Зачем? Ты — помалкивай…

Михаил. Видишь ли — ведь я понимаю тебя… я даже тихонько, издали как-то — нередко любовался тобою… любоваться — это уж значит любить…

Антипа (удивлён, не верит). Софья, — чу? Вон, что говорит…

Павла (Софье). Ведь ему вредно говорить!

(Софья останавливает её жестом.)

Михаил. Ты — топор в руке божьей… в чьей-то великой, строящей руке… И ты, и тетя Соня. Она еще тебя острее… А я вот и все такие, как я, — ржавчина… Я хочу сказать, отец, — я много думал над этим — бесполезных людей нет, есть только люди вредные…Ты — не казни себя…

Антипа (тронут, наклонился, поцеловал сына в лоб; выпрямился). Ну, господь с тобой… Спасибо, брат! Это мне — хорошо… Помоги тебе бог за то, что сказал так… Отец… отец, брат Михайло, это тоже ведь не просто — мясо, это — живой человек с душою, он тоже — любит! Ведь нельзя не любить-то! Нельзя — все радости в любви…

Павла (тихонько плачет). Господи… не понимаю я…

Антипа (ей, торжествуя). Видишь? (Сыну.) Ведь я тебя — как знаю? Когда ты ещё языком не владал — я уж боялся за тебя, сын… я думал про тебя: вот будет человек — самый близкий мне, вот это он и возьмёт на себя и труды и грехи мои, возьмёт, оправдает всю мою жизнь…

Михаил (очень взволнован). Нечем взять… Мне нужно — тетя Соня…

(С ним — обморок. Софья бросается к нему, Павла испуганно отскочила, Антипа опустился на колени, Целованьева около дочери, в дверях — Муратов.)

Павла (громким шопотом). Скончался!

Софья. Перестань.

Целованьева. Доконали…

Антипа. Что с ним, а? Софья? Где доктор-то?

Софья. Доктор уехал… Дайте воды…

Павла (мечется). Вот… ну разве нельзя было придти к нему? Ах, жестокие!..

Муратов (негромко). Вы бы не шумели!

Павла (сердито). Ах, оставьте… Что вам нужно? Не люблю я вас…

Муратов (кланяясь). Это меня почти не огорчает…

Михаил (очнулся). Положите меня…

Софья (брату, Муратову). Берите его!

Михаил. Ничего, я могу…

(Отец и Муратов ведут его.)

Михаил (усмехаясь). Вот в каком я почете…

Павла (останавливая Софью). Что мне делать, что? Скажи…

Софья. Подожди, нужно к Мише…

Павла. Я тоже, кажется, умру, — скажи, что же, куда же я?

Софья. Подумай сама… Антипе ты — не жена, Михаилу — не сестра…

Целованьева. Говорила я тебе — не надобно продавать свой-то угол!..

Павла. Оставь, мама!..

Целованьева. Куда теперь спрячешься?..

Софья. Ты, Павла, много говоришь о любви, но — любить не умеешь ещё. Когда любят — всё ясно: куда и, что делать… всё делается само собою, и никого, ни о чём не надо спрашивать…

Целованьева. Вот, вот!.. Без спроса живи… да! Очень хорошо учат тебя…

Софья. В солнечный день не спрашивают — отчего светло? А в твоей душе, видно, не взошло ещё солнце-то…

Целованьева. Не слушай, Павла, речи эти, ой, не слушай!

Софья. А вы, Анна Марковна, много вреда приносите дочери вашей…

Целованьева. Ещё бы те! Кто больше матери вреден? Нет, матушка, уж вы позвольте…

Софья (уходя). Я знаю, что с вами бесполезно говорить к об этом, — простите, сорвалось…

Целованьева. Иди, беги к любовнику-то скорее!..

Павла. Это — неправда! У неё нет любовника.

Целованьева (спокойно). Нет, так будет…

Павла (ходит по комнате). Не взошло солнце…

Целованьева. А ты — верь ей! Не про солнце надо думать, а про себя — как самой прожить тихо и с удовольствием… Все хотят жить с удовольствиями. Разбойника этого надобно тебе оставить, и барыня эта не подруга тебе — она тоже воровой породы. А мы — люди тихие. Деньги у тебя есть свои — двадцать пять тысяч… И ещё я… Со своими деньгами можно жить как хочешь: свой целковый — родного брата дороже… Мне в этом доме — тоже не привольно, а мне пора отдохнуть — сорок три года мне!.. Кто я тут?

