ЗОРЬКА
правитьВ. П. Андреевской.
править
Дружокъ (съ картинкой)
Позабыла!
Кролики
Первое горе (съ картинкой)
Мохнатка
Домовой
Чудеса (съ картинкой)
Любопытный
За ландышами
Заблудилась! (съ картинкой)
Ошибка
Въ кладовой
Лебеди (съ картинкой)
Махровая роза
Опасная игра
Трезоркинъ домикъ (съ картинкой)
Зайчикъ Степанчикъ
ДРУЖОКЪ.
править— Мамочка, почему мы сегодня такъ долго не завтракаемъ? — сказала однажды маленькая Тоня Полибина свой матери, сидя вмѣстѣ съ нею и со старшей сестрою, Анютой, на балконѣ.
— Да вотъ Коля куда-то пропалъ, — отозвалась мама, — подождемъ еще минутъ пять, да и сядемъ; если опоздалъ, пусть на себя пеняетъ, получитъ что останется.
— Мамочка, онъ идетъ — вмѣшалась въ разговоръ Анюта, все время молча слушавшая объясненіе сестренки съ мамой.
— Да, да, дѣйствительно, — отозвалась Тоня, — и даже кажется несетъ что-то, словно корзину какую или ящикъ.
Мама привстала съ мѣста, чтобы лучше разглядѣть, что держалъ въ рукахъ Коля.
— Нѣтъ, мамочка, это не корзина, — снова заговорила Тоня, — это… это…
— Живая находка! — послышался голосъ Коли, подошедшаго съ балкону. — Аня, Тоня, спуститесь скорѣе, помогите, у меня руки затекаютъ, я едва держу мою находку!
Дѣвочки поспѣшно спустились по лѣстницѣ и побѣжали навстрѣчу Колѣ, Который, видимо утомленный продолжительной ходьбою, съ раскраснѣвшимися щечками, шелъ медленно, держа на рукахъ маленьную, пеструю собаченку.
— Ахъ, какая хорошенькая! Гдѣ ты нашелъ ее? — спросила Анюта протягивая руки, чтобы взять отъ брата собачку.
— Осторожнѣе, Анюта, — замѣтилъ Коля, — она, бѣдная, вся въ крови, избита, едва двигается.
— Но гдѣ же ты взялъ ее?
— Въ лѣсу; бѣдняга лежала прижавшись съ дереву и такъ жалобно вскрикивала, глядя на меня, когда я случайно проходилъ мимо, что я не въ силахъ былъ оставить ее тамъ, поднялъ съ мѣста и принесъ домой. Мы постараемся вылечить ее и если удастся оставимъ у себя. Вѣдь ты позволишь, мамочка? — добавилъ онъ, обратившись съ матери, которая въ эту минуту тоже подошла съ нимъ.
— Конечно, конечно; неси Анюта собачку въ садъ, мы сейчасъ уложимъ ее на свѣжую траву и займемся осмотромъ раны.
Аня исполнила приказаніе матери, съ помощью которой начала промывать больное мѣсто собачки холодною водою. Собачка не сопротивлялась, изрѣдка она взвизгивала, вѣроятно тогда, когда ей становилось больно, но затѣмъ, точно признавая себя виноватою передъ своими благодѣтелями, смотрѣла на нихъ такимъ умоляющимъ взоромъ, что дѣти едва сдерживали слезы.
Въ особенности принимала въ ней горячее участіе маленькая Тоня. Она не отходила отъ больной собачки ни на минуту, носила ей косточки отъ жаркого, дѣлилась пирожнымъ и прозвала Дружкомъ.
Выздоровленіе Дружка шло довольно быстро. По прошествіи недѣли онъ уже вставалъ съ мѣста и, волоча больную ногу, всюду слѣдовалъ за дѣтьми, а къ концу мѣсяца бѣгалъ совершенно свободно. Дѣти любили его безгранично, а о немъ и говорить нечего.
— Дружокъ, хочешь кататься на лодкѣ? — предложилъ однажды Коля.
Дружокъ, вмѣсто отвѣта, замахалъ хвостикомъ.
— Хочешь, да? — продолжалъ мальчикъ лаская руками его волнистую шерсть. — Ну хорошо, мы возьмемъ тебя, не тревожься.
— Но усидитъ-ли онъ смирно въ лодкѣ? — замѣтила Тоня.
— Конечно.
А если вздумаетъ выпрыгнуть и утонетъ?..
— Вздоръ, вздоръ, никогда ничего подобнаго не случится! — утверждалъ Коля. — Идемъ, Дружокъ, не слушай твою госпожу! — добавилъ онъ, обратившись къ собачкѣ.
Разсуждая такимъ образомъ, маленькое общество незамѣтно подошло къ берегу озера, гдѣ стояла привязанная къ берегу лодка. Анюта и Тоня вошли въ лодку первыя, за ними прыгнулъ Дружокъ, и ловко пробираясь по боковой скамейкѣ занялъ, мѣсто подлѣ Тони.
Коля остался на берегу, чтобы отцѣпить лодку, и затѣмъ, когда веревка была снята, вскочилъ съ такою силою, что лодка закачалась въ разныя стороны.
— Ай, ай, ай! — крикнули дѣвочки, — ты опрокинешь насъ и утопишь Дружка!
Но Дружокъ оказался гораздо храбрѣе дѣвочекъ, потому что, не обращая вниманія на всеобщій переполохъ, продолжалъ спокойно сидѣть на прежнемъ мѣстѣ. Лодка наконецъ отчалила, дѣти катались довольно долго.
Обогнувъ озеро два раза вокругъ, они снова направились къ пристани. Все шло какъ нельзя лучше, всѣ были въ отличномъ расположеніи духа, много говорили, смѣялись, пѣли и шутили; но вдругъ, среди всеобщаго веселья, раздался отчаянный крикъ маленькой Тони.
— Что случилось? — испуганно спросили ее братъ и сестра.
— Я уронила въ воду мой новый зонтикъ! — продолжала кричать дѣвочка, обливаясь горючими слезами, — мама будетъ очень недовольна и навѣрное накажетъ меня!
— Постой, я попробую поймать весломъ, — предложила Анюта и, вставъ со своего мѣста принялась доставать весломъ, но вмѣсто того, чтобы притянуть зонтикъ ближе къ лодкѣ, отталкивала его дальше.
— Давай-ка, я попробую! — сказалъ тогда Коля.
Но и его попытка оказалась безуспѣшной, зонтикъ по-прежнему оставался на поверхности воды и плылъ по теченію. Тоня пришла въ отчаяніе. Дружокъ между тѣмъ, все время сидѣвшій на скамейкѣ, вдругъ, словно сообразивъ, что маленькая хозяйка его сильно огорчена приключившимся несчастіемъ съ зонтикомъ, перепрыгнулъ черезъ бортъ лодки и, очутившись по шею въ водѣ, прямо поплылъ по тому направленію, куда относило зонтикъ.
Тоня закричала еще громче.
— Боже мой! Дружокъ утонетъ навѣрное!
Анюта, какъ старшая принялась уговаривать ее.
Коля сложилъ весла и молча слѣдилъ глазами за движеніемъ своего мохнатаго друга; оба они струсили не на шутку, но не желая огорчить сестренку, старались казаться спокойными; «бѣдный Дружокъ утонетъ навѣрное!» думалъ Коля и украдкой вытиралъ навернувшіяся слезы.
Но каково же было общее удивленіе и восторгъ, когда Дружокъ, послѣ продолжительныхъ усилій, въ концѣ-концовъ поймалъ зонтикъ, ловко захватилъ его зубами и, повернувшись въ обратную сторону, поплылъ по направленію къ лодкѣ.
— Дружокъ, милый! — привѣтствовали его дѣти. — Какой ты умница, какой ты славный!
Дружокъ видимо радовался своему геройскому поступку не меньше дѣтей; выпрыгнувъ на берегъ, онъ опустилъ зонтикъ на траву и преуморительно поджавъ хвостъ, принялся съ громкимъ лаемъ бѣгать около. Это очень забавляло дѣтей, они хохотали отъ души, и съ этого достопамятнаго дня полюбили Дружка еще болѣе.
ПОЗАБЫЛА!
править— Сейчасъ кончу переписку бумаги и пройдусь съ тобой погулять на поле, хочешь? — спросилъ Иванъ Ивановичъ Смѣльскій свою пятилѣтнюю дочь Катю, которая, пріютившись около рабочаго стола матери, съ любопытствомъ слѣдила глазами, какъ послѣдняя шила для нее на машинкѣ бѣлую батистовую блузочку.
— Хочу, конечно, конечно! — отозвалась Катя и, быстро соскочивъ съ мѣста, начала надѣвать шляпу,
— Да, ты погоди, вострушка, — остановила ее мама, — вѣдь папа сказалъ, что пойдетъ тогда, когда справится съ работой, а теперь онъ еще пишетъ.
Дѣвочка молча сняла шляпу, положила на прежнее мѣсто и, не сводя глазъ съ отца, съ нетерпѣніемъ ожидала той блаженной минуты, когда онъ кончитъ работу.
Ожидать ей впрочемъ не пришлось особенно долго; менѣе чѣмъ черезъ полчаса Иванъ Ивановичъ сложилъ портфель, аккуратно вытеръ перо, закрылъ столъ и, со словами: «теперь я къ твоимъ услугамъ», поднялся со стула.
Катя снова надѣла шляпу; папа взялъ ее за руку, и они весело вышли изъ комнаты. Но не успѣли пройти десяти шаговъ, какъ дѣвочка, вдругъ приложивъ маленькій пальчикъ ко лбу и словно стараясь что-то припомнить, мгновенно остановилась.
— Что ты? — спросилъ папа.
— Ахъ, папочка, я позабыла.
— Что?
Но Катя, вмѣсто, отвѣта осторожно высвободила свою руку изъ руки отца и стремглавъ бросилась бѣжать по направленію къ дому.
Папа сначала-было остановился, посмотрѣлъ ей вслѣдъ, крикнулъ: «скоро ли воротишься?», но затѣмъ, вторично не получивъ никакого отвѣта, пошелъ впередъ своей дорогой, полагая, что Катя вѣроятно сейчасъ догонитъ его. Такъ оно и было; по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, фигура ея снова показалась на дорогѣ Иванъ Ивановичъ остановился.
— Вотъ, я и готова! — сказала она, подбѣжавъ къ отцу запыхавшись и съ сильно раскраснѣвшимся личикомъ.
— Но что же ты именно забыла, мой голубчикъ? — спросилъ Омѣльскій, замѣтивъ, что Катя стоитъ по-прежнему съ пустыми руками.
— Угадай!
— Трудно, — ты ничего не принесла съ собою.
Катя засмѣялась.
— То что я забыла дома, принести нельзя.
— Въ такомъ случаѣ угадать не только трудно, но почти невозможно.
— Ты такъ думаешь?
— Даже увѣренъ въ этомъ.
— Ну такъ я сама скажу тебѣ.
— Скажи.
— Я забыла поцѣловать маму, какъ дѣлаю это всегда, когда ухожу на прогулку.
