Карло Гоцци. Сказки для театра. Полное издание в одном томе
М.: «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2013. — (Полное издание в одном томе).
Зобеида
правитьДействующие лица
правитьБедер — царь Ормуса.
Сале — его дочь.
Зобеида — другая его дочь.
Шемседин — его сын.
Дилара — жена Шемседина.
Масуд — князь Замара, влюбленный в Сале.
Синадаб — царь Самандаля, волшебник, супруг Зобеиды, арап.
Абдалак — старый жрец.
Смеральдина — служанка Зобе иды.
Бригелла, Труффальдино, слуги при дворе Бедера.
Панталоне, Тарталья, министры Синадаба.
Смута.
Воины.
Разные женские голоса.
Женщина, держащая в руках свою отрубленную голову.
Действие первое
правитьО, горе мне! Ужель так быстротечно Должно быть счастье брачное мое? И лишь коротких тридцать девять дней Мне выпало на долю быть счастливой? Вчера меня супруг одну покинул… Здесь на меня все смотрят со слезами. Я не могу понять причину слез. Жрец Абдалак, где мне тебя найти? Лишь ты один причину мне откроешь…
О, горе мне… Какой удар навис
Над головой моей?..
Министр, скажи мне,
Молю: что смотришь на меня и плачешь?
Ах, дорогая моя, жизнь моя… я хотел бы сказать… (оглядывается вокруг) если бы только смел… Но к чему это послужит? Я не могу говорить. Я слишком боюсь… Сегодня тридцать девять дней, как была ваша свадьба, а завтра… (трогает себя за поясницу, ощупывает свои руки) через несколько времени с вами случится то же, что со мной, — непременно; я превращаюсь… мне кажется, что у меня руки обрастают шерстью. Мне жаль вас, но я ничего не могу сказать… ничего не могу сказать. (Уходит плача.)
Отец мой, Абдалак… тебя лишь ныне
Могу я звать отцом здесь, в Самандале,
С тех пор, как я скитаюсь вдалеке
От моего отца; скажи, что значит,
Что так печальны все? Зачем все плачут,
Кто смотрит на меня, кто говорит
Со мной?
О Зобеида! Как хотел бы
Глядеть я на тебя, не ощущая
Волненья в сердце, влаги на ресницах.
И ты, ты плачешь? Как!
Нет, Зобеида,
Не плачу, нет; а если и заплачу,
Не обращай вниманья; я не должен
Своей печалью ослаблять твой дух
Сегодня, в день, когда должна ты быть
Особенно сильна.
Но что за тайна?
Молю тебя…
Скажи мне, Зобеида,
В далеком Ормусе Бедер, отец твой,
Имел еще детей? Имела ты
Еще сестер?..
О мой отец и друг,
Не вспоминай мне о минувшем горе,
Не вызывай тоски… Да, у меня
Была сестра, по имени Сале,
Была невестка у меня, Дилара,
Супруга брата моего; обеих
Любила нежно я… Но вот пять лет,
Как из дворца они исчезли обе
Бесследно. Как? Куда они сокрылись?
Неведомо!
Скажи мне, Зобеида:
Ты любишь мужа своего, арапа?
Скажи мне, любишь ли?
Как жизнь свою.
К чему вопрос твой странный?
Зобеида,
Не так он странен, как подумать можно, --
Но расскажи еще мне: как попала
Ты в Самандаль из Ормуса?
Ты знаешь,
Три месяца назад с моей служанкой
Играла я у моря. Вдруг мы видим
На берегу челнок, в нем все, что нужно
Для рыбной ловли: удочки и лесы…
Так увлеклись, что вдруг, подняв глаза,
Мы берегов родных не увидали --
И с изумленьем в незнакомом царстве
Мы очутились. Больше не могла бы
Сказать, хотя б желала. До сих пор
Меня не покидает изумленье.
Когда ж вошла ты в стены Самандаля,
Что было дальше?
Повторю, коль хочешь.
Испуганы, мы обе с Смеральдиной
Пристали к этим берегам и вышли.
Увидели мы город пред собою,
Пошли к воротам… По дороге стадо
Телушек, кобылиц, овец и коз
Мы встретили; не дикие на вид,
Но ласково, настойчиво и кротко
Как будто бы мешали нам войти.
Но мы освободились и вошли…
И здесь меня приветливо ты встретил,
Меня супругой Синадаба сделал
И государства этого царицей.
К чему рассказ мой? Лучше ведь, чем я,
Ты знаешь все.
Скажи мне, Зобеида:
Ты любишь мужа своего, арапа?
Скажи мне, любишь ли?
Как жизнь свою.
Но что же значат все твои расспросы?
Ты повторяешь их… К чему они?
Не продолжай… Ты странными находишь
Мои расспросы… Странного в них нет.
Ты слышала, что к этим берегам
Плывут войска?
Да, слышала.
Ты знаешь,
Кто во главе тех войск?
Нет, я не знаю.
Царь Ормуса,
Бедер, отец твой, вождь их;
С ним Шемседин, твой брат, и вместе с ними
Масуд, жених сестры твоей.
Что слышу!
Из дальних стран отец сюда плывет!
Но это радостная весть! Так значит…
Дай мне сказать. Отец твой, Зобеида,
Является к нам в царство не как друг,
А как жестокий враг: он ищет смерти
Супруга твоего!
Но почему?
И чем мог возбудить в отце вражду
Мой Синадаб?
Несчастная! Но ты
Не знаешь, где ты… И пора настала
Открыть всю правду. Соберись же с духом.
Скажи, как сильно любишь ты супруга,
Могучего царя? Как горячо?
Люблю безумно.
Чувство это ново,
И странным кажется. — А Синадаб,
Тебя он любит, думаешь?
О! Любит!
Ты замужем лишь тридцать девять дней.
Скажи мне, не приметила ли ты
У твоего супруга охлажденья?
Он был все время пылок, как любовник;
Лишь нынче ночью не был он со мной;
Я думала, что он делами занят,
Что слух о войске дух его тревожит.
Нет, Зобеида: Синадаб таков,
Что никакого войска не боится.
Пускай войска дрожат пред Синадабом,
Ты ж, бедная, оплакивай отца
И бойся за себя. Готова будь
Возненавидеть своего супруга,
Проклясть меня за то, что отдал в жертву
Царю тебя; но знают Небеса,
Я думал, что ко благу это будет.
Знай, твой супруг — коварнейший волшебник;
Черней, страшнее дьявольской души
Нельзя найти.
Старик, что говоришь ты?
Я правду говорю. Узнай, что больше
Ста девушек невинных он похитил
Чудовищною силой чар своих.
Их соблазнял желанием нечистым,
И с каждой ровно тридцать девять дней
Он жил в любви, а на сороковой
Их превращал в телиц иль кобылиц
И гнал их, нечестивец, от себя,
Как всякий пресыщенный соблазнитель.
Так вот кто были кроткие стада,
Что в Самандаль войти тебе мешали,
Твою предвидя участь.
Как ты можешь
Мне говорить подобный вздор!
Я знаю.
Что вздором речь моя должна казаться;
Все это слишком неправдоподобно;
К тому же ты ослеплена любовью.
Но слушай же: Дилару и Сале,
Сестру твою, похитил также он,
Развратный и жестокий этот изверг;
Они же в добродетели своей
Скорей решили умереть, чем сдаться
Желаниям преступного царя.
Волшебник, разъяренный и уставший
От их сопротивленья, принудил их…
О, не хочу тебя я убивать!
Несчастные здесь обе во дворце…
Пока узнай, что в Самандаль тебя
Он чарами волшебными завлек.
Что истекают завтра сорок дней.
Так бойся Синадаба.
Мне поверить
Подобным бредням? Жрец, я опасаюсь,
Что фанатизм иль старость разум твой
Поколебали. Синадаб так нежен,
Так человечен, так благочестив!
Когда б ты видел, как с восходом дня
Ниц простирается он перед солнцем,
Как к Небесам возносит он молитвы,
И как, при самой маленькой вине,
Скорее совершает омовенье,
Ты б не сказал… Мне не случалось видеть
Малейшего намека на волшебство,
А ты вдруг хочешь… Боги! Но скажи мне,
Зачем отец плывет сюда?
Должна ты
Поверить мне: супруг твой нечестивец,
Он лицемер коварный и тебя
Не любит больше. Признак роковой,
Обычный, что тебя он этой ночью
Покинул. Зобеида, вот причина,
Что при дворе здесь плачут о тебе,
Предвидя жребий твой; но все молчат,
Боясь разгневать страшного тирана,
Что знает всё и может всё. Бедер,
Отец несчастный твой, сюда плывет
Затем, что от оракула узнал,
Что дочерей обеих и Дилару
Похитил Синадаб. Да, знаю я:
Ты любишь Синадаба и не можешь
Поверить мне; но он идет сюда.
О дочь моя! Настанет миг — беги,
Беги отсюда! Свидимся еще.
Пока ни слова обо всем, что знаешь.
Ты ни о чем не спрашивай его,
Люби его; коль ненависть проснется,
Скрывай ее и притворись, что любишь,
Во имя Неба, если только жизнью
Ты дорожишь.
Я смущена, в волненье…
В душе борьба любви, тоски и страха…
Исполню все. Но как? Лишь Небо знает.
Уйду. Подслушать постараюсь тайно
Намеренья преступного злодея.
С которых пор я жалуюсь, министры,
На заблужденья, на паденье нравов
Народа моего? С которых пор
Прошу факиров, дервишей, жрецов
В мечетях говорить о Божьей каре,
Чтоб обуздать грехи?
Да, уж по правде с давних пор. Ваше величество никогда не жалели ни доброго примера, ни благочестия, ни увещаний. Другого такого монарха, как вы, — никогда еще не было, нет и не будет. Историков, которые будут описывать вашу жизнь, непременно сочтут лгунами.
Что за гадина этот Тарталья, как он льстит! У меня на это не хватает духу, не могу, не гожусь на это. Я тоже его боюсь, но отделываюсь низкими поклонами, вот в таком роде. (Почтительно кланяется.)
Уж сколько Небо за мои заслуги
Чудесного явило в этом царстве!
Все тщетно: я не вижу улучшенья!
Клянусь Вакхом! Кто же мог бы их видеть больше, чем мы? Дурные люди превращаются в скотов, жалкие женщины становятся кобылицами и телками. Вот какую благодать посылает Магомет в награду за большие заслуги вашего величества. (В сторону.) Пока возможно, постараюсь, чтобы он не превратил и меня в козла.
Полагаю, что Тарталью не перетартальишь, когда дело идет о лести. Попробуем ему сказать что-нибудь лестное сквозь зубы. (Продолжает кланяться и что-то невнятно бормотать.)
И разразилась кара наконец.
В осаде мы: враждебные войска
Займут страну, и кровь зальет ее,
И разоренье мой народ постигнет;
Но с грешниками вместе под ударом
Невинные погибнут. Для защиты
Все сделаем, но главная защита
Должна от Неба исходить: оно
Дарует зло и благо. Вы, министры,
Идите к дервишам, жрецам, факирам;
Скажите муэдзинам, чтобы с башен
Мечетей созывали весь народ
На жертвы и молитвы. Всей душою
Я верю в чудеса: Бедер-безбожник,
Из Ормуса прибывший мне вредить,
Раскается, возможно. Но, быть может,
Рок мне готовит смерть. Все — в воле Неба!