Павла. Не про то вы говорите, не то! Зачем я вышла из монастыря?

Целованьева. Со своим капитальцем и в монастыре барыней проживёшь. И я бы с тобой… Нет подружки верней родной матери… она всё понимает, всё прикроет…

Павла. Стойте… идёт кто-то…

Целованьева. Уйти бы нам, а? Гляди, полиция скоро приедет.

Павла. Зачем?

Целованьева. А как же? Я послала…

(Муратов входит.)

Павла. Ну, что он?

Муратов. Устал, дремлет…

Павла. Он ведь не умрёт?..

Муратов. Со временем непременно умрёт…

Павла. Когда? Не сейчас?

Муратов. Точно не знаю когда…

Целованьева. Вы бы, батюшка, не издевались над простодушием нашим…

Павла. Оставьте, мама! Ведь рана не опасная?

Муратов. Револьверишко — слабый, пуля маленькая, скользнула по ребру и вышла в боку — это безопасно…

Павла. Ах, слава богу, слава богу!.. Василий Павлович, кажется, я сказала вам давеча дерзко…

Муратов. О, не беспокойтесь! Я знаю христианские ваши чувства…

Павла. Я даже и не помню, что сказала…

Муратов. Пустяки… уверяю вас…

Целованьева. Встрёпана ты очень, Паша…

Павла (взглянув в зеркало). Ой, ужас! Что ж вы раньше-то не сказали?

Целованьева. Время не было…

Павла. Вы — извините, я уйду…

Муратов. О, пожалуйста…

Павла. Так что — Миша скоро встанет?.

Муратов. Не знаю… Доктор сказал, что организм его очень истощён пьянством и распутством…

Павла. Ой, как вы…

Целованьева. А ты иди-ка, иди! Не тебя это касается…

(Муратов садится в кресло у стола, согнулся, схватил голову руками, имеет вид человека, которому очень тяжело. Входит Софья, при виде Муратова её усталое лицо становится суровым. Он поднял голову, медленно выпрямился.)

Софья. Вы, вероятно, устали?..

Муратов. А вы?

Софья. Да, немножко…

Муратов. Нужно отдохнуть. Я сейчас уйду. Но — прежде позвольте мне поставить один вопрос?

Софья (не сразу). Ставьте.

Муратов. Я хочу подать прошение о переводе во Владыкинское лесничество — вы знаете, там лесничий застрелился…

Софья. Да, знаю…

Муратов. Но если б я остался здесь — мог ли бы я расчитывать…

Софья (ударив чем-то по столу, решительно). Нет!

Муратов. Позвольте, вы не дослушали! Я хотел спросить — могу ли я рассчитывать, что ваше отношение ко мне изменится…

Софья. Я поняла вопрос.

Муратов (встал, усмехаясь). Шохин убил человека, но, право, вы относитесь к нему милостивее, чем ко мне.

Софья (не сразу). Может быть… вероятно… Что такое — Шохин? Он — честный зверь, он думал, что это его долг — убивать людей, которые крадут добро его хозяина. Но — он понял, что сделал, и всю жизнь не простит себе этого, теперь он относится к людям иначе…

Муратов. Вы — ошибаетесь… как всегда…

Софья. В вашем лесничестве за семь лет ваши Шохины убили и изувечили несколько десятков человек…

Муратов. Ну, не так много…

Софья. А сколько посажено в тюрьмы, сколько разорено семей из-за вязанки хвороста! Вы это считали?

Муратов. Нет, конечно. И какое вам дело до этой статистики? Сударыня — всё это романтизм! Как бы вы приказали поступать с ворами?

Софья. Не знаю, но — не так! Ведь вот у нас — не воруют…

Муратов. Н-но! Это — не факт, а только видимость, как говорит доктор, тоже романтик.

Софья. Нам нужно кончить этот разговор, — он возникает с каждой встречей…

Муратов. Вы совершенно напрасно спорите со мною…

Софья (встала). Послушайте, Василий Павлович: да, вы для меня хуже Шохина, хуже любого пьяного мужика — мужика можно сделать человеком, — вы — что-то безнадёжное… Мне не очень легко сказать вам это…

Муратов. Не идёт к вам романтизм, хозяйка!..

Софья. Нелегко видеть вас таким, каков вы есть. Умный, образованный человек без любви к людям, без желания работать, — это меня отталкивает. Я видела, как вы гасли, как вы быстро теряли себя, развращали других.