Папа взглянулъ на Катю, обнялъ ее за талію и нѣжно притянулъ къ себѣ, проговоривъ ласково:
— Добрая, хорошая ты у меня дѣвочка, постарайся всегда остаться такой, тогда вся жизнь твоя навѣрное пройдетъ счастливо.
КРОЛИКИ.
править— Какъ былъ бы я радъ, мамочка, еслибы ты подарила мнѣ живаго кролика! — сказалъ однажды Лева. — Я видѣлъ сегодня такого хорошенькаго на нашей фермѣ!
— Но, подумай, дитя мое, вѣдь живой кроликъ не то, что твоя деревянная лошадка, которую ты безъ всякаго вниманія по цѣлымъ недѣлямъ забывалъ въ шкафѣ; кролика же надо кормить ежедневно, иначе онъ можетъ умереть съ голода; кромѣ того, чистить клѣтку, а ты знаешь, няня не особенно можетъ этимъ заниматься!
— Я самъ буду и ходить за нимъ, и кормить его.
— Нѣтъ, голубчикъ, при подобномъ уходѣ бѣдному звѣрьку часто придется терпѣть недостатки и голодъ.
— Мама, дорогая, увѣряю тебя, что никогда ничего подобнаго не случится, только подари!
— Хорошо, другъ мой, я сдѣлаю тебѣ это удовольствіе, но помни, если хотя одинъ разъ ты позабудешь накормить кролика, то я беру его обратно.
Лева согласился на предложенное условіе. На слѣдующее утро, вбѣжавъ въ кухню, онъ увидѣлъ на столѣ закрытую корзинку, въ которой кухарка постоянно носила провизію; тихонько приподнявъ крышку, онъ всунулъ руку, надѣясь стащить яблоко или морковку; но каково же было его удивленіе, когда онъ вдругъ почувствовалъ подъ пальцами что тамъ что-то шевелится.
— Ай! Марья, что это такое? — обратился онъ къ кухаркѣ.
Марья открыла корзинку и вынула изъ нея прехорошенькаго кролика.
Лева запрыгалъ отъ радости.
— Какой онъ хорошенькій, какъ я радъ! — восклицалъ онъ, дѣлая прыжки по комнатѣ, — но Марья, тамъ въ корзинкѣ еще что-то копошится.
Марья снова опустила руку подъ крышку и вытащила втораго кролика.
Узнавъ, что оба они принадлежатъ ему, Лева былъ совершенно счастливъ; одного назвалъ «Любимчикомъ», а другаго «Плутишкой», устроилъ имъ хорошенькую хижинку, устланную свѣжею соломою, передъ нёю дворикъ, на которомъ красивая парочка могла играть и рѣзвиться въ-волю. Затѣмъ каждое утро приносилъ имъ кормъ и заботился, чтобы у нихъ постоянно была вода для питья.
Такимъ образомъ прошли двѣ недѣли. Въ одинъ прекрасный день къ матери Левы пріѣхала ея сестра, тетка Левы, со своимъ маленькимъ сыномъ, Жоржикомъ. Лева очень обрадовался дорогимъ гостямъ и повелъ Жоржика посмотрѣть кроликовъ; потомъ послѣ обѣда они вдвоемъ отправились въ лѣсъ за грибами.
Прогулка удалась на славу, мальчики очень веселились и, вернувшись домой только къ вечернему чаю, чувствовали себя до того усталыми, что сейчасъ же легли спать. О кроликахъ никому не пришло и въ голову, и только на слѣдующее утро Лева вспомнилъ о нихъ, проснувшись позднѣе обыкновеннаго.
Поспѣшно началъ онъ одѣваться, побѣжалъ въ садъ, но увы! что же онъ тамъ увидѣлъ? — Плутишка бѣдный лежалъ на травѣ, словно мертвый, а Любимчикъ, забравшись въ уголъ, сидѣлъ съ поникшею головкой.
Лева пришелъ въ отчаяніе и, горько заплакавъ, сталъ звать на помощь мать и няню. Послѣдняя, узнавъ въ чемъ дѣло, сейчасъ же принесла корму. Любимчикъ началъ кушать; мама утѣшила Леву, сказавъ, что онъ еще можетъ поправиться, но бѣдный Плутишка лежалъ безъ движенія, опустивъ носикъ на траву, которую ему предлагали.
— Онъ очень слабъ, — сказала няня, надо попробовать дать ему молока.
И мама съ ложечки стала поить бѣднаго кролика, который, съ трудомъ проглотивъ нѣсколько капель, сдѣлался немного бодрѣе, и мало-по-малу принялся за кормъ.
Видя, что дѣло идетъ на ладъ, Лева пошелъ играть и забылъ о своей печали. Вечеромъ захотѣлось ему посмотрѣть, какъ поживаютъ дорогіе кролики, и онъ мимоходомъ заглянулъ къ нимъ въ хатку — и… что же? Она оказалась пустою! Не было въ ней ни Любимчика, ни Плутишки.
— Мама, мама! — закричалъ мальчуганъ въ отчаяніи, — что сталось съ моими кроликами, неужели они умерли?!
— Нѣтъ, дитя мое, они живы, и даже здоровы; но ты забылъ наше условіе? Цѣлый день бѣдныя животныя, по твоей разсѣянности, оставались безъ пищи и чуть не умерли. Съ той минуты они уже не принадлежатъ тебѣ; я подарила ихъ кузинѣ твоей, Анѣ, которая съ большимъ стараніемъ будетъ ходить за ними.
Лева не смѣлъ даже возражать, признавая себя вполнѣ виноватымъ. Молча отошелъ онъ въ сторону и, сѣвъ на скамью противъ пустой теперь хижинки, горько заплакалъ.
ПЕРВОЕ ГОРЕ.
правитьМаше исполнилось шесть лѣтъ; мама подарила ей въ день рожденія прелестную игрушку, которая состояла изъ невысокаго плоскаго шкафчика, раздѣленнаго на множество маленькихъ выдвижныхъ ящиковъ. Въ каждомъ ящикѣ была насыпана крупа, мука, сахаръ, кофе, шеколадъ, конфекты, однимъ словомъ — всевозможная провизія.
Шкафчикъ ставился на скамейку, которая имѣла видъ прилавка; тутъ же на прилавкѣ красовались крошечные бронзовые вѣсы, — словомъ, назначеніе игрушки было изображать изъ себя магазинъ. Маша давно мечтала имѣть подобную игрушку, она видѣла ее у одной очень богатой подругѣ, всегда говорила мамѣ, что еслибы ей когда-нибудь подарили такую лавочку, то она считала бы себя совершенно счастливой, — и вотъ теперь желаніе дѣвочки наконецъ осуществилось — она была наверху блаженства.
Двоюродная сестра ея, Лизочка, пріѣхавшая на цѣлый день по случаю рожденія Маши, восхищалась лавочкой не меньше самой Машуты, несмотря на то, что была старше послѣдней на цѣлые два года, а о маленькомъ братишкѣ Сережѣ и говорить ничего; даже Медорка, постоянный спутникъ и участникъ всѣхъ ея дѣтскихъ игръ, смотрѣлъ на новую игрушку какъ-то особенно.
— Лизочка, ты будешь купцомъ, — сказала Маша, — а мы съ Сережей придемъ покупать провизію.
Лиза, вмѣсто отвѣта, утвердительно кивнула головой и встала около прилавка. Маша и Сережа отошли въ сторону.
— Возьми на руки корзинку, какъ дѣлаетъ нашъ поваръ Кузьма, — сказала Маша братишкѣ, — и ступай впередъ, а я пойду сзади.
Сережа въ одинъ мигъ сбѣгалъ домой за корзинкой.
— Здравствуйте! — сказалъ онъ Лизочкѣ, подходя къ лавочкѣ.
— Мое почтеніе, что прикажете?
— Пришелъ за провизіей!
— Милости просимъ!
— Что у васъ есть?
— Все что угодно!
— Дайте мнѣ фунтъ сахару.
Лизочка выдвинула одинъ изъ ящиковъ и, положивъ нѣсколько кусочковъ колотаго сахару на вѣсы, принялась взвѣшивать.
— Теперь кофе, шеколаду и муки.
— А мнѣ, пожалуйста, отвѣсьте полфунта конфектъ, — заговорила Маша, подойдя къ лавочкѣ съ другой стороны.
— Сію минуту, сударыня, потрудитесь подождать, вы видите поваръ пришелъ за провизіей, онъ торопится.
— Я тоже тороплюсь.
— Позвольте прежде отпустить меня, — возразилъ Сережа, нашъ баринъ такой сердитый, если опоздаешь — выбранитъ.
— А какъ зовутъ вашего барина, кто онъ такой?
— Онъ очень важный господинъ, его зовутъ Медоромъ.
Дѣти громко расхохотались. Игра въ лавочку продолжалась довольно долго; наконецъ это имъ надоѣло и они начали бѣгать. Затѣмъ мама позвала къ завтраку, послѣ котораго они снова отправились въ садъ.
— Далеко не уходите, — совѣтовала мама, — небо покрывается тучами, по всей вѣроятности собирается гроза.
— Что ты, мамочка, неужели! Это было бы досадно, играть въ саду гораздо пріятнѣе чѣмъ въ комнатѣ.
— Можетъ быть, Богъ дастъ, ничего не будетъ! — замѣтилъ въ заключеніе Сережа, и первый выбѣжалъ на балконъ; за нимъ послѣдовали дѣвочки.
— Хотите бѣгать въ горѣлки? — предложила Танюша.
— Отчего же, можно! — отозвались остальные.
Началась веселая игра въ горѣлки по широкой липовой аллеѣ, ведущей отъ балкона къ озеру. Небо между тѣмъ дѣйствительно съ каждой минутой все больше и больше заволакивалось густыми свинцовыми тучами, но дѣти, увлеченные игрою, не замѣчали этого. Набѣгавшисъ вдоволь, они придумали болѣе спокойную игру, въ «барыню». Игра эта заключалась въ томъ, что Лизочка, какъ старшая, взяла на себя роль барыни, Маша — ея дочери, Сережа — кучера, а Медоръ — лакея. Они должны были ѣхать въ дальнюю дорогу; Лизочка отдавала приказанія, Маша безпрестанно мѣшала ей, приставая съ различными ненужными вопросами. Лизочка дѣлала видъ, что очень сердится, просила оставить ее въ покоѣ, но это выходило у нея чрезвычайно мило и комично.
Сережа хлопоталъ около устройства дорожнаго экипажа, который приходилось замѣнить простой садовой скамейкой, нагружалъ его поклажею, впрегъ четыре садовыхъ стула, сѣлъ на спинку скамейки, взялъ маленькій кнутикъ, подобралъ веревочныя возжи и торжественно объявилъ барынѣ, что все готово. Тогда Лизочка принялась окутывать Машу, которая при этомъ отлично разыграла роль капризной балованной дѣвочки; Лизочка сердилась. Наконецъ все оказалось готово, мать и дочь усѣлись въ экипажъ, а Медорку посадили рядомъ съ кучеромъ. Сережа стегнулъ по стульямъ и, прищелкивая языкомъ, старался этимъ подражать звуку лошадиныхъ копытъ. Всѣмъ было хорошо и весело; но вотъ вдругъ блеснула молнія, затѣмъ раздался сильный раскатъ грома и дождь моментально полилъ словно изъ ведра. Дѣти испугались.