О великий царь, великий царь! Дайте мне облобызать ваши стопы! Немедленно исполню ваши благочестивые повеления!
Я также спешу исполнить приказания вашего величества. (Тихо, Тарталье.) Льстец, мошенник, каналья!
Берегись, Панталоне, у тебя растут ослиные уши! (Уходит.)
Вот беда… Ох, это он пошутил, этот плут. Но того и гляди, это случится; мне все кажется, что у меня отрастает хвост. (Уходит.)
Раскается Бедер жестоко в том,
Что он пошел войной на Синадаба.
Узнал он, верно, что в моем дворце
В плену Дилара и Сале. Но что же
Он может сделать? Пленницы мои
В отчаянье, и плачут и трепещут,
И вечны их страданья и тоска.
Они заплатят мне за те утехи,
В которых мне посмели отказать,
Или уступят воле Синадаба.
Пресытился я Зобеидой. Время
Телицею ее к быкам отправить
И от нее избавиться. Пускай
Отец ее мне отомстит, коль сможет!
Жрец Абдалак один меня смущает;
Но силой чар его я превзошел!
Нужна, однако, осторожность с ядом,
Готовым для противников моих.
Вот кстати и рабыня Зобеиды.
Рабыня!
Государь?
Где Зобеида?
Ищу ее…
Найди и ей скажи,
Что я не в гневе на ее отца,
Хоть на меня войной пошел он. Небо
Решит, кто прав. Конечно, защищаться
Намерен я; но раньше, чем пролиться
Невинной крови воинов, все силы
Употреблю, чтоб примириться с ним.
Скажи, быть может, покарать его
Решило Небо; если это воля
Небес, его не в силах я спасти.
Скажи, что он сюда был завлечен
Обманами, раздорами и ложью.
Что, верно, хочет ложью и обманом
Увлечь ее, дабы меня лишить
Ее любви, единой в этом мире
Отрады сердца моего…
Как? Слезы?
Такой великий, кроткий государь, --
Кто смеет огорчать его? Злодеи?
Любезная девица, и злодеев
Терпеть нам должно и не презирать.
Найди мою супругу и скажи ей,
Чтоб никому не верила она,
Лишь своему супругу. Что готовят
Нам тайны, кровь и гибель… Что виденья…
Что Небеса устам моим внушают…
Нет, этого ты ей не говори:
Я этой благодати не достоин
И более всех смертных заблужденьям
Подвержен я.
Да, Синадаб, охотно
Исполню все, найду слова, чтоб ей
Сказать все осторожно.
О, какая
Душа! Вот светлый царь! Такие редки.
Погибни Зобеида и весь мир,
Лишь был бы счастлив я; а кто закон мне?
Злодей! Обманщик!
О любимый Небом
Жрец Абдалак, я думал о тебе
В моих несчастьях; ты богам угоден,
Молись же за меня — и в дар получишь
Сокровища большие!
Государь,
Душа — приют сокровищ наших лучших;
Коль в ней грехи, их небу поручи,
А мне не предлагай земных сокровищ.
Мои сокровища — мои года,
Они ведут меня к желанной смерти,
Чтоб не видать мне злобы и бесчестья.
Увы, ты слишком прав, священный светоч:
Весь этот мир — юдоль грехов и зла.
Не будем лицемерить, Синадаб:
Друг друга знаем мы… Я приютил
Бедняжку Зобеиду; не хотел я
Отдать ее тебе, как ты желал,
Я знал обычай гнусный Синадаба:
Что сорок дней несчастных дев ты держишь
И, в женщин обративши их сперва,
Потом в телиц навеки превращаешь
И бешеным быкам даешь их в жертву.
Просил меня ты долго, но напрасно,
Все чары были надо мной бессильны,
Что в ход пускал ты… И тогда поклялся,
Припомни, ты на алтаре поклялся,
На алтаре святом передо мною,
Что отречешься ты от чар своих
И нрав и душу ты свои изменишь,
Что Зобеиду хочешь ты в супруги
Затем, чтоб до могилы вместе с ней
Жить в мирном счастье. К клятвам был я глух.
Но их слыхали праведные боги,
И их богам вручаю. — Правда, сам я
Обманут был надеждой: ведь душа,
В которой страх к богам живет, не может
Вообразить, что души есть, которым
С злодействами расстаться невозможно. --
И я в супруги отдал Зобеиду
Монарху своему, кого еще
Не перестал я почитать.
Довольно!
Я вижу, ты меня подозреваешь.
Я оскорблен, но я прощать умею.
Я чту богов и клятвы все исполню.
Брось лицемерие. Со мной излишни
И доброта притворная и хитрость.
Сегодня лишь узнал я, что в плену
В своем дворце в ужасном виде держишь
Двух чистых женщин ты — сестру царицы
С ее невесткой; и узнал еще,
Что нынешнею ночью ты покинул
Свою супругу. Это верный признак,
Как только тридцать девять дней минуют,
Что ты обрек несчастную на гибель.
Ты бредишь, жрец! Меня ты оскорбляешь!
Но ухожу, чтоб не поддаться гневу:
Богам покорность так повелевает.
Важней делами занят я теперь.
Я помню, помню клятвы; ты же вспомни.
Что говоришь не только с человеком,
Но и с царем твоим, который властен
Тебя заставить каяться за смелость;
И что один избыток милосердья
И уваженье к званью твоему --
Причина, что он терпит и уходит.
Тебя я понимаю, нечестивец!
Несчастная, тебя принес я в жертву;
Я мог тебя не отдавать ему,
Но вырвать у него уже не властен.
Увы, ему судил победу рок,
И мощь и власть его неотразимы.
Я выбилась из сил: кому мне верить?
Супруг остерегает от жреца,
Жрец просит, чтоб супруга я страшилась.
Что делать мне?
Твои читаю мысли,
О Зобеида! Знаю, что рабыню
Послал к тебе с наветом Синадаб,
Чтоб очернить меня. Его ты любишь.
Любовь слепа, она тобой владеет.
Сейчас ты можешь верить только мужу;
Он лицемерием своим злодейским
Добился этого. Но слушай: скоро
Ты в жалкую телицу превратишься.
До завтрашнего дня еще ты будешь
Превращена в телицу. Я один
Могу тебя предупредить, а если
Поверишь мне — так можешь и помочь.
Хоть это трудно. Веришь ли ты мне?
Должна б — и не могу: любовь супруга
И доброта мне слишком очевидны.
Но как ты думаешь, зачем отец твой
Осаду Самандаля объявил?
Враги супруга, жаждущие крови,
Отца сумели на войну подвигнуть.
Чем объясняешь ты печаль и слезы
У всех, кто ни посмотрит на тебя?
Боязнью пред войной; во мне все видят
Причину распри.
А твое прибытье
Чудесное сюда — в лодчонке утлой,
Что в миг один переплыла моря, --
Что думаешь о нем ты?
У супруга
Спросила я: как это быть могло?
Он мне сказал, что так богам молился
О даровании ему супруги,
Во всем с его мечтаниями сходной,
Что сверх его заслуги Небеса
Свершили чудо и меня послали.
Злодей! Как слепы женщины! Любовь,
Как ты сильна! Но слушай, Зобеида:
Ты околдована. Одно лишь помни,
Что если правду я тебе сказал,
Тебя твое погубит недоверье.
Останься же в сомненье. Ты супруга
Ласкай, как и всегда; коль заведет
Речь обо мне, хули меня при нем.
Но слушай: ни сегодня и ни завтра,
И как бы ты ни мучилась от жажды
И голода, ни пищи, ни питья
Не принимай. Следи сегодня ночью
За всем, что будет делать Синадаб,
Но так, чтоб не заметил он; я буду
Настороже. О, как хотел бы вырвать
Тебя из рук его, спасти от горя
И ужаса твоих родных, хотел бы
Плотиной заградить потоки слез,
Горючих слез, что проливать ты будешь
Над лютой смертью твоего отца.
О боги гневные! Что говоришь ты?
Коль правда все, о чем ты говоришь,
Все эти тайны… Коль меня ты любишь,
Спаси отца!
Отец твой, Зобеида,
Когда-то был преступен и навлек
И на себя и на детей своих
Несчастье. Кровью искупить он должен
Свой грех; когда его он не очистит,
То я — пока во образе людском
На свете существует Синадаб --
Не в силах род несчастный твой спасти.
И так написано. Не смею больше
Тебе открыть.
Все это бред и ложь!
Нет, не могу поверить! Хочешь ты
Мне сердце отравить и, как всегда
Носители раздора, жаждешь ты
И алчешь крови и людских страданий.
Так говори ты обо мне супругу,
Но в сердце верь мне. Я хочу тебе
Дать доказательство всех слов моих:
Взгляни сюда…
То были два раба.
В твоем дворце, вот в этом самом гроте,
Среди других несчастных пленниц, знай,
Твоя сестра с невесткою томятся,
Рабы же их превращены в зверей
И стерегут отчаяние их.
Ты во дворце ходить повсюду можешь,
Но в этот грот супруг жестокий твой
Вход запретил тебе; скажи — не так ли?
Так. Отрицать не стану я.
Возьми же,
В удобный час открой ключом замок;
Тебя не тронут звери, не пугайся
И в грот войди; прольешь там море слез
И мне тогда поверишь, Зобеида.
Но помни, ничего не ешь, не пей
И притворяйся. Первый знак я дам;
Что здесь обмана нет! Внимайте, звери,
Людскую речь я возвращаю вам:
Лев, кто ты, — отвечай! Скажи всю правду!
Я бедный Труффальдино.
Что слышу? Боги!..
Тигр! скажи, кто ты?
Я Бригелла, бедняжечка Бригелла!
Бригелла? Труффальдино? Быть не может!
Так помни, что сказал я, дочь моя,
Смотри и не пугайся. Но бегите,
Несчастные! Покиньте город; в лагерь
Спешите и богам хвалу воздайте!
Что вижу? Горе! Кто бы мог поверить!
Бригелла и Труффальдино — жесты боязни, изумления, смотрят друг на друга, пробуют голоса, произносят какие-то слова вперемежку с рычанием и т. д. Потом убегают с криком: «В лагерь, в лагерь!»
Действие второе
правитьВот ты у цели, князь. Мои войска
И воины твои пускай на берег
Выходят. Здесь оставим половину,
А с остальными перевалишь горы
И лагерем близ города ты станешь,
Подумай, ведь в его стенах томится
Твоя невеста, дочь моя Сале.
Одушеви войска и подкрепи!
Скажи им, что они должны со мною
Иль умереть, или до основанья
Разрушить Самандаль и Синадаба
Предателя — казнить. С тобою сына
Отправлю я, но с ним еще хочу я
Поговорить.
Монарх, я повинуюсь:
И если не освобожу любимой,
Ни жизнь моя, ни кровь мне не нужны.
Мой сын, я знаю, что меня ты любишь
И что ты слов моих не убоишься:
Останешься бесстрашным.