Муратов. Пять минут назад я слышал, как Анна Марковна мудро сказала: все хотят жить с удовольствиями! Это очень верно. Что стоят все эти якобы развращённые мною люди вместе с нашим племянником? Я раздавлю их, кто-то другой, или они сами медленно передавят друг друга — не всё ли равно?

Софья. Быть Мефистофелем в уездном городе — это очень легко, вы бы попробовали быть честным человеком!

Муратов. Недурно сказано! Но что значит — честный человек?

Софья. Нам не о чём говорить.

Муратов. То есть — вы не можете ответить. Ужасно одиноки вы… одиноки и бессильны!

Софья. Это неправда! Есть где-то люди, которые чувствуют жизнь так же, как я. Ведь ничего нельзя выдумать, можно только принять в душу свою то, что есть в жизни. В моей душе есть светлое — значит, оно есть и вне моей души; в моей душе есть вера в возможность иной жизни — значит, она есть в людях, эта благая вера! Я многого не понимаю, я плохо образованна, но я чувствую: жизнь — благо, и люди — хороши́… А вы всегда лжёте на людей… и даже — на себя…

Муратов. Я всегда говорю правду…

Софья. Это правда ленивых, самолюбивых, обиженных, что-то злое, гнилое. Это — издыхающая правда!

Муратов. До сего дня она считалась бессмертной.

Софья. Нет, — живёт и растёт другая… Есть другая Русь, не та, от лица которой вы говорите! Мы — чужие люди… Не попутчица я вам, и — мы кончили, надеюсь?

Муратов (взял с камина шляпу). Увы, но я уверен, что по пути к этой другой правде вы сломите себе шею, — pardоп! Бросьте-ка вы все эти фантазии и примите мою руку — руку человека интересного — э?

(Софья молчит, смотрит на него.)

Муратов (отступая к двери). Подумайте! Мы поехали бы в Европу, в Париж — это гораздо забавнее города Мямлина. Вы — молодая, красивая, в Европе очень умеют ценить красивых женщин — сколько наслаждений ждёт вас! Я же — не ревнив, ваши маленькие шалости будут даже приятны мне… Мы бы прекрасно сожгли жизнь, э?

Софья (вздрогнув, тихо, с отвращением). Ступайте…

Муратов. Это меня огорчает…

Антипа (сзади его, в дверях). Ну-ка, посторонись…

Муратов. Н-ну-с? Прощайте…

Антипа. Прощай! (Сестре.) Уснул Михайло-то… Хорошо мы с ним поговорили… (Присматривается к ней, обернулся к двери.) Опять этот, бес зелёный, наплёл чего-нибудь? На что ты его привечаешь?..

Софья. Давно… лет шесть тому назад, человек этот нравился мне…

Антипа. Молода была… Уйти мне, что ли?

Софья. Подожди… Как хочешь…

Антипа (помолчав). Может, Михайло-то теперь меньше пить будет… а, Соня?

Софья. Что?

Антипа. Ну, ладно! Думай своё, я пойду…

Софья. Что ты спросил?

Антипа. Миша-то, мол, может, меньше пить станет…

Софья. Не думаю. Едва ли. Ты — не трогай его, оставь его мне…

Антипа. Я готов всё тебе оставить… А как же… с этой?

Софья. Отпусти её…

Антипа (тихо). Куда это?

Софья. Куда хочет…

(Антипа сел, молчит.)

Софья (подошла к нему). Что ты придумаешь иначе?

Антипа (угрюмо). Не в нашем это быту — с женами разводиться!

Софья. Какая она жена тебе? Ведь только мучиться будешь с ней…

Антипа. Нет, это не годится… Лучше я сам уйду. Брошу всё на тебя и уйду куда глаза глядят… Не для чего теперь жить мне… Эх, горько, что ты бездетна!

Софья (отошла, сурово). Кто меня за умирающего замуж выдал?

Антипа. Ну — я! Ладно уж. Зато — богатая ты, первая в уезде. Сильнее всех дворянишек… А дети… они не только от мужей бывают…

Софья. Милостив ты, да — поздно!

Антипа. Эх, Соня, Соня…

Софья. Что — эх? Никуда ты не уйдёшь, вздор это!