— Домой, домой скорѣе! — послышался голосъ матери.
Они бросили все и побѣжали къ балкону. Дождь лилъ съ такою силою, что, несмотря на близость разстоянія, которое пришлось пробѣжать, маленькіе путешественники оказались промокшими насквозь. Пришлось сейчасъ же перемѣнить бѣлье и платье; это тоже показалось дѣтямъ очень забавно, — они не могли смотрѣть безъ смѣха на свои пострадавшіе костюмы, а въ особенности на Медора, мохнатая шерсть котораго какъ-то слиплась, опустилась и придавала ему чрезвычайно жалкій видъ. Дѣти смѣялись отъ души, но вотъ вдругъ, среди всеобщаго веселья, раздался совершенно неожиданно отчаянный крикъ маленькой Машуты.
— Боже мой, Боже мой, какое несчастіе! — проговорила она сквозь слезы, — мы забыли въ саду нашу лавочку!
Услышавъ эти слова, дѣти съ ужасомъ всплеснули руками, поблѣднѣли какъ полотно и бросились въ комнату няни съ просьбою внести лавочку въ дѣтскую.
— Ахъ вы, вѣтряшки, — заговорила няня, — какъ же можно было убѣжать изъ сада и не приказать убрать дорогую игрушку! — Ее навѣрное дождемъ всю испортило.
— Няня, милая, голубушка, не теряй время, вели скорѣе лакею внести лавочку! — просили дѣти.
Няня встала съ мѣста, чтобы исполнить ихъ желаніе; дождь между тѣмъ не только не прекратился, а напротивъ, лилъ и лилъ сильнѣе. Таня вскарабкалась на окно, чтобы скорѣе увидѣть какъ понесутъ несчастную игрушку; она надѣялась въ глубинѣ души, что можетъ быть дождикъ пощадилъ ее, и что если даже смочилъ, то все-таки не настолько сильно, чтобы испортить окончательно.
Но на дѣлѣ однако оказалось иначе: игрушка никуда не годилась: крупа, мука, сахаръ, шеколадъ, конфекты — все перемѣшалось въ общую массу, ящики расклеились, размокли, кнопки повыскакали, вѣсы какъ-то погнулись въ сторону и совершенно заржавѣли. Таня была въ полнѣйшемъ отчаяніи. Весело начавшійся день кончился плачевно; она чувствовала, что на сердце у нея такъ тяжело, какъ еще никогда не бывало; ей казалось, что несчастнѣе ея нѣтъ никого въ цѣломъ мірѣ. Она грустила, плакала и ничего не кушала за обѣдомъ, отказалась даже отъ пирожнаго и всецѣло отдалась этому первому въ ея дѣтской жизни горю.
МОХНАТКА.
правитьНадумала однажды птичница Матрена посадить на яйцы курицу Мохнатку, чтобы та вывела ей цыплятъ.
Встала старуха ранешенько, пока всѣ въ домѣ спали, выбрала самое темное мѣстечко въ курятникѣ, поставила корзинку, наполненную душистымъ сѣномъ, положила туда дюжину яицъ, а на нихъ посадила свою любимицу, да въ-потьмахъ-то со слѣпу не разсмотрѣла, что одиннадцать штукъ были чисто бѣлаго цвѣта куриныхъ, а двѣнадцатое какое-то зеленоватое, побольше прочихъ, однимъ словомъ — утиное.
Сидитъ курица прилежно, грѣетъ подложенные подъ нее яички, не ходитъ никуда, къ себѣ никого не подпускаетъ, забыла даже о миломъ дружкѣ Петѣ, золотомъ гребешкѣ, который прождалъ Мохнатку день, прождалъ другой, да и не вытерпѣлъ, пошелъ отыскивать по всѣмъ закоулкамъ.
Долго ходилъ онъ по двору, хлѣвамъ, амбарамъ, наконецъ заглянуль въ птичникъ и какъ разъ наткнулся на нее; но Мохнатка, при видѣ гостя, такъ разсердилась, зашипѣла, заклохтала, что пѣтухъ, струсивъ не на шутку, убрался по добру по здорову, и несмотря на то, что очень любопытно было знать причину отсутствія подруги — не рѣшался больше навѣщать ее.
А она все сидитъ, да сидитъ; сбѣгаетъ поклевать зернышекъ, водицы попить — и опять за прежнее дѣло. Даже вся вылиняла, стала такая некрасивая, злая, что совсѣмъ не походила на ту прелестную бѣлую курочку съ густымъ хохолкомъ и мохнатыми ножками, которой когда-то всѣ любовались.
Цѣлыя три недѣли просидѣла бѣдняжка такимъ образомъ; наконецъ изъ яицъ стали одинъ за другимъ маленькіе цыплята выклевываться — желтенькіе, точно канарейки, прехорошенькіе.
Проколетъ плутишка скорлупку своимъ крошечнымъ носикомъ, выскочитъ, отряхнется, и начнетъ ножками пыль разрывать.
Съ каждымъ днемъ семейство Мохнатки все прибывало и прибывало, позже всѣхъ появился на свѣтъ утенокъ изъ зеленоватаго яичка, и какой же онъ забавный вышелъ! Просто всѣмъ на удивленіе — кругленькій, точно шарикъ, пушистый, на короткихъ ножкахъ съ преширокимъ расплюснутымъ носомъ. Мохнатка часто на него посматривала, задавая себѣ вопросъ:
«Что это за странный у меня дѣтенышъ? Неуклюжій какой-то, косолапый, ходитъ смѣшно, точно старикъ, переваливаясь съ боку на бокъ, да и клюетъ-то не по нашему — однимъ словомъ, никуда не годится, срамъ въ люди показать!»
Дивится на него курица, но тѣмъ не менѣе любитъ и бережетъ наравнѣ съ остальными, думая про себя: «какъ тамъ ни говори, а все же сынъ, вѣдь!»
Не только ни въ чемъ не отличаетъ отъ другихъ, но какъ будто даже сильнѣе жалѣетъ; найдетъ, бывало, гдѣ-нибудь въ травѣ червячка или букашку, начнетъ скликать семью — раздѣлитъ всѣмъ поровну, ему получше порцію оставитъ и смотритъ, чтобы кто не обидѣлъ; а какъ завидитъ въ воздухѣ злѣйшаго своего врага, ястреба, въ одинъ мигъ распуститъ перья и, широко раздвинувъ крылья, попрячетъ всѣхъ маленькихъ цыпочекъ, — косолапаго такъ наровитъ засунуть подальше.
Мало-по-малу дѣтки стали подростать. — «Пора, думаетъ курица, учить ихъ уму разуму; не вѣкъ же мнѣ самой отыскивать разныхъ букашекъ, таракашекъ; пусть знаютъ какъ надо добывать пищу».
И вотъ принялась Мохнатка за воспитаніе малютокъ; первые уроки, конечно, были не совсѣмъ удачны; крошечныя лапки, стараясь подражать матери, вмѣсто того, чтобы выкапывать лакомые кусочки, или зарывали ихъ глубже, или откидывали въ сторону, но затѣмъ дѣло пошло на ладъ, такъ что черезъ нѣсколько дней не только одиннадцать проворныхъ желтенькихъ крошекъ, но даже и неповоротливый уродецъ сдѣлалъ замѣчательные успѣхи, вслѣдствіе которыхъ счастливая мамаша порѣшила свести всю семью на берегъ большаго пруда, гдѣ въ сырой и рыхлой землѣ не разъ видала много червяковъ и тому подобнаго вкуснаго жаркаго.
Но каково же было ея удивленіе и ужасъ, когда не успѣла она спуститься съ крутаго обрыва, какъ вдругъ замѣтила, что коротконогій сынокъ ея, скатившись кубаремъ, бросился прямо въ прудъ и какъ клочекъ ваты, плавно покачиваясь на поверхности, загребалъ воду своими перепончатыми лапками.
Мохнатка начала кричать что есть силы, замахала крыльями кинулась сама къ пруду, но, не рѣшаясь войти въ него, отчаянно бѣгала около; цыплята тоже переполошились — принялись пищать, суетиться, толкали другъ друга, а одинъ изъ нихъ, посмышленѣе должно быть, вскочилъ на камешекъ, вытянулъ шейку и въ первый разъ въ жизни пропѣлъ хриплымъ голосомъ: «ку-ку-ре-ку! помогите, молъ, добрые люди, съ братцемъ приключилось что-то особенное».
ДОМОВОЙ.
правитьГриша былъ сынъ одного небогатаго мужичка и помогалъ родителямъ въ различныхъ крестьянскихъ работахъ. То, бывало, подсобитъ сѣно нагребать, то лошадокъ напоитъ, то коровъ да овечекъ загонитъ на ночь, — однимъ словомъ, дѣлалъ все, что заставятъ.
— Поди-ка, братъ Гришутка, — сказалъ ему однажды поздно вечеромъ отецъ, — посмотри, я кажись забылъ овечкамъ принести кормъ.
Гришутка всталъ съ мѣста, направился къ выходной двери избушки, около которой сейчасъ же былъ расположенъ хлѣвъ, гдѣ находились овечки, и вдругъ почему-то почувствовалъ, что ему дѣлается страшно.
Ночь была совсѣмъ темная, непроглядная; онъ вспомнилъ разные нелѣпые разсказы про вѣдьмъ, домовыхъ, про бабу-ягу, и про прочія тому подобныя глупости, которыхъ на свѣтѣ никогда не было, нѣтъ, и быть не можетъ.
— Что ты? — спросилъ мальчика отецъ, замѣтивъ, что онъ остановился на порогѣ.
— Папа, мнѣ страшно! — отозвался Гриша.
— Страшно?
— Да.
— Но чего же?
— Ночь ужъ больно темная!
— Что-жъ изъ этого, возьми фонарь.
Гриша снялъ со стѣны висѣвшій фонарь, зажегъ свѣчку и нерѣшительными шагами, озираясь на всѣ стороны, началъ уже спускаться съ лѣстницы, какъ вдругъ ему. показалось, что въ хлѣвушкѣ кто-то стонетъ.
«Не можетъ быть, — сказалъ самъ себѣ мальчикъ, — это мнѣ просто мерещится», и стараясь сдѣлать надъ собою усиліе, шелъ далѣе; но по прошествіи двухъ-трехъ минутъ стонъ раздался снова.
Тогда, не помня себя отъ ужаса, мальчуганъ повернулъ назадъ, уронилъ фонарь и съ громкимъ крикомъ: «домовой, домовой», ворвался обратно въ избу.
— Гдѣ, домовой, какъ домовой? — смѣясь спросилъ отецъ, — домовые бываютъ только въ сказкахъ! Не стыдно-ли тебѣ, большой мальчикъ и боишься подобнаго вздора!
Но Гриша продолжалъ утверждать, что самъ собственными ушами слышалъ, какъ домовой стонетъ въ хлѣвушкѣ.