Государь,
В опасности, и в битвах, и в войсках
Не знаю страха я; но если дело
О вас, о гибели, грозящей вам, --
Бессильным стану. Любящему сыну
Как хватит силы слушать, что погибель
Грозит отцу?
Нет, сын мой. Я предвижу
По ясным признакам и предсказаньям,
Что должен умереть, но смерть моя
Нежданная в мгновенье роковое
Пусть не ослабит духа твоего,
И за отца ты отомсти злодею,
Похитившему двух твоих сестер
И нежно так любимую супругу.
О мой отец! От ваших слов одних
Я трепещу и горестью подавлен.
Не будь же слаб, коль ты мне сын, и слушай.
Ты знаешь ведь, что умертвил я брата,
Чтоб царство захватить. Вот та рука,
Что святотатственный, преступный меч
Вонзила в грудь его; вот та рука,
Что скипетр узурпатора держала
До сей поры. Но мне с того мгновенья
Терзали сердце змеи угрызенья.
Увы, мой сын! И черные часы
Я проводил.
Не надо мрачных мыслей,
О мой отец любимый! Может быть,
Вам Небо милосердное простило!..
Нет, сын мой, нет… Еще доселе Небо
Мне не простило темного деянья,
И счастлив буду я, коль в смертный час
Оно простит, — о чем молюсь смиренно.
Смотри, что я с тех пор претерпеваю:
Чума в стране; проиграны все битвы;
В безумии внезапном мать твоя
Покончила с собой; волшебник злобный
Похитил дочерей моих любимых,
В плену их держит; из твоих объятий
Супругу вырвал… О, подумать страшно,
В каком позоре, к нашему стыду,
Несчастные живут у нечестивца!
Отмстим за них, любимый мой отец!
Своей рукой злодея Синадаба
Без жалости убью и труп его
Растерзанный я в поле размечу.
Но прогоните горестные думы:
Они меня лишают силы духа!
Таким тебя хотел я видеть, сын мой.
Я ради мести переплыл моря
И вопреки всем вещим предсказаньям
Гадателей; они предупреждали
О бурях, о потере половины
Всех войск моих. Так это и случилось.
Они же предсказали смерть мою
Под Самандалем — и на смерть иду я.
Я не боюсь ее. Но страшно то,
Что лютая предсказана мне смерть,
Ужасная, неведомая мне.
Всего же тяжелей мне предсказанье,
Что смерть моя неслыханное горе
Тебе доставит и почти лишит
Тебя рассудка. Сын мой, знай же это
И приготовься к смерти ты моей.
Когда предвидим мы и ждем несчастье,
Его приход не так пугает нас.
Пускай твое бесстрашно будет сердце,
Чтоб смелого врага имел твой враг
И чтобы мог я умереть с надеждой,
Что ты за кровь мою, за дочерей,
За наш позор сумеешь отомстить.
Ни думать я, ни верить не хочу
Зловещим предсказаниям. Гадатель
Прославится, суля дурное, легче,
Чем тот, кто счастье обещает, ибо
Печали и несчастия у смертных
Гораздо чаще радостей бывают.
Наш жадный нрав не думает о добром,
Но огорченья примечает все;
Неблагодарны мы, добра не помним.
Не стану я все беды отрицать,
Что пережили мы; но вспоминаю
Часы и дни и целые года,
Что не были печальны и зловещи,
Как предсказанья ваших мудрецов;
И каркают вороны не всегда
Перед дождем. Тот, кто пустился в море,
Ждать должен бурь, а бури за собой
Влекут порою кораблекрушенье.
Мы из двухсот судов в пути далеком
И трудном потеряли девяносто;
Но ведь теперь известно нам, что только
Прогнившие и старые суда
Добычей стали волн, а остальные
Доставлены благополучно в гавань.
Напрасно хочешь ты меня утешить;
Нет, не ошиблись мудрецы мои!
Узнали же они, что в Самандале
У Синадаба дочери в плену.
Чти, сын мой, мудрецов и их науку.
Естественным путем, от мореходов,
Они узнали все; они умеют
Себе значенье придавать, скрывать,
Что узнают, — и после вычислений,
Письмен, компасов, призывая Марса,
Сатурна и Юпитера, как будто
Отгадывать все то, что было скрыто.
Хочу вас видеть гордым и веселым,
Как раньше были вы. Отец, мы здесь,
Чтоб отомстить, — и жизнь моя готова
К повиновению отцу — и к мести!
Обнимемся и поцелуй меня,
Увы, мой сын, в последний раз, быть может…
О, что за мысли мрачные, отец!
Ты прав, довольно. Перейди же гору;
Соединись с Масудом. Ты получишь
Приказ, когда начать вам наступленье
На Самандаль, а с этой стороны
Полки я двину. Думай лишь о мести!
Сожгите город; перережьте всех;
Когда в резне жена твоя погибнет
И дочери мои — снесем и это;
Пускай не дрогнет сердце: это лучше,
Чем опозоренных, несчастных женщин
Вернуть в Ормус с позором нашим вместе.
Но, может быть, они еще невинны --
Тогда невинных Небо не оставит,
Оно спасти сумеет их.
О боги!.. Трепещет сердце.
Почему-то страшен Я сам себе.
Выказываю смелость,
Но за отца боюсь и так и вижу,
Что на моих руках он умирает.
Труффальдино, Бригелла входят, еще перепуганные. Рассказывают друг другу о своих ужасных переживаниях за эти пять лет, пока один был тигром, а другой — львом. Проклинают некую яичницу, которую они съели при дворе Синадаба: всегда будут ее помнить. Это было такого-то числа и т. д., в апреле, в таком-то часу и т. д. Едва они ее съели, как увидали, что обросли шкурой, что у них появились длинные когти, и т. д. Описание их превращения. О страшном голоде, который они терпели, о качестве пищи, которую они съели. О большом желании есть людей, которое у них было. О том, как они думали, когда были зверями. О суждениях животных.
Бригелле кажется невозможным, что он уже не тигр.
Труффальдино, — у него еще осталось в натуре нечто от льва, он страшно голоден и с удовольствием съел бы ягодицу у Бри-геллы.
Бригелла ругает его. Раз уж Небо благодаря доброте этого старца вернуло им образ человеческий, и т. д. Вспоминает все, что проделывал мошенник Синадаб и многие другие, которые не церемонились перед ними, считая их животными. Как кто воровал, как кто за кем ухаживал, и т. д. Сожаление о Диларе и Сале, их повелительницах: кто знает, как они там живут, в этом гроте.
Труффальдино приходит на ум — отчего бы Бригелле опять не превратиться в тигра, а он был бы его сторожем, показывал бы его, поехали бы в Венецию, сделали клетку и т. д. Пора спасаться в лагерь.
Бригелла, — что готов испытать жизнь воина, но боится, что это еще хуже, чем быть тигром, и т. д.
Что вижу я? Кто цепи отвязал?
Где оба зверя?..
Клянусь Вакхом! Ваше величество, наверно, они вырвались… Только бы не напали на вас.
Вообразите, пять лет они были на этом месте. Должно быть, замки испортились от ржавчины.
Неужели жрец
Открыл?.. — Неосторожные министры,
Я вижу, Небо хочет наказать вас!
Опять он со своим небом. Значит, мы попались. Мне уже сдается, что мои ноги превращаются в лапы буйвола.
Твердеет кожа… ах… еще немного
И, верно, превращусь я в носорога!
Идите же, несчастные, с посольством
К Бедеру в лагерь. Все ему скажите,
Как повелел вам. Будьте мне верны
И бойтесь Неба: вам давно известно,
Как Небом я любим, как не жалеет
Оно чудес для своего раба.
При чем тут Небо? Твой владыка — дьявол. (Громко.) Ваше величество, не сомневайтесь, что обожающий вас министр будет служить вам с неподкупной верностью. (В сторону.) О сатана, и зачем ты прямо не забрал меня к себе, вместо того чтобы привести меня в этот проклятый город Самандаль. (Уходит.)
И как это земля не разверзнется? Ничего я не понимаю во всех этих тайнах. (Громко.) Иду служить вашему величеству. (В сторону.) Всего же охотнее я услужил бы ему так: связал бы его да отхлестал хорошенько с огромным удовольствием. (Уходит.)
Встревожен я… Конечно, это жрец
Зверей вновь обратил в рабов… Ужели,
Чтоб Зобеиде доказать… Ах, надо
Избавиться скорее от нее,
Войскам же принести и кровь и смерть,
Опасности себя не подвергая,
Коль не уйдут. Гнев заливает сердце,
Желанье мести… Хитрость здесь нужна,
В победе я уверен. Против войска
Неслыханную хитрость в ход пущу;
Сегодня ж ночью адское питье
Дам Зобеиде, чтоб ее с другими
На пастбище послать.
О, наконец
Супруг мой милый! Я в смятенье страшном.
Любимый Синадаб, моя отрада,
О, прогони мой страх и подозренье
Жестокое!
Любимая супруга,
Ну что с тобой?
Ах! Удали из царства
Коварного жреца ты Абдалака;
Знай, хочет он, чтобы твоя супруга
Считала бы тебя исчадьем ада,
Считала злобным демоном, готовым
Посредством черной магии сгубить
Невинную меня!
Я так и знал,
К нему внушил ей кстати недоверье.
Люби меня, как прежде, Зобеида.
Храни невинность. Небо наказует
Того, кто наказанье заслужил:
По опыту я знаю, успокойся.
Не верь жрецу, его речей коварных
Не слушай; но прости ему.
О милый!
Старик — волшебник: хищных двух зверей,
Что были здесь прикованы, при мне
В людей он обратил, придав им образ
Рабов, при ормусском дворе служивших,
И мне внушить старался он, что ты
Их превратил в зверей своим волшебством.
Довольно. Знаю все. Ужель ты веришь
Его словам?
Я так тебя люблю,
Что верить не могу ему.
Прекрасно.
Так знай, что под его смиренным видом
Скрывается душа в раздоре с Небом,
Он движим злобою, во имя цели.
Известной мне, залить хотел бы кровью
Весь этот край, и он причиной был,
Что твой отец нам объявил войну.
Но ты с отцом должна поговорить.
К нему послов отправил; предложил
Заложников, чтоб прибыл без боязни
И здесь с тобой увиделся. А ты
Защитой будешь мне: скажи всю правду,
Что я люблю тебя, что как царицу
Здесь чту тебя. Но он, конечно, будет
По наущению жреца в ответ
Неправду говорить. А ты учтиво,
С дочернею лаской, убеди его
Осаду снять и ночью же отплыть.
Мне горестно, но если не захочет
Тебя послушать он, то страшной карой
Его накажут звезды. Знаю я,
Ты с первого же дня была моею,
Но не пытайся воле непреклонной
Противиться, иначе очень скоро
Раскаешься. И более — ни слова.
Отправимся теперь в обитель Смуты.
Когда Бедер не покорится, в лагерь
Внесем раздор, безумие и гибель.
Ты запретил к таинственному гроту
Мне даже подходить; но Абдалак
Дал этот ключ, чтоб я туда вошла,
И так сказал: «Открой ключом замок
И в грот войди, прольешь там море слез
И мне тогда поверишь, Зобеида».