Антипа (задумчиво). Стыдно стало мне. Не так всё… не то! Греха — не боюсь; печаль — не люблю я… А меня — печаль одолевает, с ней — не жить, не работать…

Софья. Мне — не легче твоего, и печаль моя горше твоей, а я — не прячусь… Знал бы ты, как мучительно потерять уважение к человеку, как от этого сердце болит… Знал бы ты, как я искала хороших людей, как верила — найду! Не нашла… Поищу ещё… да…

Антипа. Несчастливы мы с тобой, Софья. Враги всё около нас.

Софья. Кабы — умные! Умный враг — всегда хороший учитель…

Антипа. Чему — учитель?

Софья. Сопротивлению. Вот — муж мой враг был мне, — а я его уважаю… многому он научил меня!.. (Подошла к брату, положила руку на голову его.) Ну, довольно! Остались мы с тобой одни, и будем жить — одни. А может, придут хорошие люди, поучат, помогут! Ведь есть же хорошие люди?..

Антипа (задумчиво). Коли себя хорошим не покажешь — не найдёшь хорошего. Это — твои же слова…

Софья. Вот и покажи! Ты — встряхнись. Вспомни: когда ты уступал, кому? Надо ли горю уступать? Не надо уступать!

Антипа (встал, расправил плечи, смотрит на сестру, усмехаясь). Просто всё у тебя, Софья, откуда это у тебя, господь с тобой? Давай-ка, обнимемся, единая ты моя… спасибо тебе!

(Обнялись, Антипа смахивает слёзы.)

Антипа. Ну, давай жить, давай спорить! Эх, начну теперь делами ворочать — земля поколеблется…

Софья. Вот это — больше на тебя похоже! Теперь ты — уйди… Мне надобно побыть одной… иди, милый! Мы с тобой — друзья, это хорошо!

Антипа. Не говори — зареву…

Шохин (в двери). Исправник приехал с понятыми.

Антипа (сердито). Что? Зачем?

Софья. Кто звал?

Шохин. Анна Марковна Василья посылала…

Антипа. Ну, я ж её…

Софья. Стой, я сама устрою всё! Не вмешивайся в это — не ходи туда…

Антипа (порываясь). Нет, я её — в окошко выкину, с дочкой вместе…

(Шохин широко улыбается.)

Софья. Шохин, не пускайте его. Слышишь? Сиди спокойно…

Антипа (мечется по комнате). Полицию позвали… на-ко вот, а? Ты чего рожу растянул?

Шохин. Ничего…

Антипа. То-то! Думаешь, я и вправду пойду с тобой? Нет, уж пускай другие отступят, а я останусь на своём месте… Полицией пугают!.. (Остановился против Шохина.) И тебе идти некуда — брось это! За тобой грех пред людьми, на людях и оправдай его…

Шохин. Да ведь теперь я тоже останусь… Теперь, чай, не мне уходить…

Антипа. Ну, вот… Шататься — стыдно! Вон — хозяйка-то наша, Софья-то Ивановна, как себя держит… а ведь — женщина!

Павла (вбегает). Антипа Иванович, там пришли…

Антипа (жестом останавливая её). Знаю! Полиция там… Ты — иди, с богом! Тебе бояться нечего, это твоя же мать позвала полицию. Ты — иди себе!.. Уходи…

Павла (с тревогой). Куда?

Антипа (отвернулся). Это — твоё дело… Прощай…

Павла. Куда же?..

Антипа. Мать — укажет… Прощай…

(Павла медленно уходит, Шохин уступает ей дорогу, наклонив голову, Антипа идёт к двери на террасу, остановился там, прислонясь лбом к стеклу. Шохин тяжело вздохнул.)

Антипа (не оборачиваясь, глухо). Прощай!

Занавес

Комментарии

Впервые напечатано в 1913 или 1914 году отдельной книгой в издательстве И. П. Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания); в России до Октябрьской революции было опубликовано только первое действие пьесы в журнале «Современник», 1915, № 1, январь.

Пьеса написана, как явствует из переписки М. Горького с И. П. Ладыжниковым, не позднее лета 1913 года. Дата цензурного разрешения пьесы к представлению на сцене — 30 октября 1913 года.

Начиная с 1923 года, пьеса включалась во все собрания сочинений; печаталась по тексту издания И. П. Ладыжникова.

После опубликования «Зыковых» издательством И. П. Ладыжникова М. Горький вновь отредактировал текст пьесы.

Печатается по тексту машинописной копии, заново отредактированному автором и сверенному с рукописью (Архив А. М. Горького).