— Пойдемъ, папа, — упрашивалъ онъ отца, — пойдемъ, постой нѣсколько минутъ на крыльцѣ и ты услышишь то же самое!
— Ахъ, Гришутка, усталъ я, не хочется, или съ Богомъ одинъ, нѣтъ тамъ никакого домоваго.
Но Гришутка одинъ не соглашался идти ни за какія блага и до того убѣдительно просилъ отца выйти на крыльцо послушать какъ стонетъ домовой, что отецъ, несмотря на усталость, все-таки всталъ съ мѣста и пошелъ исполнить желаніе сынишки.
Они вышли на крыльцо, простояли нѣсколько минутъ, — кругомъ все было тихо, покойно, нигдѣ не слышалось ни звука.
— Ничего не слышу, — сказалъ тогда отецъ, — тебѣ просто показалось! — и ужъ хотѣлъ идти обратно, какъ вдругъ мальчикъ схватилъ его за руку.
— Слышишь, слышишь! — сказалъ онъ испуганно.
Отецъ громко расхохотался.
— Слышу! — отвѣчалъ онъ, — но развѣ ты не можешь сообразить что это такое?
— Нѣтъ, а что же?
— Да калитка. Вѣтеръ качаетъ ее и она скрипитъ на заржавленныхъ петляхъ.
Мальчикъ смотрѣлъ недовѣрчиво.
— Стой здѣсь, — сказалъ ему тогда отецъ, — а я спущусь въ садъ и буду отворять и затворять калитку, — ты сейчасъ же услышишь скрипъ, который показался тебѣ стономъ.
Съ этими словами крестьянинъ отправился въ садъ и, началъ отворять и запирать калитку, которая при этомъ дѣйствительно издавала скрипъ, похожій на стонъ.
— Въ самомъ дѣлѣ! — сказалъ тогда Гриша, — какой же я глупый, что испугался подобныхъ пустяковъ! — Ступай, папа, домой, можешь спать спокойно, я пойду посмотрѣть есть-ли кормъ у овечекъ.
— А домоваго не боишься? — пошутилъ отецъ.
Гриша въ отвѣтъ ему громко разсмѣялся.
ЧУДЕСА.
правитьНиколай Петровичъ Смирновъ только-что переѣхалъ на дачу съ женой и тремя маленькими дѣтьми — Варенькой, Катей и Андрюшей.
Дѣти были совершенно счастливы, имъ очень нравилась новая обстановка, и пока няня съ горничной, подъ руководствомъ родителей, занимались устройствомъ комнатъ, они успѣли обѣжать не только свой собственный садикъ, но и нѣкоторыя расположенныя по близости дачи. Одна изъ нихъ, почти примыкавшая къ стѣнѣ комнаты мамы, въ особенности обратила на себя ихъ вниманіе тѣмъ, что около нея, во-первыхъ, гуляли три бѣленькія уточки, которыя оказались настолько ручными, что даже брали кормъ прямо изъ рукъ, а во-вторыхъ, и главное, тутъ же, около чугунной рѣшетки, на жердочкѣ, придѣланной къ дереву, сидѣла такая необыкновенная пестрая птица, какую они еще никогда не видывали.
Дѣти остановились около и долго не сводили съ нея глазъ.
— Какія красивыя перья! — сказала Варенька.
— А хвостъ-то, хвостъ какой роскошный! — добавила Катя.
— Нѣтъ, вотъ на клювъ посмотрите, я еще никогда такого не замѣчалъ ни у одной птицы! — возразилъ Андрюша.
Дѣти начали разглядывать эту необыкновенную птицу съ величайшимъ любопытствомъ; каждый изъ нихъ дѣлалъ свои заключенія; болѣе всего поразило ихъ то, что птица не боялась людей и подпускала къ себѣ совершенно близко. Андрюша даже хотѣлъ погладить ее, но Варенька отговорила.
— Почему знать, можетъ быть она сердитая! — замѣтила Варенька, — надо прежде спросить. Какъ жаль, что никого нѣтъ на балконѣ!
— А какъ она называется?
— Не знаю!
— Я знала, только забыла! — вмѣшалась въ разговоръ Катя.
— Ты знала, откуда? — насмѣшливо спросилъ Андрюша.
— Видѣла на картинкѣ, помнишь, въ той маленькой книгѣ, которую намъ подарилъ дядя Лева и которую мы все еще не хотѣли читать.
— Да, въ самомъ дѣлѣ, теперь я начинаю припоминать, но какъ она называется… Забыла тоже, ужасно досадно, жаль, что не послушались маму и до сихъ поръ не прочитали книгу.
Птица между тѣмъ сначала плавно покачивалась на жердочкѣ взадъ и впередъ, потомъ вдругъ совершенно неожиданно открыла клювъ и чисто, отчетливо проговорила: «попочка, голубчикъ!»
Дѣти отступили назадъ, переглянулись и, видимо, оторопѣли
— Ты слышалъ, или мнѣ это показалось? — спросила Катя Андрюшу. Андрюша, въ свою очередь, сдѣлалъ тотъ же вопросъ Варенькѣ. Варенька, сама струхнувъ не на шутку, хотѣла что-то отвѣтить, но птица вторично открыла клювъ и снова проговорила по прежнему громко и отчетливо: «попка, дуракъ!»
— Чудеса! — сказала тогда Варенька, и первая повернула по направленію къ дому; сестренка и братишка конечно послѣдовали за нею.
Чѣмъ ближе они подходили къ дачѣ, тѣмъ больше дрожали ихъ маленькія ножки; они чувствовали какой-то непонятный страхъ, сознавали, что видѣли что-то сверхъестественное, необычайное.
«Говорящая птица! Вѣдь это въ самомъ дѣлѣ такая диковинка, о которой можно услышать только въ сказкѣ», думали дѣти и невольно торопились скорѣе добраться до дому, такъ какъ имъ начинало казаться, будто оригинальная птица гонится слѣдомъ.
— Что случилось? — спросила мама, замѣтивъ взволнованныя личики дѣтей.
— Ахъ, мамочка, мы сейчасъ видѣли такія чудеса, что ты даже не повѣришь!
— Въ самомъ дѣлѣ.
— Честное слово!
— Что же такое? Это интересно.
— Птицу, мамочка, но не такую, какія летаютъ обыкновенно! — добавилъ Андрюша.
— А какую же? — съ улыбкой перебилъ его папа, — съ двумя головами?
— Нѣтъ, папочка, ты все смѣешься, а то, что мы хотимъ разсказать, очень важно. Птица, которую мы видѣли, имѣетъ одну голову, но зато, представъ себѣ, она говоритъ человѣческимъ голосомъ.
— И летаетъ по парку на свободѣ съ другими? — спросила мама насмѣшливо.
— Нѣтъ, она сидитъ на жердочкѣ, прикрѣпленной къ дереву, около чугунной рѣшетки сосѣдней дачи.
— Направо?
— Да, какъ разъ около стѣны твоей комнаты.
— Такъ это попугай нашей сосѣдки, Маріи Гавриловны Нильской.
— Попугай, попугай! — съ радостью подхватила Катя. — Теперь я вспомнила названіе, написанное подъ картинкой, гдѣ представлена точно такая же птица!
— Въ книжкѣ дяди Левы, — добавила Варенька.
— Въ той самой, которую вы до сихъ поръ не могли найти минутки прочитать, — строго замѣтила мама.
Дѣти молча опустили глаза.
— Мы не знали, что попугаи говорятъ, — наконецъ нерѣшительно пролепеталъ Андрюша.
— Потому-то и не знали, что не хотѣли прочесть книжку, въ которой написано обо всѣхъ птицахъ и животныхъ; иначе этого бы не случилось. Хорошо еще, что не было никого постороннихъ, а то осрамили бы папу, себя и меня, — продолжала мама все тѣмъ же строгимъ тономъ; — нынче каждая простая дѣвочка, всякій уличный мальчикъ умѣютъ читать, и знаютъ обо всемъ понемногу, а вы, дѣти благородныя, и какъ всѣ считаютъ, богатыхъ родителей, вдругъ не могли узнать попугая, испугались, что онъ заговорилъ по-человѣчески и объяснили все какимъ-то чудомъ!
Дѣти сильно переконфузились; они вполнѣ соглашались, что мама говоритъ правду. Варя "?ію же минуту побѣжала въ дѣтскую, отыскала заброшенный подарокъ дяди Левы и принялась читать вслухъ.
Андрюша и Катя, противъ всякаго ожиданія, слушали внимательно; книга не казалась больше скучною; маленькіе разсказы о всевозможныхъ птицахъ, рыбахъ, животныхъ очень интересовали ихъ; въ особенности, когда рѣчь зашла о попугаѣ, Андрюша даже просилъ Варю два раза прочесть о немъ, чтобы лучше запомнить нѣкоторыя подробности.
Съ этого дня они уже не боялись этой необыкновенной птицы, а напротивъ, избрали своимъ любимымъ мѣстопребываніемъ полянку около чугунной рѣшетки подъ деревомъ, къ одному изъ сучковъ котораго была привѣшана жердочка попугая.
Катя находила особенное удовольствіе кормить уточекъ, а Варя и Андрюша почти все свободное время проводили около Попенѣки, слушая его смѣшную болтовню, и зачастую вспоминали о томъ, какъ они съ испуганнымъ видомъ прибѣжали домой сообщить мамѣ о томъ, что видѣли такія чудеса, что даже трудно повѣрить.
ЛЮБОПЫТНЫЙ.
правитьОтецъ маленькаго Вани служилъ управляющимъ у одного очень важнаго графа. Графъ большею частью жилъ въ городѣ, но лѣтомъ иногда пріѣзжалъ въ свое имѣніе на нѣсколько мѣсяцевъ.
Ванѣ ни разу не приходилось видѣть графа; онъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ его пріѣзда, такъ какъ отецъ обѣщалъ взять его съ собою въ барскія комнаты, и даже поставить гдѣ нибудь въ сторонкѣ въ обѣденной залѣ, чтобы мальчуганъ могъ вдоволь насмотрѣться и на графа и на гостей, съ которыми графъ долженъ былъ пріѣхать вмѣстѣ.
Ваня былъ совершенно счастливъ.
— Только надо одѣться почище, — замѣтилъ отецъ.
Ваня вполнѣ съ нимъ согласился и, въ назначенный день пріѣзда графа, всталъ чуть-ли не съ первыми лучами восходящаго солнца. Его очень забавляли приготовленія, которыя дѣлались на барскомъ дворѣ и онъ съ любопытствомъ слѣдилъ глазами за сновавшею всюду прислугою; но вотъ, наконецъ вдали, подъ горою, показался дорожный экипажъ, запряженный четверкою сѣрыхъ лошадей.
— Идутъ, ѣдутъ! — послышалось отовсюду.
Ваня прыгнулъ на заборъ, чтобы лучше и скорѣе увидѣть коляску, гдѣ сидѣлъ графъ и его гости, но вдругъ заборъ подъ нимъ затрещалъ и онъ съ шумомъ повалился на землю.
— Что ты надѣлалъ! — съ досадою крикнулъ отецъ, — если графъ замѣтитъ, мнѣ достанется.