В ушах еще звучит запрет супруга,
Его угрозы, но слова жреца
Смущают ум. Что, если Синадаб
Узнает… О мученье! Неужели
Должна найти я это море слез
В заветном гроте?.. Да! Войду туда:
Кто хочет правды, не боится слез.
Где Смеральдина? Я ей приказала
Прийти с зажженным факелом сюда.
Сказал мне жрец, что час настал удобный:
Супруг мой далеко. А, вот она!
Сберись же с духом, Зобеида: скоро
Узнаешь ты, кто лжет, — жрец иль супруг твой.
Я не пойму, зачем вам факел днем?
Мне стыдно, если б кто меня увидел…
Вы собрались на ловлю скорпионов?
Довольно. Отопри скорей ключом
Вход в этот грот.
Как, этот грот открыть?
Простите мне, царица… Синадаб…
Вы ж знаете…
Открой, я так велю.
Туда войти желаю я.
О горе!
Погибель нам обеим. Ах, царица…
Кто дал вам этот ключ?
Тебе нет дела,
Кто дал его…
Но где же эти звери?
Куда они девались?
Смеральдина,
Коль ты верна мне, коль меня ты любишь,
Так повинуйся… отопри же грот
И факелом мне освещай дорогу.
Я вам верна, царица, я люблю вас,
Как самое себя: но я клянусь,
Коль я открою грот, оттуда выйдет
Иль смерть с косою, или сатана.
Вы помните, что говорил супруг ваш,
Как он грозил, какие вам сулил
Терзанья… наказанья… и страданья…
Забыли вы?
О, слишком ясно помню,
Ты, верная моя: напоминаньем
Ты хочешь напугать меня. Напрасно!
Не все ты знаешь. Я должна войти.
Так сердце мне велит. Открой скорее
И следуй ты за мною.
О царица,
Открыть могу я, повинуясь вам;
Могу о том смолчать — уж это много, --
Но следовать… но следовать за вами --
Нет, не могу. Войти велит вам сердце?
Мне ж сердце бедное мое велит
Скорей бежать отсюда без оглядки.
Трусиха! Открывай! Найти дорогу
Сумею без тебя!
Я открываю,
Но лишь по принуждению, клянусь.
О смерть! Что ж медлишь? Что ж ты к нам нейдешь?
Смерть! Это смерть! Вы слышите?
Молчи.
Другой печальный женский голос
Когда же кончатся мои страданья?
Наверно, это адские врата?
О, разрешите запереть их.
Стой!
Несчастны мы! Несчастны мы навеки!
Средь разных этих голосов печальных --
Знакомые я слышу голоса!
Увы! Сказал мне правду Абдалак.
О горе! леденеет кровь во мне.
Дай факел мне.
Одна войду я в грот
И до конца пройду. Запри меня.
Сама останься здесь и жди, покуда
Не позову тебя. О дорогая,
Не выдавай меня, и если спросят,
Где я, не говори; как знать, быть может,
Я больше не вернусь. Не знаешь ты.
Что мне грозит, мой друг. Там… в этом гроте…
Нет… не могу сказать… Молчи и жди.
Нет, милая, последую за вами:
Погибнем, так вдвоем.
Нет, оставайся,
Но вход запри и тайну сохрани
Коль любишь, повинуйся. Странный пыл
Я чувствую, и тысячи сомнений
Терзают сердце. Я, войдя туда,
Судьбу свою узнаю. Но пора…
Чтоб не застигли нас… Исполни все.
Несчастная! Я не дала б ни гроша
За жизнь ее!.. Прощай, моя царица.
Войти за ней? Иль запереть? Не дело
Служанке рассуждать: запру на ключ.
Как разбирает любопытство! Право,
Умру со страху.
Как она бежит…
Как там черно, и страшно, и зловонно…
О Зобеида! Зобеида! Тщетно
Зову бедняжку! Нет, пойду за ней.
Но долг мой слушать госпожу. Запру!
Что делаешь ты здесь?
умираю.
Не трепещи!.. Зачем ты здесь, у грота?
Я поклялась молчать. Но вам… скажите,
Могу открыть иль нет?
Там Зобеида?
Так вы об этом знали? О бедняжка!
Молчи и отопри мне вход.
Открыла.
Запри за мной. Ни слова никому
Про все, что знаешь. Уходи отсюда.
Она велела мне не уходить
И ждать ее, чтоб ей открыть. Но, значит,
Она уж не вернется.
Исполняй
Свой долг. Со мною сможет Зобеида
Из грота выйти.
Если Синадаб
Прикажет мне…
Не бойся, он далеко;
Тебе он не прикажет ничего.
Запри на ключ и ни одной минуты
Не медли здесь. Молчи и повинуйся.
Молчи и повинуйся… Синадаб
Далеко… Зобеида сможет с ним
Из грота выйти… Ты запри на ключ
И уходи. О бедная царица!
Я не пойму, где голова моя?
Язык на ключ… Ворота на запор…
Ох, что-то нынче я еще увижу?
Запутанные входы, переходы…
О, сколько мне еще кружиться здесь?
Кто стонет так? Я ничего не вижу;
Я ужасом охвачена, но где же,
Как я увижу то, что жрец сказал, --
Чтоб истину узнать? Что слышу я?
Ужасный лязг цепей… Даруй мне,
Небо, Бесстрашие и мужество.
Кто ты?
Зачем пришла в ужасную пещеру?
Чтобы к слезам несчастных жертв свои
Прибавить слезы?
Тень! О, расскажи мне,
Кто ты, и как попала ты сюда,
И как в подобном виде существуешь?
Предатель Синадаб, в безумье яром,
Здесь заключил меня — за то, что я
Была невинна! Вот, меня ты видишь,
Но я не тень — я женщина, как ты,
Я умереть должна была; но чары
Велят мне жить, неся мое несчастье.
Что слышу я… Несчастная! Скажи мне,
Когда-нибудь в юдоли этой страшной
Ты имена Дилары и Сале
Слыхала?
Близко от меня всегда
Несчастные; когда ты здесь помедлишь,
Они пройдут за мною вслед — вот так же,
Как я должна блуждать здесь по следам
Других несчастных. Оставайся здесь:
Коль злобный рок судил тебе делить
Наш горький плен, мы вместе будем плакать.
Меня бросает в жар и в холод. Видеть
Должна невестку и сестру. Ах, лучше б
Не видеть их! Но вот она, Дилара…
Я узнаю ее, мою невестку,
И участь страшная ее все ж легче,
Чем той несчастной.
Боже, что я вижу?
О Зобеида, бедная, и ты
В земном аду здесь с нами?
О, скажи,
Невестка милая, из Ормуса исчезнув,
Как ты могла попасть сюда?
Однажды
Нашла я перстень в комнате моей,
Блестевший ярче солнца, и надела
Себе на палец радостно его.
И тут же я заснула… а, очнувшись,
Здесь в Самандале очутилась я.
Тут Синадаб приблизился ко мне
С притворной страстью. И хотел насильно
Мной овладеть, но тщетно, и во гневе
Тогда меня он заключил в пещеру
И ввергнул в бездну ужасов. Ты видишь
Лишь часть их, но не все тебе открыто.
Жестокий лицемер сюда приходит
И молит уступить его желаньям,
Суля меня освободить от мук.
Я не сдаюсь; он в бешенстве, с проклятьем
Уходит прочь, и остаюсь я вновь
В моей тоске, средь стонов и рыданий,
И плачу вместе с жертвами другими.
О Синадаб, злодей! Теперь я вижу,
Что жрец был прав.
Но ты, сестра моя,
Как очутилась здесь?
Могу уйти я;
Не бойся за меня.
Что говорит
Супруг мой о моем исчезновенье?
Клянет, наверно, разлюбив меня.
Не бойся, скоро, может быть, Дилара,
Окончатся мученья! Шемседин
С моим отцом сейчас под Самандалем
С войсками: верю, что благое Небо
Победу им пошлет.
Что слышу я!
Но если победит он Синадаба,
Супруг меня любить не станет больше,
Я не могу ему женою быть.
Но почему?
Я больше не Дилара,
Хоть и кажусь тебе Диларой.
Что же,
Что это значит? О, скажи яснее,
Я не пойму…
Мне стыдно, Зобеида,
Тебе открыть несчастие мое.
Нет, не стыдись и смело все открой мне.
Я больше не Дилара. Вот, взгляни.
Ты в ужасе! Но я иду свершать
Мой страшный круг, должна тебя покинуть.
О звезды! Что я вижу! Как же терпит
Подобного преступника земля?
Ах, вот сестра моя! Какие муки
Несчастную терзают?
Зобеида,
Мне не хватало этого для горя.
И ты здесь? Ты?
Не плачь, моя Сале,
Иль я умру. Не бойся за меня.
Скажи, как ты из Ормуса исчезла,
Каким путем к преступному тирану
Попала ты во власть?
Тому пять лет,
В сопровождении двух слуг, Бригеллы
И Труффальдино, я в садах дворцовых
Гуляла; вдруг мы видим на дорожке
Перед собой роскошнейший ковер.
Не думая, мы на него ступили;
Едва его моя нога коснулась,
Как он на воздух тихо поднялся
И в Самандале с нами опустился.
Судьбы рабов не знаю. Синадабу
Развратному противилась я долго…
Молчи, сестра. Я знаю все. Утешься:
Масуд, жених твой, наш отец и брат
Здесь, в Самандале.
Как? Отец, мой, брат?
И мой жених Масуд? Увы! Что пользы,
Что любим мы друг друга?
Но, сестра,
Быть может, этот изверг Синадаб
За добродетель покарал тебя Жестоко?
О, жестоко… слишком!
Чем же? Сале
О, не желай узнать, сестра, в чем мука
Твоей сестры. Нет зрелища ужасней.
Прошу, избавь меня от этой скорби.
Не вынести тебе, когда увидишь,
Как я страдаю…
Нет, хочу я знать!
Хочу, чтоб запылал сильней мой гнев
Для страшной мести.
Я тебя молю,
Не мсти. Пусть я страдаю в заключенье,
В пещере страшной; ты же, если любишь,
Спасайся от злодея. Знай: мне сердце
Грызет всечасно лютая змея.
Какая мука! Видишь, что за казнь
Переношу я: раненая грудь
Истерзана, и все же я должна
Дышать и жить в мученье беспрестанном.
Несчастная! Я больше не могу.
Терпи, сестра; я пред веленьем Неба
Смиряюсь!
На себя зову я месть.
Подумай только: я его жена;
Злодей держал меня в своих объятьях!
Как? Он твой муж?
Да. Презирай меня:
Ведь я жена злодея, что всех нас
Так страшно и неслыханно терзает;
Он муж мой; я была в его объятьях.
Горю я от стыда.
О, что я слышу!
Беги, коль можешь; страшен мне удел твой,
Беги от ложа адского, беги!
Я больше не могу с тобой остаться.
Теперь удвою слезы и рыданья
И буду ими воздух я тревожить.
Уже сейчас терплю я наказанье
За грех невинный мой. Я вне себя
От горя, от отчаянья, от страха.
Жестокий Абдалак! За что ж меня
Чудовищу в добычу отдал ты!
О дочь моя! Надеясь вырвать душу
Заблудшую из пропасти греха
И Небу возвратить, я это сделал.
Но ты права, я виноват.
Ты здесь?
Не будем медлить. Видела ты все
И убедилась, что твой муж преступник,
Что он тебя не любит.
Слишком ясно.
И веришь ты, что в день сороковой,
Наутро превратит тебя злодей В телицу?
Как же ты, что все проник,
Все знаешь, как же ты несчастным этим
Не хочешь возвратить их прежний облик?
Ужель меня ты защитить не в силах
От превращенья страшного? Ты только
Пугать умеешь.
Дочь моя, отец твой
Совершил великий грех и на себя
И на своих детей навлек несчастье.
Он должен смыть неслыханною смертью
Свой грех; когда его он не очистит,
То я — пока во образе людском
На свете существует Синадаб --
Не в силах род несчастный твой спасти.
Так свыше суждено. Не смею больше
Тебе открыть.
Жестокий, так зачем
Смущаешь ты мой ум, когда не в силах
Ты мне помочь? Так смерть грозит отцу?
Смерть, Зобеида.
И спасти не можешь
Наш род, пока во образе людском
На свете существует Синадаб?
Увы, все так.
Темны твои слова.
Страшны условья, помощь невозможна.
Все это так. Условия жестоки,
Спасение почти что невозможно.
Но если будешь ты беспрекословно
Повиноваться мне, то слабый луч
Надежды есть.
Повиноваться слепо
Я обещаю.
Хорошо. Увидя
Родителя, с ним гневно говори.
Как? Гневной быть с отцом моим любимым?
Но сделаю усилье.
Синадабу
Высказывай ты нежность и любовь
Сердечную.
Нет! Это невозможно!
При имени его пылаю гневом
И жажду мести… Абдалак, скажи:
Но этим я спасу отца?
Надейся.
О дочь моя! Увы, тому не быть.
Меня же — сделай вид, что ненавидишь.
Все сделаю, чтобы спасти отца.
Внимай же мне и точно все исполни,
Как я скажу. Храни тебя, о Небо,
И всякого, чтоб тень хоть подозренья
Закралась к Синадабу как-нибудь,
Что я твой друг. Сегодня же и завтра,
И как бы ты ни мучилась от жажды
И голода, — ни пищи, ни питья
Не принимай; следи сегодня ночью
За всем, что будет делать Синадаб,
Чтоб он не замечал, — я буду близко,
Настороже. Теперь идем, пора,
Ты без меня из роковой пещеры
Не сможешь выйти. Следуй же за мной.
О Небо! Дай мне сил. Терзают грудь
Страданье, ужас, гнев и отвращенье…
Не вынесу, коль ты меня покинешь!
Действие третье
правитьДовольно! Слишком долго я терпел!
Ты, наглая, бесстыдная, не стоишь,
Чтоб дочерью я звал тебя! В плену
Вы прячете Дилару и Сале;
Те два раба, что в лагерь к нам бежали,
Мне подтвердили правду, ужаснув
Рассказом о чудовищных деяньях
Преступника. Твоя любовь слепая
Заставила тебя возненавидеть
Богов, людей, весь мир, забыть себя;
Родителя ты дерзко оскорбляешь,
Не думаешь ты больше о сестре,
О чести брата, о своем отце…
Что ж, наслаждайся со своим злодеем;
Быть может, смерть отца увидишь ты,
Но знай, что не умрет он неотмщенным.
Отец разгневан. О насмешка рока!
Зачем я не могу его обнять
И плакать вместе с ним о нашем горе?
Ты дочерью меня назвать не хочешь.
Я имени отца тебя лишаю!
Когда напрасны все мои советы
И веришь ты предателю, который
Раздоры сеет, а не мне, — пускай же
Судьба твоя свершится.
О злодейка!
Но заслужил я за мои грехи,
Чтоб на пороге смерти все несчастья
Мне сразу испытать.
О, как он бледен!
Несчастный! И не смею я утешить,
Рыдая, броситься к его ногам.
Когда б он знал, что этим я спасаю
Его от смерти? Но нельзя…
Бедер!
Я вижу, оскорбить меня ты хочешь.
Довольно. Иль поверь моим речам,
Иль возвращайся в лагерь. Будь что будет.
Так слушай же. Клянусь перед богами,
Что если в стены города победно
Войдут мои войска, то первой жертвой
Воинственного гнева будешь ты.
Напрасные угрозы, пыл бесплодный.
Твой ум расстроен; гнев твой слеп. Прощай!
От дочери сносить мне оскорбленья?
Умри же от моей руки! С тебя
Начну я месть свою!
Потише, потише, ваше величество, не безумствуйте!
Держи его, Панталоне, держи его, ради всего святого!
О, если б гнев свой
Он утолил! О, если б меч его
Пронзил мое истерзанное сердце!
Бедненький! Ведь отец: как мне жаль его! Бедненькая! Ведь плачет; ничего не понимаю.
Знай она, что ей предстоит стать телкой, она не была бы так дерзка с отцом!
Ты плачешь? Я надеюсь, это слезы
Раскаянья; в тебе проснулось чувство
Любви к отцу?
Увы! Неумолим
Приказ жреца!
Я плачу оттого,
Что здесь, в своем дворце, терплю угрозы;
Что оскорбленьям мой супруг любимый
Подверг меня; от гнева плачу я.
Бедер, ты оскорбляешь сам себя
Угрозами своими. Ты же знай,
О Зобеида, хоть тебя люблю я,
Но дочь с отцом так дерзко говорить
Не смеет. Будь уверена, что Небо
За этот грех великий непременно
Тебя накажет.
Ох, опять насчет Неба пошел разговор.
Все понятно. Небо ее обратит в телушку.
Адский лицемер!
Я не могу снести, чтоб поносили
При мне супруга моего!
Злодейство
Неслыханно!
Вот увидишь, Панталоне, Бедер превратится в борова.
Не уверен: скорее в индюка, бедный малый.
Супруга, удались
В свои покои.
Я вам повинуюсь.
Что ждет отца? О, слишком много скорби
Ты на меня взвалил, жестокий жрец!
Министры, стража, удалитесь все.
Бедер, останься. Дружески с тобою
Хочу поговорить.
Повинуюсь, ваше величество. (В сторону.) Бедный Бедер! Бедный Бедер! (Уходит.)
Будет изжарен с луком. Какой кус индюшатины! Так его и вижу. У нас при дворе нет достаточно большого птичника. (Уходит со стражей.)
Надеюсь я,
Что добровольно возвратишь ты мне
Дочь и невестку, вымолишь прощенье
За то, что так коварно их похитил,
И, наконец, раскаявшись…
Довольно!
Я чту тебя, так уважай меня.
Прощаю гнев твой, вызванный мечтаньем
Иль волею лукавых, злобных духов
В твоей душе. И думаю я только
О неповинных подданных моих,
Подвергнутых всем ужасам войны,
И о твоих войсках, безвинно также
На гибель и на бойню обреченных.
Их души будут вопиять о мести,
И их услышит Небо. Нам не должно
Из-за досады, прихоти иль гнева
Людские жизни в жертву приносить.
Бедер, не больше ты, чем человек,
Так точно, как и я. Мы здесь с тобою --
Монархи оба; ты ж не слабоумен.
От гнева я горю! Насколько меньше
Открытое злодейство оскорбляет,
Чем тайное и скрытое коварство.
Ты ненавистен мне. Я знаю все,
Что скрыть ты хочешь: брось свое притворство;
Не отрицай… В твоих глазах свирепых,
Что, избегая взгляда моего,
Гладят по сторонам иль смотрят в землю,
Написано, какое злое сердце,
Коварное, живет в твоей груди,
Изъязвлено пороком и нечестьем.
Я искренен. Не тратя много слов,
Скажи, что ты хотел. Ты мне сдаешься
Ужасною гремучею змеей;
Ты страшен мне; кончай иль я уйду.
Я радуюсь, когда имею случай
В терпенье упражняться. Мы одни.
Бушуй, как хочешь: все перенесу я.
Хочу лишь, чтобы этой ночью ты
Обдумал все. Быть может, воля Неба,
Чтоб заблуждался ты… Коль на рассвете
Ты не уйдешь от наших берегов
И бой решишь начать, резни кровавой
Не допущу я; но в соседний лес
Ты на заре приди, один, с оружьем.
В лесу поляна; там и жди меня.
И там один из нас своею кровью
Невинной крови море сохранит.
Но поклянись мне головой своею,
Что никому об этом ты не скажешь.
Молчать клянусь и я своею жизнью.
А сыну повели, что, если завтра
Ты к вечеру не возвратишься в лагерь,
Пусть вместе с войском отплывает он.
Я ж дам приказ, чтоб завтра, в час заката,
Коль во дворец свой я не возвращусь,
Тебе ворота города открыли.
Тогда войди, проверь все подозренья,
Рожденные ошибкой. Но прошу
Тебя за подданных моих невинных:
Гнев утоли одной моею кровью, Бедер.
И пусть ответ на эту просьбу
Устам твоим внушит благое Небо!
Как быть? Мне предсказали мудрецы,
Что смерть найду я здесь, под Самандалем.
Коль вызов на таких приму условьях,
Умру на поединке; и тогда
Сын должен будет этот край покинуть
И без жены, и без сестры, оставив
Мой прах неотомщенным. Но ведь мне
Предсказано, что будет смерть моя
Неслыханной, невиданной, нежданной,
Ужасной, жуткой; а такая смерть
На поединке и в сраженье честном --
Смерть храбрых, смерть обычная, — не та,
Какою угрожали мне зловеще
Гадатели.
Так долго размышляешь?
Что это — уж не трусость ли?
Презренный!
Мне трусость незнакома.
Отказавшись,
Я выкажу смешным себя; войска же
Возропщут, что на бойню их обрек,
Спасаясь сам… О нет! Моя рука
Не дрогнет перед этим недостойным;
Вещает сердце мне, что от него
Я смерти не приму. — Так, Синадаб!
Я принимаю вызов; Магометом
Клянусь, что все условия твои
Исполню я. С рассветом буду там,
Где ты сказал. Но берегись: не вздумай
К предательству прибегнуть иль к засаде;
Сумею так распорядиться я,
Что, если ты своей изменишь клятве,
Наказан будешь ты. Я жажду крови
Твоей, я жажду отомстить тебе
И дочери моей — и умереть;
И ожиданье завтрашнего утра
Мне будет вечностью. Я жду тебя.
Ступай же, дерзкий! В лагере найдешь ты
Мной посланную Смуту, чьи деянья
Тебя заставят охладить твой пыл
И отозвать войска; а если нет,
Еще в теченье ночи испытаешь
Всю силу чар моих, всю власть над войском;
И сам ты ночью поспешишь отплыть.
Но если же мои ночные чары
Не удадутся мне, придешь ты в лес
На вызов мой; тогда с тобой случится
Вещь беспримерная, и сам при мысли
О ней я трепещу… Но так погибнут все,
Все, кто посмеет спорить с Синадабом.