— Ничего, Николай Петровичъ, — отвѣтилъ стоявшій рядомъ конторщикъ, — Ихъ Сіятельство здѣсь не пойдутъ, а къ вечеру мы заборъ успѣемъ снова укрѣпить. Не браните мальчугана, онъ и безъ того чуть не плачетъ.
Ваня дѣйствительно стоялъ чрезвычайно грустный и готовъ былъ расплакаться, но только не о томъ, что повалилъ заборъ и что черезъ это могла быть непріятность его отцу, но о томъ, что повалившись, настолько запачкалъ и изорвалъ свое новое платье, что идти въ немъ въ барскія комнаты нечего было и думать.
— Нельзя-ли какъ поставить меня въ сторонкѣ, папа? — просилъ онъ отца.
— Куда тебя, такого оборванца и замарашку! — отозвался отецъ, — ступай домой.
И съ этими словами самъ немедленно побѣжалъ въ комнаты.
Ваня горько расплакался.
— О чемъ? — спросилъ его конторщикъ.
— Досадно, что не довелось видѣть графа.
— А тебѣ очень хочется?
— Очень.
— Пойдемъ, я проведу тебя въ корридорчикъ, который ведетъ изъ зала въ билліардную, тамъ есть небольшая дверь, ты можешь черезъ замочную скважинку все видѣть, только стой смирно, не копошись, чтобы грѣхомъ кто не замѣтилъ.
Ваня поблагодарилъ конторщика, отправился вмѣстѣ съ нимъ въ корридорчикъ и, расположившись около двери, сталъ пристально смотрѣть въ замочную скважину.
Вотъ видитъ онъ, какъ одѣтые во фракахъ и бѣлыхъ галстукахъ лакеи подаютъ господамъ блюдо за блюдомъ.
«Жаль, нельзя разсмотрѣть, что именно лежитъ на блюдахъ?» мысленно проговорилъ себѣ мальчуганъ и, случайно поднявъ голову, замѣтилъ въ дверяхъ наверху большое отверстіе. «Вотъ бы откуда заглянуть!» добавилъ онъ почти вслухъ и, тихонько подвинувъ стоящій около стулъ, поспѣшно взгромоздился на него; но къ несчастію скважина оказалась настолько высоко, что надо было привстать на цыпочки, что Ваня и сдѣлалъ, причемъ немного налегъ на дверь, не сообразивъ того, что дверь открывается въ зало, и вдругъ, о ужасъ! — обѣ половинки ея съ шумомъ распахнулись и Ваня со всего размаха разлетѣлся на полъ вмѣстѣ со стуломъ.
Испуганные гости въ первую минуту до того растерялись, что даже повскакали изъ-за стола, но затѣмъ, узнавъ въ чемъ дѣло, долго смѣялись надъ любопытствомъ мальчика.
ЗА ЛАНДЫШАМИ.
правитьКатя и Вѣра отправились однажды за ландышами; это были любимые цвѣты ихъ матери и онѣ хотѣли сдѣлать ей сюрпризъ — набрать цѣлый букетъ и поставить незамѣтнымъ образомъ въ ея комнату. Но такъ какъ ландыши росли отъ занимаемой ими дачи довольно далеко, то дѣвочки, желая выиграть время, просили позволенія дома не завтракать, а взять съ собою нѣсколько бутербродовъ.
Родная сестра ихъ матери, тетя Лиза, обыкновенно занимавшаяся хозяйствомъ, спросила о причинѣ подобнаго желанія.
Катя и Вѣрочка повѣрили ей тайну, и тогда она охотно согласилась; нагрузивъ карманы дѣвочекъ пирожками и бутербродами, она обѣщала ничего не говорить мамѣ о ландышахъ, и даже придумать какую-нибудь постороннюю причину, по которой онѣ дома не завтракаютъ.
— А ты знаешь, гдѣ растутъ ландыши? — спросила Вѣрочка.
— Знаю, — тамъ подъ горою, около болота! — отвѣтила Катя, — или только за мной слѣдомъ, приведу вѣрно.
И дѣвочки пустились въ путь.
Дорога все время шла небольшимъ лѣсомъ; весело болтая между собою, онѣ незамѣтнымъ образомъ дошли до болота и, завидѣвъ массу ароматныхъ ландышей, уже хотѣли было приняться рвать ихъ, какъ вдругъ замѣтили, что напротивъ въ кустахъ что-то копошится.
Катя, которая отъ природы не принадлежала къ разряду храбрыхъ, да къ тому же была младшая, немного струсила и немедленно спряталась за спину Вѣрочки.
— Не бойся! — отозвалась послѣдняя, — это просто бѣдная женщина съ двумя маленькими дѣтьми; онѣ вѣроятно идутъ куда-нибудь далеко и присѣли отдохнуть.
Предположеніе дѣвочки было основательно. Женщина, какъ потомъ оказалось на самомъ дѣлѣ, пробиралась въ сосѣдній монастырь на богомолье и, судя по утомленному виду и запыленному костюму, шла очень издалека; и выбравъ тѣнистое мѣстечко въ сторонѣ, она присѣла отдохнуть; дѣтки копошились около.
— Здравствуйте, милыя барышни! — заговорила она слабымъ голосомъ, когда Катя и Вѣрочка поровнялись съ нею. — Нѣтъ-ли у васъ копѣечки, подайте! Мы до того устали и такъ проголодались, что даже трудно выразить; дѣти мои, кромѣ черстваго хлѣба, еще ничего не кушали, а я такъ даже и этого не ѣла со вчерашняго дня.
Дѣвочки молча переглянулись.
— Отдадимъ имъ наши бутерброды и пирожки? — шепнула на ухо сестрѣ Вѣрочка.
— Отдавай, коли тебѣ охота, — отвѣчала Катя, — а я сама голодна и свою порцію уступать никому не намѣрена.
Женщина между тѣмъ продолжала жалобнымъ голосомъ просить милостыню, ея худое загорѣлое лицо выражало сильную усталость и страданіе, на глазахъ выступили слезы; ребятишки, одѣтыя въ какое-то рубище, выглядѣли еще болѣе несчастными, — они ничего не говорили, только кланялись и протягивали грязныя рученки.
Вѣрочкѣ стало жаль ихъ, она достала изъ кармана весь запасъ провизіи и подала женщинѣ.
— Вотъ, голубушка, возьми, покушай сама и дай дѣтямъ! — сказала дѣвочка, — денегъ у насъ съ собою нѣтъ, извини.
Женщина съ жадностью принялась за вкусный завтракъ, а Катя и Вѣрочка, отойдя немного въ сторону, начали рвать ландыши; но большая часть изъ нихъ росла на болотѣ, и подойти близко оказалось трудно.
— Какая досада, — сказала тогда Катя, — на глазъ ландышей такъ много и кажется такъ легко нарвать ихъ, а на дѣлѣ выходитъ иначе; просто не знаю, съ которой стороны приступиться!
— Погодите, дорогая барышня, — раздался позади знакомый голосъ нищей. — Я не боюсь промочить ноги, онѣ у меня безъ обуви и привыкли къ сырости, сейчасъ нарву вамъ ландышей, сколько угодно!
Съ этими словами она смѣло стала переступать съ кочки на кочку и, но прошествіи нѣсколькихъ минутъ, дѣйствительно принесла ихъ Вѣрочкѣ цѣлую охапку.
Катя стояла поодаль, опустивъ глаза книзу и, угощаясь пирожками, которые одинъ за другимъ вынимала изъ кармана, чувствовала себя неловко; она не знала, просить-ли бѣдную женщину нарвать для нее ландышей. Но женщина, отдавъ цвѣты Вѣрочкѣ, сѣла на прежнее мѣсто. Катѣ пришлось вернуться домой безъ букета.
ЗАБЛУДИЛАСЬ.
правитьАнютѣ только-что минуло пять лѣтъ. Мама въ день рожденія подарила ей вмѣсто игрушки живую козочку. Анюта была въ восторгѣ, сама заботилась о своей козочкѣ, которой дала кличку Тутушка; каждый вечеръ она сама загоняла козочку въ сарай, гдѣ молоденькая няня Матреша, постоянно находившаяся при Анютѣ, всегда заранѣе приготовляла любимицѣ кормъ и питье; утромъ Анюта еще до чаю выпускала Тутушку на траву и, успокоившись, что козочка весела и здорова, уходила въ столовую пить чай.
Тутушкѣ было завидное житье, зато она и росла, какъ говорится, не по днямъ, а по часамъ; по прошествіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ она сдѣлалась такая большая, что тотъ, кто долго не видалъ ее, не хотѣлъ даже вѣрить, что это та самая Тутушка, которая еще такъ недавно скорѣе походила на игрушку, чѣмъ на живое существо.
Анюта съ каждымъ днемъ привязывалась къ своей Тутушкѣ все больше и больше. Но вотъ вдругъ, въ одинъ прекрасный день, случилось ужасное несчастіе — Тутушка пропала безъ вѣсти.
Анюта съ громкимъ плачемъ прибѣжала сообщить объ этомъ отцу и матери. Сейчасъ же вся прислуга была разогнана на поиски за пропавшей козочкой. Матреша тоже ушла въ числѣ прочихъ.
Анюта сидѣла сначала въ обществѣ Полкана, большой дворовой собаки, а затѣмъ Полканъ, увидѣвъ издали уходившаго куда-то отца маленькой дѣвочки, отправился вмѣстѣ съ нимъ, и Анюта осталась совершенно одна, такъ какъ даже мамы дома не оказалось.
Сидѣла, сидѣла Анюта, плакала, плакала, да въ концѣ-концовъ рѣшила сама отправиться на поиски за Тутушкой и, не откладывая дѣло въ долгій ящикъ, вставъ съ мѣста, поспѣшно направилась къ лѣсу.
Маленькія ножки ея бѣжали очень скоро, подъ вліяніемъ горестныхъ думъ, что никогда больше не удастся ей видѣть любимую козочку и кормить изъ рукъ травкою. Она незамѣтно зашла такъ далеко, что когда вдругъ остановилась, желая сообразить, въ которой сторонѣ оставила домъ и садъ, то совершенно сбилась съ дороги.
«Кажется надо направо!» подумала дѣвочка и, вмѣсто того чтобы повернуть къ дому, шла все дальше и дальше.
На дворѣ между тѣмъ стало темнѣть, и Анюта струсила не на шутку.
— Папа, мама! — кричала она изо всѣхъ силъ, но отвѣта не получалось.
Кругомъ безмолвно стояли деревья и кустарники, которыя только шелестили листьями. Анюта упала лицомъ на траву и горько заплакала, а затѣмъ совершенно потеряла сознаніе.
Долго ли пролежала она въ подобномъ положеніи — неизвѣстно; только когда наконецъ пришла въ себя и приподнялась съ мѣста, то увидѣла, что въ лѣсу сдѣлалось еще темнѣе и услышала гдѣ-то тамъ вдали непонятный шумъ и шорохъ.
«Вѣрно идетъ великанъ-людоѣдъ, чтобы проглотить меня» подумала бѣдная дѣвочка и, крѣпко прижавшись къ дереву, еле дышала.