Жрецу не верит больше Зобеида;
Все за меня, и завтра без труда
Отдам ее во власть ее судьбы.
Я не могу понять: как можно дольше,
Чем сорок дней, терпеть с собою рядом
Одну и ту же женщину? Несносно
И скучно! Так ступай же, Зобеида,
С другими в стадо: новую хочу я!
Доволен будь, о Синадаб! Страшнее
Поднять бы в стане было невозможно
Ссор и раздоров. Против Шемседина
Масуд уж в гневе; Шемседин не меньше
Ярится на Масуда; брат на брата
Встают в войсках; рабы и те готовы
Поубивать друг друга. Но пора мне.
Спешу любовников счастливых ссорить,
Вносить раздор в семью и распри в храмы,
В обители, где должен мир царить:
Взамен его хочу царить там я.
Мир, дружба и любовь мне ненавистны.
Смелее, верные мои! Разите
Его солдат иль в плен берите их!
Предатель, защищайся — я коварство
Твое узнал! Один из нас умрет.
Ты царский сын, но я ведь тоже князь.
Не оскорбляй меня. Мечтаешь ты,
Что победишь, и на меня слагаешь
Свою вину. Бесчеловечный изверг!
Спеши оплакать все твои грехи.
Часть сердца лучшую мою ты отнял;
Я должен уважать тебя — ведь ты
Сын моего царя, но из терпенья
Не выводи меня, или мой гнев…
Злодей презренный! Что ты разумеешь
Под этими словами? Защищайся,
Иль ты раскаешься.
Но видит Небо --
Я больше не стерплю обиды. Боги!
Невинного спасите: вам открыта
Моя невинность и его злодейство,
И то, что против воли с ним сражаюсь.
Коль силы есть во мне, еще недолго
Противиться ты сможешь.
Если Небо
Захочет нечестивца наказать,
Оно свершит моей рукою кару.
Мой сын! Масуд! Что вижу я! Что с вами?
Не гневайтесь, отец. Пусть он умрет!
Коль Небо вас лишит такого сына
Не жалуйтесь!
Остановись, Масуд.
Сын, повинуйся мне! Сейчас же в ножны
Мечи вложите! Что же это значит?
Несчастный я! Двойное бремя горя
И бедствий давит вашего царя!
Мои войска пошли все друг на друга;
Кровь льется; в лагере согласья нет,
И прежние друзья врагами стали.
Рабы друг друга смертным боем бьют,
А сын мой с лучшим другом в бой вступает.
Так вот на Самандаль поход желанный?
Мой сын, так за меня ты мстишь?
Масуд, Ведь я тебя любил. Таким путем
Несчастному царю стать хочешь зятем,
Убивши сына моего? Откуда Ваш гнев?
Что значит этот поединок?
Так слушайте, отец, и, если гнев мой
Несправедлив, приму я наказанье.
Я лесом шел и вдруг перед собою
Увидел мать покойную мою.
Она мне внятным голосом сказала:
«О Шемседин мой! Берегись Масуда,
Предатель этот дочь мою Сале
И милую жену твою Дилару
Похитил и в плену обеих держит.
Он Синадабу предал Зобеиду,
Он подкупил гадателей, презренный,
Бедера легковерного завлек
Под Самандаль, и здесь он, сговорившись
С преступным Синадабом, вас погубит.
А здесь и перебежчики-рабы,
И все, что говорят тебе иное,
Подкуплены Масудом; он стремится
Всех погубить, потом Сале взять в жены
И, Ормус захватив, стать там царем». Тут мать исчезла, мне оставив в сердце Гнев, ярость и желанье лютой мести.
Ложь гнусная! Неслыханный злодей!
Не думал я, что ты душой так черен,
Масуд! Коль правда все, что ты ответишь?
Отвечу, государь, что возмущен я
Такою клеветой и предлагаю
Гадателей, рабов и самого
Меня подвергнуть пытке и допросу,
Чтоб истину узнать. С тебя довольно,
О Шемседин? Но бойся, коль скажу я,
Что мне известно.
Что сказать ты хочешь?
Скажу, хотя источник слез кровавых
Откроется у твоего отца
И у меня. Пусть на мою главу,
Бедер, падут все наказанья Неба,
Коль я солгу. Я был в своем шатре;
Со мною два начальника моих --
Гафур и Тимо; оба подтвердят
Рассказ мой. О войне мы говорили.
Я каждого одушевить старался,
Чтоб не боялись смертью храбрых пасть.
Как вдруг Сале явилась предо мною,
Несчастная Сале… О Небеса,
Когда б забыть я мог виденье это!
Моя Сале, вся кровью залитая…
Она явилась и сказала мне:
«Масуд, вели ты воинам своим
Идти на брата моего, злодея
Безбожного! Меня лишил он жизни;
В саду дворцовом схоронил меня;
От ревности слепой свою супругу
Дилару он убил; когда ж случайно
Открыла преступленье это я,
Кровавый меч он в грудь мою направил
И рядом с ней он умертвил меня,
А после с ней меня похоронил он.
Отмсти, Масуд! Гадателей слова
И тех рабов — все измышленья брата,
Чтоб преступленье в тайне сохранить».
О дьявольская ложь! Нет сил терпеть.
Прости, Бедер, я мщу за дочь твою!
Что слышу! Стойте! Иль отцовской кровью
И кровью государя твоего,
Усталого от жизни, обагрите
Свои мечи.
Отец мой, удалитесь,
Он должен умереть!
Да, удалитесь --
Умру иль отомщу за смерть ее.
Ну, если все слова мои напрасны,
Пусть меч слепую ярость прекратит!
Остановитесь все: пред вами
Смута! По воле Синадаба в этот лагерь,
В различных образах являясь людям,
Она внесла смятенье и вражду.
Ты, Фурия, всю истину открой
Или навек запру тебя в могилу.
Все правда… Но пусти меня на волю,
Жрец, пощади!
Ты, адская чума,
Ты, смертных бич, увы, тебя я должен
В распоряженье высшее богов,
Которых чту, вернуть. Но подвизайся
В судах, и пусть высокие умы,
С тобой сражаясь, получают славу.
Тебе готова я повиноваться
И больше, чем когда-нибудь, дам случай
Противникам моим добыть и славу
И выгоду.
Ступай! Почтенным судьям
На помощь посылают Небеса
Терпенье, чтоб тебя судить и слушать.
Прости мне, Шемседин!
О милый друг,
Приди в мои объятья!
Славный светоч,
Я всем тебе обязан!
Ты все знаешь --
Так проясни мой ум, скажи мне только,
Умру ли я, сраженный Синадабом?
О злополучный. Что ты хочешь знать?
Нет… Синадабом ты сражен не будешь…
Но… боги… Успокойте лагерь ваш;
Пусть каждою его судьба постигнет.
Я больше не могу сказать ни слова.
Так! Хорошо! Мой сын, Масуд, войска
Вы усмирите. Должен я, мой сын,
Поговорить с тобой наедине…
Потом вернусь я в лагерь. Ночь уж близко!
Действие четвертое
правитьУпрямый жрец преследует меня!
Напрасны были все старанья
Смуты; Когда она войска бы развратила,
Бежали б все давно! Я обещаю
Тебе несчастье, вражеское войско!
К твоей досаде вящей, дерзкий жрец,
Пойду и приготовлю превращенье
В телицу Зобеиды. Коль посмеешь
Ты помешать мне войско истребить.
Неслыханная месть тогда постигнет
Царя Бедера, моего врага,
И всех, кто с волею моею спорит.
Ты понял все, мой сын? Пусть лагерь будет
Вполне готов и в боевом порядке.
Но подожди на город наступать.
В заката час увидимся. А если, --
Но этого, уверен я, не будет, --
Я не вернусь, плыви с войсками в Ормус
И царствуй там, мой сын.
Но почему же
Не разделить мне с вами этой тайны?
Нет, мой отец, я в этом послушанья
Не обещаю.
Сын мой! Твой отец,
Твой царь тебе повелевает так.
Обнимемся. Теперь иди на отдых.
Я ободрить войска мои вернусь.
Чудесный старец тот меня заверил,
Что Синадабом я сражен не буду.
А в остальном — себя вручаю Небу!
Но как ты мог так отпустить отца?
Он тайной все облек и, без сомненья,
На верную опасность он идет,
Скрывая все от нас.
Ты прав, Масуд,
Упреки справедливы. Странный ужас
Проник мне в сердце; за отца так страшно,
Что не хватает сил мне. Умоляю,
Смени одежду и за ним последуй
Ты незамеченным: дрожу при мысли,
Что в западню жестокого врага
Он попадет. Тебе его вручаю.
Все сделаю. Он дорог мне, как сыну.
Да, против Синадаба он предпринял
Опасный шаг, догадываюсь я.
О воины, пора вам на покой:
Уж ночь близка. Кто на часах стоит,
Неси усердно службу; остальные
Усталым членам отдых дайте все.
Труффальдино и Бригелла просят друг у друга прощенья за побои.
Бригелла спрашивает, действительно ли он ему прощает?
Труффальдино говорит, что от всей души, и в доказательство этого будет мирно спать рядом с ним.
О рыцарей минувших дней примеры!
Врагами были — были разной веры…
Еще у них изрядно ныли спины…
Так хорошо прошлись по ним дубины.
И все ж в густых лесах чужой земли --
С доверьем полным рядом спать легли.
Труффальдино просыпается, зовет Бригеллу.
Бригелла, сонный, спрашивает, чего он хочет.
Труффальдино, — нашла туча, скоро польет дождь.
Бригелла говорит, что хорошие солдаты на такие пустяки не обращают внимания. Засыпает и сильно храпит.
Труффальдино жалуется, что ему холодно, ветер пронизывает его.
Труффальдино вскакивает, зовет на помощь.
Бригелла и остальные воины --также.
Жестокий Синадаб, твой адский дух
Тебе внушает страшные деянья.
О силы Неба, если благосклонны
К невинным вы, то этих жертв несчастных
Вы удостойте милости своей.
Ужели адским пламенем безбожник
Созданья ваши сгубит и сожжет?
Услышьте, боги, голос мой усталый,
Разрушьте силу этих страшных чар
Иль, чем предать людей невинных смерти,
Все пламя обратите на меня,
И пусть обугленный и жалкий труп мой
Не видит больше торжества порока.
Утихни, дождь! Вы, духи преисподней,
Из сфер воздушных возвратитесь в ад.
Благодарю богов за милосердье!
Панталоне спрашивает Тарталью, видел ли он, как огненный дождь пал на лагерь?
Тарталья, — да; и, верно, сейчас все эти несчастные перебиты, изжарены, и т. д.
Панталоне резко нападает на Синадаба, которого он в то же время боится.
Тарталья, — а где Синадаб?
Панталоне, — в опочивальне с царицей. Он надеется, что Синадаб раскаялся и не превратит ее в животное.
Тарталья, — наступает сороковой день; невероятно, чтобы Зобеида избегла общей участи.
Панталоне не может примириться с таким преступлением; если уж Синадаб непременно хочет, чтобы его жены подвергались превращеньям, то пускай бы он лучше запирал их в пристойном серале и держал там в заключении, чем пускать их по улицам в виде животных.
Тарталья говорит, что Синадаб похотлив, но и скуп; он желает удовлетворять свои капризы, не тратя на это денег, и сначала натешится своим капризом, а потом отправляет его пастись на травку. Вот в Неаполе он знавал таких магов, и т. д.
Панталоне говорит, что в Венеции он, слава богу, таких не знал, да там, верно, их и нет.
Тарталья, — может ли он в этом поклясться?
Панталоне, — нет, но он надеется, что на его родине таких чернокнижников нет.
Тарталья, — хорошо он делает, что надеется, он тоже на это надеется, но есть пословица: «Кто дурное предполагает, всегда угадает», и т. д.
Я вне себя, я весь пылаю гневом
На этого жреца. Своею силой
Он мстительный огонь мой удержал.
Но, дерзкий жрец, напрасны все старанья;
Враги мои погибнут; беспощадно
Постигнет их неслыханная месть.
Бедер и сын его обречены.
Ты хочешь победить — кого? Меня!
Так, опий действует. Я не ошибся.
Несносное, постылое созданье,
Я не хочу насильно с нею жить.
Сон ей сомкнул глаза. Я приготовлю
Обычные чудесные составы;
Проглотит их, и рок ее свершится.
Явись, ручей, из недр болотных Стикса!
Ты, Аргусом добытый порошок
Из сердца охраняемой им телки,
Что громовержец поручил ему,
Ты, кинамон, ты, адский сахар, — вместе
Чудесное вы тесто образуйте
И дайте силу дивную ему.
Явитесь из седьмой злой ямы ада,
Пеките, угли, вы мое изделье.
Проклятье этой пище! Пусть она
Поможет Зобеиду превратить,
И бешеным быкам неукрощенным
Я на потеху обреку ее.
Исчезните, стихии: все готово!
Скорее в лагерь! И царю готовить
Ужасную, неслыханную месть.
Ты, злополучная, ты завтра ночью
На сене будешь спать. В моей пещере,
Устав хранить в мученьях добродетель,
Другая женщина захочет, верно,
На волю, глупая: и сорок дней
Добычей новой буду наслаждаться!
О, что несчастной мне пришлось увидеть?
В какие руки я попала, боги?
От ужаса трепещет все во мне.
Не знаю, где я. Что со мною будет?
Прислужницы… на помощь… Смеральдина!
Что с вами, дочь моя? Где ваш супруг?
О, что за страшные слова… Ручей…
Огонь… Что я увидела, о боги!
Да вы еще теперь во сне!
Проснитесь! Что ж видали вы?
Ах, ручей, огонь…
Я ничего не смею ей открыть.
Мне облегченья нет.
Ручей? Огонь?
Она сошла с ума. Рабы, на помощь!
Молчи, болтунья, и уйди отсюда.
Все из-за вас, все вы, старик проклятый.
Мы жили мирно, вы же развели
Такое беспокойство при дворе
Своим «молчи» и тьмою всяких сказок,
Что все мы полумертвые от страха,
Бедняжка же сошла с ума.
Я рада,
Что наконец пришел ты. Смеральдина,
Уйди отсюда.
Да, пускай уйдет;
Поговорить нам надо.
Я останусь!
Хочу и я услышать ваши тайны
И россказни. Вы голову набили
Ей всяким вздором, и теперь ей снятся
Вода, огонь и всякие безумства.
Послушаю, поговорю сама.
Я женщина такая, что сумею
Совет дать неплохой.
Ступай, молчи
Иль раньше, чем минует эта ночь,
Окаменеет твой язык, и больше
Ни слова ты не скажешь никогда.
Ох, это было б хуже всех мучений.
Я не рискну. Прощай, прекрасный старец.
О жрец! Пока я притворялась спящей,
Злодей…
Я знаю все: здесь появились
Ручей и пламя адское, а он
Готовил зелье страшное тебе,
Чтоб превращенье над тобой свершить!
В воде, которую тебе вчера
Раб подал на ночь, был прибавлен опий.
Благодари судьбу, что я тебя
Предупредил и не пила ты воду,
Лишь сделав вид, что выпила ее,
И не спала, а притворилась спящей.
Он может превращенья совершать
Лишь с помощью вот этой адской пищи.
Притом ее он должен приготовить
В присутствии того, кого намерен
Подвергнуть превращенью: так велит
Ему его властитель, сатана.
Я должен был глаза тебе открыть:
Душе влюбленной, чтобы в миг один
Возненавидеть, иногда довольно
Увидеть преступленье. Ты видала
И, верно, слышала из уст его
Намеренье сгубить тебя… так страшно…
И, думаю, уверилась теперь
В его злодействе ты?
О, слишком, слишком!
И что ж? Мы все еще не победили
Преступника; открой же слух, внимай:
Тебе он будет зелье предлагать,
Но если ты хоть малую частицу
Проглотишь, брызнет он тебе в лицо
Своей водой, произнеся проклятье,
И станешь ты немедленно телицей.
Что говоришь ты? И ценою жизни
Я откажусь, не буду есть.
О нет,
Не спорь с ним; адских вымыслов довольно
У варвара, чтоб наказать иначе,
И мы должны тогда надежду бросить
Освободить твоих сестер несчастных
И от чудовища избавить мир.
Так нужно! Повинуйся мне, иначе
Твоим уделом будут скорбь и слезы.
Что ж делать мне?
Возьми же, Зобеида,
Облатки эти, запахом и цветом
Такие ж, как его; когда своих
Тебе предложит он, бери спокойно,
Но тут же обменяй их незаметно
На эти; женской хитростью потом
Заставь его их съесть и тоже съешь.
Но знай одно: тебе его изделье
Опасно, для него ж оно безвредно;
А в том, что я даю, — его погибель,
Тебе ж в нем нет вреда. Довольно будет
Тебе в лицо ему водою брызнуть,
Как он тебе.
Но как же, Абдалак,
Заставить съесть его?
Дитя мое,
Да, это трудно, ибо Синадаб
Сам — хитрость воплощенная. Поможет
Нам то, что верит он в твою любовь
И думает, что на отца ты в гневе
И во вражде со мной. Таким путем
Возможно только обмануть злодея.
Как важно было, чтобы подозренья
Он не имел ни тени, ни минуты.
Разумна ты. Подумай о себе
И об опасности, грозящей брату;
О том, что заживо погребена
Твоя сестра несчастная с Диларой.
Чего ж еще, о дочь моя! Подумай:
В твоих руках бесчисленные жизни,
Которые удастся мне спасти,
Когда не будет больше Синадаб
Существовать во образе людском;
И столько же благословений будет
Над головой твоею, сколько жизней
Я при твоем содействии спасу.
Коль мне удастся, я спасу отца?
Не будем говорить о нем: не время!
Кто запятнает душу злодеяньем,
Бояться должен тот небесной кары.
Идем, тебе еще я дам советы.
Здесь оставаться нам небезопасно.
О, кто еще терпел такую муку,
Отчаянье, и ужас, и тоску,
Как это сердце, этот ум смятенный?
О Небо, помоги, иль я погибну.
Не появись я в облике жреца,
Остались бы все чары бесполезны.
Вот спит мой враг. Его убить я мог бы,
Но на отца весь гнев мой обращен;
Сын мне не нужен. Маленькою местью
Не удовольствуюсь; деянья выше
Мне суждены. Свершайся, месть моя,
Мой замысел! Не изменяй мне, голос,
И Абдалаку верно подражай;
Расставлена ловушка.
Сын мой! Сын мой!
О Шемседин! Проснись!
Кто нарушает
Мой сон и отдых?
Тот, кому ты дорог,
Кто честь твою хранит.
Ты, жрец почтенный?
Ты — друг мне. Но зачем в ночную пору
Пришел ты в лагерь?
Страшная опасность,
В которой оставляешь ты отца,
А сам спокойно спишь, меня толкнула.
Скажи, молю… Открой мне, что скрывает
Мой дорогой отец? Что за опасность
Грозит ему?
На смертный бой он вызван
Жестоким Синадабом; но об этом
Он клятву дал тебе не говорить.
Так требуют условья поединка.
Вон, видишь лес? Там в третий час молитвы
Они должны сойтись. Отец твой стар
И слаб, чтобы с таким врагом сражаться,
Ты ж молод и силен. И что ж? Спокойно
Его в объятья смерти неизбежной
Отпустишь ты?
Благодарю тебя,
Почтенный старец! В третий час молитвы
Пойду в тот лес, на место поединка,
И за отца с противником сражусь.
Пускай отец разгневается, все же
Его опасность на себя приму.
Я так люблю отца!
Нет, милый сын,
Не дожидайся третьего ты часа;
Ведь в этот час туда придет отец.
Тебя увидит он, и неизбежно
Меж вами вспыхнет спор. Я не дозволю.
Сын никогда с отцом не должен спорить.
Но что ж мне делать?
Если ты решился,
С восходом солнца отправляйся в лес;
Я знаю, Синадаб уже там будет:
Не в силах ждать до третьего он часа --
Так жаждет крови твоего отца!
Приди же до условленного часа,
Но запрети тебя сопровождать
Кому бы ни было. На Синадаба
Ты нападешь. Тебя я уверяю,
Что он твоей не вынесет десницы,
И сердце ты пронзишь ему мечом.
Но подожди, прошу, восхода солнца,
Чтобы при свете отражать удары
Противника. К тому ж боюсь, что вдруг
И твой отец не стерпит, не дождется
Зари; и оба, в ослепленье гневном,
Друг друга не узнавши в темноте,
Отец и сын сойдутся… Силы Неба,
Храните нас! Но этого не будет.
Ступай же, сын мой, защити отца
И славу заслужи; коль Синадаба
Ты победишь, окончится война.
Счастливою звездой ко мне ты послан.
Рассвет уж близок; полечу навстречу
Опасности. Отец, прости меня!
Тебе не повинуюсь — из любви!
Ступай, безумец! Абдалак, теперь
Попробуй помешать моей ты мести
Иль Зобеиды участь изменить!
Действие пятое
правитьУж день: злодей не может опоздать.
О, пусть придет! Я жду его и встречу.
Но страшный трепет ощущаю я,
Неведомый доселе мне; как будто
Тень брата все я вижу пред собой
И грозные его упреки слышу.
Но ободрись, Бедер! Сказал мне старец,
Что Синадабом я сражен не буду.
А! Вот мой враг! Я приготовлюсь к бою!
Уж рассвело. Вот лес, а вот и враг мой,
Коварный Синадаб! О Шемседин,
Не трать на рассужденья ни минуты
И — на врага!
Безбожный, защищайся!
Жрец, ты солгал! И вот я умираю,
Сраженный им. Ты победил, злодей!
Да, победил. Глупец, смотри
Вот сын твой!
Вот твой отец, ты сам его убил!
И вот урок вам, как со мной бороться.
Но Синадаб еще не то свершит,
И, если сын твой не бежит отсюда,
Его ужасней наказанье ждет.
О Небеса!.. Нет, нет, мои глаза
Мне лгут!.. О боги!!! Что я вижу?
Сын мой… С мечом окровавленным?