Шумъ между тѣмъ слышался все явственнѣе. Анюта начала чувствовать, что отъ страху снова теряетъ сознаніе; кажется еще одна минута — и она навѣрное попадетъ въ огромный ротъ великана-людоѣда; но вдругъ около ея ногъ промелькнула знакомая фигура Полкана.
— Полканъ! — радостно вскрикнула тогда Анюта.
Добрая собака, въ отвѣтъ на восклицаніе дѣвочки, начала громко лаять.
— Полканъ, Полканъ! — послышался тогда изъ глубины лѣса голосъ отца.
— Папочка, я здѣсь! — собравъ послѣднія силы крикнула Анюта и, подъ вліяніемъ всего прочувствованнаго, снова потеряла сознаніе и какъ снопъ повалилась на траву.
Какъ подошелъ папа, какъ поднялъ Анюту, какъ снесъ ее обратно домой — дѣвочка ничего не помнила, потому что у нея отъ сильнаго испуга и волненія сдѣлалась нервная горячка.
Бѣдняжка прохворала почти около мѣсяца. Поправившись, она первымъ долгомъ освѣдомилась о любимой козочкѣ, которая оказалось цѣлою и невредимою, и въ роковой день своего побѣга была приведена изъ сосѣдней рощи домой гораздо раньше Анюты.
ОШИБКА.
правитьКатя и Оля были задушевныя пріятельницы; онѣ воспитывались въ одномъ пансіонѣ и въ классѣ сидѣли рядомъ.
Однажды съ Катей случилось маленькое несчастіе: она не знала урока, и когда учительница ее вызвала, то такъ растерялась, что, вмѣсто того чтобы попробовать отвѣтить еще какъ нибудь, горько расплакалась.
— Это ни на что не похоже! — замѣтила учительница. — Вы лѣнитесь, не хотите заниматься какъ слѣдуетъ и я должна наказать васъ: вы сегодня останетесь безъ отпуска и, кромѣ того, еще сдѣлаете мнѣ французскій переводъ къ завтрему.
Катя готова была разрыдаться на всю комнату, потому что французскій переводъ она никогда не дѣлала сама, и всегда ей дома показывала гувернантка.
— Я… я… я… — попробовала было она что-то сказать въ свое оправданіе, но учительница взглянула не нее строго и знакомъ приказала сѣсть на мѣсто.
Оля незамѣтнымъ образомъ схватила ее за руку и крѣпкимъ, дружескимъ пожатіемъ сразу ободрила.
— Успокойся, — сказала она ей, когда классы кончились, — я дома сдѣлаю тебѣ французскій переводъ и завтра рано утромъ принесу сюда.
Катя съ благодарностью поцѣловала добрую подругу, которая дѣйствительно на слѣдующій день исполнила все, какъ обѣщала наканунѣ.
— Покажите переводъ, который я задала вамъ къ сегодняшнему уроку, — сказала учительница, когда весь классъ оказался въ сборѣ.
Катя встала съ мѣста и протянула только-что перехваченную отъ Оленьки тетрадку.
— Хорошо, я посмотрю, — отвѣтила учительница и, развернувъ тетрадку, съ удивленіемъ взглянула на дѣвочку.
— Кромѣ этой тетрадки у васъ не было съ собою другой? — спросила она.
— Нѣтъ.
— Слѣдовательно перепутать вы не могли?
— Нѣтъ! — снова отвѣтила Катя, не понимая къ чему клонятся разспросы.
— Не можете ли вы мнѣ сказать съ чего начинается переводъ?
Катя замялась. Сидѣвшая сзади Оленька сейчасъ же подсказала
въ полголоса первую строчку. Катя какъ попугай повторила ее.
— Да, вы увѣрены въ этомъ? — снова спросила учительница.
— Увѣрена… — нерѣшительно отвѣтила дѣвочка.
— Потрудитесь посмотрѣть сами вашъ переводъ, — и съ этими словами она передала тетрадку дѣвочкѣ.
Катя смекнула, что дѣло вѣроятно неладно.
— Питайте, читайте вслухъ! — настаивала учительница.
Катя начала читать:
Мяса 5 ф., масла 1 ф., крупы 1 ф., чаю 1 ф., сахару 2 ф., я не знаю… что… это… такое, — отвѣчала она сконфуженно.
Оленька тѣмъ временемъ сидѣла на своемъ мѣстѣ, какъ говорится, не жива, не мертва, — она сію минуту догадалась, что въ торопяхъ, по ошибкѣ, схватила расходную тетрадку матери.
— Объясните мнѣ наконецъ что это такое? — допытывалась учительница, но Катя молчала упорно; Оленька тоже.
Вдругъ въ эту минуту въ прихожей послышался какой-то необычайный шумъ.
— Пустите, пустите! — кричалъ женскій голосъ.
— Нельзя! — возражалъ швейцаръ.
Но женскій голосъ съ каждой минуты раздавался все громче и громче; къ довершенію всего, классная дверь вдругъ съ шумомъ распахнулась и на порогѣ показалась горничная Оленьки, держа въ рукахъ синюю тетрадку.
— Барышня, вотъ вамъ тетрадка, въ которой вы вчера писали цѣлый вечеръ для Кати! — сказала она, обратившись къ Оленькѣ. — Вы въ торопяхъ оставили ее на комодѣ и захватили съ собою мамину счетную книгу.
— А, теперь я понимаю, теперь для меня становится яснымъ! — замѣтила учительница, взявъ у горничной тетрадку.
— Простите! — бормотала Оля.
— Простите! — повторила за ней Катя.
— Нѣтъ, простить васъ, при всемъ желаніи, никакъ не могу, ни ту, ни другую, — строго отозвалась учительница, и наказала обѣихъ дѣвочекъ, оставивъ ихъ безъ отпуска.
ВЪ КЛАДОВОЙ.
правитьЛеночка очень любила хозяйничать, и за послѣднее время во многомъ помогала матери; это очень забавляло маленькую дѣвочку, и она даже зачастую хвасталась передъ подругами.
— «Вотъ молъ, я какая умница, все равно что большая, мама посылаетъ меня и на кухню и въ кладовую, я вездѣ съумѣю дѣло справить».
— Ну, пошла хвастать! — сказалъ однажды братъ Леночки, шестилѣтній мальчикъ Саша, когда она по обыкновенію завела какъ-то рѣчь передъ одной подругой о своемъ искусствѣ стряпать на кухнѣ и дѣлать порядокъ въ кладовой.
— Вовсе не хвастаю, а говорю правду! — недовольнымъ тономъ отозвалась Леночка, и снова принялась пересчитывать свои познанія.
Разговоръ на эту тему, вѣроятно, продолжался бы очень долго, еслибы сидѣвшая въ сосѣдней комнатѣ мама не прервала его.
— Леночка, — крикнула она дѣвочкѣ, — возьми ключъ и сходи въ кладовую, принеси мнѣ два лимона для пирожнаго.
— Вотъ видишь, — съ самодовольною улыбкой обратилась Леночка къ брату, — небось не тебѣ дѣлаютъ порученіе въ кладовую, а мнѣ.
И, гордо закинувъ голову, она отправилась за клюнемъ.
— Лимоны лежатъ на полкѣ, направо! — сказала мама.
— Знаю, мамочка, около банокъ съ вареньемъ.
— Совсѣмъ нѣтъ, банки налѣво, а лимоны направо.
— Ну, да, да, я ошиблась, — постаралась поправиться дѣвочка чтобы показать брату, что хорошо знаетъ все, — онѣ лежатъ въ кладовой направо, рядомъ съ мѣшками, гдѣ насыпана мука!
— Неправда, мука вовсе не на той полкѣ, лимоны лежатъ около банки съ гречневой крупой.
— Ботъ, вотъ, именно я такъ и хотѣла сказать! — продолжала Леночка и, замѣтивъ, что братъ смотритъ на нее насмѣшливыми глазами, покраснѣла до ушей.
— Иди же, или скорѣй! — торопила мама.
Леночка не заставила дважды повторять себѣ «иди скорѣе», во-первыхъ потому, что ей становилось очень неловко передъ братомъ и передъ подругой, а во-вторыхъ, она такъ любила ходить въ кладовую, гдѣ мимоходомъ всегда непремѣнно захватывала горсточку миндалю или изюму.
Но вотъ прошло минутъ десять, а Леночка не возвращалась.
— Что это она копается! — сказала тогда мама и встала съ мѣста, чтобы идти освѣдомиться о причинѣ замедленія, какъ вдругъ дверь, ведущая въ корридоръ, съ шумомъ распахнулась и на порогѣ показалась Леночка; пухленькія щечки ея горѣли словно въ лихорадкѣ, лицо казалось испуганнымъ, она готова была расплакаться и съ какимъ-то дикимъ отчаяніемъ трясла правою рукою.
— Что случилось? — спросили ее въ одинъ голосъ мама, Саша и маленькая подруга Зиночка.
Леночка вмѣсто отвѣта протянула къ матери руку, на одномъ изъ пальцевъ которой висѣлъ прицѣпившись крупный, черный ракъ.
— Ради Бога, мама, сними, сними скорѣе! — кричала она на всю комнату.
Мама разсмѣялась и постаралась отцѣпить рака.
— Но какимъ образомъ очутился онъ на твоей рукѣ?
— Я, мамочка, видишь ли, замѣтила въ углу корзинку; захотѣлось посмотрѣть что тамъ такое, опустила руку и вдругъ почувствовала, что что-то сильно сдавило мнѣ палецъ.
— Это тебѣ въ наказаніе за любопытство! — пошутила мама, взявъ отъ Леночки ключъ. — А гдѣ же лимоны? — добавила она.
— Ахъ, виновата, лимоны-то я и позабыла!
— Спрашивается, за чѣмъ же ты ходила въ кладовую?
— Затѣмъ, чтобы посмотрѣть, что находится въ корзинкѣ! — шутя замѣтилъ Саша.
Леночка улыбнулась, погрозила ему пальчикомъ и снова побѣжала въ кладовую за лимонами.
ЛЕБЕДИ.
правитьСонечка никогда не видала лебедей; она знала о нихъ только по картинкѣ, да изъ разсказовъ. Но вотъ, однажды ей пришлось съ мамой побывать у однихъ знакомыхъ, которые были очень богаты и имѣли прекрасную дачу въ окрестностяхъ Петербурга; при дачѣ находилось большое озеро и въ этомъ озерѣ плавало нѣсколько лебедей.
Сонечка, сидя на балконѣ, смотрѣла на нихъ съ любопытствомъ. Катя, старшая дочь хозяина дома, замѣтила это.
— Тебѣ, кажется, очень нравятся наши лебеди? — сказала она, обратившись къ дѣвочкѣ.
— Да, — отвѣтила послѣдняя, — они должно быть очень красивы, если на нихъ смотрѣть ближе.
— Развѣ ты ихъ никогда не видѣла близко?
— Я ихъ знаю только по картинкѣ.
— О, въ такомъ случаѣ пойдемъ въ садъ, я подведу тебя къ озеру и ты можешь любоваться ими сколько угодно!