Это слабость Предсмертная глаза мне застилает…
Неясно вижу…
Слишком ясно… Мщенье!
Но что со мной?
Я двинуться не в силах…
Подавлен я… О мой отец любимый!
Жестокости ужасней в мире нет.
Прости, отец… не стою я прощенья…
Сюда, о фурии!.. Меня гоните,
Мне растерзайте сердце!
Успокойся…
Я понял все… прощаю… дай мне руку.
Вот предсказанья мудрецов сбылись.
И смерть моя ужасна и нежданна,
Неслыханна. Тень брата отмщена.
Хотел бы я сказать тебе: «отмсти» --
И не могу. Хотел бы я сказать:
«Беги, спасайся»… но желанье мести
Мешает… Дочери мои в руках
Тирана… Умираю… Умираю…
Земные мысли, оставляю вас…
Мой сын, проси у мудрецов совета.
Я умираю, умираю…
Умер!
А я еще дышу. Моя рука
Безбожная была орудьем сыну.
Чтобы убить отца. Пускай она же
Отнимет у отцеубийцы жизнь.
Стой, Шемседин, что делаешь?
О друг мой!
Не множь моих страданий, погляди:
Вот мой отец, убит моей рукою.
Что вижу, Небо!
Ты же, друг жестокий,
Мешаешь за него мне отомстить.
Не следуйте за мной! Мне стыдно всех,
Мне страшен взгляд людской. Сокройся, солнце!
Глубокий, вечный мрак меня укрой,
Чтобы меня не видели. Найду я
Приют в могиле или в самом мрачном
Ущелье диких гор, вдали от мира.
Увы, пришел я поздно! Что здесь было?
Несите в лагерь тело государя;
За ним пойду я с сокрушенным сердцем.
Поверь мне, дочь моя. Весь этот мир --
Юдоль скорбей и горя; побеждает
Лишь тот, кто бренную людскую плоть
Сумел смиренной и покорной сделать.
Отец твой умер; знаю, ты скорбишь.
Скорблю о том, какой ужасной смертью
Погибнул он!.. Скорблю о том, что в гневе
Расстался он со мной! Когда б могла я
Хотя бы вымолить его прощенье
Пред смертью!
Не печалься, дочь моя.
Он там, откуда видит все. Открыта
Ему твоя печаль, твоя невинность.
Тебя за слезы он благословляет.
Я говорил, припомни, что отец твой
Когда-то был преступен и навлек
И на себя и на детей своих
Несчастье. Кровью искупить он должен
Свой грех; когда его он не очистит,
То я — пока во образе людском
На свете существует Синадаб --
Не в силах род несчастный твой спасти!
Но если месть быть может утешеньем
В людских делах, то месть за смерть отца --
В твоих руках. Коль будешь ты покорна
Тем наставленьям, что тебе я дал,
Ты отомстишь, а брата ты спасешь,
Я ж отворю ужасную пещеру,
Верну тебе твою сестру с Диларой
И сто еще других несчастных пленниц
От пыток дьявольских освобожу.
Ни слова больше! Близится мгновенье.
Малейшая твоя неосторожность --
И все погибло. Должен я уйти.
Мой вид в нем возбудил бы подозренье,
И рухнет все, что ты должна свершить.
Смелее, Зобеида! Не поможешь
Слезами горю. Думай лишь о мести
За бедного отца. Сбери все силы.
Все вспомни: вот отец, убитый сыном;
Убийца неповинный ищет смерти
В отчаянье; сестре твоей несчастной
Змея нещадно пожирает сердце;
Напрасно смерти ждет она и просит.
В чудовище обращена Дилара.
Тебе ж самой грозит остаток жизни
Животным быть. Но до каких же пор
Он будет безнаказанно свершать
Жестокие и страшные деянья?
Ваше величество! (В сторону.) Я пришел отвести ее на скотный двор.
Что хочешь ты, министр?
Его величество Синадаб приказал сказать вам, чтобы вы немедленно пожаловали в сад к фонтану; он желает в вашем обществе позавтракать, освежиться прохладительным питьем и отдохнуть со своей возлюбленной супругой; так он сказал, ваше величество.
Настало время.
Я повинуюсь. Мой супруг уж там?
Как радостно его исполнить волю!
На помощь, Небо, иль погибнем все!
Бедная женщина, бедная женщина… такая прекрасная, такая добрая, и подумать, что ее ждет такая ужасная судьба!
Панталоне (спрашивает Тарталью), что с ним, отчего он плачет?
Тарталья говорит, что он сейчас отправил Зобеиду, чтобы она превратилась в корову.
Панталоне, — неужели она пошла на обычный полдник?
Тарталья, — да. Он в отчаянии, что ему выпало на долю приглашать ее, так как обычно это была обязанность Панталоне.
Панталоне считает Тарталью слишком старым министром, чтобы исполнять такие поручения, и т. д. Соображения — успела ли Зобеида превратиться и т. д.
Сцена необходима для того, чтобы дать время приготовить декорации сада, а Зобеиде — прийти. Можно еще прибавить сцену с Труффальдино, который, устав от лишений и тягостей военной жизни, вернулся, чтобы просить опять превратить его в тигра, так как он видел слишком много ужасов в лагере, особенно, как сын убил отца, и пр. Люди хуже всяких тигров и т. д.
Известно Небу, как я опечален;
Но что же мог я сделать? Твой отец
Сам шел на смерть; и так велели боги.
Смириться ты должна. Вдвойне скорблю
Твоею скорбью, милая супруга;
Утешься, подкрепись немного пищей,
Развеселись…
Не измени мне, сердце!
Мне дурно…
Да, ты прав, супруг мой нежный:
Смириться я должна. Ты прав, конечно.
Отец сам шел на смерть. Но все ж не в силах
Я не скорбеть. Присутствие твое,
Твой вид, что сладостен моим очам,
Вернут мне радость!
Как хватает силы
На эти речи?
Сядем, Зобеида,
И подкрепись. Вот легкие облатки
Из пряностей и спирта; сердцу быстро
Дают покой и силу. Если любишь
Ты Синадаба, так возьми, отведай,
Хоть из любви ко мне!
Отведай их.
И я свободен!
Помоги, судьба,
Подменой этой мне достигнуть цели!
Ну, из любви ко мне…
О, если так
Меня ты просишь, милый, — отказаться Я не могу.
Ну, что ж ты не глотаешь!
О, Синадаб… прости, но я хотела б…
Все пустяки, конечно… Жрец лукавый
Мне говорил… хоть я ему не верю,
Но вспомнилось невольно. Он сказал,
О всех твоих рассказывая кознях,
Что жен своих в телиц ты превращаешь
И им даешь ты снадобья отведать,
В которых сила дьявольская скрыта,
Они-то и свершают превращенья…
И… ты прости… но это вздор, конечно.
О дерзкий! Что посмел он! Вздор, конечно!
Прости мне, милая… не сомневаюсь,
Что ты не можешь и малейшей мыслью
Того, кто любит так, как я, обидеть.
И не обижу.
Но какую силу
Имеет над душою человека
Предателем заброшенное семя
Лукавых слов! Я признаюсь тебе:
Прости меня… Прости, не обижайся:
Ведь это очень важно… Извини
Ты хрупкому и слабому уму,
Игрушке впечатлительности женской,
Прости… И если любишь, так исполни
Ты эту прихоть: съешь одну облатку,
А я тогда другую съем… Прошу я…
Я вижу, ты разгневался?
О нет,
Любимая, твою исполню прихоть;
Целебное с тобой разделим средство.
Вот наконец-то ты попалась в сети!
Облатки эти для меня безвредны!
О жрец, мой враг!.. Погибнет и она.
Так пусть свершится месть моя, о боги!
Постылая, несносная, ступай
К своим товарищам, быкам и телкам!
Злодей, презренный Небом и людьми,
Оставь ты свой благообразный вид
И превратись в ужасного скота!
Измена! Кто посмел меня предать!
Проклятая! Не радуйся… недолго
Придется ликовать тебе… Умри…
Остановись, злодей: настало время
С могуществом твоим тебе расстаться.
Все безобразие, что было скрыто
В твоей душе, во внешности явить.
Сковать его цепями!
О Зобеида, милая! Вот диво!
Помоги им, Панталоне. (Помогает Бригелле.)
Панталоне говорит, что готов всеми своими драгоценностями пожертвовать.
Проклятье! Где мой трон? Где скипетр мой?
Плутон, на помощь! Силы хватит мне --
Со всеми справлюсь!
Положу конец
Презренной жизни! Так за смерть Бедера
Я отомщу.
Сдержись, не унижайся,
Масуд. Ты хочешь слишком честной смертью
Вознаградить злодея. Больше всех
Имею право я на гнев, на месть;
Отмстить и за отца и за себя,
За все его грехи, за все злодейства.
Пусть на показ чудовище ведут
По улицам столицы, погоняя
Колючими бодилами нещадно,
Чтоб вся его спина была в крови;
Пусть чернь его забрасывает грязью,
Каменьями, как в цель, в него кидает;
На площади потом разжечь костер,
И в пламени пусть корчится он с воем.
Сожгите вы нечистый труп и кости,
Трещащие в огне, в прах обратите,
Развейте в воздухе и бросьте в море,
Отец! Коль мало этого, готов я
Отдать и жизнь постылую мою.
Ты победил, о жрец и Зобеида
Невинная! Мои же злодеянья
Вам дали силу победить меня.
О горе! Те, кто шел против меня,
Теперь меня они же обрекают
На муки, на посмешище, на казнь.
В моей душе… в моей душе живут
И кроются враги мои. Не сможет
Никто понять, какая сила муки…
Какой смертельный ад в моей груди.
Жрец Абдалак, невинным помоги;
Ты можешь все отныне. Чистых женщин
Освободи и счастье им даруй.
И пусть — костер… И пусть — любая смерть;
Я жажду смерти, мне она сладка,
И легче смерть, чем эти угрызенья!
Бедер своею кровью преступленье
Свое очистил. Синадаб отныне
Не существует в образе людском.
В моих руках вся сила, Зобеида.
Откройся же, ужасная пещера.
Дилара и Сале в свой прежний облик
Вернутся и в объятья поспешат
Одна — к супругу, к жениху — другая.
Другие пленницы освободятся --
Телицы, кобылицы, овцы, козы
Превращены все будут в женщин вновь.
Старайтесь новым счастьем наслаждаться;
Минувшие печальные событья,
Склонясь перед божественною волей,
Примите все покорно и смиренно.
Да будет всюду радость, мир и праздник.
Супруг!.. Сестра!.. Кого благодарить
За это счастье?
О Масуд! Мой брат!
Сестра!.. О, кто же спас меня из ада,
В котором мертвой заживо была я?
Любимая супруга и сестра!
Спаситель наш — вот этот жрец почтенный,
Что здесь стоит! Его благодари.
Нет, боги это все предначертали,
А Зобеида привела к концу.
Ликуйте все вы. Я же не способна
К веселью. Боги! Быть женой такого
Чудовища, преступника, злодея!
Стыжусь я за себя. Одно утешить,
О души добрые, меня могло бы:
Знак вашей благосклонности малейшей,
И жалости ко мне, и поощренья!