— Нѣтъ, Катя, страшно!
— Какъ страшно? чего?
— Они такіе большіе — могутъ укусить меня.
Катя разсмѣялась.
— Сонечка, подобнаго примѣра никогда не бывало, — отозвалась она, — посмотри Ваня, мой маленькій братъ, который на цѣлый годъ моложе тебя, смѣется надъ тѣмъ, что ты сейчасъ сказала!
Катя повернула головку въ противуположную сторону балкона, гдѣ сидѣлъ Ваня, и дѣйствительно замѣтила, что мальчуганъ насмѣшливо улыбнулся.
— Конечно, — отозвался онъ, спрыгнувъ съ мѣста и подбѣжавъ къ дѣвочкѣ, — лебеди никогда никому не сдѣлаютъ вреда; я очень часто подхожу къ озеру совершенно одинъ, бросаю имъ булку и они меня не кусаютъ. Пойдемъ Соня! — добавилъ онъ, обратившись къ дѣвочкѣ.
— Ни за что!
— Но какая ты, право, смѣшная! Говорятъ тебѣ, что лебеди безвредны!
— А какъ же няня недавно разсказывала мнѣ сказку, въ которой говорится, что одинъ громадный, бѣлый лебедь укралъ маленькую царевну и, посадивъ ее къ себѣ на спину, утащилъ далеко-далеко за высокіе лѣса, синія моря, къ волшебницѣ Свѣтланѣ, у которой былъ хрустальный замокъ. Въ этомъ хрустальномъ замкѣ, по словамъ няни, должно быть очень хорошо, но я все-таки не хочу туда попасть одна. Вотъ, если мама и папа могли бы отправиться со мною, тогда другое дѣло.
— Но, Соня, милая, вѣдь это сказка! На самомъ дѣлѣ ни хрустальнаго замка, ни волшебницы Свѣтланы никогда еще не было и не будетъ на свѣтѣ! — возразила Катя.
— Пойдемъ, пойдемъ! — настаивалъ между тѣмъ Ваня и, взявъ маленькую гостью за руку, почти силою потащилъ по направленію къ берегу. Соня слѣдовала за нимъ очень неохотно и чѣмъ ближе подходила къ озеру, тѣмъ больше чувствовала, что ей становится страшнѣе и страшнѣе.
— Ну, вотъ посмотри хорошенько, что же въ нихъ ужаснаго? — начала Катя, когда Соня подошла совсѣмъ близко.
Дѣвочка остановилась и начала пристально разглядывать лебедей, которые граціозно плавали по поверхности воды, но замѣтивъ, что они направляются прямо къ ней, невольно отступила назадъ.
— Да не бойся же! Вѣдь это наконецъ смѣшно и стыдно! — замѣтилъ Ваня.
Соня сдѣлала надъ собою усиліе, чтобы казаться болѣе покойною; она даже старалась улыбнуться, но лебедь, въ эту самую минуту замѣтивъ протянутую къ нему руку Кати и полагая, что она вѣроятно намѣрена бросить кусочекъ булки, какъ это часто дѣлали дѣти, высоко поднялъ свою длинную шею, вытянулъ ее и, раскрывъ клювъ, уставился на Соню глазами.
— Ай! — испуганно вскрикнула дѣвочка и хотѣла бѣжать въ комнаты.
— Чего ты, чего ты! — остановила ее Катя. — Онъ не думаетъ причинить тебѣ ни малѣйшаго вреда, а только проситъ булки. Вотъ, посмотри, я стану бросать маленькіе кусочки.
Соня, готовая расплакаться, стояла въ сторонѣ и, искоса поглядывая на лебедя, съ любопытствомъ слѣдила глазами за Катей, которая вынимала изъ кармана кусочки булки и бросала ихъ на поверхность воды.
Лебедь граціозно вытягивалъ свою пушистую, бѣлую шею, ловилъ эти кусочки, проглатывалъ и просилъ снова.
— Вотъ видишь, вѣдь ничего нѣтъ страшнаго! — сказалъ наконецъ Ваня, замѣтивъ, что дѣвочка какъ будто успокоилась.
Соня вмѣсто отвѣта молча улыбнулась и даже нерѣшительной походкой придвинулась къ берегу.
— Хочешь бросить кусочекъ булки? — спросила ее Катя.
— Пожалуй!.. — и взявъ изъ рукъ Кати булку, она принялась разламывать ее на мелкіе кусочки и бросать въ воду. Лебедь продолжалъ ловить брошенные кусочки, проглатывалъ ихъ и сейчасъ же видимо просилъ еще.
Процедура эта такъ понравилась Сонѣ, что она не только позабыла свой страхъ, но даже перестала думать о томъ, что ее могутъ похитить и увезти въ хрустальный дворецъ. Потомъ она даже сама смѣялась надъ собою вмѣстѣ съ Ваней, когда онъ вздумалъ ее поддразнивать.
МАХРОВАЯ РОЗА.
править— Наденька, ты видѣла какія чудныя, махровыя розы ростутъ въ саду нашего сосѣда? — спросилъ однажды мальчикъ Костя свою старшую сестру.
— Видѣла!
— Пойдемъ-ка, нарвемъ нѣсколько штучекъ?
— Я давно объ этомъ думала, но нельзя!
— Почему?
— Сосѣдъ запретилъ!
— Его теперь нѣтъ дома!
— А собака-то пестрая лежитъ въ саду, развѣ не видишь?
— Собака не тронетъ, я нѣсколько разъ проходилъ мимо и она даже не лаяла.
Дѣвочка нерѣшительно послѣдовала за братомъ, который, открывъ калитку, смѣло вошелъ въ сосѣдній садъ.
Лежавшая у входа большая пестрая собака, Нептунъ, дѣйствительно повидимому не обратила на нихъ ни малѣйшаго вниманія, а только, вставъ съ своего мѣста, перешла ближе къ калиткѣ и легла поперекъ дороги.
Дѣти, осмотрѣвшись кругомъ, успокоились въ томъ, что никто не видитъ и принялись рвать розы безъ всякой церемоніи.
— Довольно! — сказала Настенька, — могутъ замѣтить, смотри, какъ ты ощипалъ весь кустъ!
— Еще немножко, погоди! — отозвался Костя.
— Довольно, довольно! — и дѣвочка почти силою оттащила брата отъ куста.
— Ну, довольно, такъ довольно! — шутя повторилъ онъ и направился къ калиткѣ. Но каково же было ихъ удивленіе, когда все время смирно лежавшій Нептунъ вдругъ привсталъ, ощетинился, оскалилъ страшные зубы и всѣмъ своимъ корпусомъ загородилъ выходъ черезъ калитку.
Дѣти съ ужасомъ отступили назадъ. Нептунъ успокоился.
— Какъ же однако быть? — тревожно обратился Коля къ сестрѣ.
— Подождемъ немного, можетъ быть онъ отойдетъ отъ калитки.
Но ожиданіе оказалось безполезнымъ. — Нептунъ отъ калитки не думалъ отходить и, при малѣйшемъ намѣреніи дѣтей выйти изъ сада, продолжалъ свою угрозу до тѣхъ поръ, пока возвратившійся домой хозяинъ засталъ непрошенныхъ гостей на мѣстѣ преступленія.
— А, такъ вы вотъ какими дѣлами занимаетесь! — обратился онъ къ дѣтямъ. — Пойдемте!
И взявъ ихъ за руки отвелъ къ отцу и матери, которымъ пришлось заплатить сосѣду за причиненный убытокъ.
Дѣтямъ было очень совѣстно, въ особенности, когда мама, въ наказаніе, разсказала о ихъ дурномъ поступкѣ всѣмъ знакомымъ, и въ продолженіе цѣлой недѣли дальше балкона не позволяла отлучаться.
ОПАСНАЯ ИГРА.
правитьМаша и Сонечка были славныя, послушныя дѣвочки, пока къ нимъ не приходилъ жившій по сосѣдству ихъ двоюродный братъ Вася, который не только самъ придумывалъ разныя шалости, но и ихъ заставлялъ дѣлать то же самое.
— Какую я игру сегодня выдумалъ! — сказалъ онъ однажды, прибѣжавъ въ комнату Маши. — Просто прелесть!
— Какую?
— Совершенно новую!
— Въ чемъ она заключается?
— Надо взять свѣчку, зажечь ее, поставить на полъ и потомъ черезъ нее перепрыгивать, — это очень забавно!
— А платье загорѣться не можетъ? — полюбопытствовала сидѣвшая тутъ же Сонечка.
— Въ томъ-то и фокусъ! Надо перепрыгнуть такъ ловко, чтобы оно не загорѣлось. Хотите попробовать?
— Надо спросить, позволитъ ли мама?
— Этого еще недоставало! — насмѣшливо замѣтилъ Вася. — Конечно мама скажетъ «нельзя». Развѣ она позволяетъ когда нибудь дѣлать то, что намъ кажется забавнымъ?
— Очень часто!
— Нѣтъ, нѣтъ, не надо ее спрашивать, иначе я разсержусь и не буду приходить играть съ вами!
Маша и Сонечка, опустя глаза, стояли въ нерѣшимости.
— Давайте скорѣе свѣчку и спичку! — настаивалъ Вася.
Маша сходила въ кабинетъ отца и принесла то и другое.
Вася сейчасъ же поставилъ свѣчку на полъ, зажегъ ее и, разбѣжавшись, намѣревался перепрыгнуть; но, какъ и надо было ожидать, въ тотъ моментъ, когда онъ очутился надъ пламенемъ, послѣднее охватило его и въ одну минуту весь костюмъ оказался въ огнѣ.
Дѣти страшно испугались, начали кричать; Вася какъ сумашедшій метался по комнатѣ и зажигалъ собою все, что попадалось на дорогѣ. Сбѣжалась прислуга, папа, мама, гости, которые играли въ карты въ это время на террасѣ, и общими силами удалось кое-какъ прервать страшное несчастіе; но Вася все-таки настолько сильно обжегъ себѣ ноги, что цѣлый мѣсяцъ пролежалъ въ постелѣ. Бѣдняжка очень страдалъ во время болѣзни, но, какъ говорится, нѣтъ худа безъ добра — послѣ достопамятнаго приключенія со свѣчкой, онъ пересталъ шалить и никогда больше не придумывалъ ничего подобнаго.
ТРЕЗОРКИНЪ ДОМИКЪ.
правитьТрезорка, добрый мохнатый песъ, уже нѣсколько лѣтъ живетъ у одного богатаго помѣщика Неклюдова. У Трезорки прекрасная будка, «свой домикъ» какъ называютъ дѣти; онъ сидитъ на цѣпи, лаетъ громко когда кто нибудь незнакомый проходитъ мимо, и привѣтливо махаетъ хвостомъ, если увидитъ дѣтей своего хозяина. Въ особенности любитъ онъ маленькую Оленьку, никогда на нее не сердится и позволяетъ сколько угодно теребить свою длинную, волнистую шерсть. На Петю по временамъ, правда, ворчитъ немного, да оно и не удивительно — мальчуганъ порою обращается съ нимъ чрезвычайно безцеремонно, несмотря на что, впрочемъ, Трезорка еще ни разу даже не подумалъ укусить его.
Однажды къ Неклюдовымъ пріѣхала въ гости ихъ сосѣдка со своею четырехлѣтнею дочерью Надей. Дѣти очень обрадовались и сейчасъ же повели дѣвочку въ дѣтскую. Оленька показала ей новую куклу, которая до того понравилась Надѣ, что она не хотѣла спускать ее съ рукъ. Затѣмъ Петя предложилъ идти полюбоваться Трезоркинымъ домикомъ.
— Только куклу оставь въ комнатѣ! — сказала Оленька подругѣ.
— Почему? — отозвалась послѣдняя недовольнымъ тономъ.
— Потому что можешь уронить!
— Нѣтъ, Оленька, я буду осторожна, позволь мнѣ взять куклу съ собою! — просила Надя.
— Не спорь, уступи! — шепнулъ Петя сестренкѣ, — вѣдь Надя гостья, надо быть съ нею любезной!
Оленька всегда слушала Петю, такъ какъ онъ былъ старше ея на два года.
— Хорошо, — сказала она, — только ради Бога не разбей, это моя любимая кукла!
— Будь покойна! — отозвалась Надя, и маленькое общество направилось сначала въ садъ, а затѣмъ на дворъ, гдѣ была расположена Трезоркина будка.
— Вотъ и пришли! — сказалъ Петя.
— Но гдѣ же самъ Трезорка? — спросила Катя, не видя Трезорки.
— Вѣроятно спитъ въ домикѣ; сейчасъ у знаемъ! — Оленька смѣло заглянула въ будку.
— Ай! что ты дѣлаешь! — вскричала Надя, — онъ тебя укуситъ.
— Меня укуситъ? Трезорка? Никогда, мы съ нимъ большіе друзья.
И дѣйствительно, едва заслышавъ знакомый голосъ дѣвочки, Трезорка радостно выпрыгнулъ изъ будки, Оленька начала теребить его, Петя расположился около, а Надя, держа на рукахъ Оленькину куклу, никакъ не рѣшалась подойти близко, — ее пугала фигура Трезорки, потому что она не привыкла видѣть такихъ большихъ собакъ.
— Иди ближе, не бойся! — сказала Оленька.
Надя нерѣшительно сдѣлала шагъ впередъ.
— Еще, еще!
Надя молча повиновалась. Наконецъ, мало-по-малу, совершенно незамѣтно для самой себя, она подошла такъ близко, что отлично могла разсмотрѣть устройство Трезоркинаго домика, какъ вдругъ двѣ маленькія птички, сообразивъ должно быть, что Петя принесъ Трезоркѣ завтракъ и что имъ тоже можно отъ него кое-чѣмъ поживиться, подлетѣли совершенно близко.
Трезоркѣ почему-то это не понравилось, онъ открылъ свою широкую пасть и залаялъ такъ громко, что Надя, испугавшись, бросилась въ сторону, съ намѣреніемъ скорѣй бѣжать къ дому, но не замѣтила, что на дорогѣ лежитъ какая-то палка, зацѣпилась, упала и уронила конечно Оленькину куклу, разбивъ ей головку въ дребезги.
Оля пришла въ отчаяніе, Надя тоже. Видя горючія слезы дѣвочекъ, Петя не могъ удержаться и расплакался вмѣстѣ съ ними.
— Что такое, что случилось? — спросила проходившая мимо въ эту минуту мама.
Дѣти сообщили о приключившемся несчастій.
— Успокойтесь, — сказала тогда мама, — дѣло поправимое, папа завтра поѣдетъ въ городъ, мы попросимъ его привезти намъ точно такую же головку.
— А какъ же приставить ее къ туловищу?
— Я берусь за это! — снова сказала мама, — только не плачьте. Оля вытерла платкомъ мокрые глазки, но при всемъ желаніи успокоиться, никакъ не могла этого сдѣлать до тѣхъ поръ, пока папа на другой день дѣйствительно привезъ изъ города точно такую же фарфоровую головку, которую мама очень искусно прикрѣпила къ туловищу куклы.
ЗАЙЧИКЪ СТЕПАНЧИКЪ.
правитьНочь глухая, непроглядная; въ лѣсу страшно, темно, холодно, снѣгъ валитъ хлопьями, а маленькій зайчикъ Степанчикъ бѣжитъ себѣ, да бѣжитъ по дорогѣ.
— Степанчикъ, а Степанчикъ! — вдругъ слышитъ онъ чей-то знакомый голосъ. Зайчикъ останавливается, смотритъ направо, налѣво, — никого нѣтъ.
«Вѣрно показалось!» думаетъ онъ, но въ ту минуту какъ хочетъ продолжать путь, предъ нимъ, точно изъ земли, выросла какая-то фигура, вплоть до ушей покрытая жесткою блестящею, довольно длинною шерстью.
— Не узнаешь? — спрашиваетъ она, лѣниво вылѣзая изъ норы. Зайкѣ дѣлается жутко; онъ знаетъ, бѣдняга, что каждый звѣрь, даже простая домашняя кошка, легко можетъ обидѣть его.
— Забылъ, небось, какъ вмѣстѣ пировали у лисы на новосельѣ? — продолжаетъ животное, подходя все ближе къ своему собесѣднику.
Тутъ зайчикъ припоминаетъ, какъ на прошедшей недѣлѣ дѣйствительно пришлось ему быть въ гостяхъ у кумушки-сосѣдки, гдѣ, между прочими приглашенными, познакомился онъ съ этимъ самымъ господиномъ, величаемымъ барсукомъ.
Чѣмъ дальше всматривается въ него Степанчикъ, тѣмъ больше узнаетъ стараго знакомаго; но мысль, что тогда они были въ гостяхъ, барсукъ велъ себя прилично и бояться его не было причины, а теперь встрѣтились ночью въ лѣсу, глазъ на глазъ, тревожитъ молодаго зайчика, — онъ все норовитъ поскорѣе улизнуть, а барсукъ, точно на зло, вступаетъ въ разговоръ и въ концѣ-концовъ дѣлаетъ предложеніе, остаться у него жить, съ тѣмъ, чтобы помогать добывать пищу, такъ какъ барсукъ отъ природы очень лѣнивъ, большую часть своего времени проводитъ въ норахъ, и только съ наступленіемъ темной ночи по необходимости иногда выходитъ изъ нихъ, чтобы сдѣлать кое-какой запасъ провизіи.
— Будешь хорошо служить, — говоритъ барсукъ, — я тебя не оставлю; въ обиду никому не дамъ. Зайка слыхалъ, что между хищными животными барсуки считаются самыми безвредными. «Что-жъ — думаетъ онъ, — дай, попробую, по крайней мѣрѣ, въ случаѣ какой бѣды, будетъ кому за меня заступиться», и рѣшивъ принять предложеніе, слѣдуетъ за своимъ господиномъ въ его подземное жилище, куда проведено нѣсколько выходовъ, и гдѣ въ самой глубинѣ устроена теплая постель изъ сухихъ листьевъ.
— Здѣсь, — продолжаетъ барсукъ, — я сплю и только изрѣдка подкрѣпляю себя заранѣе принесенною пищею; а такъ какъ теперь время подходитъ къ зимѣ, то необходимо значитъ сдѣлать запасъ различной провизіи; вотъ для этого-то, любезный другъ, ты мнѣ и нуженъ.
— Радъ служить, — отвѣчалъ Степанчикъ, почтительно ставъ на заднія лапки, — только не знаю, какую именно пищу кушать изволишь?
— Да какъ тебѣ сказать, — лѣтомъ питаюсь большею частью безвредными кореньями; люблю иногда полакомиться медкомъ, различными насѣкомыми, червяками; осенью подбираю съ полей разныя овощи, не брезгаю также дичинкою, въ родѣ кротовъ, мышей и молодыхъ зайчиковъ.
При этомъ извѣстіи сердце такъ и екнуло у бѣднаго Степанчика; но барсукъ должно быть не замѣтилъ, потому что не обращалъ на него никакого вниманія, и продолжалъ перечислять свои любимыя кушанья.
— Все это ты долженъ добывать мнѣ, и еще кромѣ того хоть изрѣдка приносить съ крестьянскаго двора уточку, гуся, или курицу. Призадумался зайка, какъ будетъ онъ таскать утокъ, да гусей, когда ни разу на своемъ вѣку ничего подобнаго не пробовалъ. Гдѣ ему справиться съ какою бы то ни было птицею? Но разъ согласившись служить барсуку, отказываться отъ своихъ словъ не хотѣлось.
— Чего стоишь? Ложись спать! — приказываетъ барсукъ, а завтра чуть свѣтъ изволь быть на ногахъ, и откуда хочешь достань мнѣ къ обѣду курицу. Зайка молча свернулся въ уголку, жмурился, жмурился, но заснуть не могъ очень долго, потому ли что зайцы вообще спятъ весьма чутко и при малѣйшемъ шорохѣ просыпаются, или потому что его заботила курица — не знаю, только на дворѣ еще было совершенно темно, когда онъ уже всталъ и тихонько, на цыпочкахъ, вышелъ изъ норки.
Вчерашняя непогода затихла, стояло ясное морозное утро, но зайка мороза не боится, быстро бѣжитъ по направленію къ сосѣдней деревнѣ и, остановившись у воротъ первой же избушки, думаетъ какъ бы половчѣе приняться за дѣло.
— Чего глаза-то выпучилъ? — крикнулъ ему выглядывавшій изъ подворотни пѣтухъ, — мы вѣдь тебя нисколько не боимся! — и какъ бы въ доказательство истины своихъ словъ проворно выскакиваетъ изъ клѣтушки и, усѣвшись на спину незваному гостю, начинаетъ громко распѣвать «ку-ку-ре-ку! ку-ку-ре-ку!» А зайкѣ это только и надобно, — быстрѣе молніи летитъ онъ со своей дорогой ношей въ обратный путь и, не замѣчая, что пѣтухъ давнымъ давно спрыгнулъ на землю, дѣлаетъ большіе скачки, стрѣлою несется черезъ поляну и вихремъ врывается въ одно изъ отверстей норы своего господина.
— Фу, какъ ты перепугалъ меня! — говоритъ барсукъ, лѣниво поворачиваясь съ боку на бокъ, — принесъ ли по крайней мѣрѣ курицу?
— Даже цѣлаго пѣтуха! — самодовольно отвѣчаетъ Степанчикъ.
— Гдѣ же онъ?
— Какъ гдѣ? Да на моей спинѣ сидитъ, развѣ не видишь?
Барсукъ началъ внимательно осматривать зайчика и конечно никакого пѣтуха не нашелъ.
— Ты еще выдумалъ обманывать, смѣяться! — говоритъ онъ такимъ грознымъ голосомъ, что Степанчикъ не знаетъ что и отвѣчать.
— Я… я… — бормочетъ онъ сквозь слезы, но разсерженный барсукъ не даетъ ему открыть рта, бросается на него, прижимаетъ къ стѣнкѣ и, въ одну минуту разорвавъ на части, глотаетъ его чуть не цѣликомъ.
